Текст книги "Дракон и солнце 3. Луна, звезда (СИ)"

Автор книги: StarGarnet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)

– Шаварри вас больше не любит, – обиделась каджитка и, судя по всему, куда-то ушла.

– Но почему Бал Ур? – спросила северянка. – Рамимилк был куда ближе.

– Рамимилк разрушен. Да и не наше это дело. Если мы исцелимся, какая разница, где это произойдет?

Слушая это, Джон в какой-то момент почти поверил, что сумеет сломать ящик. Наручи с него не сняли и он по-прежнему не мог пользоваться магией или Голосом, но слова “Бал Ур” значили для него столь многое, что какой-то там ящик его не… не… не!..

Удержит.

Провались ты в пекло, мерзкая коробка, мысленно взвыл он, без пользы упираясь и не в силах даже толком вдохнуть в своем сплющенном состоянии. Они его в двемерский сундук запихали, что ли? Вообще не поддается…

Некоторое время он продолжал бороться со своей крохотной тюрьмой, но потом стало окончательно ясно, что даже увеличенные вампирские силы не помогут и ящик победил. Была бы у него возможность рявкнуть Муль и натянуть на себя доспех! Но наручи не пускали, а снять их…

Джон замер, осмысливая новую идею. У него нет времени соблазнять каджиток, да и делать это, когда тебя смяли и согнули в три погибели, сложновато. А между тем ему надо выломаться из этой западни до того, как они придут в Бал Ур, святилище Молаг Бала, иначе лишь боги знают, что может случиться. Боги и отдельно взятые Принцы Даэдра.

Значит, надо снять наручи. Подтянув к себе левую руку, которая была расположена посвободнее, под выгнутой крышкой, он начал прогрызать основание большого пальца, стараясь не откусить его напрочь. Все-таки ему этими руками еще воевать и мир спасать.

Мысленно он саркастично полагодарил своих похитителей за то, что они уже согнули его в бараний рог – самое подходящее положение, чтобы сжиматься от боли. Рука снова и снова пыталась зарасти и он почти отчаялся справиться с задачей, когда наконец почувствовал, как посреди изжеванного мяса свободно ходит перемолотый сустав. Цапнув наруч клыками – сейчас их размеры были очень кстати, – он потянул его с изувеченной, скользкой от крови руки, скрипя и клацая зубами по железу.

Наруч соскользнул и Джон уронил голову, расползаясь в кашу от облегчения, пока заживающую руку покалывало и подергивало. Вот почему Харкон не остановился на полумерах, а сразу залил в него алтарную кровь, понял он запоздало. Вампира такими оковами не удержишь. А теперь надо освободить вторую, обессиленно думал он, все еще не находя в себе решимости пройти через это снова.

А через что его заставит пройти Молаг Бал? Может, слегка пожеванная рука тут не худшая перспектива?

Разом обретя новые силы, он потянул наверх правую руку, зажатую между дном и корпусом. Снятый наруч, перемазанный в тускло пахнувшей крови, проскользнул мимо него и глухо ударился о дно, пока Джон пытался подтащить руку поближе к зубам.

Приближающиеся шаги заставили его замереть.

– Что-то стукнуло…

– Вряд ли он.

– Мало ли. Меч видела? И сам приказ… тут задумаешься. “Доставьте в Бал Ур”, да часто ли мы такое слышим?

– Проверим, – сказала северянка, и в замке прямо над его ухом заскрежетал ключ. – Заодно посмотрим, как поживает наш выкуп.

Он попытался спрятать освобожденную руку, но было уже поздно. Данмер, подозрительно склонившийся над сундуком вместе с северянкой, мгновенно увидел, что их добыча наполовину выбралась из ловушки, рывком выдернул Джона наружу и с размаху приложил головой о край сундука.

*

Он очнулся где-то в лесу, среди ночной прохлады. Вокруг мерцали огоньки светлячков и мир казался юным и тихим, никогда не знавшим войны. В отдалении он увидел парочку, убежавшую от далекого праздника в деревне, и пошел к ним, чтобы выяснить, где он оказался. Как он тут оказался, спрашивать было бы наверняка бесполезно.

