Текст книги "Ты только держись (ЛП)"
Автор книги: NorthernSparrow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 59 страниц)
– Ничего, дружок. Я здесь, я здесь, – шепчет Дин, поглаживая его по плечу. – Ты только держись.
Кас по-прежнему не в состоянии ничего произнести – теперь у Дина впечатление, что его охватила какая-то чрезвычайная, всепоглощающая усталость, как иногда бывает при высокой температуре – усталость, при которой невозможно формулировать слова. Но у Каса получается переместить руку на несколько дюймов к ноге Дина и коснуться его колена.
Непонятно, то ли это попытка успокоить Дина, то ли слабая мольба о помощи (Дин надеется на первое).
После этого Кас собирается с силами: начинает дышать глубже, стискивает зубы и, кряхтя, со впечатляющим усилием переворачивается на живот и пробует снова подняться на четвереньки. Ему это удается, но маневр истощает его до предела, так что теперь он может только стоять в таком положении на дрожащих руках, опустив голову. Его шарф так и волочится по полу; шерстяная шапка на голове покосилась.
Дин уже собирается метнуться за телефоном, когда Кас бормочет:
– Лоток?..
«Чертов лоток, куда он подевался…» – думает Дин. Вот он, лежит в нескольких шагах. Дин ныряет за ним. Но как раз в тот момент, когда Дин подтягивает лоток ближе, Кас поворачивается к нему, и Дин каким-то образом попадает локтем Касу в висок. Шапка слетает у Каса с головы и приземляется на край лотка, ровно когда его начинает тошнить. Немного рвоты попадает на шапку.
«Черт возьми, – думает Дин. – Черт, черт, черт». Рукой в перчатке он осторожно убирает шапку в сторону, но слишком поздно: она уже запачкана. Она безнадежно испорчена. Химия токсична, вспоминает Дин с сожалением. По крайней мере, ему удается спасти шарф, ловко сдернув его у Каса с шеи и бросив на кровать. Чем еще ему помочь, Дин не знает.
На этот раз рвоты даже не так много (кажется, ровно столько, чтобы испортить шапку). У Каса в желудке ничего не осталось, и во время следующего приступа из него выходит лишь тонкая струйка жидкости. Но спазмы продолжаются все равно, и скоро у Каса начинают дрожать руки, так что становится понятно, что он вот-вот рухнет лицом в лоток. И Дину приходит в голову: «Я могу держать его. Вот что я могу сделать: я могу его держать!» Он подвигается ближе и подхватывает Каса одной рукой под грудь, помогая ему стоять и приговаривая: «Я держу тебя, держу». Другой рукой он поддерживает Каса за лоб.
Так, на расстоянии фута над лотком, Дин удерживает Каса, как ему кажется, очень долгое время, пока Каса мучают непрекращающиеся рвотные позывы. Из него не выходит ничего кроме редких струек воды, но приступ все не отпускает. Непонятно даже, в сознании ли он еще – кажется, что он всем весом повис на руке у Дина, и его голова лежит в ладони Дина безвольно и тяжело. Но Дин не перестает разговаривать с ним между спазмами, когда, ему кажется, Кас может услышать. Дин знает, что не говорит ничего полезного – только общие слова ободрения, – но он все равно продолжает шептать, уверенно и ласково: «Я держу тебя. Ничего, ничего. Я держу тебя. Все будет хорошо. Потерпи. Главное, дыши. Мы постираем шапку. Ничего страшного. Купим другую. Я держу тебя».
Приговаривая это, Дин даже удивлен, что его совсем не отвращает рвота. Но это так. Рвота воспринимается как нечто совершенно тривиальное. Как будто мир внезапно, без предупреждения сузился до одной единственной битвы – битвы, которую Дину и Касу нужно пережить вместе. Все остальное перестало существовать – ничто больше не имеет значения. Рвота не имеет значения, шарф не имеет значения, даже шапка, на самом деле, не важна: это лишь сопутствующая потеря, о которой надо забыть, если они хотят выиграть эту битву. Единственное, что сейчас важно, – это чтобы Кас вышел из этой битвы живым.
И задача Дина – его держать. Задача Дина – следить, чтобы у него билось сердце, чтобы он дышал и главное, чтобы не захлебнулся, а это значит – держать его.
