Текст книги "Трилистник. Хогвартс (СИ)"

Автор книги: Lutea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 57 страниц)

Отец первым заметил внимание к их разговору и строго посмотрел на ребят – пришлось быстро делать вид, что полностью поглощены занятием. Любопытство лишь возросло.

***

Обед проходил в тишине: отец и мистер Паркинсон срочно куда-то ушли, мать пребывала в задумчивости, а ребята были слишком вымотаны, чтобы праздно переговариваться.

Неспешно поглощая наваристый говяжий бульон, Рей подумал: а что, собственно, ему мешает напрямую спросить мать о том, что случилось утром? Эту мысль испуганно отринула та часть его существа, что ужасно не хотела вызывать родительский гнев – а ведь есть шансы, что именно гневом мать отреагирует на его неуместный вопрос. С другой стороны, интересно было до жути. Да и раз уж Рей решил быть более уверенным в себе, почему не начать с отношений с родителями?

– Мама? – окликнул Рей и, дождавшись, когда она повернётся, спросил: – Зачем приходил мистер Паркинсон? Вы все трое выглядели встревоженными… Что-то произошло?

И пусть противный детский голосок кричал из глубин души, что так делать нельзя, задать прямой вопрос стоило хотя бы ради тёплого взгляда и одобрительной улыбки Хлои.

Мать кивнула.

– Да, случилось. Именно то, что с нынешним уровнем магического образования было лишь вопросом времени.

– Что же? – удивлённо уточнил Рей.

Мрачная удовлетворённость в голосе матери неприятно его поразила.

– Знание – сила, дети, – сказала мать, улыбаясь так, словно только что стала свидетелем несчастья заклятого врага. Рея передёрнуло. – Я расскажу, но эта история, само собой, не должна быть вынесена за пределы дома.

– Она не будет, миссис Мальсибер, – мгновенно пообещала Хлоя.

– Она не будет, – как эхо повторил за ней Майкл негромко и твёрдо.

– Не будет, – кивнул Рей, во все глаза глядя на мать.

Та всмотрелась в лицо каждого из ребят и медленно наклонила голову.

– Вчера вечером ваш одноклассник неосознанным ритуалом призвал низшего демона, что привело к смерти девочки-маглы.

– Ох! – выдохнул Рей, поражённый известием. На ум мгновенно пришло, как Розье проклял Хлою, едва её не убив. Рей под столом сжал кулаки. Никто, кроме него!..

– Кто это сделал? – глухо спросил Майкл.

– Мальчишка Поттер.

Майкл словно заледенел, а Хлоя сжала губы в тонкую линию.

– Который из них?

– А их двое? – безразлично уточнила мать.

– Да, – поспешил объяснить Рей, чувствуя, как колотится сердце, – родной и приёмный.

– Родной, конечно: приёмный на такое попросту не способен, – мать откинулась на высокую резную спинку стула. – Ну-ка, Рей, что у Поттеров за кровь?

– В смысле? – всё ещё пытавшийся переварить услышанное Рей встрепенулся. Под взглядом матери пригладил волосы и наморщил лоб, пытаясь припомнить. – Ну… Поттеры – зельевары и целители…

– А под слоем всего этого?

Рей, к своему стыду, не нашёлся с ответом и неуютно пожал плечами. Мать хмыкнула.

– Певереллы они. Очень давно и очень глубоко, но всё-таки.

Стыд усилился, и Рей спешно отвёл глаза. Не вспомнить такое…

– Что это означает? – уточнила Хлоя. – Вы не могли бы объяснить?

– Когда-то очень давно Певереллы были самыми могучими некромагами этих земель. Их собственная волшебная кровь, а также таланты в самых разных областях магического знания кульминировали в трёх братьях, создавших это, – мать подхватила одну из своих многочисленных цепочек и продемонстрировала ребятам символ. – Дары Смерти. Три артефакта, равных по силам которым с тех пор были единицы.

– Бузинная палочка, воскрешающий камень и мантия-невидимка, – вставил Рей, чтобы не показаться матери совсем уж несведущим. Всё-таки сказку о трёх братьях и научные изыскания о Дарах ему доводилось читать.

