Текст книги "Табия (СИ)"
Автор книги: Тупак Юпанки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)
– Настоящая ювелирная работа, Альбус. Все заклинания отсеяны вручную.
– Вы сняли чары? – повторяет Гарри, обращаясь уже к Лавгуду.
– Да, хоть и пришлось повозиться.
– Тогда почему не вернули мне её раньше? Хотели проверить, какие заклинания я применял?
– Вообще-то я только что закончил, – отвечает Лавгуд уже совершенно другим, холодным тоном. – Я потратил на это часов пятнадцать.
– А, – смущается Гарри, – тогда спасибо. Я могу её забрать?
Дамблдор смотрит на палочку так, словно решает, стоит ли возвращать её, но потом кивает. Пока Гарри прячет её за пояс, Лавгуд достаёт что-то из кармана и так же кладёт на стол.
– А вот это практически искусство. Следящие заклинания я снял, но в нём есть что-то ещё. Вряд ли что-то опасное, но сильное.
– Чары? – поднимает голову Дамблдор.
– Нет. Похоже на отпечаток какого-то заклятия, просто сгусток энергии. Он не вреднее, чем какой-нибудь шарлатанский амулет. Но вещица интересная.
Лавгуд отходит от стола, и у Гарри ухает сердце, когда он видит поблёскивающее на деревянной поверхности кольцо Марволо. Дамблдор задумчиво рассматривает его, проводит над ним рукой, наклоняется ближе, но потом вздыхает и откидывается на спинку кресла.
– Безделушка, – говорит он себе под нос.
– Значит, я могу забрать её? – осторожно спрашивает Гарри, вставая.
– Для чего?
Вопрос сбивает его с толку, и он замирает.
– Вы же сказали, она неопасна и бесполезна.
– Да, это так, но я бы не стал…
Не дожидаясь, пока Дамблдор договорит, Гарри быстро сгребает кольцо со стола и прячет в карман.
– Вам она не нужна, а мне карман не тянет, – говорит он, глядя на потрясённого старика. – Мистер Лавгуд, – продолжает он, не оборачиваясь, – спасибо за то, что потратили время.
– Не за что, – откликается тот, и Гарри уходит, пока Дамблдор снова не заговорил.
Он медленно бредёт по коридору, не особо задумываясь над тем, куда хочет попасть. Отчего-то ему кажется, что кто-нибудь найдёт его, прежде чем он определится с маршрутом. И не ошибается. Как только он сворачивает на лестницу, сверху раздаётся весёлый голос Рона:
– Гарри, иди к нам!
Посильнее стиснув в кармане массивное кольцо, он поднимается наверх и находит Рона, Гермиону, Джинни и Невилла в одной из комнат, где они частенько коротали вечера за обсуждением планов или простой болтовнёй. Иногда комната очень напоминала гриффиндорскую гостиную в былые времена. Рон с Невиллом играли в зачарованные шахматы, из-за очередной книги привычно торчала каштановая копна волос, а Джинни нередко можно было застать за вязанием огромных цветастых пледов или шалей – это занятие она подхватила со скуки от Гермионы, когда они только обживались на новом месте. Сам же Гарри обычно сидел немного поодаль от друзей, погружённый в собственные мысли. В последние два года ему было о чём подумать. По крайней мере, строить планы – это то немногое, что могло принести Ордену пользу, за исключением регулярных вылазок.
Очутившись в их комнате сейчас, Гарри подмечает, что с последнего его визита сюда здесь ничего не изменилось. Такой же задорный уютный огонь в камине, та же спокойная домашняя атмосфера. Даже, кажется, кресла стоят всё на тех же местах. Гермиона сидит в ближайшем к огню, сжимая в пальцах длинный свиток пергамента. Увидев его, она поднимает голову и, просияв, выпаливает:
– Я только что получила письмо от Виктора!
– Отлично, – буркает Гарри, подходя к окну и распахивая одну из ставень: отчего-то ему чудится, что в комнате ужасно душно. – А что, он не в курсе, что сов сейчас перехватывают только в путь?
– В курсе, конечно. Но мы зачаровываем пергаменты. Если не знать пароля, прочитаешь только скучное письмо кузины, которая гостит в Англии у бабушки, своему двоюродному брату.
– Взломать такие чары – раз плюнуть, – Гарри пожимает плечами и прислоняется к подоконнику.