Как выясняется, Кастиэль довольно тяжелый и с каждой секундой становится все тяжелее. То ли Дин устает, то ли Кас все сильнее повисает на его руках, то ли и то, и другое. Проходит целая минута или даже больше, и Кас все еще содрогается на руках у Дина от столь частых спазмов, что едва успевает дышать. Рука Дина у него под грудью скоро начинает ныть от усталости, но Дин твердо приказывает себе: «Держись. Ты можешь его удержать. Ты еще можешь». Краем сознания он начинает производить серию тактических выкладок на чрезвычайный случай, принимая ряд на удивление спокойных решений по таким вопросам, как: Через какое время нужно положить Каса на пол, чтобы сбегать за телефоном? Сможет ли Кас безопасно пролежать на боку несколько секунд, или есть риск, что он захлебнется рвотой? Сколько секунд уйдет на то, чтобы схватить телефон и сделать звонок? И кому звонить в первую очередь: Сэму, в клинику доктора Клайна, дежурной сестре в отделении химиотерапии, или, может быть, администратору мотеля? Или же сразу в скорую?
Дин принимает решения молниеносно, взвешивая и отвергая один вариант за другим, и примерно через шесть секунд у него готов следующий план: если в ближайшие полминуты у Каса не прекратится рвота, Дин положит его на бок, подперев его голову подушкой сзади, чтобы его рот был наклонен вниз и не было риска удушья. Потом Дин рванет за телефоном и позвонит сначала в скорую, а затем в клинику доктора Клайна.
Теперь взгляд Дина приклеен к часам на полу – к их секундной стрелке, отсчитывающей на циферблате тридцать секунд. Однако через пятнадцать секунд рвотные позывы начинают становиться реже. К двадцать пятой секунде они утихают до остаточных спазмов, между которыми Кас отчаянно ловит ртом воздух. Дин продолжает его держать. (Руки Дина к этому времени горят от усталости, но он ни за что их не опустит.)
Наконец наступает момент, когда Касу удается сглотнуть, и поразительно, насколько это обнадеживающий звук – какое облегчение слышать этот тихий глоток и знать, что Кас хоть немного снова контролирует свое тело.
Кас смачно сплевывает в лоток. Он пытается очистить рот. Потом поднимает одну руку к груди, легко мимоходом касаясь руки Дина. Когда он опускает руку обратно на пол, Дин чувствует частичное исчезновение его веса – теперь Кас в состоянии немного поддерживать себя сам. Дин помогает ему принять сидячее положение и рассматривает его лицо вблизи. Кас все еще мертвенно бледен, но теперь его глаза открыты и дыхание наконец немного замедлилось. Он встречается взглядом с Дином.
– Ты как? – спрашивает Дин дрожащим от облегчения голосом. – Ты со мной?
Кас едва заметно кивает.
– Воды, – шепчет он.
Ближайшая бутылка оказывается в нескольких шагах, возле стула (это та бутылка, с которой Кас ковырялся ранее, когда Дин вернулся из магазина). Дин передает ее Касу, и тот теребит ее в руках, но вскоре издает тихий звук досады. Ему не удается снять пластиковую обертку вокруг крышки. Тут до Дина доходит, что именно поэтому Кас и возился с крышкой ранее. Он немедленно укоряет себя за то, что не проверил, снята ли с бутылок обертка (без сомнения, Кас снял ее с тех бутылок, которые изначально стояли на полу, но во время перестановки Дин, должно быть, заменил их на другие). Дин выхватывает неладную бутылку у Каса из рук и в приступе ярости срывает с нее крышку. Бутылка едва не взрывается у него в руках: пластиковая обертка вместе с крышкой улетают через комнату, и вода струей выстреливает на пол. Но немного в бутылке еще остается, и Дин подносит ее Касу ко рту.
Кас делает лишь несколько коротких глотков (похоже, это все, что он может удержать) и вытирает рот очередной салфеткой. Салфетка краснеет, после чего Кас сплевывает еще красноту в лоток. Дин смотрит вниз и с ужасом понимает, что вся рвота в лотке окрашена кровью.
– Кас… – произносит он ошарашенно.
