Текст книги "Дракон и солнце 3. Луна, звезда (СИ)"

Автор книги: StarGarnet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 48 страниц)

– У безумия всегда есть цель, – наставительно сообщил Джон, вспоминая всех одержимых грандиозными идеями опасных сумасшедших, которые встречались ему на пути: Мирака, Харкона, Дивайта Фира, Альмалексию, Вивека и даже, если уж на то пошло, Улфрика Буревестника. Он вспомнил Маданаха, Короля в Лохмотьях, которого когда-то приласкал киркой по голове, и Хелсета, все еще лелееющего планы разобраться с Нереварином. И среди прочих в этот список входил и сам Дагот Ур.

– И какова твоя цель?

– Решить судьбу мира, – сообщил Джон. – В формулировках мы с тобой не так уж и различаемся. Я даже собираюсь вымести кое-откуда н’вахов, хотя тут ты меня вряд ли поймешь.

– Отчего же, – обрадовалась маска. – Уверен, что понимаю.

– Я говорю о даэдра, – пояснил свои слова Джон, погибель Ходоков. – Не совсем о даэдра, но так тебе будет понятнее.

– И, полагаю, ты намерен закончить постройку Акулахана, – закивал Дагот Ур. – Оказывается, наши цели так схожи. Возможно, я зря считал тебя врагом. Почему бы нам не заключить мир и не объединить силы?

– И что мне за выгода? – прищурился Джон.

– Ты дракон и земли Септимов станут твоими по праву. Я же кимер и принесу новую славу своему народу.

– Вот отсюда поподробнее.

– Я освобожу данмеров и свергну ложных богов… – начал было Дагот, но Джон его перебил:

– Тут ты малость опоздал. Альмалексия убила Сота Сила, а я убил ее. И направил Вивека на кривую дорожку прямо к Молаг Балу.

– Отрадно слышать, – обрадовался тот. – Они не смогли смутить тебя своими лживыми обещаниями и клятвами, как смутили когда-то моего друга и брата Неревара.

– Да. Как видишь, твоя мечта стала на шаг ближе к осуществлению.

– Это так, – кивнул Дагот и снова опечалился. – Но я надеялся, что мой товарищ явится ко мне с открытым сердцем, придет с помощью и поддержкой. Без него этот день не так радостен.

– Строго говоря, – усмехнулся Джон, – твой драгоценный друг прямо здесь. Ты рассчитывал, что он поможет тебе в твоей борьбе? Так расскажи мне свои планы и, если они покажутся мне достойными, возможно, я тоже захочу помочь.

– Я не желаю терпеть произвол других богов, – прямо ответил Дагот Ур. – Я хочу вознести свой народ к божественности и дать им свободу.

– Сломать колесо? – невинно поинтересовался Джон.

– Именно так! – воодушевился Ворин. – Акулахан станет предводителем армий, он будет живым богом и зримым символом нашей цели, он посеет и возделает божественную субстанцию, происходящую из Сердца.

– Ты говоришь, что печешься о своем народе, – придирался Джон. – Но данмеры страдают от бурь и корпруса.

– Увы, – согласился Дагот. – Шестой Дом не может быть восстановлен без войны. Просвещение не вырастет без риска огорчить самодовольное, привязанное к традиции стадо. Имея милосердие и сострадание, я испытываю печаль. Но наша миссия справедлива и благородна.

А вот моя – сугубо эгоистична, подумал Джон. Я просто хочу спасти свою семью. Обе своих семьи.

– А что насчет чужеземных захватчиков? – коварно поинтересовался он. – Беспородных имперских шавок? Их ты тоже собираешься выметать вон по рекам крови и с состраданием в сердце?

– Если мы с тобой заключим союз, – выкрутился Дагот Ур, – нам не потребуется воевать. Свободы хватит на всех.

– Тоже верно. Объясни мне другое: зачем тебе Призрачный Страж? Ты надеялся, что его принесет тебе твой друг Неревар, но ведь ты уже черпаешь силу прямо из сердца.

– Божественная работа требует божественных инструментов, – пожал плечами Дагот. – Чтобы закончить постройку Акулахана, нужны тончайшие прикосновения.

Хо-хо, подумал Джон. Хоть кто-то здесь честно признает, что инструменты-то – божественные.