– Да, но вряд ли кому-то придёт в голову проверять безобидное письмо на чары, – на лице Гермионы появляется обычное выражение, с которым она любит втолковывать элементарные, по её представлениям, вещи. – Ты что, Гарри, встал не с той ноги?
– Кажется, обе ноги подвели, – вздыхает он и решает вернуться к теме: – Так что пишет Виктор?
Гермиона вновь склоняется к письму и хмурится, когда её глаза бегают по строкам.
– В Румынии тоже неспокойно.
– Я ведь говорил ему, что не нужно туда соваться, – фыркает Рон, на миг отрываясь от шахматной партии, которую они разыгрывают с Невиллом.
– Сейчас везде неспокойно, – тихо замечает Гарри и, чтобы занять руки, стаскивает с носа очки и принимается протирать их.
– Гарри, – Гермиона откладывает письмо и смотрит на него очень серьёзно. – Я не в курсе, говорил ли тебе об этом Дамблдор, но, в любом случае, ты должен знать. Когда вышел «Придира», после того, как ты… как тебя… – Гарри торопливо кивает, чтобы не вынуждать Гермиону подбирать деликатные выражения. – В общем, после того выпуска многие, кто был на нашей стороне, действительно испугались, что ты, возможно, погиб и что надеяться им не на кого.
– Здравая мысль, – вставляет Гарри меланхолично.
– Но послушай. За первые недели с нашими точками связались несколько сотен человек. Виктор пишет, что наши сторонники объявились и в Румынии. Ты представляешь? Нас становится всё больше!
Водрузив очки на место, Гарри видит, что глаза Гермионы радостно блестят, а на её губах играет оживлённая улыбка. Он оглядывает четырёх друзей по очереди и замечает непонятную ему радость и на их лицах.
– И что? – пожимает он плечами.
– Как «что»? – Гермиона распахивает глаза. – Разве не понимаешь?
– Пока понимаю только одно: моя жалкая попытка принесла хоть какую-то пользу. Но мне кажется, это вы немного не понимаете. Ладно, пусть к вам примкнуло несколько сотен, а к Волдеморту только несколько человек. Но на самом деле это ничего не меняет. Через месяц состоятся выборы, Скримджер уйдёт в отставку – и Министерство будет полностью под контролем Пожирателей. И тогда…
– Что тогда? – вскидывает голову Рон.
– Тогда они проедутся по нам, как асфальтоукладчик по дороге. – Все, кроме Гермионы, хмурятся, пытаясь представить сравнение, но Гарри, махнув рукой, продолжает: – Вы думаете, что надёжно спрятаны в этом сарае? Так знайте: его пока не нашли только потому, что не очень-то и искали. Когда они возьмутся за Орден всерьёз, здесь камня на камне не останется. Сначала наш штаб, потом остальные точки. Поймите, это всего лишь вопрос времени!
Он нервно запускает пятерню в волосы и отворачивается к окну. Ничего они не поймут, ничего. Ими пока что движет голый альтруизм и постепенно угасающая надежда. Они совершенно ничего не знают, а Снейп с Дамблдором не дали себе труд объяснить, как на самом деле обстоят дела. Конечно, оно, наверное, и правильно. Вот только бесполезно. И нечестно.
– Гарри, – мягко начинает Джинни, когда пауза затягивается, – поначалу я думала, что у тебя просто стресс или шок или что-то там ещё. Я думала, тебе всего лишь нужно отдохнуть и прийти в себя после возвращения. Но сейчас мне почему-то кажется, что ты ведёшь себя так, как будто…
– Как будто точно знаешь, что надеяться не на что, – мрачно перебивает Невилл.
Снова повисает молчание. Гарри требуется несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и вновь повернуться к друзьям. Все они отложили свои занятия и теперь смотрят на него с недоверием и тревогой.
– Кажется, Люпин за завтраком всё прекрасно озвучил, – говорит он, глядя в пол. – Это как… Ну, как пчелиный улей. Убиваете одну пчелу или даже десяток, но пока матка жива, они будут плодиться до бесконечности. – Рон уже открывает рот, чтобы что-то вставить, но Гарри продолжает: – Даю перевод: пока жив Волдеморт, все наши потуги бесполезны. Убить его, вроде как, могу только я. А у меня ничего не вышло и другого шанса не представится. Вот и всё.
