Текст книги "На рыдване по галактикам (СИ)"

Автор книги: Janny.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)

Между тем Варг ухается на своих новеньких мухоловок и требует у Бо все данные по гиперпрыжку и обновленным картам окрестностей. Вмиг забыв о Нюке с его бездонным, словно космос, желудком, подключаюсь к процессу. В конце концов, надо бы и про странное и неуместное при переходе сияние упомянуть. Вдруг капитан, в отличие от авторов уже не на раз перелопаченных мною учебников, в курсе, что может означать эта аномалия? В конце концов, книги-то пишут большей частью теоретики, а у Варга опыта на десяток таких, поди, хватит. Ловлю себя на том, что воскрешение Вегуса даже мой махровый реализм несколько, по всей видимости, пошатнуло, раз уж мне, по примеру Нюка, захотелось вдруг поверить в капитанское всесилие.

Но прежде чем разбираться в тайне переброски нашей колымаги в неистоптанные ногами и щупальцами известных рас вселенские просторы, предстоит еще продемонстрировать Варгу наш таинственный смертоносный груз, за которым уже умчался Нюк. Ну и Рекичински ждет крайне неприятное пробуждение, что вселяет в мое сердце веру в зачатки кармической справедливости.

Инженер возвращается первым, церемонно неся зловещую страпельку на вытянутой руке, точно хвостоголовую ксарианскую змею, со всеми положенными предосторожностями. За время хранения в сейфе она никоим образом внешне не изменилась, то есть вселенная, наверное, пока вне опасности. Вторая конечность у Нюка по-прежнему занята надкушенным пирожком. Похоже, уже новым.

– Однажды ты точно лопнешь. И застежкой от комбеза пробьешь нашу ржавую обшивку к тагаранской бородатой бабушке, – шиплю я вполголоса.

– Спокойно, кадет, я очень эластичный, – отмахивается он и торжественно вручает Варгу причину нашего падения в неизвестность. Контейнер тонет в широкой как лопата ладони капитана вместе с цепочкой, Вегус хмыкает, вертит ее так и эдак, поднося ближе к свету. И тут в рубку тихим своим кошачьим шагом проскальзывает свежеразмороженный арестант в сопровождении Цилли. На лице у Рекичински никаких эмоций, и от этого обостряется извечное в последние дни желание дать ему увесистого пинка: не люблю я подобных тихушников, тот же капитанский или Басов ор мне понятнее и ближе. А так и не поймешь, что на уме у этого цинтианского лисосвина. У нас и с Торквемадой практически по аналогичной причине отношения сразу же не заладились…

– Я очень внимательно тебя слушаю, Уилсон, – мрачно произносит Одноглазый, демонстрируя тому страпельку или то, что он так называет. Рекичински повторяет свою сказочку про офицера, Штаб Галактического Союза и лютую необходимость спрятать опасную частицу в самой корме вселенной, отчего-то используя для этой высочайшей миссии наше рассыпающееся на ходу корыто. Капитан багровеет почище ввергнутого в смущение Баса, потом резко срывается с места – мы на всякий случай к стеночке прижимаемся, сгребает Рекичински, точно крысеныша, одной ручищей, и волочит из рубки. Припускаем следом.

– Как думаешь, кэп ему голову шлюзом прищемит, или в работающее сопло сунет? – тихо интересуется моим мнением Эластичный Бортинженер. – Или чего позанятнее придумает?

Я только плечами пожимаю. Не могу сказать, что в моей душе вдруг подняли голову изначально хилые ростки филантропии, но не хотела бы я оказаться сейчас на месте липового офицера, которому теперь уже никакой Штаб не поможет.

Дотранспортировав грозящего ответственностью перед всем Галактическим Союзом за этот произвол лже-суперкарго до центрального шлюза, Варг пинком открывает его, не печалясь ни о перепадах давления, ни о возможных бактериях, что могут попасть с Ксены к нам на борт, аккуратно надевает цепочку со страпелькой тому на шею и кубарем вышвыривает бедоносца с корабля, невзирая на его протестующий вопль и попытку раскорячиться в дверях, точно Ивашечка на лопате из старой сказки.

– А я ему говорил, – замечает Нюк, дожевывая, наверно, сотый по счету кулинарный Тасин шедевр.

