Текст книги "На рыдване по галактикам (СИ)"

Автор книги: Janny.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

– Нет, вы посмотрите на него! – закатывает глаза Бас. – Второй рейс, в космосе без году неделя, а туда же, косморазведчика учить! И не с такими контактировали!

– Третий! – спешно встреваю я, припомнив, что до рыдвана Нюка успели выпереть еще из парочки мест. Глаза Варга немедля наливаются кровью.

– Ми-истер Ксенакис, – тяну как можно жалобнее, устремив на пилота самый проникновенный из своего довольно скудного арсенала ласковых взглядов, – я ж скафандр буду беречь, как… как тагаранец – пакет с заваркой! Вот честное слово! Просто ну очень хочется… поконтактировать! Вы-то бывалый разведчик, все это перевидали, а мне как учиться и опыта набираться, если на корабле буду сидеть?

– Ксенология – наука об иных, негуманоидных формах жизни, – цедит Варг свирепо, поднимаясь из кресла и сверля неугомонного инженера взглядом. – А это – гуманоиды, мать их, земного типа! Как с такими обращаться, я могу прямо сейчас прямо на тебе продемонстрировать, зирок ты языкатый!

Нюк предусмотрительно пятится, но уже знакомое упертое выражение на обцелованной солнцем мурзиле говорит, что сдаваться он не намерен.

– Упс… переводчик, кажется, сломался, – произносит он. Раздираемый противоречиями Бас оценивающе смотрит то на меня, то на капитана, видимо, пытаясь выбрать меньшее из двух зол: вконец раздраконить Вегуса или же огорчить мою драгоценную кудрявую персону, к которой он с недавних пор так неровно дышит.

– Кэп, да возьми ты мелкоту, ну скучно им на борту торчать, – вступается вдруг Цецилия, поняв маневр бортинженера. – Что эти дикари могут против наших скафандров и бластеров? Ранцы я проверила, все пашут. Если что не так – на них свалим.

– А может, это вовсе не люди, а отводки-загонщики какого-нибудь страшно хищного растения, как на этом… в квадрате Зегальды, вторая, кажется, планета, помнишь? – спрашивает пилот у Варга.

– Помню, – ворчит тот. – Такое забудешь.

И добавляет:

– Распустил я вас – дальше некуда!

– Очень даже есть куда, мы вперед вас даже еду с тарелок не хватаем… – напоминаю я негромко. – Ну, за исключением одного гнусного, алчного ксеноморфа, предрасположенного к грехам чревоугодия и воровства.

– Ну пожа-алуйста, давайте возьмем Соколову, – меняет вдруг Нюк тактику, состряпав морду несчастной славийской овечки. – С ней веселее.

Вероятно, и мне надо бы уже взять у Таси пару уроков, как умилительно хлопать ресницами и улыбаться так, чтоб даже в холодильнике начиналась внеплановая оттепель. Конечно, до подобного искусства мне пока далеко, но я все же честно пытаюсь пронять сурового потомка викингов нежным, просительным взором. Ну, насколько я вообще способна на нежность или хотя бы ее имитацию.

– Черная дырень с вами, соплюки гальюнные! – сдается кэп. – Чтоб впереди моего дыхания в скафандр впрыгнула! А ты, яйцеклад джокордов конопатый, получаешь три наряда по камбузу и мытью гальюнов! И никакой посудомойки, по старинке, ручками. Усек?! Взял моду поперек приказа вякать! И только попробуй что еще выкинуть – термак с тебя спущу и кабелем выдеру по старинке – и жрать, и судном рулить стоя будешь неделю!

Окончания капитанской тирады я не дожидаюсь, поскольку на всех парах стартую к шлюзу, торопясь ввинтиться в противометеоритник, пока Варг не передумал. Кто бы мог представить, что Нюк рискнет ради меня своими ушами и прочими, не менее ценными частями организма? Придется помочь ему потом писсуары драить… а то этак я вконец погрязну в долговых обязательствах. Тем более, что полтора наряда вне очереди из трех явно принадлежат мне по праву.

Завидев нас, посол склоняется в каком-то нелепом поклоне, переплетя ноги так, точно и до их гальюнов мстительный местный бортинженер добрался. Кое-как раскрутившись обратно и чудом не грохнувшись, он с открытым ртом воззряется на Рори, несущего в себе ящик новоявленной валюты.

