Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц)

– Ставки слишком высоки, чтобы ты воспринимал это игрой, – неожиданно жестко сказал Он.

– Не надеялся же ты, что я лягу на жертвенный алтарь с веночком из цветов на голове? – съязвил я. – Я остаюсь, нравится тебе это или нет. Из-за тебя я мучаюсь от тяги, разрывающей на части боли и демонов, о существовании которых я никогда не знал. Может, это и не должно быть игрой, но тебе нужно было подумать об этом до того, как ты меня в это втянул.

Я замолчал, но Он больше не сказал ни слова. Подождав минуту или две, я развернулся к двери, нарочито медленно дошел до нее и помедлил, взявшись за ручку.

Он меня не остановил.

Совершенно оглушенный, я вернулся домой, даже не поняв, как преодолел весь этот путь. Все, начиная с того момента, как я вышел из дома на охоту, поблекло в моей памяти, словно это было не час назад, а несколько месяцев или даже лет.

Мне нужен был душ, постель и сон на пару суток, но вместо этого я машинально достал из шкафчика бутылку виски, откупорил и лег прямо на пол, стянув с дивана плед и накрывшись им с головой.

В голове была стерильная пустота.

========== Глава XX. ==========

И ничего не изменилось.

Я так и не понял, повлияло ли на отношения между нами то, что произошло в Его покоях тем вечером, после того, как я поохотился и чудом переместился в Ад. Чудовищная боль больше не беспокоила меня, но мне казалось, что температура моего тела упала градусов до двадцати пяти, и я ходил дома в двух свитерах, бесконечно закутываясь в пледы, и не мог согреться.

Наладились между нами отношения или нет, но я был слишком упрям, чтобы спуститься к Нему за тем теплом, к которому меня тянуло, а заодно и все у Него выяснить.

И пусть чудовищная боль не возвращалась, но странное, мучительное чувство терзало меня глубоко внутри, возвращая мыслями в тот момент, когда я попросил Его – и Он пошел мне навстречу, опустился на колени, поцеловал меня. Я гонял это воспоминание в своей голове по кругу, словно заевшую пластинку, и испытывал странную вину и легкий стыд за то, как вцепился пальцами в Его одеяние. Тогда я думал, что я рассыплюсь на части, если отпущу Его, а сейчас, при жестоком свете дня, сменившем мою покровительницу-ночь, я сам себе казался жалким.

И глубоко внутри, отгоняя эту мысль, словно назойливую муху, я хотел возвращения этой боли, чтобы вернуться к Нему. Я был готов снова попросить Его о милосердии, снова пасть ниц, снова сделать вид, что боль вынудила меня на это, пусть даже я знал, что это не так.

Тем временем приближались концерты, репетировать нужно было больше. Первое выступление было назначено через два дня, в клубе в центре города, и группа была переполнена энтузиазмом. Я вяло поддерживал общую радость, про себя размышляя о том, как было бы здорово, если бы Он пришел на наш концерт, услышал, как я играю, и взял назад свои слова, которые сказал мне тогда в покоях – о том, что меня ничего не ждет в реальном мире, кроме разбитых надежд и несбывшихся желаний.

Я не знаю, думал ли Он так на самом деле или просто хотел задеть меня за живое, если я даже согласился на обращение в демона, потому что Сафина предсказала нам славу. Мне оставалось только догадываться о Его истинных мотивах, и я уже начинал подозревать, что ненавижу скрытность, вошедшую у Него в привычку за столетия Его жизни.

Тайна Его крыла, отношения с Виктором и остальными суммусами, Его семья и то, с каким упоением и маниакальной настойчивостью Он скрывал о себе все, даже имя, – это будто бы раззадоривало меня. Он знал, что я не перестану пытаться узнать правду о Нем, и иногда мне казалось, что Он даже наслаждается тем, как я натыкаюсь на глухую стену раз за разом.

Но за желанием доказать Ему, что Он ошибается во мне, пряталось намного более ужасное чувство: подняться над Ним, показать, что я представляю из себя намного больше, чем парень с неформальной внешностью, который мастерски умеет влипать в неприятности, заставить Его признать, что Он неправ.