– Как я начал говорить… – шепчет Кас хрипло, – это нормально.
========== Глава 15. Я не найду другого Кастиэля ==========
«Как выяснилось, кровотечения возможны», – докладывает Сэм по СМС в ответ на серию панических сообщений от Дина. «Оральные кровотечения, особенно язвы во рту. Вообще весь пищеварительный тракт может кровоточить. Следи на предмет ректальных кровотечений тоже». (К этому моменту мысль о том, что на другом конце пищеварительного тракта также могут быть проблемы, Дина совершенно не смущает.) «Еще низкий уровень тромбоцитов, – продолжает Сэм. – И анемия – возможно, поэтому он потерял сознание. Убедись, что кровотечение прекратилось. И следи, чтобы он все время пил. Но сейчас он стабилен?»
«Да, но что если это произойдет опять?» – отвечает Дин.
«Звони врачу, – пишет Сэм. – Звони в скорую».
«Уже препираюсь с ним из-за этого», – сообщает Дин. На самом деле, последние несколько минут он провел в борьбе с Касом за телефон после безуспешной попытки позвонить в скорую. Как только Кас немного отдышался и смог выговаривать целые фразы, он начал настаивать, что в скорую звонить не нужно. Увидев, в какое беспокойство он из-за этого впадает, Дин решил подождать с вызовом. Большей частью потому, что раз Кас сумел дважды выбить телефон у Дина из рук, а затем отнять его совсем (отдав потом неохотно, под обещание, что Дин только напишет Сэму), то, может быть, ему действительно получше. Оказывается, даже в столь ослабленном состоянии Кас поразительно ловок в рукопашной борьбе, а также на удивление хитер. Все его ангельский боевой опыт, по-видимому.
Теперь Дин надеется, что потеря сознания случилась просто оттого, что Кас недостаточно пил из-за сложностей с бутылкой. В перерывах между сообщениями Сэму Дин снял пластиковые обертки со всех бутылок и расставил бутылки везде, где только можно. Рядом с Касом сейчас стоят три. И хотя Кас далеко не выглядит здоровым (он лежит на полу наполовину в ванной и наполовину в комнате), по крайней мере, он в сознании. И даже повернул голову, чтобы подозрительно посмотреть на Дина, сидящего на бортике ванны.
– Не надо скорую, – говорит Кас в десятый раз.
– Клянусь, я только Сэму пишу! – отвечает Дин. – Честное слово. Вот, смотри, – он поворачивает телефон к Касу, чтобы тот увидел СМС-беседу, – вспомнив слишком поздно, что последнее сообщение от Сэма было «звони в скорую».
– Не надо скорую, – настаивает Кас, сужая глаза. Он даже приподнимается на локте, чтобы констатировать с ударением: – Скажи Сэму… все это нормально, – после чего драматично падает обратно на подушку, которую положил для него Дин.
– Конечно… – ворчит Дин. – Все это нормально.
«Он говорит, это нормально», – послушно рапортует Дин Сэму, затем добавляет от себя: «Но я не уверен, что он имеет представление о норме. И еще, по-моему, он беспокоится, что не может позволить себе вызов врача».
Сэм отвечает: «Я займусь мед. страховкой, попробую решить вопрос. Пока что, если опять случится кризис, звони в скорую все равно. Но кстати, ему что, не дали антиэметики?»
«Анти-что?» – пишет Дин.
«Противорвотные таблетки, – отвечает Сэм. – Такой тошноты быть не должно. Ее можно контролировать, для этого есть лекарства. Входят в стандартную терапию».
Дин смотрит вниз на Каса. Кас лежит на кафельном полу ванной, головой к Дину, вытянув ноги за дверь в комнату. Кажется, сейчас редкий для него момент спокойствия: его глаза закрыты, и дышит он относительно ровно. Дину очень не хочется тревожить его, когда он наконец-то задремал, но…
«Антиэметики», – думает Дин и тихо опускается с бортика ванны на пол, ближе к подушке Каса.
– Эй, Кас… извини, что беспокою… – Рукой в перчатке он легонько касается головы Каса, чтобы немного разбудить его и задать вопрос.