– Эй, але. На Гингеме, – щелкает Варг металлическими пальцами, утомившись ждать, когда ж тот из кататонии удивления выпадет.

– Верховный бог-громовержец выражает неудовольствие пустой тратой небесного времени и желает немедля узреть старейшин, – на всякий случай поясняю я, стараясь придерживаться местного диалекта, в котором успела-таки немного попрактиковаться с Бо. Кактусоносец, наконец, переводит сияющий взор, не замутненный излишками интеллекта, на нас и почтительно произносит:

– Добро пожаловать наша деревня. Великий праздник начаться, можно колесница звать? Ноги идти по грешный земля нельзя богам.

– Отлично, тут есть такси, – радуюсь я. – Вызывайте свою колымагу… то бишь колесницу. Не будем осквернять свои организмы небожителей хождением по недостойному божественных пяток грунту.

– Колесница? – грустнеет Нюк. – Может, лучше немножечко осквернимся? Я как вспомню гужевой транспорт Тагарана… Или своим ходом, на ранцах. Пусть только направление покажет.

– Мы хорошо подобранной коллекцией мозолей разжиться успеем, пока до их деревни по пересеченной местности в скафандрах доковыляем, а посланцам звезд это не к лицу… или не к пяткам, – возражаю я. – Да и вдруг эти ребята вызверятся, что топчем их многогрешную землю своими божественными копытами, вопреки всем традициям и суевериям? Может, по ней пристало скакать только демоническим приспешникам этой… Мамуки.

Пока Нюк и его вестибулярка предвкушают прелести поездки, из зарослей на полянку выкатывается нечто вроде гигантской корзины на разнокалиберных, грубо выструганных колесах. Хотя вообще-то это больше похоже на разворошенное птичье гнездо. Чего только нет в его конструкции! И ветки, и лианы, и неизменные, пожухшие уже цветочки, и какие-то неизвестного происхождения провода, и черная дыра еще ведает что. Влачится это кособокое сооружение за странного вида скотинкой, изрядно смахивающей на увеличенную до размеров быка голубую лягушку с рогами и хвостом-метелкой в довесок. За повозкой, пышно разубранные цветами, выступают давешние агрессоры. На копьях теперь тоже цветы, а говнометалки, похоже, в деревне остались. Они нестройно подвывают какую-то песню, а чешущий впереди пацаненок сеет из корзинки лепестки.

– Поглоти меня туманность! Колоритненько… весьма, – комментирую я, впечатленная этим безумным шествием.

– О, гнездо. Я в таком уже бывал, – обреченно вздыхает Стратитайлер. – И этот… источник снарядов. Такая скотинка, поди, ведро накладывает за раз…

– Вакуум мне в сонную капсулу! Это что, Первый марш Космодесантников? – изумляется Варг, прислушавшись.

– В сильно вольной аранжировке, – хмыкает Цилли.

– Любимая дедушкина песня, – радуюсь я и даже начинаю тихонечко подпевать. Дедуля любитель архаичного музона – он мне, когда закатывался на Славию в отпуск, всегда вместо колыбельных этот марш наяривал, так что я потом до утра была бодрее ужаленного в зад коборука.

С поклонами и приплясываниями делегация останавливается напротив, и вождь персонально жестами приглашает нас на борт своего кустолета. Или кустоезда? Бас отключает поле и выпускает пару зондов, чтобы следить за нашей экспедицией по видеосвязи. Кэп показывает заволновавшимся было аборигенам пудовый кулак с бластером и говорит, что это божьи очи и тыкать в них копьем – страшный грех, за который последует немедленная кара в виде жарки живьем.

– Звездный ветер нам в закрылки, – хмыкает Варг, занося ножищу над повозкой. За ним по старшинству в нее забирается Цилли, потом Нюк подсаживает Рори и подает руку мне.

– Не поскользнись… тут навоза по периметру – на всю твою ферму. Вруби антиграв.

– Только навоз и держит, поди, всю эту конструкцию единой, – хмыкаю я, не без труда переваливаясь через борт поданной кареты. – Не… прибережем чудо левитации на сладенькое.

