Текст книги "Трилистник. Хогвартс (СИ)"

Автор книги: Lutea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 57 страниц)

Тем временем в зале появился профессор Дамблдор. Опустившись на своё кресло-трон, он быстро вовлёкся в оживлённый диалог с профессором МакГонагалл и в целом выглядел крайне довольным.

Вот ещё одна непонятная величина в довольно размеренной жизни Итачи и Хинаты в Хогвартсе. На поверхности директор школы – мудрый и слегка чудаковатый волшебник, имеющий привычку носить броские мантии и загадочно сверкать глазами. Под оболочкой крылся как минимум человек, одолевший в бою Тёмного диктатора, который сумел подчинить себе половину Европы. О том сражении написано немало книг, но Итачи нашёл в библиотеке сборник воспоминаний современников о диктатуре и падении Гриндевальда. Среди них имелись описания сражения Гриндевальда и Дамблдора представителями обеих враждовавших сторон. Проанализировав их, отметя эмоциональную составляющую, Итачи остался с сухим набором фактов: битва была долгой, масштабной, кровавой. Против Тёмной магии врага, превосходящей что-либо виденное волшебниками за последнюю пару столетий, Дамблдор использовал экономные, умные ходы, в большинстве своём – трансфигурацию, на которой специализировался с юности. Именно ум помог ему победить.

Итачи хорошо представлял, какое применение великий стратегический ум мог найти в мирное время.

На удивление, в глубине души под слоем настороженности, постоянных наблюдений и оглядки на действия других Итачи чувствовал едва ли не счастье. Только попав в этот мир, он не мог найти своё в нём место: всю жизнь прожив шиноби, отступником, двойным агентом, преследовавшим свои цели, имевшим далекоидущие планы в самых разных областях, в демилитаризованной атмосфере Итачи едва не впал в глубокую депрессию, характерную для Учих в подобных условиях. К счастью, после начала экспериментов с чакрой «родители» отдали его в приют, где он повстречал Хинату и Дейдару – осколки кровавой, но такой нужной родины. Однако затем жизнь вновь вошла в мирное русло, и до недавнего времени магический мир даже не пытался предложить Итачи альтернативу. Всё-таки права была Распределяющая Шляпа, знания как таковые никогда не интересовали Итачи – ему нужно видеть реальную возможность для их применения.

И вот, наконец, профессор Дамблдор, самый умный, самый опасный человек в этом замке обратил внимание на Хинату и, как следствие, Итачи. И пусть ни за что не покажет настоящих эмоций, будет помогать Хинате выйти из-под надзора – в глубине души Итачи искренне радовался ему. Балансирование на лезвии клинка куда привычнее, куда понятнее и желаннее, чем серые будни.

Опустив взгляд на овощное рагу в своей тарелке, Итачи вздохнул. Подобные мысли обычно он не допускал, однако в последние дни необходимостью стало приоткрыть шлюзы самоконтроля, по крайней мере постараться быть честным с самим собой. Отправка в мир своего сознания – не самый приятный и уж точно не безопасный поход, особенно без чёткого понимания, куда ступаешь. Поэтому так важно прежде, чем пускаться в путь по внутреннему миру, привести в порядок мысли и чувства. В первую очередь – признать их наличие и окрас.

Итачи снова обвёл взглядом зал – на сей раз Хината обнаружилась, сидящая вместе с гриффиндорцами. За ало-золотым столом, вечно поглощённым бурей эмоций самого разного толка, шумом, движением, переговорами, Хината казалась Итачи откровенно лишней – чужеродным этому миру хаоса островком спокойствия. То, как она держала себя во время трапезы, могло послужить примером и местным аристократкам. Что отрицать, Итачи залюбовался идеальными с точки зрения традиций и исполнения движениями, посадкой, размером порций, которые Хината себе позволяла. Пока вокруг неё гриффиндорцы галдели, спешно набивая рты чем попало, Хината аккуратно кушала, не вовлекаясь в бурные обсуждения, вышколенная до такой степени, что ни смерть, ни перерождение в другом, более расслабленном мире не смогли её изменить. Настоящее произведение искусства своего клана.

