Текст книги "Табия (СИ)"

Автор книги: Тупак Юпанки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)

– И я чем-то могу помочь тебе в этом?

– За эти два месяца вы показали, что можете дать то, что мне нужно.

– Что же это?

– Свобода, – отвечает Гарри еле слышно. – Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу покоя и немного одиночества.

– Тогда это не ко мне. А к Сант-Стефано.

– Что это?

– Необитаемый остров в Средиземном море. Не принадлежит ни одному государству. Если ты приедешь и оккупируешь его, вряд ли кто-то будет против.

В первые секунды Гарри даже не может ничего ответить. Так и стоит, даваясь словами от возмущения и оторопело глядя на Риддла.

– Да вы… Вы… глумитесь… а ведь я же…

Внезапно Риддл вскакивает из кресла и с такой силой бьёт по столу ладонью, что чашка с недопитым чаем отлетает на пол.

– Да! – кричит он Гарри в лицо. – Ты здесь открываешь мне душу, а я глумлюсь! Не нужно взывать к моей совести, которой у меня нет!

– Почему вы даже не хотите меня понять?! – с пол-оборота заводится Гарри.

– Да потому что ты сам не знаешь, чего хочешь!

– Знаю! Я хочу свободу!

– Свобода, Гарри, – это абстракция, – Риддл обходит стол, приближаясь к нему. – Просто красивое слово. И неважно, что оно означает на самом деле. Важно только, что оно значит для тебя.

– И что же оно, по-вашему, для меня значит? – шипит Гарри, тоже делая шаг вперёд.

– Свобода для тебя – просто нарушение правил, уничтожение границ. И тебе никто не даст её – ты сам должен взять то, что хочешь.

– Я хочу!

– Ну так возьми!

– Хочу!..

– Бери же! Будь свободен! Отпусти себя, наконец!

И это становится последней каплей. Слова болью врезаются в воспалённый измученный разум, действуя, как приказ. Не контролируя себя, наполняясь яростью и злостью, лишаясь последних крупиц самообладания, он резко бросается вперёд. Как ураган, сметает Риддла, с силой вдавливает его в стол, беззастенчиво впивается в его губы, напрочь теряя контроль. И окружающий мир разом выключается, вышвыривает Гарри из себя. Всё, о чём он может думать, это тонкие губы, раскрывающиеся навстречу наглому поцелую, пьянящие, будоражащие. На какой-то момент такие чувства, как стыд, страх, смущение, просто перестают существовать. Остаётся лишь болезненное возбуждение, которое, кажется, невозможно снять, и отчаянное осознание того, что он не может позволить себе окончательно потерять рассудок и пересечь последнюю черту, отделяющую его от Риддла.

Он едва может заставить себя оторваться от этих губ, чтобы вновь нырнуть в пустоту, холод и голодное желание. Его трясёт, как в лихорадке. Он с трудом поднимает отяжелевшую голову, чтобы посмотреть в глаза Риддлу и горько прошептать:

– Видите? Моя свобода – это утопия.

А потом он разворачивается и спасается с поля боя с самим собой позорным бегством.

***

Гарри обнаруживает себя на балконе второго этажа. Сильный порыв ледяного ветра срывает с волос ленту и отправляет её в свободный полёт. Заметив, что начинает дрожать уже и от холода, он достаёт палочку и небрежно накладывает на площадку согревающие чары, а затем подходит к парапету и тяжёло облокачивается о него, опуская голову.

На всё, что он хочет получить, на всё, что он может себе позволить, он сам, своими руками, наложил табу. Почти все его битвы с собой проиграны, а желаемое так не приблизилось к нему ни на йоту. Ну, что ему стоит пройти последний рубеж, разрушить последнюю стену? Но какая-то его часть по-прежнему сохраняет слишком много здравого смысла, чтобы проклинать другую – полную решимости, за её дерзость и отчаянность. Тупик. Он понимает, что заблудился сам в себе.

Гарри не слышит появления на балконе Риддла – он чувствует его.

– Забавно, – говорит тот, неторопливо подходя к парапету, – раньше мне не доводилось видеть убегающего Гарри Поттера.