Пока друзья переваривают сказанное, Гарри прислушивается к себе. Только что он лаконично и довольно метко обрисовал ситуацию, которая сложилась фактически по его вине. Он пытается услышать глас совести или хотя бы почувствовать стыд, но всё на удивление тихо. Последние слова он произнёс, можно сказать, с равнодушием, словно речь не идёт об их грядущем уничтожении.
– И что ты предлагаешь? – наконец спрашивает Рон.
Гарри в ответ недобро усмехается.
– Извини, Рон. Моя лавочка свежих идей, кажется, закрылась два месяца назад. Отправиться к Волдеморту лично – это последнее, что я мог предложить Дамблдору. И я облажался.
– Давай посмотрим на это с другой стороны, – внезапно говорит Невилл спокойным, примирительным тоном. – Хуже от твоего пребывания в ставке никому не стало, а ты узнал там, думаю, немало полезного.
– Ох, Невилл, – Гарри задирает голову и упирается затылком в стекло. – Лучше бы не узнавал.
– Неужели всё на самом деле так плохо? – спрашивает Джинни в пространство. – Вернее, неужели у них всё так хорошо?
– Лучше, чем мы представляли, – шепчет Гарри.
– Тогда, может… – Рон окидывает неуверенным взглядом остальных, явно готовясь задать вопрос, мучающий их всех. – Может, расскажешь нам, как там? – Гарри смотрит на него и открывает рот, но друг предупреждает все его попытки возразить: – В смысле, нормально расскажешь, а не как утром?
Заранее настроившись отнекиваться, Гарри мотает головой, но тут голос подаёт Гермиона:
– Пожалуйста, Гарри. Мы должны знать. Мы имеем право знать всю правду, если её от нас опять скрывают.
– Мы уже не дети, – подхватывает Невилл. – Мы должны знать, что делать. Ведь речь идёт о наших жизнях. Тогда, перед Выпускным, Дамблдор ведь чувствовал, что на замок могут напасть, но ничего нам не сказал, не предупредил и… – он опускает взгляд на свои обрубленные ноги.
Гарри по-прежнему колеблется.
– Расскажи нам, Гарри, – просит Джинни. – Давай же. Ты ведь знаешь, что бы там ни случилось, мы не станем тебя осуждать. В любом случае, тебе пришлось хуже, чем нам всем.
Умоляющие глаза Джинни и Гермионы становятся последней каплей. В конце концов, они правы. Они имеют право знать. И он не станет поддерживать Дамблдора в его интригах и недомолвках.
Собравшись с духом и глубоко вздохнув, Гарри выкладывает друзьям всё: и про поместье, и про Пожирателей, и про работу, и про ночную прогулку, и про Лидс, и про Марка, и про Драко – всё на свете, старательно обходя в рассказе темы, связанные с Риддлом и, конечно же, Мальсибером. Он говорит тихо и монотонно, ни разу не сбившись. Как будто невидимый библиотекарь успел разложить все мысли у него в голове по полочкам, а ему осталось лишь озвучить их. Друзья слушают молча, не перебивая и не задавая вопросов. Порой, когда в истории проскальзывают неприятные и болезненные темы, их взгляды становятся сочувствующими, и в этот момент Гарри ощущает почему-то укол совести. Он не забывает тут же добавить, что всё на самом деле в порядке и сам он теперь в норме, как будто оправдывается за то, что у Пожирателей ему не было достаточно плохо. Чем дальше он говорит, тем больше ему хочется рассказать. Слова льются изо рта неудержимым потоком. Но в этом нет ничего странного – ведь это первый раз, когда он кому-то рассказывает о своей жизни в ставке. Кому-то, кто не был там и кто может разделить все его чувства, все тревоги, печали и одиночество.
К концу его длинной речи друзья ощутимо скисают. Рон сидит, опустив голову и изучая собственные руки, Гермиона задумчиво кусает губу, а у Джинни блестят глаза.
– …И я очутился на Лонг-Лэйн, – заканчивает Гарри. – Аппарировал оттуда к штабу и… Ну, а дальше вы знаете.
Умолкнув, он переводит дух, но никто не торопится заговорить первым. Как ни странно, все упрямо избегают смотреть ему в глаза.
– Не стоило мне всего этого рассказывать, – наконец шепчет Гарри с досадой и опять отворачивается к окну, упираясь ладонями в подоконник.
