Текст книги "Ты только держись (ЛП)"
Автор книги: NorthernSparrow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 59 страниц)
Крыльев нет, перьев нет, а скоро и волос не будет.
Наконец он отвечает Сэму, набирая сообщение одной рукой: «Да, верно. В общем, привези шапку».
«Сделаю», – пишет Сэм.
***
– Как думаешь, ты теперь сможешь немного поспать? – предлагает Дин. – Я могу помочь тебе лечь в кровать. Я уже поменял простыни, кстати. Горничная оставила свежий комплект.
Уже далеко за полдень. За утро Кас постепенно очнулся от своей полукомы и ожил до такого состояния, что даже может сидеть, прислонясь спиной к ванне и подперев руки коленями. Рвота прекратилась уже несколько часов назад, с тех пор он попил еще воды и сейчас даже жует крекер. Хотя обкусывает края печенья он буквально по крошкам. Полевая мышь съела бы его в десять раз быстрее.
Кроме того, он притих – отвечает на вопросы Дина односложно и едва смотрит ему в глаза. Дина это тревожит, но он не вынуждает Каса к разговору – кажется, лучше дать ему прийти в себя в своем темпе.
– Постель свежая и прохладная, – добавляет Дин, пытаясь соблазнить Каса. Он улыбается оптимистичной улыбкой, но Кас не возвращает ее – он даже не смотрит на Дина. – Тебе понравится, – говорит Дин. – Гораздо удобнее, чем на полу в ванной, честное слово.
Кас медленно кивает, но отвечает:
– Мне надо помыться сначала. – Он отъедает от печенья еще молекулу, осторожно откусывая крошку с краешка, после чего приподнимается и откладывает крекер на край раковины так бережно, словно это драгоценный артефакт. – Мне нужно в душ, – говорит он и начинает вставать на ноги.
Дин подхватывает его под локоть, чтобы помочь. И снова Кас не поднимает глаз, избегая взгляда Дина.
– Может, позволишь помочь тебе помыться? – предлагает Дин, не будучи уверен, что Кас достаточно твердо стоит на ногах. – Или я могу поставить в ванну стул. Ты посидишь, а я тебя помою.
Кас искоса бросает взгляд на Дина, встречаясь с ним глазами лишь мимолетно.
– Я могу и сам, – настаивает он. – Я всегда так делаю в это время. Через двадцать четыре часа.
На самом деле после химиотерапии прошло только двадцать два часа, но Дин не поправляет его. После этого Кас предпринимает видимое усилие, чтобы выпрямиться и не опираться на Дина, и даже отталкивает Дина ладонью в грудь по направлению к двери.
– Ты и так уже очень много для меня сделал, – добавляет Кас таким формальным тоном, словно он дипломат, благодарящий иностранного посла. – Спасибо тебе большое за содействие. Я справлюсь. – С этими словами он захлопывает дверь ванной у Дина перед лицом.
Дин вздыхает. Понятно, что Касу нужна приватность хоть в каких-то вещах. Тем не менее, это беспокоит Дина, особенно учитывая логистику душа, которая – если подумать – крайне сложная и требует немало сил. Пол скользкий, мыло скользкое, и даже чтобы снять одежду, требуется наклоняться и балансировать на одной ноге. А еще нужно перешагнуть через бортик ванны. Ну как Кас со всем этим справится, когда он на ногах-то еле стоит? Что если он поскользнется? Что если упадет? Что если ударится головой?
Что если он потеряет сознание прямо в душе? Что если он захлебнется?
Дин еще несколько секунд шагает под дверью ванной.
Но Кас действительно делал это один уже долгое время. (Хотя через двадцать четыре часа, а не через двадцать два!)
Наконец Дин заставляет себя отвернуться. На несколько минут он занимает себя уборкой номера: моет оставшуюся посуду в кухонной раковине и открывает окно, чтобы немного проветрить комнату. Потом выбрасывает перчатки в мусор и споласкивает руки: теперь уже ясно, что Касу лучше, а значит он, наверное, больше не токсичен.
Когда Дин встряхивает свежее одеяло над чистыми простынями на кровати, в ванной раздается глухой стук.
