Текст книги "Ты только держись (ЛП)"
Автор книги: NorthernSparrow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 59 страниц)
И Дин боится, что если начнет часто прерывать, то разрушит чары. Поэтому он сохраняет молчание.
Через несколько долгих секунд Кас открывает глаза и продолжает:
– Как бы там ни было, я осмотрел себя в зеркало, пытаясь понять, есть ли еще какие-то проблемы с моей оболочкой. То есть помимо аномальной массы. Но внутрь я заглянуть не мог – не мог просканировать себя, как делал раньше, и не мог себя излечить. Я все равно попытался – сделал, наверное, с десяток попыток собрать в себе остатки могущества – и тогда на самом деле понял, как мало у меня осталось сил. Я пытался и пытался… В конце концов у меня получилось наскрести немного – я нашел каплю благодати, приставшую к корню пера в одном из моих придаточных крыльев. У меня ушла вся сила воли на то, чтобы соскоблить ее, высвободить и использовать. Но все, что у меня в итоге получилось, это заглянуть в свой живот, где я увидел…
Он медлит.
– У кота получилось лучше, чем у меня. Он нашел несколько пятен, но мне удалось взглянуть лишь на одно из них. По всей видимости, на один из лимфоузлов. От него исходило ощущение… какой-то ужасной неправильности. Я увидел, что это была больная ткань, не здоровая – что-то было с ней явно не так. Была в ней какая-то… не то чтобы сознательная враждебность, но какая-то склонность к разрушению. Естественная склонность к разрушению. И самодостаточность; она была просто… противна жизни. И я не мог исцелиться совсем. Все, что мне удалось, это выжать запас сил до предела. И на это ушла последняя капля моей благодати. В итоге, она пропала впустую: я потратил остатки сил на подтверждение того, что уже и так увидел кот.
Дин теперь вспоминает, как Кас тогда вышел из ванной, почти шатаясь от усталости. Как добрел до кровати и заснул почти мгновенно, совершенно вымотанный. И как даже во сне с его лица не сходила тревога, как он вцепился руками в подушку, так что Дин даже сидел и следил за ним какое-то время, обеспокоенный, не вызвано ли это утомление какими-то последствиями действия изгоняющего символа.
«Я должен был догадаться, что что-то не так…»
– Я проснулся среди ночи, – говорит Кас тихо. – До моего сознания постепенно начинало доходить: я стал смертным, я теперь совсем слился с этой смертной оболочкой, и она была… я был опасно болен. Больше я не мог заснуть, поэтому оделся, сел на кровати и стал обдумывать возможные варианты. У меня был мой изначальный вариант: никому не говорить, ничего не делать и позволить жизни подойти к естественному концу. Или другой вариант: я мог бороться. Мог попробовать выжить… попросить людей мне помочь. И в этом случае я мог либо сказать вам с Сэмом, либо сделать это один.
Кас умолкает на долгое время.
– Ты спал, – заговаривает он снова. – Пока я все это обдумывал, ты спал на соседней кровати. Я понимал, что вы с Сэмом проехали долгий путь в тот день – только ради меня. Я не хотел тебя тревожить, но, признаюсь, какое-то время я сидел и смотрел на тебя.
Он снова делает паузу. Дин чувствует, как Кас шевелится: он немного отстраняется, повернувшись лицом к Дину, как будто теперь хочет ясно видеть его. Они оказываются друг напротив друга, лежа рядом на одной подушке и глядя друг другу в лицо. Свет исходит от прикроватной лампы позади Каса, так что его лицо в тени, но Дину видны его глаза. Несколько мгновений Кас глядит на Дина крайне задумчиво.
– Я смотрел, как ты спишь, – говорит Кас, – и я подумал: я хочу жить, мне нужно больше времени. Я еще не все сделал здесь. Я подумал: я хочу больше времени с Дином.
От этого спокойного утверждения у Дина перехватывает дыхание. И в глазах Каса теперь появилось особое выражение: он изучает лицо Дина ласковым уверенным взглядом, так что Дину становится трудно вздохнуть. Спустя несколько секунд ему приходится порядочно поморгать, чтобы прояснилось зрение.