– Одни из самых желанных предметов для всех артефакторов, – мать отпустила цепочку, и знак Даров со звоном присоединился на её груди к остальным талисманам. – От людей, создавших их, в Поттерах не осталось почти ничего, не считая повышенной чуткости, крупиц связи с потусторонним миром. Они убили в себе некромагов, чтобы помогать людям, но кровь не обманешь… – мать вновь неприятно усмехнулась и позвенела цепочками.

– И Джеймс… дотянулся до потустороннего мира? – сглотнув, спросил Рей. Вдруг стало страшно: мало им было нестабильного Розье, теперь ещё опасаться в классе придётся и не в меру активного Джеймса Поттера.

– Или тот мир дотянулся до него. Существа по ту сторону всегда ищут способ пробраться к нам, к своей еде, – мать резким жестом обвела портреты на стенах столовой. – Думаешь, Рей, с кем в том числе твои предки рубились в былые славные века?

Рей вновь сглотнул. Перспектива рубиться с нечистью, призванной одноклассником, не очень его вдохновляла.

– Кроме того, место, – продолжила мать, с кривой подрагивающей полуулыбкой наблюдая за ним. – Магический фон Годриковой Впадины – один из ярчайших в Британии. Волшебство самого разного толка творилось там веками, и сильное волшебство. Мощнее маяком на карте является разве что старый добрый Хогвартс – из сохранившихся до наших времён, по крайней мере. Да, Хогвартс… – мать на пару мгновений прикрыла глаза как будто мечтая. – В детстве мы не ценим его. Не способны, пожалуй, оценить. Его история, старая магия, древние тайны… Для вас он не более чем школа, конечно же!

Спорить никто из ребят не стал – да Рей и не видел возможности заспорить с волшебницей, свою жизнь посвятившей исследованию магии и загадкам былого.

– Годрикова Впадина из той же серии, – продолжила мать, приоткрыв глаза. Осознанно или нет она начала выводить на скатерти какой-то узор – или же план поселения. – Там какой только магии ни творилось, и нечисть это знает, всегда стережёт у ворот. А ключ к ним нечаянно подобрал мальчонка с подходящей кровью, даже не думавший, что слова магловской игры могут отпереть замок. Слова, в устах магла или даже большей части волшебников лишённые смысла, сказанные потомком Певереллов обретают силу.

Майкл и Хлоя обменялась взглядами, полными стольких противоречивых чувств.

– Однако разве о такой наследственности не положено предупреждать носителя? – медленно произнёс Майкл, взвешивая каждое слово. – Человек должен знать о своей потенциальной силе, чтобы научиться её контролировать.

– Это если подходить к наследию предков ответственно, – скривилась мать. – Сейчас из наследия большую часть волшебников волнует разве что счёт в Гринготтсе и политический капитал, – и то, с каким отвращением она выплюнула эту фразу, одновременно заставило Рея забеспокоиться (не упускает ли он сам что-то из того, что обязан знать?!) и испытать иррациональное тепло.

Ведь когда за твоими плечами десятки поколений магов, важно уважать свои корни, а не только пользоваться плодами, что принесло взращённое ими дерево рода.

– Всем плевать, – проговорила мать, обращаясь скорее к себе, чем к затаившим дыхание ребятам. – Магия для них – это шутка, бытовой инструмент. Не ценят, не уважают, не опасаются… идиоты! – рявкнула она и ударила кулаком по столу – зазвенели приборы, качнулись стаканы. – Вы трое, не смейте такими быть! У каждого из вас сильная кровь и ответственность перед нашим миром не меньшая!

– Мы будем стараться изо всех сил, – как всегда первой нашлась Хлоя.

– Уж я прослежу, – буркнула мать. – А преподавание в Хогвартсе надо полностью пересматривать. Что за позор: потомок некромагов не знает, что уж точно не ему заигрывать с нечистью!

– Поэтому отец и мистер Паркинсон так торопливо ушли? – догадался Рей. – Созвано срочное заседание Совета попечителей?

– Да, и попечители обязаны наконец взяться за ум, – мать снова скривилась, её скула задёргалась. – Если только Малфой опять не уведёт всё в политику.

***

– Ну разумеется Малфой свёл всё к политике, – раздражённо проговорил отец. – Право слово, ты разве могла всерьёз думать, что будет иначе?