Будь скафандр хоть размера на три меньше, это действие не потребовало бы столько усилий. Рекичински вроде помельче Баса… может, в следующий раз у лже-суперкарго противометеоритник экспроприировать? Главное, не соглашаться играть на него в шахматы, а то до второго адорианского пришествия не заполучу…

Голубая лягуха несколько раз судорожно дергается в своей упряжи, точно ее расшиб приступ альтаирской эпилепсии, но гнездо прочно, хоть и криво стоит на прежнем месте. И когда я уже начинаю думать, что на этом наша поездка бесславно и закончится, повозка вдруг резко срывается с места. Нас бешено подбрасывает, во все стороны летят ветки и солома, а лягушка чудовищными скачками прет вперед, не разбирая дороги. Зонды с жужжанием устремляются следом, держась метрах в тридцати над землей.

– Смо…три-ка, даже чаю… не…по…надоби…лось! – вцепившись в край повозки, выдавливает Нюк. Рори немедленно отращивает на лапах здоровенные когти и заякоривается за дно, остальным приходится последовать примеру бортинженера. Туземцы бодро бегут следом, продолжая истошно голосить марш десантников.

– Метеорит мне в корму, ей же… ни…кто не уп… равляет! – в промежутках между прыжками удается выговорить мне.

– Если вы… когда-нибудь… кому… растреплете! – угрожающе произносит Варг, совсем небожественно подсигивая в нелепой колеснице.

– Раз…ве мы про Та…сю растре…па…ли? – не без ехидства парирует Нюк, явно выпрашивая еще пару нарядов вне очереди.

– Ну что… ты, к-к-кэп, все…ё-ё-ё, что про…исходит в этой гала…ктике, тут и остается, – заверяет Цилли.

– Не волноваться, великие боги, Кларочка – ум нашей конюшни, и так знать дорогу! – орет нам вслед несущийся вприпрыжку вождь. Конюшни? Он точно так сказал? Или все же лягушни? В шлемофоне так все дребезжит, что толком и не разберешь. Мимо пролетают, вернее, проскакивают местные пейзажи. Когда впереди начинают маячить какие-то не то хижины, не то шалаши, Кларочка приступает к торможению. И только тут я понимаю, что перегрузки на нашем рыдване – просто щекотка по сравнению с этим видом транспорта. В конце тормозного пути колеса от тарантаса с треском отлетают и дальше катятся сами по себе, а мы, дико подпрыгивая, несемся в треклятом гнезде так, что только пыль столбом стоит. Когда колымага наконец замирает, мы успеваем пропахать четыре нехилых борозды в грешном грунте.

– Об… обещаю сажать рыдван до скончания своих дней. И даже не препираться со старшими по званию. Только больше не заставляйте меня кататься на ЭТОМ, – выстанывает Нюк, наконец-то размежив очи и страдальческим пьяным взором обводя пункт прибытия. А тут есть, на что посмотреть.

– А хорошо кровушку разогнало! – замечает Цилли.

Кларочка бросает на нас укоризненный взгляд выпуклых очей и принимается меланхолично пожирать то, что осталось от божественной колесницы, уделяя особое внимание норовящим упрыгать в разных направлениях многоногим тварям размером с ладонь. Должно быть, им тоже неплохо разогнало кровь… или что там у них вместо нее. И вот вместе с этими заразами тут принято возить небесных посланников? Наверняка кусачие и кровососущие, вот прям по фасетчатым наглым глазенкам вижу. Хлопнув по сфере, чтобы избавиться от царящего внутри звона, спешу убраться подальше от метрового языка Кларочки, деловито орудующего в опасной близости от моих ботинок. Я после встречи с джокордом их отмывать замаялась, только слюней здешних лошадолягух мне и недоставало.

Принимающая сторона в лице, должно быть, всех жителей деревни, выстроившаяся полукругом перед здоровенным кострищем, в которое мы чутка не доехали, закручивается в поклонах, с опаской косясь на жужжащие в вышине зонды, и вжаривает туш на странноватого вида инструментах. Дирижирует этой самодеятельностью невероятной колоритности персонаж, разубранный рогами и костями еще пышнее вождя. Те, что не исполняют музыки, нестройно, но очень громко и старательно орут марш десантников. Вот и ребятишки – кто на руках у взрослых, кто за травяные юбки попрятался, но ни одной особи, смахивающей на женщину, с характерными, так сказать, вторичными признаками, я что-то не вижу. Нельзя им, что ли, на глаза чужакам показываться? Ох уж эти варварские культуры…

– Это, походу, надолго, – фыркает Варг. – Поторопи-ка этих певцов ртом, что-то их гостеприимство меня уже утомило.