– В любой роли, – добавляет Кас, глядя на Дина, пока тот пытается взять себя в руки. – Даже просто в роли друга, хранителя, или какого-то союзника. Я хотел быть рядом с тобой дольше, хоть немного дольше – в любой роли. – Он колеблется и добавляет с выражением легкого смущения: – Хотя, наверное, стоит прояснить, что я не пытался… я не планировал… я не предполагал, что мы… я не планировал всего этого, пойми.
– Я знаю, – шепчет Дин.
– То есть у меня не было тайной стратегии фелляции, – поясняет Кас.
От этого комментария Дину смешно. Смех пробивает комок в горле, и Дин наконец снова может разговаривать более или менее нормально. Он отвечает, пытаясь пошутить:
– Но ты же такой опытный тактик!
– Мой опыт – в основном в четырехмерных воздушных боях, не в фелляции, – говорит Кас. – То есть не то чтобы эта мысль не приходила мне в голову… Я же не всегда занимал мужские оболочки. И я вижу воспоминания оболочки, если человек готов ими поделиться, – я видел мысли оболочек, которыми владел, и понимал, к чему тяготеют люди… Так что, признаюсь, я задумывался… Как бы там ни было, я всегда полагал, что тебе это неинтересно. Но суть в том, что, независимо от характера нашей дружбы, я хотел побыть здесь еще.
Кас делает глубокий вдох и продолжает историю.
– В общем, я подумал: когда Дин проснется, я скажу ему об аномальной массе. Но было еще рано – до рассвета оставался еще час, и за этот час я начал думать о том, как вы выглядели предыдущей ночью, за ужином. Вы оба с Сэмом, вы были так… спокойны, Дин. Вели себя так свободно, так расслаблено. Вы были так счастливы. У тебя ведь даже лицо меняется, знаешь… – Несколько секунд Кас молчит, изучая лицо Дина. Его рука лежит на подушке между их лицами, и он поднимает палец и касается им губ Дина. – У тебя совсем другая улыбка, когда ты по-настоящему расслаблен. Она преображает твое лицо, ты об этом знаешь? – Говоря это, он легонько проводит пальцем по губам Дина, словно вычерчивая улыбку. – И голос твой меняется, и то, что ты говоришь. Ты больше шутишь. И шутки твои добрее. И ты вот так улыбался за ужином и шутил со мной и Сэмом, и я подумал: «Я никогда не видел его таким счастливым. Я никогда не видел, чтобы он так улыбался». Сэм тоже, но ты в особенности. И вот… я представил себе момент, когда скажу тебе об аномальной массе, и ясно увидел, как исчезает эта улыбка. – Кас снова проводит пальцем по губам Дина. – Я увидел это так ясно, как будто это происходило на самом деле, – как пропадает твоя улыбка. Как меняется твое лицо. Как на твои плечи опять ложится тяжкое бремя. Дин… я просто не смог этого сделать.
– Черт, Кас… – шепчет Дин.
Пальцы Каса до сих пор на его губах. Дин берет руку Каса, поворачивает ее и целует ладонь.
У Каса вырывается тихий вздох, и он ласкает кончиками пальцев щеку Дина, пока Дин целует его в ладонь еще раз. После этого Дин делает паузу, но Кастиэль, похоже, достиг какого-то перерыва в своем рассказе: комната погружается в тишину. Все внимание Кас теперь уделяет поглаживанию Дина по щеке. Так что Дин наклоняется и целует его в губы.
На этот раз это нежный поцелуй – очень мягкий и медленный, почти как в замедленной съемке: каждый его момент растянут. Дин кладет руки Касу на щеки и постепенно продвигается ладонями к вискам, под шапку, обнимая его голову с обеих сторон.
Скользя ладонями по обнаженной коже. По тем областям, где нет волос.
Впервые с тех пор, как Дин узнал про рак, Кас сознательно позволяет ему вот так прикасаться к своей голове.
«Волосы не имеют значения, Кас, видишь, волосы не имеют значения», – думает Дин, и это правда: они совсем не имеют значения. Дин вообще вскоре забывает про волосы, потому что Кастиэль целует его в ответ.
