Текст книги "Ты только держись (ЛП)"
Автор книги: NorthernSparrow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 59 страниц)
Все, что Дин может придумать, чтобы отвлечь его, это рассказывать какие-то бессмысленные истории о том, какими глупостями они с Сэмом занимались в больницах, когда были маленькими (пока врачи приводили отца в порядок после очередной охоты). Дин начинает вспоминать, как они строили пирамиды из пластмассовых вилок в кафетерии, как дрались за то, кому достанется желе, которое отцу давали на ужин, и про тот раз, когда они выкрали сухой лед из морозильника в больничной лаборатории и попытались соорудить при помощи душа в ванной генератор тумана, но их застукали. Сэм тоже вмешивается с историей о том, как однажды в детстве он сломал руку, и Дин, который тогда был подростком, изрисовал весь его гипс неприличными картинками, так что отцу пришлось обмотать его сверху изолентой.
Кас не смеется, но слушает Сэма и Дина очень внимательно, не сводя глаз с их лиц, пока сестра заканчивает уколы. Находит он эти истории забавными или нет, впечатление такое, что он цепляется за них, как за последнюю соломинку.
Наконец Кас переодет и подключен к мониторам и капельнице. На этот раз он лежит в полноценной больничной койке – с перилами, как положено, в другом, стационарном крыле отделения химиотерапии. Прямо у них на глазах он преобразился в настоящего больничного пациента. И смутно Дин ощущает, что должен испытывать ко всему этому отвращение. Анекдоты-анекдотами, но на самом деле Дин всегда ненавидел больницы. «Мне должно быть тягостно находиться здесь, – думает он, – и особенно тягостно – видеть здесь Каса». Но откровенно говоря, он чувствует облегчение. Это предстоящее испытание первой недели, эти три дня химии подряд, пугают своей новизной и неизвестностью. У Дина внутри все переворачивается от одной мысли об этом, и большое облегчение – знать, что на этот раз рядом будут врачи.
«За ним будут следить», – думает Дин, глядя как медсестра суетится вокруг Каса, проверяя его давление уже в четвертый раз за утро. За ним будут следить постоянно. Здесь есть сердечный монитор, Касу на палец уже надели клипсу, за его жизненными показателями непрерывно наблюдают.
– Кстати, на этот раз будет две капельницы, – объясняет сестра Дину, вешая на стойку пакет с жидкостью. – Одна – с лекарством химиотерапии, вторая – просто с физраствором. Мы подаем физраствор непрерывно, всю ночь.
– И как долго это будет продолжаться? – спрашивает Сэм. – Я имею в виду капельница?
Ему отвечает Кас:
– Обычно первые сорок восемь часов, иногда дольше. Это спасает от обезвоживания.
Уже гора с плеч.
И становится понятно, что с логистикой здесь тоже будет гораздо проще. Тут на столе у стены уже стоит аккуратная башенка почкообразных стальных лотков. Похоже, на случай рвоты. Чистых, блестящих, готовых к использованию. Рядом – стопка чистых сложенных полотенец и постельного белья. Обо всех приготовлениях, на которые у Сэма в прошлый раз ушло так много времени, здесь уже волшебным образом позаботились. Еще одной проблемой меньше.
И даже таинственный Эрон Клайн наконец появляется собственной персоной. Он оказывается низеньким коренастым седовласым врачом с уверенной деловой манерой, вселяющей спокойствие и оптимизм. С разрешения Каса Дин и Сэм остаются в палате, чтобы послушать, как доктор Клайн кратко обсуждает с Касом повторное обследование, назначенное в районе Нового Года. Доктор Клайн объясняет им, что по завершении этого цикла химиотерапии (включающего первую неделю и затем более легкие вторую и третью) Кастиэль должен сдать новые анализы и сделать снимки, после чего прийти на прием и обсудить результаты. Похоже, тогда они наконец узнают, помогает ли химия.
– После этого будет понятен дальнейший план лечения, – говорит доктор Клайн. – Возможные варианты включают еще химию или радиацию. Иногда и то, и другое.
– А операции еще могут быть? – не удерживается от вопроса Дин. (Он понимает, что надо сосредоточиться исключительно на здоровье Каса, но вместо этого вдруг вспоминает про определенные интимные занятия, которым мешают определенные хирургические шрамы.)
