Текст книги "Дракон и солнце 3. Луна, звезда (СИ)"

Автор книги: StarGarnet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

Он бултыхнулся вниз, с опаской сунулся в туннель, проплыл в следующую пещеру и из-под воды увидел разгуливавшего по берегу дремору. Выбравшись наружу, Джон вступил в неравный бой – неравный для даэдра, у которого не было драконьего доспеха, – а потом присвоил себе по праву победителя отличный эбонитовый топорик.

Заклинание, очищавшее от грязи, одежду высушивало, но не всегда до конца. Передернув плечами, к которым неприятно липла сырая ткань, он фыркнул и подумал, что не стоило и стараться – все равно ему еще плыть обратно.

Большая и красивая каменная дверь, которая почти наверняка скрывала за собой гробницу, была заперта и замком, и ловушкой. К замку у Джона был ключ, оставленный дреморой, а ловушка… ну что ловушка. На нем все еще драконий доспех.

И он смело потянул на себя тяжеленную дверь, которая тут же бросила в него трескучий красный сплолох. Магия отшвырнула его на пол, доспех задрожал и со звоном лопнул, оставив без защиты. А защита ему сейчас определенно пригодилась бы, поскольку из-за двери показалась разозленная Золотая Святоша.

Ватрушка, вспыхнуло в голове жадного Довакина, и он, даже не встав с пола, метнул в красавицу-даэдра нож Захвата, а потом рявкнул:

– Ри Вааз!

Вот как все просто, подумал он. Если ты в подземелье, конечно. Он был уверен, что под небом подобная стычка не окончилась бы так быстро и легко.

Вытащив Камень Душ из рюкзака, он проверил его кольцом и убедился, что Гальбедир была права. Восемьдесят тысяч…

Что со мной стало, пригорюнился он, сидя на полу с драгоценной ватрушкой в руках. Куда подевалось то юное и наивное, чистое душой создание, которое когда-то отправилось на Стену, чтобы благородно послужить человечеству?

Ах да… его убили.

И кстати, цинично припомнил Довакин. У того юного существа не болела голова о государственном долге в десять миллионов. Да и вторжения Ходоков со дня на день никто не ожидал.

Он убрал Камень Душ в рюкзак, а потом пошел обчищать могилу, которая действительно сохранялась за дверью. Забрав у покойного скелета даэдрическое вооружение – секиру, щит, шлем, – он не забыл прихватить и вовремя замеченный высоко на стене артефакт с красивым названием Символ Элейдона и стоимостью в двести тысяч. После этого горстка драгоценных камешков, набранная там же по сундукам, казалась просто безделицей. Джон небрежно ссыпал их в рюкзак и заспешил прочь из гробницы. От зловонного спертого воздуха начинало тошнить и плыла голова.

Выбравшись обратно к трупам скампов, он высушился как мог, плюхнулся в чужой гамак и стал лениво качаться, отталкиваясь ногой. Интересно, размышлял он, а не выйдет ли в итоге так, что он перетаскает и продаст Ползуну пол-Вварденфелла? Хотя почему бы и нет. Он хорошо помнил столб пепла и красное марево, плывшее над горой. Скоро остров будет уничтожен и отсюда уже никто ничего не вытащит…

Джон никак не мог вспомнить, из-за чего полыхнула Красная Гора. Ему ведь наверняка что-нибудь да говорили, возможно, Арано или Велет, или еще кто-то из данмеров в Вороньей Скале, но он не помнил. Единственное, что он знал, это то, что извержение случилось за поколения до его появления в Скайриме. Возможно, до катастрофы осталось не так уж много времени.

Он качнулся снова и задумался, как же ему предупредить об этом Ажиру, Кая и всех прочих. Ведь никто из них, как всегда, не станет слушать…

*

Выгодно прогулявшись по даэдрическим руинам (имени Дагона), а потом и по двемерским (монетки!), Джон решил, что пора бы перестать отвлекаться на наполнение казны, а вместо этого наконец приступить к своим обязанностям, смешно сказать, Клинка. Он двинулся к побережью, с отвращением вспоминая, как спихнул ящик с Ханарай к двемерам в лаву, и все пытался отвлечь себя мыслями о том, какими же окажутся эшлендеры.

