Текст книги "Ты только держись (ЛП)"
Автор книги: NorthernSparrow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 59 страниц)
Дин смотрит на них с грустью. Есть горькая ирония в том, что он наконец видит крылья Каса впервые только сейчас, когда Кас умирает. Они такие красивые! Эмили была права.
И тут Дин вспоминает, почему Эмили вообще были видны крылья Каса.
И понимает, почему сейчас их видит он.
Время истекает. «Где этот чертов жнец?» – думает Дин, оглядываясь по сторонам, всматриваясь в каждого человека в поле зрения. Жнец Каса должен быть где-то рядом. Дин выходит за шторки реанимационного отсека и осматривает все отделение.
И видит ее.
Дин узнает ее сразу. Отчасти потому, что на ней совершенно неуместный наряд. Но большей частью потому, что среди всех суетящихся здесь людей она единственная стоит абсолютно неподвижно и смотрит прямо на Дина.
***
Дин подсознательно ожидал увидеть Билли или какого-то другого жнеца, с которым встречался раньше, но эта – новая. Она появляется в обличии привлекательной смуглой женщины; ее лицо обрамляет мантия из длинных прямых блестящих черных волос, расчесанных аккуратным пробором посередине и свисающих по бокам лица, как шторы. У нее благородные высокие скулы и высокий нос одного из этих коренных племен – тех, что Дин видел в городе. И одета она в какой-то ритуальный костюм: платье из оленьей кожи, украшенное ярким черно-белым рисунком в виде зигзагов, гигантское ожерелье, сделанное из больших круглых подвесок, каждая из которых украшена десятками бирюзовых бисеринок. Одной рукой она прижимает к груди маленький глиняный кувшинчик, раскрашенный потускневшими полосками цвета охры, узкое горлышко которого заткнуто сине-зеленой тряпочкой. Кувшин выглядит очень, очень старым.
От всего наряда веет подлинностью. Это не туристические шмотки, не костюм на Хэллоуин, но что-то настоящее, древнее и внушающее трепет.
– Оболочка навахо, значит? – говорит Дин, сверкая в ее сторону как ему кажется дружелюбной улыбкой. (Навахо – это разумная догадка, учитывая, что за холмом находится их резервация. Дин надеется начать общение с позитивной ноты.)
Она не улыбается, только хладнокровно смотрит на свой костюм.
– Это не материальное тело, – отвечает она. – Так что, строго говоря, вообще не оболочка. – Она поднимает взгляд на Дина и указывает на его призрачное тело. – Так же как ты больше не в своем физическом теле, но принял эту форму по памяти, потому что она привычна тебе, так и я предпочитаю принимать определенные привычные людям формы, когда ищу своего следующего… подопечного. – Она касается свободной рукой своего бирюзового ожерелья. – И я часто принимаю образ навахо, это правда, – продолжает она. – Мы, жнецы, всегда пытаемся влиться в местную культуру. Так души охотнее разговаривают с нами в момент встречи. И навахо, оказывается, особенно суеверны по поводу смерти, так что я пытаюсь таким образом немного успокоить их. Я могу появляться и как хопи… – Ее наряд сменяется на белый верх, темную юбку и потрясающе искусный головной убор в виде солнца. – Или хавасупаи… – Теперь она вдруг превращается в высокого крепкого мужчину в причудливой жуткой маске с огромными изогнутыми рогами горного барана. Да маска ли это? У Дина по спине бегут мурашки, когда он понимает, что рога крепятся прямо к ее (или его?) голове.
Она снова обращается в свое женское обличье навахо.
– Я могу явиться и членом любого другого из сотен местных племен. Но обычно я использую этот образ навахо. Хотя в наше время навахо осталось не так много… – Она окидывает взглядом разнообразие людей в отделении: латиноамериканцев, белых, индийцев, китайцев – один только персонал больницы включает, должно быть, с десяток разных национальностей. Ее взгляд перемещается и на бессознательное тело бедного Кастиэля, и в этот момент она делает удивленную паузу: она только что заметила его крылья. Долгое время она смотрит на его обвисшие крылья, слегка хмурясь.
Дин, пытаясь отвлечь ее от Каса, спрашивает:
– Так как тебя зовут?