– Если что, точнее, что бы ни случилось – нам, богам, можно вкушать только свое небесное гару-гару! – встревает Нюк, косясь на скворчащую над костром нямку. – Я местные яства под страхом смерти жрать не стану.

– А Кларочка вон с каким аппетитом точит нюкийских блохокузнечиков, – подначиваю я. – Может, и тебе бы понравились… не мармеладные, конечно, но вполне себе… ксеноморфики.

– После ксенолога – так и быть, попробую, – бурчит бортинженер. – Через пару суток. Когда точно будет понятно, что ты выживешь.

– Божественное время дорого, звездные владыки довольны приемом, а теперь жаждут поделиться небесной мудростью со старейшинами! – пытаясь переорать разошедшийся клистирный оркестр, гаркаю я. Надеюсь, акцент и всякие там нюансы диалекта не слишком помешают взаимопониманию, зародившемуся с подачи Тасиного гару-гару.

В этот момент, тяжело сопя и отдуваясь, к костру прибегают подотставшие участники процессии.

– Ой-ей, повозка кердык! – огорчается посол. – Клара, на место! Пошел, жирный обжора!

И трескает скотину ладонью по ляжке. Вождь в свою очередь тут же трескает его древком копья по хребту, чтоб не встревал поперек старших, и церемонным жестом приглашает нас сойти на расстеленные у костра листья.

– После богов простым смертным червям пользоваться колесницей не подобает, – авторитетно заявляю я, одновременно размышляя на тему, почему Клара – он. – Табу! – веско добавляю для верности. Адский оркестр жарит марш.

– Ти-ши-на! – рявкает Варг, и его луженая глотка, усиленная микрофоном внешнего переговорного устройства, перекрывает даже эту бурную сельскую самодеятельность. Вождь машет руками, призывая дирижера свернуть программу. Несколько секунд они буквально пикируются взглядами, но последний все-таки уступает, и над полянкой воцаряется относительная тишина, нарушаемая лишь треском сучьев в костре, почесываниями аборигенов да хрустом фуража у невозмутимой Клары на зубах.

Варг решает, что самое время поддать жару в плане эффектов, и выбирается из останков кареты на антиграве. Мы следуем его примеру. Даже Рори левитирует, на всякий случай ощерив полную пасть острых зубов. Кажется, его сенсоры подсказывают, что в деревне полно потенциальных мармеладных воришек. Сраженные зрелищем парящих божеств со странной металлической кожей и круглыми головами, бедолаги валятся ниц. Пара ребятишек помельче принимаются реветь. Один дирижер местной самодеятельности не торопится выразить восхищение, продолжая бросать злобные взгляды на вождя. Так-так, легонькое двоевластие намечается? Интересно, сможем ли мы извлечь из этого какую-то выгоду, или это все только осложнит…

– Прием роскошный, музыка охренительная, старейшины где? – сурово спрашивает Вегус. И пихает локтем Стратитайлера:

– Переводи давай, что-то акцент Соколовой вносит элемент недопонимания в наши отношения.

Нюк смиренно надиктовывает вопрос переводчику.

– А как гару-гару? Сначала знакомься, кушай-пей, веселись, стихи читай, потом старейшина говори. Вот! – тычет вождь в сторону костра, над которым что-то булькает, шипит и трещит в огромном котле и на вертеле. – Мы хотеть, чтоб боги были довольный.

– Музыка играй, – вкрадчиво и недобро напоминает дирижер. А культура тут, смотрю, в почете. Ну, кроме культуры гигиены. Даже два кружка по интересам вон есть, поэтов и музыкантов.

Любопытно, а вот это вот, что на вертеле крутится и брызжет жиром, вкусно? Машинально втягиваю носом воздух, но сфера не дает оценить реальный аромат местного барбекю. Должно быть, под пагубным влиянием урезанного пайка туземное кушанье кажется мне все симпатичней и аппетитней. Хотя в нем наверняка полно микробов и может даже, зародышей самых жутких ксеноморфных внутренних паразитов.