Впереди показалось какое-то пыльное нагромождение и, приглядевшись, он понял, что это юрты. Чем ближе он подходил, тем унылее все это выглядело. Наверное, надо очень любить пыль и колючки, чтобы жить вот так, подумал Джон, вспоминая нарядную, убеленную снегом деревню скаалов.

Посреди лагеря булькала какая-то черноватая лужа. Вокруг нее там и сям занимались своими делами обтрепанные тощие эльфы: что-то чинили, вырезали, перетирали. Бренчали сухие трубочки, подвешенные к юртам. Джон посмотрел на лужу, на данмеров, на унылые трубочки и подумал, что вести себя учтиво выше его сил.

Прошагав мимо лужи и стараясь не замечать любопытных взглядов, он прошел к самому большому навесу с колокольчиками, где наверняка обитал их вождь. Протянув руку к занавеси центральной палатки под навесом, он прочел: юрта ашхана.

Замечательно.

Джон смело отвел занавесь в сторону и нырнул внутрь. Эх, Дени бы сюда, мелькнула мысль. Она-то знает, как говорить с гордыми кочевыми народами.

Сухой, покрытый морщинами данмер нетерпимо глянул на него и выплюнул:

– Как вы здесь оказались? Убирайтесь прочь или мне придется собственноручно вас убить.

– Сожалею, но вы не сможете, – ответил Джон. – Мне хватит двух ударов сердца, чтобы покончить с вами, достойный ашхан.

– Так ты убийца, – выпрямился Сул-Матуул. – И кто послал тебя? Храм? Эрабенимсун?

– Леди Азура, – Джон увидел, как ашхан оторопел от такого заявления, и поспешил закрепить эффект, предъявив дар Принцессы Даэдра, – сказала, что ее звезда поможет мне на моем пути. Я не убийца.

– Звезда Азуры, – промолвил вождь, увидев завитки темного солнышка, масляно блестевшие в свете фонариков. – Говори, наглец.

Голос гордого кочевника, впрочем, стал звучать добрее. То ли звезда произвела на него благоприятное впечатление, то печать Шеогората исподволь творила свое черное дело, заставляя проникнуться симпатией к настырному гостю.

– Я пришел учиться, – сообщил Джон, чем вызвал в ашхане еще большее изумление. Сул-Матуул расхохотался и бухнулся на складной стул:

– Учиться! – хохотал он, хлопая себя жилистыми руками по коленям. – И чему же ты надеешься учиться у нас, наглый пришелец?

– Я вижу сны, где Дагот Ур зовет меня Нереваром, – честно ответил Джон. – Мне сказали, что пророчества Нереварина говорят обо мне.

– Это не может быть правдой. Ты чужеземец. И к тому же неучтивый.

– Тогда зачем я ему? – уставился Джон на вождя. – Н’вах, никто и ничто, вдруг привлек внимание Дагот Ура? Я не прошу вас о доверии. Я знаю, что его надо заслужить.

Только бы не заставили обходить еще какие-нибудь камни, мысленно взмолился он.

Сул-Матуул посмотрел на него испытующе, а потом промолвил:

– Мы не говорим о пророчествах с чужаками. Если ты хочешь узнать то, что знаем мы, ты должен быть одним из нас. Но чтобы войти в племя Уршилаку, ты должен предстать перед судом предков.

Джон терпеливо слушал, гадая, в чем этот суд предков может заключаться.

– Если ты переживешь обряд посвящения, я нареку тебя другом клана, – торжественно пообещал Сул-Матуул.

– Я готов, – сказал Довакин, так же известный как Блодскаал, друг Вольного Народа и приемный внучок Седобородых. Сам же он ехидно подумал, что скоро побратается со всеми затворниками и изгнанниками, каких только найдет. Что ему какие-то Уршилаку, если он подружился с самим Партурнаксом.

– Ты ведь не знаешь, чего я потребую, – усмехнулся ашхан.

– Эшлендеры высоко ставят честь и не потребуют недостойного, – подловил его Джон.

– Это так, – важно надул щеки вождь. – Но я потребую опасного.

Джон тут же свел брови домиком и состроил самый жертвенный вид, на какой только был способен.

– Либо я Нереварин и предки меня примут, – изрек он, – либо я не Нереварин и тогда мне лучше сгинуть, чем стать слепым орудием Дагот Ура.