– Кас? – окликает Дин, поспешно подходя к двери. Он резко стучит в дверь. – Кас, что это было? Ты в порядке?
Сначала ответа нет. Потом следует слабое, нетвердое: «Я просто уронил мыло…» – едва слышное из-за воды в душе.
Но дальше раздается еще один стук. На этот раз он громче и тяжелее, и за ним следуют звуки борьбы, резкий вздох и треск чего-то рвущегося.
– Кас, я захожу! – объявляет Дин и отступает на шаг, готовясь выбить дверь, но в последний момент его посещает мысль попробовать ручку. К его удивлению, дверь открывается. На этот раз Кас не запер ее.
Дин распахивает дверь и обнаруживает Каса на коленях в ванне, голого и мокрого. Сверху на него хлещет вода из душа. Нижнюю половину тела он частично прикрывает душевой занавеской, которую сжимает в руке. Край занавески сорван с нескольких колец.
Дину видны только оголенные бок и спина Каса. Но у Дина сжимается сердце, ему физически больно видеть, каким уязвимым выглядит Кас, каким беспомощным, каким бледным, худым и слабым, когда сидит так, на коленях, съежившись под струей из душа. Его голова опущена, и по слипшимся тонким прядям поредевших волос стекает вода. На боках отчетливо выделяются ребра, и в центре спины резким хребтом выступает позвоночник. На руках видны темные, устрашающие синяки; оказывается, что синяки есть и в других местах: по всему телу – на его спине, боках и ногах, – некоторые даже в виде странных линий, похожих на следы когтей, как будто его ранило дикое животное. Дин замечает и пару покрасневших воспаленных линий у Каса на животе – вероятно, какие-то полузажившие хирургические шрамы, которые Кас пытается прикрыть занавеской.
Все это ужасно. И все же, как бы ужасно это ни выглядело, каким-то невероятным образом Кас все равно прекрасен.
Прекрасен, и ужасен, и беззащитен, и искалечен одновременно.
Увидев Дина, он пытается встать, прикрываясь душевой занавеской, и Дин разрывается между желанием помочь и желанием не вторгаться в его личное пространство. Кас умудряется подняться, но едва удерживается на ногах, и занавеска с треском срывается с еще одного кольца. Дин торопится на помощь, однако Кас отшатывается так поспешно, что теряет равновесие и с силой врезается в стену. Он делает попытку обернуть оторванный край занавески вокруг бедер, явно стараясь прикрыться. Странно видеть его таким смущенным – раньше Каса никогда не волновали вопросы наготы. Но теперь что-то изменилось. Теперь изменилось все.
Дин хватает одно из полотенец с держателя над унитазом и передает ему. Полотенце немедленно вымокает насквозь, но это хоть какое-то прикрытие. Кас отпускает занавеску и вцепляется в полотенце, оборачивая его вокруг талии. Дин помогает ему завязать края узлом, деликатно не глядя вниз (очевидно, что Кас остро ощущает свою наготу, и Дин не хочет стеснять его еще больше).
– Ну вот, – говорит Дин, закрепив полотенце. – Видишь, ничего страшного. – Но, взглянув на Каса, он замечает, что тот в молчании уставился на водосток. Что-то в выражении лица Каса заставляет Дина взять его за плечи и попытаться поймать его взгляд. Кас отказывается на него смотреть.
– Эй, эй… Кас, ничего страшного. Ничего страшного, – уверяет Дин.
Кас качает головой и говорит, почти что философски:
– Знаешь, забавно. Я раньше думал – даже надеялся, наверное, – что, может быть… что когда-нибудь мы, может быть…
Он останавливается.
Повисает пауза.
– Что когда-нибудь мы что? – спрашивает Дин. Кас не отвечает. Вода бьет по кафельной плитке на стене и теперь стекает и по волосам Дина тоже, и по лицам их обоих.
Кас наконец поднимает глаза на Дина. Он произносит тихо:
– Я не хотел, чтобы ты видел меня в таком состоянии.
– Я знаю, – отвечает Дин, так как это было очевидно с самого начала. – Я знаю.
– Не в таком состоянии… – говорит Кас, снова опуская глаза. В этот момент он, кажется, впервые замечает, что Дина задевает струя из душа. – Ты промок, – обеспокоено хмурится он. – Твоя одежда испортится. – Одной рукой он легонько толкает Дина в грудь, пытаясь заставить его выйти из-под душа.