Они обернулись к нему смущенно – ведь он оторвал их от поцелуев, – но без враждебности. Джон открыл было рот, чтобы спросить их, что это за место, и увидел, как на их лица наползает первая тень смертного ужаса.

– Труп… Ходячий труп… – лепетала девушка, отступая назад и путаясь в высокой траве. Парень пытался заслонить ее, но было видно, что все мысли и геройские побуждения могут оставить его в любой миг и он помчится прочь, вопя от страха.

– Где я? – спросил Джон, не узнавая свой голос.

Девушка не выдержала и побежала. Джон просительно поднял руку, глядя на белого, как мука, парня:

– Я не…

…не причиню вам вред, хотел сказать он, но понял, что очень, очень хочет причинить им вред. Голод накатил на него, как приливная волна, а эти люди, этот парень, который упал, неловко ступив назад, – их кровь могла бы спасти его от мучений…

Да чтоб им в пекло провалиться, этим тупым крестьянам, он же не собирается их убивать! Поел и пошел, зачем все эти визги? Ярость накрыла его вслед за голодом и он рванулся к запутавшемуся в траве пареньку, мгновенно найдя теплое биение на его шее, такое сходное с пульсом магии и такое вожделенное. Клыки прокусили кожу, не представлявшую собой никакой преграды, и кровь хлынула ему в горло, разом погасив муки голода.

– Вот, – сыто сказал он, отрываясь от шеи, сверкающе-белой в свете лун, – всего лишь немного крови, я же не зверь…

Он глянул на тело, обвисшее у него в руках и понял, что парень мертв. Джон уронил труп и посмотрел вслед девушке, радуясь, что хотя бы она уже далеко.

Он загрыз человека. Снова – и теперь здесь нет Призрака, чтобы остановить его. И его не хранит Акатош, чтобы он мог жить одним лишь солнышком, не истребляя вокруг себя все, в чем найдется капля крови. И наверняка ему нельзя не то что произносить, но даже думать слово Йоль.

Джон побрел в сторону от трупа, не зная, как теперь быть. Как излечиться, если нет ни Длинного Когтя, ни Арьи, способной попасть в самое средоточие зла, не задев живого. Если Фалион еще не родился и не выучился. Если рядом нет ни одного дракона, способного подсказать выход из ловушки. Есть Партурнакс, но получится ли снова до него дотянуться? У него остался только Шеогорат – Безумный Бог, который любит смотреть, как Джон мучается.

Он наткнулся на прудочек и остановился на берегу, глядя на огни в далекой деревне. Испуганная девица уже наверняка добралась до дома и скоро его начнут искать. Соберут отряд, придут сюда с кольями и факелами…

Надо уносить ноги, но куда? Есть магия и Вмешательство Альмсиви, но сможет ли он теперь хотя бы появиться на пороге храма без риска быть распознанным? Харкон и Серана с виду были людьми, если не считать клыков, которые у них то появлялись, то исчезали, и горящих глаз, которых люди не видели вовсе. Но кое-какие вампиры, встреченные Джоном в Скайриме, были очень далеки от всего человеческого.

Он склонился с берега и глянул в спокойную воду. Оттуда на него смотрело исчерна-бледное и осунувшееся чудище с заметными клыками и бельмами вместо глаз. Нет… к людям ему определенно нельзя.

Пометка до сих пор стоит у лагеря Уршилаку, на пустынном побережье Моря Призраков. Если он отправится туда, то сможет найти хотя бы временное укрытие и подумать, что делать дальше.

Он огляделся, впервые замечая, какая высокая трава его окружает, какие густые кроны у деревьев, шелестящих под ночным ветерком. Это даже не Вварденфелл, это летний Скайрим, а то и вовсе что-то неведомое. Сработает ли тут магия Морровинда и Трибунала? Есть лишь один способ выяснить…

Он сделал нужное движение пальцами, мечтая увидеть безлюдный морской берег, – но вместо этого снова оказался возле трупа парня, а вдалеке виднелась подступавшая, грозно шумящая толпа.

Вмешательство Альмсиви – и снова все тот же труп. Толпа была уже неподалеку, она придвигалась рывками, словно сама состояла из вампиров, все ближе, ближе…

Джон проснулся, дрожа в ознобе, шевельнулся – и чуть не заорал от боли в плечах. Проклятый сундук снова стискивал его со всех сторон, а руки были вывернуты назад, и обе – в наручах. Похоже, вампиры из гробницы твердо решили доставить его в Бал Ур.

