Текст книги "Ты только держись (ЛП)"
Автор книги: NorthernSparrow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 59 страниц)
Ему невольно думается: «Если уж он все равно умрет, надо было засадить ему как следует». Он едва не фыркает от смеха, но потом понимает, что это буквально правда: что теперь Кас может уже никогда не почувствовать, каково это, и Дин этого уже никогда не почувствует – никогда не почувствует этого с Касом, – и его душат слезы. «Успокойся. Успокойся», – приказывает он себе, понимая, что подобный рикошет от смеха к слезам – это, наверное, нехороший признак. «Ты должен успокоиться. Паникой Касу не поможешь. Возьми себя в руки». Ему приходит в голову, что надо привести себя в порядок: люди в фойе отделения скорой помощи косо посматривают на него. Он идет в уборную и обнаруживает, что весь в крови. От крови мокрые его куртка и рубашка, руки и лицо вымазаны кровью, в волосах кровь. Он отмывает руки и умывается, как может, потом засовывает голову под кран, чтобы немного сполоснуть волосы, и даже пытается оттереть куртку, но одежду не отчистить. Дин начинает бесцельно промокать влажным полотенцем красные пятна на рубашке и вдруг вспоминает про черное перышко. У него замирает сердце. Он осторожно расстегивает пуговицу на кармане, осторожно заглядывает внутрь. Черное перышко все еще там, и он вынимает его как можно бережнее. На нем тоже кровь – весь карман в крови.
Дин тратит минут пять на то, чтобы отмыть перо. Почему-то в этот момент, пока он споласкивает перо под бесконечным потоком из крана и смотрит, как красноватая вода стекает в водосток, ему приходит в голову, что он не помнит, какие последние слова сказал Касу. Или, вернее, какие последние слова Кас услышал. Было ли то, как Дин нагрубил ему, последним, что Кас услышал? Когда Дин назвал его сукиным сыном, мерзавцем за то, что он терял сознание? Или когда Дин с сарказмом спросил «Тебе кажется?» в ответ на комментарий о потере крови, который прошептал Кас? Это было последним, что Кас услышал от Дина?
Дин оцепенело промокает черное перышко бумажным полотенцем и вдруг понимает, что Кас ни разу не слышал от него слова «люблю». Никогда. Ни единого раза.
Его руки замедляются, он берет свежее бумажное полотенце и нежно гладит перышко, снова и снова, размышляя над тем, что ближе всего к этому признанию он подошел, когда написал бестолковую СМСку «я тоже по тебе скучаю».
Но Кас же знает, правда? Кас должен знать. Он не может не знать. Весь этот обмен перьями из крылышек был об этом. И поглаживания по затылку были об этом, и объятия ночами, и вчера вечером тоже, и весь чертов римминг, и толстовки с запахом ленивца, и все – все было об этом. Касу же это должно быть совершенно очевидно, независимо от того, произнес ли Дин слова, правда?
Правда?
Дин даже вздрагивает, когда с его носа скатывается толстая слеза и капает на перо. Оказывается, он плачет. Это в общем-то не важно, вот только слеза теперь попала на перо, и Дин не уверен, хорошо ли это: не повредит ли как-то человеческая слеза перу из крылышка, не осквернит ли она его как-нибудь? Слезы – это хуже, чем кровь? Дин наспех вытирает лицо рукавом, снова споласкивает перо под краном и промокает его насухо полотенцем (на этот раз предусмотрительно держа его подальше от лица). Потом он заворачивает перышко в три слоя чистого бумажного полотенца и убирает во внутренний карман куртки. Это наименее запачканное кровью место, которое ему удается найти.
Он возвращается в фойе отделения скорой и проверяет, нет ли новостей о Касе. На этот раз администратор говорит «мы делаем все, что можем». Это фраза означает наихудший сценарий развития событий, Дин с Сэмом всегда в шутку называли ее кодом «плохие новости».
Дин находит на стене указатель на часовню и идет в направлении стрелки в маленькое помещение неподалеку. Там он садится и снова молится.
Он еще раз молится Кастиэлю.