Дин отказывается двигаться.
– Плевать на одежду.
– Но она же мокнет, – возражает Кас, указывая на кофту Дина, которая, действительно, уже насквозь мокрая.
– Плевать на одежду, – настаивает Дин. – Я куплю еще одежды.
Кас лишь качает головой и снова пытается оттолкнуть Дина, и Дин восклицает, внезапно закипая от досады и едва сдерживаясь, чтобы не встряхнуть его:
– Ты что, не понимаешь?! Я куплю еще одежды, но я не найду другого Кастиэля! Ты – единственный Кас, что у меня есть. Ты что, не понимаешь? Ты – единственный, Кас, и ты должен позволить мне помочь! Пожалуйста… Я должен помочь! – Внезапно Дин чувствует настоящее отчаяние оттого, что Кас постоянно отстраняется, закрывает дверь, отталкивает Дина, извиняется, избегает его взгляда. Конечно, Дин помогал всю ночь, но кажется, Кас так и не смирился с его присутствием. И теперь Дин практически умоляет: – Я должен помочь, Кас, пожалуйста, позволь мне помочь! Я не могу по-другому!
Струя из душа бьет, не переставая, и уже начинает остывать: Дин чувствует, что горячая вода заканчивается, но Кас, похоже, не замечает. На этот раз что-то в голосе Дина, кажется, тронуло его. Он кивает и говорит – таким тихим шепотом, что Дин едва слышит: «Ладно. Ладно». И, когда Дин тянет его к себе, Кас не сопротивляется. Он наконец поворачивается к Дину и прячет лицо у него на шее, обняв его руками за пояс.
– Ладно, ладно, – повторяет Кас снова. Теперь он опирается на Дина и все продолжает кивать.
Вода становится прохладной, но Дин не хочет отпускать Каса ни на секунду – только не сейчас. Они стоят так долгое время, вцепившись друг в друга, пока Дин не чувствует, что Кас начал дрожать.
– Вода холодная, – говорит Дин, и Кас рассеянно отвечает: «Да, точно…» – пока Дин поспешно закрывает кран. После этого Дин укутывает Каса в несколько слоев белых полотенец – сперва помогая ему заменить полотенце вокруг бедер на сухое, затем обернув его еще несколькими сверху. Кас теперь почти в ступоре, дрожит и спотыкается от усталости, и Дин помогает ему перешагнуть через бортик ванны и почти относит его на себе в кровать.
Он устраивает Каса в постели и наматывает еще одно полотенце на его голову в качестве импровизированного головного убора. Пока Дин подтыкает вокруг него простыни и одеяло, Кас снова бормочет: «Ладно, Дин, ладно» – и поглаживает Дина по руке, после чего забывается во сне. Засыпая, он так и продолжает держать Дина за руку.
Одежда Дина действительно насквозь мокрая. Но это совершенно не важно.
========== Глава 16. Ты можешь держаться ==========
Кас настолько крепко спит, что не просыпается даже когда ему на руку начинает капать струйка холодной воды, скопившейся в рукаве кофты Дина. Дин отшатывается от кровати, оглядывая себя и понимая, что с краев его мокрой кофты теперь кругом капает на пол вода.
– Подожди здесь, Кас, – бормочет он и торопится в соседний номер, чтобы быстро переодеться.
У себя в номере Дин снимает мокрую кофту и осматривает ее, держа на вытянутых руках. Стоит ли попытаться по-быстрому высушить ее и снова воссоздать костюм гигантского ленивца? Или… обонятельной проблемы уже нет? Может быть, лучше, наоборот, не пахнуть как ленивец теперь, когда Касу получше? Пора ли уже вернуться к своим обычным туалетным принадлежностям?
Эти вопросы теперь кажутся крайне важными, и Дин размышляет на тему запаха еще какое-то время. Наконец он решает отложить кофту-ленивца до конца недели. «Уточню у Каса, когда он проснется, – думает он. – Но пока перейду к запаху второго дня. Что-нибудь нейтральное: не мой стандартный набор, но и не ленивец».