Доктор Клайн обнадеживающе улыбается, но при этом неопределенно наклоняет голову.
– Посмотрим, каков будет наилучший курс, – говорит он туманно. – Знаете, я вам советую не пытаться предугадать дальнейшее лечение. – Он обводит их взглядом и объясняет тоном, за которым едва угадывается хорошо заученная фраза: – Я понимаю, что досадно не знать, каков именно дальнейший план, но мы предпочитаем гибкий индивидуальный подход к каждому пациенту. Такой подход отлично себя зарекомендовал. Так что подождем и посмотрим, что покажет обследование, хорошо?
Все это сказано вполне жизнерадостным тоном, но с отчетливым подтекстом «я ничего не могу обещать», и Дину удается выдавить в ответ только механическую улыбку. Потом доктор Клайн оживленно добавляет:
– И проведите праздники хорошо! Мы назначили процедуры и обследование так, что Рождество и Новый Год у него будут свободны. Отметьте как следует!
– Обязательно, – отвечает Дин, заставляя себя воспринимать этот совет с оптимизмом, просто как «Праздники пройдут отлично. Первое настоящее Рождество втроем. Будет здорово!» И вовсе не как «Оно обязано быть хорошим, ведь для него оно может стать последним».
Также Дин изо всех сил старается не думать о том, что у него совершенно закончились идеи. Они перепробовали все, и абсолютно ничего не помогло… Теперь осталось только ждать. Ждать, «приятно проводить праздники» и снова ждать. А Дин ненавидит, всей душой ненавидит просто смиренно сидеть и ждать.
Но что им остается?
«Рождество пройдет отлично», – машинально повторяет он про себя.
Доктор Клайн обсуждает с Касом еще кое-какие детали и наконец говорит, что вернется позднее, и встает, чтобы пожать на прощанье руки Сэму и Дину. Пока Дин благодарит его, ему вдруг думается, что седовласый доктор Клайн вовсе не похож на тайного гей-любовника. От этой мысли становится даже смешно. Теперь так странно вспоминать, как все это начиналось. Как убежден Дин был в какой-то момент, что Кас собирается сбежать с вымышленным бойфрендом «Эроном».
От этого воспоминания должно быть стыдно, но, как ни странно, думая о том, как все разворачивалось, Дин испытывает по большей части благодарность. «Как же я рад, что мной овладела эта одержимая потребность выяснить, кто такой Эрон, – думает он, провожая глазами доктора Клайна. – Что я нашел имя доктора Клайна в календаре. Что повел себя как полный псих, рванув к нему с этим цветком. Что приехал в Денвер».
«Какое счастье, что я был так глупо одержим несуществующим бойфрендом Эроном». (Не говоря уже о предыдущей одержимости стройной темноволосой и такой же несуществующей «Эрин».)
Потому что иначе Кас до сих пор справлялся бы со всем этим один.
Дин поворачивается к нему и обнаруживает, что Кас смотрит на него с ласковой улыбкой. Их глаза встречаются.
Кас выглядит таким хрупким, сидя здесь, в этом нелепом больничном халате в цветочек, таким потрепанным жизнью и искалеченным. На нем мягкая светлая шапка, которая чудесно оттеняет его голубые глаза. (Обезьянью шапку он отдал на хранение Сэму, чтобы не запачкать.) Он оплетен трубками от капельниц, сердечного монитора и прочих больничных приборов, он превратился в пациента с головы до ног, и все же при этом он выглядит таким сильным, таким выносливым, и его глаза так… красивы – по-другому ведь и не скажешь. Такие красивые глаза, такие чисто голубые, ясные, и главное, с таким удивительно ласковым взглядом, которым он смотрит на Дина; и улыбка такая теплая и такая… такая…
Дин не видит ничего кроме Каса; вокруг нет больше ничего. И от этого выражения его лица Дина накрывает волной тепла, пробегающей трепетом по его телу от макушки до самых кончиков пальцев.
Дин думает снова: «Я не могу потерять тебя. Не могу».
На этот раз он не говорит этого вслух. Но ему кажется, что он видит ответ прямо в глазах Каса: «Я стараюсь как могу. Я не хочу оставлять тебя». И чувство такое, что от эмоций вот-вот лопнет сердце.