Сундук неровно качало, словно его поспешно несли по бездорожью. Топот нескольких пар бегущих ног лишь подтверждал эту догадку. А ведь вампиры могут двигаться очень быстро и ночью они не устают. Они насытились там, в том загадочном месте, где ему почти удалось сбежать, они торопились вперед по приказу какого-то важного незнакомца, и с каждым их шагом святилище Молаг Бала становилось все ближе.

Будь что будет, смирился он. Сейчас ему не удрать и нет смысла тратить силы, а до любых новых шансов придется дотерпеть.

Где ты, моя Тид-Аран, вздохнул он. Какой грустной стала без тебя жизнь.

*

Они снова останавливались где-то на ночь – или, засомневался он, чтобы переждать день? Сами опять кого-то ели, Джону опять не предложили. Забыв все свои благоразумные намерения, он еще раз попробовал вывернуться из наручей, но добился лишь того, что вывихнул плечо, и теперь страдал и от этого тоже. Ему было тесно, неудобно, ужасно голодно и очень больно, поскольку плечо, вытянутое и вывернутое назад, все никак не вправлялось и не заживало. Услыхав, как он возится, сундук пнули и сказали, что выдернут ему ноги, если он не перестанет ерзать. Джон поверил похитителям на слово и теперь маялся насколько мог тихо.

Шаварри все бурчала, что недовольна, и однажды – тут его сердце воспарило, – попыталась украсть сундук. Аж целых несколько мгновений Джон благословлял прославленную вороватость каджитов и даже был готов воспеть этот порок в песне, но увы, Шаварри тоже дали по ушам и сказали не искать бед на свой облезлый хвост.

Джон скис и, раз уж ничем другим заняться не мог, задумался, чем же он так зацепил каджитку-вампиршу. Тем, что обнял? Наверное, это довольно трогательно, когда твоя еда тебе верит, пусть и в полубреду. Но ведь немертвая котейка и до этого носилась с ним, как с любимой игрушкой, и лапала так же самозабвенно, как прежде Ажира.

Кошки – дальняя родня драконов…

Он вспомнил, как обнимал Партурнакса и каким это было счастьем. Вспомнил, как спал под боком Дюрневира, чувствуя себя до безобразия спокойно и защищенно; вспомнил, как Серана лежала на спине Вультурьйола с таким блаженным видом, словно все ее мечты сбылись. Обниматься с драконом – все равно что обниматься с исполинской кошкой, самой большой, мудрой и теплой кошкой в мире…

Уютный – вот слово, которым его постоянно называли и Ажира, и Шаварри. Они могут не понимать, что в их мохнатые лапки попал дракон, но они это чувствуют. А сам он разве не таял от одного присутствия Дени, от тепла, которое затапливало его сверху донизу?

Серана, вдруг понял он, бедняжка Серана, она оказалась в его объятиях, едва успев выпасть из саркофага, она плыла в его руках, пока воды несли их под скалами в Черный Предел. Он обнял ее на башне, будучи не в силах иначе выразить благодарность, а под конец, на поляне у Тид-Аран… чем больше она его тискала, вытирая слезы о камзол, тем труднее ей было его отпустить.

Наверное, после его ухода ей стало полегче. В Скайриме полно драконов, которые будут только рады с ней возиться, да что далеко ходить – тот же Вультурьйол почти с самого начала носился с ней, как курица с яйцом, а Партурнакс и вовсе зовет золотцем.

Но сейчас она спит в крипте, в каменном гробу, и вряд ли ей намного удобнее, чем ему. Что бы ни ждало впереди, ему нужно выжить, сделать все как надо и направить будущее в правильную сторону – в ту, где Серана сможет покинуть свою тысячелетнюю тюрьму и жить в мире, где летают драконы…

Джону захотелось пнуть стенку сундука и спросить похитителей, долго ли они еще собираются копаться, когда важные особы ждут его в Бал Уре. Но теснота не позволяла буянить и, чуть остыв, он подумал, что это даже к лучшему. Кто их знает, этих вампиров, а ноги ему еще пригодятся.