Он вешает кофту на держатель для полотенец, чтобы дать ей высохнуть, планируя позже положить ее обратно в пакет с чаем и прочими запахами на следующую неделю.
Следующая неделя…
Руки Дина невольно замирают, разглаживая кофту на держателе.
На следующей неделе все это повторится по новой.
Потом будет неделя перерыва, а после все начнется сначала, и предстоит еще целый месяц лечения, так ведь? Новый «цикл».
Это невероятно удручающая мысль, и, раздеваясь перед душем, Дин то и дело бросает взгляд на кофту. Залезая в душ, он думает: «Сколько же раундов, сколько же “циклов” еще будет? И сколько уже было?»
И неужели каждый раз это было так ужасно?
Кас каждый раз теряет сознание, как прошлой ночью? Его всегда тошнит всю ночь? Он всегда харкает кровью, корчится на полу, проводит ночь, свернувшись на холодном кафеле, едва в силах подняться над унитазом?
Дину снова вспоминаются повторяющиеся отъезды Каса. Все те разы, когда он исчезал за дверью бункера. Когда говорил: «Увидимся через три недели», набрасывал сумку на плечо и спокойно уходил. Сэм и Дин всегда легко прощались с ним и, когда за ним закрывалась дверь, ставили очередной фильм на Нетфликсе.
«Господи, мы смотрели кино…» – думает Дин, открывая кран до отказа. Вода холодная (видимо, у этого номера общий водонагреватель с номером Каса), но Дин шагает прямо под ледяную струю, стиснув зубы. «Кино. Мы смотрели кино».
Был период, когда они подсели на научную фантастику, вспоминает он теперь. «Звездный путь», первая пара сезонов «Звездного крейсера Галактика», какие-то дрянные фильмы про Трансформеров… От мысли о том, какие страдания, должно быть, переживал Кас, пока Дин с Сэмом валялись в бункере и смотрели «Звездный путь 3: В поисках Спока», Дину хочется пробить кулаком стену.
А на какой риск шел Кас! Теперь, когда кризис позади и у Дина есть минутка подумать об этом, у него внутри все переворачивается от осознания, насколько опасно это, должно быть, было каждый раз. Дину хорошо известны пределы возможностей человеческого тела. Он наблюдал у других и испытывал на себе всяческие увечья. Ему знакомы и тяжелые травмы, и болезни, и крайнее истощение; он не раз сидел у больничных коек и видел не одну смерть. И он знает – он абсолютно уверен, – что в этом убогом мотеле, один, Кас ходил по краю. Обмороки и кровотечения, учащенное сердцебиение и отдышка, непрерывная потеря жидкости и неспособность пить и есть – все это плохо, все это небезопасно. Особенно учитывая, что Кас явно замалчивает (или, во всяком случае, преуменьшает) важные детали в общении со своими врачами.
«И он говорит, это нормально», – вспоминает Дин, морщась от мысли о том, как Кас буквально сплевывал кровь при этих словах.
Дин с силой втирает в волосы шампунь, закрыв глаза и прочесывая пальцами кожу головы, словно пытаясь стереть эту пугающую картину из памяти. «Нормально, как же, – думает он. – Я НИКОГДА больше не позволю ему делать это в одиночку».
После душа становится немного легче: хорошо наконец смыть с себя грязь бессонной ночи (вместе с остатками запаха гигантского ленивца). Но ощущение изнеможения не исчезает, как не пропадает и мучительная тревога – едва Дин выходит из душа, они окутывают его снова, словно густой туман.
«Сосредоточься на том, что нужно сделать, – приказывает себе Дин, вытираясь и наскоро бреясь. – Делай следующий шаг. Какой следующий шаг?»
Следующий шаг, конечно, – это вернуться к Касу и дежурить у его постели, пока не будет уверенности, что тошнота прошла. По крайней мере, кажется, Кас наконец начал принимать помощь Дина.
Дальше предстоит борьба за то, чтобы он позволил и Сэму помогать.
***
Следуя своему плану, Дин создает себе «запах второго дня» – нейтральное сочетание новых шампуня и мыла и свежей одежды. На этот раз это его обычная одежда, но не та, в которой он проездил уже несколько дней, а чистый комплект из сумки: джинсы, майка и расстегнутая фланелевая рубаха. И никакого одеколона (смыть с себя Axe – большое облегчение; Дин убирает его подальше вместе с чаем лапсанг сушонг и прочими ингредиентами «ленивца»).
