Текст книги "Узы крови (СИ)"
Автор книги: Скворец91
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 54 страниц)
Андромеда уселась за стол и, подперев голову ладонью, задумалась. Она всегда жалела о том, что так и не смогла побывать на свадьбе Нарциссы. Цисса была маленькой принцессой Блэков, «белой феей», в душе более нежной, чем кто-либо из их семьи. Из трех сестер только у нее главной мечтой была свадьба и семейное благополучие – Нарцисса была самой женственной из девушек Блэк, и поэтому ее свадьба должна быть чем-то особенным. Трогательным, как и положено в идеале. Сама Андромеда по своей природе была слишком иронична, чтобы позволить себе втиснуться в белоснежное платье, расшитое драгоценностями и ужасно неудобное. Нет, нужно быть женщиной совсем другого склада, чтобы весь этот свадебный пафос не превращался в фарс. Возможно, для этого следует уметь быть чуточку беззащитной, нуждающейся в мужском плече. Такой была Друэлла, и Нарцисса почерпнула это у нее. А старшие, Меда с Беллой, были «папиными дочками» в самом своеобразном смысле этого слова – заменяли ему сына, которого у него не было. И ни в ком не нуждались. Белла вышла замуж за Рудольфуса по причине, которая иногда побуждает жениться мужчин – Лестрейндж единственный посмел противиться властной мисс Блэк, всегда добивающейся своего. Ее властность более характерна для мужчин.
Что до самой Андромеды, то ее побег и замужество были, с одной стороны, следствием того большого чувства, которого она от себя никак не ожидала, но, с другой, продиктованы желанием доказать всем и себе, что она не просто «часть семьи», что она стоит многого и в одиночку. И, однако же, несмотря на тогдашние свои эмоциональные порывы, она немного лукавила: не будь она уверена в своей уникальной наследственности, то никогда не вышла бы за маглорожденного – она просто не пережила бы, если бы пресловутое фамильное могущество Блэков не передалось Доре. Андромеда скептично усмехнулась. Забавно. Ее уверенность в хорошей наследственности ребенка не подтверждалась никакими научными фактами, на которые она привыкла полагаться, нет. Все дело было в святой вере, впитанной с молоком матери, в той вере, над которой она так любила насмехаться – в вере, что Блэки особенные. Первые среди равных. Белла была права тогда.
1970
– Еще раз повтори – ты что? – тихонько переспросила Белла.
Она боялась произнести слова громче, будто все вокруг вдруг стало хрустальным и могло разбиться вдребезги от одного неосторожного вздоха.
– Ухожу, – повторила Меда с тем же невозмутимым видом, и это вдруг взбесило Беллу. Ей захотелось расквасить эту спокойную физиономию, вцепиться ей в лицо ногтями. Уходит? С Тонксом? С Тедом Тонксом?! С грязнокровкой!
– Ты… – бешеная ярость подкатила к горлу и не дала Белле говорить.
Она задыхалась. С грязнокровкой! С грязнокровкой! Эта мысль звенела в голове, затуманивая разум. Осознать это было невозможно.
– Невозможно… это невозможно, – Белла едва ли поняла, что произнесла это вслух, тряся головой, будто стараясь отогнать засевшую в мозгу мысль, приносящую адскую боль. С грязнокровкой!
В ответ она услышала издевательский смешок, и это поразительное обстоятельство помогло ей вновь сфокусироваться на сестре.
– По-моему, мы уже давно уяснили, что весь этот высокий пафос нашего семейства чужд мне, – с видом очень взрослым и снисходительным заявила Меда.
Белла, наконец, ощутила себя способной на связное мышление и речь. Она почувствовала безграничное омерзение.
Нарцисса приглушенно вскрикнула.
– Ох, извини, – Андромеда осторожно вытянула несколько защемленных бегунком молнии светлых волосинок. – Вот так.
Нарцисса провела ладонью по затылку, в сотый раз проверяя свою прическу на предмет совершенства, и, придирчиво окинув взглядом свое отражение, внезапно просияла. Она была невозможно, неправдоподобно красива в узком платье с прозрачными рукавами и высоким кружевным воротом, сверкающем, будто снег на солнце. В высокую прическу были вплетены золотые нити. Андромеда погладила невесту по плечам.