Я был ослеплен этим желанием настолько, что не замечал ничего и никого вокруг, полностью поглощенный своими мыслями и фантазиями, в которых я, подобно Виктору, возвышаюсь над Ним, чувствую вкус власти на языке и знаю, что Он подчинен моей воле…

И я надеялся, что Он не чувствует моих эмоций в этот момент.

Я даже не был уверен, что мое желание было вызвано именно – и только – музыкой.

…

Накануне концерта мне приснился странный сон: будто я оказался в школе, но словно бы в пятидесятых годах – не было никакой техники, наушников и мобильника, ничего, что могло бы скрасить мое время там. Друг моего детства, Джефф, болтал, сидя за одной партой со мной, о девчонке, которую хотел пригласить на бал, но я его не слушал. Я оглядывался вокруг и пытался понять, что я делаю здесь, почему я снова в школе, ведь я даже не сделал свое домашнее задание и почему никто из них не допускает мысли, что я стану известным музыкантом. Вопросы крутились в моей голове, и когда я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться хоть на одном из них, я внезапно понял, что я не в школе, а в своей постели, и одеяло обмоталось вокруг моих ног, словно капкан.

Часы показывали 05.42.

Подавив вздох, я выпрямился в кровати, распутал клубок из одеяла и сел, закрыв лицо ладонями.

Я ненавидел школу всю свою сознательную жизнь. Отношения с одноклассниками не заладились, а большинство учителей открыто меня не любили; вернуться туда во сне было подобно кошмару, и даже несмотря на явное отсутствие угрозы во сне (никаких монстров, готовых меня сожрать, никаких убийц и экстремальных ситуаций, вроде падения с высоты), меня колотило, будто в лихорадке, и когда я заваривал кофе, едва его не пролил.

Хотелось выпить. Хотелось курить. Хотелось – неожиданно сильно – чтобы кто-то напомнил, что мне тридцать лет, школа осталась далеко позади, а вместе с ней и те кошмары, выпавшие на мой подростковый возраст – тяжелый период отношений родителей, хаос в моей голове и люди, которых я оттолкнул от себя.

Все это кануло в небытие, а сейчас мне тридцать лет и я все так же не думаю головой, сидя в своей кровати и перескакивая с каждой мысли на моего…

На Него.

Даже в своих мыслях я не мог назвать Его никак иначе, кроме безличного и в то же время конкретного местоимения “Он”, и даже Виктор сказал, что это звучит у меня с благоговением.

Стоило мне подумать о Нем, как волна злости, смешанная со страхом и отчаянием, поднялась во мне. Откинув одеяло в сторону, я вскочил с кровати и начал яростно хватать вещи и одеваться на пробежку, чтобы отвлечься, успокоиться и выкинуть все мысли о Нем из своей головы.

Вечером концерт и мне нужно было быть успокоенным и уравновешенным, насколько это вообще возможно.

…

Концерт приближался к концу, когда все изменилось.

Я был взвинчен – после сна, после пробежки, которая ни черта меня не успокоила, после двух часов в гримерке, пока нарастало напряжение в группе перед выходом на сцену.

Я был взвинчен мыслями о Нем и я настолько устал, что просто не стал сопротивляться, и мысли о Нем заполонили мою голову так, что я вышел на сцену с головной болью.

Я был взвинчен весь концерт, думая о Нем. Музыка обострила чувства, наэлектризованный воздух оголил их, словно провод, и напряжение искрилось в каждой моей клеточке; я думал о Нем с яростью, с болью, с ненавистью и с нарастающим желанием увидеть Его; каждая моя мысль была пропитана яростью так сильно, что я боялся сломать гитару своими руками.

А потом, на предпоследней песне, все изменилось.

Я увидел, как он пробирается ко мне через толпу людей с грацией, болезненно напомнившей мне о его хозяине: гибкий, аккуратный, словно хищник на охоте, и взгляд темно-зеленых глаз неотрывно прикован ко мне, словно если он отвернется хоть на секунду, я тут же исчезну.