Веcь день прошёл в томительном ожидании, и когда отец вернулся из Министерства, все обитатели дома собрались за послеобеденным чаем в гостиной. То, что их с друзьями не выдворили с обсуждения, Рея поражало, и он старался лишний раз не открывать рот, чтобы не нарваться на изгнание.

– Уж прости, что заподозрила разум у председателя Совета попечителей Хогвартса! – огрызнулась мать, сжимая тонкую ручку чашки так крепко, что едва не сломала.

– Разума там как раз много, – отец шумно воздохнул. – Направлен он, правда, точно не на благо общества.

– Значит, считай, нет его!

– Когда ты уже повзрослеешь?..

– Если взросление означает превращение в эгоистичного сноба – надеюсь, что никогда!

– Да тише ты! Плохой пример молодёжи подаёшь, – быстро зыркнув на Рея и его друзей (все трое сидели тихо, сжимая в руках кружки с почти не тронутым чаем и внимательно слушая), отец не дал матери возможность парировать и продолжил: – Вообще, тебе стоило слышать, как красиво Малфой подвёл к тому, что в целях повышения уровня безопасности в школе в целом и каждого конкретного волшебника в частности защиту просто обязан вести чистокровный.

Мать встрепенулась.

– Так мне дали должность?

– Что?! – не сдержался Рей, поперхнувшись чаем. Хлоя быстро и аккуратно забрала у него из рук чашку с блюдцем и участливо похлопала по спине.

– Что за удивлённый тон? – вскинула бровь мать, поджав губы. – По-твоему, пусть и преподавала по году в Шармбатоне и Колдовстворце, для Хогвартса я недостаточно хороша?

– Ты преподавала в Шармбатоне и Колдовстворце?!

– Ну да. Я разве не упоминала в письмах?

– Нет, вообще-то!

– А, ну, значит, забыла…

Отец прикрыл глаза и почесал висок.

– Хорошо, что рекомендации свои ты нигде не забыла. Совет они впечатлили.

Отвернувшись от ошарашенного Рея, мать горделиво вскинула подбородок.

– Так что, должность моя?

– Да. Только не защита, а руны.

– Руны?! – возмутилась мать, и тонкая фарфоровая ручка чашки всё-таки хрустнула в её пальцах. Тут же появился домовик и всё убрал. – Какие ещё руны, Реджи?!

– Древние, – бросил отец и вновь не дал ей продолжить возмущаться: – Дамблдор оказался быстрее нас и уже нашёл нового профессора защиты; эту кандидатуру никто оспорить не смог.

– Или не попытался, – обиженно вставила мать.

Отец отмахнулся.

– Есть вещи, с которыми не спорят. Кроме того, по итогу все получили то, за что боролись: как большая часть совета и хотела, защиту будет вести чистокровный; как хотели мы, тебе нашлась должность в Хогвартсе.

– Руны в чистом виде – это скучно, – протянула мать явно из чувства противоречия.

– Ну так сделай интересно, – закатил глаза отец.

– Уж постараюсь, – съязвила мать и мгновенно переключилась на ребят: – Дети, вы факультативы уже выбрали?

– Письма ещё не пришли, – буркнул Рей, не глядя на неё. Ему было до дрожи обидно от безразличия, с которым мать относилась к тому, что родной сын о ней, по сути, ничего и не знает.

И почему Рею казалось, что мама просто обязана быть фигурой близкой и тёплой?..

– Тогда примите к сведению: руны и нумерология для вас обязательны, – объявила мать и, резко снявшись с места, отошла к стеллажам с книгами.

Рей потерянно-вопросительно посмотрел на отца, сам не зная, что хочет спросить или услышать. Отец, впрочем, не заметил: он буравил взглядом напряжённо расправленные плечи матери, застывшей перед книжным шкафом, и словно высчитывал, стоит её окликать или нет.

– Мистер Мальсибер, – обратилась Хлоя, – а чем эта история закончилась для Джеймса Поттера?

– Да ничем. Ещё до того, как было принято какое-либо решение, кузен мальчишки уничтожил его воспоминания.