На этот раз он пробует помолиться даже Чаку. Он знает, что это бесполезно. Он молится все равно.
Потом, в момент падения в бездну отчаяния, он шокирует сам себя тем, что молится Амаре.
Но ничего не происходит.
Дин даже снова молится духу реки Колорадо – созданию, в чьем существовании он вообще не уверен. Но это последняя соломинка; как говорится, в окопах не бывает атеистов, и сейчас Дин готов молиться кому угодно. От попытки ведь хуже не будет?
Но ничего не меняется, и Дин знает, что все это выстрелы вслепую.
Он пьет немного воды и заставляет себя что-то съесть, потом идет в уборную, где все это выходит из него обратно, и заставляет себя попить еще немного воды. После этого он садится на стуле в фойе и сидит, уставившись на искусственную елочку, стоящую на стойке администратора. На верхушке закреплен миниатюрный пластмассовый ангел. Дин отворачивается.
Он теряет счет времени, но наконец появляется врач. Дин с удивлением узнает в нем того же врача, с которым Кас говорил шесть месяцев назад – того, что заметил рак на снимках Каса. Оказывается, его зовут Джейсон Флагерти. В руках он держит айпад и большой целлофановый пакет.
– Ваш друг Кастиэль в данный момент в стабильном состоянии, – говорит доктор Флагерти, отведя Дина в закуток, чтобы побеседовать наедине. Но это слегка обнадеживающее заявление он дополняет гораздо более тревожным: – Однако должен сказать вам прямо: его состояние критическое. У него внутреннее кровотечение, он потерял много крови, и мы не уверены, остановилось ли оно. Мы полагаем, что его источник – где-то в пищеварительном тракте. Мы уже перелили Кастиэлю четыре единицы крови и одну – тромбоцитов. Многое будет зависеть от того, как пройдет сегодняшний вечер.
– А кровь была из… э… – Дин стыдится спросить. И стыдится того, что ему стыдно. – Гм, с какого конца? – спрашивает он наконец.
– Похоже, что с обоих, – спокойно отвечает доктор Флагерти. – Ректальное кровотечение и эзофагеальное. Мы пока не знаем источник – это может быть и не прямая кишка, и не пищевод, а где-то глубже внутри, в кишечнике или в желудке. Такое порой случается с пациентами на химиотерапии. Когда сильно понижен гемоглобин, и уровень тромбоцитов тоже. – Говоря все это, доктор Флагерти внимательно наблюдает за Дином, словно пытается оценить, усваивает ли Дин что-то из сказанного. Дин заставляет себя максимально вменяемо кивнуть, и доктор Флагерти, приободрившись, продолжает: – Как вы, наверное, уже знаете, химиотерапия негативно воздействует на стенки кишечника, и кровотечение может начаться спонтанно. И, к сожалению, уровень тромбоцитов химиотерапия тоже понижает. Тромбоциты – это частицы, которые помогают крови свертываться и останавливают кровотечение.
В этом месте он делает паузу. Дин снова кивает – уже нетерпеливо, думая: «Я ухаживаю за пациентом на химиотерапии – уж наверное я знаю, что такое тромбоциты».
– Поэтому если у пациента на химиотерапии начинается кровотечение, его сложнее остановить из-за недостатка тромбоцитов, – продолжает доктор Флагерти. – И поскольку гемоглобин тоже понижен, любая потеря крови очень быстро становится критической. К сожалению, тут три проблемы усугубляют друг друга.
– Короче говоря, пациент на химии может легко истечь кровью, – резюмирует Дин без выражения.
– Именно, – подтверждает доктор Флагерти, немного расслабившись, как будто рад, что Дин способен хоть что-то понимать.
– Но он уже закончил химию! – говорит Дин. – Курс уже закончился. Теперь с ним все должно быть в порядке.
Доктор Флагерти смотрит на него с сочувствием.
– К сожалению, побочные эффекты химиотерапии могут сохраняться довольно долгое время после окончания лечения. А у него, похоже, последний сеанс был только на этой неделе, верно? – Он включает свой айпад, пролистывает на нем какие-то файлы и останавливается на электронной медицинской карте, надписанной именем «ВИНЧЕСТЕР, КАСТИЭЛЬ». – Я лечил вашего друга прошлым летом, – добавляет он. – Вернее… э… он ведь тогда сказал, что вы братья?