– Да, – невесело фыркает он, глядя на высокую ограду поместья. – Снейп называет это исключительно поттеровской логикой. Гарри Поттер не бегает от опасностей, бросается смерти навстречу и вечно лезет, куда не следует, но от себя малодушно сбегает.

– Чего ты боишься? – спрашивает Риддл, прислоняясь к парапету спиной.

– Себя, – пожимает он плечами.

– Зачем?

Простой вопрос сбивает с толку. Гарри даже выпрямляется, чтобы посмотреть Риддлу в лицо.

– Только что мне в голову пришла одна мысль, – хмурится он. – А вы в своё время от себя не бегали? Вас это не напугало?

– Напугало, – просто отвечает тот после короткой паузы. – Но глупо пытаться делать из себя того, кем ты не являешься. Ты не сломаешь себя.

– Я не хочу сдаваться так же быстро. Я не такой, как вы.

– Конечно, не такой, – Риддл недобро ухмыляется и поворачивает голову к нему. – Ты трус. Или слепец. Или хочешь ещё немного пострадать за свои мнимые чистые помыслы и за свои несуществующие долги. Или всё вместе. – Гарри отводит взгляд от проницательных глаз. – Я два месяца разжёвывал тебе одну простую истину, которую на самом деле ты понял ещё давно. Готов, наконец, принять её или желаешь ещё помучиться? – усмехается он.

И тут в мозгу будто что-то, щёлкнув, встаёт на место. Всё начинает казаться таким правильным, логичным, непоколебимым. Всё ведь так просто и естественно. И, главное, так легко…

– Не желаю, – Гарри медленно выпрямляется. – Хватит с меня.

Он больше не бегает от взгляда Риддла. Он выносит его решительно и твёрдо. Какое-то время на площадке царит оглушительная тишина. Только ветер гуляет под балконом.

– Хорошо, – наконец кивает Риддл. – Тогда что же? – его бровь насмешливо ползёт вверх, однако в глазах застыло немое напряжённое ожидание.

Гарри знает, чего хочет. Знает и уже не боится, не сомневается, не колеблется. Тряхнув головой, чтобы откинуть с лица растрепавшиеся волосы, он тихо, но твёрдо произносит:

– Сделайте это. – Риддл не шевелится, даже не моргает. – Вы говорили, если я сам попрошу… Так вот, я прошу. Поцелуйте меня.

Это требование Риддл встречает осторожной усмешкой. Он медленно отталкивается от парапета и приближается на шаг, задевая краем мантии его запястье. Гарри утопает в чуть сощуренных глазах, когда он плавно наклоняется. От него исходит что-то такое, что и притягивает, и от чего хочется сбежать как можно дальше. Но Гарри не даёт себе возможности ни о чём задуматься как следует. Он сам подаётся вперёд, сначала робко, но потом уверенно прижимаясь к губам Риддла.

Холодная вспышка на миг перекрывает кислород, а потом быстро расползается по всему телу. Магия уже зудит в кончиках пальцев, но он слишком хорошо научился контролировать своё тело, чтобы дать ей возможность полностью захлестнуть себя. Риддл целует его неторопливо, слишком мягко и слишком легко, и этого слишком много, но слишком мало, и внутри что-то нарастает, парализуя волю, и хочется большего, и…

Гарри резко отворачивается и делает несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться. Он хочет успокоиться, но точно знает, что остановиться уже не получится. Он уже перешёл ту грань, когда можно было повернуть назад. Теперь – либо всё, либо ничего. Но лишать себя желаемого Гарри больше не намерен. Он не готов заново окунать себя в бескрайнюю пустоту и сковывающий холод. «Ничего» уже не выйдет. Значит, остаётся «всё».

Он вновь смотрит на Риддла затуманенным от желания и наплыва магии взглядом. Он тяжело дышит и уже не может побороть отчаянное возбуждение. Он находится на самом краю обрыва, когда назад дороги нет и остаётся лишь нырнуть в пропасть. И он хочет, хочет, до дрожи хочет…

Гарри размыкает губы и, проклиная себя за всё на свете, срывающимся голосом произносит:

– Я хочу большего.

По лицу Риддла пробегает лёгкая тень. Он смотрит с сожалением.

– Ты не представляешь, о чём просишь.

– Я прошу о большем. Я хочу… Я хочу всё.