– Кушай-пей только свое гару-гару можно, небесное! – поспешно встревает Нюк. И для наглядности стучит себя кулаком по сфере. – Ваша еда сюда не пройдет.

А вот зря он так сразу… Надо бы прихватить что-нибудь из этого пира горой на анализ Шухеру и его недостойному порождению. Может, оно вполне даже и ничего. Кушанье в смысле, а не порождение. Порождение, увы, безнадежно. Просто небесным гару-гару я, признаться, уже сыта по горло и не прочь навернуть чего-нибудь этакого… сугубо белкового.

Разочарование на чумазом мурле вождя, кажется, нельзя передать ни на одном известном мне языке.

– Алешка, негодяй, твоя гневить боги, они отвергать наш гару-гару! – восклицает дирижер и безо всякого объявления войны швыряет свой дирижерский посох в главу племени. Тот на удивление ловко уклоняется, в два прыжка сокращает расстояние до обидчика и вцепляется тому в бороду, рыча, что виноват вовсе не он, а отвратительные звуки, похожие на отрыжку ишачьей малиновки, которые издавал оркестр. Это они лишили племя божьей милости. Ой-ей, как неловко-то! Кажется, мы только что стали причиной локальной гражданской войны. Ну, или не мы все, а конкретно Нюк со своей неуместной привередливостью… Если что, его имя войдет в анналы планетарной истории как разжигателя смертной распри внутри этого племени Мамуконенавистников.

– Ух ты, драка! Клево, – немедля веселеет разжигатель. – Знал бы – попкорна бы у Таськи выклянчил.

====== Глава 39. Нюк. Загадка демона Мамуки ======

– Одна фраза – и мастер дипломатии виртуозно разжигает локальный конфликт, – усмехается Цилли, наблюдая за катающимися в пыли соперниками. Остальные аборигены моментально делятся на два лагеря и принимаются активно болеть за своих кандидатов. Солома, чешуя и лепестки пополам с клочьями волос летят в воздух так, словно целая стайка ригийских лемуров сцепилась.

– Да у них, поди, все выборы так проходят, – парирую я. – Божья воля должна быть непреклонной. Сожрем гару-гару – и один космос ведает, что еще они вынудят нас делать.

– Наконец-то усек, Стратитайлер. Повторяй эту фразу почаще, когда будешь драить толчок, – комментирует Варг и морщится: – Дерутся, как не поделившие чаевые официанты затрапезной рыгаловки на задворках галактики.

Спланировав к драчунам, кэп метко хватает металлической перчаткой за шкирку одного, другого, и без усилий вздергивает обоих в воздух. Только тощие чумазые ноги сучат. Скажите спасибо, что не за уши.

– СТОП! Замочите друг друга, когда я разрешу! Или брошу обоих в костер к зирковой матери и назначу вождем вон того заморыша с кактусом!

Ярость быстренько гаснет в сверкающих из-под разлохмаченных косм и сбитых набок праздничных уборов глазах, когда переводчик сообщает местным лидерам господню волю. А посол аж расцветает от мелькнувшей перед чумазым курносым носом перспективы.

– Да… вот теперь вы, парни, реально встряли… то есть прогневили богов, – комментирует Соколова, стряхивая приставший к скафандру пучок выдранных волос. – А еще приверженцы искусства…

– Наша больше не будет драться, – поспешно заверяет вождь, показывая кулак сначала дирижеру, потом новому богоизбранному претенденту.

– Моя не дралась, – угрюмо отзывается противник, выплевывая застрявший после схватки в зубах гербарий – недостойный жрец Эвтерпы во время схватки не гнушался укусов. – Моя восстанавливала справедливость.

– Справедливость здесь теперь – я! – рявкает Вегус, отталкивая соперников в разные стороны. – Разошлись по углам, пищаги трюмные! Ты, иди сюда, – и манит пальцем посла. Тот, опасливо косясь на власть, приближается мелкими шажками.

– Чемодан открой, – требует Варг у меня.