– Хорошо сказано, незнакомец, – одобрил ашхан, не сумевший устоять перед бровками. – Что ж, слушай. Ты отправишься в Погребальные Пещеры Уршилаку и принесешь мне лук Костегрыз Сул-Сенипула, моего отца. Предки будут судить тебя. Дух отца будет судить тебя. Возвращайся с луком – и я назову тебя другом. Но не раньше.

Всем всегда нужен лук, вздохнул Джон и хотел было спросить, где находится захоронение, но Сул-Матуул заговорил сам:

– Ты, конечно, не знаешь, как найти Пещеры, но это я могу подсказать. Ступай вдоль воды на восток, у каменной пирамиды поверни на юг и иди, пока не увидишь дверь в горе, обращенную на север. Духи нападут на тебя. Бейся с ними или избегай, но сумей добыть лук.

Звучит почти как мольба, вдруг подумал Джон. Кажется, они тут совсем истосковались по Нереварину, раз надеются, что наглый заезжий н’вах все-таки может им оказаться.

– Благодарю за возможность, – кивнул он и вышел из юрты, как его и просили с самого начала.

*

Добравшись до недалекого берега, он поставил пометку, чтобы было проще возвращаться, и потопал на восток, высматривая каменную пирамиду. После всех своих посещений Юнкая, Миерина и даже Вивека он ожидал чего-то более существенного, чем кучка камней на берегу, но, похоже, под пирамидой тут понимали именно это.

Ну, они ведь и народ немногочисленный, оправдал эшлендеров Джон и задумался, сколько их там было-то в лагере – сто, сто пятьдесят? Такой скудной силе никакой Нереварин – будь он даже сам Довакин – не поможет изгнать чужеземцев из Морровинда.

Повернув, как было сказано, на юг, он пошел вперед среди однообразных колючек, гольцов и всхолмий. Чем-то эта местность напоминала Каирн – такая же унылая, безжизненная и способная запутать любого в своих изгибах и ложбинах. Красная Гора, громоздившаяся высоко впереди и сбоку, служила неважным ориентиром. Да, она указывала на юго-восток, но размеры ее были таковы, что юго-восток становился весьма растяжимым понятием.

Окончательно потерявшись среди пустошей, Джон с искренней радостью поприветствовал дверь в горе – не ту, что была ему нужна, но ту, за которой его ждал ночлег и отдых. Впопыхах извинившись перед родом Лландо, он ввалился в их семейную гробницу, расшугал там всех духов и расположился на тюфячке среди постаментов с урнами. Неподалеку от него тускло шелестел замогильными голосами круглый бассейн, заполненный костями и прахом.

Очень скоро этот шелест Джона так достал, что он выискал в завалах добра кусок скрибятины и со всем почтением возложил ее, как дар, на край бассейна. Голоса заткнулись и он снова растянулся на тюфячке, размышляя, а не придется ли с утра вернуться к пометке и начать поиски сначала. Ноги, уставшие от ходьбы, протестующе гудели, а мозг уже рождал нехорошие идеи насчет того, чтобы перебить несчастное племя, подчинить шаманку и ашхана полезными словами Гол Ха – и выяснить все, что надо, без всяких там предков…

Почему нет, спрашивало его нечто внутри. Они все равно обречены. Красная Гора извергнется и уничтожит и Уршилаку, и их бедный лагерь, и все вокруг до самого материкового Морровинда.

Джон помотал головой, отказываясь думать в этом направлении дальше. Логика подсказывала, что отчасти он прав, но она же говорила, что время извержения ему неизвестно. Сколько осталось до катастрофы – год, десять, полвека? За такой срок многое может случиться. И к тому же, даже если на нем и висит судьба двух миров, он еще не готов превратиться в чудовище. По крайней мере, пока не готов…

*

Высунувшись утром наружу, он тут же столкнулся с очередным уроженцем здешних мест – скальным, чтоб ему, наездником. Джон уже призвал лук и собрался было сбить мерзкую тварь, но потом задумался и нырнул обратно за дверь.

Крылья… крылья – это то, что ему сейчас нужно. Крылья и глаза, способные различить добычу с высоты.