*

В недрах сундука было мало интересного и совсем уж ничего съедобного, и от голода он начал впадать в странный болезненный транс. То он задремывал, то снова просыпался, когда кто-то из носильщиков спотыкался на кочке – или когда Шаварри, верная своим кошачьим симпатиям, снова начинала бухтеть, что недовольна. Но дорога все бежала вперед и в конце концов завершилась, когда на вампиров кто-то напал.

Джон лежал на боку в своей тесной тюрьме и слушал, как снаружи кого-то с ворчанием раздирают в клочья. Он даже не знал, за кого ему переживать, но на всякий случай переживал за Шаварри – из них всех она была его наилучшим шансом спастись. Я прямо как Игритт, подумал он, валяюсь тут и размышляю о том, как соблазнить врага…

Судя по голосам, все вампиры остались более-менее целы, и вскоре сундук потащили дальше. Бухнула дверь, а на Джона нашло знакомое чувство опасного внимания, которое он уже испытывал в Суране. Значит, они в Бал Уре. А его похитители, похоже, только что разорвали какого-то даэдра из тех, что любят пастись у святилищ.

Его охватила неуемная дрожь. Бал Ур! А он вампир и дорога ему теперь одна – прямиком к Молаг Балу. Теснота сундука навалилась на него удушающей неизбежностью, в голове снова возникла яма, в которую его сознание падало и падало, оставляя на шипах последние клочки вменяемости. В приступе панического ужаса он не сразу понял, что мир все еще идет, как шел, и в нем по-прежнему не чувствуется той жуткой неправильности, искривленности, которая нахлынула на Джона, стоило ему угодить в хватку Харкона. Сейчас он мог думать лишь об одном – что угодно, что угодно, лишь бы вырваться!..

Сундук грохнул об камень и все замерло. Внимание заострилось на нем, довольное, даже веселое, и знакомый голос вкрадчиво повелел:

– Отпустите его.

Спотыкающиеся шаги, скрип ключа – и крышка откинулась. В первое мгновение Джон замер, не в силах пошевелиться, хотя происходило ровно то, чего он так хотел, – его освобождают! Данмер наклонился, схватил его за вывихнутое плечо и выдернул наружу. Джон выпал из сундука и увидел над собой исполинскую статую. Рогатая голова терялась в высоте, а вокруг маревом плыл раскаленный воздух, поднимавшийся над лавой, ворочавшейся где-то в пропасти, – услышав этот гул и треск однажды, его уже трудно было с чем-то спутать.

Все тот же данмер поднял его на ноги и расцепил наручи, соединенные за спиной. Плечо тут же с щелчком встало на место. Джон повел глазами по сторонам, чувствуя рядом что-то притягательное, необходимое, – и остановил взгляд на прямой темной эльфке, стоявшей у алтаря. Спотыкаясь, он двинулся к ней, и она величаво кивнула ему:

– Что тебе угодно, безжизненный?

Эта величавость слетела с нее в одно мгновение, как только он рванулся к ней и вцепился в серую шею, такую сухую и бумажную с виду, но таившую в себе горячий ток крови. И все-таки даже за восторгом насыщения и обновления он чувствовал, что Молаг Бал наблюдает за происходящим и еле сдерживается, чтобы не хохотать.

– Полегчало? – участливо спросил его Принц и Джон кивнул, отпуская осушенный труп. Куда подевался солнечный вампир, чудо Скайрима? Теперь он – обычная проклятая нежить, живущая за чужой счет.

Вампиры возились за его спиной, с трепетом ожидая награды, но боясь просить. Джон обернулся к ним и они попятились: кажется, никто из них не ожидал, что Король Насилия станет так нянчиться с пленником. Скорее всего, подумал Джон, они полагали, что его попросту принесут здесь в жертву вместо того, чтобы заботливо обихаживать и кормить жрицами.

А между тем Молаг Бал еще не закончил удивлять свою паству.

– Верните украденное, – повелел он и кровопийцы покорно потянулись к подножью статуи, складывая на него Песнь в ножнах, которую они избегали брать за рукоять, и звезду Азуры, и рюкзак, набитый дрейками, зельями и бриллиантами. Когда на постамент легла похищенная Прелесть, о которой он до этого момента и не вспоминал, Джон чуть не рассмеялся от облегчения.