– А ты думал о последствиях? – тихо спрашивает Риддл, внимательно изучая его лицо.

У Гарри мелькает нехорошая догадка, но он не хочет об этом даже думать. Теперь, когда всё, чего он жаждет, находится от него на расстоянии вытянутой руки, на всё остальное ему уже плевать.

– Меня не волнуют последствия, – отвечает он.

– Только если ты не собираешься провести остаток жизни в палате для умалишённых, – скалится Риддл. – Ты теряешь контроль от простого прикосновения, – он проводит кончиками прохладных пальцев по его разгорячённой щеке, и Гарри, не в силах сдержаться, прижимается лицом к его ладони, ощущая гуляющие по телу электрические разряды. – Как ты думаешь, что станет с тобой, если?..

Он убирает руку, и Гарри не без труда возвращается в действительность, понимая, что слова, сказанные Риддлом, имеют какой-то недобрый смысл.

– Гриндевальд позволил магии поглотить себя, – туманно вспоминает он. – Со мной будет то же самое?

– Хуже.

– Но вы ведь сами сказали: если я попрошу…

– Ты можешь попросить, – кивает Риддл. – И я не стану тебя отталкивать. Всё будет так, как ты захочешь. Но выбор остаётся за тобой.

Гарри досадливо выдыхает и закрывает глаза. То, что уже почти лежало у него в руках, утекает подобно песчинкам в песочных часах.

– Значит, – медленно начинает он, так и не открыв глаз, – одна ночь взамен на рассудок.

Он тяжело вздыхает, пытаясь о чём-то думать, хотя и так уже прекрасно всё понимает. Сейчас, находясь на этой тонкой грани, он готов на всё. Он готов отдать ему себя целиком, своё тело, свою магию, даже свою душу. Но разум – слишком дорогая плата за собственный каприз. Это то, чего он лишать себя не имеет права.

Когда он приподнимает веки, Риддл по-прежнему смотрит на него с лёгким прищуром.

– Что ж, – говорит Гарри, смиряясь с проигранным поединком, но не войной. – Если я не могу получить большего, буду брать то, что в силах взять.

Он подаётся вперёд и уверенно накрывает губы Риддла своими. В поцелуе нет лёгкости, нежности, но нет и страсти, ненасытного безумия. Наоборот. Гарри целует спокойно, твёрдо и методично, сцеловывая с тонких губ всё, чего он жаждал, всё, что принадлежит ему по праву и что он намеревался забрать. Риддл отвечает на поцелуй, но безо всякой инициативы, не предлагая, а давая возможность ему самому взять то, что он хочет. Но Гарри этого мало. Он не может допустить, чтобы и на этот раз всё закончилось так быстро.

Он прижимается вплотную, углубляет поцелуй, становится настойчивее и требовательнее. И с бешеным ощущением эйфории чувствует, что ему отвечают, ему отдаются. Враз слетают все ненужные сомнения и страхи. Гарри не думает уже ни о чём. Он жадно вдыхает каждый вдох, превращая в собственный выдох. Пальцы сами тянутся к бледной коже на шее, нащупывают тонкую пульсирующую венку, живую и настоящую, которая неистово бьётся в такт неровному дыханию, доказывая, что в этом обманчиво молодом теле действительно бурлит жизнь.

Риддл кладёт руку на его спину и скользит ладонью вниз, притягивая его к себе ещё сильнее, и Гарри не может сдержать тихого стона. Так кружится голова, что он уже плохо понимает, что творится. Всё это, кажется, происходит в другом мире, где нет ничего, кроме них двоих и небольшой открытой площадки. Нет Ордена, Пожирателей, нет ни Рона, ни Гермионы, нет войны, нет вообще ничего. И Гарри намерен задержаться в этом мире так долго, насколько его хватит.

Он уже неконтролируемо протягивает руку и ныряет ей под складки лёгкой мантии, касается неровно вздымающейся груди, проводит по животу и незамедлительно получает ответные прикосновения. Ему хочется слиться с Риддлом, раствориться в нём, на какой-то миг ему кажется, что он даже становится им. Лавина магии толчками гуляет по его телу, в ушах звенит. Он совершенно не чувствует, когда нужно остановиться, он уже пересёк черту, когда был в состоянии это сделать. Но, к счастью, это чувствует Риддл.