– Призрачный Страж ушел за пределы досягаемости и людей и богов, – нагло заявил он, покачивая Разделителем. – Сейчас я единственный, кто способен держать их в руках.

– Я бы не поверил, если бы не видел собственными глазами, – обреченно произнес Ворин. – И как ты намерен поступить?

– Выслушать тебя, – обнадежил его Джон. – Ты знаешь, что нужно делать. Покажи мне Акулахан и дай наставления, если хочешь, чтобы этот великий труд был завершен как следует.

– Я не ожидал, что ты поймешь, – отступил на пару шагов божок. – Я не знаю, могу ли я тебе верить.

– Ты звал меня столько месяцев, – махнул Разрубателем Джон. – Ну хорошо, не меня. Но твой друг пришел вместе со мной и нас нельзя разделить, как нельзя разделить меня и божественную защиту. Ты хотел спасти свой народ – и вот я стою перед тобой с орудиями Кагренака в руках. Я даже готов забыть, что ты обозвал меня мерзкой ящерицей. Не понимаю, чего еще тебе надо.

Дагот Ур начал ходить взад-вперед так же, как до него нервно вышагивал Вивек. Его явно мучила неспособность довериться залетному дракону и в то же время соблазняло коварное предложение, от которого было почти невозможно отказаться. И если он все-таки откажется – что тогда? Ведь по всему получалось, что Призрачный Страж теперь навеки утрачен, а без него завершить работу не получится…

В этот момент Джон по-настоящему понял, что чувствовал Шеогорат, когда делал предложение ему самому. Понял – и чуть не расхохотался в голос, еле удерживая в себе глумливое ликование.

Дагот согласится, конечно же, согласится, потому что у него попросту нет иного выбора. И тогда Джон сумеет добраться до Сердца, не превратившись по дороге в груду измолотого до неузнаваемости мяса. Однажды ему уже довелось драться с богиней и повторять опыт не слишком хотелось, к тому же Дагот Ур наверняка куда сильнее Альмалексии – не зря же он постоянно купается в могуществе Сердца.

Ворин все никак не мог отважиться на окончательный выбор и Джон решил немного его подтолкнуть.

– Я дракон, – просто и коротко сказал он. – Для нас нет ничего дороже свободы.

Дагот остановился, маска вскинулась и уставилась на него черными прорезями глаз, включая и третий на лбу.

– Это так, – медленно кивнул он. – Здесь нет лжи.

Он снова умолк, в задумчивости опустив голову, а потом распрямился, всем телом повернувшись к невозможному союзнику:

– Поклянись, дракон, – потребовал он. – Поклянись, что не поднимешь ни один из инструментов на меня.

– Клянусь, – ответил Джон, прекрасно знавший, что этого и не потребуется. Достаточно лишь прервать связь с сердцем и долгий путь Дагота будет завершен.

– Тогда идем, – каким-то иным, более легким и молодым голосом позвал его Ворин. – Мы войдем в новую эру вместе, как братья!

– Да, Четвертая Эра уже на пороге, – проворчал Джон, следуя за голым божком.

– Ты тоже это чувствуешь? – сумев довериться, Дагот Ур словно сбросил с себя весь груз тревог и теперь, казалось, был готов резвиться, как пони на лужайке. Джон не без сочувствия подумал, что беднягу обманывают все кому не лень. Если Дагот каким-то чудом выживет в этой истории, то сможет по-новой начать проклинать предателя Неревара, который не держит слова. Вернее, держит, но получается все сплошь не так, как хотелось.

Вот только вряд ли он выживет.

Перед ними разъехались створки круглой каменной двери, и пройдя сквозь проем, Джон увидел великую пещеру, посреди которой громоздился исполинский голем. Он был настолько огромен, что поначалу Джон даже не понял, на что смотрит – а были это плечи и голова истукана, возвышавшиеся за скальным обрывом.

Подойдя к краю, он глянул вниз и увидел, что ноги голема уходят далеко вниз, в колодец, наполненный лавой, а в титанических обнаженных ребрах мерцает сердце бога, к которому тянутся трубы и трубки поменьше.

– Это и есть Акулахан? – спросил он, не веря своим глазам. Вот эту тварь Дагот собирается спустить на Тамриэль? Боги, да Молаг Бал – и тот не так ужасен!..