Так же мягко, так же нежно, перенимая темп Дина. Кажется, он осваивает технику поцелуев с каждым разом все лучше.
В конце концов они разрывают поцелуй. Дин прислоняется лбом ко лбу Каса и делает медленный вдох.
– Прости, что я тебе не сказал, – говорит Кас. – Я просто не смог. Я не смог.
– Я понимаю, – отвечает Дин, кивая, – и он на самом деле понимает. Сколько раз он сам скрывал что-то от Сэма, чтобы Сэм не переживал? И от Каса тоже? Для начала Метка Каина приходит на ум. – Я понимаю, Кас, правда. Но теперь это наше общее дело.
Кас кивает.
Потом он слегка напрягается и поворачивает голову, словно прислушиваясь к чему-то. Дин тоже прислушивается и секунду спустя различает отдаленный скрип входной двери и шаги по лестнице. Они оба слушают в тишине, как Сэм проходит по коридору в ванную, чтобы принять душ после пробежки.
– Сэму, наверное, тоже нужно это услышать, – говорит Дин – немного неохотно, так как ему очень жаль заканчивать эту интимную часть беседы, когда можно перешептываться, уютно устроившись на одной подушке. Но Сэм тоже участвует, и ему определенно нужно знать подробности.
Кас снова кивает.
– Остальное я расскажу вам обоим.
========== Глава 29. Я и тебя приведу в порядок, клянусь ==========
Когда Дин и Кас заходят в кухню, Сэм поднимает глаза от кофейника. Как только он замечает мрачное выражение лица брата, его улыбка исчезает. Он переводит взгляд с Дина на Кастиэля, напрягшись, словно ожидает какого-то мелодраматического сюжетного поворота, – может быть, гадая, не поссорились ли уже Дин и Кас.
Но Кас говорит:
– Сэм, я рассказывал Дину про свой рак, и он решил, что тебе тоже нужно это услышать.
С лица Сэма пропадает неуверенность. Он по-прежнему выглядит так, словно готовится к чему-то серьезному, но теперь уже к совершенно иной новости.
Он кивает, снимает еще две кружки с полки над кофейником и молча наливает всем кофе. Кас безмолвно берет свою кружку, кивая и слабо улыбаясь в ответ. Без комментариев он ведет братьев в комнату с картами, где садится во главе стола, задумчиво глядя на карту Тихого океана. Дин и Сэм усаживаются по обе стороны от него. Сэм бросает на Дина несколько тревожных взглядов, будто надеется, что Дин как-то телепатически подскажет ему, в чем дело. Но Дин понимает, что это история Каса и рассказать ее должен он.
Они ждут, пока Кас медленно отхлебывает свой кофе. Наконец он начинает говорить.
***
– Когда я оставил вас во Флагстаффе, – начинает Кас, глядя на них, – я сначала прошел пару кварталов в другом направлении, чтобы запутать вас, а потом повернул и вернулся вверх по холму к тому же госпиталю. Сэм, я только что рассказал Дину, как врачи уже нашли у меня аномальную массу, когда осматривали меня после инцидента в Гранд-Каньоне. И их кот обнаружил уплотнения у меня в животе… – («КТ», – произносит Дин одними губами в ответ на недоуменный взгляд Сэма.) – И я решил… Если честно, я просто очень не хотел тревожить вас всем этим. Короче говоря, я вернулся в госпиталь в одиночестве, у меня взяли еще анализы, а два дня спустя сделали мне первую операцию – пока только мелкую, биопсию основной аномальной массы.
Кас делает еще один глоток из кружки. Ни Сэм, ни Дин не притронулись к своему кофе.
– Биопсия подтвердила, что это тестикулярный рак, – говорит Кас. При этих словах Сэм подвигается на стуле, тихо втянув воздух, и на этот раз в его взгляде Дин читает почти надежду. Он улыбается брату вымученной улыбкой, думая: «Да, Сэм, но он почти в четвертой стадии».