Заперев дверь Замком Фенрика, он улегся поудобнее и попытался нащупать наездника снаружи, над гробницей. Никогда прежде он не пытался вселиться ни в кого, кроме Призрака, который сам звал его в свой разум. Джон налаживал связь с медведями на Солстхейме, лечил волчицу, лез к пьяным в голову, но ведь это не то же самое…

Умница Призрак уже давно привел бы его прямиком к погребальным пещерам, но Призрака тут не было. Даже Каэнлорн оказался не способен явиться сюда, в Вварденфелл, – Джон не раз пытался призвать его, но, похоже, для волка это было слишком далеко от дома. За ночь пустоши вряд ли стали понятнее и проходимее, так что у Довакина не оставалось иного выбора, кроме как оседлать тупую крикливую тварь, что болталась снаружи и гадила на колючки.

Я ведь летал драконом, думал Джон, наконец-то дотянувшись до жертвы и с недовольством втискиваясь в крохотный глупый мозг наездника. Я был велик и прекрасен, а теперь… какой позор.

Оседланный варгом наездник неуклюже захлопал крыльями, чуть не ухнув вниз, а потом, тяжело переваливаясь на воздушных потоках, полетел к берегу в поисках прославленной пирамиды эшлендеров.

Великое строение обнаружилось там же, где и вчера, и, повернув от кучки камней на юг, наездник потянулся вперед строго по прямой, нацелив хищный клюв на Красную Гору.

Вот она, гробница Лландо, увидел Джон знакомую дверь в горе и труп крысы, подбитой им неподалеку. Подумать только, а ведь сейчас я лежу там на полу в темноте…

От гробницы наездник продолжил свой неуклонный полет на юг и вскоре впереди показалась еще одна дверка. Снизившись, Джон увидел знакомые узоры, которые попадались ему в лагере. Покрутившись по местности, он постарался запомнить колючки и булькающие лужи, а потом покинул чужое тело, с облегчением вернувшись в гробницу.

Пару часов спустя он добрался до нужного места и в очередной раз подумал, что даже наездником летать куда быстрее и проще, чем бегать на усталых человечьих ногах. А насколько лучше быть драконом…

Правда, в этом случае, саркастично усмехнулся он, крохотная дверка оказалась бы слишком мала, чтобы пропустить его внутрь во всем его драконьем величии.

Погребальные Пещеры Уршилаку действительно были пещерами – необработанные, утыканные вулканическими столбами, на которых сидели сохлые мумии. Там и сям ему попадались бродившие по округе скелеты, и Джон вспомнил, что знает заклинание огненного шара – в самый раз для нежити…

Кинув яркий шарик в скелета, он пришел к неоднозначным выводам. То ли нежить попалась особо непробиваемая, то ли маг из него посредственный, а может, все это вместе взятое – в любом случае было ясно, что пора перестать кривляться и строить из себя великого колдуна, а вместо этого лучше достать меч и добить скелета, который все лез знакомиться.

Судя по тому, как настойчиво стражи Пещер пытались его убить, предки Джона не одобряли. Смирившись с тем, что здесь его не любят, он пошел рыться по углам и вскоре отыскал стеклянный ростовой щит, который вполне мог бы заинтересовать Ползуна. Оживившись и окончательно наплевав на предков, Джон взялся грабить мумий, рассчитывая, если спросят, свалить вину на мертвых приключенцев – вон их тут сколько валяется…

Призрак Сул-Сенипула обитал где-то в конце очередной каменной кишки, хранившей в себе остатки неких древних строений. Кто и когда возвел здесь эти грубые колонны, было неясно, да и неважно – лук в призрачных лапках был Довакину куда интереснее.

Отобрав у предка заветный Костегрыз, он огляделся, проверяя, не пропустил ли чего-то ценного, а потом с радостью сотворил заклинание возврата, переправившее его обратно на морской берег у лагеря.

Вломившись в юрту, Джон вручил лук и посмотрел на ашхана щенячьими глазами, намекая, что пора бы эшлендерам взять его в свою дружную семью.

– Да, это Костегрыз, лук моего отца, – признал Сул-Матуул и повернулся к настырному н’ваху: – Ты прошел посвящение и я нарекаю тебя другом клана… мм, как тебя по имени?

– Джулиан.