Кас вздрагивает и поспешно поднимает руку к руке Дина – Дин догадывается, что случайно дотронулся пальцами до одной из плешин, где сквозь редеющие волосы Каса проглядывает широкий участок кожи.
Дин замирает в нерешительности: притвориться, что он не замечает потери волос, или убрать руку? «Потеря волос – это же не больно? – думает он. – Или там у него тоже чувствительное место?»
Ладонь Каса ложится поверх его руки в перчатке. Но Кас ничего не говорит и не пытается убрать руку Дина, так что Дин решает оставить ее на месте. Он даже начинает тихонько поглаживать Каса по голове – очень осторожно, едва двигая большим пальцем по участку обнаженной кожи.
От кожи Каса устойчиво исходит тепло. Дин чувствует его даже через перчатку. Температура?
Кас тихо вздыхает. Он убирает руку с руки Дина и опускает ее обратно на живот.
– Кас, есть такие таблетки – антиэметики, – говорит Дин. – Противорвотные средства. Они должны помогать. Тебе их не давали?
Он чувствует под рукой легкое движение: Кас кивает. Не трудясь даже открыть глаза, он указывает в комнату.
– Они есть, – говорит он хрипло. Дин смотрит в направлении его руки и видит ряд пузырьков, выставленных на прикроватной тумбе. – Но не действуют, – добавляет Кас, снова обнимая рукой живот.
– То есть как не действуют? Ты пробовал их принимать?
– И с чего бы это мне пробовать антиэметики? – отвечает Кас, найдя в себе силы, чтобы сформулировать целое предложение и даже вложить в него сарказм. Это утомляет его: после он делает несколько тихих вдохов, ничего не говоря. Дин продолжает поглаживать его голову пальцем, надеясь хоть немного остудить ее. – Пью их каждый раз, – наконец добавляет Кас. – Выпил, пока ты был… в магазине. На всякий случай. Но… они никогда не действуют.
Дин хмурится.
– А твой врач знает?
Он чувствует, как Кас качает головой под его ладонью.
– Врач ничего не сможет сделать. Я думаю, это… – он умолкает и напрягается, чуть свернувшись и плотнее обхватив руками живот.
К этому моменту Дин уже узнает признаки. Он убирает руку, чтобы подняться на колени и быть готовым к действию, как только понадобится. Но на этот раз тревога ложная. Кас медленно, напряженно выдыхает и говорит с закрытыми глазами, наполовину в подушку:
– Думаю, это потому что я ангел. – После паузы он добавляет: – Или был ангелом.
– Но у тебя же сейчас нет благодати, – возражает Дин.
– Остатки благодати… все равно есть, – отвечает Кас. (Дин теперь вспоминает про этот странный феномен, когда в оболочке остаются следы благодати после того, как ангел – основной носитель благодати – покинул тело.) Кас добавляет, с большим усилием: – И то как… я связан… с оболочкой. Это иначе. Иначе, чем… человек, родившийся в теле. Некоторые лекарства просто не действуют. – Тихо вздохнув, он прекращает говорить.
Дин размышляет об этом.
«Некоторые лекарства просто не действуют».
Дину приходит в голову, что химиотерапия – это тоже лекарство. Кас упомянул «лекарства химиотерапии» несколько раз. На самом деле, химиотерапия – это просто вид лекарства.
Он произносит медленно, страшась того, куда ведет этот ход мыслей:
– Кас… гм… если лекарства не действуют… то…
Кас открывает глаза и приподнимает голову. Но уже ясно, что он больше не слушает Дина. Внезапно у него снова появляется этот характерный вид: сосредоточенный, напряженный взгляд, в котором читается срочность пополам с беспомощностью – как будто его смыло какой-то дикой рекой, смело безжалостной силой, которой он не в состоянии противостоять. Дин вскарабкивается на колени, как раз когда Кас поднимается на четвереньки и делает неуклюжий рывок к унитазу. Унитаз всего в двух шагах, но даже при этом Кас едва успевает: Дину приходится схватить его двумя руками за воротник куртки и силой проволочь по скользкой плитке последний шаг. Как раз вовремя: в следующую секунду Каса уже тошнит.