– Кроме того, мою кровь исследовали на маркеры, – продолжает Кас. – Что-то в крови может указывать на наличие такого типа рака, и они измерили этот показатель, и он был завышен. Так что… определенно тестикулярный рак. Потом несколько дней ничего не происходило… Я сходил в городскую библиотеку, чтобы узнать о нем побольше, а врачи тем временем совещались о том, как именно удалить основную аномальную массу. Как, гм… удалить яичко. Как я понял, есть нецелесообразные методы, которые могут вызвать рассеивание раковых клеток по организму, поэтому врачи взвешивали варианты и продумывали подход. Тем временем мне назначили вторую операцию, чтобы исследовать уплотнения в животе, которые обнаружил кот.
Сэм сидит абсолютно молча. Похоже, как и Дин ранее, он принял решение не прерывать рассказ Каса поправкой про «кота». Дальше Кас произносит на одном дыхании:
– Операция на животе была утром, я проснулся в середине дня, и доктор пришел навестить меня и сообщил, что рак распространился в лимфоузлы, и, хотя его несколько сложно классифицировать, они решили, что это тестикулярный рак стадии 3В, что означает, он прогрессировал довольно сильно. – Кас делает паузу и добавляет совершенно неубедительным тоном, глядя в кружку: – Хотя… все не так плохо, как могло бы быть… на самом деле, могло быть и хуже… учитывая обстоятельства.
– Э, – вмешивается Сэм, – можно я только, э, проясню насчет В? Я знаю, что первая стадия – это когда он пока еще в одном месте…
Кас кивает.
– Первая стадия – когда рак остается в изначально пораженном органе, – говорит он, сознательно переключаясь на формальную терминологию. Объясняя формальности, Кас заметно успокаивается. – Во второй стадии рак крупнее и распространился в ближайшие лимфоузлы, но только в самые ближайшие. На третьей стадии он распространяется в дальние лимфоузлы и иногда в легкие. Вы же знаете, что вся кровь проходит через легкие, прежде чем разливается по организму? (Сэм уверенно кивает; Дин неопределенно пожимает плечами, как бы говоря: «Естественно, это очевидно».) Кас продолжает: – Поэтому распространение именно в легкие критично: они как промежуточная станция на пути к остальным органам. И на четвертой стадии он распространяется за пределы легких обратно в организм, в большой круг кровообращения, поражая другие органы. Как мне сказали, детали классификации немного варьируются в зависимости от типа рака, но номер стадии, по сути, означает дальность поражения от исходного органа: только сам этот орган, орган и прилегающие области, более дальние участки и, наконец, везде.
– Тогда А и В… – начинает Сэм. Он бросает взгляд на лежащий перед ним на столе телефон, и его рука даже дергается, как будто ему не терпится открыть Гугл и прочитать все про тестикулярный рак стадии 3В немедленно.
– 3В – это хуже, чем 3А, но не так плохо, как 3С, – объясняет Кас спокойно. – И не так плохо, как 4. А, В и С – это подстадии, обозначающие, насколько близко он подошел к легким. 3В, по сути, значит, что поражено несколько лимфоузлов. В общем, тем вечером мне все это объяснили – сказали, что классифицировали мой случай как 3В и что это означает, мне понадобится химиотерапия и, возможно, радиация. И объяснили про прогноз. – В этом месте Кас колеблется, крепче обхватывая кружку. Он плотно сжимает губы и наклоняет голову, так что косички его обезьяньей шапки спадают с плеч. – Прогноз, на самом деле, вполне неплох. Пятилетняя выживаемость – примерно 70% при моей стадии и маркерах в крови. То есть шансы на выживание примерно два к одному.
«И один к двум – шансы умереть, – думает Дин. Кас говорит об этом почти спокойно, но у Дина все холодеет внутри от осознания этой мысли. – Ебать… Один к двум. Это пиздец какие высокие шансы».
– Так что на самом деле не так уж и плохо, – говорит Кас с нарочитой бодростью. – Но в тот момент я понял, что смерть – возможность вовсе не гипотетическая. И, как вы, конечно, знаете… – он снова колеблется, – у меня нет души, как у людей. Так что… короче говоря, если умрет моя оболочка… – Он тихо вздыхает, пока эти жуткие слова эхом отдаются в помещении. – Полагаю, меня просто не станет, – заключает он.
Следует тяжелая пауза.