Она не спеша отрывает взгляд от крыльев Каса и вновь смотрит на Дина.
– Навахо зовут меня Чинди, – отвечает она. – Они не совсем верно понимают, что я такое, но отчасти они уловили суть, и, по крайней мере, они относятся ко мне с уважением. Чего я не могу сказать о некоторых. – Она приподнимает бровь, глядя на Дина, и он гадает, знает ли она, кто он. Наверное, знает: жнецы всегда откуда-то знают.
Чинди снова начинает осматривать людей в реанимации, как будто из чисто академического интереса хочет знать, сколько навахо здесь найдется. Она даже обходит отделение, заглядывая за шторки, одной рукой надежно сжимая кувшинчик. Дин надеется, что она забыла о Касе, – как ни странно, она не сосредоточена исключительно на нем. Но, к беспокойству Дина, вскоре она возвращается к его койке и снова осматривает его крылья. Вокруг него все еще работает персонал больницы (они уже снова меняют окровавленную прокладку между его ног, и усталый студент-медик теперь подошел и исполнительно проверяет давление Каса. Давление, очевидно, все еще слишком низкое и нестабильное, так как он начинает кому-то об этом докладывать и консультироваться с сестрами). Никто из них, конечно, не замечает ни Чинди, ни Дина.
В выражении лица Чинди появилась серьезность и сосредоточенность. Она шепчет, глядя на Каса:
– Кто мне только не попадается в этих краях… Каньон привлекает всевозможных людей… И, конечно, люди без конца в него падают. Я забираю здесь людей почти ежедневно…
Она делает шаг ближе к Касу, снова осматривая его крылья.
– Его забирать нельзя! – выпаливает Дин. – Он не готов. Его время не пришло!
Чинди поворачивается к нему, нахмурившись. Ее чистые темные глаза блестят, и на мгновение в них видно почти сочувствие.
Почти сочувствие, но в то же время и характерный бесстрастный профессионализм. Тесса смотрела так же: не сказать, что совсем безразлично, но и не по-доброму. (Взгляд Билли всегда был ближе к откровенно недоброму.)
– Это не тебе решать, – говорит Чинди. – Когда время умирать приходит, оно приходит, и никто не в силах отложить этот момент. Даже уход нашего властителя, Смерти, не смог остановить этот процесс. Наш властитель больше не присутствует лично при каждом частном событии, как когда-то, но умирающие продолжают умирать, когда их время приходит. Их единственный выбор – в том, оставаться ли за Завесой или следовать дальше. И этот… – Она делает паузу, подходя ближе к Кастиэлю, и проводит рукой над его сердцем и головой. – Как странно, – шепчет она, снова глядя на его крылья. – У меня были сведения, что здесь должен быть ангел, – говорит Чинди, наклоняясь к Касу и глядя ему в лицо. Потом она выпрямляется и снова проводит рукой над его сердцем. – Но это не ангел, – заключает она.
– Он ангел, – возражает Дин. – Он ангел, и ты не можешь его забрать!
Чинди выгибает тонкую темную бровь, глядя на Дина.
– Я могу забрать и заберу всякого, чье время пришло. Даже ангела.
– Значит, ты забираешь ангелов?
– Да, – отвечает она. – Редко, но случается. Время от времени.
Дин набирает воздуху. «Вот он, вопрос на миллион».
– И что ты делаешь с ними, когда забираешь их?
Чинди смотрит на него.
Тянется тишина.
– Куда они попадают? – настаивает Дин. – Что случается с их сущностью?
Она вздыхает и отворачивается, снова оглядывая отделение реанимации.
– Мы, жнецы, ведь тоже своего рода ангелы, – говорит она через плечо.
Дин теряет терпение.
– И что это означает? Что вы убиваете себе подобных и даже не говорите им, что случается после?
Чинди кратко резко усмехается.
– Это означает, что мы не знаем. Никто из ангелов не знает, что случается после. Даже мы, жнецы.
– Вы не знаете? Как вы можете не знать? – Дину тяжело в это поверить. Жнецы должны знать. – Вы что, не смотрите? Не видите, что происходит?