Поддерживать его над унитазом оказывается проще, чем над лотком. Кас почти всем весом опирается на керамическую чашу, и Дину остается главным образом подстраховывать его, чтобы он не заваливался набок. И, конечно, Дин помогает ему держать голову. Он не может допустить, чтобы Кас опирался головой на край унитаза, поэтому прокладывает руку между ободком и лбом Каса, стараясь обеспечить ему максимальный комфорт. После некоторой суеты и смены поз Дин находит способ упереться локтями так, что может удерживать Каса на месте очень долгое время. Так долго, как необходимо.
Каса снова тошнит кровью. Теперь Дин к этому готов и уже не так шокирован. Но он все равно переживает, не слишком ли крови много, поэтому на этот раз наблюдает гораздо пристальнее. Он не спускает глаз со струйки рвоты и снова ловит себя на том, что совершенно не испытывает брезгливости – слишком много более важных вещей нужно держать в уме, слишком многое нужно отслеживать. На этот раз Дин пытается оценить, сколько столовых ложек жидкости теряет Кас, сколько электролитов, сколько железа, сколько эритроцитов. Все это нужно будет восполнить. В конце концов, оболочка Каса – это машина; как и любое тело – любое человеческое тело. Машина, как Импала. И как Импале, человеческой машине для работы нужно топливо и уход, и Дин пытается составить мысленный список всего того, что Касу потребуется для восполнения потерь. «Вода – определенно много воды, после каждого приступа», – думает Дин, удерживая Каса, содрогающегося от сухих спазмов. Дин безостановочно шепчет ему слова ободрения, а сам тем временем думает: «Нужно спросить Сэма про электролиты. Может, таблетки железа? Но главное – вода. Потом, позже, ему нужно будут топливо – сахар, углеводы, – как только он сможет переваривать пищу».
После Дин помогает Касу снова лечь на пол и подкладывает под его голову подушку. Кас опять дрожит, и его лоб стал горячее на ощупь – похоже, у него и правда жар? Это нормально? (Дин больше не трудится спрашивать Каса, так как не доверяет ему судить, что «нормально».) Он держит у рта Каса бутылку с водой и уговаривает его пить, внимательно наблюдая, пока не убеждается, что Кас мелкими глотками принял больше воды, чем потерял. Потом накидывает на его ноги одеяло и несколько долгих секунд пристально осматривает его, чтобы убедиться, что он хорошо дышит. Затем берет телефон и начинает писать Сэму вопросы про температуру и электролиты.
***
Три приступа рвоты спустя Дин сидит, прислонившись к дверному косяку ванной, положив одну руку Касу на голову и зажав в другой телефон. К этому времени он уже измотан непреходящей тревогой, но в последний час Касу вроде бы даже получше. Во всяком случае, у него больше не было кровотечений и пугающих признаков потери сознания.
Последнее сообщение от Сэма гласит: «В общем, так: после некоторых видов химиотерапии температура бывает, но убедись, что не выше 38. И да, ему нужны электролиты, так что поищи калий, или бананы, или Gatorade. И ты делал прививку от гриппа? Нам обоим срочно нужны прививки, у Каса сейчас иммунная система ни к черту, он подвержен инфекциям».
Дин перечитывает все это, пытаясь вспомнить, когда в последний раз делал прививку, и тут Кас подает голос.
– Часы, – произносит он невнятно.
– Что? – Дин поворачивается к нему. Он наклоняется ближе, чтобы Кас мог говорить шепотом, не повышая голос. – Тебе что-то нужно? Хочешь еще воды?
– Можно увидеть… часы? – просит Кас. Оглядываясь по сторонам, Дин понимает, что Касу не видно часов, которые стоят у изножья кровати. Обычно из такого положения он бы видел часы, глядя поверх колен в спальню. Но сейчас их загораживает Дин.
Дин смотрит на часы.
– Пол-одиннадцатого, – сообщает он, пытаясь не выдавать голосом разочарования оттого, что еще далеко даже до полуночи. Каса тошнит уже часами. (Сколько, он сказал, это будет продолжаться? Двадцать четыре часа? Это же целая вечность.)
– Нет, я… хочу их видеть, – шепчет Кас. Дин смотрит на него в некотором замешательстве, но послушно двигается: поднимается на ноги, осторожно перешагивает через Каса и садится на корточках возле ванны – на том же месте, где сидел три приступа рвоты назад. Кас чуть перемещается на полу, чтобы видеть циферблат часов через дверной проем.