От потока мыслей, принявших непривычный, неуютный оборот, Итачи отмахнулся и поспешил оценить иные параметры облика девушки. В отличие от первых дней этих каникул, Хината выглядела глубоко задумчивой, но не измотанной, под глазами не залегали тени, а руки не подрагивали слегка от недосыпания. Удовлетворившись сделанным наблюдением, Итачи поднялся из-за слизеринского стола, по всей длине которого рассредоточились трое оставшихся на каникулы в школе учеников, и покинул Большой зал, нарочно проигнорировав взгляд Хинаты и знак-приглашение на разговор. Скорее всего, Хината чувствует себя неловко из-за того, что отказалась от помощи в освоении трансфигурации – это может подождать и до завтра. Итачи предстоит тяжёлая ночь.

Никто из слизеринцев ещё не вернулся в общую гостиную, и та была погружена в зеленоватый полумрак, посеребрённый бликами украшавших пушистую ель игрушек. Итачи прошёл мимо рождественского дерева в сторону спален, по неярко освещённому коридору добрался до своей комнаты. В ней было пусто и мирно, как никогда на памяти Итачи: в этом году все соседи уехали на каникулы, что оставляло комнату в его полном распоряжении. И всё же, отметил Итачи про себя, непривычно, войдя, не наткнуться на неприязненные взгляды, не найти разбросанных книг и вещей, не почувствовать запах собачьей шерсти. В своей манере Итачи привык к распорядку, норме жизни в этой комнате, и временные изменения, даже выгодные лично ему, слегка сбивали. Однозначный минус бытия педантичным консерватором.

Над этим его качеством порой подтрунивал напарник. Кисаме, в отличие от Итачи, был лёгким на подъём, с живым интересом относился к изменениям. Итачи приравнивал изменения к потенциальной угрозе и не доверял им. Стазис куда надёжнее, обеспечивает уверенностью в завтрашнем дне, и развитие должно быть поступательным, осторожным, с оглядкой на то, чтобы не нарушить баланс ситуации.

Теперь, оглядываясь на своё прошлое, Итачи сомневался в правильности метода, которым подавил восстание клана. Какую дорогу он бы избрал, выпади ему принятие подобного решения сейчас? Быть может, долгий путь политических игр, манипуляций общественным мнением, гендзюцу и шантажа? Выбрал бы он снова уничтожение целого клана, приведшее к дисбалансу в деревне? Все годы, что последовали за его уходом из селения, Итачи со стороны наблюдал, как Коноха медленно, но верно слабела, загнивала, лишённая внутреннего тонуса, заложенного в саму её основу равновесия, когда соперничество двух коалиций – Учиха и Сенджу – подталкивало к постоянному совершенствованию и развитию.

Однако это теперь он сомневался. Когда же принимал решение руководства, Итачи было всего лишь тринадцать лет. Да, его называли гением – но как много на самом деле он знал, понимал о мире? Лишь то, что происходящее ненормально. Как великий предок, Учиха Мадара, до него, Итачи был травмирован войной и не желал, чтобы подобная участь постигла его младшего брата. И когда война стала назревать внутри самой деревни, Итачи почти даже нашёл выход – он и Шисуи вместе. Если бы Данзо не вмешался, история с восстанием клана закончилась бы совершенно иначе. А так, разбитый потерей лучшего друга и единственного, как ему тогда казалось, способа уладить конфликт мирно, страшащийся перспективы сражений внутри Конохи, тринадцатилетний Итачи не нашёл лучше выхода, чем довериться суждению опытных политиков. Тридцатичетырёхлетний думал, правильно ли выбрал тогда. Возможно ли, что именно его решение, а не восстание клана как таковое, стоило жизней всей его семье и искалечило душу младшего брата, чья защита и являлась главной целью игры?..

Опустившись на кровать, вытянувшись на покрывале во весь рост, Итачи устало потёр переносицу. Затягивать не было смысла. Итачи закрыл глаза, и вокруг него соткался мир каменистой пустоши, простёршейся до горизонта, укутанного ало-серым маревом. В сердце этого бесплодного края раскинулся сад, где цвели сакуры и журчал ручей. А ещё здесь всегда стучал бамбуковый фонтан, отмеряя жизнь, напоминая, сколько Учиха Итачи задолжал смерти. В самом конце прошлой жизни фонтан наполняла кровь; теперь его приводила в движение чистейшая вода, и Итачи радовался этому, вспоминая годы непрекращающейся боли. Ждёт ли его та же судьба, та же болезнь в новом мире? Этого предсказать Итачи не мог.