– Партнеры, – уточняет Дин ровно.
Доктор Флагерти смотрит на него с профессиональным выражением, даже не поведя бровью.
– Понятно. Ну что ж, я помню его, и вас тоже. Людей из Гранд-Каньона тут спасают почти каждый день, но в моей практике это первый случай, когда такое спасение закончилось диагностикой рака. Рад слышать, что с тех пор он прошел полный курс химиотерапии. Это ведь я дал ему направление в Денвер – вы, наверное, знаете? В общем, я только что получил его историю болезни от доктора Клайна, и похоже, что уровень тромбоцитов при последних анализах у него был не так уж плох. – Он листает карту Каса и разворачивает айпад к Дину, чтобы показать ему какие-то непонятные цифры. – Видите? Не идеально, но приемлемо. Но иногда показатели могут ухудшаться резко, прямо в конце курса. Особенно если была какая-то непредвиденная физическая нагрузка… Или отчего-то поднялось кровяное давление? – Его голос умолкает на вопросительной интонации, и он опускает айпад.
Дин глядит на него, медленно моргая.
Кровяное давление.
Секс повышает давление. Физическое напряжение повышает давление.
Вчера все это имело место. Даже несколько раз.
И потом была тропа Светлого ангела.
Дин чувствует, как поникает его голова. Он смотрит себе на колени.
– Вы случайно не знаете, могло ли это быть спровоцировано какой-то физической нагрузкой? – спрашивает доктор Флагерти. – Это вполне могло произойти и спонтанно – так бывает нередко. Я просто пытаюсь составить полную картину его последней пары дней.
– Мы немного прошлись по тропе Светлого ангела, – бормочет Дин врачу. (Поначалу ему слишком стыдно упоминать секс.) – Я должен был знать… Я должен был знать. Нельзя было его туда вести… Он и так уже кашлял… Но он очень хотел пройтись вниз. Мы прошли всего пять минут, только пару сотен ярдов, не больше, но он так устал, пока поднимался обратно… Тогда он и потерял сознание.
– Это могло сыграть роль, – говорит доктор Флагерти. – Но могло и не сыграть. Особенно если кашель у него уже был до этого. Даже сам по себе кашель мог это спровоцировать. Кашель иногда…
– У нас был секс вчера, – сознается Дин, и он знает, что тут нечего стыдиться, но его голос дрожит при этих словах. И руки тоже дрожат; он сжимает ладони и зажимает их между коленями, чтобы не было заметно. – Я старался, чтобы все было очень… очень нежно… Только-гм, только палец… – Дину приходится выпалить эти слова быстро. Это нужно сказать, нужно, это врач Каса, это врач Каса, и врачу Каса нужно знать о последних двух днях, Дин должен ему сказать. – Только палец, я клянусь, и то я не был уверен, но был канун Рождества, и он хорошо себя чувствовал, и он, он, он хотел, он хотел… – К этому моменту голос Дина дрожит так сильно, что он вынужден оборвать фразу.
– Может быть, дело и не в этом тоже, – говорит доктор Флагерти. Когда Дин наконец рискует бросить на него полный отчаяния взгляд, он не видит ничего кроме сочувствия.
Доктор Флагерти откладывает свой айпад и передает Дину салфетку – за что Дин ему чрезвычайно признателен. Доктор ждет, пока Дин высморкается, после чего профессионально похлопывает его по колену.