– Ты прекрасна, – с восхищением сказала она. – Похожа на маму.
Нарцисса посмотрела на ее отражение, одарив ее благодарной улыбкой. В глазах ее светилось кокетство – младшая Блэк всегда сознавала свою красоту и не сомневалась в ней.
– Ты что? – хрипло выдавила Белла, сжимая кулаки. – Ты… твои друзья с Рейвенкло задурили тебе голову своими бредовыми идеями!
Андромеда закатила глаза. Белла криво усмехнулась.
– Я знаю, что они говорят тебе, – сузила глаза она, глядя на сестру. – Что вся наша система – пережиток прошлого, анахронизм. Верно? Но они не являются частью этой системы. Может, они талантливы, но не аристократы. Им никогда не понять, как это, – она гордо вздернула подбородок, – когда история твоей страны принадлежит тебе, ибо твои предки были здесь правителями, что вы здесь испокон веков!
– Предки, но не я же сама! – раздраженно воскликнула Андромеда. – Современному дворянству нечем гордиться! Наши предки свое положение завоевывали, а мы только используем их славу и кичимся заслугами людей, которых и в лицо-то не знали! Это все смешно!
– Смешно, да? – Белле нестерпимо хотелось выхватить волшебную палочку и заклясть ее… заклясть ее Круциатусом. Чтобы она визжала от боли и валялась по земле, растеряв все свое интеллектуальное высокомерие, и позабыла об этой своей «свободе мысли».
Андромеда, видно, решила, что разговор окончен, и подхватила свой чемодан.
– Посмотрим, как ты запоешь, когда родишь сквиба, дура! – зло выкрикнула Белла ей вслед.
– Я еще не бывала подружкой невесты! – весело воскликнула Дора, вертясь на месте.
Юбка кроваво-красного платья взлетала, и она становилась похожа на яркий цветок. Их со Стеллой прически были почти такими же, как у невесты, с вплетенными алыми лентами в тон платьям, красиво оттеняющими темные волосы. Крутнувшись в очередной раз, Дора врезалась в кузину, и они дружно засмеялись. Это зрелище застало Андромеду врасплох, если не ошеломило: девочки сейчас были практически копиями ее самой и Беллы. Странно и даже страшно было смотреть на них – будто ожили призраки прошлого. Андромеда поспешно отвернулась, чтобы взять с кресла букет невесты.
– Хорошо все же, что торжество неофициальное, – высказала свое мнение Дора. – Было бы ужасно идти по проходу под взорами сотен взглядов этих… – она осеклась.
Повисло неудобное молчание. Да, будь торжество официальным, и вряд ли Дора стала бы подружкой невесты.
– О, у меня уже была одна официальная свадьба, – ослепительно улыбнулась Нарцисса, разглаживая несуществующие складки на своем платье. – Теперь должна быть для души.
И все засмеялись. Светский такт младшей Блэк тоже достался от матери. Андромеда подумала, что Нарцисса – леди, в том прекрасном идеалистическом смысле этого слова, какое, по мнению многих, неприменимо к жизни. Все же по-настоящему знать дворянство может только тот, кто родился и вырос в этой среде. Знать, что во все времена среди них все же встречаются люди с особым, им одним свойственным понятием чести и долга, люди «старомодно», как сейчас говорят, благородные. И все же, с другой стороны, это слишком замкнутый круг, чтобы Андромеда чувствовала себя в нем свободно и не была «белой вороной». Она будто застряла между двумя мирами, от одного из которых отказалась из-за его консервативности; другой же мир, так называемый «средний класс» магического сообщества, так до конца и не принял ее, ибо для них она была, как говорил бестактный Грюм, «слишком непростая». Что подразумевало: с барскими замашками.
Андромеда обернулась.
– Не рожу, не выдумывай! – видно было, что слова Беллы все же задели ее.
Белла скептично усмехнулась.
– Сама знаешь, наша кровь настолько густая, что ее ничем не перебьешь, – продолжила Андромеда. – Недаром же Блэки и сейчас похожи на своих предков – наши гены всегда берут верх. Это кому-нибудь из полукровок следует опасаться брака с маглорожденным, я же могу выйти хоть за магла!