Он отстраняется. Не сразу, не спеша. Давая вдохнуть последние глотки его кислорода, сцеловать последние капли магии с его губ. Но по-прежнему не отпускает. Гарри с огромным усилием и неохотой даёт разорвать поцелуй и ещё какое-то время стоит без движений, боясь открыть глаза.

Наконец он немного успокаивается и чувствует себя достаточно вернувшимся оттуда, чтобы снова начать соображать. Вскоре он решается посмотреть на Риддла. Лицо того удивительно спокойное, только в глазах поселился живой блеск. Гарри не двигается, не говорит ни слова – просто стоит и смотрит, ловит последние секунды. Отчего-то ему кажется, что стоит заговорить или даже вздохнуть, он тут же спугнёт что-то, повисшее между ними. Что-то особенное, но очень хрупкое. Он старается не моргать, чтобы даже на короткий миг не потерять из виду бледное лицо и этот взгляд, дарованный только ему одному.

– Спустись в зал, – внезапно говорит Риддл как ни в чём не бывало, и Гарри вздрагивает от его неожиданно равнодушного и холодного голоса. – У Люциуса есть новости. Думаю, тебе тоже будет интересно узнать.

Чувство досады накрывает с головой, прогоняя приятное колыхание магии в теле раньше, чем он, наконец, отпускает Риддла и с неохотой отступает на шаг.

– Да, милорд, – говорит он глухо, не глядя на него. – Я спущусь через несколько минут.

Риддл поворачивается и уже почти доходит до выхода, но всё же, на миг обернувшись, добавляет:

– Ты свободен, Гарри. Это всё, что я хотел сказать.

Гарри не смотрит в его сторону и слышит, как дверь на балкон мягко закрывается. Он ставит локти на парапет и, тяжело вздохнув, роняет голову на руки. Что имел в виду Риддл? Что если он захочет, это небольшое безумие повторится? Но какой в этом смысл, если он не может получить всего? Только дразнить себя… С другой стороны, оба они прекрасно знают, что будет, если он вновь начнёт избегать Риддла. Нужен яд в малых дозах, так он сказал. Значит, Гарри придётся немного помучить себя.

Он ещё долго стоит не двигаясь, пропуская перед глазами лица Дамблдора, Гермионы, Рона, Сириуса и многих других, кто остался по ту сторону, и не чувствуя при этом своей проданной душой практически ничего.

***

Спустя, кажется, целую вечность – хотя на самом деле всего полчаса – Гарри стоит перед высокими дверьми зала, прислушиваясь к голосам и смеху, доносящимся изнутри. В нём поселилась такая пустая безысходность, что он не чувствует ни малейшего интереса к тому, что собирается сказать всем Малфой. Да и вообще, ко всему остальному. Он ощущает себя почти полностью уничтоженным, раздавленным, помеченным… проклятым. Не имеет смысла думать о той жизни, оставшейся за пределами поместья. Туда ему отныне путь заказан. Остаётся лишь смириться, остаться там, где он сможет без отвращения смотреть на себя в зеркало, и довольствоваться тем, что ему позволят взять. Он знает, что за этими дверьми всё начинается сначала. Но уже для другого него. Его новая жизнь надвигается так решительно и неотвратимо, что, к счастью, не даёт возможности ни сбежать от неё, ни оттолкнуть. Но Гарри уже и не хочет.

Вздохнув, он толкает тяжёлые двери и входит зал с высоко поднятой головой. Лёгкие смешки и привычный шум окутывают его, как родное одеяло. Несколько Пожирателей встречаются с ним глазами, но не спешат отвести их или изумлённо умолкнуть. Похоже, что на его появление вообще практически никто не обращает внимания. Но Гарри это больше не кажется странным. Во всём, что случилось с той минуты, как он прибыл в поместье накануне, есть удивительная правильность. Она внушает спокойствие и уверенность. И если раньше он всегда сомневался, всё ли он делает верно, то теперь впервые за последнее время по-настоящему понимает то, что не один раз пытались сказать ему Риддл и Марк. Его мысли, поступки и решения не могут быть правильными или неправильными. Они просто будут. Потому что они – его.