– Так лучше? – спрашивает Дин, все еще не очень понимая, зачем Касу смотреть на часы.
– Мне нравится видеть… как движется стрелка. Секундная стрелка, – объясняет Кас. Он делает передышку. Дин недоуменно смотрит на него. – Видеть, что… время идет. И значит, это не Ад.
В этот момент у Дина в руке вибрирует телефон – пришло новое сообщение от Сэма, – но Дин даже не замечает его. С пересохшим ртом он смотрит на часы – на то, как обходит круг секундная стрелка. Внезапно все, о чем он может думать, – это о том, как ужасно, противоестественно эластично тянулось время в Аду; как оно замедлялось; как запиналось и останавливалось. И как одна жуткая секунда могла длиться бесконечно, превращаясь в вечность.
Кас прав. В Аду время просто не проходило.
Дин смотрит на часы поверх плеч Каса и с облегчением убеждается, что секундная стрелка медленно ползет, описывая круг. Совсем не быстро – даже наоборот, удручающе медленно. Но она движется.
– Ты не в Аду, – уверяет Дин, наклоняясь ближе, чтобы Кас наверняка услышал его. – Ты не в Аду. Честное слово. Время идет. – Он снова кладет руку Касу на голову и шепчет ему почти на ухо: – Это закончится. Обещаю.
Кас кивает под ладонью Дина и делает медленный вдох. Потом говорит:
– Иногда я думаю… я не выдержу час. Но я выдержу минуту. – Он вздыхает еще раз. – Но только если время на самом деле идет. Так что я смотрю на часы.
Дин тихонько гладит его по голове, и вместе они смотрят, как идет время.
***
Секундная стрелка медленно ползет вперед, описывая бесконечные круги. В какой-то момент Касу удается ненадолго задремать, и Дин использует эту возможность, чтобы тихо позвонить в клинику доктора Клайна. Там оказывается круглосуточная дежурная служба, и после детальных расспросов ночная сестра подтверждает, что состояние Каса «по большей части стабильное». Она сообщает Дину, в каких пределах должны оставаться его жизненные показатели и какие признаки сигнализируют изменения к худшему и требуют немедленной реакции. Дин записывает все это и обещает перезвонить и отвезти Каса в больницу, если какие-то из этих симптомов у него обнаружатся.
Благодаря потоку сообщений от Сэма и советам медсестры у Дина скоро накапливается целый список дел, которые занимают его время и отвлекают от неприятных мыслей. Он проверяет пульс и дыхание Каса каждые пятнадцать минут, кратковременно отлучается к автомату с водой, где добывает три бутылки напитка Gatorade (c электролитами!), и находит среди пузырьков Каса таблетки калия. Когда Кас просыпается, Дин уговаривает его пить и помогает ему держать бутылку. Раз в полчаса Дин меряет его температуру градусником, который нашел в ящике тумбы у кровати. Температура устойчиво держится на отметке 37.8, что, если верить и Сэму, и дежурной сестре, не идеально, но приемлемо.
Дремота Каса длится недолго. Скоро приступы тошноты возвращаются, и возвращаются с удручающей регулярностью. Дин помогает ему справиться с каждым из них.
Несколько раз Кас приходит в себя настолько, что вовсе выгоняет Дина из ванной, каждый раз закрывая за ним дверь и включая душ. Дин уверен, что это из-за диареи, и он хотел бы помочь и с этим, но Кас, кажется, провел в этом месте черту и вообще не пускает Дина в ванную. Это досадно, и Дин шагает по комнате, волнуясь все больше и готовясь вышибить дверь, если придется. Но каждый раз Кас справляется сам и минут через десять открывает дверь, хотя вид у него всегда слабый и бледный.
После каждого такого эпизода Дин моет туалет, хотя Кас не перестает слабо протестовать, что может сделать это сам. Однажды приходится помыть и пол (Кас настаивает, что, по крайней мере, сам он чист, но уж на то, чтобы оттирать пол, у него явно нет сил). Так что Дин перетаскивает Каса на кровать, несмотря на новые протесты, и устраивает его там, пока сам отмывает пол ванной и подготавливает для Каса новое гнездо – расстилает на полу запасную простыню на всякий случай, а сверху кладет чистую подушку и одеяло.