Увидев Сайера, я затаил дыхание и крепче вцепился в гитару, чтобы не бросить ее прямо сейчас и не кинуться к нему, жадно выспрашивая причину, по которой он тут появился. Я сделал глубокий вдох, но не почувствовал даже крупицы Его запаха, зато ощутил тонкую демоническую ауру среди человеческих запахов от Сайера и, чуть более отчетливый – его запах, напоминающий аромат весны, лес, омытый ливнем, с едва ощутимыми нотками жасмина и гвоздики.

В Аду я ни разу не видел его человеком, и сейчас, когда он подошел к сцене, я рассматривал его с немым удивлением: глаза темно-зеленые, гладкий лоб без рожек, черный плащ, скрывающий демоническое одеяние. Сейчас я неожиданно для себя заметил, что черная челка почти достает до его правого глаза, а кисти рук у него тонкие, с длинными пальцами пианиста, и в своем человеческом обличии он выглядит лет на двадцать.

Он стоял у сцены, не сводя с меня взгляд ни на секунду, и как только Эмили допела последнюю песню, а группа попрощалась с залом, я положил гитару, бросился к краю сцены и опустился на колени, наклоняясь. Сайер уверенно шагнул к сцене, так близко, что мы почти соприкасались носами.

– Что ты здесь делаешь? – тут же спросил я. – Он послал тебя?

Сайер скользнул взглядом по моему лицу, но ничего не сказал. Мой голос тонул в разговорах других людей, и сейчас мне как никогда сильно казалось, что меня не существует вообще, только призрак или сгусток энергии, накопленный из моих мыслей за всю мою жизнь.

Сайер чуть отодвинул край плаща, и я увидел под ним его демоническое одеяние. Откуда-то из складок он вытащил маленький предмет и протянул его мне на открытой ладони, и я увидел маленький, примерно с фалангу пальца, камушек. Он оказался плоским, удивительно легким и по форме напоминал крыло, но не это поразило меня, а то, что он был испещрен неглубокими полосами, нанесенными с хирургической точностью так, что на камне в форме крыла отчетливо были заметны нацарапанные «перья». В основании камня зияло маленькое отверстие, через которое был продет тонкий черный шнурок.

Когда я поднял взгляд на Сайера, он выглядел невозмутимым.

– Он передает привет, – сказал он.

– Это приглашение? – спросил я, сжимая подарок в руке, и собственный голос прозвучал глухо, словно через стену.

Темно-зеленые глаза блеснули.

– Возможно.

========== Глава XXI. ==========

– Ты хотел меня видеть, – тихо сказал я, перешагивая порог Его покоев.

Несмотря на мои попытки держаться, я взял такси, но до дома так и не добрался. Водитель отъехал от клуба, в котором проходил концерт, на сто метров, когда я бросил ему купюру, попросил остановить машину и пулей вылетел из нее. Я бежал вниз по улице, ощущая, как холодный ветер задувает под тоненький концертный костюм – я был так оглушен встречей с Сайером, что даже не переоделся – и как бьет по шее маленький, легкий подарок от Него.

Я бежал так, что запыхался, но понял об этом только тогда, когда, едва остановившись там, где меня нельзя будет увидеть, вызвал пелену и перенесся в Ад.

И сейчас я неуверенно мялся на пороге Его покоев, и двери без ручек и замков, открывавшиеся при мне теперь всегда, уже бесшумно закрылись за моей спиной.

Он стоял у камина, напряженно глядя на пламя, словно пытался что-то разглядеть в нем. Его руки были соединены в широких рукавах Его одеяния, струившегося до самого пола, блики пламени танцевали на Его иссиня-черных волосах и перьях божественного крыла, словно обернутых в черный бархат. Он выглядел как прекрасный Ангел Смерти, на лице которого лежала тень бремени и печали.

– Это ты хотел меня видеть, – ответил Он, улыбнувшись одним уголком губ, и повернулся ко мне.