– Не говори так, – отвечает наконец Сэм низким тоном.
Дин вообще не может разговаривать. Сглотнув, Сэм добавляет, уже немного увереннее:
– Этого не будет.
– Я не знаю, что будет, – отвечает Кас тихо. Он медленно отхлебывает кофе, и Дин с Сэмом молча переглядываются.
– Если бы мы знали с самого начала… – говорит в конце концов Сэм. – То есть… я понимаю, это дело пройденное, но мы бы с радостью помогли – вот все, что я хочу сказать. Ты мог нам рассказать, ты это понимаешь?
Кас слабо улыбается ему.
– Я вам почти рассказал, – признается он. – Я прислал тебе сообщение тем вечером, Дин, помнишь? – Он смотрит на Дина. – Сразу после первой операции на животе, когда мне сказали, что стадия 3В. Вы тогда были в том серебряном руднике в Юте.
Дин и Сэм снова переглядываются.
Серебряный рудник. В ту ночь, когда Кас ни с того ни с сего прислал сообщение Дину.
– Я написал длинное сообщение, в котором все объяснял, – говорит Кас. – Хотел… попросить совета, наверное? Или просто, не знаю… наверное, я просто хотел сказать вам об этом. Но потом я подумал, что стоит узнать, как у вас дела, и оказалось, что вам предстоит потенциально опасный вечер. Конечно, последнее, что вам было нужно, это отвлекаться, так что я решил, что не стоит беспокоить вас в такой момент. – Он умолкает на секунду, задумавшись. – Потом мне подумалось, что, может быть, мне вообще не стоит вас беспокоить. Потому что вы всегда готовитесь к чему-то потенциально опасному.
Дин вспоминает ту беседу. «Кас пишет свой роман», – пошутил он с Сэмом, глядя на мерцающие точки на экране телефона. Кас очень долго что-то набирал, но в итоге точки исчезли – он стер сообщение.
Потом Дин вспоминает, что произошло дальше.
– Погоди, – говорит он. – Разве это была не та ночь, когда ты угнал машину и доехал до самой Юты? Так, подожди секунду, ты что, ехал из Флагстаффа?
– Что, сразу после операции? – спрашивает Сэм.
– У тебя была операция прямо в тот день? – не может поверить Дин. – Ранее в тот же самый день?!
– Операция на брюшной полости? – добавляет Сэм к этому. Кому как не братьям знать, что травмы брюшной полости обычно выводят людей из строя на долгое время. Охотник рано узнает, что даже простое ранение в живот может быть смертельно. И даже после чисто выполненной операции требуется долгий восстановительный период. Операции на брюшной полости проводятся под общим наркозом и требуют разрезания ключевых мышц туловища: все это означает серьезный риск инфекции и неспособность нормально двигаться неделями после.
Но Кас лишь кивает.
Дин потрясен услышанным; Сэм, судя по его виду, тоже в ужасе.
– Но это же значит, ты проехал… часов восемь, чтобы увидеться с нами! – произносит Сэм. – Когда мы вышли из шахты, мы получили от тебя целую кучу сообщений. Ты же почти встретился с нами в закусочной тем утром, разве нет?
Кас снова кивает.
– Вы оба не отвечали мне, – говорит он, – так что я сбежал из послеоперационной палаты ночью. Ночью сестер меньше – это оказалось довольно легко. Потом я угнал машину с парковки при госпитале. – Он, кажется, неправильно истолковывает досаду во взглядах Сэма и Дина, так как добавляет: – Не волнуйтесь, я вернул машину на следующий день – по-моему, хозяин даже не догадался, что ее заимствовали. В общем, оказалось, что с вами все в порядке, и когда ты пригласил меня на завтрак, Дин, я понял, что вы непременно заметите мой больничный халат и свежие шрамы. У меня даже на руке еще оставался опознавательный браслет, а в вене был порт для капельницы. Я подумал о том, чтобы все это спрятать, но я еще с трудом ходил и знал, что вы обратите на это внимание. Поэтому я развернулся и поехал назад.