– Разве он не прекрасен? – мечтательно спросил безумный Ворин, оглядывая свое чудовищное детище.

– Божественен, – еле выдавил Джон, даже не пытаясь изображать восторг. При виде бога вполне допустимо впадать в священный ужас, в этом нет ничего удивительного…

Ему наконец-то стало ясно, ради кого его направили в это путешествие. Вот он, ложный бог. Не Трибунал, не Дагот Ур… Акулахан, монстр, который попрет весь Тамриэль, неся в себе жаждущее жизни сердце Шора. Шеогорат никак не мог допустить, чтобы чужая кукла поломала все его тамриэльские игрушки.

И сам Джон этого допустить тоже не мог.

Он снова наклонился, глядя вниз и увидел, что к сердцу ведет хлипкий дощатый мостик, повисший над лавой.

– Мы спустимся вниз, – заговорил Дагот Ур, отвлекшись от созерцания чудовища. – Нас ждет очень тонкая работа и я буду руководить твоими действиями. Идем.

– Я немного трепещу, – признался Джон. – Чуть-чуть.

Еще бы. Как ему не трепетать, ведь это и есть конец… Конец пути, за которым его ждет царство Зимы.

– Не пугайся величия Акулахана, – улыбнулся под маской безумец. – Он будет так же мудр и добр, как и силен.

– Хорошо, коли так, – поджал губы Джон и побрел следом за Даготом к подъемнику, который казался ничуть не прочнее мостика внизу. Впрочем, рядом с кошмарным исполином хрупким казалось абсолютно все.

Они спустились к Сердцу и божок начал давать наставления:

– Сперва ты должен провести Разрубателем по Сердцу – самым кончиком, снизу вверх, – чтобы направить первый луч…

Джон стоял не шевелясь, мелко дыша и часто сглатывая. От близости Сердца его замутило, как не мутило никогда в жизни. Оно было враждебным ему, оно знало, зачем он явился, и оно готовилось нанести первый удар…

– Ты слышишь меня? – тревожно спросил Дагот Ур.

Джон выдохнул и слабо ответил:

– Да…

А потом качнул рукой, ударяя по Сердцу золотым молотом – снизу, с короткого замаха.

Пещеру тряхнуло. За спиной оборвался и посыпался в лаву ломкий, просушенный до хруста мостик, а Дагот Ур, скорчившись рядом с ним от боли, страшно закричал:

– Что ты делаешь?!..

Ну прости, подумал Джон. Такой уж я криворукий.

– Фус Ро Да! – крикнул он в ответ, сбрасывая противника с уступа вниз, вслед за мостиком.

“Иди безоружным в его логово с этими словами власти: Аэ Гарток Падхоме (ЧИМ) Аэ Алтадун…”

Он поклялся, что не поднимет на Дагот Ура орудия Кагренака, но он ничего не говорил про Слова Силы. И пусть они с Вивеком и Молаг Балом говорят на разных языках, есть мало слов сильнее драконьих…

И сейчас его слово – Фус.

Пора достигнуть неба жестокостью, подумал он обреченно. Пора на миг стать Алдуином и принести земле огненную бурю. Слушая ровный тон, который молот извлек из оглушенного Сердца, и хороня в глубинах души дикий и прекрасный Вварденфелл, он наконец решился и ударил по останку Шора хрустальным клинком.

Ударь один раз Разделителем, потом более одного раза Разрубателем…

Короткий меч снова обрушился на алое сердце. И снова. И снова. Сердце дрожало и искрило, выбрасывая потоки тошнотворной силы, и весь мир вокруг объяли молнии, между которыми гнездилась непроницаемая тьма. Вспышки слепили глаза и раскалывали голову, словно громовые топоры, и Джон зажмурился, не в силах смотреть на грозу, сквозь которую его швырнула воля Шеогората.

– Время пошло! – крикнул где-то в неведомых далях Безумный Бог, заливаясь своим неподражаемым смехом.

Холод ударил Джона в лицо, словно ледяной кулак, и он распахнул глаза, одновременно и боясь и надеясь увидеть знакомые голубые огоньки напротив.