Гарри садится на своё обычное место среди слизеринцев и коротко кивает.

– Приветствую.

– Привет, Гарри, – улыбается Панси и добавляет как ни в чём не бывало: – Кинешь мне ложечку гарнира?

– Тарелку не тряси, – фыркает Гарри, тянясь к большому блюду в центре стола.

– Слушай, а это правда, что Лавгуд прячется у Дамблдора? – спрашивает Забини с интересом.

– Правда, – кивает Гарри. – Два идиота с безумными идеями, кажется, нашли друг друга.

Он спокойно наполняет свой бокал вином из бутылки, не торопясь делает глоток, и вдруг Марк, сидящий рядом, начинает откровенно ржать во весь голос.

– Чёрт, эфенди! – утирает он слёзы. – Заканчивай с этим официозом, смотреть больно!

Остальные тоже начинают тихо посмеиваться. Легко вздохнув, Гарри откидывается назад на стуле и хитро оглядывает товарищей.

– Ладно, что я пропустил?

– Полжизни, – усмехается Нотт и, привстав, наклоняется через стол, чтобы пожать ему руку. – Привет.

– Эфенди! – Марк хлопает его по плечу. – Как я рад, что ты соизволил вернуться. Работы – во! – он приставляет большой палец к горлу.

– Что, Марк, за месяц неразобранных газет прибавилось? – ухмыляется Гарри.

Марк отшучивается, Панси с Ноттом принимаются наперебой рассказывать что-то про Лидс, а Гарри с трудом понимает, что они говорят, да ему совсем и не хочется сейчас вникать в смысл каких-то обращённых к нему слов. Самое главное, что хотел, он получил. Никаких лишних вопросов и расспросов о его изгнании и возвращении, никаких разговоров и акцентов на его долгом отсутствии. А никто из остальных Пожирателей вообще не смотрит в их сторону. Словно Гарри и не покидал поместье на бесконечный месяц. Словно ещё вчера они сидели здесь за ужином, а сегодня он просто спустился на обед. Ни намёка на тягостное молчание или вымученные темы для разговоров, как это было в штабе. Ничего не начинается заново – всё здесь продолжается ровно с той точки, на которой он и покинул остров. И от понимания этого становится так легко и хорошо, что он окончательно расслабляется, с резко проснувшимся аппетитом тянется к красной рыбе на длинном блюде, смеётся над шутками Марка, вставляет короткие реплики в рассказы Панси и Нотта и чувствует себя просто замечательно.

– Господа и дамы! – разносится по залу звучный голос Малфоя.

Все притихают и оборачиваются к Люциусу, который встаёт из-за стола, опираясь на трость.

– У меня есть короткое объявление, – продолжает он, ослепительно улыбаясь. – Подсчёты голосов закончены. Мы победили.

Стол взрывается лавиной аплодисментов, радостных выкриков и громкого смеха. Гарри и сам чувствует неясный подъём настроения и сил.

– Наши дорогие избиратели, – пытается Люциус перекричать поднявшийся шум, – отдали нам сорок шесть процентов голосов.

Гарри оглядывает всех за столом. Риддл смотрит на Люциуса с довольным прищуром, и даже Снейп безуспешно пытается скрыть кривую ухмылку.

– Мистер Малфой! – Гарри встаёт со стула, чтобы Люциус обратил на него внимание, и продолжает, когда Малфой поворачивается к нему, а шум немного стихает: – Извините, – усмехается он, – но с вашими возможностями и средствами было, наверное, не слишком сложно получить такое количество голосов?

Малфой удивлённо переглядывается с Риддлом.

– О чём вы говорите, мистер Поттер?

– О накрутке, – Гарри пожимает плечами.

К его удивлению, Люциус ничуть не смущается. Наоборот, его брови изумлённо ползут вверх, а на губах появляется снисходительная улыбка.

– Должно быть, вы не поняли, – произносит он, манерно растягивая слова. – С так называемой «накруткой», у нас получилось семьдесят три процента. А без неё мы получили сорок шесть процентов честных голосов. За нас, мистер Поттер, проголосовала почти половина страны.