– Рори не чемодан, – парирую я. – А робот-носильщик…

Запустив лапищу в недра моего друга, кэп трясет под носом у кактусоносца контейнером печенья и не без ноток невесть откуда взявшейся ласковости интересуется:

– Звать тебя как?

– Вождь пеньком чупикадровым звать… А шаман – тупой задницей красноперого гоподрила, – пугливо откликается посол, не без опаски поглядывая на потемневших немытыми ликами венценосных (или клумбоносных) особ.

– Не слушайте этот дурак, звать его Ник, и он совсем, совсем лох! – вякает вождь, чуя, как власть буквально уплывает из рук.

– Ник, вот это небесное гару-гару будет твое, если отведешь нас к старейшинам. Или старейшине, хотя бы одному.

Вздох зависти порывом ветерка проносится по рядам жителей деревушки. Лицо дирижера, и по совместительству, похоже, шамана племени искажает гримаса.

– Моя вести вас к старейшина! Я – великий шаман Лалафа! – восклицает он, скручиваясь в подобострастном поклоне, параллельно норовя треснуть подобранным посохом Ника по хребту.

– Но-но, – отодвигает его палку могучей дланью Цилли. – Отныне и во веки веков наказывать имеет право только он, – добавляет она, кивнув на Варга.

Приободрившийся аутсайдер племени жестами манит нас в сторону скучковавшихся за площадью хижин.

– Заметила? Ни одной женщины. А дети – вон они. Точно тебе говорю – сплошь гермафродиты, – делюсь я с Яркой, пока мы шествуем за проводником. – Какая интересная мутация…

– Может, у них тут принято дам запертыми в гаремах держать под охраной евнухов, – выдвигает встречную теорию Соколова.

– Ну, тоже вариант, но что-то я не вижу подходящих помещений. Ни одна психически и физически здоровая женская особь в таком термитнике долго не высидит, – киваю я на хибары. – Особенно без интернета.

– Думаешь, иначе была бы заметна хозяйственная женская рука: кружевные занавесочки там, связанные из кишок этих… гоподрилов… чистенькие половички у входа и туземные бюстгальтеры из половинок орехов на веревках? – хмыкает Ярка.

– И это тоже. И умытые рожицы ребятишек. У примитивных культур такие различия четко прослеживаются. Но это гермафродиты с явным преобладанием мужских гормонов. Жаль, что я инженер, а то можно было бы целый антропологический труд накропать. Но ты вполне можешь. Да и Вражонку, наверное, будет интересно их поизучать.

– Если он к ним сунется, то его шансы стать свежим гару-гару будут весьма высоки, – замечает Соколова. – И я изрядно покривлю душой, если скажу, что меня это сильно огорчит.

– Скорее, его в корзину запрягут и заставят вождя по окрестностям возить, – мерзко хихикаю я. – Заметила, как он на Кларочку смахивает?

– Только нрав у Кларочки куда как приятнее, – задумчиво отзывается Ярка, оглядываясь на продолжающую флегматично пировать на останках божественной колесницы голубую лягуху. Интересно, что никаких других домашних животных или птиц в деревне не видно. Попрятали на всякий случай?

– Согласен. И сатанинского блеска в глазах нету.

Идем мы, к счастью, недолго. Ник замирает перед покосившейся хижиной с дверью из прутьев, вежливо стучит в нее ногой и распахивает дверь:

– Заходить, великие боги! Тут!

И тянет грязные лапешки за печеньем.

– Обождешь, – шлепает его Варг по рукам и, сунув контейнер под мышку и согнувшись в три погибели, втискивается в домишко. Мы с Яркой с грехом пополам туда еще помещаемся, а вот на Цилли просто не хватает места.

– Я и отсюда все прекрасно слышу. Прикрою тылы, – говорит она.

Когда глаза привыкают к полусумраку, я замечаю что-то вроде мумии с коричневой от времени и солнца, высохшей кожей. Мумия возлежит на постели из соломы и накрыта каким-то половичком. Похожие на ветки руки и обтянутый кожей череп – собственно, все, что из-под него видно. Мумия дышит с хрипом, надсадно и не очень-то часто.

– Великая гравитация… Это ж сколько ему лет? – спрашиваю я.

– О-о, многа! – сообщает растрепущая башка Ника, просунувшись внутрь. – Целая сорок девять раз лето – фьють!