Одевшись, он смотрит на телефон: четыре часа дня. Сэм написал с вопросом, не возражает ли Дин, если он на часок задержится «по делам». «По делам?» – недоумевает Дин, слегка раздражаясь. Какие дела сейчас могут оправдывать задержку? Сэм, что, не понимает, что происходит?
Может быть, он не вполне осознает, насколько все плохо. «Когда он приедет, он поймет», – думает Дин. В данный момент час-другой уже не играют роли, поэтому он отвечает: «ОК».
По пути в номер Каса он ловит себя на том, что машинально похлопывает по бедру – там, где обычно висит кобура с пистолетом, – хотя и кобура, и пистолет сейчас лежат на кухонной стойке у Каса в комнате. Дин понимает, что возвращается в состояние боевой готовности, как будто комната Каса – это поле битвы, где в любую секунду придется отражать атаку неизвестных монстров. Но когда он приоткрывает дверь, все тихо: Кас по-прежнему в постели, по-прежнему дышит, по-прежнему спит.
Дин закрывает за собой дверь как можно бесшумнее, на цыпочках подходит к кровати и долгое время стоит и смотрит на Каса. Дыхание Каса – тяжелое и размеренное, как бывает в самой глубокой фазе сна, где, можно надеяться, нет даже сновидений, а лишь дарящая отдых черная пустота. Похоже, Кас почти не шевелился с тех пор, как Дин видел его в последний раз. Он лежит в той же позе, свернувшись на боку лицом к двери. Одна его рука вытянута и свисает с края кровати, как будто он все еще протягивает ее к Дину.
Но одеяло немного сползло вниз. Теперь оно сбилось у Каса на боку, и из-под него видны полотенца: одно наброшено на плечи Каса, как накидка, другое обернуто вокруг груди. Третье полотенце небрежно замотано у него на голове. Где-то там внизу должно быть и четвертое, обернутое вокруг его бедер, – Дин вспоминает, что так и не переодел Каса ни в одежду, ни в пижаму, и под этим одеялом на нем нет ничего кроме беспорядочно намотанных банных полотенец.
Дин невольно улыбается: ему приходит в голову, что это похоже на начало плохого гей-порно (а может, даже и хорошего гей-порно). Одна мысль о том, что под простынями Кастиэль обнажен и с него сползают эти полотенца…
Но мысль эта чисто гипотетическая. В ней есть определенный налет тоски, оттенок сожаления о потерянной возможности, но это все чувства из серии «если бы, да кабы». Подобные грезы все равно наверняка были из разряда фантастики. Просто мечты… неправдоподобные и глупые. Дин понимает, что надо спрятать их подальше. Что Касу нужно, так это забота и поддержка, а вовсе не абсурдные порно-фантазии Дина о спадающих полотенцах.
Он стоит у кровати, прилежно стараясь не думать о том, развязалось ли под одеялом нижнее полотенце, когда Кас меняет позу. Может, он услышал, как вошел Дин, а может, ему что-то снится – сложно сказать, но он щупает воздух вытянутой рукой, после чего подтягивает ее к себе. Потом обеими руками сжимает край одеяла и поднимает его к подбородку, нагнув голову, как будто пытается укрыться получше. Но получается у него только еще больше потревожить полотенца. Тюрбан на его голове начинает разваливаться, и полотенце, которым были прикрыты плечи, соскальзывает назад. Внезапно становится видна плешина в его волосах и один из зловещих синяков в форме следа от когтей на плече. Дин вспоминает и про шрамы на животе, и все его порнографические мысли в момент исчезают. Чувство, которое переполняет Дина теперь, в результате одного этого краткого мгновения, когда Кас пошевелился во сне, – это острая потребность защитить его. Касу слишком холодно, он слишком обнажен, его синяки на виду…
«Я никогда не привыкну к синякам», – думает Дин, наклоняясь и бережно вынимая край одеяла у него из рук. Дин укутывает плечи Каса, укрывая его до самого подбородка, чтобы спрятать синяки. Потом щупает его лоб, проверяя температуру, и осторожно поправляет полотенце на его голове. В этот момент он замечает на подушке рядом несколько отдельно лежащих темных волосков.