Отвернувшись от фонтана, оставив его мерно стучать, Итачи направился к дому, притаившемуся под сенью сакур. Нежные цветы устилали крышу и энгаву, но закрытые сёдзи не позволяли им проникнуть внутрь дома.

Оставив за порогом сандалии, Итачи вошёл. Снаружи маленький, внутри дом его разума был огромен – целое поместье, лабиринт коридоров и комнат, где хранятся мысли и воспоминания. А ещё отголоски чувств; едва переступив порог, Итачи ощутил сладкий аромат домашней выпечки, неизменно вызывающий желание бросить все дела и прокрасться на кухню, где мама готовит сладкое для него. Однако Итачи повернул в другом направлении, игнорируя ласковый голос, зовущий его по имени. Кто его звал – Микото или Лорен? Пожалуй, обе сразу – образы двух женщин удивительным образом смешались в его голове. Он рано лишился обеих, но призрак Матери существовал в его внутреннем мире. С ним, впрочем, Итачи никогда не шёл на контакт.

Он свернул в коридор, где начиналась память о его новой жизни, и открыл первую дверь. Чтобы настроиться, Итачи решил начать отсюда – из больничной палаты, где его маленькое тело положили на грудь Лорен Грейсон.

– Поздравляем! У вас замечательный мальчик, – сказала медсестра.

– Боже, какой он… – пробормотала Лорен с усталой, но счастливой улыбкой. – Сэм будет так рад…

Подойдя ближе, Итачи посмотрел на себя, и тут же нахлынули чувства-воспоминания – растерянность, непонимание, попытка осмыслить происходящее… и заворожённость бархатными глазами, нежным голосом, которые роднили Лорен с его настоящей матерью.

Издалека донёсся плач другого младенца – Итачи вздрогнул и поспешил вернуться в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Дальше он стал методично заглядывать в комнату за комнатой, ища зацепку. Стараясь нигде не задерживаться, он всё же невольно пропитывался теплотой своего раннего детства в новом мире: вниманием Лорен и Сэма, их заботой и подарками, прогулками на свежем воздухе и первыми упражнениями с чакрой. Заново окунаясь в эти кусочки жизни, отодвинутые на самые задворки сознания по причине неважности, Итачи поймал себя на двойственном чувстве: жалости, что беззаботное детство оборвалось, пополам с облегчением, что это произошло.

– Ты ведёшь неправильный поиск.

Итачи не ответил и скользнул за следующую дверь. Внутри оказалось непроглядно темно – и вдруг со внутренним толчком возникли очертания полутёмной детской, окрашенной рыжим отсветом.

Трёхлетний Итачи вскочил с кровати и бросился к окну, за которым, разрывая ночную темноту, огонь пожирал веранду дома дальше по улице. Открыв створку, Итачи забрался на подоконник, чтобы лучше видеть. Огонь – его родная стихия, привлекательная даже в самых неприглядных своих проявлениях.

Внизу хлопнула дверь, и Итачи, высунувшись, увидел своего отца, Сэма, спешащего к женщине и девочке, выскочившим из горящего дома.

– Кэролайн, что случилось?!

– Господи, Сэм! Вызови пожарных! – соседка, прижимая к себе семилетнюю дочь, заливалась слезами.

– Лорен уже звонит, они скоро будут здесь, – Сэм опустил сильную руку на плечо женщины, встряхнул. – Кэролайн, где Билл?

Словно в ответ на его вопрос из парадной двери вместе с дымом вынырнул мужчина, нёсший на руках младшего сына. Оставив хныкающую дочь, соседка метнулась к мужу.

– Билл, Билл! Где малышка?!

– Она не с тобой?!

– О не-е-ет! – полный отчаяния вой сотряс воздух. – Моя малышка, моя Сара!..

– Где детская? – строго спросил Сэм.

Соседи повернулись к нему.

– На втором этаже, последняя комната по правой стороне, – проговорила соседка, глядя на него с надеждой.