– Нет, всё правильно, – заторможено говорит Гермиона, глядя в пространство. – Просто я… Просто мы…
– Не думали, что всё так, – усмехается он, понимающе кивая. – Я тоже не думал.
– Тебя послушать, так они там развлекаются с утра до вечера и ничего не делают, – фыркает Рон, как кажется Гарри, с ноткой зависти.
– За свою хорошую жизнь они платят верностью и исполнительностью. По-моему, невысока плата, если учесть, что раньше было примерно так же.
– Значит, Волдеморт практически не покидает поместья, – произносит Гермиона утвердительно, разговаривая, скорее, сама с собой. – Но изредка он выбирается в Министерство. Если мы не можем проникнуть в ставку, то нам нужно узнать, когда он сам оттуда выйдет и…
– И что? – резко перебивает Гарри, оборачиваясь. – Напасть? Гермиона, о чём ты говоришь?! У него трёхэтажная защита, персональный порт-ключ, охрана и, на минуточку, полная неуязвимость.
– Нет, не полная, – качает головой Гермиона, сосредоточенно потрясая указательным пальцем. – На Рождественском балу его чуть не убили.
– Развоплотили, – поправляет Гарри.
– Неважно. Суть в другом. Во-первых, и у Пожирателей бывают промахи, значит, к Волдеморту… Господи, Рон, ну, прекрати ты дёргаться – это уже смешно! Значит, к нему можно подобраться достаточно близко. И во-вторых, если к нему подберёшься ты, ты не развоплотишь его, а действительно убьёшь.
– Гермиона, чем я, по-твоему, два месяца занимался?! Почему вы все думаете, что это так просто – взять и убить, особенно если палочка способна творить только бытовые заклинания?
– Ну, – смущённо начинает Рон, – судя по твоему рассказу, ты там много чем занимался. – Гарри готов вспыхнуть, но он поднимает руку. – И сейчас с твоей палочкой, как я понимаю, всё в порядке. Я, в общем-то, согласен с Невиллом. Ты побывал там, узнал многое о их жизни, о них самих, об охране, перемещениях… ну, его перемещениях. И, если ты расскажешь Дамблдору и остальным то, что рассказал сейчас нам, мы сможем сесть и придумать, как теперь его убить. Разве нет?
– Извини, Рон, но подобные высказывания ты закончил делать курсе на втором. Вспомните, как мы раньше всё решали. Загорались опасной, но важной, как нам тогда казалось, идеей и неслись в самое пекло, сломя голову. Ничего не обдумав как следует, ни с кем не посоветовавшись, не рассказав никому из старших. И вспомните, чем это всё заканчивалось. Да мы каждый учебный год заканчивали очередной передрягой, из которой еле выходили живыми! А ведь тогда за нами втихаря присматривал Дамблдор, и то была школа. А сейчас всё серьёзно, и это война! Неужели ты не понимаешь, Рон?!
– Чего ты разорался-то?
– Да потому что ты несёшь чушь! – Гарри не успевает заметить, как оказывается на середине комнаты, нависая над сидящим на стуле Роном. – Мы не сможем придумать идеального плана, как подобраться к Волдеморту на расстояние выпущенного заклятья. А план обязан быть идеальным, иначе меня тут же грохнут – и до свидания, полный надежды магический мир! Мы точно должны знать, где он объявится, когда, какая будет охрана. Этих сведений у нас нет и быть не может, потому что об этом неизвестно даже Снейпу! Но если бы мы даже знали, когда он будет в Министерстве в следующий раз, мы всё равно не сможем туда проникнуть. Ни под каким видом! Этот лавгудовский придурок был последним нашим человеком, работающим в Министерстве. Всё! Никто извне туда больше не попадёт! А у Волдеморта туда персональный порт-ключ – сразу внутрь. Или ты думал, что он пользуется телефонной будкой, а? Которая теперь, кстати, тоже не работает. В Министерстве сейчас нет гостевого входа, потому что нет больше никаких гостей! А больше он никуда не ездит. И другого шанса оказаться с ним рядом у нас нет! И если ты ещё не понял, только что я весьма внятно сказал о том, что скоро нам наступит, как и писал Лавгуд, полный…
Гарри шумно выдыхает, с трудом сдерживая клокочущую внутри злобу. После его экспрессивного монолога никто не решается нарушить напряжённую тишину.