– Знатье – сами бы выбросили. Еще жратву и газ на него переводили, – ворчит Цилли. Откуда-то из темных глубин моего сознания вдруг выскакивает фраза:

– Пустить его по доске!

Кажется, это как-то связано с древними, пошаливавшими еще на морских просторах матушки-Земли, пиратами и их антигуманными привычками.

– Отставить! У нас не пиратское корыто, а приличное, мать его зиркову в анальные щупальца, торговое судно, – произносит Варг, захлопывая шлюз. – Ну вот, одной проблемой меньше – теперь страпелька-хреняпелька, чем бы она ни была на самом деле, так далеко от ГС, как в Главном Штабе и не мечтали. А вот для вас у меня хреноватые новости, малыши – я тоже понятия не имею, где мы застряли. Попробуем как-то с этим разобраться и вернуться назад. Дуй в рубку, кадет, косяки свои растолмачивать.

– Хорош, чертяка, – шепчет мне Нюк на обратном пути. – У меня до сих пор мурашки, как представлю, что и нас он мог реально в шлюз запулить. Повезло Рекичински, что мы на приколе. А то б в открытый космос полетел.

– К тому же, он всегда может последовать дурному примеру Баса и залить робинзонскую тоску спиртом – благо, на этой планетке он содержится чуть ли не в каждом сорняке, – философски замечаю я.

– Научится гнать ядреный буравчик имени Алого Алконавта, споит птеродактилей и породит с теми мелкими новую расу гуманоидных белкокрыс. Возложат страпельку на алтарь и примутся охранять, как завещал Генштаб, сбивая копьями залетных астронавтов, – хмыкает Нюк.

Бо выводит на экраны сохраненный в его памяти курс, и Варг шаг за шагом проверяет ход расчетов, то и дело требуя, чтобы я обосновала то или иное решение. Самое трудное, что по его тону невозможно понять: согласен он с ним и просто проверяет меня или же мысленно уже составляет приказ о пожизненном зачислении кадета Соколовой в почетный штат полировщиков писсуаров. А чем дальше в расчетах – тем по более зыбкой теоретической почве мне приходится ступать, невзирая на недавние попытки экстерном одолеть премудрости навигации за пятый курс. У меня потеет спина и почему-то нестерпимо чешется под мышкой. Скоблиться, точно тагаранец, открывший сезон охоты на снежных блох, в присутствии капитана я не в состоянии, и это повышает градус тихих мучений. Бас, для которого навигация, как я уже успела уяснить, скучный и темный лес, молча мается, обхватив голову руками, пока перед его носом ползут нескончаемые столбцы цифр.

– Здесь не учла гравитационный эффект при прогнозируемом движении пояса астероидов, – палец Варга упирается в экран. – На этом этапе начинает нарастать отклонение от конечной точки…

Капитан берется рассчитывать величину упомянутого отклонения, и хмурится при этом все больше. Бас осоловело таращится на дисплеи, машинально пытаясь пришмякнуть упорно поднимающиеся дыбом космы оттенка молодого поросенка. К счастью, хотя бы земного. Упаси космос пилота от расцветки славийского свино-аналога.

– По всем законам навигации, с учетом выявленных погрешностей, «Дерзающий» должен был выйти из гиперпространства в этой точке, – Вегус тычет в светящуюся перед ним карту кажущейся теперь такой обжитой и знакомой галактики. – Это в стороне от выбранной звездной системы, в опасной близости от туманности, но не имеет ничего общего с тем, где мы реально сейчас находимся. Поэтому с момента появления посторонних визуальных эффектов – валяй снова и поподробнее.

И я послушно валяю, понимая уже, что мы с «Дерзающим» умудрились посадить в лужу и кабинетных теоретиков, и матерых практиков, нагло поправ все законы природы и науки. И, судя по озадаченному выражению зверской физиономии кэпа, видимо, самое время аккуратно поправить понапрасну расшатанный реализм на его постаменте и активно продолжать адаптацию к жизни в новой галактике.