Дин подходит к кровати, пододвигает стул и берет Каса за руку. (Сэм дипломатично отвернулся к маленькому телевизору, имеющемуся в палате, как будто всецело поглощен выбором программ.)
«Он сказал, что делает все это ради меня…»
Дин шепчет Касу:
– Не уверен, что я всего этого стою…
– Ты этого стоишь, – говорит Кас низким, спокойным, тихим голосом, с абсолютной уверенностью.
***
Кас получает лекарство уже несколько часов, когда раздается стук в дверь и заглядывает худенькая темноволосая женщина. Она обладает приятной внешностью и обаянием непосредственной девчонки-сорванца. Как ни странно, примерно такой Дин когда-то представлял себе несуществующую Эрин, так что у него даже мелькает мысль, не ожила ли Эрин каким-то чудесным образом. Но это просто новая медсестра, сменившая предыдущую на вечернюю смену. Она приняла дело Каса у дневной сестры и заглянула поздороваться.
Сначала сестра проверяет состояние Каса (пока он чувствует себя вполне хорошо – он уже объяснил, что химия обычно начинает действовать на него позднее, часам к четырем-пяти вечера). Сестра осматривает его пытливо и даже, кажется, слегка озадаченно. Потом, убедившись, что Кас чувствует себя хорошо, переводит свой живой взгляд на Сэма и Дина, глядя на них по очереди. Когда Сэм наконец заговаривает, на ее губах расцветает улыбка, и тогда выясняется, что это Сара – та самая ночная сестра, с которой Сэм несколько раз разговаривал по телефону про Каса. Оказывается, она вовсе не случайно оказалась у телефона в клинике доктора Клайна в ту ужасную ночь в химическом мотеле. Сара объясняет, что часто отвечает на ночные звонки пациентов после лечения. И похоже, она ждала возможности наконец познакомиться лично с «любезным братом», который звонил ей несколько раз по поводу Кастиэля.
Сара спрашивает у Каса, можно ли ей переговорить с его «семьей», после чего выводит Сэма и Дина в коридор для краткого совещания.
– Так хорошо, что его семья здесь! – шепчет она в коридоре. – Вы и представить не можете, насколько важно иметь поддержку близких! Когда вы в первый раз позвонили, Сэм, у меня прямо камень с души упал – так приятно было знать, что ему кто-то помогает дома. Но, поскольку вы здесь впервые, должна вас предупредить, что будут моменты, когда я попрошу вас выйти из палаты. Например, если нам нужно там убраться. Скоро ему может стать нехорошо… – Она смотрит в холл, на часы, висящие на стене над сестринским постом. – Наверное, уже вот-вот…
– Мы знаем, – говорит Сэм.
– Мы не возражаем, – кивает Дин. – Мы уже имели с этим дело.
Сара понимающе улыбается им.
– Не сомневаюсь. И, если Кастиэль не против, вы можете остаться, сколько пожелаете. Но я лишь хочу сказать… – Она набирает воздуху. – Во-первых, сестра дневной смены сообщила мне, что Кастиэль скрывал свое состояние от вас обоих. Это так?
Сэм и Дин переглядываются.
– Да, – подтверждает Дин, кивая. – И мы этому вовсе не обрадовались.
– Ну, замечательно, что вы можете помогать теперь, – говорит Сара. – По вашим телефонным звонкам, Сэм, было ясно, что вы оба очень переживаете за него. Но поскольку для вас обоих это новость, могу предположить, что, с тех пор как вы узнали, вы не спите ночами, верно? – Она делает паузу, внимательно глядя на них.
Сэм снова смотрит на Дина, но на этот раз Дин не встречается с ним глазами.
– Мы в порядке, – говорит он.
– Я просто хочу знать, как вы справляетесь, – настаивает Сара. – Вам тяжело? Даже, например, вы долго сюда ехали? И… замечали ли проблемы со сном – что-нибудь подобное? – Она смотрит на них по очереди. – Чувствуете усталость? Переутомление?
Дин качает головой.