– Вот как? – теперь уже брови Гарри лезут вверх, и он испытывает невольное уважение. – В таком случае… – он коротко кивает Малфою и поднимает свой бокал. – За нового Министра Магии!

– За Министра! – подхватывают почти тридцать человек за столом и поднимаются с мест, чтобы отсалютовать Малфою бокалами. Тот отвечает им удовлетворённым кивком.

– Поверить не могу! – выдыхает Гарри, садясь обратно. – Это правда?

– Мы сами удивлены, – смеётся Панси. – Мы просто не ожидали!

– Думали, на выборы придётся посылать группу мастеров по Confundo, но всё получилось и так! – взахлёб тараторит Марк. – Наш главный оппонент, протеже Министра Элсон, набрал всего двадцать три процента!

– Двадцать два, – с самодовольной улыбкой поправляет Эйвери.

– Да вообще блеск! – возбуждённо выкрикивает Марк.

– Это просто… – Гарри качает головой, ощущая вполне искреннюю радость и уже не давая чувству вины даже зашевелиться внутри. – Верится с трудом…

– И это нужно отметить! – подмигивает Марк.

– Только не сейчас, – смеётся Гарри и видит, как Снейп почти незаметно встаёт и направляется к выходу. – Минуту, – бросает он и торопливо выходит в коридор следом.

Услышав шаги за спиной, Снейп оборачивается и осторожно улыбается.

– Где пропадали, Поттер? – насмешливо спрашивает он, складывая руки на груди.

– Лучше не спрашивайте, – усмехается Гарри. – А вы куда?

– Нужно вернуться к Дамблдору, – морщится Снейп, – и объяснить твоё исчезновение.

– Вам достанется?

– Не думаю. Вообще-то я намереваюсь свалить всё на тебя и убедить его в том, что я не причастен к твоему побегу. Но даже если всё вскроется, вряд ли он станет пытать меня Crucio.

Гарри поддерживает мрачный смешок Снейпа.

– Но ведь тогда он окончательно перестанет вам доверять.

– Как ты, наверное, понимаешь, теперь это уже не имеет значения, – Снейп кивает на закрытые двери зала, из-за которых опять доносится чей-то громкий смех.

Гарри не знает, что сказать, поэтому только кивает в ответ. Зельевар разворачивается и делает несколько шагов к выходу.

– Снейп! – окликает Гарри. Он оборачивается. – Спасибо вам.

Снейп закатывает глаза и кривится. А потом с ухмылкой бросает:

– Посмотри на себя, Поттер. Ты просто светишься от счастья.

Он уже давно скрылся за входной дверью, а Гарри всё стоит в коридоре, явственно осознавая, что таким счастливым он не чувствовал себя уже очень давно.

_________________________________________________________________________

* Eat me, Drink me (англ.) – съешь меня, выпей меня.

Одноимённое название альбома 2007 года группы «Marilyn Manson». Наиболее очевидное значение названия восходит к сказке Льюиса Кэрролла «Приключения Алисы в Стране чудес». В первой главе сказки Алиса находит пузырёк с надписью «Drink me» и пирожок с надписью «Eat me».

Второе очевидное значение названия альбома связано с главным христианским таинством – причащением. Этот обряд восходит к Тайной вечере – последней ритуальной трапезе Христа со своими учениками: «И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя» (Мк 14:22—25).

Глава 31. Новые замки

Часы в музыкальной комнате отбили полночь уже часа два назад. Гарри полулежит на криво наколдованной софе, с трудом удерживая отяжелевшую голову на кулаке. Другая рука с почти пустым бокалом свисает вниз. Ещё совсем чуть-чуть – и на пол польются кисловатые тёмно-красные капли. Гарри лениво смотрит, как вино игрится всеми красками в тусклом свете свечей, и ещё пытается заставить себя слушать Марка, который устроился на полу возле него и, кажется, ещё не скоро умолкнет.

– …У Боргина сделалась просто каменная рожа! – смеётся Марк, отчаянно жестикулируя. – Он смотрит на Сашу, как овца на мясника, и глазами хлопает. Тут и согласиться невозможно, и отказаться нельзя!

– Ну а что ты хочешь? – вяло замечает Гарри. – Это же совсем не его профиль. Он торговец, а не ремесленник.