– Простите, что нагрузил, – роняет он с досадой. – Просто, похоже, это действительно конец.
– Ну и что нам, в таком случае, делать? – спрашивает Невилл.
– Бежать, – ухмыляется Гарри. – Пока есть эти чёртовы четыре недели до ухода Скримджера. Пока ещё не все порты намертво перекрыты, пока есть хоть один шанс вырваться отсюда каким-нибудь нелегальным рейсом. Куда угодно. Но лучше в Штаты.
– Ты предлагаешь нам бежать? – сощуривается Невилл, словно не до конца веря в то, что услышал.
– Так многие уже поступили, – пожимает плечами Гарри. – И сейчас живут спокойно.
– Знаешь, Гарри, – тихо произносит Гермиона, – слышать такое от тебя… Ты первый раз…
– Да, я первый раз предлагаю вам спастись позорным бегством. Но если это говорю я, ты, надеюсь, понимаешь, насколько всё серьёзно?
– Я не ослышалась? Ты сказал «вам», – хмурится Джинни.
– Да, именно вам.
– А ты?
– Я? – Гарри горько улыбается. – Нет, я хочу быть здесь, когда наступит конец света.
– Билет в первый ряд? – хмыкает Гермиона, явно вспоминая какой-то маггловский боевик.
– Ну что ты! У меня абонемент.
– Ладно, – тяжело вздыхает Рон, – всё это как-то неожиданно. Я не хочу сейчас об этом говорить и даже думать. Лучше потом.
– Согласен, – кивает Гарри. – Давайте оставим все эти мрачные темы и особенно тему моего двухмесячного отсутствия. Поговорим о чём-нибудь другом.
– Да, давайте, – улыбается Джинни с явным облегчением.
И снова наступает тишина.
Гарри скользит выжидающим взглядом по лицам друзей, но те лишь отводят глаза, ощущая нарастающую неловкость.
– Ну что? Нам поговорить больше не о чем? – пытается пошутить он, но в ответ получает только улыбки, которые гаснут уже через мгновенье.
– Невилл, – наконец негромко зовёт Рон, – помнишь, папа вчера просил разобраться с боггартом на чердаке?
– Да, конечно. Идём?
– Ага, – Рон вскакивает со стула слишком поспешно.
– Мы скоро вернёмся, – фальшиво бодро заверяет Невилл, разворачивая свою коляску, и они скрываются за дверью.
– Пойду маме помогу с обедом, – через полминуты говорит Джинни и тоже уходит.
Гарри переводит взгляд на Гермиону.
– Ну? А у тебя, наверное, дела в библиотеке? – едко интересуется он.
– Нет у меня никаких дел, – отвечает она совершенно серьёзно. – Извини, Гарри, но мне кажется, тебе не стоило так давить.
Вздохнув, он устраивается на подоконнике с ногами, чувствуя неприличное облегчение оттого, что они остались вдвоём.
– Я не давил. Просто выложил всё как есть.
– Вот именно, – Гермиона тоже поджимает под себя ноги, удобнее располагаясь в кресле. – Когда ты только начал рассказывать нам обо всём, я думала, Дамблдор неправильно поступает, многое скрывая от нас. Но теперь, кажется, понимаю, что он был прав.
– Может, и так, – соглашается Гарри, не желая спорить. – Вы, наверное, просто не были к этому готовы.
– Мы не глупые, Гарри. Мы сами можем решить, как нам поступать и куда деваться. Не стоило говорить, чтобы мы бежали.
– Я сказал это не потому, что считаю вас трусами. Просто вы все мне очень дороги, я боюсь за вас.
– А ты помнишь, о чём мы договорились, когда началась битва? Когда мы проснулись и увидели в окнах армию Волдеморта?
– Помню, – хмуро кивает Гарри. – Вместе. Что бы ни случилось, быть вместе. Если суждено погибнуть – погибнем все, если выживем – то выживем вместе.
– Вот именно. Что бы ни случилось, быть вместе. Не нужно гнать нас и что-то за нас решать. И не нужно запираться от нас в себе. Мы тоже за тебя волнуемся.
– Знаю, Гермиона, знаю, – бормочет он, машинально потирая шрам. – Просто я… Я был не готов ко всему, что случилось в поместье. И мне кажется, я до сих пор…
– Там?