Может быть, переезд и был длинным, но это же нормально. И может быть, Дин просыпался пару раз прошлой ночью – может, даже несколько раз, – немного волнуясь, дышит ли еще Кас; и может быть, Дину требовалось несколько минут, чтобы убедится, что он дышит, и еще несколько минут, чтобы стряхнуть отчаяние по поводу последней череды неудач (да даже не «отчаяние», а просто некоторое разочарование, и не «неудач», а просто необходимости поменять тактику). И может быть, эта душераздирающе жуткая картина будущего без Каса не отпускала Дина до рассвета, так что он провел остаток этой бесконечной ночи свернувшись вокруг Каса и обняв его голову, пока тот спал. Конечно, может быть, Дин проснулся этим утром немного уставшим, и челюсть у него немного ноет, и спина немного болит, и плечи и шею сковало стальным напряжением, и желудок сводит так, что он не может есть, и вообще он чувствует себя совсем разбитым.
Но ведь теперь все это нормально.
– Я в порядке, – говорит Дин. – Мы в полном порядке. Готовы быть рядом всю ночь. – Сэм послушно кивает.
Сара не сводит глаз с лица Дина.
– Вам обоим нужно за собой следить, – говорит она. – Уход за больным – нелегкое бремя, оно может вас вымотать. Сэм, ваша задача – наблюдать не только за Кастиэлем, но и за вашим братом Дином, следить, чтобы он не довел себя до изнеможения, чтобы достаточно спал, не забывал есть, и так далее. Дин, и ваша задача – так же следить за Сэмом. Смотрите на это как на сражение, где вы участвуете вместе и на часах нужно стоять посменно. То есть я понимаю, что вы не сражаетесь вместе в реальности, но…
Сэм и Дин оба усмехаются, и Сара умолкает, приподняв бровь.
Сэм объясняет:
– Мы с Дином – вообще довольно неплохая боевая команда.
– И с Касом, – добавляет Дин. – Раньше мы с Сэмом были вдвоем, но Кас – уже давно в составе команды. И теперь… – Он смотрит через плечо Сары в палату Каса. Отсюда Дину видны только его ноги, но даже от этого беглого взгляда усталость немного отступает.
– Теперь битва у нас за Каса, – заканчивает Дин. – Самое важное – это он.
Сара кивает.
– Это понятно, иначе бы вас здесь не было. Но это как кислородные маски в самолете: сначала нужно надеть свою, а потом уже помогать кому-то еще. Вы мало чем сможете помочь Кастиэлю, если будете измучены, истощены и не в состоянии ясно мыслить. Особенно когда ему нехорошо. Это огромная нагрузка для семьи. Просто… хотя бы старайтесь высыпаться. И не удивляйтесь, если на часть ночи я предложу вам отправиться в отель, хорошо?
Они кивают, и она провожает их обратно в палату, где обменивается с Касом еще несколькими любезностями, проверяет его жизненные показатели, спрашивает про тошноту (пока ее нет) и начинает набирать заметки на компьютере, закрепленном на стене. Дин пристально осматривает Каса – тот выглядит вполне неплохо. Кажется, увлечен телесериалом, который нашел Сэм.
Потом Дин замечает на лице Каса странное выражение. Сначала появляется недоумение, потом проблеск понимания, сменяющийся задумчивостью. Дин оглядывается на экран, чтобы понять, о чем сериал, но оказывается, что Кас следит вовсе не за сериалом – он следит за Сэмом, который сидит у телевизора, но тоже его совсем не смотрит. Вместо этого Сэм смотрит на Сару.
Эта сцена длится несколько секунд: Дин смотрит на Каса, Кас смотрит на Сэма, Сэм смотрит на Сару (Сара тем временем ничего этого не замечает и продолжает печатать на компьютере). Дин осторожно подвигается на стуле, незаметно наклоняясь так, чтобы ему тоже было видно Сэма.
Не то чтобы Сэм прямо пожирал ее взглядом – все не настолько откровенно. Скорее похоже, будто он нашел наконец, на что положить глаз, что-то приятнее, чем капельницы, лекарства и больничные халаты. Но при виде того, как взгляд Сэма несколько раз скользит по ее фигуре, Дин едва не фыркает. Потом Сэм задает Саре пару вопросов – все по делу, все уместно, про химиотерапию и предстоящую ночь. Ее ответы немного длиннее, чем требуется, подмечает Дин, с парой необязательных личных отступлений. Похоже, она даже намеренно задерживается с ними в палате. Она уже закончила все свои дела здесь, закончила набирать заметки, и тем не менее не уходит, а стоит, взявшись за поручень кровати Каса, и болтает с Сэмом через кровать.