– Ты сейчас шутишь? – мать порывисто развернулась, уставилась на отца в неверии. Тот покачал головой.

– Не шучу. Благородные любители равноправия и законности Поттеры храбро плюнули в лицо порядкам, едва запахло проблемами для одного из них.

– И что? Все закрыли на это глаза?

– В целом – да. Флимонт Поттер на короткой ноге с министром, да и Дамблдор на его стороне, а Карлус Поттер – глава Управления мракоборцев. Чтобы ввязываться в баталию с ними, нужен весомый повод, а у Малфоя на этот раз его, кажется, не нашлось. У Отдела тайн остались, как я понял, вопросы, но скорее не к мальчишке, а к его кузену, уничтожившему воспоминания. Все пришли к немому согласию притвориться, что ничего не было, и оставить разбираться Поттеров и Тайны между собой.

– Но почему? – нахмурилась Хлоя. – Когда Эван Розье напал на меня, его серьёзно наказали. А ведь из-за Джеймса Поттера кто-то погиб…

– Магла.

– А разве маглы – не люди?

– Люди. Однако для большинства волшебников их жизни мало что значат.

– И для вас? – продолжала допытываться Хлоя, мрачнея всё сильнее. Никогда раньше Рей не видел её такой.

– Для меня – да, – сказала мать твёрдо.

– При этом и мой, и Моры отцы погибли в войне против человека, желавшего подчинить маглов волшебникам, – промолвил отец и невесело усмехнулся.

– Мы слишком долго и часто их защищали, – процедила мать, складывая руки на груди. – Этих «очаровательных в своей простоте» маглов! Мы веками гоняли нечисть и нечеловеческие расы, только бы те не пережрали милейших маглов. Мы сражались с монстрами и подчиняли погоду, только бы уберечь их деревни и посевы. Мы лили кровь и умирали – и ради чего? Ради того, чтобы маглы пошли на нас с вилами и кострами, презирали и плевали вслед? «Ну они же не понимают, что мы стараемся для их блага!» – ах, как же меня бесит пропаганда маглолюбцев! Инквизицию все забыли! А сколько магов-детей эти самые милейшие маглы сожгли-зарезали-утопили, заметив у них первые вспышки стихийного волшебства? И то, что совсем скоро они со своими технологиями начнут наступать нам на пятки…

– Мора, – перебил её отец, его взгляд был очень серьёзен. – Довольно. Прояви уважение к памяти своего отца.

– Я уважаю память отца. Гриндевальда нужно было остановить, – мать сверкнула глазами. – Но не ждите от меня того, что я стану трястись над каждым маглом. Нашими стараниями мир стал безопасным. Пусть не суются к волшебникам – и всё будет отлично!

– Не думаю, что это возможно, – сказал отец. – Уж точно не на данной стадии развития что нашего, что их общества. Маглов следует иметь в виду.

– Как имеют их в виду Абраксас Малфой и Арктурус Блэк?! «Где маглы? Какие маглы? Никого тут с нами на острове нет!» – издевательски передразнила мать, входя в раж. – Ведь куда важнее выяснить, у кого магическая родословная длиннее и кошелёк толще! Играют в политику, пытаются поделить между собой страну – и для кого это всё, для чего? Для удовлетворения собственной алчности?.. И Дамблдор с нынешним министром не лучше! Пока те ерундой страдают, эти закапывают магическое знание, память поколений поглубже и с удивлёнными взглядами рассуждают, мол, как же это и зачем: не любить милых, милых наивных маглов?..

Отец усмехнулся.

– И правда что, какие руны? Надо было выбить тебе должность профессора магловедения.

Сбитая со своей яростной речи мать поморгала, а затем неожиданно вернула отцу улыбку.

– Не надо: я бы за месяц разругалась с директором и вновь уехала из страны.

– Тогда в самом деле не надо…

Наблюдая за ними, Рей осознал, что окончательно запутался.

***

– Я совершенно не понимаю родителей, – с тяжёлым вздохом признался он Хлое.

Солнце клонилось к линии горизонта, сливавшейся с морем. Солоноватый ветер трепал волосы, а также гривы и хвосты лошадей, пока Рей и Хлоя неспешно ехали по берегу. Рей был искренне рад, что подруга согласилась выбраться с ним из поместья проветриться: ему нужно было выговориться, и так уж выходило, что лишь только с Хлоей он мог быть полностью открытым.