– Сэм… – начал было сосед, но Сэм отмахнулся от него. Достав из глубоких карманов халата платок жены и бутылку с водой, которые захватил в доме, он двинулся к изрыгающей дым раззявленной пасти погибающего здания, на ходу смачивая платок. Закрыв им рот и нос, Сэм без колебания вошёл.

С подоконника своей комнаты трёхлетний Итачи наблюдал, как огонь с веранды проник на первый этаж дома. «Стоит ли вмешаться?» – мелькнула в голове взрослого Итачи мысль, посетившая тогда. В своей полной силе он мог бы даже с расстояния взять под контроль пожар за пару секунд. Тогда же ему, только начавшему упражняться с чакрой, потребовалось бы подойти вплотную к огню, чтобы сдержать его хотя бы на время. «Настолько ли мне не всё равно? – спросил он себя и почти сразу ответил: – Нет». Поэтому остался на месте, с тусклым любопытством наблюдая за тем, как плачут в обнимку соседи, как Сэм выносит из дома их младенца-девочку, как наконец прибывают пожарные. С их появлением маленький Итачи закрыл окно и вернулся в постель – всё интересное кончилось. Когда он закрыл глаза, в комнате вновь воцарилась непроглядная тьма.

– Этот мужчина храбр.

– Безрассуден, – возразил Итачи и вернулся в коридор. – У него самого жена и маленький ребёнок, а он бросился в огонь ради других.

– Это ли не проявление самоотверженной храбрости, которой нас учили с Академии?

– Нас учили её проявлять ради пользы Конохе, – Итачи взялся за очередную дверную ручку, когда голос за спиной повторил:

– Ты ведёшь неправильный поиск, Итачи.

– Благодарю, однако я не нуждаюсь в навигации в моей собственной голове.

– Неправда, – на его запястье сомкнулись чужие пальцы, невесомые, сотканные из мыслей, но отчётливо ощутимые. – Нуждаешься, иначе я бы не появился.

Итачи с усилием стряхнул чужую руку и шагнул за дверь.

И оказался совершенно не там, где рассчитывал.

Шум водопада перекрывал шорох ветра в кронах леса за спиной. Шисуи замер на краю обрыва, а Итачи, облачённый в амуницию АНБУ, медленно, в беспокойном неверии приближался к нему.

Настоящий Итачи попятился, ощупью ища за собой ручку двери. Наткнулся на руку лучшего друга.

– Почему ты пытаешься сбежать, Итачи?

– Я здесь не для того, чтобы заново переживать твою смерть, – Итачи решительно отвернулся от сцены воспоминания и встретился взглядом с другим Шисуи, его призраком, вечным спутником во вселенной разума. В отличие от мира, в котором пожертвовал своей жизнью ради друга, ради деревни, здесь Шисуи успел повзрослеть, пока ещё не состариться. Его глаза, окружённые сетью тонких морщин, смотрели участливо и тепло.

– Я знаю, – виновато наклонил голову Шисуи, – но никак иначе не мог привлечь твоё внимание. Ты давно не заглядывал.

– Не вижу смысла жить прошлым, – отчеканил Итачи и попытался обойти его, но Шисуи поймал его за плечо.

– Ты сейчас серьёзно? Сам себе противоречишь ведь.

Итачи досадливо цыкнул.

– Попытка выяснить мою родословную в этом мире не тождественна жизни в прошлом.

– Себе-то хотя бы не ври, – нахмурился Шисуи, не ослабляя хватку. – То, к какому магическому клану относится твой отец в этом мире, никоим образом не влияет на твою здешнюю жизнь. Ты просто зациклился на решении этой задачи.

– Не в ущерб настоящему.

– Правда? – Шисуи развернул его и указал на гриффиндорский стол в Большом зале, из-за которого Хината подавала знак-приглашение поговорить.

– Один раз…

– Один? – Шисуи ткнул пальцем в когтевранку Алису Эллиотт, подошедшую в библиотеке, но оставившую Итачи после обмена парой несодержательных реплик; в Лили, пытавшуюся вовлечь его в приятельство с Северусом; в заводящего иногда разговор в гостиной Эшли. – Как насчёт постоянно, а, Итачи?

– Они все ещё дети, – Итачи высвободился и отступил от призрака друга. – Для меня не имеет смысла проводить с ними время.