И они были там, и за тот краткий миг, что его не было, их злоба ничуть не оскудела и не померкла. Джон занес молот, внезапно ставший непомерно тяжелым, и обрушил первый удар на нетронутую ледяную поверхность.

Насколько хватит сил…

Стена пошла трещинами, теряя прозрачность, полетело крошево, мерцавшее в свете зеленой авроры. Он вогнал в холодную твердь клинок и лед раскололся, обнажая проклятое дитя, коронованное знакомыми рожками.

Следующий удар Разделителя разбил голову врага в мелкие осколки и снова в дело вступил хрустальный клинок, взрезавший лед, словно хрупкий наст. Разрубатель в его руке нагрелся, обжигая ладонь сквозь толстую кожу с меховой подкладкой, но левая рука, державшая Разделитель, наоборот становилась все холоднее. Он снял перчатку, когда надевал кольцо-печать, и теперь она валялась где-то под ногами. Джон понимал, что у него нет ни времени, ни возможности ее поднять. Стоит хоть на миг выпустить орудия из рук – и данный ему шанс будет исчерпан. Теперь оставалось лишь прорубаться вперед, кроша стену и забивая Ходоков одного за другим.

Но чем дальше он продвигался, тем лучше понимал, что не все из них – те похожие на драугров Ходоки, с которыми он воевал прежде. Это были элементали, инеевые атронахи, и он уже видел некоторых из них сквозь лед. Он вспомнил смех Шеогората и глумливый вопрос: “А ваш Иной играет честно?” Уже тогда Безумный Бог знал, что Иной нашел способ возродить свою армию, пополнить ее новыми сущностями. Арья действительно принесла погибель большинству Ходоков, когда убила Короля Ночи. Сейчас Джон сражался с чем-то иным.

Откуда берутся ледяные даэдра, спросил он тогда у Молаг Бала, и Принц, насмехаясь, ответил: “Из Обливиона, разумеется. Все даэдра приходят из Обливиона.” Продвигаясь сквозь лед к средоточию Зимы, Джон видел в противниках все меньше сходства с Ходоками и все больше сходства с атронахами, которых он истреблял в подводных пещерах Аэслипа.

Некоторые из них пытались драться. Вмороженные в лед, еще не до конца проснувшиеся, они щурили свои нездешние глаза и заносили руки, в которых трещали сгустки холода. И Разрубатель падал на эти руки, и Разделитель падал на их головы, и Джона снова и снова осыпало искрящимся крошевом, превратившим его волосы из черных в седые.

Но как, как они сюда попали? Что позволило им пройти сквозь защиту, которую удерживают Старые Боги этого мира? Что повредило ее настолько сильно, что у Иного хватило сил дотянуться аж до Нирна…

Акатош, понял он. Бог Времени нарушил целостность барьера, когда явился в обреченный мир и прибрал к крылышкам никому не нужного, бесхозного Довакина, погибавшего в ледяной расселине. А следом за ним явился и Партурнакс, который надорвал барьер еще сильнее – в тот самый миг, когда с боем и пламенем пришел за ним и Арьей сквозь Предел Разума. Возможно, именно тогда в сердце Зимы заблестела глазами новая и враждебная жизнь, влившаяся в тела старой армии. Теперь Джон был почти уверен, что рано или поздно пробьется к тому сокровенному месту во льдах, где крутится сизая воронка портала – тонкая брешь, игольный прокол в защите, маленькая военная тайна Великого Иного.

И если портал не уничтожить, поток врагов будет нескончаемым. Их не удержит ни Стена, ни все людские воинства. Даже для драконов неистощимое море даэдра – это слишком много.

Он уже не знал, как ему удается поднимать молот. Рука отнялась до самого плеча и пальцы на рукояти стали синими. Дыхание, которое поначалу вырывалось изо рта пухлыми клубами пара, стало невидимым в хрустком студеном воздухе, и в груди было почти так же холодно, как и повсюду в этом краю. Но останавливаться было нельзя: по обе стороны от него скрывались во льду десятки, а может, и сотни тел, а впереди громоздилась еще не преодоленная твердь, хранившая в себе портал.

Насколько хватит сил…

Разрубатель снова вошел в стылую гладь и по льду разбежались огромные трещины, а потом всё по правую руку от Джона начало рассыпаться острыми клиньями. Новоявленные, нездешней породы враги полезли из обломков, расправляя скрюченные от долгого безделья руки, и он набрал в замерзшую грудь воздух, чтобы поприветствовать их как положено.