====== Глава 31. Нюк. Дьяволово семя ======

Что-то меня подташнивает. Кажется, Соколова была права – крайний пирожок оказался лишним. В космофлоте по сей день произносить слово «последний» по отношению к себе, любимому, или к судну – последнее дело. Что никак не мешает вляпываться в неприятности и даже целыми этими судами погибать. Но традиции – дело святое. Вот и повод проверить дока на профпригодность. Посмотрим, что там в его ксенотыковку влилось…

В кои-то веки Шухер вспомнил о родительских обязанностях: любовно обвив верхней конечностью порождение хвоста своего, он читает тому, должно быть, лимбийскую народную сказочку. А может, и справочник по удобрениям каких-то там плантаций – по скрипящим и каркающим звукам все равно не поймешь. Детеныш выглядит откровенно скучающим и сосредоточенно ковыряет псевдоподией в одном из ушей. Причем, не своих, а папашиных. Ему ж игрушек, наверное, каких-то надо… Чем там маленькие лимбийцы забавляться любят? Можем наварганить с Цилли из старых деталюх от рыдвана. Штурвал вон ему отдать, хай гоняет в кораблики по коридорам…

– Док, что-то неважно я себя чувствую. Глянешь?

Шухер поднимает на меня полные скорби очи, отсаживает чадо в сторонку, пихнув ему носитель со сказкой в щупальца, и тяжко вздыхает:

– Конечно… я же штатный бортврач. Ты про малыша Варгусика капитану ничего не говорил? Не могу же я его до бесконечности прятать…

– Нет. Это вообще-то не моего ума дело, но, судя по тому, как кэп обошелся с суперкарго, лучше б тебе постараться приныкать своего мальца понадежнее. По крайней мере, на пару-тройку дней, пусть Дьявол поостынет слегка.

– Ты это… проходи, что ли, там… – неопределенно взмахивая щупальцем, снова вздыхает док. Памятуя, чем закончился прошлый тест, предусмотрительно держусь поближе к шлюзу. Если Шухер надумает отколупать с меня чешуйчатую паршу какой-нибудь остро заточенной железякой, я хоть сбежать успею.

Приблизившись, лимбиец долго и тоскливо оглядывает меня, даже не пытаясь задавать наводящие вопросы, потом чешет репку сразу двумя конечностями и раздумчиво произносит:

– Ну, вот это верхнее щупальце… два… это руки. А вот то, что внизу?

Пупок, как ни странно, напрочь нашим дорогим пупкофилом в этот раз игнорируется.

– Та-а-ак… – тяну я, начиная догадываться. – Док, а какого я пола?

– Д… де… – начинает он неуверенно, и тут вдруг его отрок с грохотом роняет компьютер. Шухер содрогается всем студенистым телом, бормоча что-то на своем, возвращает ребятенку игрушку и поправляется: – Мальчик?

– Ясно, – констатирую я. – Что ни зирка опять не сработало. Ну хотя б парши на чешуе у меня нет?

– А у землян бывает чешуя? – страдальчески вопрошает недотепа, выдувая слезные пузыри из ушей.

– Нет. В норме не бывает.

– Только капитану не рассказывай, а то он нас с малюткой следом за Рекичински выбросит прочь на эту дикую планету! – цепляется он за меня сразу всеми своими конечностями.

– Не расскажу, – клятвенно заверяю я. – Просто сиди тут тихо и не отсвечивай. Потом еще разок попробуем тебе ума в голову вложить. Попозже. Слишком часто нельзя.

– Спасибо! – салютует мне Шухер очередной порцией пузырей.

– Не за что. Мы же команда, – аккуратно похлопываю его по тому, что примерно на месте нашего плеча расположено. Вроде жест это пристойный. Пожалуй, о том, что и мне, скорее всего, от лютующего Варга за неудачный эксперимент влетит, распространяться не стоит.

Тут доков Омен издает странный кашляющий звук, и заботливый родитель, всплеснув щупалками, кидается к малютке, напрочь забыв о медицине. Деточка энергично отмахивается шипастым хвостом и норовит куда-то ушмыгнуть, волоча за собой комп.

На доково счастье, корабельная сирена созывает экипаж на обед. Тася работает как часы, хотя бы тут у меня все вышло как надо. Ну, и с посадкой корабля тоже… Хотя от Варга даже паршивого «молодец» вряд ли дождешься, не то что поощрения с занесением в личное дело. А Бас меня, кажется, откровенно за этот успех возненавидел. Может, план по устранению старперов и сколачиванию гарема был не так уж туп и фантастичен?