– Такие вещи очень сложно предсказать, – говорит доктор Флагерти. – Если бы он отправился на пробежку или что-то подобное, я бы больше переживал. Но секс и прогулка – относительно небольшая нагрузка. Может быть, и ни одно из этих событий не сыграло роли. И потом, ну нельзя же совсем остановить жизнь. Единственный надежный способ поддерживать низкое давление – это приковать человека к кровати, но вынужденный постельный режим на самом деле крайне вреден для здоровья по многим другим причинам. Жизнь должна продолжаться. Секс в канун Рождества и небольшая прогулка в живописном национальном парке в Рождество – это нормально. Это хорошо. Это жизнь. И кровотечение могло быть совершенно спонтанным. Не вините себя. – Он снова берет свой айпад и кивает на карту Каса. – Если бы я вчера видел его карту со всеми текущими результатами и вы спросили меня, рекомендую ли я половую активность – такую, как вы описали, – или короткие прогулки, я бы вам разрешил и то, и другое.
Дин тупо кивает. Доктор пытается его подбодрить.
Но совершенно ясно, что во всем виноват Дин.
После недель тщательного ухода за Касом, наблюдения за ним, помощи ему во всех нуждах, после всех поездок в Денвер и ночей в химическом мотеле в самом конце Дин просто облажался. Пошел на поводу у своих капризов вчера. И сегодня вывел Каса на холод. И провел его по тропе пять минут вместо двух. И даже не заметил, когда Кас потерял сознание! Вместо этого Дин смотрел на долбаную птицу! Это совершенно непростительно, непростительно во веки веков, потому что цену заплатил Кастиэль.
Доктор Флагерти тем временем говорит о том, что Кастиэль борется, и не надо терять надежду, и что за следующий час станет яснее, остановилось ли кровотечение, и «если оно остановится» и «если мы восполним потерю жидкости», то Кас «с большой вероятностью выкарабкается». Дин рассеянно кивает. Только слова «если оно остановится» задерживаются у него в голове. Если оно остановится. Если они возместят потерю крови. Если. Если. Если.
Доктор Флагерти протягивает большой целлофановый пакет и говорит, что возвращает одежду Каса, с каким-то извинением за кровь и еще одним извинением за то, что «остальное» спасти не удалось («Нам поначалу трудно было поставить капельницу»). Потом приезжает новая машина скорой помощи, и у доктора Флагерти пищит пейджер. Привезли какого-то другого пациента, которому тоже нужно внимание (как сейчас могут быть какие-то другие пациенты?), и доктор вынужден убежать с кратким извинением и обещанием вернуться «скоро».
Дин едва замечает, так как он только что открыл пакет, и там лежит новый черный пуховый жилет Каса, и его обезьянья шапка, и белый шарф, который Дин только что подарил ему на Рождество. Только шарф теперь скорее красный, чем белый. Дин долгое время смотрит на окровавленный рот обезьяны на шапке и бесцельно трогает черный жилет. Он лучше скрывает красный цвет, но он липкий от крови.
«Жилет. Пуховый жилет». Стоп.
Дин раскрывает пакет шире и роется в складках мокрого жилета, пока не находит нужный карман. Он осторожно вынимает некогда белое утиное перышко. Как и шарф, теперь оно красное.
Можно пойти помыть и его тоже. Можно всю ночь провести, бережно отмывая перья.
Или можно сделать что-нибудь еще. Что-то полезное.
Дин садится и размышляет. Потом убирает покрасневшее перо обратно в карман жилета, застегивает карман и складывает жилет обратно в сумку. Помыть его можно потом.
Его телефон вибрирует. Пришло сообщение от Сэма.
«Тут плохая связь, – пишет Сэм. – Пока не могу позвонить, но надеюсь, сообщения проходят. Новости есть? Остановился, чтобы написать тебе. Ответь быстро, если получишь. Буду через 20 мин».
Через двадцать минут. Сэм в двадцати минутах. И Дин понимает, оценивая вдруг открывшуюся возможность, что двадцать минут – идеальное время.
Он отвечает: «Ему влили 4 ед. крови + 1 тромбоцитов. Врач сказал, кровотечение в животе, не понятно, остановилось ли. Меня не пускают».
Появляются три точки – Сэм пишет что-то в ответ. Но Дин спешно набирает еще одно сообщение, до того как Сэм успел отправить свое. Новое сообщение Дина гласит: «Встретимся в боковом переулке у отделения скорой. Снаружи. Там, где круглая скульптура. Первым делом посмотри у скульптуры, сразу. Она круглая, как кольцо. Приведи врачей, скажи, чтоб взяли реанимационный набор. Пузырек будет у меня в кармане».