– Да, но у него есть несколько знакомых мастеров. Кстати, он неплохо общается с Грегоровичем, но почему-то это скрывает.

– Не хочет, чтобы приятеля шантажировали.

– Нет, – Марк хитро прищуривается. – Тут, понимаешь, дело совсем в другом. У Грегоровича самого несколько подозрительных лавочек по всей Европе. Если он начнёт работать в Британии, его бизнес только палочками не ограничится, и тогда Боргин потеряет клиентуру, смекаешь?

– Не понимаю, на какой чёрт нужно, чтобы именно Боргин с ним связывался. Напрямую что, нельзя?

– А никто не знает, где он прячется, – пожимает плечами Марк. – Последний раз его видели в одной из его лавок в Бельгии в начале лета девяносто пятого. А потом Каркаров исчез и…

– Думаешь, они общались?

– А ты думаешь, это простое совпадение? Смотри: Лорд возрождается, Каркаров бежит в Европу, потом пропадает Грегорович, а потом Каркарова находят с перерезанным горлом.

– Всё это чудесно, – Гарри, морщась, с трудом садится и спускает ноги с софы. – Только всё равно не вижу связи. Грегорович даже не Пожиратель смерти, зачем ему прятаться столько лет?

– А как ты думаешь, кто делал палочки большинству из них? – Марк неопределённо кивает на дверь.

– Они ведь почти все учились в Хогвартсе, значит, Олливандер.

– Ну, первые-то да. А после арестов? По-твоему, они сбежали из Азкабана, а потом вернулись туда за палочками?

– Марк, не городи чуши. Побег был зимой девяносто пятого, а ты говоришь, что…

– Вообще-то Лорд приготовил для них палочки, ещё когда они были в тюрьме. А то им бы долго ждать пришлось.

– Так, я уже ничего не соображаю. Как Грегорович мог сделать палочки после возрождения Лорда, если он исчез почти сразу после этого самого возрождения?

– О, боже... – стонет Марк, запрокидывая голову. – А Крауч-младший на что? Лорд приказал ещё в девяносто четвёртом, Крауч заказал. Что непонятного?

Несколько секунд они смотрят друг на друга в полном молчании. Потом Гарри трясёт головой и сонно потирает глаза.

– Слушай, Марк, всё это прекрасно и, наверное, даже интересно, но я уже почти ничего не соображаю. Дико хочу спааа… – окончание фразы превращается в отчаянный зевок.

– Ай, ладно, хрен с тобой, – Марк машет рукой и поднимается на ноги.

– Вы хоть комнату мою не трогали? Мне всё ещё есть где спать? – спрашивает Гарри, тоже вставая.

– Лорд приказал ничего не трогать. Так что… мы ждали тебя, – усмехается он и, кивнув на прощанье, уходит.

Гарри плетётся в спальню и, еле скинув с себя одежду, валится на постель. Он ещё недолго гадает, стихло ли празднество в зале или Пожиратели решили засесть там до утра, но потом усталость берёт верх, и его накрывает сон. Он в глаза не видел этого Грегоровича, но всю ночь ему снится высокий статный старик с охапкой волшебных палочек в руках.

***

Проснувшись, Гарри чувствует себя бодрым и отдохнувшим, впервые за долгое время. Однако слишком ленивым, чтобы спускаться в зал к завтраку. Наспех глотнув кофе в спальне, он направляется прямиком к Риддлу. Цели у его визита нет, однако заняться всё равно нечем.

Когда он подходит к двери, из-за неё слышатся приглушённые голоса. Постучавшись, но не получив ответа, он входит, с любопытством оглядывая собравшихся в комнате. Александра и Люциус стоят друг напротив друга и горячо спорят о каком-то финансировании библиотеки – шум стоит такой, что Гарри не понимает половины слов. Долохов спокойно сидит в кресле, листая газету и периодически хмурясь. Риддл же, кажется, вовсе не замечает присутствующих, изучая пергаменты с чертежами, разложенные на столе.

– Мы не можем урезать финансирование одного учреждения за счёт другого! – повышает голос Малфой.

– Это уже не твои деньги, Люциус! Не забывай об этом! – Александра тычет в него пальцем, злобно сузив глаза.

– Мой Лорд… – Люциус беспомощно поворачивается к Риддлу.