Дин и Сэм смотрят на него, онемев. Кас делает еще глоток кофе и говорит с тихим вздохом:
– Сестры прочитали мне целую лекцию, когда я вернулся. Наверное, они были правы, потому что у меня после этого случился небольшой рецидив… гм… даже небольшое заражение.
– Кас… – произносит Дин сквозь зубы.
– Но все прошло после нескольких дней в реанимации, – уверяет Кас спокойно. – В общем, к тому времени, когда я оправился, врачи наконец составили план, и мне сделали третью операцию – по удалению пораженных лимфоузлов и… гм… яичка. – Он говорит это, снова глядя вниз, на карту мира. – Мне удалили левое яичко, – добавляет он, разговаривая с картой. – Так что теперь у меня только одно. Меня предупредили, что эта область будет болезненной. Оказывается, пришлось перерезать нерв в мошонке. Что, как сейчас кажется, вполне очевидно, но тогда я не до конца осознавал, что это обернется дискомфортом в будущем. У некоторых людей нерв заживает быстро, у других же какое-то время остаются… гм… болевые приступы. Я знал, что это чувствительный нерв, но, признаюсь, не до конца понимал, насколько чувствительным он может быть.
Дин ловит себя на том, что слегка съеживается на стуле и даже сжимает колени в непроизвольной симпатической реакции. Агония Каса в спальне несколько часов назад становится понятна. «Должно быть, ощущение было такое, словно я врезал ему по яйцам, – думает Дин. – Кувалдой, не меньше. Вот черт…»
– Это после той операции я вернулся в бункер, – продолжает Кас. – У меня еще болели шрамы, но я уже мог ходить, так что я подумал, может быть, вы не заметите, если я буду внимателен в вашем присутствии. Конечно, мне нужно было соблюдать осторожность и избегать физического контакта – шрамы на животе еще не зажили… как и тот, другой шрам. – Кас умолкает на несколько секунд. Он бросает взгляд на входную дверь, потом обводит глазами стол с картой и украдкой с грустным выражением смотрит на Дина. Это ведь здесь, в этой самой комнате они встретились, когда Кас вернулся в тот день – когда неловко спустился по лестнице и осторожно бочком обошел стол, чтобы избежать приветственного объятия Дина.
«Мне нужно было соблюдать осторожность и избегать физического контакта…»
Кас говорит:
– Знаете, самое странное в лечении рака – это то, что доктора часто даже не уверены, нужно ли оно. После различных операций следует вторая, гораздо более длительная фаза лечения химиотерапией и радиацией – и часто она нужна просто на случай, если где-то в организме остались раковые клетки. Но врачи зачастую не могут сказать наверняка! В моем случае даже после всех операций они не были уверены, что удалили все мелкие опухоли. Врачи беспокоились, что где-то могли остаться совсем мелкие пятна, которые не смог обнаружить кот. Полагаю, это видно по маркерам крови – как я понял, они не понизились настолько, насколько должны были. Поэтому врачи сочли, что остаточные клетки опухоли еще могут скрываться где-то в другом лимфоузле или в легких. Месяц спустя я начал курс химиотерапии, и на следующей неделе они решат по поводу радиации.
– Погоди, почему месяц спустя? – спрашивает Сэм. – Почему ты не начал ее сразу?
Кас вздыхает.
– В тот момент мне понадобилась медицинская страховка. Первые операции можно было сделать без страховки – полагаю, их классифицировали как некую первую помощь, которую нужно оказать немедленно. В Аризоне, во всяком случае, их удалось сделать в рамках оказания неотложной помощи – по сути, в рамках спасения меня из Гранд-Каньона. Не то чтобы мне потом не выставили счет, но, как вы наверняка знаете, за неотложную помощь счет высылают уже после ее оказания. И… признаюсь, может быть, я указал не совсем верный почтовый адрес и выдумал один из этих «номеров социального страхования». Как бы там ни было, остальное лечение нужно было назначать заранее. Оно попадает под другую категорию, несрочного лечения, так что его даже назначить невозможно, если нет медицинской страховки. Поэтому мне пришлось найти работу. Конечно, я сразу подумал про работу в магазине на заправке, так как только для этого у меня был подходящий опыт. – Кас добавляет с легкой грустной улыбкой: – Боюсь, в вашем социуме не сильно востребованы инструктора по ближнему бою на кинжалах или воздушным стратегиям защиты…
Как раз когда Дин думает: «Стоп, он что, еще может летать?» – плечи Каса опадают, словно он только что вспомнил, что не может.