Сорок девять?! Комету Галлея мне в карман! Дар изустной речи меня покидает. Да, тут годовой цикл, по оценкам Бо, подлиннее, чем на матушке-Земле, но не настолько, чтобы в сорок девять быть таким дряхлым старцем! Я таких дедков только в старом плоском кино видал!

– На фоне этого ископаемого Бас даже после буравчикового возлияния был свеж как огурец и юн как эльф, – ворчит Соколова. – Поглоти меня туманность, вот до чего обсасывание немытых пальцев-то доводит!

– Здравствуйте, дедушка, – подзависнув на минутку, произносит Варг. В самом деле, странновато обращаться так к чуваку гораздо младше тебя.

– Мы прилетели на сигнал маяка с вашего священного алтаря. Откуда у вас передатчик? Кто посылал сигнал в космос?

Отмерев, перевожу старику вопросы кэпа. Ноль реакции.

– Может, он спит? – спрашиваю я почему-то шепотом. Наверное, из уважения к такой седой древности.

– Так разбуди! – велит Варг.

– Боюсь я его трогать. Он может рассыпаться, – пячусь я. И вообще, вдруг это заразно?

– Может, он просто глуховат? – предполагает Соколова. – Гаркнуть ему погромче?

– Валяй, – разрешает Одноглазый, который уже затек, наверное, в три погибели-то. Мне с моим ростом тоже неудобно. Ярка, схватывающая новые слова просто на лету – прирожденный талант к языкознанию, не иначе, повторяет текст переводчика голосом старательного курсанта. Ну, орет то есть. Мумия едва заметно вздрагивает, потом паучьи лапки принимаются шарить по одеялу, находят какой-то сосуд, выдергивают пробку. Дедок долго булькает жидкостью, прочищая горло, потом устремляет на нас мутные глаза-щелки, произносит: «Хр-р-р-р-р-р-р-р…», долгое как терпение моей нянюшки, и затихает.

– Опять заснул? – удивляется Соколова. Мы перестаем дышать, прислушиваясь.

– Черная дыра меня побери! – восклицает Варг, запарившись ждать и тряхнув старикана за плечо. – Он, походу, отъехал!

– Конечно, всегда можно насвистеть, что он гневил богов и святотатствовал… но все равно как-то неудобно вышло, – огорчается Ярка и осторожно тянет к себе кособокий глиняный кувшинчик, из которого перед кончиной набузырился дедуля.

– Ах ты, старый плесневый гриб! Не мог потерпеть эту срань еще гребаных полчаса! – принимается бушевать капитан.

– Я, конечно, не знаю, каким чайком на досуге они тут балуются… но что-то вот это вот подозрительно похоже на ядреный самогон, – заглядывая в горлышко сосуда, где еще плещется немного жидкости, замечает Ярка. – Если не шлем, я бы понюхала и сказала точно.

– Может, попросить шамана вызвать его дух? – предлагаю я, начиная опасаться уже за Варга. Камера его, конечно, подлатала, и все равно лучше б кэпу не нервничать так уж сильно…

Варг, рыча, вываливается на улицу и сгребает Ника за грудки:

– Еще старейшины есть?! Кто-нибудь в вашем долбанном племени скажет мне, откуда у вас была та хрень на алтаре?!

Ярка спешно объясняет перепуганному пареньку, чего надо гневливому богу.

– Священная пик-пик, которая ваша давить лепешка? – уточняет шаман, высунувшись из-за капитанского локтя.

– Да!

– А великая бог дать мне немножечко гару-гару? – шумно сглотнув слюну, уточняет господин Лалафа. Ишь, какое имя музыкальное, наверное, от исковерканного ля-ля-фа.

– Ага… догнать и еще раз дать, – ворчу я. – Живо говори, откуда пик-пик!

– Оттуда! – палец с длинным грязным когтем, выкрашенным чем-то в оранжевый, упирается мне за спину. – Там жить приспешники демон Мамука и сам грязный демон! Они украсть наша небесная мудрость, и мы жить как червь! Но давным-давно, много солнц назад, наш великий воин Гарра Потян проникнуть их мерзкая крепость и украсть волшебная пик-пик, которая должна позвать боги с неба. И наш народ воздвигнуть священная алтарь, украшать цветы, гару-гару носить, и вы прилететь, – с невыразимым умилением заключает шаман. Хм… Десять минут назад он что-то не был так уж рад нашему прилету. Подозреваю, что он подозревает, будто мы все-таки от Мамуки и целенаправленно священную пик-пик даванули.