Я так наподкреплялся пирожками за стихийным ланчем, что теперь только чай швыркать могу. А вот Варг с Басом и Яркой оголодали, изрядно попотев над определением наших координат, так что приступают к трапезе с азартом. Как и Цилли. Да и док не отстает, его аппетит вообще в любое время суток даже меня позавидовать заставляет. Неудобных вопросов на щекотливые медицинские темы ему никто не задает, так что наш маленький грязный секрет пока таковым и остается…

Однако тарелки с первым еще и дна показать не успевают, как шлюз в столовую вдруг отъезжает в сторонку и внутрь, волоча по полу шипастое щупальце, вкатывается доково чадовище. Блин, неужели трудно было мальца в медблоке запереть?! Сейчас начнется… И начинается. Варг устрашающе выкатывает на нахаленка гневливые зыркалы, пока Шухер спешно подхватывает дитя на руки, бормоча извинения и заверения, что малютка Варгусик никому не помешает, он просто проголодался, а так он очень хороший, милый и воспитанный мальчик. Какой-то там конфигурации.

– Как? КАК…?! – сипит Вегус, поперхнувшись супом. Бас от души шарахает друга по спине кулаком, и, прокашлявшись, кэп посредством ора уточняет вопрос. Шухер произносит полное имя чада – Варг-Базиль-Цилли-Нюк-Яромилочка-Таисья-Утухенгаль, и пунцовыми пятнами идет уже половина нашего крохотного экипажа. А мы с Соколовой принимаемся тихо и подленько хихикать в кулаки, отметив, что док и роботессу к списку присовокупил, отдав должное ее дарованиям.

– Полагается дать ребенку имена всех его родителей, первым поставив имя самого достойного и уважаемого предка… а также пращуров до девятого колена по всем линиям упоминают особо, в торжественных случаях, но поскольку родитель у него только один… позор мне, позор! – я счел, что ваши имена станут достойным украшением моего мальчика, – поясняет док, снова на всякий случай пузырясь слезами. Ну что за плакса такой, в самом деле?

– Ну не может же истинный лимбиец одно имя носить, будто бродячая ксехара какая-то! – восклицает он, заламывая щупальца. А его потомок тем временем запускает ложку в папашину тарелку, с аппетитом натарачивая суп.

– Ну мы ж как-то обходимся, – хмыкает Цилли. – Хотя я прям польщена.

– Вот Уилсон, например, в почетном именном списке не упомянут, он был вычеркнут за недостойное поведение, – с самым серьезным видом поясняет Соколова. – Так что ничего напоминать об этом центаврийском крысозавре не будет, все продумано.

– За нарушение контракта и невыполнение приказа я из тебя щей сварю, – обещает Варг бедняге доку таким тоном, что всем слегка не по себе становится. – Запри его где-нибудь, чтоб под ногами не путался! Или обоих к Рекичински колонию организовывать отправлю.

Повисает несколько неловкая тишина, экипаж возвращается к трапезе, стараясь не смотреть ни на дока с его несчастьем прожорливым, ни на капитана.

– Соли передайте, – густым незнакомым басом раздается вдруг откуда-то. Мы все аж дружно подпрыгиваем, а Тася роняет на пол кружку.

– Что за х…? – сипит Одноглазый, багровея оттого, что подавился второй раз за пару минут.

– Да, со средним интеллектом по экипажу так себе, – ядовито констатирует бас. – Соли, говорю, передайте! Белые кристаллы такие, натрий хлор по-научному. Суп недосолен.

И тут до меня доходит, что гул этот утробный вылетает из какого-то ротового отверстия крошки Варгусика, сердито уставившегося на нас своими очами, похожими на папашины, только внезапно больно осмысленными.

– Соли в супе по норме! – в гробовом молчании возмущенно всхлипывает Тася. Столовые приборы со звоном валятся из опустившихся доковых щупалец. Кажется, впервые в жизни мсье Шу-Хар-Ман-Итер-Утухенгаль (кратенько, для земного употребления) напрочь лишился аппетита.