Хотя эти слова еще больше вывели ее из себя, Белла все же нашла в себе силы ответить вкрадчивым тоном:
– По-моему, сестрица, ты сама себе противоречишь. То мы недостойны своих предков, то кровь в наших жилах вдруг оказывается… небесно-голубой, как выразились бы с презрением твои друзья.
– Неправ… – договорить Андромеда не успела – в этот миг из кустов вывалились трое младших Блэков.
– Меда, ты уходишь? – изумленно воскликнул Регулус, а Нарцисса всхлипнула. Сириус отряхнулся и с независимым видом сунул руки в карманы брюк – сколько раз мальчишкам твердили так не делать!
Белла стиснула зубы. Только этой мелюзги здесь не хватало. Вечно они шпионят за ними с Андромедой!
В дверь постучали, и после разрешения на пороге появились Сириус, Регулус и Драко.
– Отец семейства во главе своей свиты прибыл, чтобы препроводить вас к алтарю, прекрасная миледи, – с убийственным пафосом поведал Сириус, сделав нарочито возвышенную мину.
Драко обошел его и, покосившись на своих кузин, осторожно, как-то скованно приобнял Нарциссу.
– Ты прекрасна, – тихо пробормотал он.
Нарцисса улыбнулась и звонко поцеловала его в щеку. Регулус бесцеремонно потеснил «отца семейства», подошел к невесте и взял ее за руку.
– Если существуют люди, которые считают, что идеал – в твоем лице, разумеется, – превзойти невозможно, значит, они сегодня не здесь, – сказал он и поцеловал руку Нарциссы с присущей ему неподражаемо естественной галантностью.
Она прижала ладонь к груди, томно вздохнула и воздела глаза к потолку, делая вид, будто сражена наповал, а потом они с Регулусом засмеялись.
– Я очень рад за тебя, – мягко добавил он.
– Спасибо, – Нарцисса сжала его руку.
Андромеда улыбнулась, глядя на них. Удивительно, что есть люди, способные дружить целую жизнь напролет.
– Я всегда утверждал, что он подхалим, – Сириус, в свою очередь, оттеснил брата плечом. – Но сегодня мы и вправду отдадим шотландцу сокровище нации.
– Эй, что за шовинизм, дядюшка? – возмутилась Дора, а Нарцисса стукнула его букетом.
– В этом весь ты! – с притворным возмущением сказала она.
– Думаю, пора на выход, – объявил Регулус.
Все засуетились. Андромеда направилась к двери вслед за Регулусом и Драко, и еще раз обернулась напоследок. Дора и Стелла корчили друг другу смешные рожицы, то ли чтобы приободриться, то ли чтобы избавиться от излишней смешливости. Поймав на себе мамин взгляд, Дора приняла серьезный и торжественный вид. Сириус подал руку Нарциссе, одернул белый жилет и подмигнул спутнице.
– Если наступишь на платье, я тебя подхвачу, не беспокойся, – сказал он.
Нарцисса ткнула его локтем в бок.
– Ребята, мне очень жаль, но… – начала Андромеда, подступая к малышам.
Она всегда любила этих малявок, вечно возилась с ними, как какая-нибудь клуша. Вот и сейчас она принялась утешать их, лепеча что-то в духе «когда вырастете, надеюсь, вы меня поймете». Белла смотрела на нее с застывшим оскалом ненависти на лице.
– Мы еще увидимся? – напряженно спросил Сириус, любимчик Меды.
Та выдавила улыбку и вполне убедительно соврала.
– Конечно, – сказала она. – Я…
– Нет, не увидимся! – вдруг закричал Регулус. – Никогда не увидимся! Я знаю, ты сбегаешь к грязнокровке! Наши родители тебя никогда не простят! Ты… ты предательница!
– Заткнись! – завопил в ответ Сириус.
Регулус одним прыжком обернулся к нему. Его тонкое болезненное лицо пошло алыми пятнами от злости.
– Да! Она предательница! Она променяла тебя и меня на грязнокровку! Ты дурак, что ли? Не понимаешь…
Сириус с рыком бросился на младшего брата, и они сцепились, покатившись по земле и рыча, как двое волчат.
– Прекратите! Прекратите! – завопила Нарцисса и принялась метелить их куклой.