Вопрос был лишь в одном: что за это потребуют?..

– Вам обещали избавление, – произнес Молаг Бал, – и его вам обеспечит Довакин.

Джон качнулся, ошарашенный таким заявлением, и заметался мыслями. Так Молаг Бал знает его или нет? Все Принцы сходу видят, что он Довакин, но видит ли Отец Чудовищ, что он ТОТ САМЫЙ Довакин? И если нет, то откуда знает, что Джон умеет исцелять вампиров? А если да, то почему сам Джон все еще не в яме?

Или же он просто слишком наивен и речь тут идет не об исцелении…

– Избавь их от не-жизни, Довакин, – подбодрил его Принц. – Я знаю, тебе это будет приятно.

Вот тут он прав, гневно раздул ноздри Джон и потянулся к Песни.

Рукоять обожгла его ладонь, как пригоршня углей, и он с шипением отдернул руку.

– Ха-ха, – всхохотнул Молаг Бал, не удержавшись. – Что ты как дитя, за игрушки хватаешься. Довакин ты или кто?

А ведь Партурнакс так же говорил… Фусом их, Йолем.

Джон посмотрел на наручи, сковавшие его Голос, понимая, что ему снова придется увечить себе руки, – и вдруг увидел, как оковы расстегиваются и с лязгом падают на пол.

– Так-то лучше, – ласково промолвил Принц. – Вперед. Займись ими.

Онемевшие вампиры даже не пытались сбежать, и он заподозрил, что дело тут не только в страхе, но и в чужой воле, прибившей их к земле. Не удосужившись глянуть в их лица, он сбросил обоих данмеров в лаву Фусом, прикончил Ри Ваазом северянку, а потом повернулся к Шаварри.

– Гол Ха!..

– Хозяин, – стиснула лапки каджитка.

Молаг Бал захохотал, аж лава взбурлила.

– Ну, забирай ее, рабовладелец, – веселился он. – Надоест – прикончишь.

– Зачем я тут? – спросил Джон, решив прояснить этот животрепещущий вопрос.

– Чтобы послужить мне, разумеется. Ты слишком ценен, чтобы закончить жизнь чьей-то едой. Лучше уж я приберу тебя к рукам, полезное существо.

Джон насупился, понимая, что мир все еще не искривляется, а значит, именно так все и должно идти.

Нет, не может быть, тут же возмутился он. Служить Молаг Балу, да какого пекла!..

– Несколько заданий тут и там, – мечтательно промолвил Принц Господства и Джон тут же представил себе, что это могут быть за задания. Потом поразмыслил еще немного и решил: нет, на самом деле он не представляет. И не хочет представлять. Но ему ведь все равно расскажут…

Он устало сел на постамент около собранного с воров имущества и вздохнул.

– Чего ты хочешь? – спросил он, глядя в пол.

– Молаг Грунда, моя дочь, сбежала, – недовольно заворчал Молаг Бал, и Джон удивленно вскинул голову. У Молаг Бала есть дочь?

А тот продолжал с истинно отцовской яростью:

– Удрала с каким-то отребьем, инеевым атронахом. Говорил я ей не путаться с этими скотами! Но нет, не слушает. Наказания не боится, перечит! Отрастила себе куриные ноги!

– Молодежь, – посочувствовал Джон с умудренным видом, а сам вспомнил, как Харкон обзывал его оборванцем и не пускал Серану замуж.

– Я этим сыт по горло. Ступай в пещеры Дабдилла под горой Ассарнибиби, – ворчливо повелел Принц. – Убей их здешние формы, отправь во внешние миры. Но учти, Довакин, она очень сильна. Все-таки, – самодовольно добавил он, – она дочь Молаг Бала. Не помри раньше времени.

– То, что мертво, – завел нежить Джон любимую песню, – умереть не может.

– Много ты знаешь, – хмыкнул Принц. – Иди. Если преуспеешь и вернешься, я выполню одно твое желание.

– Любое? – обмер он.

– В пределах разумного. Но учти, я не избавлю тебя от твоего проклятия.

– От вампиризма, – поник Джон.

– От печати, – удивил его Молаг Бал. – Иди и ощути на себе все прелести не-жизни – и хорошее, и плохое. А там поговорим. Ведь ты непременно вернешься, – усмехнулся он.