– Ты не говорил, что ваши детки так живенько развиваются, – произношу я, чтобы как-то разрядить атмосферу.

– Они так и не развиваются, – придушенно шелестит Шухер, с неприкрытым ужасом взирая на свое исчадие, в раздражении нетерпеливо постукивающее зажатой в щупальце ложкой по краю стола.

– Он, кстати, сейчас материт нас морзянкой, – шепчет мне Соколова и фыркает в свою чашку. Плечи ее трясутся от сдерживаемого хохота. Варг, человек старой закалки, как и Бас, это тоже, конечно, живо просекает. Шрамы на жуткой морде нервно передергиваются, отшвырнув ложку, кэп соскакивает, чтобы сцапать нахального акселератного тезку и выметнуть прочь на пару с нерадивым родителем, но тут деточка выдает очередной кульбит шипастым хвостом:

– Кэп, поберегите нервишки. Вам же нужен док? Настоящий, секущий в гуманоидной медицине. Мой папашка – полено поленом, чего там скрывать. А я вот весь курс прослушал и могу на глазок сказать, что у вашего пилота давленьице пошаливает. Пить надо меньше, батенька! В вашем-то возрасте. А ты, конопатый, – добавляет он, ткнув в меня щупальцем, – просто пирожков обожрался. Что, пересрался, пока с местными пичугами тусил? Вестибулярка-то у тебя дрянь.

– Типа того, – соглашаюсь я, не уточняя, что гораздо больше перенервничал от капитанского воскрешения, и сейчас словлю новую порцию стресса, потому что убийств маленьких лимбийцев столовой ложкой мне еще наблюдать не доводилось, а это, судя по всему, зрелище жуткое, кровавое и неизбежное.

– Хочешь, мазь от веснух выпишу? Может, тогда кучерявая к тебе подобреет. Глядишь, и даст, – продолжает Оменыш.

– Спасибо, мне дороги мои пигментные пятна. В память о нянюшке, – с достоинством парирую я. – И моя интимная жизнь меня тоже устраивает.

– И от мозолей мазь имеется, – не унимается мелкий гад.

– Прослушанный тобою курс сексологии немного устарел, – цежу я, нащупывая ложку. Помогу-ка я капитану, пожалуй… Цилли уже ржет просто в голос, утирая выступившие слезы. Бас, чья физиономия сравнялась по оттенку с шевелюрой, тщетно пытается хоть что-то выговорить, но из глотки его вырывается только свист, точно из носика перекипевшего чайника. Соколова, метнув крайне недобрый взгляд на порождение лимбийского дьявола, участливо придвигает пилоту стакан с чаем.

– Варгусик, ты ведешь себя недопустимо… Нельзя так разговаривать со старшими, – растерянно шепчет Шухер, на его макушке проступают лиловые разводы – видно, от волнения и стыда за свой неупокоенный вовремя хвост.

– Так льзя или нельзя? Давайте определимся с моим статусом. Если я дитя неразумное – так могу вести себя как хочу, какой с меня спрос? А если новый штатный док – так тут и разговор другой, – невозмутимо парирует тот, набивая хавальники недобитыми мною пирожками. – И штаны б мне пошить надо, размахиваю тут причиндалами направо-налево, а в экипаже вон самки. У гуманоидов это неприлично.

– Убью-у-у!!! – орет Варг, отмерев, и швыряет в дьяволово семя тарелку. Шухер, неожиданно ловко уклонившись от этого НЛО, сгребает чадовище в охапку и рвет щупальца на выход. Цилли повисает на плечах у кэпа, готового к смертоубийству. Тася плачет. На всякий случай, а может, от оскорбленного профессионального достоинства. Сроду она еду не пересаливала и не недосаливала.

– Теперь мне гораздо понятнее и ближе лимбийские обычаи… насчет обращения с отпавшим хвостовым щупальцем, словно с древней ядерной боеголовкой, – бормочет себе под нос Ярка и, в свою очередь, хлопает по спине злобно хрипящего пилота, которому от бессильной ярости аж чай, видать, залился не в то горло.

– Алкаша вашего щас инсульт трахнет! – несется из коридора удаляющимся баском.