Со стороны террасы послышались шаги – наверняка кто-то из взрослых, и Андромеда, подхватив чемодан, бросилась наутек. Белла растерянно замерла. Нужно было что-то предпринять, заколдовать Андромеду, но у нее не было сил оторвать взгляд от катающихся по земле кузенов. Регулус явно проигрывал старшему брату, но продолжал с яростно горящим взглядом выкрикивать гадости, и чем больнее делал ему Сириус, тем более жестокие слова вырывались у мальца. Нарцисса стояла над ними, бессильно повесив руки и роняя горькие крупные слезы, завывая во всю силу легких – и даже так она умудрялась быть прехорошенькой. Детские склоки всегда угнетали Беллу, приводили в какое-то полубессознательное состояние. Она чувствовала себя беспомощной, и ощущение, что привычный мир рушится, навсегда осталось в ее памяти неразрывно связанным с этой сценой.
– Ты тупица! Ненавижу и тебя, и эту предательницу! – охрипшим голосом горланил Регулус, а затем испустил вопль бессильной ярости, прижатый к земле старшим братом – Сириус выкрутил ему ухо.
Этот странный крик, не жалобный, даже не от боли, а злой и упрямый, выражающий нежелание сдаваться, неожиданно привел Беллу в чувство.
– Довольно! – она схватила Сириуса за рубашку на спине и оттолкнула так, что тот опрокинулся на спину. – Хватит! Ты! Щенок! – не своим голосом выкрикнула она и замахнулась на него рукой.
Но Сириус не сделал попытки закрыться, даже его ресницы не дрогнули – он с вызовом смотрел на нее исподлобья. В этом весь он. Белла так и замерла с поднятой рукой, уставившись ему в глаза. Этот мальчишка должен отвести взгляд первым.
– Что здесь происходит? – за спиной раздался возмущенный голос Друэллы.
Белла продолжала смотреть в глаза кузену, и он тоже не отводил взгляд. Маленький мерзавец! Ну же, чего смотришь?
– Мамочка, Меда сбежала, – приглушенно захныкала Цисса, наверняка уткнувшись лицом в юбку матери.
– Как сбежала? – ахнула леди Блэк. – Белла?
«Черт», – Белла не могла отвести глаз от наглого сорванца.
– Белла! – мама схватила ее за руку и развернула к себе. – Это правда? – в лице леди Блэк не было ни кровинки.
Белла открыла рот, чтобы ответить, но ее опередил Сириус.
– Когда я вырасту, – тихо, но отчетливо прорычал он, – я тоже от вас сбегу.
Беллу словно ошпарило.
– Тогда я убью тебя! – закричала она и выхватила волшебную палочку, нацеливая на кузена.
– Белла, что ты! – Друэлла перехватила ее запястье обеими руками, и сноп красных искр выстрелил вверх. – Прекрати, дочка, прекрати!
Нарцисса вновь испуганно взвыла. Белла неистово вырывалась, не сводя глаз с Сириуса. Он стоял позади Друэллы, хмуро взирая на кузину. Наглый маленький мерзавец, который все всегда делает в пику другим. Неудивительно, что он любимчик… этой.
– Убью! Убью! Убью! – кричала Белла, стараясь вырваться, но мама была удивительно сильной.
– Я тебе не по зубам! – крикнул Сириус и бросился прочь.
Белла сделала последнюю попытку вырваться и бессильно обвисла в маминых руках. Слезы хлынули из глаз, а волшебная палочка упала на землю.
– Ненавиииииииииижу, – взвыла Белла, захлебываясь рыданиями.
Ей казалось, что она останется здесь навсегда, сидя вот так на земле, и больше не сможет подняться.
Сивый бочком протиснулся в дверь и неуклюже поклонился. Беллатриса спрятала кинжал в ножны, прикрепленные к предплечью, и требовательно воззрилась на него. Оборотень осклабился.
– Нашел. Говорит, палочку ему должен передать Тонкс.
Беллатриса ощутила, как по телу пробежала горячая волна.
– Превосходно, – улыбнулась она.