Йоль не шел из холодного горла, застревал на лопнувших губах, оставляя за собой лишь слабый выдох. Джон попробовал снова, ощущая, как начинает теплиться внутри маленький огонек, и наконец пламя в нем разгорелось и вырвалось на свободу.

– Йоль Тор Шул! – крикнул он и услышал далеко за спиной ответный победный рев Одавинга и Салокнира. Драконы приветствовали его, окончательно пробудившегося, преодолевшего холод смерти и проломившего вечную корку льда, которая с рождения облекала его, словно створки раковины.

Элементали истаивали в свете драконьего пламени, а Разделитель и Разрубатель продолжали свою работу, кромсая и раскалывая лед. Со странным чувством освобождения Джон вдруг понял, что все его человеческие силы уже давно закончились и сейчас тело держится на ногах лишь благодаря чистой воле. Он двигался словно мертвец, оживленный чужой магией, или безмозглая двемерская машина, которая рубит и кромсает, потому что такой она и была задумана. Он не знал, шла ли эта сила от божественных орудий или от Безумного Бога в его голове, или даже была рождена его собственным желанием. Он знал лишь то, что ее хватит, чтобы закончить начатое, и этого было вполне достаточно.

Кристальный клинок, такой хрупкий на вид и несокрушимый по самой своей сути, вонзился в новый пласт льда и обрушил еще одну часть твердыни Ночи, но и там были лишь атронахи, которых он встретил новым Йолем. Где же портал?..

– Ри Вааз! – крикнул он, повернувшись строго на север, где лед выпирал круглым горбом.

Горб пошел трещинами и Разделитель с Разрубателем снова взялись за работу, торопясь найти сокрытое в этом исполинском непостижимом яйце. Наконец с чудовищным треском скорлупа расселась, открывая проход в свое нутро, и Джон почти засмеялся, увидев сизый портал.

Вот оно. Вот оно… Спасибо, Аэслип.

– Йоль Тор Шул!..

Портал померк, пополз клочьями, но все еще трепетал и корчился перед ним, как огромный серый мотылек. Джон подошел, тяжело ступая холодными, как смерть, ногами, и занес молот, готовясь закрыть брешь в барьере.

Разделитель ударил в самое средоточие сизого круговорота, а следом за ним пришла и очередь Разрубателя, который взрезал ткань портала, словно морнхолдский шелк. Только что упругая, как натянутое полотно, она подалась и распалась, и Джон, не найдя опоры, провалился вперед, сквозь рассыпающиеся туманные обрывки.

Где я, замер он, вглядываясь в черноту перед собой. Твердыня Ночи исчезла, а с ней исчез и грязный от сажи лед, и лютый холод, и весь мир. Джон стоял на пустом безжизненном обрыве, за которым начиналось сплошное ничто.

Вечность. Обратная сторона Уль, которую он уже видел в далеком, позабытом сне. И как в том сне, перед ним снова взошла луна, выплыла из черных глубин и теперь светила ему в лицо своим холодным ясным светом.

Она молчала, словно не замечая перед собой крохотную пылинку, прилепившуюся к краю обрыва. Она не пыталась вступить в разговор – может, не была на это способна, а может, не способен был он. Великий Иной был прямо перед Довакином, достигшим конца пути. Одно последнее усилие – и призрак Зимы будет навеки изгнан из мира…

Разделитель качнулся в руке и стал медленно подниматься. Луна дышала на Джона морозом, окатывала равнодушным светом и не таяла в свете зари, поднимавшейся за его спиной. Жаркая звезда всходила над седой от холода головой, изливала на него яростные лучи, наделяя новой злостью и силой, достаточными, чтобы убить бога.

Достигни неба жестокостью Ударь один раз Разделителем, более одного раза – Разрубателем…

Луна молчала, купаясь в белой меланхолии. Ее лик излучал спокойствие и некую непостижимую грусть и странное сомнение вдруг поселилось в душе Джона. Крохотным червячком оно начало точить его сердце, а глаза вспомнили все пролитые слезы – слезы по Дени, которую он убил собственной рукой, убил ради всех живущих.