– Тась, не плачь, он просто мерзкий маленький утырок, врет он все, – вздыхаю я, протягивая роботессе салфетку. – Ну опять всю смазку на слезы переведешь… Ты самая красивая и самая лучшая повариха во вселенной.

– Заберите у него мое имя, я своего согласия быть ему мамой не давала! – всхлипывает та.

– Я бы его со страпелькой в один контейнер упаковала… чтоб уж все злосчастья Вселенной в одном ящике Пандоры хранились, – ворчит Соколова и свободной от долбания по Басовой спине ладонью пытается похлопать Тасю по руке. Кажется, ее больше всего возмутило предположение мелкого пакостника о чудодейственном влиянии мази от веснушек на девичью фертильность.

– Так, давайте поостынем, – предлагает бортмех, кое-как усадив брызжущего слюной Варга на место. – Как этот прихвостень умудрился папашкин курс медицины-то прослушать?

– Черная дыра его знает, я электроды лично Шухеру на голову лепил! – оправдываюсь я, обняв всхлипывающую Тасю за плечи. – Дыхание, наверное, задержал, и переклеил их на себя. Вероятно, он давно уже такой ушлый, просто помалкивал, чтобы не спалиться. Может, с самого начала.

– Бар-р-рдак! – рычит Варг, шарахая кулаком по столу. – Ни дисциплины, ни порядка, ни субординации! Поэтому мы в этом дерьме и оказались!

Экипаж дружно вздыхает, пряча глаза. Что тут возразишь?

Немного остыв и утешив себя отличным вишневым пирогом, а Тасю – похвалами за сей шедевр, приходим к неприятному выводу – мелкий мерзавец нам, как ни крути, нужен. Варг, конечно, рвется хотя бы породителя этого сатаненка на Ксену выметнуть, в компенсацию морального вреда, значит, но Ярка вовремя спохватывается, что оранжерея-то наша в запустении, сами мы незнамо где, провизия тает, а Шухер как раз агрономом стать мечтал или что-то вроде того. Подумав и немного успокоившись, кэп вызывает лимбийскую семейку на ковер, производит ротацию кадров, пообещав удушить тезку, если тот не будет держать языки за зубами, а бывшего дока, к его вящей радости, назначает бортовым озеленителем, велев убираться в оранжерею и щупал оттуда не высовывать.

Жизнерадостно мотая вновь девственно пустой башкой в такт нестерпимому скрежетанию в наушниках, Шухер убирается в лабораторию, дабы реализовать себя на давно вожделенном поприще. И тут же выясняется, что и образцы взяты сплошь не те, и анализы не дают исчерпывающей информации, и исследование требуется провести совершенно иное. Он неожиданно так воодушевляется своей новой миссией поиска на Ксене хоть чего-то хорошего (читай – съедобного), что стремительно ввинчивается всеми щупальцами в скафандр и выражает желание самолично по планете прошвырнуться, презрев все ее возможные опасности. Охваченный энтузиазмом, он спешно нагружается разнокалиберными контейнерами, бормоча под заменяющий нос орган про какой-то кремнезем и легкорастворимые элементы питания для овощных и прочих культур.

Меня, как самого свободного на данный момент от своих прямых обязанностей, и вступавшего в непосредственный контакт с местными, приставляют к нему в качестве сопровождения. Разумно – от моей зеленой макушки теперь и птеродактили, и кусты шарахаться будут. А Ярка просто из любопытства или от скуки напрашивается. Варгу не до нас – ломает теперь башку в рубке, как дальше быть. Да, надо бы напомнить доку, что местная флора предпочитает всем легкорастворимым элементам питания неосторожную фауну, не пренебрегая и инопланетной. Ксенофобией здешние кустики не страдают и в высшей степени толерантно относятся к представителям иных рас, не воротя чашелистики от стихийно нарисовавшегося нового блюда.

Пока Шухер с энергией тяпнутого альдебаранской цеце коборука носится взад-вперед, что-то выискивая, и ковыряет землю, мы бдим с бластерами наготове. Тут помимо птеродактилей еще и изгнанный экс-член экипажа где-то шастает, если его еще не стрескали, конечно. Соколова особенно старается, наверное, реабилитироваться хочет.