***
Это был один из тех редких случаев, когда Северусу хотелось напиться. Все это казалось ему таким абсурдным, эти церемонии, восторженное и взволнованное щебетание женщин, осклабившаяся физиономия Блэка, ехидные подколки Кристиана. Вдобавок, Гиневра непременно хотела посмотреть на венчание Уолдена и отправилась переодеваться уже потом – ведь это плохая примета, когда жених видит наряд невесты до свадьбы. «Суеверия, – подумал Северус. – Забыл добавить их в список несносного». Из-за всей этой суеты казалось, будто они только что прорепетировали свое венчание посредством созерцания церемонии другой пары. Это было глупо. Он чувствовал себя идиотом. И бестолково пялился на свое отражение уже почти час.
– Что ж, господа, – вздохнул Кристиан, довольно ухмыляясь. – Теперь, когда я женил вас обоих, я могу спокойно умереть, – он уселся поудобнее, вытянув ноги.
Северус для приличия решил перевязать галстук.
– Умереть спокойно ты сможешь, когда женишь своего сына, – укоризненным тоном напомнил Уолден. Он сиял, как начищенный до блеска котел.
Нет, все же заставлять Северуса участвовать во всей этой трогательно-сентиментальной чепухе жестоко. Он идет на огромные жертвы ради Гиневры.
– Сев, ты с нами? – с безграничным ехидством в голосе поинтересовался Уолден.
Северус хотел изречь что-нибудь ядовитое и полное собственного достоинства, но его внимание отвлек галстук, который решительно не хотел быть завязанным, как положено. Северус с раздражением принялся перевязывать его вновь, удовлетворившись каким-то бессвязным шипением в ответ на шпильку Макнейра. Ему хотелось придушить этих двух жизнерадостных весельчаков. Будто без них мало ему мучений.
Дверь позади со скрипом приоткрылась, и внутрь проскользнула Гермиона, облаченная в бежевое платье, с короткими рукавами и открытыми плечами. Кончики подобранных волос были уложены на затылке в тщательно продуманном беспорядке.
– О, давай помогу, – сказала она и, прежде чем Северус понял, о чем она, подскочила к нему и принялась завязывать галстук.
Северус испустил беззвучный тяжкий вздох.
– Я и сам мог, – констатировал очевидное он.
Гермиона лучезарно улыбнулась.
– Могу же я хоть раз за тобой поухаживать, – невозмутимо заявила она, смахивая несуществующие пылинки с его плеча, затем с улыбкой – ободряющей! – заглянула ему в глаза.
– Волнуешься? – проникновенно вопросила она.
Северус с презрением фыркнул.
– Вот еще!
– Коленки трясутся, и туманится взор, – пропел Кристиан.
Северус одарил его убийственным взглядом.
– Что? – невинно вздернул брови Мальсибер. – Я просто вспоминаю, как у меня это было.
– Конечно, – фыркнул Северус и направился к двери.
– Держись, дружище, – бросил ему в спину Кристиан.
– Уверен, это пустяковое испытание для гениального шпиона, – прибавил Уолден.
– Всегда вас ненавидел, – через плечо невозмутимо уведомил Северус.
Он занял свое место у алтаря, стараясь не смотреть на немногочисленную публику. Во всяком случае, он избежал торжества со списком гостей из трехсот персон, и это уже неплохо. Выдержать церемонию в присутствии только его друзей и шайки Блэков с Люпином и деканом гриффиндорцев не так уж сложно. Не удержавшись, Северус все же покосился на них. Эйлин чуть опустила ресницы: так она всегда показывала ему свою уверенность в том, что все пройдет как нельзя лучше. Профессор МакГонагалл и Сириус, не сговариваясь, вскинули сжатые кулаки, глядя на него с родительской гордостью. Северус кивнул профессору и одарил Блэка взглядом, красноречиво выражающим его низкое о нем мнение. Сириус только шире ухмыльнулся.