Он нажимает «Отправить». И выключает телефон.
***
Дину становится жаль Сэма: он, бедный, все еще вне зоны приема и не сможет позвонить в скорую еще как минимум десять минут. Но это едва ли первый раз, когда Дин так поступает. Это уже почти привычное дело: еще один день, еще один госпиталь, еще одна кража из больничной аптеки, еще одна передозировка. Он делал это ради Сэма и, конечно, сделает ради Каса.
Попасть в аптечное хранилище смехотворно легко (охраны в Рождество в госпитале нет почти никакой), и всего через несколько минут Дин уже набирает шприц из стеклянного пузырька, стоя в переулке рядом с отделением скорой, прямо возле странной скульптуры, которую заметил с крыши. Солнце начинает садиться (каким-то образом промелькнул уже целый день), и на улице становится по-настоящему холодно. Условия тут почти как в Арктике, но Дину приходит в голову, что, может быть, это даст ему больше времени. Умирающий человек может продержаться немного дольше в холоде, разве нет? То есть небольшая гипотермия как раз кстати: она поспособствует статусу «умирающего», в то же время увеличив шансы на то, что его откачают.
Хотя теперь Дин чувствует все большую вину за то, что перепугал Сэма. И даже завязывая себе на руку жгут (тоже «позаимствованный» из аптеки) и вводя иглу в вену, он знает, что есть небольшой, незначительный шанс, что все пойдет не по плану, и Сэм в результате всего этого останется совсем один. Но у Сэма же есть Сара, верно? С Сэмом все будет в порядке. Сэм съедется с Сарой, она за ним присмотрит, и с ним все будет нормально.
Краем разума Дин понимает, что не очень хорошо все это продумал, но препарат уже у него в крови – он его уже чувствует, – и тонкие нити логики, которые он пытается собрать, рассыпаются; пытающаяся завладеть его вниманием мысль «Стоп, это плохая идея» улетучивается. Он вынимает иглу и даже ощущает прилив гордости, умудрившись аккуратно надеть на нее колпачок и убрать иглу с пузырьком в карман (чтобы врачи поняли, что он принял), и лечь в снег возле скульптуры в правильной безопасной позиции, зажав в руках сумку с жилетом и шапкой Каса. Он чувствует, что подошел к делу с умом. Но пока он лежит, дрожа и ожидая потери сознания (это происходит не сразу – он вколол себе пограничную дозу; может быть, надо добавить еще?), у основания скульптуры зажигается лампочка. Это просто подсветка композиции – наверное, включающаяся автоматически при наступлении сумерек, – но Дин вздрагивает, когда загорается свет. Теперь, когда скульптура освещена, что-то в ее округлой форме привлекает внимание Дина, и он нетвердо поднимается на колени и вглядывается в название.
Это нимб. Это чертово изваяние – скульптура ангельского нимба. Она даже называется «Нимб» – это написано прямо на табличке рядом. Дину остается только рассмеяться.
Он хихикает, чувствуя пьяное головокружение, и в этот момент в глазах у него темнеет.
Дальше Дин с удивлением обнаруживает, что находится возле своего бессознательного тела. Он смотрит на себя вниз, немного встревоженный безобразными судорогами, сотрясающими его туловище по мере развития передозировки. Его руки и ноги бесконтрольно дергаются, изо рта течет слюна. Получилось, что он оставил тело в полном беспорядке: оно лежит в снегу в неловкой позе – он потерял сознание быстрее, чем рассчитывал, и не успел улечься обратно после того, как рассмотрел скульптуру. Целлофановый пакет лежит в паре футов в стороне, наполовину в снегу, и Дин беспокоится, найдет ли его Сэм. Потому что, конечно, вдобавок к жилету и обезьяньей шапке белое (вернее, теперь уже красное) перо все еще в этом пакете.
И, присмотревшись повнимательнее, Дин понимает, что его лицо (точнее, лицо его физического тела), слишком сильно наклонено вниз и почти утоплено в снег. Выглядит это нехорошо. «Интересно, могу ли я дышать», – думает Дин.