– Остыньте оба, – морщится тот, не отрываясь от своего занятия. – Изложи свой план, Люциус.

– Милорд, – Малфой шагает к столу, – мы не можем оставить всё как есть. И не можем оставить Хогвартс без поддержки – это отрицательно скажется на моём имидже. Если мы поднимем цены на десять процентов, это нанесёт не такой ощутимый удар по доходам населения.

– Я смотрю, Люциус, ты прямиком из Министерства? – усмехается Риддл, наконец поднимая голову. – Оставь эти канцелярские фразы для чиновников. Перейдём на человеческий язык.

Гарри осторожно обходит Малфоя и упирается в небольшой стол, которого здесь раньше не было. На нём сооружён макет высокого замка с острыми башнями и тёмной крышей. Он наклоняется ближе и распахивает глаза от изумления: около замка снуют крохотные человечки, в окна залетают совы, и, кажется, даже трава шевелится от лёгкого ветерка.

– Это Лидс?! – выдыхает он, и Малфой обрывает себя на полуслове.

– Я бы попросил вас не встревать, мистер Поттер, – сквозь зубы цедит он, на мгновенье обернувшись.

Похоже, Риддл только сейчас замечает Гарри.

– Обсудим это позже, – говорит он Малфою, и тот, недовольно поджав губы, быстро выходит.

Александра с тяжёлым вздохом падает в кресло рядом с Долоховым. Риддл тоже садится, сворачивая пергаменты и откладывая их в сторону.

– Что скажете? – спрашивает он без тени улыбки.

– Он кретин, – фыркает Антонин, задумчиво складывая газету. – Я с самого начала тебе об этом говорил.

Гарри очень увлечён разглядыванием малейших деталей макета, однако от его внимания не ускользает, как Долохов обратился к Риддлу.

– С ним бесполезно разговаривать, – качает головой Александра. – Но мы предвидели проблемы.

– Что по этому поводу думает Снейп?

– Да ничего он не думает, – вздыхает Долохов. – Как всегда: ни рыба, ни мясо. Но в случае чего, думаю, он поддержит Малфоя.

– Люциус не может быть настолько глуп, чтобы у меня под носом вести собственную игру, – замечает Риддл.

– Глупости! – к удивлению, фыркает Александра. – Вот на это у него как раз ума хватит.

Долохов наклоняется к нему через стол и говорит шёпотом, однако Гарри удаётся его услышать:

– Твоё желание поиграть в серого кардинала не доведёт до добра. Малфой не должен был сесть в министерское кресло.

– Хочешь продолжить нашу последнюю беседу, Антонин? – ядовито спрашивает Риддл.

– Тогда позвольте откланяться, – произносит Долохов уже в полный голос и встаёт. Следом поднимается Александра.

– Идите, – кивает Риддл. – И проследите за Люциусом. Сейчас не та ситуация, чтобы ослаблять на нём поводок.

После их ухода Гарри всё не решается заговорить. Ему кажется, что он стал свидетелем сцены, не предназначенной для посторонних глаз, поэтому усердно продолжает делать вид, что разглядывает макет. Хотя здесь и так есть на что посмотреть. Маленькие человечки снуют туда-сюда и беззвучно переговариваются. Он протягивает палец к одному из них, но тот быстро отскакивает в сторону и принимается прыгать на месте, размахивая в воздухе крохотными кулачками.

– Да, Гарри, это Лидс, – после долгой паузы отвечает Риддл на проигнорированный вопрос.

Только теперь Гарри осмеливается посмотреть на него.

– Университет будет выглядеть так? – зачем-то спрашивает он, кивая на макет.

– Будет? – переспрашивает Риддл немного рассеянно: кажется, сейчас он думает совсем о другом. – Он уже так выглядит.

– Вы хотите сказать, он уже построен?! Но ведь совсем недавно мы только чистили город от сквибов. Там ещё оставались дома и…

– Не нужно приравнивать некоторые особенности магического мира к маггловскому, – снисходительно улыбается Риддл. – Даже чтобы построить небольшой дом, у магглов уходят многие месяцы. Причём большую часть этого времени занимает не сама постройка, а бумажная волокита. Чертежи, проекты, согласования…