Наконец она, кажется, неожиданно для самой себя вспоминает, что у нее есть и другие обязанности.
– Мне нужно навестить прочих пациентов, – говорит она. – Кастиэль, если я понадоблюсь, просто нажмите кнопку вызова. Я скоро загляну снова.
Кас кивает, Сара собирает кое-какие ненужные предметы и выходит за дверь. Сэм глядит ей вслед. На какую-то секунду их глаза встречаются, на губах Сары мелькает улыбка. Сэм отвечает ей кивком головы – просто вежливым жестом прощания, но с теплотой во взгляде. И Сара уходит.
На несколько секунд в палате воцаряется дипломатическая тишина. Дину приходится закусить губу в героической попытке удержаться от комментария вроде: «Не стыдно, Сэм? Прямо пока Кас на химии? Серьезно?» Но… в глазах Сэма теперь появилось немного потерянное выражение. Он тихо вздыхает и поворачивается к Касу с Дином, его плечи слегка опадают, как будто он заставляет себя вернуться к работе. Как будто откладывает что-то, оставляет в стороне какую-то несбыточную мечту.
Дин вдруг задумывается о том, каково было Сэму в последние пару недель наблюдать, как Дин и Кас превращаются в полноценную пару. Смотреть, как они по вечерам уходят спать вместе, очевидно в одной постели… пока Сэм идет к себе в спальню один, каждую ночь. Он не выказывал ни малейшего намека на ревность, и совершенно ясно, что Сэм счастлив за них обоих. Но на фоне этого его собственное одиночество должно ощущаться особенно остро.
Кастиэль прочищает горло.
– Сара – очень милая, – говорит он Сэму. – Очень хорошая медсестра. Чуткая. Вежливая. Сведущая. Она одна из моих любимых сестер здесь.
– Вот как, – отвечает Сэм совсем тихо.
Следует краткое молчание.
– Мне также довелось узнать, что ей тридцать лет и она не замужем, – сообщает Кас. – Она отметила свой тридцатый день рождения во время моего первого цикла несколько месяцев назад. И рассталась со своим сожителем во время моего второго цикла. По-моему, он ей не подходил. Мне кажется, она готова к новым отношениям.
Дин прыскает со смеху, Сэм неловко прочищает горло, но Кас только на удивление невозмутимо смотрит на них обоих.
– Спасибо за информацию из первых рук, Кас, – говорит Дин со смехом. – Уверен, Сэму это чрезвычайно интересно. Сэм, мне что-нибудь записать?
Сэм слегка краснеет.
– Ой, да ладно вам, ребята, – жалуется он. – Я просто беседовал с ней, вот и все. Что, уже и поболтать нельзя?
Дин фыркает.
– Ты хочешь сказать, нельзя ли поболтать с симпатичной одинокой медсестрой в отделении химиотерапии, так чтобы тебя не начали подкалывать твои друзья? С симпатичной медсестрой, с которой ты уже созванивался неприличное количество раз? Естественно нет. Ни за что на свете. Тебя ждет еще и не такое, братец, так что готовься.
– Я просто пытаюсь быть любезным… – возражает Сэм слабо.
– Эй, у меня не так много развлечений в жизни. Не парься, – успокаивает его Дин. Он хлопает в ладоши, словно собирается сменить тему. – Едем дальше… У меня уже живот сводит. Надо бы подкрепиться немного. Сэм, может, принесешь кофе? И что-нибудь перекусить заодно.
Сэм с облегчением кивает и направляется прямиком к двери, как будто ему не терпится сбежать из палаты. Дин кричит ему вслед, когда он уже почти вышел:
– Эй, и узнай у медсестры Каса, не хочет ли она тоже кофе! Как ее зовут… – Дин притворяется, будто вдруг забыл ее имя, постукивая себя по лбу и глядя в потолок. – Э… Как же ее звали? Сэм, ну подскажи!