Но эта мысль вызывает у него лишь слабый укол сожаления. Теперь с этим ничего уже не поделать – в его текущем полумертвом призрачном состоянии он не может ни разгрести снег, ни перевернуть свое тело. Поэтому он встает и отправляется к госпиталю. В теории он мог бы просто долететь туда – призрак со стажем мог бы просто переместиться прямо в палату Каса. Но Дин даже не знает, где его палата, и быть мертвым для него еще в новинку, так что проще представить, что у него по-прежнему есть тело с ногами, способными ходить. Поэтому он идет.
Волноваться нет смысла. «Сэм скоро приедет», – думает Дин. Хотя… Импалы пока нигде не видно, шума мотора не слышно, из дверей госпиталя не выбегает команда медиков с реанимационным набором. Но Сэм, должно быть, спешит сюда на всех парах. Без сомнения, скоро он доберется до зоны приема и позвонит в скорую, а потом будет здесь и сам – Сэм проверит все переулки, найдет тело Дина и приведет врачей, которые его реанимируют. Все получится. Дин очнется, и все будет в порядке.
Наверное.
Или так, или Дин умрет и окажется в Пустоте.
И если Кас умрет сегодня, он тоже умрет навсегда. Может быть, они попадут в Пустоту вместе?
Но даже если им обоим уготована участь оказаться в Пустоте, сначала Дина должен забрать жнец. И Каса тоже. Всех в конце забирает жнец, даже Бога. Так написано в десятой главе.
«Надеюсь, долбаная книга не врет», – думает Дин, проходя прямо через закрытые двери отделения скорой и отравляясь по коридору в поисках жнеца Каса.
========== Глава 48. Громовержец ==========
За Завесой время течет немного иначе. Десять «настоящих» минут там, в стране живых, здесь могут казаться часом. Что очень кстати, потому что у Дина уходит чересчур много времени на то, чтобы разыскать Каса.
Он пытается быстро пройти через все палаты в отделении скорой помощи и затем в соседнем отделении реанимации, но ему мешает это странное ощущение неспособности нормально ходить. Бегать здесь вообще не получается: он пытается несколько раз, но бежит почти на месте, медленно планируя в воздухе при каждом шаге. Ходить получается лучше – по крайней мере, так Дин продвигается вперед, – но все равно присутствует это потустороннее чувство легкости, как будто его ноги на самом деле не касаются земли. И, конечно, так и есть: его настоящие ноги вместе с остальным телом лежат снаружи в снегу. «Тело», которое при нем сейчас, – лишь проекция его воображения. И ощущение от него такое же нереальное, как во сне.
Но что самое странное, весь госпиталь вокруг кажется каким-то причудливо далеким. Дин все прекрасно видит: стены выглядят твердыми, люди выглядят более или менее нормально (хотя и двигаются немного замедленно), и больничные койки, и кресла в фойе – все это выглядит как обычно. Но все кажется каким-то плоским, как будто на отдаленном телевизионном экране в темной комнате. Звуки немного приглушены, и даже свет струится как-то по-особому, почти как если бы Дину были видны отдельные пролетающие фотоны.
И, конечно, он ни к чему не может прикоснуться. Все очень иллюзорное – или, вернее, это Дин иллюзорный. Он уже прошел через несколько закрытых дверей и даже через пару стен и немного осмелел. Дважды, пока он ходит по коридорам в поисках Каса, персонал госпиталя прокатывает пустые каталки прямо сквозь него. Наконец Дин замечает доктора Флагерти: он стоит в коридоре, глядя в свой айпад, и Дин подкрадывается к нему, тоже пытаясь заглянуть в экран (он надеется, что там может оказаться карта Каса и подсказка о его местонахождении). Но доктор Флагерти внезапно срывается с места и проходит ровно сквозь Дина без малейшего колебания. Дин чувствует легкую тошноту: появляется странное ощущение, словно все его тело колеблется от вторжения доктора Флагерти, волнуясь, как занавеска на ветру. Дин уже знает, что его нынешнее «тело» – не более чем фрагмент памяти, поддерживаемый волевым усилием, но от напоминания об этом все равно очень неуютно.