Дин замирает, глядя на волоски. Потом смотрит на лицо Каса и теперь обращает внимание на еще одну деталь, которой не видел раньше: отсутствие щетины. Дину только что пришлось побриться; Касу, похоже, этого делать больше не нужно. Привычной грубоватой тени на его подбородке и щеках больше нет. И брови кажутся реже. Эти изменения не очевидны, но теперь, когда Дин знает, на что смотреть, они заметны.
Слова «диагноз?» «прогноз?» всплывают у него в голове.
Диагноз и прогноз. Вот что сейчас важно. Что именно у Каса, и каковы перспективы.
Дин берет стул, ставит его к кровати и садится рядом с Касом. Делать больше особо нечего, и теперь, когда пришли мысли про диагноз и прогноз, оказывается, что их невозможно заткнуть. Они словно непрошенный гость, который настойчиво стучится в дверь; как будто в голове Дина включился какой-то режим «Теперь думаем только про рак и ни про что больше», и голосок в его сознании заладил: «Диагноз? Прогноз? Диагноз? Прогноз?»
«Какой тип? Какой орган? Какая стадия? Насколько плохо? Какое лечение? Как долго? Какие побочные эффекты?»
«Сколько лет, какова вероятность, каковы шансы?»
Ответов пока нет. И Дин уверен, что, даже когда Кас проснется, ответов он сразу не даст, так как уже понятно, что он неохотно сообщает подробности. Дин подозревает, что в какой-то момент придется у него их выпытывать. Вероятно, скоро. Ведь рак убивает…
Нет. Стоп. Рак может убить, но так бывает не всегда. Более того, в наше время это часто уже не так. Многие люди теперь с ним справляются.
«Он не убьет Каса, – думает Дин, меняя позу на деревянном стуле в попытке найти удобное положение на предстоящую долгую вечернюю смену. – Только не Каса. Он победил столько других напастей – он сильный. Это ни за что его не свалит».
«Кроме того, у нас есть кое-какие связи. Есть друзья наверху и, может быть, даже внизу».
Это если растянуть понятие «друг». Настолько, чтобы оно включало врагов.
***
Каких-то пятнадцать минут спустя Дина уже клонит в сон. И стул-то не сказать, что удобный, но все равно Дин начинает клевать носом. Мысли о диагнозе и прогнозе сливаются в неясную дремотную тревогу, вызывающую в его памяти живые картины: как Касу плохо, как Дин держит его над унитазом, как видит его лежащим на полу. Слух Дина выхватывает шум на парковке, и Дин резко приходит в себя, вздернув голову и едва не бросившись к Касу в уверенности, что того снова тошнит и ему нужна помощь.
Но Кас по-прежнему спит. Это все были сны в полудреме. Дин смотрит на время на телефоне: еще, наверное, около часа до приезда Сэма. Он начинает пролистывать приложения, планируя отвлечься какой-нибудь бессмысленной игрой, просто чтобы не заснуть. Но потом вдруг ловит себя на том, что почему-то открыл браузер и набирает ключевые слова «рак диагноз прогноз». В ответ высыпается целый список сайтов больниц и страниц с информацией для пациентов.
«Сэм уже, наверное, все это прочитал», – думает Дин, но все равно начинает просматривать ссылки. Он наугад открывает сайт какого-то госпиталя и вскоре уже щурится в экран телефона, пытаясь сориентироваться в огромном алфавитном указателе всевозможных типов рака и их лечения. «Рак желудка», «рак легких», «рак печени», «рак поджелудочной железы» – мелькают названия в прокручиваемом списке. Фразы кажутся прямолинейными и безжалостными; их десятки, и каждая – эта гиперссылка, ведущая в свой отдельный мирок страданий. Ссылок много.