– Сара, – рычит Сэм от двери.
Дин щелкает пальцами.
– Точно! Сара, точно. Спроси Сару, не хочет ли она кофе.
Сэм бросает в его сторону уничтожающий взгляд и исчезает за дверью.
Снова воцаряется тишина. Кас смотрит на Дина, приподняв бровь.
– Просто перенял у тебя инициативу, – говорит ему Дин, улыбаясь. – Это ты ни с того ни с сего счел нужным прояснить возраст Сары и ее семейное положение.
Кас тихо усмехается.
– Это правда. Я просто не вижу смысла терять время. – На его губах появляется кривая улыбка. – Жизнь кажется слишком короткой.
– Да… – соглашается Дин, – тут ты прав. – Он снова берет Каса за руку.
Кас сжимает его руку в ответ. Может быть, это должен быть серьезный момент – это напоминание о том, как коротка жизнь, но Кас опять смотрит на Дина с этой волшебной улыбкой, и Дин только и может, что улыбаться в ответ.
Это последний приятный момент. Пятнадцать минут спустя начинает действовать химия.
***
Дин и Сэм таки отправляются в свой номер в мотеле позднее в понедельник вечером. И даже пытаются поспать, следуя совету Сары. Но Дин в итоге только лежит в постели, не в силах сомкнуть глаз, слушая размеренный храп Сэма.
«Жизнь кажется слишком короткой…»
Час спустя он поднимается и оставляет Сэму краткую записку: «Не могу спать. Ушел обратно в госпиталь».
Где, конечно, он особо ничем помочь не может. Кас уже в руках профессионалов. Но спокойнее просто быть рядом, пусть даже просто чтобы прикладывать лед к шее Каса и гладить его по спине, пока его тошнит. Сара, подносящая ему лотки, по большей части занята Кастиэлем, но временами бросает на Дина испытующие взгляды.
В одиннадцать вечера, когда заканчивается ее смена, наступает затишье: кажется, Касу наконец выпал момент спокойствия. Сара пользуется этим, чтобы вывести Дина в коридор.
– Настал тот момент, о котором я вас предупреждала, – говорит она, уперев руки в бедра. Она критически оценивает осоловелый взгляд Дина. – Момент, когда пора уйти и уделить время себе.
– Я пытался. Не смог спать, – говорит Дин. – Я не могу его оставить. – Он знает, что Сара права, что ему нужно отдохнуть, но он просто не может покинуть Каса в такую ужасную ночь. – Может, я могу… поспать с ним рядом? Здесь, а не далеко в мотеле? – Бросив взгляд в сторону палаты, Дин предлагает: – Я могу попробовать поспать на стуле в углу. Обещаю, я не буду мешать.
Сара пристально изучает его, по-прежнему держа руки на поясе и немного наклонив голову. Она была рядом с ними весь вечер, и Дину приходит в голову, что наверняка она успела заметить и периодическое держание за руки, и успокаивающие поглаживания по голове, и по плечу, и как минимум один раз – по щеке.
– Братья, значит? – замечает она.
Дин пожимает плечами.
– Эм… семья.
Сказать об этом прямо кажется невозможным, и внезапно Дин болезненно ощущает всю тяжесть бремени социального давления. Ведь кто знает, как отреагирует каждый отдельно взятый человек?
Дин вспоминает интервью, которое он читал однажды в какой-то статье про борьбу за права сексуальных меньшинств, где кто-то сказал: «Штука в том, что признаться нужно не однажды. Это никогда не заканчивается. Приходится делать это снова, и снова, и снова, каждому новому человеку, с которым знакомишься».
Только сейчас Дин понимает, насколько это правда. И как это страшно, какой это риск каждый раз. Сара кажется милой и вежливой, но ведь Дин на самом деле совсем ее не знает. Ей каждую неделю вверен уход за Касом; что если она не так отреагирует?
Она удерживает взгляд Дина на секунду дольше положенного, слегка сдвинув брови, и Дин постепенно понимает, что перед ней тоже стоит дилемма. Даже если она ничего не имеет против однополых пар, она не может спросить об этом прямо. На этот счет наверняка есть правила, устав, могут быть даже юридические проблемы. И даже просто страх оказаться неправой – перепутать братскую близость с чем-то большим и спровоцировать возмущенную жалобу от оскорбленного пациента или члена семьи.