Дин заставляет себя успокоиться и спешит вслед за доктором Флагерти, надеясь, что тот направляется к Касу. Но доктор Флагерти сворачивает к стойке администрации и заводит долгий разговор с усталого вида студентом.
Дин болтается рядом. Текут драгоценные минуты. Когда Дин уже начинает отчаиваться, доктор Флагерти вдруг наконец говорит: «И сегодняшний спасенный из каньона – интересный случай: кишечное кровотечение, но вторичное на фоне химиотерапии. То есть у него онкология».
Дин подвигается ближе.
«Представь себе, это уже его вторая воздушная эвакуация из каньона в этом году, – продолжает доктор Флагерти. – Ужасно для семьи, конечно, особенно в Рождество. Я только что разговаривал с его партнером – он в жутком состоянии. Вообще к нам почти каждый день привозят кого-то из каньона, но этот случай – показательный в том плане, что никогда не стоит отметать подозрение на недиагностированную проблему. Мы до сих пор не можем его стабилизировать – пока, увы, кандидат в ДНП… – (Дин морщится: эту аббревиатуру он слышал. Обычный черный юмор врачей скорой, означает «долго не протянет») – так что я тебя попрошу посидеть с ним и последить за его показателями. Иногда живое наблюдение за пациентом крайне важно, особенно в таких пограничных шоковых случаях, а сестры не могут оставаться с ним все время. Так что сделаем его твоим учебным пособием. Давай я введу тебя в курс дела, вот его карта…»
И доктор Флагерти начинает листать свой айпад, прямо как Дин и надеялся, хотя студент стоит слишком близко, так что Дину плохо видно. В конце концов, потеряв терпение, Дин просовывает голову прямо в спину студента, выглянув у него из горла, чтобы увидеть айпад. Но там только куча каких-то непонятных результатов анализов, терминов и сокращений, которые ни о чем Дину не говорят. Но потом, как по волшебству, доктор Флагерти произносит: «О, видишь, он только что вернулся с МРТ – мы смотрели, нет ли у него кровоизлияния во внутренние органы, – и видишь, здесь в ячейке только что появился код – это значит, он вернулся в реанимацию. Мы тестируем новую систему, которая показывает текущее местонахождение пациента…»
Остальное Дин не слышит – он уже огибает доктора Флагерти и спешит в реанимацию. Каса забирали для снимков! Конечно! И теперь он снова в реанимации! Дин двигается так быстро, как может.
Он знает, что времени остается очень мало. Его физическое тело стремительно остывает снаружи в снегу; сердце уже, должно быть, остановилось… а Сэма все не видно. И, что еще более тревожно, нет никаких признаков суеты здесь, в скорой: никто, похоже, не получил вызова по поводу неожиданной передозировки и не бежит в переулок искать пострадавшего.
До Дина начинает доходить, как все это было глупо.
Не говоря уже о том, как жестоко по отношению к Сэму.
И, думает Дин по пути, даже если он найдет жнеца Каса, что он реально может сделать? Дин прекрасно понимает, что у него нет даже никакого плана. Он мельком задумывался о том, чтобы как-то пронести за Завесу ангельский клинок и пригрозить им жнецу. Но даже если бы это было возможно, клинка у него нет – оружие осталось в Импале, у Сэма. И у Каса не было с собой клинка ни в куртке, ни в новом жилете.
На что Дин в итоге надеется, так это на то, что удастся как-то сторговаться со жнецом. Заключить сделку; может быть, предложить какие-то свои услуги, расписать себя офигенно ценным союзником. Может быть, впечатлить или даже напугать жнеца приукрашенной историей о том, как Дин убил их босса, саму Смерть.
Или просто-напросто обменять себя на Каса. Как он однажды уже пытался сделать перед Билли, чтобы спасти Сэма.