– Да, – отвечает Гарри с оттенком удивления. – Кажется, ты меня понимаешь.
Она робко улыбается, и какое-то время они уютно молчат.
– Гарри, можно спросить? – наконец нарушает молчание Гермиона.
– Конечно.
– Ты очень многое рассказал нам, но я заметила, что ты почти не упоминал о Волдеморте.
Болезненно усмехнувшись, Гарри прикрывает глаза. Вот оно – началось. А он-то уж понадеялся, что никто больше не поднимет эту тему. Но Гермиона неспроста всегда была в их трио мозговым центром. Она не могла не заметить наличие в его рассказе белых пятен.
Пока он обдумывает, что ответить, она осторожно продолжает:
– Ты, наверное, неспроста о нём не говорил, да? И я так поняла, не стал говорить при всех и…
– Гермиона, – резко перебивает он. – Есть вещи, которые имеют значение для Ордена, а есть те, которые совершенно не важны, понимаешь?
– Странно получается, – хмыкает Гермиона, – всю дорогу мы только и говорили о Волдеморте и о том, как его убить. А теперь ты говоришь, что это неважно.
– Всё, что вам нужно было о нём знать, я рассказал.
– Означает ли это, что тебе ещё есть что сказать, и немало, но ты просто не хочешь по каким-то личным причинам?
Гарри резко распахивает веки и смотрит на Гермиону в упор предостерегающим взглядом. Но та, ничуть не смутившись, продолжает:
– Между вами всегда была сильная связь, даже на расстоянии. Я же помню, что было на пятом курсе. Ты рассказывал, что становился им, видел всё его глазами. И тогда ты был напуган. А сейчас, проведя два месяца в одном с ним доме, ты возвращаешься и не рассказываешь о нём практически ничего да ещё говоришь, что это неважно. В то время как Дамблдор несколько раз упоминал при нас, что ты попал под воздействие его магии. Неужели это означает…
– Нет, – перебивает Гарри, стискивая зубы. – Я не одержим, если ты это имеешь в виду.
– Но, согласись, всё это выглядит странно.
– Да почему? Мне просто нечего о нём рассказывать. То есть ничего такого, что…
– …«имело бы значение для Ордена», – монотонно повторяет Гермиона его слова. – Но, Гарри, во-первых, любая информация важна, а во-вторых, даже если нет, расскажи то, что не имеет для нас значения.
– Но я не хочу! – выпаливает Гарри и тут же понимает, что это было ошибкой.
Глаза Гермионы сужаются, а губы превращаются в тонкую полоску. Её пытливый взгляд, кажется, проникает под череп.
– Почему ты не хочешь? – недоверчиво спрашивает она. – Ты хранишь какую-то тайну? Или произошло что-то, что…
– Гермиона, – цедит Гарри сквозь зубы, лихорадочно обдумывая наиболее безопасный ответ, пока догадливая подруга не копнула в правильном направлении. И ответ, к счастью, отыскивается. Конечно, придётся кое-чем поделиться, но уж лучше пойти на небольшую откровенность, чем отмалчиваться. Если Гермиона начнёт его подозревать, то непременно доберётся до правды рано или поздно – в её упёртости сомневаться не приходится. – Ладно, – вздыхает он, признавая поражение. – Я расскажу тебе о Волдеморте. Но тебе это не понравится.
– Почему? – взгляд Гермионы, к счастью, из пытливого превращается в любопытный, она подпирает подбородок кулаком.
– По той же причине, по которой я не хотел рассказывать о жизни в поместье. Это может тебя… расстроить. И ещё одно. Я расскажу об этом только тебе и хочу, чтобы ты молчала. Если об этом узнают остальные, боюсь, штаб развалится, как карточный домик. А я и так уже дал им немало поводов сомневаться в Дамблдоре и в себе.
– Хорошо, – серьёзно кивает она, – я никому не скажу. Я просто хочу понять.
– Ладно, – вздохнув, Гарри переводит взгляд на тихую маленькую улочку, по которой вышагивает худощавая дама с далматинцем на поводке. – Ты видела, каким он теперь стал.
– Ты видел его таким же на втором курсе?