Взгляд темных глаз с красным отблеском скользнул по моему телу, осматривая концертный костюм, и остановился на лице. Нас разделяло шагов десять; я рассматривал Его, так и не сдвинувшись с места, где стоял, и заметил тень напряжения на Его лице. Нечто похожее я видел во владениях Виктора, но сейчас Он казался более сосредоточенным и словно бы даже более бледным.

– Сайер передал мне твой подарок, – против воли мои пальцы потянулись к кулону, и Его взгляд тут же опустился на мою шею. – Он сказал, что это приглашение.

– Возможно приглашение, – поправил Он. – Ты был волен трактовать это как хочешь.

Отвернувшись, Он прошел на середину покоев и замер. Я следил за каждым Его грациозным движением, за каждым аккуратным шагом, словно когда-то Он шагал не по земле, а по небесам и все еще хранил эту привычку, и меня разрывало одновременно от восхищения и тревожного осознания, кем Он являлся на самом деле – беспощадным убийцей, хищником, самой Тьмой во всем ее великолепии.

И эти два чувства бесконечно боролись во мне.

А потом я снова перевел взгляд на Его крыло и затаил дыхание. Оно словно было частью Его самого, такое же естественное, как рука или нога. Я знал, что у каждого демона крылья раскрывались не сразу после рождения или обращения, а только после перехода на определенный ранг, но Его крыло выглядело так, словно было продолжением Его спины, будто Он был рожден с ним, и я не сдержал восхищенный выдох, когда увидел, как Он чуть повернулся, и блики пламени скользнули по гладким перьям.

– Сделай это, – вдруг тихо сказал Он.

Я перевел на Него недоуменный взгляд и увидел, что Он мягко смотрит на меня, а в Его глазах отражается странная, едва заметная грусть, от которой у меня вдруг перехватило дыхание.

– Коснись его. Я чувствую твое желание, давай.

Я было сделал шаг к Нему, но остановился и в сомнении закусил губу.

– Крыльев демона нельзя касаться, – сказал я, чуть качнув головой.

– Без его разрешения, – подтвердил Он, не сводя с меня взгляд и отслеживая малейшие колебания в моей решимости, – и речь только о чужаках. Не бойся, Томми.

Его крыло было таким фантастически красивым, что страшно было даже подумать о том, чтобы прикасаться к нему, но его чарующая красота словно бы гипнотизировала меня, зачаровывала, притягивала взгляд…

Я посмотрел на него, колеблясь, а потом неуверенно подошел и остановился за Его спиной. Вблизи я видел россыпь веснушек и едва заметных родинок на Его шее, блеск Его волос и крыло, на которое я так зачарованно смотрел с первой минуты нашей встречи, уходящее куда-то под Его одеяние, и мне безумно хотелось увидеть, как оно смотрится на Его обнаженной спине.

Огромное, с Него ростом, оно выглядело чарующе и от него словно бы исходила вибрация силы – малая толика той мощи, которая текла по Его венам. Вблизи я видел, как идеально каждое перышко прилегало друг к другу и сияло, словно обернутое в нежнейший, черный бархат, и я с благоговением протянул руку и положил ладонь на крыло на уровне Его лопатки.

И мое сердце остановилось.

На ощупь оно оказалось еще божественнее. Не существовало в природе такого материала, с которым я мог бы его сравнить; ни шелк, ни бархат не шли ни в какое сравнение с мягкостью его перьев. Даже когда я в детстве на пляже запускал пальцы в разгоряченный солнцем песок и собирал в саду опавшие лепестки роз, я не чувствовал таких фантастических ощущений, как сейчас, когда я провел ладонью по Его крылу сверху вниз, словно я был рожден только для того, чтобы однажды это ощутить.

И вдруг меня охватило таким ураганом эмоций и чувств, что я затаил дыхание и закрыл глаза, и ассоциации картинками замелькали в моей голове. Мне казалось, что я вот-вот поймаю что-то смертельно важное; настолько важное, что об этом можно будет написать такую песню, которой мир еще никогда не слышал. В один момент я увидел яркий закат, словно кто-то пролил красные, розовые и оранжевые краски на небо и следом он вдруг сменился на темную-темную ночь, пронизанную, будто бриллиантами, светом мириада звезд; я видел раскинувшийся передо мной мир, спящий под покровом молочной пелены тумана, рассеиваемого первыми лучами солнца и видел падение капель на землю, дышащую свободой и прохладой первых весенних дней.