– Ярк, ты это… не бери в голову то, что доков Варжонок наплел. Про гарем я прикалывался. И в мыслях не было тебя в койку затащить, хоть с помощью веснух, хоть без, – говорю я ей.

– Было бы, из-за чего париться, – не переставая обшаривать окрестности глазами, отмахивается Соколова. – А то ты не видел, чем кончился подкат одного хвостатого мачо. Даже и без веснушек.

– Ну я вообще-то не лакиец в гоне и ухаживаю поизящнее. Когда хочу, – возражаю я, уже жалея, что завел этот разговор. Черт их поймет, этих женщин, уже все тайны вселенной, считай, повскрывали, а что у них в головах происходит – до сих пор загадка посложнее черной дыры. Подкатишь – нахал. Не подкатишь – козел. Старый добрый земной.

– Ты, может, и умеешь подкатывать поизящнее, а у меня методы универсальные, без индивидуального подхода, – флегматично отвечает Ярка и на всякий случай шугает примостившееся на кустике золотистое насекомое, заинтересованно вытаращившее было на нашу компанию свои фасетчатые глаза. Чего вот за обедом тогда надулась, если так пофигу?

– Короче, не люблю я просто все эти глупости, – решительно закругляет тему личных гуманоидных отношений Соколова. – Мне вот интересно, если из хвоста вполне приятного и интеллигентного лимбийца развилось ТАКОЕ, что же будет, отвались вдруг тыльная щупалка у самого этого ксено-Омена? Это, пожалуй, пострашнее страпельки выйдет.

– Надеюсь не дожить и не увидеть, – фыркаю я, а про себя отмечаю – девственница еще. Как пить дать. И к Варгусику не ходи. Но этот вывод я, пожалуй, пока придержу при себе.

Понемногу мы перемещаемся все дальше от корабля, и аромат свеженького чкмерули вдруг навязчиво вползает прямиком в мой только что отобедавший мозг. Затем к нему присоединяются и другие искусительные запахи. Это что, Рекичински тут так неплохо обжился уже где-то по соседству?! Скосив глаза, обнаруживаю к своему изумлению прямо-таки шведский стол, сервированный на сборную Земли по сумо, парящий над скромного вида цветочком.

– Ярка, ты это тоже видишь? – спрашиваю напарницу.

– Шашлык, бабулины пирожки, тортик и целую бахчу славийских арбузов? – с усмешкой перечисляет та.

– Не-а, у меня другая сервировка. Он что, так добычу приманивает? Вот изобретательный, паразит!

– Мы с Цилли на первой вылазке его видели уже, но тогда меню было скромнее – видать, здорово оголодал, распугали мы ему тут всю нямку, – хмыкает Соколова.

Что же они все жрут, интересно? Кроме звероящеров и ксенобелок, я ни одной живой твари тут больше и не видел.

Тем временем экс-док, отвлеченный от своих занятий тщательно наведенными ароматами, выронив инструменты, с остекленевшими окулярами зачарованно волочится в сторону зарослей. В это же мгновение все виртуальные закуски подергиваются дымкой и бесследно развеиваются, а моему взору предстают буквально на глазах чахнущие блеклые цветки. Быстро наступаю на одну из конечностей Шухера, от всей души надеясь, что она – не хвост. Одного детеныша-гаденыша нам с лихвой в этой экспедиции довольно. Док довольно энергично дергается, лихорадочно шепча что-то вроде молитвы. Несколькими секундами позже до меня доезжает: он всего лишь перечисляет сменяющие друг друга, по всей видимости, с калейдоскопической скоростью, лимбийские вкусняшки.

Цветы какое-то время стойко пытаются визуализировать шухеровы гастрономические фантазии, но все их сенситивные таланты пасуют перед нескончаемым потоком чревоугодных грез, и перегревшийся процессор взрывается, точно переспелый славийский арбуз. Громкий хлопок, какие-то мокрые тряпочки расшвыривает в радиусе трех метров, и все, будто и не было никакого цветка.

Лишившись источника столь сладостных мечтаний, док ошалело встряхивается и начинает озираться по сторонам.