К тому моменту, как Дин заканчивает обустраивать гнездо, оказывается, что Кас начал самостоятельно ковылять по направлению к ванной. Когда Дин замечает его за этим занятием, Кас уже сидит на Втором стуле. Дина слегка раздражает, что Кас не дает о себе заботиться – в конце концов, он бы мог прекрасно лежать в кровати все это время, а Дин носил бы ему горшки и лотки. Но, очевидно, Кас твердо намерен попытаться сделать все сам и убежден, что расположиться необходимо именно в ванной. Этот разговор уже состоялся у них несколько раз, и спорить с Касом невозможно.
Помогая ему пройти остаток пути до ванной, Дин замечает, что Кас начал беспрестанно шептать: «Прости, прости меня, прости…»
– Прекрати извиняться, – требует Дин, помогая ему лечь на пол. Он подкладывает под голову Каса подушку. – Тебе точно не надо помочь помыться?
– Нет… – отвечает Кас, натягивая одеяло вокруг плеч. Его внезапно охватывает приступ дрожи, но он все равно пытается произнести: – Нет… н-нет. Ты не должен ничего… этого делать. Ты не должен… Прости меня, Дин. Прости…
Как Дин ни пытается, он больше не может успокоить Каса. От жара тот стал неугомонным и тревожным, и его «прости» не прекращаются. В конце концов поток извинений прерывается, только когда Каса снова начинает тошнить.
***
Ночь длится бесконечно. Дин теряет счет приступам рвоты где-то после пятнадцатого.
***
Наконец появляются периоды, когда Кас дышит относительно ровно, свернувшись в своем гнездышке из одеяла и подушки, и Дин может позволить себе опереться на бортик ванной и на минуту закрыть глаза.
В следующее мгновение он, вздрогнув, просыпается от крайне неприятного кошмара, в котором Кастиэль тонет в водостоке во время какого-то сезона дождей, кругом сверкают молнии, а Дин пытается вытащить его из водоворота. Открыв глаза, Дин обнаруживает, что привалился к бортику ванной, болезненно изогнув шею, и рядом на корточках сидит Кастиэль, одной рукой сжимая обернутое вокруг себя одеяло, а другой тряся Дина за плечо.
– Все в порядке, – извещает его Кас и садится на пол, устало прислоняясь к унитазу. – Ты просто заснул.
– Который час? – хрипит Дин, протирая глаза.
– Три часа утра, – отвечает Кастиэль. После этого он поворачивается к унитазу, и его снова тошнит.
***
Намного позже, после еще нескольких скверных приступов рвоты, самый тяжелый этап, кажется, наконец позади. Кас снова свернулся на полу, теперь беспокойно ворочаясь в припадках жара и озноба, которые находят на него время от времени. Дин решает попробовать сбить температуру способом, который посоветовала дежурная сестра. Он достает из мини-холодильника несколько кубиков льда и заворачивает их во влажную ткань, после чего садится за спиной у Каса и прикладывает лед к его шее сзади, придерживая голову Каса другой рукой.
Глаза Каса медленно открываются. Он не смотрит ни на что конкретно, а только уставляет пустой взгляд в фаянсовую ногу унитаза перед собой. Но потом он шепчет – так тихо, что Дин едва слышит:
– Хорошо…
– Это кубики льда, – поясняет Дин. – Сестра сказала, что может помочь.
– Славно… – шепчет Кас.
Неясно, имеет ли он в виду лед или руку Дину у себя на лбу (его лоб все еще горячий, и рука Дина, должно быть, кажется прохладной в сравнении). Больше Кас ничего не говорит, и уже понятно, что он устает от разговоров, поэтому Дин молча сидит рядом, прижимая лед к его шее и держа ладонь у него на голове.