Наконец Сара говорит безупречно профессиональным тоном, но с теплотой и пониманием в глазах:
– Хотите, я принесу вам раскладушку? Я могу поставить ее возле кровати. Строго говоря, моя смена уже закончилась, но это займет всего пару минут.
– Было бы здорово, – отвечает Дин, почувствовав волну облегчения. – Было бы просто отлично.
– Мы так делаем иногда, – замечает Сара небрежно, – для супругов, партнеров, или, там, родителей с детьми или близких родственников. В разных ситуациях.
То, как естественно она упоминает в этом списке «партнеров», достойно восхищения – словно это просто один из многих возможных вариантов.
– Да, пожалуйста, – просит Дин, кивая. – Благодарю вас.
Она не спрашивает, какая у Дина с Касом «ситуация», и не пытается прояснить, уместен ли термин «партнер». Она просто молча удаляется по коридору. Дин заглядывает в палату к Касу, чтобы проверить, как он (тот выглядит неплохо, даже дремлет), после чего располагается в дверях, чтобы видеть и Каса, и коридор, где скрылась Сара.
Вскоре она снова появляется из-за угла в дальнем конце коридора. Теперь она одета наполовину в уличную одежду: поверх ее униформы накинута толстая зимняя парка, на голове – пухлая бежевая шапка, и на плече висит рюкзак. Она медленно везет массивную сложенную раскладушку на колесах. У раскладушки заедает колесо, так что она постоянно норовит повернуться, и Саре приходится, согнувшись, с силой толкать ее с одной стороны, чтобы она ехала в нужном направлении. Дин подходит помочь ей закатить раскладушку в палату.
– Сэм не женат, кстати, – сбалтывает он, пока они разворачивают раскладушку в дверном проеме. Ему немедленно становится неловко – настолько, что он морщится. – А… Забудьте, что я это сказал. – Сара не комментирует – только пыхтит, пока они вдвоем заталкивают раскладушку в дверь. – Не знаю, о чем я думал, – шепчет Дин, когда они заходят в палату. – Простите, забудьте.
– Вообще-то эту конкретную деталь я бы предпочла не забывать, если вы не против, – шепчет она в ответ, когда они наконец довозят раскладушку до места у боковой стены. – Ладно, в общем, отогните вот ту защелку, и она разложится…
***
К вечеру вторника действие блеомицина проходит и тошнота отпускает, но Кас еще получает два других лекарства и теперь мучается приступами озноба, сотрясающими его тело с ног до головы. Дин проводит почти все время в палате Каса, хотя Сэму и Саре время от времени удается убедить его взять пару часов передышки. Дин не забывает следить, чтобы и Сэм делал перерывы. Несколько раз он даже пытается отправить Сэма и Сару выпить кофе вдвоем. Но Сэм, как ни странно, противится этой идее, отвечая тихо: «Не сейчас, пока Касу так плохо».
– Попозже тогда? – предлагает Дин. – После. Когда ему станет лучше.
Сэм обдумывает это и кивает.
***
По мере того, как вечер вторника переходит в ночь, Кас все больше замыкается в себе. Неясно даже, понимает ли он, что Дин уже вторую ночь подряд спит рядом с его койкой на раскладушке. Впечатление такое, что он погрузился в какую-то долгосрочную спячку. Его окутало отстраненное молчание, и в те редкие часы, когда он не спит, он проводит большую часть времени, свернувшись на боку и тупо глядя на часы на прикроватном столе, и лишь изредка отвечает на какие-то вопросы Дина. По мере того, как идет время, он даже физически сжимается, пока не превращается в дрожащий клубок, лежа с закрытыми глазами независимо от того, спит или нет.