– Смысл, – хмыкнул Шисуи и вдруг с силой толкнул его.

Итачи объял квартал клана Учиха, залитый кровью и лунным светом. Ими же блестит катана в руках. На земле перед Итачи – дрожащий от ужаса младший брат.

«Я хочу как лучше для тебя», – подумал Итачи, а вслух сказал:

– Ты слаб… Тебе не хватает ненависти…

Толчок – он преклонил колено перед Хокаге и советниками.

– Ради мира в деревне…

– Я принимаю это задание.

– Остановись! – одёрнул Итачи самого себя и усилием воли выдернул обратно в коридор, соединяющий воспоминания.

Призрак Шисуи исчез, и Итачи, привалившись к стене, перевёл дыхание. С самого начала он понимал, на что идёт – поэтому до последнего искал альтернативный способ добычи информации. Собственное подсознание, населённое призраками умерших, мыслями и сожалениями, для него опаснее любого волшебника.

Отдышавшись и вернув моральные силы на продолжение поисков, Итачи ступил за следующую дверь.

Наполненная мягкой вечерней теплотой середины лета комната напоминала отдельный кабинет ресторана. Посреди на деревянных досках пола гнездился круглый стол, окружённый татами. На столе среди тарелок с сашими, якитори и данго чинно возвышалась токкури саке. Ему воздавали должное Шисуи и Кисаме, с жаром обсуждавшие сущую ерунду. Меткий комментарий Ши – и взрыв хохота сотрясает стены, заставляя ворчать прислонённую к стене Самехаду.

Сцена была настолько сюрреалистична, что Итачи застыл, не в силах отвести взгляд.

– Ты думал о таком.

– Я много о чём думал в своей жизни.

– Это, стоит признать, одна из самых твоих смелых фантазий, – заметил из-за плеча Шисуи. – Преданный шиноби Конохи и нукенин Киригакуре за одним столом, расслабленно делящие отдых и ужин… Какое непочтение к моей светлой памяти, Итачи.

– Я знаю, Шисуи. Поэтому запер эту мысль очень глубоко.

– Не мысль – желание.

– Не имеет значения.

– Нет, Итачи, имеет. Почему ты продолжаешь не признавать свои желания? Теперь они даже в теории не могут навредить Саске и Конохе.

Итачи зажмурился, вновь вырывая себя из неуютной мысли. Но та не желала отставать, приклеилась, как мастерская команда АНБУ к цели – когда Итачи открыл глаза в ином воспоминании, рядом с ним стоял не только Шисуи, но и Кисаме.

– Лохматый дело говорит, – проскрежетал напарник, опираясь на Самехаду. – Что за херня, Итачи-сан? На кой загонять себя в прежние рамки, когда в них больше нет смысла?

– И чего это я «лохматый»? – пробурчал Шисуи, безуспешно пытаясь пригладить вечно растрёпанные волосы.

Итачи отвернулся от обоих и обратил взгляд на Хинату и Рейнальда, прогуливающихся по берегу Чёрного озера. Вокруг них нарезал круги, заливаясь счастливым лаем, пёс, которого Уолтер периодически обещал отравить, если Мальсибер не заставит собаку заткнуться. Но Хинате пёс явно нравился, и она сама играла с ним, бросала мяч, чесала за ухом. Всё под пристальным взглядом Рейнальда.

– Устроить бы мальцу проверку в Цукиёми на чистоту намерений, а, Итачи-сан? – подзудил Кисаме.

– Так он поступил с другом Саске, да? – спросил Шисуи у мечника, и тот акульи улыбнулся.

– У Хинаты своя голова на плечах, – произнёс Итачи, неотрывно следя за Хинатой и Рейнальдом. Он часто за ними следил. Но Хината об этом никогда не узнает.

– Что вы от неё морозитесь, Итачи-сан? – раздражённо вздохнул Кисаме. – Нормальная девка, понимающая. И оберегать от всего мира её не надо.

– Да и Саске тоже не надо было, на самом деле, – вставил Шисуи.

Итачи моргнул и оказался в купе покачивающегося на ходу «Хогвартс-Экспресса».

– …У тебя большое сердце, нии-сан, но тебе не стоит тратить все его ресурсы на меня, – Хината заглянула ему в глаза, пытаясь спрятать свою боль, чтобы не тревожить Итачи. Он мимолётно поджал губы и взял её за неповреждённую руку.