– Конечно мы смотрим! – огрызается она, поворачиваясь и глядя на него свирепо. Очевидно, это больная мозоль. – Ты что, думаешь, мы не хотим знать? Это в конце концов случится и с каждым из нас! Жнецы ведь тоже умирают. Но мы видим только, как их сущности разлетаются на частицы в момент, когда мы забираем их. Частицы потом улетают с планеты в пространство, в космос. Мы пытались следовать за ними, но никому не удалось проследить их путь до места назначения… если у них есть место назначения. Все, что мы знаем, это что мы никогда больше не видим ангела после этого.
Дин недоуменно моргает, глядя на нее. В космос? Частицы улетают с Земли в космос? Это еще что значит?
– Ладно, как бы там ни было, – говорит Дин, пытаясь сосредоточиться. – Забудь про то, куда деваются ангелы после смерти, потому что я все равно не дам тебе его забрать. Он жив. То есть он должен оставаться жив.
– И снова я повторяю, – говорит Чинди спокойно, – раз ты не понял меня в первый раз, Дин Винчестер, что не тебе это решать.
Ну вот, значит, она таки знает имя Дина. Может, у нее какая-то неприязнь к нему, как всегда была у Билли?
– Значит, слышала обо мне? – спрашивает Дин, пытаясь оценить, пускать ли в ход обаяние или угрозы (на самом деле, пытаясь оценить, получится ли блефовать).
– Слышала. Мы получаем… оповещения время от времени. Нас держат в курсе.
– Что, хочешь сказать, в Раю меня объявили в розыск? Что, по вашему полицейскому сканеру уже передают?
Она возводит глаза к потолку.
– Нас информируют, когда нужно кого-то разыскать. Тебя, иногда твоего брата. Недавно, вот, вашу мать… – Дин немного удивлен, услышав это, и Чинди слабо улыбается ему. – О да, вашу мать тоже. Она уже давно планировала этот свой побег из Рая. Она умница: выбрала момент, когда все отвлеклись на тускнеющее солнце. Но ее быстро разыскали и вернули.
Дин хмурится, понимая, что, наверное, именно поэтому у мамы и было всего несколько минут на Земле, всего несколько мгновений, чтобы поговорить с Дином: потом чертовы жнецы забрали ее обратно.
– Ну вы уж тоже, не могли дать ей еще пять минут? – говорит Дин.
– Естественный порядок этого не предусматривает, – отвечает Чинди. Она тоже начинает хмуриться.
– Никому бы хуже не стало…
– Это не тебе решать, – говорит она категорически. – У нас есть работа, и мы выполняем свою работу. Когда этому… человеку… – она вглядывается в лицо Каса и колеблется на слове «человек», бросив еще один взгляд на его крылья, – пора умирать, ему пора умирать. Тебе права слова не дается.
– Но его время еще не пришло! – выпаливает Дин. Им овладевает отчаяние. Ему не удалось выяснить, куда попадают ангелы после смерти, и в задаче убедить Чинди оставить Каса в покое он тоже не продвинулся.
Пора переходить к торговле.
– Слушай, давай договоримся, – начинает Дин, пытаясь улыбнуться ей поощряющей улыбкой (может быть, пытаться обаять ее уже поздно, но попробовать стоит). Он указывает на Каса. – Я – вместо его. Он не… Ему нельзя умирать, понимаешь, потому что у него нет души, и он просто пуф! – исчезнет, а он этого не заслужил. Он не заслужил улететь по частицам в космос, чтоб его больше не видели! Это просто неправильно, он заслужил жизнь, даже если у него нет души, так что давай просто договоримся…
Чинди прерывает Дина:
– О чем ты говоришь? – Она больше не хмурится, теперь на ее лице и в голосе появилось даже некоторое недоумение.
– Я говорю о том, что это просто неправильно, что он не попадет в Рай, когда он столько сделал, – просто потому, что у него нет души…
– Почему ты утверждаешь, что у него нет души? – спрашивает Чинди.
Дин умолкает.
Чинди указывает на Каса.
– Ты говоришь об этом человеке? У него есть душа. Как и у всех людей здесь.
Дин только недоуменно моргает.