*

Забрав свои мудреные и немудреные пожитки, он мстительно сбросил опостылевший сундук в лаву, поманил за собой Шаварри и они стали выбираться из пещеры, осторожно продвигаясь по витому узкому мостику, повисшему над бухтящим пеклом. Статуя возвышалась совсем рядом, занимая чуть ли не всю пещеру, но Джон избегал смотреть на нее, раздавленный собственным моральным падением. Мало того, что он принял задание Молаг Бала, так еще и не чувствует по этому поводу никаких особых терзаний… и как до такого дошло?

Но хуже всего было то, что он ощущал благодарность. Сам факт, что Принц Даэдра освободил его от кровопийц, от оков, от треклятого сундука, уже был достаточно волнующим, а если прибавить к этому грядущее избавление от вампиризма, тут и вовсе оставалось лишь вознести хвалы и признать, что и драконы могут пасть.

И все-таки Шеогорат привел его за ручку к Молаг Балу… Подлый Энн Мари.

В туннелях подземелья им попалась Золотая Святоша, в которую Джон, почти не задумываясь, швырнул единственный оставшийся у него нож Захвата и, добив Ри Ваазом, поймал в звезду. Посмотрим, на что она сгодится, вяло подумал он и с чуть большим оживлением подобрал с тела противницы отличный эбонитовый меч. Песнь пришлось убрать подальше, ведь теперь он не мог даже взяться за ее рукоять. С Длинным Когтем таких бед не возникало – легко орудовать зачарованной валирийской сталью, когда тебе покровительствует сам Акатош. А теперь…

Ну, а ты чего хотел, непостоянная Змея? Джон вспомнил книгу по астрологии, вспомнил, что рожденные под этим знаком могут быть как благословенны, так и прокляты, и со всей определенностью понял, что теперь он относится к последним.

А ведь Партурнакс предупреждал его не путаться с Молаг Балом. Раеса Пуллия говорила ему, что к Гнаар Моку лучше идти по побережью от Балморы. Но он решил, что знает лучше.

Шаварри тащилась следом и время от времени с обожанием гладила его лапкой по плечу. Джон ежился и утешал себя тем, что в перспективе постарается ей помочь. Когда сможет удержать в руках Песнь…

Они выбрались на верхние уровни святилища, где он поставил пометку и сунулся было в овальную дверь, ведущую наружу, но сразу же метнулся обратно, шипя от боли. Они добирались до Бал Ура большую часть ночи, а к нынешнему времени успело пройти и утро. Солнце стояло высоко в небе, заливая светом окрестности, и этот свет начал беспощадно палить его, стоило лишь выглянуть наружу.

Но ведь Серана и Харкон спокойно ходили под солнцем, страдал он, пока обоженное лицо восстанавливалось. Ходили и не горели, разве что чуть дымились иногда…

И какой же ценой им досталась их порода, вспомнил он. Принеси в жертву тысячу-другую невинных, Довакин, и тоже станешь вампиром классом повыше. А если не готов, сиди и жди заката, как все. Или можешь поискать Папулю, может, он по доброте и широте натуры обратит тебя во что-то более приличное, чем это чудище с бельмами.

Джон обернулся к Шаварри, заглянул в ее белесые глаза. Они не светились жаркими огоньками и в полумраке было легко ошибиться, приняв ее за живую. А клыки у каджитов никого не удивляют.

– Будем ждать здесь, – вздохнул он и кошка тут же подобралась к нему под бок, урча и собираясь сладко вздремнуть.

Джону было не до сна, но ласковое мурлыкание и присутствие хоть кого-то рядом постепенно стали его убаюкивать. Даже с кошкой-вампиром лучше, чем совсем без кошки, подумал он, а потом вздохнул: а еще лучше, когда рядом Призрак. И совсем уж хорошо, когда Дени… Но ни за какие блага ни в одном из миров он не захотел бы впутать ее во всю эту кашу с Шеогоратом и Молаг Балом.

И снова Джон задался неразрешимым вопросом: а знает ли Молаг Бал, что он ТОТ САМЫЙ Довакин?

Ответа не было.