– Больше мне не на кого.

– Это вовсе не так. Откройся миру. Он не так жесток, как наш родной.

– Ты мне это говоришь? – Итачи посмотрел на её покалеченную руку, кости которой скрепляла уродливая металлическая конструкция.

– Со всей убеждённостью, – кивнула Хината.

– Видишь, не только мы тебе это говорим, – прошептал на ухо Шисуи.

– Как будто это меняет дело, – хмыкнул Кисаме, разваливаясь на сидении. – От нас с тобой, Шисуи, Итачи-сан отмахнётся, потому что мы всего лишь выверты его подсознания. А девчонка, по его мнению, слишком маленькая, добренькая и нежненькая химе, чтобы решать самой и тем более влиять на решения Итачи-сана.

– Неправда, – резко возразил Итачи.

– Споря сейчас, вы только себе делаете хуже, зарабатывая шизофрению, – заметил Кисаме.

– Кроме того… – протянул Шисуи.

Дверь купе резко распахнулась, и порог переступил Дейдара.

– С первым сентября, мм.

– Моё недоверие к его заинтересованности в Хинате более чем обоснованно, – сказал Итачи, наблюдая за тем, как подрывник из воспоминания усаживается на сидение напротив них с Хинатой.

– Успокойтесь, я не за дракой, – заявил Дейдара, рассматривая обоих. Его взгляд задержался на искалеченной руке девушки. – Кто это тебя так?

– Что тебе нужно, Дэвид? – холодно уточнил Итачи и не мог не заметить тень обиды, скользнувшую по подвижному лицу подрывника.

– Я вот что подумал, Итачи-сан, – протянул Кисаме, – вы же не приспособлены к жизни в одиночку.

Итачи полноценно вздрогнул.

– Что, прости? – повернулся он к напарнику.

– Слушай, а Кисаме в чём-то прав! – удивлённо поддержал его Шисуи. – Мы с самого детства были с тобой вместе, считай, почти не расставались до тех самых пор, пока мне не пришлось умереть…

– После чего вы прямиком попали в Акацуки и стали работать со мной, – подхватил Кисаме, скалясь. – Славные были деньки, Итачи-сан. Ну, после того, как мы друг к другу притёрлись.

– С этим я не спорю, – проговорил Итачи, раздражаясь. – Однако не понимаю…

– А в этом мире ты привязался к Хинате и воспринимаешь её заменой нам, – Шисуи вдруг сузил глаза. – Кстати, Итачи, ты правда считаешь, что я не замечал тень в кронах, когда выбирался изредка прогуляться с приятелями?

– А ваше выражение лица, когда Лидер давал нам совместные миссии с кем-то ещё? – Кисаме весело хмыкнул и сказал Шисуи: – Но в одном ты неправ, лохматый. Девчонка им воспринимается не как напарник – она Итачи-сану в этом мире Саске заменяет.

– Твоя правда! – согласился Шисуи и снова попытался пригладить волосы.

Оба пристально посмотрели на Итачи.

– Нет, – мотнул он головой. – Мне не нужен напарник.

– В одиночестве вы дожились до того, что боитесь соваться в собственный внутренний мир, потому что воскресили здесь Шисуи и меня из-за того, что в реальности вас некому уравновесить, – серьёзно заметил Кисаме.

– А баланс очень важен, – добавил Шисуи.

– Дейдара не самый плохой напарник из возможных, – Сасори прислонился спиной к закрытой двери купе, скрестив на груди руки. – Кроме того, теперь он больше не тот юнец, которого ты заставил вступить в Акацуки. Он повзрослел и многое перенял у меня.

– Это ни хера не плюс. Ты нам не нравишься, – заявил Кисаме, буравя кукловода неприязненным взглядом.

– Взаимно, – спокойно откликнулся Сасори. – Да, вот ещё что, – он подошёл ближе и протянул официального вида белый конверт. Удивлённо приподняв брови, Итачи принял его.

– Майкл? Пришла почта?

Итачи скосил взгляд в сторону кухни, откуда доносился голос Сэма Грейсона.