Потом церковный орган как-то заунывно затянул свадебный марш, и в проходе появились подружки невесты. Смотрелись они так же несуразно, как и предыдущие две: Талия была значительно выше Гермионы, как Тонкс – Стеллы. Регулус принялся щелкать фотоаппаратом, и Северус на мгновение прикрыл глаза, ослепленный вспышкой (разумеется, вспышкой, а не волнением). Разлепив веки, он увидел идущую по проходу Гиневру. Ее вел под руку отец Талии – он был не чужим человеком для девушек Морроу. Как и Нарцисса, она не стала надевать фату. Волосы были собраны в замысловатую прическу и украшены нитью жемчуга, белоснежное узкое платье с открытыми плечами, все в кружеве, с длинным шлейфом было… лучше не придумаешь. Просто идеально. Она выглядела донельзя смущенной и даже испуганной, причем настолько, что и Блэк-младший тактично припрятал свою надоедливую технику. Казалось, Гиневра держится из последних сил, чтобы не сбежать. Она шагала совсем медленно, неуверенно, а потом внезапно остановилась посреди прохода. Музыка оборвалась.
О, только не это. Северус ободряюще улыбнулся ей – благо, все смотрели только на нее, – и чуть наклонил голову в приглашающем жесте. «Только не смей этого делать», – он старался передать эту мысль всем своим видом. Он знал, что ее опять мучают угрызения совести.
– Только не сейчас, – одними губами произнес он.
Она продолжала стоять и даже не улыбалась. Гермиона округлила глаза и приподняла брови, изобразив требовательную мину. Лорд Стивенсон терпеливо ожидал.
– Гиневра, – прошипела Талия уже вполне слышно.
Гиневра переводила умоляющий взгляд с нее на Гермиону, затем на Северуса и обратно на Талию, будто выпрашивая разрешения не делать этого. Северус медленно закипал. Только этого и не хватало! Почему именно сейчас?!
Гиневра покаянно опустила голову и тяжело вздохнула.
«Это конец», – решил Северус.
Но все же ошибся. Она подняла голову, улыбнулась лорду Стивенсону, и они продолжили путь под вновь заигравшую музыку. Северус выдохнул. Пожалуй, это был один из худших моментов в его жизни.
***
Стояла немыслимая суета. Все были как-то непривычно возбуждены, говорили громче обычного и много смеялись. А Сириус и Регулус под командой Нарциссы и Талии без конца фотографировали. Гермиона подумала, что священник уже давно заподозрил их всех в колдовстве: они битый час торчали без верхней одежды на морозе, окутав себя согревающими чарами, и не было никаких признаков трупного окоченения. Гермиона рассчитывала, что на этот раз они управятся поскорее, ведь здесь не было леди Стивенсон, однако не тут-то было: Талия требовала бесконечное множество фотографий любимой подруги, а Нарцисса, Тонкс и Стелла были в нескрываемом восторге от самих себя в сегодняшних нарядах и не могли насытить свое тщеславие. Гермионе нравилось наблюдать, стоя в стороне вместе с Гарри, как две роковые дамы в алых платьях бесконечно позируют для фотографий – она не ожидала от них ничего подобного, и они просто очаровательно «распускали хвосты».
– Ох, кокетки, – бросил Гермионе и Гарри Сириус с добродушной иронией.
– Папа, не отвлекайся! – приказала Стелла.
– Да, все внимание на нас, – вздернула подбородок Нарцисса.
Тонкс просто хихикнула.
– Ну-ка, Гарри, сделай одолжение, – к ним подошел Регулус, чудом вырвавшийся из-под командования Талии, и протянул Гарри фотоаппарат.
Затем он приобнял Гермиону за талию.
– Наша первая фотография вдвоем, – улыбнулся Блэк.
Гермиона уже имела возможность внимательно изучить его комнату и обнаружить на каминной полке среди прочих свое фото, сделанное в день свадьбы Сириуса, что несказанно ее порадовало. Она даже и не помышляла, что Регулус Блэк мог поставить ее фотографию у себя в комнате – ей все еще было непривычно быть для него кем-то важным, в одном ряду с его семьей, а он, как она уже поняла, никого не любил крепче своей семьи. От этого она лишь больше удивлялась, что такого он нашел именно в ней, ведь, судя по всему, женщины из семьи Блэк были для него эталоном, а Гермиона не тешила себя иллюзией, будто имеет что-то общее с такими блестящими красавицами, как Нарцисса или его мама, Вальпурга Блэк. Ее фотографии в молодости Гермиона тоже не раз видела в поместье Блэков – она была сногсшибательно красива и, как подозревала Гермиона, обладала чрезвычайно колючим нравом. Таких, должно быть, называют роковыми женщинами.