– Ч-чего? – спрашивает он наконец, запинаясь. – У него есть… что?
– Душа, – говорит она. – Я ее чувствую. Прямо здесь. Внутри.
Дин недоверчиво смотрит на нее, и она добавляет немного обиженно:
– Это мое призвание, Дин. Я чувствую души. Души всех в этом здании! – Она протягивает руки к бедному коматозному Касу, закрывает глаза и расправляет пальцы, словно греет руки у огня. – Души… для меня горячие. Они абсолютно очевидны, скажем так. – Открыв глаза, Чинди указывает на Каса. – И у него определенно есть душа. Он ею прямо горит.
Она опускает руки и наконец, похоже, замечает недоумение на лице Дина. Она смотрит на него странно – так, словно не понимает, чему он удивляется.
– Ну что ж, – произносит она. – Я тебе покажу.
Чинди поворачивается обратно к Касу и на этот раз кладет руку на его торс под ребрами. Потом она слегка наклоняется вперед – Кас лежит на боку, и она немного приседает, чтобы поместить руку под определенным углом.
И потом проскальзывает рукой прямо Касу в грудь.
Это уже не призрачное движение – не то же самое, что проходить сквозь закрытые двери. Похоже, что она по-настоящему погрузила в него руку, надавливая почти с силой… и внутри видно сияние. Тонкие лучи яркого серебристого света пробиваются вокруг ее руки.
Дин видел такое и раньше. В тот раз, когда Кас сунул руку прямо внутрь того бедного мальчишки, чтобы исследовать его… его душу.
Мальчишка тогда взвыл от боли. Кастиэль, находясь в глубокой коме, даже не дергается. Хотя его верхнее крыло трепещет.
– Видишь, полноценная душа, – говорит Чинди, держа руку в груди Каса.
Дин только смотрит на это ошарашенно. У Кастиэля… есть… душа?
– И славная, – продолжает Чинди, сосредоточившись на ощущениях. – Приятная на ощупь. Сильная. Много любви… Хотя… странно… Хм… – Она ощупывает что-то внутри. Верхнее крыло Каса, раскрытое у него за спиной, дрожит все сильнее и вскоре начинает беспомощно отчаянно трепыхаться, хотя остальное тело Каса остается неподвижным.
Потом и ноги Каса слегка дергаются. Студент, почти задремавший на стуле в углу, вскакивает на ноги. Он подходит ближе и вглядывается в монитор сердечного ритма.
– Не делай ему больно! – умоляет Дин, испугавшись. – Ему больно? Не делай ему больно, пожалуйста…
– Это странно… – повторяет Чинди. Ее рука погружена в грудь Каса чуть ли не по локоть. На Дина она не обращает вообще никакого внимания. – О… это очень странно… Эта душа, она… она что, в младенчестве? На ощупь ей всего несколько месяцев. Но нет, стоп, я ошиблась, она вполне взрослая. Как необычно… почти как если бы… Святые небеса, она что, была посажена самим Богом? У нее такая текстура… О, о, она не вполне скреплена с телом, как необычно! Это что… погодите, это что, и правда ангел?
– Ну, вообще-то у него крылья, если ты не заметила, – комментирует Дин.
Чинди наконец смотрит на Дина снисходительным взглядом.
– Крылья могут быть у кого угодно, – говорит она сухо. – В мире куча крылатых гибридов: нефилимы, сфинксы, гарпии – их десятки. Это не делает существо ангелом. Важно только то, имеется у него душа или… – ее глаза теряют фокус, когда она снова сосредотачивается на Касе, – …или сущность… – заканчивает она, все еще щупая что-то в груди Каса – настолько глубоко, что кажется, достает через грудную клетку до самого его горла.
Теперь оба крыла Каса отчаянно бьются. Студент выглядывает в холл и кого-то зовет, прибегает медсестра. Дин снова умоляет:
– Пожалуйста, не делай ему больно… – Он делает шаг ближе, намереваясь оторвать Чинди от Каса. Но потом вспоминает, что подобная процедура может быть опасна, и останавливается, боясь как-то навредить Касу резким движением.