– Врачи во Флагстаффе порекомендовали онколога в Денвере, – продолжает Кас, разговаривая со своей кофейной кружкой. – Эрона Клайна. Так я с ним познакомился. Он занимается исследованием новейших видов химиотерапии для этой стадии тестикулярного рака. Потом я узнал, что автозаправочная компания покрывает лечение в Денвере даже для работников из соседних штатов, но их страховая программа вступает в силу только через тридцать дней полной занятости. Кроме того, к тому времени я уже знал, что мне предстоит трата под названием «страховая франшиза» – огромная сумма денег, которую нужно заплатить в самом начале. И ее нужно платить заново каждый год. Поэтому я копил на это всеми способами. В январе мне снова нужно будет платить франшизу… – Кас вздыхает. – Поэтому я брал сверхурочную работу при любой возможности. Копил на франшизу и ждал, когда пройдут тридцать дней моей занятости. И… – Кас наконец поднимает глаза от кружки, – … вот так мы тут и очутились. Вернее, я очутился. Мне остался еще один цикл химиотерапии – он займет большую часть декабря. После этого мне нужно снова сдать кровь на маркеры и, я так понимаю, кот снова все оценит – мне сказали, что я могу пройти обследование во Флагстаффе, если хочу воспользоваться тем же котом. И потом они заключат… – он колеблется, – заключат, помогает ли лечение.
– С чего бы ему не помогать? – спрашивает Сэм, и Дин едва не пинает его под столом.
Кас медлит всего секунду.
– Некоторые лекарства не действуют на меня так, как действуют на урожденных людей, – говорит он. – Таблетки от тошноты, например, не действуют.
– Но химиотерапия должна действовать, иначе тебе не становилось бы от нее плохо, верно? – спрашивает Сэм. – Значит она должна действовать. Ведь так?
Кастиэль только пожимает плечами.
– Не знаю, – говорит он. – Иногда лекарство может действовать в чем-то, но не во всем.
Сэм молчит долгое время. Потом говорит:
– Уверен, что такого сценария не будет, но, гм, просто из любопытства: каков прогноз, если химия не помогает? То есть… каков прогноз для среднего пациента, который вообще не получает химии?
Этот вопрос нужно было задать. Но у Дина внутри все сжимается, пока он ждет ответ.
– Ну… – произносит Кас задумчиво. – Они не совсем так вычисляют прогноз, но я спросил, что бывает, если рак не лечить вовсе. Примерно пять процентов, насколько я понял.
Следует короткая тишина. Дин прочищает горло.
– Пять процентов… чего?
– Пятипроцентный шанс выжить, – говорит Кастиэль.
***
Они еще какое-то время засыпают Каса вопросами, пытаясь выяснить, какие лекарства ему дают в рамках химиотерапии, каково было расписание лечения и что запланировано дальше. Сэм сосредоточился на перспективе радиации (и понятно почему: если химия не поможет, может быть, у радиации больше шансов? Или ангелы невосприимчивы и к радиации тоже?) У Сэма также миллион вопросов об условиях страхового плана, который предоставляет заправочная компания, и о том, где осталась медицинская карта Каса из Флагстаффа. Но Кас скоро начинает сутулиться на стуле, его голова поникает, и в глазах появляется знакомое усталое выражение.
Дин наконец прерывает брата посреди длинного вопроса про медицинскую страховку:
– По-моему, нашему ангелу не помешает отдых от испанской инквизиции. – Он смотрит на часы. – Девять утра. Где-то же сейчас сиеста, верно?
– О… – говорит Сэм, бросив на Каса пристальный взгляд. – Да. Верно. Конечно. Хочешь отдохнуть немного, Кас?
– Я бы не отказался, – признается Кас. Внезапно он выглядит совершенно измученным. – Может быть, я пойду прилягу на диване… посмотрю телевизор?