– Ты чувствуешь, что не понимаешь нечто конкретное? Или это общее чувство? – вдумчиво уточнила Хлоя. В такие моменты она ощущалась намного старше своих лет, более понимающей и мудрой, чем сверстники. Как взрослая – но при этом ровесница. Наверное, отчасти поэтому Рею было так легко открываться ей.

– Даже не знаю… – Рей пригладил растрепавшиеся волосы, формулируя более подробный ответ. – Иногда мне кажется, что им безразличен я, сам факт моего существования. Помнишь, как после того, что произошло с нами в замке Бёрков, мать осталась спокойна даже когда я спросил, всерьёз ли бабушка Катриона пыталась меня убить? И ведь совершенно на неё не разозлилась – подумаешь, всего лишь желала смерти её единственному сыну! Или как отец в разговорах может запросто проигнорировать мой вопрос, но никогда – матери…

– Это может быть очень обидно, – согласилась Хлоя, и Рей запальчиво кивнул.

– Очень! Словно без меня их жизни были бы в точности такими же, как сейчас, может быть, даже легче!

– Я не думаю, что это так.

Рей буквально подавился следующей фразой.

– Я думал, ты понимаешь, о чём я!

– Я понимаю, – сказала Хлоя, и этим взгляду и тону сложно было не верить. Уже пару недель как Хлоя перестала носить дома очки, и её удивительные глаза – немного жуткие, но завораживающие, похожие на расплавленное серебро, – без иллюзии очков давали в полной мере отразиться всем чувствам девушки. Как будто с лампы сняли плафон, и свет разом стал ярче. – А ещё я знаю, что некоторые люди попросту не умеют выражать свои чувства… скажем так, общепринятым образом.

– В смысле? – не понял Рей и остановил коня. Тот, молодой и норовистый, всхрапнул и мотнул головой, но Рей твёрдой рукой пресёк зарождающийся бунт. Остановившись рядом с ним, Хлоя погладила свою покладистую кобылу по белой шее.

– Люди… все очень разные, Рей. И когда в социуме нам говорят – через книги, обсуждения, лекции, – как обязано выглядеть проявление того или иного чувства, говорящий лукавит, осознанно или нет, – Рей растерянно моргнул, но перебивать не стал: знал, что подруга видит его замешательство и попытается объяснить получше. – Вот, к примеру, забота. Принято считать, что забота родителя о ребёнке – это быть всегда рядом, слушать и принимать, рассказывать сказки на ночь и помогать с уроками, жалеть, когда больно, и смеяться вместе, когда хорошо. Так во многих семьях, и это прекрасно, – тут Хлоя улыбнулась с оттенком тоски, и Рей со стыдом вспомнил: у неё ведь самой нет родителей. Как он смел поднять эту тему при ней?!

– Хлоя, прости, я…

– Подожди, пожалуйста, иначе я собьюсь с мысли, – шутливо пожурила его Хлоя, но взгляд её оставался поддерживающим и серьёзным. Рей прикусил изнутри щёку. Мерлин, и как только она могла существовать, такая восхитительная?.. – Я говорила о том, что обществом считается нормой. Однако норма – это понятие… условное.

– Разве?

– Конечно. Ведь оно зависит от того, с точки зрения какой группы рассматривать то или иное явление. Для солдата убийство – норма; для гражданского – нет. Для мага волшебство – норма; для магла – пугающая аномалия. Для обычного человека забота – это одно, а для пережившего тяжелейшее горе и беды – иное, – Хлоя пристально посмотрела ему в глаза. – В замке Бёрков твоя мама спасла тебя из зеркала, не раздумывая, а затем приложила все усилия, чтобы отправить прочь из опасного места. Твой отец в это время, не беспокоясь о собственной жизни, искал тебя, подключив других людей. Это та забота, проявление любви, которые понятны твоим родителям. Те, на которые они способны.

– Кхм, – Рей уставился на далёкий горизонт, алеющий в приближении заката. – Но почему? Почему они такие?