Но разве не ради этого он здесь? Ради всех живущих… Разве оно того не стоит?..

Он знал это чувство, это желание идти по тропе благих намерений. Он знал, куда приводит эта тропа. Неужели он снова ступил на нее – здесь, сейчас?

Перед внутренним взором вдруг возникла статуя Азуры, глядящая на восход. В одной руке Луна, в другой – Звезда, обе равные, обе нужные… Но что будет, если убрать одну из них? Как скоро он увидит огромный огненный шар Рглора, закипающий на краю Вечности, готовый пожирать миры?

И снова ему вспомнились слова Шеогората, сказанные в заснеженном тронном зале: “Кто сможет остановить огненную бурю?”

Лишь Безумный Бог может веселиться, наблюдая, как времена снова и снова нанизываются на одну и ту же простую фразу из нескольких слов, а маленький глупый человечек снова и снова уничтожает баланс…

Фус и Ро. Партурнакс учил его, дал ему новое понимание, огромное и пугающее слабый разум. Древний дракон говорил, что Джон будет готов, когда придет время…

И вот оно пришло. Но готов ли он?

Готов ли он навеки изменить мир, принести огненную бурю, которую уже никто не сможет остановить? Или он здесь лишь для того, чтобы отступить, склоняясь перед естественным порядком вещей, – чтобы оставить за спиной Луну и Звезду, которые продолжат свое кружение и противоборство, позволяя жизни пребывать на хрупкой границе между ними?

Война, эвгир унслаад. Черные крылья, белые крылья… Баланс.

Он помнил, как падал в черную безлунную пропасть в одном из своих снов, и знал, что луна могла бы стать его последней жертвой, последним убийством, за которым уже не было бы ничего – лишь падение с этого безжизненного обрыва и вечная тьма.

Мы знаем, когда начать, говорил Партурнакс. И знаем, когда остановиться.

Джон опустил руку, державшую молот, и отступил от края пропасти, оставляя вопросы равновесия богам. Пальцы сами собой разжались, выпуская тяжелую ношу, но он так и не услышал, как орудия упали наземь. Казалось, они просто исчезли на полпути, а он продолжал отступать, слепо глядя на луну и уже даже не осознавая ее присутствия.

Луна растянулась, расплылась и смешалась с чернотой Вечности, вдруг обернувшись льдом в пятнах сажи, а Джон все неловко пятился назад, спотыкаясь на обломках льда под ногами. Холод глодал его со всех сторон, глаза почти не видели, ослепленные белым светом Иного, и он брел сквозь разоренную твердыню, будто самый первый из Ходоков.

Он наткнулся на что-то твердое и упал – упал прямо на ледяной алтарь, и тот раскололся под ним, а следом захрустели и стали валиться зубцы исполинской короны. Земля загудела, содрогаясь от чьей-то тяжкой поступи, и смутно знакомый голос пророкотал будто из другого мира:

– Мы здесь, братец.

Огромная пасть обдала его жарким дыханием, прокаленным и сухим, как воздух в кузне, и он почувствовал, что начинает двигаться, отрываться от земли. Страшенные зубы сомкнулись вокруг него, погрузив в темноту, ограждая, не давая выпасть из пасти взлетающего дракона.

Они летели где-то в поднебесье, но Джон видел лишь черный свод драконьей глотки и искры, кружившие в ней, словно горячие светлячки. В пасти было тепло, но холод проник в него настолько глубоко, что он никак не мог согреться. Ему казалось, что он просто душа, застрявшая в окоченелом трупе, не способном ни жить, ни отпустить ее.

Драконы приземлились на лесной поляне и Одавинг раскрыл пасть, позволяя Джону мягко скатиться к витым корням могучего чардрева.

– Дыши, – сказал ему Салокнир. – Все позади.

– Ты справился, малыш, – вторил Одавинг и ласково подул на него солнечным теплом. – Просто дыши.

Дыши, шепнули ему Старые Боги, снова принимая его как родню. Ты справился. Дыши.