Я видел людей, их смех и слезы; видел боль, разлуку, отчаяние и радость; я слышал крики, слышал слова, которые не должны были быть озвучены и те, которые не успели быть услышаны; я видел опоздание, ложь, веру и надежду, я слышал мольбы и клятвы, я чувствовал зов крови и тоску под кожей.

Я видел весь мир в одном касании, все ощущения, которые только можно почувствовать, разом прошли через мое тело, оглушили, ослепили, захватили и закружили в таком водовороте, что не осталось даже воздуха, и я сам словно бы начал распадаться на атомы, растворяться, а потом все это вдруг оборвалось, мягкость крыла исчезла, руки обхватили меня за талию и Он прижался губами к моим губам. Моя рука все еще была в воздухе там, где я секунду назад касался Его крыла и когда Он обнял меня, я неосознанно вцепился пальцами в Его одеяние.

Я растерялся. Я не был готов к этому. Секунду назад меня разрывало от безумного множества ощущений – я видел мир, я чувствовал прохладу весны, я подставлял лицо крупным каплям дождя, я слышал, как мир дышит и как каждый вдох наполняет его жизнью, как скоротечные жизни людей меняются и закручиваются, будто в спираль, увешанные обещаниями и клятвами. Я видел, слышал и ощущал столько всего, что растерялся, когда все это исчезло, а я оказался в крепких объятиях, и знакомое тепло волной прошло по моему телу, вызывая у меня дрожь и заставляя меня чуть отклониться назад в Его объятиях.

В Его руках я вдруг почувствовал себя маленьким, хрупким, беззащитным, и когда Он коснулся языком моих губ, я раскрыл их, выдыхая. Он целовал меня три раза и каждый поцелуй словно бы раскрывал мне Его с новой стороны, но сейчас мне казалось, что мы оба обнажены; что увиденное мною сняло какие-то барьеры между нами, и мы беззащитны друг перед другом, безоружны.

Его руки лежали на моей спине, Он чуть впивался когтями в мою кожу через тонкую водолазку, и болевые ощущения вспыхивали во мне, будто фейерверк, перемежаясь с теплом и Его близостью, и в эту минуту я словно был частью Его самого, Его, как ни банально, второй половиной. Я чувствовал Его каждой клеточкой, меня тянуло к Нему каждой клеточкой, но тянуло безболезненно, будто бы притяжением, словно магнит, и я впервые не противился этой тяге, а позволил себе ощутить ее, поддался ей.

И когда Он отстранился, я все еще чувствовал эту тягу к Нему, но едва ощутимую, ослабшую. Он прислонился своим лбом к моему, восстанавливая дыхание; я видел Его глаза близко-близко, темные, словно ночь, с красными бликами, будто пламя. Он смотрел на меня, но по Его лицу ничего нельзя было понять, а в моей голове был такой туман, что единственная мысль, промелькнувшая у меня, была наполнена сожалением, потому что я упустил то важное, что должен был понять, касаясь Его крыла.

Чуть отстранившись, Он взял мое лицо в свои ладони и провел большими пальцами по коже под моими глазами. Я не мог отвести взгляд от Его глаз, ощущая острые края Его длинных когтей.

– У тебя косметика размазалась, – едва слышно сказал Он, скользя взглядом по моему лицу.

Только сейчас я понял, что у меня текли слезы, пока я касался Его крыла, и я все еще ощущал мокрые следы на своих щеках. Увиденные картины терзали меня, мне хотелось испытать это еще раз, но я не был уверен, что смогу это пережить.

В этих картинах было что-то отчаянное, безумное, потерянное, и мне казалось, что я не могу почувствовать даже одну сотую тех эмоций, которые на самом деле заключены в них.

Я положил ладони поверх Его рук, удерживая их на моем лице, пока Он внимательно всматривался в мои глаза, словно пытался разглядеть в них мои мысли.