– Этого я не знаю, – отозвалась Хлоя. – Может быть, это как-то связано с их собственным детством. Твой отец сказал сегодня, что у них обоих отцы погибли в войну.

– Пережившие тяжёлое горе и беды… – негромко повторил Рей сказанное подругой чуть ранее. Он думал, вспоминал, пытался сопоставить. Глупая детская обида притупилась, но не ушла полностью. – Но почему бы им просто не рассказать мне об этом? Ты ведь видела сама, как и чем они со мной делятся: обсуждать при мне политику и устройство мира – это запросто, а вот что-то личное – увольте!

– Возможно, давая тебе знания, они так о тебе заботятся, – предположила Хлоя.

– Знания – сила? – хмыкнул Рей.

– Зачастую это именно так. А что касается личного… может быть – но помни, пожалуйста, что это только мои мысли! – твои родители не считают важным делиться своим травмирующим опытом, и тем самым они как бы пытаются защитить тебя от него; стараются не давать поводов отвлекаться и переживать.

– Оу, – нахмурился Рей, не убеждённый. – Интересное предположение.

– Поверь, так бывает, – Хлоя вновь горько улыбнулась. – Так со мной поступает Майкл, а я, пусть не всегда выходит, так поступаю с ним. Помнишь, мне разбили руку прошлым летом? Майкл об этом узнал только на вокзале, хотя мы постоянно переписывались.

– Но если знание – сила, – проговорил Рей задумчиво, – как можно считать, что сокрытие от близкого человека информации может помогать ему оставаться сильным?

– Это забота, а она нередко иррациональна.

– Я окончательно запутался, – сдался Рей и, легко ударив коня пятками по бокам, вновь поехал вдоль берега. Хлоя нагнала его и заметила:

– Это нормально, Рей. Понимать и принимать особенности и точки зрения людей – одна из самых сложных в жизни вещей.

– Но ты как-то можешь, – не глядя на неё, проворчал Рей.

– Я очень много тренировалась, и у меня были вдохновляющие примеры, – Хлоя вложила в голос весёлость, но взгляд её оставался собранным и внимательным.

Рей невольно улыбнулся, каждой крупицей души нежась в её искреннем внимании и поддержке.

– Спасибо, Хлоя.

– За что?

– Да за то, что ты есть, – Рей улыбнулся шире, глядя на неё. – Подумать только: мы меньше года дружим, а из-за тебя моя жизнь уже изменилась так круто! Ведь если бы не ты, я бы не порвал с Розье, не нашёл бы в себе силы попытаться пойти наперекор воле отца и не оказался бы в замке бабушки, мать бы не вернулась в Британию и мы все не провели бы это замечательное лето вместе дома… – Рей зажмурился, представляя себе ту жизнь: в которой всё ещё ходил бы хвостом за Эваном, не имея сил сказать ему слово поперёк, беспричинно (как понимал теперь) боялся бы отца и продолжал лишь изредка обмениваться пустыми письмами с мамой… По спине пробежали мурашки, и холодно сделалось не от ветра. – Ты спасла меня от чего-то, чему я не могу подобрать имени… Наверное, ничтожества.

– Ты спас себя сам, Рей, – возразила Хлоя. – Тем, что захотел измениться. Так что благодари лишь себя.

И пусть Рей не был согласен, спорить он не стал: не хотел превращать их с Хлоей общение даже в подобие родительских препираний.

***

– Для Джеймса всё закончилось хорошо, – было первое, что сказал дядя Флимонт, вернувшись с экстренного заседания Совета попечителей. Уже сама формулировка, а ещё больше взгляд, доставшийся Брайану, говорили: не для всех это конец.

Невысказанное вслух предостережение Брайан принял стоически: с самого начала знал, что своеволие и вторжение в дело другого отдела Министерства – тем более Тайн – не пройдёт без последствий. И, несмотря ни на что, испытывал радость: с мелкими кузенами всё будет хорошо. С проблемами лично для себя Брайан уж как-нибудь разберётся.

Не раз и не два Вуд упрекал его за эту жертвенность, но Брайан иначе не мог. В его понимании невозможно радоваться жизни, когда беды у близких; при этом что с самим – не так уж важно. Так что он примет наказание, каким бы оно ни было. Не выгонят же они его из Министерства! Верно?..