Чинди произносит медленно:
– Это что там… и ангельская сущность тоже? – Она умолкает и, к облегчению Дина, наконец вынимает руку из груди Каса совсем. Потом отступает на шаг, глядя на мертвенно-бледное лицо Каса.
– Что, во имя всего святого… – начинает она медленно. – Так это все-таки ангел? Не нефилим… но я определенно почувствовала сущность и душу, и это не воз… – Она останавливается на полуслове, снова глядя на крылья Каса, и ее глаза округляются.
– О, – шепчет она про себя. – Так они повреждены… вот почему я не узнала в них ангельские крылья… Но возможно ли это? Я не видела их уже… Я не видела их уже так давно…
– Не видела что? – спрашивает Дин, совсем сбитый с толку.
Чинди игнорирует его. Она протягивает руку и касается верхнего крыла Каса (как раз поверх двух крылышек, понимает Дин: большего, из которого у него перо, и меньшего). Крепко удерживая оба крылышка одной рукой, Чинди приказывает звучным командным тоном:
– Очнись! Выйди! Покажись мне!
***
Следует вспышка света и вой ветра, и что-то совершенно гигантское и сияющее вырывается из груди Кастиэля. Сначала кажется, что это фонтан серебристого света, и он совершенно ослепительный. «Светлый ангел», – думает Дин; он невольно приседает и даже прикрывает голову, почему-то уверенный, что жгуче-яркий свет просто спалит его призрачное тело. Но свет не причиняет Дину никакого вреда, вместо этого он начинает вихрем закручиваться под потолком. Он остывает и расширяется, распространяясь все дальше, пока не заполняет облаком мерцающего серебристого тумана весь холл отделения реанимации. Туман быстро уплотняется. Он темнеет.
Он начинает принимать форму.
«Кас», – думает Дин с замиранием сердца. Он до сих пор не знает, правду ли сказала Чинди насчет души, но он уверен, что это Кас, сам Кас, как-то вызванный жнецом из своей бесчувственной оболочки.
Дин ожидает, что Кас примет знакомую форму тела Джимми. Хотя, может быть, в его прежнем обличье – в здоровом виде, с растрепанными темными волосами. Может быть, даже в его старом костюме – в Большом плаще и галстуке наизнанку.
Но это что-то совсем иное.
Из света образуется что-то громадное – и устрашающее. Оно принимает форму прямо из ничего, превращаясь в огромное существо размером с динозавра, в темного зверя на четырех лапах с гигантской зубастой головой, длинной шеей, обрамленной пышной гривой иссиня-черных перьев, и изогнутым туловищем (отделение реанимации довольно просторное, но зверю приходится согнуться, чтобы поместиться в коридоре). Сзади виден уходящий из виду длинный хвост; по бокам формируются гигантские черные крылья, выгибаясь обширными полотнами, как блестящие темные паруса.
Это совсем не Кас. Это дракон.
Дракон в перьях.
И выглядит он опасно. Его огромная зубастая пасть снабжена впечатляющим набором блестящих клыков; у дракона сапфирово-голубые глаза размером с обеденные тарелки с вертикальными черными зрачками, как у кошки. И на каждой из оперенных передних лап – длинные серебристые когти, изогнутые, как ятаганы.
Существо замечает Дина, который стоит, пригнувшись, глядя на него с открытым ртом и пытаясь решить, пора ли бежать. Оно замечает Дина и замечает Чинди.
Его большие глаза перескакивают с Дина на Чинди и обратно. Вертикальные зрачки в миг расширяются, превращая голубые глаза в устрашающие черные, словно у льва, который только что увидел добычу. Покрытые перьями уши прижимаются назад к шее, воздух сотрясает громоподобный рык, и дракон выбрасывает вперед гигантскую переднюю лапу так быстро, что Дин едва успевает заметить. Он хватает Дина поперек туловища огромными серебристыми когтями. Дин ахает, пытаясь вырваться, но это бесполезно: мощные пальцы сомкнулись вокруг него мертвой хваткой, и дракон мигом подтягивает его к себе. Согнувшись на больших лапах, дракон подворачивает под себя оба крыла и сжимает их вокруг Дина, удерживая его возле своей груди под подбородком.