– Да, но дело не только во внешности. Он сам сильно изменился. Снейп говорит, это из-за зелья и какого-то конфликта магии с его новым обликом, но я не знаю, чему верить. Впрочем, это и неважно. Просто это совершенно не тот человек, которого я видел на первом курсе в Запретном лесу и у зеркала Еиналеж, с которым я дрался на кладбище, который появился в Министерстве, когда мы искали Пророчество.
– Но, Гарри, раньше он и не был человеком.
– Если верить Снейпу, он и сейчас не человек, а его новое лицо обманчиво. Но мне кажется, дело в другом. Возможно, я обманываюсь и он такой, каким и был прежде. Но он как будто… успокоился что ли, – Гарри неуверенно смотрит на хмурящуюся Гермиону, гадая, понимает ли она, о чём он говорит.
– Да, ты сказал, он перестал быть нервным истериком, я помню.
– Не только это. Понимаешь, раньше у меня как-то не складывалось. Я не понимал, как к такому чудовищу в семидесятые могло присоединиться столько людей вроде бы пока в здравом уме. Даже если его идеи нравились чистокровным магам, сам он был просто ужасен. Даже тогда, на кладбище, я видел почти весь внутренний круг, и все они боялись. Они все вернулись к нему только из страха. А страх – это не тот инструмент, с помощью которого можно убедить такое количество народа идти за тобой и принять Метки. Я всегда знал, что тут должно быть что-то ещё. И я, кажется, теперь понял, что именно. Волдеморт, с которым мы семь лет сражались в школе, совсем не тот, каким был раньше, и не тот, который есть теперь. И сейчас я понимаю, почему люди пошли за ним.
– И тебе… – Гермиона закусывает губу. – И тебе понравилось то, что ты увидел, когда попал в поместье?
– Да, – отвечает Гарри уверенно. – И увидел я там не красноглазую жуткую рептилию, у которой в лексиконе только три фразы: «Поттер, ты сейчас умрёшь», «Crucio» и «Avada Kedavra». Я увидел пусть жестокого, но умного и очень расчётливого предводителя. И он… заинтересовал меня.
Он косится на Гермиону, чтобы увидеть её реакцию и узнать, как она истолковала его последнюю фразу. Но вид у подруги серьёзный и задумчивый, никакого удивления или отвращения.
– Наверное, ты проводил с ним больше времени, чем рассказывал утром, – изрекает она, глядя на его ботинки.
– Намного больше, – кивает Гарри. – Под конец я практически не вылезал из его кабинета.
– О чём вы говорили?
Гарри с лёгкой радостью подмечает, что разговор постепенно превращается в интервью. Он дал Гермионе пищу для размышлений, теперь пусть сама задаёт вопросы, иначе он просто не представляет, что говорить.
– Обо всём на свете, – усмехается он. – О магии, создании заклинаний, обстановке в стране, жизни в поместье и просто… Обо всём.
– Тебе было интересно с ним?
– Да.
– Наверное, он очень многое знает, – в голосе Гермионы сквозит что-то странное, и Гарри не сразу понимает, что это невольное уважение с лёгким оттенком зависти.
– Очень многое. Он неисчерпаемый источник знаний, которых мне всегда так не хватало.
– Откуда тебе было знать, что он не обманывает?
– Я просто знаю. Да и потом, мы, в основном, говорили о вещах, о которых не имеет смысла лгать.
– Ты рассказывал что-нибудь об Ордене?
– Он почти не спрашивал. К тому же, я бы и не смог рассказать ничего такого, что не рассказал бы Снейп. Это они для нас были тёмным пятном, а о нашей жизни он его очень подробно информирует. Вплоть до того, что подают на ужин.
– Странно, что он спокойно делился с тобой своими знаниями.
– Да, меня поначалу это тоже удивляло. Меня вообще почти шокировало, что мне дали собственную комнату и назвали гостем. Я как будто и не был для него врагом столько лет.
– Как думаешь, зачем ему это?
Гарри пожимает плечами.
– Снейп говорил, что Волдеморт очень азартен, и ему будет интересно принять меня именно как гостя. Возможно, в этом и есть доля правды. Я вообще-то старался об этом не думать. Кроме того, на мои прямые вопросы он не отвечал.
– Может, у него были на тебя какие-то планы?
– Может быть. Но в них явно не входило моё убийство. Иначе бы он сделал это в первый же день.
– И то, что он спокойно отпустил тебя – это более чем странно.