После полуночи озноб сменяется беспокойством: Кас начинает беспрестанно ерзать ногами под одеялом и теребить его руками, как будто никак не может найти комфортное положение. Он то сбрасывает одеяло с себя, то хватается за край и натягивает его обратно, спешно укутываясь. Дин не может его успокоить. Ранним утром в среду Дина поднимает с раскладушки крайне тревожный звук его стонов. Не похоже, что Касу больно – скорее похоже, будто он застрял в каком-то полусонном состоянии досаждающего ему дискомфорта, из которого не может выйти. Он снова мечется по постели. Ночная сестра (не Сара, но тоже вполне милая) не может придумать, чем ему помочь, и намекает Дину, что теперь уже, наверное, Касу придется просто перетерпеть это до утра. Но его безотчетное хныканье сводит Дина с ума, и в конце концов, когда сестра уходит, Дин пытается взять его за руку, надеясь, что это хоть немного его успокоит.
– Нет, – бормочет Кас, раздраженно смахивая с себя руку Дина. – Не надо…
Несколько минут спустя Дин, функционируя на автопилоте от усталости, бездумно делает это снова – машинально берет Каса за руку. Обычно такое прикосновение Касу нравится, но на этот раз Дин случайно задевает один из свежих синяков на его предплечье. Кас вырывает руку, огрызнувшись:
– Не трожь меня!
«Это просто химия», – напоминает себе Дин, убирая руку, сразу взбодрившись от этого одергивания. Он раздумывает с минуту, и ему приходит в голову снова попробовать приложить лед к шее Каса. Он идет и приносит лед с поста медсестры. Вернувшись в палату, он располагается с другой стороны кровати, за спиной у Каса, откуда может дотянуться до его шеи. Но потом Дин просто сидит там, держа лед на коленях, не в силах ни на что не решиться. «Это из-за химии он не хочет, чтобы его трогали», – убеждает себя Дин. Это просто химия всему виной, просто синяки, высохшая кожа, просто эта ужасная тошнота, температура и боль; это химия делает Каса таким беспокойным, таким раздражительным, таким отрешенным и неуемным. Ведь обычно ему нравятся прикосновения Дина.
«К выходным ему станет лучше», – напоминает себе Дин. Но им овладевает тяжелое уныние, и он ловит себя на том, что внутри шевельнулось глупое инфантильное чувство отверженности из-за того, как Кас оттолкнул его руку. Это совершенно иррациональная реакция, и тем не менее у Дина едва не щиплет глаза от слез. «Вот об этом говорила Сара, – понимает он. Он делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух. – Все устали, нервничают, раздражены. Не только Кас, но и я тоже». Он снова напоминает себе: «Это просто из-за химии. И к тому же важен сейчас не я. Важен Кас, важно, что нужно Касу».
Он осторожно заглядывает через плечо Каса и обнаруживает, что глаза у того наполовину открыты. Дину виден лишь краешек его ресниц, но кажется, Кас снова вернулся в свое полусонное состояние, когда он только вяло смотрит на часы.
– Кас? – наконец тихонько ласково зовет Дин. – Я принес лед. Приложить тебе к шее? Я могу подержать его у шеи сзади. Если хочешь.
Кас едва заметно пожимает одним плечом. Он не отрывает взгляд от часов.
– Не знаю, – шепчет он.
– Я подумал, это может помочь немного.
– Все равно, – говорит Кас.
Дин остается на стуле.
Он думает, не выкинуть ли лед в раковину. Лед уже начал таять у Дина на коленях, и полиэтиленовый пакет, в котором он лежит, намок от конденсата. Но потом Дин думает: «Ну он же не сказал нет. Может, он не уверен? Стоит попробовать».
– Скажи, если не понравится, – просит Дин. Очень осторожным движением он нежно прикладывает лед к шее Каса. Дин следит за тем, чтобы не касаться Каса больше нигде – только у шеи сзади. Кас вообще никак не реагирует: лишь смотрит на часы, едва приоткрыв глаза.
Он как будто отдаляется. Словно уплывает по какой-то темной, глубокой реке в море.
Кас не говорит, что ему нравится лед. Но и что лед ему не нравится, он тоже не говорит, так что Дин продолжает его прикладывать. Лед все норовит выскользнуть; Дин заворачивает его в полотенце и пробует подпереть подушкой, но он не держится на месте. Дин сидит, согнувшись в неудобной позе, и у него начинает ныть шея. Он подвигает стул еще ближе к кровати и находит способ упереться локтями в матрас, так что может и держать лед, и свесить голову, чтобы шея немного отдохнула. Он закрывает глаза.