И после этого ревет на Чинди. Челюсть дракона распахивается, оскаленные клыки блестят, глаза сужаются до щелок, и он выпускает такой оглушительный бесконечный басовый рев, что Дин чувствует, как его вот-вот разорвет от этого звука. Это рев, полный гнева и вызова; и все тело дракона при этом сотрясается. Даже воздух вокруг сотрясается. Горячий порыв дыхания дракона разносится по помещению, оставляя за собой отчетливый запах дыма, и у Дина не остается сомнений, что это существо может дыхнуть открытым пламенем, если захочет.
Дракон ревет; волосы Чинди сдувает назад, как будто она смотрит в лицо урагану. Но она стоит неподвижно с летящими за спиной волосами, по-прежнему держа свой глиняный кувшинчик и глядя на огромного дракона совершенно невозмутимо. И пока Дин ловит воздух и тщетно брыкается в огромных когтях (они при этом даже не шевелятся), на лице Чинди появляется улыбка.
Видя спокойную улыбку Чинди, дракон постепенно умеряет свой оглушительный рев до сердитых попыхиваний. Заканчивает он все это неуверенным храпом, как будто не знает, что дальше делать. Он обхватывает Дина и второй лапой, заключив его в клетку из серебристых когтей, и прижимает еще ближе к груди, пока Дин не оказывается утоплен в море мягких иссиня-черных перышек у основания шеи зверя.
Чинди делает шаг к нему. Она по-прежнему улыбается. Вид у нее такой, словно она наконец разгадала загадку – замешательства больше нет, теперь ее лицо светится пониманием. Она уверенно произносит:
– Громовержец.
***
– Громовержец, – повторяет она. – Ты громовержец. Вот что ты такое. Я не сразу поняла.
Дин извивается в больших когтях существа, глядя на него снизу вверх.
– Громовержец? – повторяет он тупо, разглядывая огромное создание.
Дракон уставился на Чинди; когда Дин подает голос, он бросает на Дина быстрый удивленный взгляд и его когти слегка сжимаются (не больно, просто плотнее). Потом он снова смотрит на Чинди. Вид у него немного потерянный.
И тут Дин замечает его крылья.
Крылья дракона выглядят очень знакомо.
Они полностью оперенные, с маховыми перьями огромной длины – наверное, футов по пятнадцать каждое. И поистине громадные: дракон плотно обернул их вокруг туловища, почти как если бы пытался завернуть в них Дина, но если он их раскроет, размах будет футов на пятьдесят, не меньше. Однако цвета кажутся очень знакомыми… на кончиках коротких перьев видны небольшие золотые серпы… темные перья кажутся перламутровыми и отливают на свету синим, зеленым и даже фиолетовым.
Дин смотрит на Каса, который по-прежнему лежит неподвижно в больничной койке. Смотрит на его крылья. Они гораздо меньше («уменьшены в масштабе пропорционально размеру оболочки…») и худощавые, стройные без маховых перьев, но… Такой же черный цвет.
Такой же перламутр, такие же золотые дуги.
Дин смотрит на свое собственное тело.
Души за Завесой принимают ту форму, которую лучше всего помнят.
И Дин вспоминает отрывок из «Физиологии ангелов»:
По мнению автора, лучше всего образ ангела передают старинные легенды о грифонах – больших покрытых перьями существах с крыльями и четырьмя ногами, длинной шеей и хвостом, имеющих когти на передних лапах и подушечки на задних.
Это было еще во второй главе, в главе про «Истинное обличье ангелов».
– Кас? – шепчет Дин недоверчиво, глядя на огромную покрытую перьями голову над собой. Голубой глаз дракона вращается по направлению к нему, и зверь опускает свою огромную черную морду, прижав подбородок к груди, чтобы понюхать Дина. Дин все еще пытается рассмотреть существо, но сложно что-то разглядеть, когда весь обзор закрывает гигантский черный нос, пыхтящий рядом и обнюхивающий его. Обследующий его с ног до головы.
Дин вздрагивает, когда изо рта дракона вдруг появляется шершавый розовый язык размером с банное полотенце… и скребет его по шее сзади, облизав заодно и половину головы.
– К-Кас? – повторяет Дин, заикаясь от этой внезапной атаки языком. – Это ты?