Ссылок очень много, и Дин не знает, на какую кликнуть. Он просматривает несколько наугад, но в итоге узнает только, что некоторые виды рака особенно ужасны, с жуткими процентами выживаемости. Рак поджелудочной – один из наихудших, и печени – тоже ничего хорошего не обещает, и рак желудка – это плохо…
Скоро становится ясно, что ничего по-настоящему полезного найти не получится, пока Дин не узнает, что именно у Каса, – хотя теперь он со страхом ждет этого разговора. Наконец внизу страницы он обнаруживает еще один набор ссылок, ведущих на PDF-файлы с общей информацией и описанием основных способов лечения. Все это изложено удручающе сухо; безупречно оформленные брошюры отдают почти корпоративным глянцем. Дин прилежно просматривает заголовки, планируя, что скачать позже, когда он вернется к лэптопу. «Жизнь с раком», кажется, стоит посмотреть; «Чего ожидать от химиотерапии» – это точно; «Питание при раке» – и это может быть полезно. Потом Дин замечает брошюру, озаглавленную «Когда химиотерапия не помогает» и еще одну, с названием «Хоспис: выбор пациента».
В тот же миг он поворачивается к тумбе у кровати, чтобы положить телефон экраном вниз и взять пульт от телевизора. Все, поиск окончен. Пора посмотреть телек. Как Кас и советовал прошлой ночью.
Дин настолько напряжен и отвлечен тяжелыми мыслями и настолько устал, что совсем забывает про звук. Когда он включает телевизор, раздается оглушительный взрыв испанского – настолько громкий, что Дин вздрагивает. Несколько мучительных секунд уходит на то, чтобы найти кнопку отключения звука. Эти секунды кажутся годами, но в конце концов Дин замечает нужную кнопку и в панике жмет на нее, и в комнате вновь воцаряется тишина. Он бросает виноватый взгляд в сторону кровати, но, как ни удивительно, глаза Каса по-прежнему закрыты.
Перебор каналов показывает, что выбор телепрограмм в мотеле небольшой. Дин просматривает их все, не в силах сконцентрироваться, и в конце концов возвращается к тому же испаноязычному каналу, с которого начал. Там идет мыльная опера. Дин включает субтитры, надеясь, что, может быть, поймет немного по-испански (уж на сюжет мыльной оперы его ломаного испанского должно хватить).
Но при попытке читать субтитры он видит только слова «Когда химиотерапия не помогает» и «Хоспис: выбор пациента». Он отключает субтитры и смотрит на экран в тишине.
Оказывается, чтобы понять сюжет, испанский не нужен. По злой иронии в телесериале показывают сцену в больнице. Какая-то простодушного вида девица сидит в больничной койке с благородным и трагичным выражением лица (при этом с тщательно уложенными волосами и безупречным макияжем). Плачущие члены семьи столпились у постели и экзальтированно о чем-то спорят в слезах. Потом они замолкают: пациентка пускается в чрезвычайно долгую речь (с неправдоподобно длинными фразами, думает Дин: она едва делает паузы, чтобы вздохнуть, и не видно признаков ни крови, ни диареи, ни рвоты). Плачущие члены семьи начинают горевать еще более театрально, и становится ясно, что это последние слова героини. Это сцена у предсмертного одра.
Дину требуется вся сила воли, чтобы не зашвырнуть пультом в экран телевизора.
– Гребаные мыльные оперы, – ворчит он, с силой нажимая на кнопку выключения на пульте.
– Ты бы прилег, – произносит Кас.
Дин вздрагивает и оборачивается к нему. Кас не пошевелился, но теперь его глаза открыты, и он наблюдает за Дином. Без сомнения, это оглушительный взрыв испанского его разбудил. Дин на всякий случай еще раз убеждается, что телевизор выключен, внутренне морщась от мысли, что Кас мог увидеть предсмертную сцену в больнице. Он поворачивается обратно к Касу, изобразив улыбку.
– Прости, что потревожил твой послеобеденный сон. Как ты себя чувствуешь?
– Ты бы прилег, – повторяет Кас. Его речь невнятная от усталости и глаза полузакрыты – он выглядит очень сонным. Он так и не шевельнулся и даже не приподнял головы. Но при этом он критически изучает Дина и хмурится, глядя на его лицо. – Ты устал, – говорит Кас. – Тебе надо отдохнуть.