– Да, сейчас принесу, – отозвался он и опустил взгляд на конверт в своих руках. В графе «Отправитель» значилось:

Банк Вестминстера,

41 Лотбури, Лондон

Глубоко вздохнув, Итачи открыл глаза в реальном мире.

– Успех… – тихо сказал он сам себе и вытер скатившиеся из уголков глаз слёзы.

========== Глава 30. Фальшивые улыбки ==========

Прислонившись спиной к стене, Дейдара внимательно слушал, как в соседней комнате переговариваются родители.

– …не можем отказать. Раз сама министр просит тебя…

– Юфимия, ты должна понимать: пусть слова выведены рукой Юджины, принадлежат они Альбусу. После всех отказов, которые я дал лично ему, Альбус, по всей видимости, решил попытаться воззвать к моим патриотическим чувствам.

– Так ли важна подоплёка в данной ситуации, дорогой? Положение дел становится всё хуже, и если мы можем как-то помочь…

– Я не политик, милая. Я столько лет держал от политики дистанцию не для того, чтобы оказаться в неё вовлечённым сейчас. Это по меньшей мере небезопасно.

– Конечно, я понимаю…

Громко хлопнула входная дверь дома, и в холл влетел припорошённый снегом Джим. Дейдара цыкнул про себя. Родители в гостиной замолчали. Как будто уже совершённого мало, Джим, заметив Дейдару, стоявшего у стены, недоумённо вскинул брови и громко осведомился:

– Ты что?..

Дейдара махнул рукой, обрывая его. Досадуя на брата, так невовремя появившегося, так мало понимающего в конспирации, несмотря на все попытки донести до него хотя бы основы, Дейдара прошёл мимо Джеймса к лестнице, ведущей на верхние этажи: всё равно родители сейчас не продолжат свой тревожный разговор полушёпотом.

С самого первого дня в Годриковой Впадине каникулы проходили в непривычно напряжённой атмосфере. Родители были чем-то взволнованы и едва считали, что Дейдары и Джеймса нет поблизости, принимались шептаться. Уже полнедели Дейдара пытался выяснить, о чём конкретно, но успеха не достиг – отчасти из-за осторожности родителей, отчасти из-за долбоебизма Джима.

На того тесное общение с Сириусом и Хвостом плохо, на взгляд Дейдары, влияло: братец тупел на глазах, полностью забывал об уроках, что Дейдара преподавал ему до школы и прошлым летом. Какие там физические упражнения – теперь все мысли Джима крутились вокруг шалостей, которые можно провернуть в школе. Нет, сами по себе его «предприятия» могли даже быть полезными, помогая отточить необходимые на операциях навыки… Но Джим-то словно забыл о существовании таких базовых понятий, как скрытность, тишина… мозг. Им он пользовался всё реже, чем нередко портил карты Дейдаре.

А что ещё хуже, Джим совершенно не понимал причины недовольства им брата. Вот и теперь вместо того, чтобы извиниться за сорванную слежку, он, догнав Дейдару на втором этаже, ворчливо проговорил:

– Что уже опять не так, а?

– Всё то же, – ответил Дейдара и попытался в сотый раз за полгода объяснить: – Сколько тебе повторять: когда я стою где-то тихо, не надо ко мне подходить, меня окликать, да и желательно вообще не производить лишних звуков. В такие моменты я, скорее всего, в засаде.

– Какая ещё засада у нас дома?

– Какая надо, Джим.

– Ты никогда мне ничего не рассказываешь! – вспылил Джеймс, порывисто тряся кулаками.

– Потому что на данном этапе это не имеет смысла. Если бы дело касалось тебя, я бы сказал, мм.

– А почему ты решаешь, что меня касается, а что нет? – Джим подсел на конька, его было не остановить. – Ты постоянно что-то от меня скрываешь, Дэвид, и мне это не нравится!

– А мне не нравится, когда ты орёшь, как ребёнок, которому не дали конфетку, – Дейдара остановился и мрачно посмотрел на брата.

Тот тоже остановился, вперил пылающий негодованием взгляд в него.

– Я сам буду решать, как себя вести, понятно тебе?!

– Решать будешь, когда дорастёшь, – Дейдара честно старался сдерживаться, но это становилось всё труднее.

Джеймс вспыхнул. Слова покинули его, и вместо очередных обвинений он показал Дейдаре фак.