– Возьми этот лук, друг клана Джулиан, и носи его с честью.

– Благодарю, – сказал Джон, благоразумно молча о том, что его призванный даэдрический лук уж всяко лучше, чем это старье.

– Ступай к Нибани Меса, нашей шаманке, – величаво кивнул ашхан. – Пусть она испытает тебя и проверит на соответствие пророчествам… Но скажу прямо, мне трудно поверить, что ты можешь быть Воплощением.

– Мне тоже, – пожал плечами Довакин.

– Нереварин – последняя надежда эшлендеров, – провозгласил Сул-Матуул с подлинным трагизмом. – Я не позволю ни одному чужеземцу украсть ее у нас.

Войти в юрту ты мне тоже не позволял, сочувственно подумал Джон. А что в итоге вышло.

Он покинул тяжело призадумавшегося ашхана и отправился к шаманке. Ее шатер оказалось несложно найти по почетному коврику у порога. Потоптавшись по узорам, он сунулся внутрь и увидел сухопарую эльфку в одеянии, сплошь расшитом перышками и хвостиками.

Эльфка тут же пихнула его на какой-то колченогий складной стул, подбоченилась и стала пристально разглядывать.

– Ну, как я вам? – не выдержал Джон.

– Слишком милый, – вынесла приговор шаманка. – Но череп неплохой, – со знакомым интересом прищурилась она.

И теперь из меня, как из друга клана, сделают еще одного стража в погребальных пещерах, с нездоровым смешком подумал Джон.

– Ладно, об этом еще рановато, – с неудовольствием проворчала Нибани и плюхнулась на покрытое шкурами седалище напротив. – Так ты думаешь, что ты Нереварин? Воплощение Неревара?

– Так считают некоторые, – пожал плечами он. – В том числе Дагот Ур. А я предпочел бы знать все, как оно есть.

– Есть множество пророчеств о Нереварине, – помолчав, сказала она. – Некоторые утрачены, некоторые сомнительны. Самые известные – это Незнакомец и Семь Видений. Во многих пророчествах говорится о неизвестных родителях и определенном знаке…

– Сирота я, – опять завел свое Джон. – Родителей не знал. А еще я Змея.

Нибани заволновалась.

– Знак Дракона, – протянула она. – Интересно… но еще ничего не доказывает. На знамени рода Индорил были Луна-и-Звезда. Некоторые говорят, у Неревара было особое родимое пятно, другие говорят, что он обладал магическим кольцом с этим знаком. Но у тебя его нет, так что…

– Разве Сул-Матуул не сказал? – прервал ее Джон и вытащил маслянисто блестевшую звезду. – Луны у меня, правда, нет, но если речь о символе Азуры…

Шаманка подхватилась с места, отобрала артефакт и довольно заворчала, вертя его так и сяк и чуть ли не пробуя на зуб. Наконец она ухватила со столика какой-то амулет и живенько, не напрягаясь и не падая в обморок, перегнала в него убиенного в трюме скелета.

– Э! – возмутился Джон.

– Давно такой хотела, – сказала Нибани, возвращая опустевшую звезду и разглядывая свежезачарованный амулет. – Считай это продуманным подарком. Так о чем мы, дорогой друг… как тебя, кстати?

– Джулиан. И мы о пророчествах, – вздохнул Джон, которого только что бессовестно обокрали. И его еще называют наглым. Взять и спереть чужого скелета, ну какова коза.

В данный момент он, конечно, отказывался вспоминать, как этим же днем сам лихо избавлял от ценностей чтимые захоронения.

– Пророчество “Незнакомец”, – воздела руку шаманка и продекламировала стихотворение, в котором Джон нашел немало литературных изъянов, но вслух придираться не стал. Содержание как таковое его мало заинтересовало. Подобные вирши могли бы относиться к любому пророчеству, даже к тем, которые он уже успел осуществить. Разве что последние строчки несколько тревожили…

“Многие испытания должны решить судьбу Незнакомца, погибели проклятий. Множество пробных камней испытывают Незнакомца, многие падут, но один останется.”

Всегда что-то остается, думал он. Ледяная стена, голубые глаза…

– Что ж, ты сирота и знак у тебя подходящий, и символ Азуры имеется, – сказала шаманка. – Но Нереварина называют погибелью проклятий. Сколько проклятий были разрушены благодаря тебе?