Мерное тиканье часов и медленное, неровное дыхание Каса кажутся единственными звуками во всем мире. Проплывают минуты. Дин сидит позади Каса на корточках, неудобно согнувшись, и скоро у него начинают ныть колени. Он пересаживается, пробуя вытянуть одну ногу вдоль спины Каса, подогнув вторую под себя. Подогнутая нога затекает, но Дин остается сидеть, глядя, как секундная стрелка часов описывает полную минуту, затем еще одну, и еще. «Я не выдержу час, но я выдержу минуту, – думает он. Потом мысленно повторяет то, что уже говорил себе ранее: – Держись, ты можешь».
Еще минуту спустя Дин снова пересаживается. Он находит способ сделать это, не толкая Каса в спину. Когда все кубики льда растаяли, Дин со скрипом поднимается на ноги и идет за новыми. Потом садится обратно рядом с Касом, не обращая внимание на боль в коленях, и снова прикладывает лед к теплой коже на его шее.
«Не выдержу час, но выдержу минуту».
«Держись. Ты можешь».
«Не выдержу час, но выдержу минуту».
Каса не тошнит уже почти час – может быть, лед и правда помогает?
И эти кубики растаяли. Дин идет, набирает еще и повторяет все снова.
И снова.
И снова.
***
От жужжания телефона Дин вздрагивает. Он по-прежнему сидит возле Каса, экспериментируя с мокрым полотенцем и кубиками льда в разных местах его шеи и головы. (Кажется, Каса успокаивает, когда Дин гладит его влажным полотенцем по шее сзади, поэтому Дин делает так уже какое-то время.) Сейчас Кас, похоже, наконец забылся в драгоценной дреме – когда на кафельном полу дребезжит телефон, он даже не шевелится. Дин поспешно хватает телефон, пока Кас не проснулся. Это сообщение от Сэма.
«Я выезжаю, – пишет Сэм. – Буду у вас до заката».
Дин устало оглядывается. Только теперь он замечает, что через пыльные окна спальни пробивается тусклый свет. Он щурится на часы и обнаруживает, что уже семь утра.
«Вы как там?» – спрашивает Сэм.
«Веселимся всю ночь», – пишет Дин.
«Черт, – отвечает Сэм. – Он в порядке?»
«Держится. Подробности потом, – пишет Дин. – Езжай осторожно». Потом ему приходит в голову мысль, и он добавляет: «Эй, можешь захватить для него шапку?»
Сэм отвечает: «Ладно, а как же его серая?»
«Она испортилась».
«Испортилась?» – переспрашивает Сэм.
«Стирать нужно, – отвечает Дин. – Попробуй найти новую. Он потерял часть волос. Кажется, стесняется этого».
«Понял», – присылает Сэм. И еще через пару секунд: «Никогда не видел Каса стесняющимся».
Дин пишет в ответ: «Да. Забавно, что ангела волнуют волосы». Потом добавляет: «То есть он же уже потерял перья, и ничего».
Пауза.
Сэм что-то пишет, стирает и снова пишет.
Наконец приходит сообщение:
«Мы не знаем, насколько он переживал из-за перьев».
Дин долгое время глядит на сообщение Сэма и теперь вспоминает, как в магазине Кас говорил о том, что скучает по крыльям. Он смотрит вниз на Каса. В ванную пробивается косой свет, и в бледных утренних лучах Кастиэль отчего-то выглядит особенно слабым. Свернувшийся на полу ванной под мятым одеялом, он похож на раненого зверька.
И ведь по сути так и есть: он и есть сейчас раненый зверек.
Дин вдумчиво разглядывает его, изучая ослабленную человеческую оболочку, в которой Кас оказался пойман. Эта оболочка – сейчас единственный дом Каса. Оболочка, которая стала его неотъемлемой частью, почти слилась с ним, превратилась в его собственную в результате причудливого стечения обстоятельств.
Дин протягивает руку и снова кладет ее Касу на голову – очень нежно, стараясь не разбудить его, но желая как-то прикрыть оголившийся участок кожи под его волосами. Несколько оставшихся пучков спутанных темных волос вяло лежат на его голове, и Дин легонько поглаживает по одной пряди большим пальцем. Кас шевелится, перекладывая руки на кафельном полу, и Дин убирает руку обратно ему на шею – прикосновение там обычно его успокаивает. Кас расслабляется с тихим вздохом и не просыпается. Дин продолжает гладить его по шее. Он смотрит на спину Каса и думает: «Крыльев нет».