========== Глава 45. Святой Джон ==========

Винтерфелл заметало снегом. Распахнутые ворота, безлюдный двор, высокие крыши и низкие навесы – все убелила безгласная сумеречная зима. Двери замка темнели перед Джоном, раскрытые настежь, внутрь убегала наметенная снежная дорожка, где не было видно ни единого следа. Он вошел в Великий Чертог, все еще храня в сердце надежду найти здесь хоть кого-то живого, но вокруг царила пустая тишина – лишь в открытые окна, в покинутые двери влетали рои снежинок и оседали вниз, чтобы навеки упокоиться рядом с миллионами своих хрупких сестер. Он шел по знакомым покоям, выкликая имена тех, кого любил, но ни разу до него не донеслось ни ответа, ни вздоха.

Во всех окнах виднелась луна. Она следовала за ним, куда бы он ни пошел, в какой бы коридор ни свернул, и, спасаясь от ее мертвящего взгляда, он устремился вниз, в крипту, в последней, безумной надежде найти жизнь хотя бы там. Но крипта была холодна и пуста – этот долгий темный зал, где рядами застыли Короли Зимы и их седые волки, – и Джон побрел между ними, уже понимая, что не найдет здесь никого. Из всего, что было в мире прежде, ему осталась лишь луна. Луна – и эта черная яма, разверстая гробница, ожидавшая в конце пути.

Вот место для меня, подумал он, остановившись перед открытым саркофагом. Вот где я навеки останусь…

В груди разбухал, катился к горлу чудовищный крик, который обрушил бы всю крипту, весь Винтерфелл, если бы ему дана была воля. Его место, черное, одинокое, упрятанное под землю далеко от неба и всех, кого он любил, зияло и готовилось поглотить его и Джон с трудом удерживал в себе вопль ужаса, рвавшийся наружу.

Ярость, чистая и золотая, вскипела в нем, сожгла страх и словно осветила мертвую крипту. Я не останусь здесь, подумал он ожесточенно. Можно похоронить тело, но нельзя схоронить душу. Это не мое место.

Впереди, в конце крипты, скрипнула дверь, которой там никогда не было. В тяжелых створках прорезалась узкая щель, сквозь которую ударил тонкий лучик холодного зимнего света. Джон вскинул голову и одно долгое мгновение еще оставался на месте, а потом резко зашагал вперед, уже понимая, что скрывается впереди.

Он был прав.

Тронный зал был все тем же, и Железный Трон был все тем же, и дядюшка, занявший любимое креслице, тоже ни капли не изменился – сидел и смотрел своими бельмами, ухмыляясь от уха до уха.

Джон подошел ближе, полыхая от злости, остановился, посопел, а потом нехотя сказал:

– Спасибо.

Шеогорат так и покатился со смеху, а потом умиленно сжал руки на груди:

– Как вырос наш малыш! А я-то думал, ты раскричишься и расплачешься.

– Я могу, – заверил его Джон, нисколько не смущаясь. – Просто решил расставить приоритеты. Сперва благодарность, а уж потом истерика.

– Славно, славно, – закивал Энн Мари. – Ну, признавайся, тебе ведь все это понравилось.

Джон укоризненно посмотрел на дядюшку и скорбно признал:

– Да.

– Жаль, что тебя не запустить в полет еще раз, – пригорюнился Безумный Бог. – Так много возможностей, так много историй… Но увы. Теперь ты слишком дракон – настолько, что даже черная ямка тебя уже не пугает. Как все это грустно. Но что есть, то есть. Больше я не могу оставаться в твоей голове. Мне и так приходилось прилагать для этого немало усилий.

Джон вытаращился на собеседника, наконец-то понимая, что означала та зловещая фраза – “уязвимость к Обливиону”. Он-то все гадал, примерял ее так и сяк к подозрительным моментам, но главным всегда было именно это – осколок Безумного Бога в его голове, осколок, который драконье сознание всеми силами пыталось изгнать.

– Мне даже пришлось ящиком тебя прибить, – мечтательно припомнил Энн Мари. – Но оно того стоило! Давно я так не веселился, – по-куриному расквохтался он.

– И все же с твоей стороны это было сплошной безответственностью, – покачал головой Джон. – А если бы я сделал что-то не так? Ведь оба мира могли рухнуть!..

– Будто я позволил бы тебе сделать что-то не так, – заржал Шеогорат. – Уже забыл, как тебя пластало и мутило? Не так, ха, размечтался. Свершившееся будущее неприкосновенно. Единственное, что ты мог сделать не так, лежало в пределах твоего собственного мира, Нирн бы не пострадал. Но, – несколько недовольно заметил Безумный Бог, – как оказалось, ты все же умеешь учиться на собственных ошибках.