Джон призадумался и стал считать. Во-первых, конечно, Алдуин…

– Храни нас предки, ты о чем там задумался? – всплеснула руками Нибани. – Я же шучу! Даже если ты Нереварин, ты еще не начал…

– Погоди, не мешай, – отмахнулся Джон и вернулся к подсчетам.

Алдуин. Потом Дюрневир. И волкихарцы – он все-таки поучаствовал, хотя главное признание, конечно, положено Призраку… И еще Виртур, что уж. И до какой-то степени даже он сам со своей знаменитой Тид-Аран. А волкихарцев считать вместе или порознь?..

– Пять, – наконец сказал он. – Или семь, это смотря как считать.

– Предки, – осела шаманка. – А казался вменяемым… Есть пророчество, называется “Семь проклятий Шармата”. Я его не знаю. Говорят, у оседлых людей, Жрецов-Отступников в храме ложных богов, есть книги, где оно может быть.

– Шармат… что-то я такое слышал, – заерзал Джон.

Он же видел это, видел именно слово в книге… Точно, проповеди Вивека! Шармат, ложный спящий. Опасайся преступления доброжелательности…

– А это не Дагот Ур? – спросил он.

– Именно он, – призадумалась Нибани. – Но Семь Проклятий мне неведомы. Я знаю пророчество Семи Видений. Слушай…

– Можно я запишу? – взмолился Джон. – Мне не запомнить так много.

– Это священное знание… – начала было она, но потом смирилась: – Ладно, записывай. “То, к чему он приложит руку, будет сделано. Что было недоделано, будет доделано…”

Даже я поучил бы их писать стихи, подумал Джон. Хоть я совсем не поэт.

– “В определенный день от неизвестных родителей возродятся Луна и Звезда,” – продолжала Нибани. – Это первое испытание, и с ним мы разобрались. Второе испытание: “Ни мор, ни возраст не смогут повредить ему. Проклятие Плоти убежит от него…” Да о чем ты опять задумался?!

Джон поднял на нее отсутствующие глаза:

– Я был вампиром. Уже нет.

Нибани округлила рот.

– Это… это может быть ответом, – удивленно произнесла она. – Хотя я полагала, что Проклятие Плоти – это корпрус… Ты исцелился? Как?

– Трудно объяснить, – покачал он головой и расстегнул куртку и рубашку, показывая окруженный пятном сажи рубец: – Вот.

– Надо же… Хорошо, – взяла в себя в руки шаманка, уняв дрожь в голосе. – Третье Испытание. “В пещерной тьме Азура видит все и заставляет звезды и луну сиять.” Но и это ты исполнил… что опять не так? – раздраженно спросила она.

– Я был в не пещере, а в святилище, – заспорил он. – На юго-восточном побережье.

– Так ты не был в Пещере Воплощения, – оживилась она. – А я-то уж начала думать, что ты и Великие Дома успел объединить.

– Зачем бы мне? – искренне удивился он, а потом вспомнил, как украл гостей со свадьбы, и умолк.

– Четвертое Испытание! – торжествующе провозгласила шаманка. – “Голос странника объединит Дома. Три Дома будут звать его Наставником.”

– Вот уж кем-кем, а Наставником меня пока не называли, – хмыкнул он, скребя походным перышком в дневнике.

– Может, и не назовут, – съехидничала она. – Объединить Дома может только чудо… Пятое! “Рука странника объединит Велотов. Четыре племени назовут его Нереварином.” Ну, до этого пока далековато…

А у нас дома, заносчиво подумал он, меня не четыре, а куда как побольше племен признают. Нереварином, конечно, не зовут, но Королем-за-Стеной провозгласили бы в момент, и уговаривать бы не пришлось…

– Шестое, – частила шаманка. – “Он чтит кровь племени неоплаканного. Он поглотит их грех и будет возрожден…”

– Это как-то… – завозился Джон. – А если я не хочу? Что значит “поглотит грех”?

– Я не уверена, – посерьезнела шаманка. – Неоплаканное племя – это может быть Шестой Дом, Дом Дагот. Или двемеры. Поглотить грех, наверное, означает искупить чужой грех…

– Двемеры в своей истории порядочно нагрешили, – пожал плечом Джон. – Но их ведь больше нет. А вдруг из-за них пророчество неисполнимо?