Дин и Сэм кивают, и Сэм встает, чтобы собрать кофейные кружки и отнести их на кухню.
– Дин, подбери ему какой-нибудь сериал, – предлагает он.
Этот ход очевидно рассчитан на то, чтобы дать Дину и Касу время наедине. Не то чтобы это было необходимо: как только Дин укладывает Каса на диван и включает телевизор, Кас немедленно засыпает – еще до того, как Дин успевает спросить у него, что бы он хотел посмотреть.
Дин вздыхает и выключает телевизор.
– Не очень-то вышло начало у твоих недельных каникул, а, дружок? – шепчет он, поднимая с кресла сложенный плед и осторожно набрасывая его на Каса. Кас даже не шевелится. Дин наблюдает за ним какое-то время, пока не убеждается, что он дышит ровно и ему комфортно.
***
Кас так и спит на диване часами.
– Ему это явно нужно, – замечает Сэм тихо около одиннадцати утра, когда Дин возвращается в библиотеку, навестив Кастиэля в очередной раз. (Оба брата провели большую часть утра за компьютерами, читая про тестикулярный рак стадии 3В и варианты лечения.) – Выглядит он совсем разбитым, – добавляет Сэм. – Думаешь, просто усталость?
– Ну, утро у него выдалось не очень, – комментирует Дин, усаживаясь обратно на стул. Сэм приподнимает бровь, и Дин поясняет: – Оказалось, что разрезанный нерв в мошонке вполне жив и дает о себе знать. И не в хорошем смысле.
– Ох, черт, – отвечает Сэм. Подумав, он добавляет: – Значит ли это… что вы… э… – Он снова умолкает, теребя свой лэптоп, и даже начинает немного краснеть. – Не хочу совать нос куда не следует, но…
– Я вроде как случайно заехал ему по яйцам, если ты об этом спрашиваешь, – говорит Дин. – Или, вернее, по яйцу. Но по тому, которого нет. – Вздохнув, он добавляет: – Скажем так, все пошло немного не по плану.
Сэм, судя по его виду, никак не может решить, хочется ли ему услышать подробности. Но воспринимает он все это на удивление спокойно – особенно учитывая, что вся сцена признания случилась всего пару часов назад. «Уж что-что, а в плане расстановки приоритетов рак творит чудеса», – думает Дин. В его собственном сознании рак несомненно смел в сторону все прочие соображения (включая и некоторые психологические барьеры, прочно стоявшие десятилетиями до этого). Может быть, и у Сэма наступила похожая ясность в восприятии.
– Как же жаль, что вам достался такой дерьмовый расклад, – говорит наконец Сэм.
– Да уж, реально хуево, – отвечает Дин, сам себя удивив тем, сколько эмоции вкладывает в эти слова. Но ведь это правда.
Сэм только кивает. Поразмыслив еще немного, он спрашивает:
– Мне показалось, или он выглядит… так, будто… почти стыдится этого? Я имею в виду диагноза? Того, что ему удалили яйцо? Я бы не подумал, что ему будет вообще хоть какое-то дело до того, каких органов он лишится. Это же все-таки не его настоящее тело.
– Мне кажется, теперь вроде как уже его, – отвечает Дин медленно. – Знаешь… он сказал что-то насчет… – Дин бросает взгляд в сторону комнаты, где спит Кас. Дверь туда закрыта, так что Кас наверняка не услышит, но на всякий случай Дин все же понижает голос: – Не думаю, что он будет против, если я тебе скажу: он упомянул что-то насчет того, что он «полумужчина, полуангел». И в его понимании это означает, что в результате он вроде как ничто.
– Так, ну вот это уже чушь собачья! – отвечает Сэм немедленно, горячим шепотом. – Это полная чушь…
– Мы с тобой это знаем, – шепчет в ответ Дин. – Но он только учился быть человеком, понимаешь? То есть я знаю, что он на самом деле не человек – черт, он даже, наверное, изначально не мужского пола, – но он в этой оболочке уже давно. И Чак как бы… несколько раз воскрешал его в то же тело, и, по-моему, он воспринял это как намек, что теперь это вроде как его тело? И при том что у него еще и крылья испорчены…