«Даже если выгонят – оно того стоило!» – твёрдо сказал себе Брайан и устроился на подоконнике в своей детской комнате ждать.

Отец вернулся к вечеру: вымотанный и раздражённый. Коротко кивнул на сообщение дяди, что тот откорректировал память Джиму, отмахнулся от вопросов матери и потребовал Брайана в свой кабинет, немедленно. Это пахло большими проблемами.

Домашний кабинет отца являлся святая святых. Брайан был допущен туда всего несколько раз за свою жизнь: когда получил письмо из Хогвартса; когда после первого курса отец решил поговорить о Гринграссе; когда после четвёртого Брайан заявил, что будет сдавать экзамены, необходимые для зачисления в школу мракоборцев; когда он окончил школу и они с отцом долго обсуждали будущее. И вот вновь Брайан стоял у заветной двери, а ощущение было – словно на пороге новой вехи жизни.

Одного мига внутри кабинета хватило, чтобы понять: жизнь до перехода через порог была лучше.

– Сядь, – отец указал на жёсткий стул перед своим рабочим столом; сам не сел, упёрся кулаками в столешницу. От него пахло грозой, и будь Брайан в собачьем своём обличии, опустил бы голову и виновато прижал бы уши. Как человек, впрочем, он расправил плечи и приподнял подбородок, встречаясь с отцом взглядами. – Не ожидал от тебя такой глупости.

Крылья носа дёрнулись, но Брайан смолчал.

– Я надеялся, с годами это пройдёт, но ты так и не научился сперва думать о последствиях и уже потом что-то делать, – продолжал отец. Остались бы у него силы после дня в Министерстве – кричал бы; но сил не было, и он говорил глухо и ровно, взглядом выражая всю степень собственного разочарования в сыне. – Ты совсем не догадывался, что не тебе вставать поперёк пути Отдела тайн?

– Чем я лучше или хуже кого-либо другого? – не выдержав, насупился Брайан.

– Не прикидывайся идиотом! – всё-таки рявкнул отец и потёр переносицу. – Брайан, серьёзно. Ты лучше многих знаешь натуру Гринграссов – скажешь, что не подозревал об их злопамятстве?

Брайан передёрнул плечами: не подозревал, а знал наверняка. Вот только…

– Когда принимал решение о будущем для Джима, я о Гринграссах не думал.

– А следовало. Потому что Гринграсс-старший много думал всё это время о тебе, – отец всё-таки опустился в кресло, устроил руки на подлокотниках. – Вторгшись на территорию Тайн, ты дал ему власть над собой. Я ничего не смог сделать.

– Постой… что? – встрепенулся Брайан. Ощущение вехи усилилось.

– Аргументация была, что настолько своевольный, безответственный, не подчиняющийся уставу маг не может быть зачислен в школу мракоборцев.

Сердце пропустило удар, и Брайан впился ногтями в ладони. В голове разом стало пусто, на душе – тяжело.

– Я понимаю.

– Понимает он, – процедил отец сердито. – И что, ты думаешь, будет теперь, когда я не могу принять тебя в управление?

– Я продолжу работать на Правопорядок. Возможно, со временем…

– В Правопорядок дорога тебе также закрыта: Крауч уже списал тебя и не возьмёт обратно.

Дёрнув бровями, Брайан прикусил губу. Отец что-то недоговаривал – не мог решиться сказать.

– И каково моё будущее?

– Отдел тайн.

========== Глава 40. Обыденность повседневности. Часть 1 ==========

Сару хоронили на старинном кладбище Годриковой Впадины. Среди десятков могил знаменитых магов её могилка терялась, казалась незначительной – но только не для Джима.

Он стоял в первом ряду, между Деем и плачущей Элен. Брат казался каменным – что те ангелы из мрамора с пустыми глазами. В отличие от него, Элли – и Элайджа, и Бобби, и Джон – не скрывала горя от потери подруги. Такой внезапной, страшной, безумной потери…

Джима не было с друзьями, когда это произошло. Проводив своего змеиного приятеля, Дэвид вернулся за ним, и братья вместе пошли домой. Всё случилось вскоре после: что-то в еде вызвало аллергическую реакцию (как сын зельевара, Джим знал о реакциях на вещества, сам пару раз оказывался с их последствиями в Мунго), и Сара задохнулась в считанные минуты. Ребята просто не успели ничего сделать. Да, говоря начистоту, и не могли.