А сам с волнением вспомнил, как лично поучаствовал в уничтожении последнего из снежных эльфов, которым от двемеров и так досталось. От такого ему не отмыться. Что, если теперь пророчество действительно неисполнимо?

– Не может такого быть, – оптимистично тряхнула головой Нибани. – Седьмое Испытание: “Его милосердие освободит проклятых фальшивых богов, соберет разбитых, спасет безумных.”

– Альмсиви? – уточнил он.

– Очевидно. Пророчество завершается словами: “Одна судьба. Он произнесет закон для народа Велота. Он говорит про их землю и нарекает их великими.”

Джон придержал при себе мнение насчет этой лирики – особенно в свете грядущего извержения Красной Горы – и спросил:

– Откуда вообще взялось пророчество?

Он наполовину ожидал услышать, что из Древних Свитков, но Нибани словно бы растерялась.

– Это древние слова, друг клана, – сказала она. – Древние и чтимые. Но их источник… возможно, Азура?

Джон поразмыслил и кивнул, решив не лезть в эту тему слишком глубоко, а потом просмотрел свои записи и спросил:

– А кто такой Велот?

– Пророк Велот, тот, кто привел эшлендеров в эти земли много столетий назад.

Хорош пророк, подумал Джон, а потом решил, что плохие стихи, которые представляло собой предсказание о Незнакомце, тоже надо бы записать. Хотя они вроде были в отчете Шарн, но все-таки.

Нибани с готовностью продекламировала стишок снова. “Предсказание изречено, но все отрицают его…” Никто не послушает меня, думал Джон, строча в дневнике. Никто не поверит, что скоро Красная Гора уничтожит весь остров.

Как поистине трагично. Но чего еще ждать от пророчества.

Он спросил Нибани о четырех племенах, и шаманка стала в красках расписывать кочевые кланы Вварденфелла. Несмотря на благородные эпитеты, которые Нибани щедро раздавала дальним родичам, Джону стало ясно, что ему еще повезло и Уршилаку из них всех самые порядочные.

– Что ж, – наконец сказала она, когда у Джона иссяк поток вопросов. – Ты не Нереварин. Пока что не Нереварин. Но ты можешь им стать. Это загадка и притом непростая…

– Не загадка, а облечение, – заворчал он. – Шаги мертвого.

– Ты понимаешь, – обрадовалась она. – Хорошо. Мне нужны утраченные пророчества. Когда добудешь их у жрецов-отступников, возвращайся ко мне, и мы, возможно, поймем, что делать дальше.

Когда мы это поймем, мрачно подумал Джон, очень может случиться, что делать мы этого не захотим. Кто знает, почему эти пророчества утрачены – по глупости, небрежности или из злого умысла? Или, напротив, из доброго? Пророчества-то всякие бывают. Например, о тирании солнца.

Но раз уж дама просит…

========== Глава 17. Что прячут слова ==========

С помощью Вмешательства Альмсиви Джон перенесся в Гнисис и подозрительно огляделся. В пустошах, несмотря на тучи наездников, было спокойно и привольно, но стоило ему вернуться в оседлые края, как он тут же заволновался, не ищет ли его неугомонный Папуля. Выглянув из-за глинобитной храмовой ограды, он не увидел ничего тревожного, но словил на нос первую каплю дождя и поспешил скрыться в храме. А вдруг там найдется еще один дремора?

Дреморы не было, но были проповеди Вивека за номером двадцать один. Уплатив храму положенную дань, он получил на руки переписанные странички и уселся в уголке почитать.

Проповедь начиналась многозначительно. “Священная книга Колеса. Первое: спицы – это восемь компонентов Хаоса, упроченные по закону времени…”

Джон опустил проповедь на колени и задумался, вспоминая слова Дюрневира: этот мир устроен по плану. Такое, знаешь, здоровенное колесо…

Он снова зарылся в записки Вивека и прочел дальше: “…статическое измерение, иногда боги ящеров называют это Выдающимся. Это колесо рептилий, свернутый спиралью потенциал…”

И опять он уставился мимо проповеди, вдруг осознавая, что это ему напоминает – бредни Септимия Сегония о Древних Свитках. Ужасная книга, которую принес ему ужасный Ураг, и Джон читал ее в библиотеке Колледжа, заслоняясь от орка целой стеной из чужих сочинений.