Дракон кивает почти робко, и его когти слегка разжимаются. Он оглядывается на свое громадное крылатое тело, и в его глазах появляется выражение, напоминающее тревогу: его плечи сутулятся и крылья немного поникают, как будто он не уверен, как Дин воспримет его новый облик. Но Дин только смотрит на него с открытым ртом. Он оглядывается на Каса (Каса-человека) на койке, потом снова смотрит на крылатое существо, которое все никак не можеть прекратить тыкаться в него носом.
Кас. Это Кас.
Это Кас в своем истинном обличье.
Чинди делает шаг ближе.
Дракон (Кас…) рычит. Его когти снова сжимаются вокруг Дина, и он отдергивает лапу назад, пока Дин опять не оказывается укутан в густой гриве блестящих черных перьев дракона (нет, в гриве Каса, это Кастиэль).
– Громовержец, – повторяет Чинди. Она смотрит на Каса-дракона даже с неким благоговением. – Не могу поверить. Я так давно их не встречала! Даже не помню, когда их видели в последний раз.
– Форд… Громовержец? – спрашивает Дин слабым голосом, смутно полагая, что жнец почему-то говорит о машине Клэр. Чинди смеется.
– Автомобиль? Господи, нет, он что, по-твоему, похож на автомобиль? Это термин из индейского фольклора, – говорит она. Дракон («Кас, – повторяет про себя Дин, – это Кас») смотрит на Чинди с сомнением и замешательством, пока она объясняет Дину: – Это имя индейцы дали громадным крылатым созданиям, которых видели временами на западных равнинах, много-много лет назад. Чего местные люди не знали, так это того, что данные создания – на самом деле редкая разновидность ангела. – После паузы она медленно поясняет: – Громовержец – это ангел, который приобрел душу.
Кас замирает абсолютно неподвижно. Он смотрит на нее молча, полурасправив крылья.
– Это дает громовержцам некоторые особые способности, – продолжает Чинди, – включая способность с большей легкостью появляться в материальном мире в своем истинном обличье. Они почти столь же могущественны, как архангелы. И чрезвычайно редки. – Она снова смотрит на Каса. – Настолько редки, что я даже не сразу узнала, что ты такое. У меня была информация, что здесь ангел, но я искала обыкновенного ангела. Херувима или, может быть, серафима… но не громовержца! – Она на секунду оборачивается к человеческой оболочке Каса. – Я увидела крылья, конечно, но они сейчас выглядят немного… необычно. Я должна была обратить внимание на твои двойные крылышки, прошу прощения. Дело в том, что, как ты знаешь, у многих существ есть крылья, и я сразу почувствовала твою душу, поэтому предположила, что ты не ангел, которого меня послали сюда найти. Даже при наличии крыльев твоя душа настолько заметна, что ты просто… показался мне человеком. Я и не думала, что когда-нибудь снова увижу громовержца. Какая редкость…
– Погоди, – вступает Дин, – а, э… как ангел может получить душу? – Кас энергично кивает, добавляя к этому похожий на бормотание рык. Становится ясно, что в этом своем драконьем обличье он не может говорит по-английски, но, видимо, может говорить на каком-то другом языке, который понимает жнец, так как она отвечает ему напрямую:
– Такое происходит, когда семя души сажает в ангела сам Бог, – говорит Чинди Касу. (Кас опять замер, не шевелясь.) Она добавляет: – Но даже в этом случае семя может расцвести в настоящую душу – то есть в душу, обладающую энергией, – только если ангел набирает… определенный смертный опыт. Настоящего громовержца на этой планете не было уже очень давно. – Она хмурится при виде того, как Кас-дракон беспомощно смотрит на нее, сжимая в лапах Дина. Все перья на его голове и плечах распушились – наверное, от удивления (он стал немного похож на огромного хэллоуинского кота). Наконец Чинди говорит: – Погоди… ты не знал?
Дракон медленно качает головой.
Чинди улыбается.
– Оглянись вокруг, – говорит она мягко. – Ты в астральной форме. Мы за Завесой. Ты оставил свою оболочку, видишь? – Она указывает на слабое человеческое тело Каса, по-прежнему неподвижное на кровати. Кас смотрит на него, широко раскрыв свои драконьи глаза.