– Похоже, какая-то часть корабля уцелела. И, возможно, часть экипажа, не выродившаяся до состояния гамадрилов, – заключает Вегус, разжимая пальцы и отдавая снова свободно задышавшему Нику контейнер с печенюхами.

– Половина их – мой! – взвизгивает шаман, пытаясь оспорить свое священное право очередным актом насилия с помощью посоха. Остальная деревня, расположившись позади амфитеатром, внимает. Откуда-то вдруг вылетает кудлатая животинка, похожая на собачонку и самих аборигенов разом, и с лаем пытается впиться Цилли в щиколотку. Я едва успеваю перехватить Рори, калечить мелких зверюшек ни к чему. Видно, обломав зубы о противометеоритник, собачонка, вереща, уносится в кушири.

– Рута, дурак такой, пошел вон! – орет ей вдогонку Ник, уклоняясь от выпадов посоха.

– Милый прием, – флегматично резюмирует бортмех.

– Что в кувшине? – встревает Соколова, тыча практически в физиономию мсье Лалафе прихваченный из хижины сосуд. Всунув нос в узкое горлышко, шаман алчно шевелит ноздрями, параллельно пытаясь уязвить кактусоносца, а затем авторитетно заявляет:

– Священный амброзия.

Ник так энергично отбрыкивается от посоха, что выбивает кувшин из Яркиных рук. Тот сшибает гербарий с его головы, и амброзия щедро орошает чумазое мурло. Живо утеревшись ладонью, посол немедля облизывает пальцы и являет миру довольно симпатичное лицо, молодое – лет семнадцати земных стандартных, в крупных поцелуях местного светила. Круглые серо-голубые глаза сердито таращатся на шамана.

– Моя честно заработать гару-гару, пока вы драться с вождь, как пьяный кикимора! Кто из нас дурак?!

Нехорошая догадка пронзает меня как молния. Настолько нехорошая… или… хорошая? Что я боюсь озвучить ее вслух. У меня аж язык к гортани прилипает. И колени становятся, как мясное желе.

– Где находится город демона Мамуки? Тому, кто отведет – ящик гару-гару, – возвращает Варг разговор в нужное русло, умело комбинируя кнут с пряником.

– Моя! – вызывается Ник, прельщенный таким богатством.

– У-у, точно дурак, пенек чупикадровый, – вворачивает вождь, оскорбленный тем, что про него в этой кутерьме немножечко забыли. Даже пронырливый шаман вертит зачуханным пальцем у виска и корчит трагическую мину:

– Табу! Нехороший место! Кто туда ходить – плохо будет! Мамука наслать злой-злой проклятье!

– Хорошо, просто покажи направление, – уточняет Вегус.

– Там, – машет рукой вождь, высовываясь вперед. – До-о-олго иди своя нога, Кларочка даже тоже долго. Солнце семь раз вжух по небо.

Варг немедленно связывается с «Дерзающим» и требует, чтобы Бас выслал в указанном направлении разведочные зонды.

– Возвращаемся на корабль, – велит он. – Визит вежливости окончен. Сообщи аборигенам, что боги всем премного довольны и разрешают пировать заготовленным для них гару-гару хоть до потери сознания.

И тут из хижины скончавшегося старейшины доносятся подозрительные шаркающие звуки. Не проходит и минуты, как на пороге возникает покойный собственной персоной. Реденькие волосешки стоят дыбом, глазки-амбразуры горят недобрым огнем, а костистая длань сжимает какую-то длинную гибкую ветку.

– Розга! – первой опознает ее взращенная на лоне природы Соколова.

– Какая задница гоподрила спереть мой амброзия и какой грязный Мамуки вы тут разораться и не давать мне размышлять о прекрасном?! – злобно скрипит старичок, угрожающе взмахивая своим орудием. Шаман и вождь стоят перед ним, как нашкодившие школяры, и ковыряют ямки в податливом местном грунте пальцами босых ног.