Дин понимает, что и Сэм, и Кас проклянут его за такой план. Но Каса спасти гораздо важнее, чем Дина, потому что у Каса нет души. У Дина, по крайней мере, есть душа: у него есть надежда хоть на какое-то загробное существование – хоть в Пустоте, хоть где.
Кас же, вероятно, просто бесследно исчезнет.
И это еще одна причина, по которой Дин пришел за Завесу: в крайнем случае, если ничего другого не удастся, он хотя бы заставит жнеца рассказать ему, что случается с ангелами, когда они умирают. Куда они попадают.
Они должны попадать куда-то, и, если бы Дин только узнал куда… тогда может быть, он сможет отправиться туда сам. И вернуть Каса.
***
Наконец Дин проходит через последнюю стену и оказывается в отделении реанимации. Он помнит планировку отделения еще с лета: в центре находится большой открытый холл, где сходятся коридоры, в холле располагается пост персонала, кругом снуют медсестры, ординаторы и санитары, и отсеки с пациентами отгорожены шторками…
И вот он Кас.
Шторки его отсека еще открыты, потому что его только привезли назад и в данный момент перекладывают с каталки в больничную койку. Вокруг него собралось множество санитаров и медсестер. Они поднимают его, кладут на кровать и начинают подсоединять к нему различные трубки и мониторы, светить фонариком ему в глаза и проверять давление.
Выглядит он ужасно. Его кладут на бок (значит ли это, что он все еще давится кровью?) лицом к Дину; он раздет донага, и только одна окровавленная простыня небрежно наброшена ему на бедра. Он худой, как щепка, покрыт синяками и весь перепачкан кровью. Похоже, его еще не пытались помыть или даже как следует прикрыть. На нем нет ничего, кроме покрасневшей простыни на бедрах и какой-то окровавленной прокладки, проложенной между ног, чтобы впитывать кровь. Другая, похожая прокладка подсунута под его голову. Его кожа белая, как лед, губы почти синие, глаза закрыты.
Он выглядит невыносимо жалко, когда лежит так, беспомощный и беззащитный, совсем обнаженный, не считая тонкой полоски кровавой простыни. Дин – в ужасе; он невольно подскакивает к Касу, окликает его по имени и пытается взять за руку, но, конечно, пальцы Дина просто проходят сквозь его руку. Медперсонал начинает ходить прямо сквозь Дина – одна сестра надевает кислородную трубку Касу под нос, другая прилепляет электроды ЭКГ к его груди, еще одна заменяет окровавленную простыню на свежую. Четвертая несет свежий пакет для капельницы с багряной кровью; она тоже проходит сквозь Дина и начинает присоединять пакет к трубке капельницы Каса.
Дин не может помочь ничем. Он не может даже прикоснуться к Касу и медленно отступает назад, чувствуя свою полную бесполезность. В конце концов, повинуясь бессмысленному инстинкту отойти и дать место медицинским работникам, он обходит койку Каса и продвигается в дальний угол реанимационного отсека. С такого ракурса он впервые видит спину Каса и только тогда обнаруживает два блестящих черных крыла за его плечами.
Они видны совершенно ясно. Никто больше, кажется, их не замечает, но они прямо на виду.
Оба крыла висят абсолютно безвольно. Нижнее каким-то образом спадает вниз прямо сквозь койку; Дин видит его кончик, свисающий у пола. Верхнее крыло висит за спиной Каса, полураскрытое под собственным весом.
И, несмотря на плачевное состояние самого Кастиэля, Дин невольно отмечает, как невероятно красивы его крылья.
Длинных маховых перьев действительно нет (от этого крылья приобрели стройный, заостренный вид), но они все равно похожи на крылья: они покрыты тонким слоем других, более мелких перышек – нежных сияюще-черных, с золотой гребенкой по краям. Местами видны вкрапления золотых серпов, и черный цвет кажется слегка перламутровым, отбрасывающим блики зеленого, голубого и даже фиолетового. Крылья выглядят нетронутыми кровью – должно быть, оттого что находятся в небесной плоскости, а не в материальной (Дину здесь, за Завесой, должно быть, каким-то образом видны оба измерения). Поэтому сейчас они выглядят единственной чистой частью тела Каса.