– Готовы? – спросил Гарри.
Гермиона секунду поколебалась, затем крепко обхватила Регулуса руками вокруг пояса и прижалась щекой к его щеке. Он засмеялся от неожиданности и тоже обнял ее покрепче. Так Гарри их и сфотографировал.
– Я говорила, что я самая счастливая девушка на свете? – спросила Гермиона, откинув голову и заглядывая ему в лицо.
Регулус несколько мгновений молчал, пристально вглядываясь в ее лицо – была у него такая странная привычка, будто он проверял правдивость ее слов.
– Рад, что я причастен к этому, – прошептал он наконец. – Это делает счастливым и меня.
Гермиона приподнялась на цыпочки и потерлась носом о его нос.
– Люблю тебя, – ухмыльнулся он и, будто угадав ее недавние мысли, сказал: – Помнишь? Ты как радуга в моей жизни, – он подмигнул. – И я в восхищении истерично звеню.
Гермиона засмеялась, уткнувшись лицом ему в грудь.
– Гиневра! – вдруг раздался позади испуганный оклик Талии.
Гермиона поспешно обернулась и увидела, как Северус подхватывает на руки Гиневру, в полуобморочном состоянии вцепившуюся в амулет на шее. Краска схлынула с ее лица, глаза закатывались, а побелевшие губы что-то шептали. Гермиона бросилась к ней.
========== 44. Ловушка ==========
– Поразительно, – как всегда, бесстрастным тоном произнес Северус, пытливо вглядываясь в черты Гиневры. – Но ведь с тобой никогда такого не бывало, – он не спрашивал, а утверждал.
– Не бывало, – согласилась Гиневра. – Всегда чувствовала эту силу в себе. Даже когда долго носила амулеты. Она… теплилась у меня в груди. Искра была всегда.
Гермиона недоумевала. Что произошло? То есть, она догадывалась, почему проклятие, судя по всему, спало, однако… это было бы слишком просто. И как-то стыдно. «Хотя вполне в традициях язычества», – подумала она. Пока Гиневра приходила в чувство, она успела десять раз передумать все возможные причины этого происшествия и, кажется, прозреть. Все было элементарно. Теперь ей казалось смешным, что она в первую очередь подумала о такой дикости, как жертвоприношения. Под «невинной кровью» имелось в виду совсем другое.
– У меня осталось зелье, чтобы проверить… – начал Северус, но умолк.
Гиневра посмотрела на него больным взглядом, словно умоляющим не давать ей ложных надежд.
– Ты, в самом деле, думаешь, что она могла исчезнуть? – глухо прошептала она.
Северус мгновение помолчал.
– Тебе лучше знать, – подумав, ответил он. – Но я считаю, стоит проверить.
Гиневра отвела взгляд и некоторое время разглаживала складочки на одеяле.
– Да, конечно, – после продолжительной паузы кивнула она.
Северус поднялся и поспешно вышел, напоследок бросив на Гермиону подозрительный взгляд. Она сохранила совершенно невинную мину – все равно уличить ее он бы не смог, потому что не знает, в чем именно обвинять и подозревать. Мысль, что Северус Снейп не знает чего-то, что знает она, несказанно тешила ее самолюбие.
Щенок спаниеля засеменил следом за Снейпом – он теперь повсюду следовал за ним, – и едва успел прошмыгнуть в закрывающуюся дверь.
– Никогда не думала, что смогу испытать это ощущение в отсутствие Темного Лорда, – внезапно произнесла Гиневра.
Гермиона непонимающе уставилась на нее.
– Мечтала, но всерьез никогда не верила, – Гиневра уселась в постели и взяла с тумбочки амулет, принявшись вертеть его в руках. – Когда ношу амулет, то просто чувствую упадок сил. Это другое. Я будто потихоньку превращаюсь в сквиба. И это невыносимо, – она смотрела прямо перед собой. – А вблизи Темного Лорда у меня появлялась возможность чувствовать себя волшебницей, но не проклятой. Здоровой, – она встрепенулась и с неловким видом поспешила пояснить: – В нашей семье запрещалось говорить о проклятии, они это называли «болезнью». Они и я, конечно. Правильно бы сказать «мы», но язык не поворачивается. Они… слишком много горя мне принесла именно семья моих родителей.