«А я бы… смог?» – спрашивал себя Джим, пока аккуратный светлый гроб опускали в разверзнутую пасть земли. Мама Сары заходилась в истерике, и Джим старался на неё не смотреть: было в наблюдении за чужим горем что-то неловкое, стыдное. Убитая горем женщина рыдала в плечо мужа, лепеча про то, как рано, как несправедливо.

Несправедливо – именно так это и чувствовалось. Сара ведь хорошая девчонка была: добрая, внимательная к друзьям, а на роликах как каталась – всем фору давала! Джим решил запомнить её именно такой: окружённой светом, с заразительным смехом рассекающей на роликах, и ленты из кос струятся за нею по воздуху.

«Почему?!.. За что?..» – Джим даже не мог полностью сформулировать свои вопросы. А если бы смог – к кому их обращать? К богу? Джим не был уверен, что верит в его существование. Уж точно не после того, как его подруга умерла в мучениях.

«А ведь так могла закончить Хлоя Бенсон».

От внезапно всплывшей мысли Джим вздрогнул, и стоявшая позади мама мягко сжала его плечо. Джим никак не отреагировал: его существом завладела картина, на которой посреди уютного школьного дворика Хлоя Бенсон задыхается и раздирает ногтями себе горло, не в силах вздохнуть. «Розье надо пояснить, что такого мы не потерпим», – твёрдо решил про себя Джим.

Гроб всё глубже опускался в землю – а Джим всё ярче преисполнялся решимостью встать на защиту своих, отвадить от слабых обидчиков. В конце концов, он гриффиндорец – это его обязанность.

«Но как защитить от смерти?»

Этого Джим не знал. Но обещал себе попробовать разобраться.

А ещё где-то под всем этим, на донышке сознания его нервы щекотало осознание, что конец может быть очень внезапным. Оно порождало страх: примитивный, необузданный. Что делать с ним, Джим – пока – не знал.

***

Сириус боялся только одного: что его заставят идти на свадьбу Цисси и Люца.

– Да не хочу я туда идти! – взорвался он, когда мать завела разговор о походе за новой парадной мантией. – И на свадьбу эту дурацкую не хочу!

По-настоящему он хотел – к Меде и Теду, но на их скромное бракосочетание мать, само собой, его не пустила. А затем ещё и не разрешила отправиться повидать новорождённую племяшку Нимфадору!

В ответ на решительную стойку Сириуса мать поднялась из кресла, где величаво восседала, попивая чай. Она возвысилась над сыном – и в комнате словно темнее стало, холоднее, и будь Сириус слабее характером, сжался бы в её грозном присутствии.

– Я не спрашивала твоего мнения, молодой человек, а давала указание! Это мероприятие крайне важно…

– А я хочу, чтобы спрашивала!

– Что ты себе позволяешь?! – взвизгнула мать, её аристократически бледное лицо уродливо покраснело, глаза лихорадочно заблестели. – Твои гриффиндорские выходки уже всем опротивели в этом доме!..

– В котором ты держишь меня заложником! – перебил её Сириус, доведённый ужасным первым месяцем каникул до границы терпения. А свадьба Цисси пнула в темноту неудержимого гнева. – Отпусти к дяде, раз видеть больше не можешь!

– Ах ты щенок! – палочка мгновенно оказалась в руке матери, и Сириус увернулся от красного луча. – Позор моей плоти! Как смеешь ты в таком тоне говорить со мной, своей родительницей?!

– Что за шум? – в гостиную заглянул отец – как раз в тот момент, когда Сириус резво юркнул за кресло, спасаясь от нового заклинания. – Вальбурга, Мерлина ради!

– Этот щенок слова разучился понимать! – мать попыталась обойти кресло, но отец встал у неё на пути.

– Ты думаешь, его порка научит?

– Выбьет дурь гриффиндорскую так точно!

– Это не дурь! – обиженно крикнул из-за кресла Сириус. – Это жизненная позиция!