========== Глава 19. Темнейшая тьма ==========

Ладонь пекло. Джон посмотрел на правую руку, которой не так давно попытался поднять Песнь с алтаря, и увидел, что кожа по-прежнему выглядит больной и опаленной. Странно… разве она не зажила сразу же, как он отпустил меч?

Чернота, горячая, наполненная адски мерцавшими угольками, разъедала его ладонь, росла и ширилась, захватывая пальцы, запястье, глотая рукав и мясо с кости. Рука тлела, горела внутренним огнем, который не собирался гаснуть, и его охватил ужас.

Это из-за того, что я дракон, думал он, беспомощно глядя, как пламя пожирает его изнутри. Вампир не может быть драконом, дракон не должен быть вампиром, это противно всему, на чем стоит мир…

Огонь глодал его тело, причиняя бесконечные мучения, и когда он проснулся на каменном полу святилища, он не сразу понял, что это был лишь очередной кошмар. Призрачная боль все еще оставалась, не торопилась уходить, и только прикосновение мохнатой лапы наконец-то отогнало ее прочь.

– Плохой сон, – заурчала Шаварри. – Злой сон, но просто сон. Ведь хозяин теперь вампиррр…

Джон моргнул и уставился на каджитку.

– У вас… у нас это обычное дело? – спросил он сиплым после сна голосом.

Он не помнил, чтобы что-то подобное снилось ему в период прошлого обращения, но ведь тогда он почти не спал. А если и спал, то либо попадал в Каирн, либо валялся под боком у драконов, либо и вовсе был в таком глубоком обмороке, что не видел ничего. Разве что был тот наполовину вещий сон о Стене, но это же совсем другое дело…

– Мы часто видим плохие сны, – вздохнула кошка. – Плата за жизни, плата за кровь.

Слова Шаварри натолкнули его на новую мысль: а ведь он снова проголодался. Кого он загрызет на этот раз?

Джон встал на ноги и с тоской глянул на лаву, исходившую маревом в каменном бассейне посреди зала. Нырнуть бы туда с головой и тогда больше уже ни о чем не придется думать…

Он нахмурился, вдруг осознавая, что слишком часто размышляет о смерти, как о выходе, стоит лишь ситуации показаться безнадежной. Единожды допустив мысль о самоубийстве, потом трудно избавиться от этой идеи, простого и соблазнительного способа решить все проблемы разом. После того, как он обратил против себя Драконобой, в его голове словно завелась маленькая Тид-Аран, место, ласково манившее в смерть, обещавшее покой и забвение во льдах, – и расположилось оно аккурат между черной ямой и Шеогоратом на Железном троне. Крохотная выставка чудовищного, его личный паноптикум. Интересно, кем и чем прирастет этот архив после нынешнего путешествия?

Он горько усмехнулся, вспомнив, как совсем недавно недоумевал, почему ему так хорошо в Морровинде. Сплошная магия, веселье, безоглядный грабеж, а ведь правильное приключение – это боль, тоска и страдания…

Ну, вот тебе страдания, Довакин. Накаркал – наслаждайся, уж теперь-то все как надо.

Он боязливо сунулся за дверь и увидел, что солнце село, оставив на память о себе рдеющую полосу над горами. Можно идти.

– А где у нас гора Ассарнибиби? – спросил он, мельком удивляясь, что с первого раза запомнил головоломное название. Видимо, с перепугу.

– Где-то на севере, – махнула Шаварри. – А по дороге все пепел, лава, колючки. Еды не найти, – вздохнула она, поникнув ушами.

Джон порылся в имуществе, нашел карту – гора на ней имелась. Нахмурившись, он покопался в рюкзаке повнимательнее и понял, что зелий почти нет, бриллиантов стало поменьше, а кольцо, подаренное Ажирой, и вовсе пропало.

– Где мое колечко? – заволновался он. Паралич штука страшная, а они оставили его без защиты, сволочи. – Куда дели?

– Делас его продал, – пожала плечами Шаварри. – Что вампирам паралич? Нас он не берет. А зелья твои мы тебе же и давали, хозяин, – она снова душевно к нему приникла, водя лапкой по плечу. – И для поправки, и от заражения… Зачем нам еще один вампир?

– А бриллианты? – скаредно придирался он.

– Немного камешков Делас спихнул, но меч и все прочее мы даже не пытались продать. Очень дорогое… Почему у хозяина все такое дорогое?..