Джон с гордостью вспомнил, как опустил Разделитель, отступая от лика Луны, и скромно заулыбался, понимая, что да, он молодец и умница.

– Ну-ну, святой Джон, – надулся Шеогорат. – Смотри не зазнавайся. Ты и по сей день вполне способен на глупости.

– Не более твоего, – отбрил Джон и с удивлением уставился на то, как бог слезает с трона и начинает тянуть и качать его во все стороны за веер мечей. – Что ты делаешь?..

– Хочу его забрать, – кряхтел дядюшка. – Ишь как прочно сидит…

– Вот прямо так? – обомлел Довакин. – Внаглую, из моей головы?

– Ну, тебе-то он ни к чему. Ты сам говорил, ему нет места в драконьем хозяйстве. А мне пригодится, – и Энн Мари с новым усердием продолжил корчевать трон из пола.

– У тебя были желтые глаза, – вспомнил Джон.

Шеогорат отвлекся от своего занятия и обернулся, светя бельмами.

– Все имеет цену, – ровно сказал он. – Я вмешиваюсь, и моя цена – Серый Марш. Не спрашивай, дракон. Я и так тебя облагодетельствовал, а на вопросы я отвечать не обязан.

– Привел меня за ручку к Молаг Балу, благодетель, – запоздало начал капризничать Довакин.

– Ты сам хотел, – отмел обвинения Безумный Бог. – И хотел, и клянчил.

Джон внезапно вспомнил, как спьяну обнимался с горгульей на крыше Винтерфелла и что при этом говорил, заливаясь слезами. Пришлось прикусить язык.

– Ха-ха, – обрадовался Энн Мари. – Видишь, я иду навстречу твоим желаниям. Привел тебя и к Партурнаксу, и к Серане, и даже к Харкону. Замечу, на Солстхейм он прибыл вовремя. Пришлось отвлечь его приятной беседой в Обливионе.

– О чем беседовали? – светски поинтересовался Джон, наконец-то догадываясь, что встреча на озере Фъялдинг была, несомненно, подстроена – подстроена вплоть до бинтов, поскольку Шеогорат попросту не позволил Корсту его вылечить. Сейчас это было настолько очевидно, что Джон только вздохнул, печалясь о своей же недавней наивности.

– О всяком, о разном… о лошадиных потрохах, – уставился в потолок дядюшка. – Вот скажи мне, – он негодующе глянул на Джона, – почему никому не интересно обсудить лошадиные потроха?!

– Не знаю, – развел руками тот. – Но сочувствую. Если это вообще имеет значение.

– Просто вы все зануды, – заворчал Энн Мари, которому наконец-то удалось расшатать трон. Он поволок любимое креселко вон из пола, а Джон с удивлением смотрел, как за чудовищным артефактом все тянутся и тянутся какие-то длиннющие мерзкие корни. Дядюшка хочет это забрать? Пусть забирает!..

– Так что же теперь получается, – осторожно спросил он, боясь новых идей Энн Мари, – ты покинешь мою голову? Навсегда?

– А тебе будет жаль? – оживился Безумный Бог. – Будешь по мне скучать? Скажи, что будешь!

– Наверняка буду, – нехотя признал Довакин и вдруг забеспокоился. – Погоди-ка! Я стану… нормальным?!

– Звучит так, словно тебе это не нравится, – прищурился Шеогорат.

– Я повидал множество нормальных, – затряс головой Джон. – Я не хочу быть, как они!

– Ты и не будешь. Ты дракон.

Джон вспомнил всех известных ему драконов и успокоенно выдохнул. Нормального в них было мало.

Безумный Бог все еще глядел на него, глядел молча и долго, сохраняя тот же злокозненный прищур. Джон заволновался.

– Чтобы ты не слишком по мне скучал, – молвил Энн Мари, размеренно приближаясь к нему, – я кое-что дам тебе на прощание.

Джон отшатнулся, но бог внезапно оказался совсем рядом с ним и прикоснулся кончиком пальца к его лбу.

– Просто маленький подарок, – хмыкнул он.