– Кажется, пора ужинать, – наконец заключает он, с черной тоской во взоре оглядывая собранные образцы. Шестое чувство подсказывает мне: единственное, что может нам предложить Ксена, помимо всех видов спиртовых соединений – это только что загубленные безмерной прожорливостью нашего Шухера цветочные глюки. Может, конечно, тут отыщется какая-то съедобная фауна… если только нас самих раньше флора не схомячит. Но в целом Ксена не производит впечатления перспективной для потенциальной колонизации планеты. Я уже не прочь отсюда свалить.

====== Глава 32. Кадет Соколова. Одним миром мазаны ======

Размышляя, какие еще удары ниже пояса готовит ксеноморфное исчадье нашему экипажу, топаю следом за доком, уверенно взявшим курс на корабль и ранний ужин. Это хорошо еще, если змееныш просто все время подглядывает и подслушивает, а ну как и мысли почитывает? Вообще сенситивные способности у лимбийцев – редкость, так и наш экземпляр тоже… наособицу выдался. Если Омен вздумает прилюдно обсудить со мной причины незадавшейся личной жизни, кэпу не придется утруждать себя и марать руки: сама лично выкину паразита в шлюз. Желательно в открытом космосе.

Внезапно земля под ногами содрогается, а затем здоровенный кусок поляны резво встает на дыбы прямо у меня перед носом. Еще не поняв, что происходит, рефлекторно прыгаю в сторону во вратарском броске и качусь по идущей земляными волнами лужайке. Вскочив на ноги, вижу вокруг себя лишь вздымающиеся пласты почвы, комья барабанят по шлему, пыль застилает лицевую пластину, и в довесок отовсюду валятся вывороченные с корнем растения. И черная дыра ведает, какие из них не прочь под шумок подкрепиться. Какой туманности… Что тут вообще происходит? Землетрясение, что ли? Своих спутников в этом хаосе я теряю из виду сразу, правда, истошные вопли дока подсказывают, что он находится где-то по правую руку от меня.

«Дерзающий», застилаемый грязно-бурой дымкой, высится метрах в пятидесяти впереди. Расстояние ерундовое, конечно, но только не в тот момент, когда земля решила сплясать лезгинку и завела моду неподобающим образом подпрыгивать под гравиботинками, точно норовистая кобыла. Бегу зигзагами, уворачиваясь от особо крупных комьев и булыжников, вывороченных из недр расковырянной Шухером почвы, и перепрыгивая через расползающиеся, точно глумливая ухмылка на физиономии Варгусика, трещины на поверхности. Попытки на ходу связаться с остальными проваливаются – связь в этом бардаке работать отказывается и слышен только оглушительный треск помех. Впрочем, может, передатчику не понравился обрушившийся на шлем камнепад? Мне вот он тоже что-то не особенно нравится.

Земля в очередной раз изгибается, словно бьющаяся в корчах змеюка, я с трудом удерживаю равновесие, и тут из разлома передо мной буквально выстреливает здоровенная коряга. И что самое неприятное – она продолжает лезть и лезть, и не думая заканчиваться. А ее длинные корявые ветви так и норовят ухватить меня за ногу. Перескочив через определенно алкающий моей плоти отросток, огибаю этот гибрид баобаба с саксаулом, и где-то на задворках сознания мелькает мысль: а ведь я уже похожую штуковину видела. Только в уменьшенном и чахлом варианте… на той странной проплешине на первом континенте.

«Ай да Шухер, ай да зирков сын – и впрямь ведь прирожденный удобритель, эвон какой урожай уже попер!» – ехидно вворачивает внутренний голос, и во мне начинает буквально пузыриться идиотский и неуместный смех. Перепрыгиваю через коварно подставленную мега-саксаулом ножку, и тут и без того идущая трещинами поляна прямо подо мною разверзается, и я лечу в пустоту. В последний момент успеваю ухватиться за какую-то ветку, однако она оказывается принадлежащей обычному кусту, уже наполовину выкорчеванному из земли при разломе. Плотоядная флора при всех присущих ей недостатках попыталась бы удержать свой потенциальный обед на поверхности, а этому растению повисший на нем гуманоид пополам, и я начинаю медленно, но верно сползать в трещину. Дна в образовавшейся пропасти я не вижу, да не очень-то и хочется. Во всяком случае, осыпающиеся камешки улетают вниз совершенно беззвучно, лишь прошуршав по отвесному краю.