Может, Вивек и не заглядывал в Древние Свитки; может, его обретенной божественности хватало, чтобы совать нос куда не следует даже без помощи Кель. Но эти жалкие попытки переложить увиденное в слова выдавали его изначальную человечность, ограниченную, смертную, прячущуюся за поэзией.

Джон был уверен, что спроси он об этом свернутом рептильном потенциале Партурнакса, тот живенько разложил бы все по полочкам – простыми словами и без придури. А кстати… ведь можно и спросить!

Он воодушевился и решил, что надо поскорее добраться до дома и залечь на несколько дней с книжками и полезными снами. А еще навестить Кая, доложить об успехе миссии. И сбегать к Ползуну…

Вскочив с места, он бодро пошагал к выходу, по дороге вручив оторопевшему жрецу завалявшийся в рюкзаке подувядший вредозобник.

– Семь благословений вам, – сказал он, с нежностью вспоминая шуточки Арьи. – Во имя Альмсиви.

*

В Альд’Руне снова изрядно мело и пылило, что Джону было только на руку. Проскочив по опустевшим улицам, он прокопался сквозь пепел у порога и залез в дом Ханарай, после чего начал запираться на все замки и загораживаться ящиками с соленым рисом.

Обустроив у дверей надежную защиту, он отряхнул руки и наконец-то вздохнул спокойно. Кай ждет его еще нескоро – ведь кто знает, где их искать, этих кочевников? – так что несколько дней можно провести здесь. Еда и вода у него припрятаны, книг полно, а если повезет, может, и с Партурнаксом удастся поговорить… или с Сераной…

Джон вытряхнул свои сокровища, собираясь достать для ознакомления шестнадцатую проповедь, но увлекся подсчетом добычи – и вскоре сидел на полу и ошеломленно таращил глаза в стену.

Полмиллиона дрейков. А если точнее – пятьсот пятьдесят тысяч. Больше ста тысяч вестеросских драконов. Именно на такую сумму он ухитрился в этот раз награбить.

Кое-как проморгавшись, он вернулся к реальности и тут его взгляд упал на злополучный яркий томик, подаренный Херма-Морой – конечно же, без всякой задней мысли, просто от щедрот.

Джон нехотя потянулся к томику и взял его в руки. Серана ведь читала его… Читала и как-то все обошлось, если не считать того, насколько трудно было оторвать ее от зловредной книжки. Но раз уж у него есть время, может, лучше приступить прямо сейчас? Если он зачитается, он хотя бы никуда не опоздает… наверное.

На всякий случай поубирав все остальное под крылышко, он пристроился у стола со свечами и открыл первую страницу.

*

Гады. Гады! Они пихают в волшебные палочки сердца драконов, подскочил Джон, чуть не подавившись краюшкой. Да как так можно… скоты!

Книжка была ужасна. Непонятная, жалостливая, увлекательная и возмутительная, а главное – про магию. И немного про драконов, к которым в этом книжном мире люди смели относиться, как к ингредиенту. Неудивительно, что Вультурьйол спалил гнусную книжонку, не разбираясь.

Он читал дальше и дальше, не зная, что солнце уже давно село и снова встало, и лишь когда ему стало казаться, что в глазах у него полно жгучего песка, он наконец-то оторвался от очередной главы и пошел искать кровать, пошатываясь от усталости и переизбытка впечатлений.

Сэму бы эту книжку, подумал он, засыпая и все еще видя перед глазами ровные строчки и сонмища букв. Он ведь хотел быть волшебником…

*

– Как жизнь, Довакин? – поприветствовал его Партурнакс с ухмылкой, и Джон, встрепыхнувшись, оглядел вершину Глотки Мира, понимая, что к встрече не подготовился.

– Рептильный потенциал, – брякнул он первое, что вспомнилось.

Кажется, он еще ни разу не видел, что Партурнакс так хохотал. Джон сидел в снегу, с любовью озирая рогатого белого исполина, и чувствовал, как щемит сердце – а ведь они бы его в палочку… в палочку!