– Не, я в порядке, – отвечает Дин. – Не первое мое ночное родео. К тому же это ты у нас был гвоздем программы. Ползал по полу, как полуживой котенок, – вот уж умеешь надавить на жалость! Все внимание досталось тебе. – Дин замечает, что Кас теперь смотрит на его одежду, похоже, обратив внимание на новую рубашку.
– Я отправил гигантского ленивца в отставку, – объясняет Дин, глядя на свою футболку и пощипывая рубаху. – Подумал, что он, наверное, больше не нужен? Но я могу вернуться в режим ленивца, если ты считаешь, что стоит.
Кас качает головой.
– Первая ночь всегда хуже всего, – говорит он. – Запахи обычно не представляют проблемы… во вторую… – Его голос и так очень хриплый, а на середине фразы высыхает совсем. Кас пытается прочистить горло, но только закашливается.
– О… эй, тебе нужно воды, – восклицает Дин, хватая бутылку из запаса, выставленного на тумбе. – Вот. Попей. – Он откручивает крышку, подвигает стул поближе и подносит бутылку к лицу Каса. Кас делает попытку приподняться и взять бутылку, но его хватает только на то, чтобы на дюйм оторвать голову от подушки, после чего он сдается и падает обратно. – Давай я помогу, – говорит Дин, наклоняясь и подкладывая руку под его голову сзади.
И, о счастье, Кас позволяет Дину помочь. Он принимает помощь молча: только направляет рукой бутылку, но позволяет Дину держать ее и опирается на его ладонь всей тяжестью головы. К удовлетворению Дина, на этот раз Кас пьет долго – дольше, чем за всю прошедшую ночь, – и не по чуть-чуть, а серией больших здоровых глотков. Он даже на несколько секунд закрывает глаза, и его пальцы сжимаются поверх пальцев Дина, как будто он по-настоящему смакует воду.
Выпив две трети бутылки, Кас открывает глаза и отталкивает ее в сторону.
– На этот раз даже вкусно, – замечает он. Дин светится в ответ, как будто Кас только что совершил немыслимый подвиг. – Раньше это даже не было похоже на воду, – поясняет Кас. – Теперь похоже.
– Тебе определенно лучше, – заключает Дин, опуская бутылку. – Хочешь чего-нибудь поесть? Может, еще крекер?
Кас качает головой.
– Крошечку? – предлагает Дин. – Полкрошечки?
Снова отрицательный жест.
– Обычно на второй день я почти не ем, – говорит Кас. – Хотя… – Он прислушивается к себе и заключает: – Сейчас тошноты нет. Но я знаю, что она вернется, если я поем против желания. – (Несмотря на обескураживающую тему, чертовски приятно слышать от него такие длинные фразы. Его голос еще хриплый, но теперь Кас формулирует целые законченные мысли.) Он добавляет: – Завтра я уже, может быть, смогу поесть. Немного.
Дин ставит полупустую бутылку на колено, барабаня по ней пальцем и наблюдая, как Кас поправляет полотенце, обмотанное вокруг головы. И снова он думает о том, сколько недель это уже продолжается, и об информационных брошюрах про «Жизнь с раком» и «Чего ожидать от химиотерапии».
– Кас… это каждую неделю так? – спрашивает он.
– О, это еще легкая неделя, – отвечает Кас. Дин недоуменно моргает. – Первая неделя всегда хуже всего, – поясняет Кас. – Когда три дня химии.
– Три дня… в смысле… подряд? – уточняет Дин, пытаясь не выдавать голосом, насколько эта мысль его ужасает. Три дня?
Кас кивает и снова тянется к бутылке.
– Но это было на прошлой неделе. Сейчас вторая неделя. – Его пальцы смыкаются на пальцах Дина, и Дин опять помогает ему приподнять голову и попить.
Но теперь Дин думает: «Три дня химии подряд».
Это звучит скверно.
И… серьезно. Как тяжелая артиллерия. Серьезное лечение… для серьезного рака?
Дин вспоминает список особо опасных типов рака… поджелудочной, желудка, печени… и вдруг понимает, что все они – в брюшной полости. Это все виды рака органов брюшной полости. И в этот же момент он вспоминает шрамы на животе у Каса – эти воспаленные красные полосы, которые он заметил, когда Кас был в душе. Похоже, что Кас перенес какую-то операцию на брюшной полости.