Чинди объясняет Кастиэлю-дракону:
– Я вызвала твою душу из смертной оболочки, чтобы посмотреть на тебя – главным образом, потому что я не могла понять, в чем дело. У тебя есть – ты есть – душа. И душа, когда ее вызывают из тела за Завесой, автоматически принимает свой самый привычный облик. В твоем случае душа приняла форму твоего истинного ангельского обличья. То есть это, – она указывает на его драконий облик, – то обличье, в котором ты вырос. А значит ты на самом деле ангел. Но при этом ты наделен душой. Ты громовержец. – Улыбнувшись, она добавляет: – Должна признаться, я не узнаю ни твой ангельский облик, ни человеческую оболочку. Я живу среди навахо и их предков уже очень давно и редко оставляю своих подопечных; и я уже очень давно не была в Раю. Могу я узнать твое имя?
Кас, похоже, лишился голоса от неожиданности. После короткой паузы Дин отвечает за него:
– Его зовут Кастиэль.
Чинди смотрит на него в удивлении.
– Боже ты мой, – произносит она, обращаясь к Касу-дракону. – Ты – Кастиэль? Тот самый Кастиэль?
Кас-дракон немного застенчиво кивает.
– Я, конечно, слышала о тебе… – бормочет она. – Многое слышала. И плохое, и хорошее. Но – прости меня, я никогда не слышала о том, что ты громовержец.
Кас издает булькающий рык. (Видимо, снова драконья речь? Какой-то драконий диалект ангельского языка?) Звучит это как несколько тревожный вопрос.
Чинди уверенно качает головой.
– Нет, определенно от Бога. У нее характерная ясная искра в центре. Ничего темного в ней нет.
Кас обдумывает это, медленно моргая и слегка наклонив вбок свою большую голову. Потом он пускается в какое-то, судя по всему, развернутое заявление. Оно все продолжается и продолжается – целый пассаж булькающего гортанного бурчания.
Чинди ждет, пока он закончит, потом отвечает:
– Ну, Бог решил наделить тебя душой по какой-то причине. Скорее всего, это значит, что твои заслуги сильно перевесили все твои проступки, которые ты только что описал. И случилось это весьма недавно – я имею в виду посев твоей души. На ощупь я бы дала ей семь или восемь месяцев от роду.
Дин смотрит вверх на Каса (как ни странно, он уже почти привык к мысли, что это огромное удивительное создание – на самом деле Кастиэль), и Кас смотрит на Дина, наклонив голову.
Семь или восемь месяцев назад…
Это как раз тогда, когда пути Кастиэля и Чака пересеклись.
Тогда они встретились, насколько известно Дину, первый и единственный раз. И Чак даже не поговорил с Касом.
Но с другой стороны, Чак тогда сам был при смерти (или почти при смерти)… Может быть, у него хватило сил сделать для Каса только одну вещь…
Или, вернее, две вещи.
Но в этом нет никакого смысла. Зачем Чаку награждать Каса раком и душой?
Это ерунда какая-то. И очевидно, что Кас так же сбит с толку, потому что он смотрит на Дина с самым недоуменным видом, какой Дин только может себе представить у дракона. Оба его крыла полураскрыты, голова наклонена, одно ухо повернуто вперед и одно назад, и Дин чувствует, как его большие оперенные пальцы на лапах то и дело сжимают и ослабляют хватку, как будто он не знает, что и думать.
– Хотя это странно, – говорит Чинди Касу. – Я сначала не была уверена в твоем возрасте, потому что твоя душа успела порядком расцвести. Например, новорожденная душа обычно не в состоянии поддерживать астральное тело такого размера. – Она указывает на огромный облик Каса. – Рискну предположить, что у тебя были… насыщенные восемь месяцев, да?
Кас не издает ни звука. Он перестает сжимать и разжимать пальцы, и его крылья уплотняются вокруг Дина. Он опускает морду к голове Дина, и его огромные голубые глаза на мгновение закрываются. Дин чувствует на своей шее дуновение дымчатого дыхания, как будто Кас вдыхает его запах.