Гермиона смотрела на нее во все глаза, ловя каждое слово и напряженно замерев.
– Все же, как я ни боялась Темного Лорда – а я боялась его с самого начала, – говорила Гиневра, – но это ощущение, когда моей силы словно нет… поначалу оно мне очень нравилось, – она криво усмехнулась. – Я себе в этом никогда не отдавала отчет, но мне кажется, что именно из-за этого краткого мига ощущения своей нормальности я поначалу уважала его. Представляешь?
Гермиона ничего на это не ответила, но и не почувствовала отвращения, какого, кажется, боялась и ожидала с ее стороны Гиневра. Горько усмехнувшись и потерев лоб, ее мать продолжила:
– Не будь я так восхищена Северусом и его друзьями и, возможно, я стала бы фанатичкой. Я была бы благодарна Темному Лорду безгранично, я бы его боготворила. Но, к счастью, Северуса я встретила раньше, – она опустила глаза и отложила амулет, затем подытожила: – Вот такая я жалкая.
Гермиона отрицательно помотала головой.
– Не жалкая, – с укоризной ответила она.
Гиневра опять горько усмехнулась, но Гермиона не позволила ей заговорить:
– Ты не должна постоянно заниматься самоедством. Это сводит с ума. И не имеет значения, когда твои близкие воспринимают тебя такой, какая ты есть.
Гиневра посмотрела на нее.
– Ты должна быть счастливой, – требовательно добавила Гермиона. – Ради Северуса.
Гиневра отвела взгляд, хмыкнула, продолжая чему-то грустно улыбаться.
– Я все упустила, – наконец, вымолвила она глухим надломленным голосом. – Родить ребенка и не видеть его первых шагов, не слышать его первых слов, не провожать впервые в Хогвартс…
Гермиона бы покривила душой, если бы сказала, что ей тоже жаль, что у них всего этого не было. Все-таки Джин Грейнджер была для нее лучшей мамой, любимой мамой. Она не была сиротой и никогда, ни разу в жизни не чувствовала себя чужим ребенком. Поэтому она сказала другие, но честные слова:
– Если проклятье разрушено, ты могла бы еще родить ребенка. Жизнь волшебницы длиннее, чем у маглов, и молодость тоже. Ты могла бы родить мальчика.
Гиневра вскинула на нее глаза – она казалась изумленной и даже застигнутой врасплох. Должно быть, она ни о чем таком и не помышляла.
В этот миг дверь приоткрылась, и в комнату вошел Северус с флаконом зелья и мисочкой в руках. Гермиона с трудом сдержала смех: щенок скользил за ним по полу, уцепившись зубами за полу длинной черной мантии. Северус при этом оставался непоколебимо суров.
Сделав все необходимые приготовления, он уколол Гиневре палец и стряхнул капельку в зелье. Все трое напряженно уставились в миску, ожидая, когда зелье поменяет цвет. И действительно – оно из почти черного окрасилось в тот же грязно-белый оттенок, что и у Гермионы когда-то. Гиневра испустила взволнованный вздох, вскочив в постели и не отрывая глаз от зелья, словно ожидая, что сейчас оно снова станет черным. Гермиона тоже испытала облегчение, хотя и была практически уверена в результате. Ее накрыла волна торжества. Проклятье снято! И теперь еще есть надежда, что род ее отца не прервется!
– Это точно? Зелье… оно не испортилось? – дрожащим голосом произнесла Гиневра.
– Сомнений быть не может, – задумчиво протянул Северус и, наконец, оторвал взгляд от зелья. Через мгновение он повернулся к Гермионе и, впившись в нее черными глазами, бросил: – Любопытно.
– Да! Это прекрасно! – живо отозвалась она, ничуть не смутившись под его взглядом. Ее вдруг развеселила своим бесстыдством мысль, что способ разрушить проклятье оказался таким приятным. Точнее, ее развеселило знание того, что для Северуса эта мысль останется тайной. Такое предположить он бы не смог. Да и вообще, ее мысли теперь всегда под надежным замком – его нельзя открыть, только взломать. Это обстоятельство переполнило ее радостью нашкодившего котенка, и Гермиона в избытке чувств крепко обняла Гиневру.