– Потому что я сам сокровище, – безапелляционно сообщил Джон. – Ладно, идем, бессовестная.

Выбравшись из святилища, они зашагали в обход гор, пытаясь держать курс на север, но выходило все как-то петлями. Дорога виляла среди камней и лавы, но столкнувшись с указателем, который гласил, что к Ассарнибиби – это вон туда, в глухомань, Джон немного приободрился и порысил вперед по осыпающей базальтовой крошке.

Привычка быть вампиром быстро вернулась. Больше сил, выше скорость, собственное тело кажется легким и куда более подвижным – все бы хорошо, если бы не голод, грызущий нутро своими ржавыми зубьями. В очередной раз болезненно царапнув губу клыком, Джон раздраженно поклялся самому себе, что дочке Молаг Бала не жить. Даже если она хороша собой, умна, мила, прекрасно воспитана и бесконечно добра. Впрочем, это вряд ли.

– Шаварри голодная, – ныла каджитка, вклиниваясь в его мысли. – Хозяин был такой вкусный и уютный, а теперь что? Плохой хозяин.

Джон молча скрипел зубами.

В конце концов они оба не выдержали и устроили охоту на здоровенную крысу, шнырявшую поотдаль.

– Это есть-то хоть можно? – спросил он, поднимая подстреленную крысу за голый хвост и брезгливо морщась. Говорил ему Харкон не жрать что попало, да и вид у добычи был, как бы выразиться, не очень. Жареная, кусочками и на палочке она, возможно, смотрелась бы лучше, но уж что есть, то и есть – пакость пакостью, вся облезлая… У Джона даже возникло подозрение, что крыска чем-то больна.

– Хозяину такое есть негоже, – заявила Шаварри, жадно оглядывая зверька, и хапнула тушку когтистой лапой. – А вот голодным кошкам в самый раз.

Джон скептично задрал бровь, но в конечном счете не мог не согласиться. Да и что толку спорить, если в считанные мгновения от крысы только хвост и остался. Шаварри икнула, бодро постучала себя в грудь, выплюнула комок шерсти и поскакала дальше по пеплу. Джон, голодный и насупленный, потащился следом, злобно пиная камни.

Прошло совсем немного времени и раздражающая бодрость покинула котейку, а потом она и вовсе согнулась, закашлялась, плюясь мокротой, и проныла:

– Шаварри нехорошо…

Ну точно, заразная крыса-то! Вампиры вроде бы ничем не болеют, но Мор явление особое, местное, да еще и магическое, так что каджитка могла и подцепить. Джон посмотрел на захворавшую обжору, полез в котомку и стал искать зелье от моровых болезней. Несколько пузырьков он покупал и вряд ли вампиры скормили их ему там, в склепе…

Ага, вот.

– Пей, – вредно сказал он, помня, что в гробнице только это от них и слышал, и сунул ей в нос флакончик. – Разве тебе не говорили, что не надо жрать все подряд без разбору? Даже мне говорили!..

А еще, призадумался он, у вампиров-лордов была примечательная способность есть других вампиров. Он помнил, как Серана угрызла вампиршу в подземелье, пока Призрак валял по полу чьи-то кости и гонял облезлых адских псин. Посмотрев на Шаварри не без определенного интереса, он понял, что этот путь для него закрыт. Котейка выглядела и пахла абсолютно несъедобно. С тем же успехом он мог бы попытаться наесться шубой или шапкой.

Шаварри придирчиво принюхалась к зелью.

– Э-э, – заворчала она, но лекарство проглотила и поморщилась, высунув шершавый язык: – Злой хозяин.

– Так-то лучше, – утешительно похлопал ее по спине Джон и пошагал вперед, с опаской поглядывая на чуть посветлевшее небо. Они плутали по пустошам всю ночь, утро было на подходе, и им нужно было поскорее отыскать какое-нибудь укрытие на день. Пока что ничего подходящего было не видать.

Небо неумолимо бледнело. Джон начал всерьез беспокоиться и прикидывать, не вернуться ли заклинанием возврата обратно в святилище, а потом разведать дорогу, вселившись в скального наездника, но пока что его останавливала мысль о том, что тогда Шаварри обречена.