– Вообще-то не очень, – тяжело вздыхает Гарри. – Могу сказать тебе честно: это было довольно жестоко с его стороны.
– А что, лучше было бы, если бы он оставил тебя и пытал Crucio?
– Не поверишь, но да, – он диковато усмехается. – Больно, конечно, но не ново. Больнее оказалось быть вышвырнутым из поместья, как собака.
– Боже, Гарри, – Гермиона медленно качает головой. – Неужели у него настолько лучше, что ты?..
– Да не лучше, – морщится Гарри. – Просто по-другому. Дамблдор делал много вещей, которые мне всегда не нравились, и с которыми я ничего не мог поделать. А там…
– Например?
– Понимаешь, здесь я всегда чувствовал себя каким-то оружием. Огромной пушкой, уже давно направленной в нужном направлении, которая просто-напросто ждёт момента, чтобы выстрелить. Да, её охраняют, полируют, сдувают с неё пылинки, но от этого она не перестаёт быть всего лишь куском металла. И в сущности, никому нет дела, что хочет эта пушка, какой у неё характер, сколько неудобств она причиняет своим поведением. Она просто должна сделать своё дело – и всё. А там… – Гарри на миг прикрывает глаза, глубоко вздыхая. – Я знаю, как это для тебя прозвучит, но там я впервые за все эти годы почувствовал себя живым человеком, а не орудием уничтожения.
– Да, потому что Пожирателям не нужна дамблдоровская пушка.
– Не только поэтому. Дамблдор всегда в подробностях расписывал, что нужно делать, куда идти. Он контролировал каждый мой шаг, а если я хоть немного уклонялся от дорожки, которую он для меня выложил, он тут же запирал меня здесь на несколько дней и не давал совершать вылазок. Ты же помнишь. А там всего этого не было. Волдеморт никогда не давал мне почувствовать себя тупоголовой марионеткой. Он давал мне свободу воли, возможность принимать самостоятельные решения, даже если они были неверными. Но там у меня всегда был выбор, я сам отвечал за себя и мог решать, как мне поступать и что делать.
– Гарри, – осторожно начинает Гермиона, – но выбор появляется только тогда, когда мы хотим его видеть.
– Нет, это не так. Он действительно был. И я был свободен, насколько вообще можно быть свободным, живя во вражеской ставке.
– Скажи, ты был достаточно свободен, чтобы попытаться убить его?
Гермиона смотрит на него прямо, чуть хмурясь. Она уже знает ответ, но в её глазах нет ни намёка на осуждение. В них читается почему-то сочувствие.
Гарри медлит, прежде чем ответить.
– Видишь ли, в этом-то и проблема. Я отправлялся туда с твёрдым намерением прикончить его, как только появится возможность. Но потом подумал… – он делает долгую паузу, собираясь с мыслями. – Мы столько лет стремились лишь к тому, чтобы уничтожить его. Но никогда не пытались его…
– Раскусить? – неуверенно предполагает Гермиона. – Изучить?
– Почувствовать, – тихо заканчивает Гарри на выдохе и опять закрывает глаза, потому что уверен: сейчас на лице Гермионы отразится ужас или омерзение. Но спустя несколько секунд она спрашивает совершенно спокойно, всё с тем же осторожным интересом:
– И у тебя получилось его почувствовать?
– Думаю, что я был близок к этому. Был близок даже к тому, чтобы его понять. Но мне…
– Не хватило времени, – заканчивает она его утренней фразой, которая теперь обрела свой истинный смысл.
– Знаешь, я, наверное, его просто тянул, – признаётся Гарри, ощущая тяжесть в груди. – Я думал, что смогу всё понять, понять его, а потом просто убить. И… Пару раз у меня была возможность это сделать. Призрачный шанс, который точно стоил бы мне жизни, но он был. А я убеждал себя, что ещё не пришло время, что ещё слишком рано, что я не смогу сейчас его убить. Скорее всего, и не смог бы. Но я даже не попытался. Надеялся: ещё немножко, ещё совсем чуть-чуть – и мне всё станет ясно, и тогда я это сделаю. Но я слишком долго тянул, и в итоге не вышло ни того, ни другого. – Гермиона молчит в ответ, и Гарри тоже нечего добавить к такому признанию. Наконец он тихо спрашивает: – Наверное, теперь ты будешь относиться ко мне иначе?