В следующую секунду рука с непристойным знаком оказалась заломлена за спину, а щека Джима встретилась с красивыми, в тонкий узор, оливковыми обоями коридора.

– Какого?!..

– Думай в следующий раз, кого посылаешь, мм, – процедил Дейдара ему на ухо.

– Отпусти меня, придурок!

– Что случилось с твоим желанием научиться делать так же? – Дейдара чуть крепче сжал его руку. – Помнишь лето, когда после стычки с бандой Стива Филлипса ты просил научить тебя драться? Что изменилось? Почему ты забил?

– Зачем мне драться – у меня есть палочка! – прошипел Джим, извиваясь.

– Зато мозга нет, – отпустив брата, Дейдара отступил назад. – Поищи его, будь так добр. С мозгом тебе шло больше.

Метнув на него яростный взгляд, Джим развернулся и убежал в сторону своей комнаты, потирая щёку. Дейдара вздохнул. «Ну вот что сделать, чтобы до него дошло? Разговоры не помогают… Пойти, что ли, по пути Сасори: вдалбливать прописные истины через наглядные примеры последствий неследования им?»

Пусть зародившаяся из раздражения мысль и была притягательна, Дейдара знал, что не поступит с Джимом так, как с ним самим поступил Сасори. Данна, озабоченный благом молодого напарника в своей специфической манере, редко начинал с разговора – в его стиле было продумать и устроить западню, в которую Дейдара попадался как раз из-за качества, которое, очередное, Сасори желал в нём выправить. Вот только воспринимал информацию под кнутом Дейдара крайне неохотно, поэтому вместо наставления на путь шиноби Сасори по итогу учил его обходить любые ловушки. Тоже полезный навык, к слову…

Но Джим – не Дейдара в юности. Запала не меньше, но стойкости, требуемой для прохождения подобной тренировки, нет и в помине. Что тогда? Пробовать и дальше взывать к его разуму? С твердолобостью Джима это потребует огромного запаса терпения; оно у Дейдары имеется, но далеко не безграничное. Ну вот и что, что делать?!

Отвлечься от мыслей о брате Дейдару заставила сова за окном его мансардной комнаты. Большая бело-бурая сипуха братьев Шелби посмотрела на него, склонив набок голову, и похлопала крыльями, прося поторопиться. Довольно усмехнувшись, Дейдара притворил за собой дверь и подошёл к окну.

Эта сова сновала между его и компаньонов домами едва ли не каждый день. Парням всегда было, что обсудить: новые идеи для предприятия, оптимизацию старых, каналы сбыта, потенциальных клиентов, – и каждое новое письмо являлось продолжением диалога. Сугубо о делах, и никаких тупых вопросов из серии «Как проходят твои каникулы?» в каждом письме – Шелби крайне выгодно отличались от большинства школьников.

Впустив сову, он отвязал от лапки письмо, но прежде чем открыть его, придвинул к птице стакан воды и вазочку с печеньем. Сипуха восприняла это благосклонно и устроилась на перекус, пока Дейдара, сломав зелёную восковую печать с пчелой, принялся за чтение.

Дорогой Дэвид,

Тема, которую ты поднял в предыдущем письме, любопытна. Нам уже доводилось слышать о настольной игре твоего брата, равно как и восторге, окружающем её на Гриффиндоре. На наш взгляд, ты прав, можно привезти в Хогвартс после каникул пробную партию настольных игр и попробовать продать. Впрочем, у нас имеются дополнительные мысли и вопросы по данному проекту:

1. Где можно приобрести эти игры? Мы с братом не так часто оказываемся в мире маглов, поэтому не знаем мест;

2. Если продажи пробной партии будут обнадёживающими, есть ли возможность доставить дополнительные товары в Хогвартс до пасхальных каникул? У тебя есть на примете кто-то, кто смог бы стать поставщиком?

3. Можно ли уже сейчас начать думать над адаптированной под волшебников версией магловских игр?

По основным проектам. Во-первых, у нас есть заказ на кое-какие полулегальные ингредиенты для зелий. Мы знаем, где их можно достать, однако предполагаем, что стоит поискать альтернативных поставщиков. Твой отец зельевар – можешь аккуратно узнать у него?