«Попроси меня остаться, – в отчаянии подумал я, – и я никуда не уйду.»

Если бы мысли можно было передавать под кожу, я бы вцепился в Его руки до крови, чтобы только Он смог почувствовать это, распознать мою мольбу, пойти мне навстречу. Я не мог озвучить это, не мог позволить словам разрушить тишину, построившую свой храм между нами и покрывшую, словно паутиной, все вокруг, включая нас самих.

И я не знаю, что Он увидел в моих глазах, но секундой спустя Он аккуратно высвободил свои руки из-под моих ладоней и отступил на шаг. На Его лице снова появилась знакомая мне непроницаемая маска.

Я хотел спросить Его, любил ли Он когда-нибудь хоть кого-то настолько сильно, что казалось, будто ты можешь сжечь весь мир одним только именем этого человека, но у меня язык не повернулся заговорить с Ним, лишь дышать через приоткрытый рот и ощущать, как дрожат руки.

Я был подавлен и чувствовал себя разбитым, и мне казалось, что я вот-вот расплачусь снова, когда Он отвернулся от меня и холодно процедил.

– Тебе пора.

– Попроси меня, – едва слышно сказал я, неуверенный даже, что я это вообще вслух говорю, – и я останусь. Попроси.

Он не отреагировал.

На ватных ногах я развернулся и направился к двери, машинально сжав кулон в кулаке, и мне казалось, что я сейчас распадусь на части и больше никогда не смогу собрать себя. Впервые с момента нашей встречи я не знал, конец это или что-то хуже; я лишь мог пожелать себе прийти домой, заснуть и больше не просыпаться, когда за моей спиной вдруг раздался властный голос, от которого мгновенно подогнулись колени.

– Сайер устроит тебя в покоях и раздобудет тебе другую одежду.

Я так резко обернулся, что голова закружилась, но Он стоял спиной ко мне и даже не повернулся. Его прямая спина, мягкое одеяние, крыло – все это притягивало меня, и я чуть было не кинулся Ему на шею. Вместо этого, сжав кулон так, что он впился в ладонь, я вышел из покоев, подождал, пока двери захлопнутся за мной, а потом прислонился к стене и глубоко задышал, пытаясь привести себя в чувство.

Ощущения были такие, будто меня вниз головой подвесили над пропастью и за секунду до падения сняли.

Только я не был уверен, что меня все-таки удержали от падения.

========== Глава XXII. ==========

Только увидев кровать, я понял, как сильно я устал.

Сайер все так же стоял на пороге покоев; с того момента, как он перенес меня и открыл передо мной дверь, он не сказал ни слова, безмолвно наблюдая, как я брожу мимо мебели, касаясь пальцами гладко отполированного дерева и мягкого постельного белья, одежды разного материала в шкафу и чуть шершавых, голых, каменных стен.

У него была осанка военного, несмотря на его достаточно молодой возраст. Я затруднялся сказать, сколько ему было лет по демоническим меркам; он стоял с прямой спиной и поднятым подбородком, заложив руки за спину, и лишь его глаза двигались, неотрывно наблюдая за мной; несомненно, он видел, что я украдкой смотрю на него, но ничего мне не говорил.

– Как долго я могу оставаться здесь? – спросил я, после долгого молчания поворачиваясь к нему.

– Не уточнялось, – ответил он. – Полагаю, что во времени ты не ограничен. Мне лишь были даны указания насчет того, что ты можешь обратиться ко мне, если тебе что-то понадобится.

– Каким образом?

– По имени.

Видя мое недоуменное лицо, Сайер уточнил. Это прозвучало без эмоций, спокойно, но меня вдруг охватило неприятное ощущение, что я не знаю элементарных вещей.

– Когда в пределах Ада ты называешь демона по имени и зрительно представляешь его, он это слышит и может прийти на твой зов.

– С Ним это тоже сработает? – спросил я.

У меня это вырвалось раньше, чем я успел обдумать, и сердце заколотилось, но Сайер промолчал. Мне потребовалась минута, чтобы понять, что он и не намерен отвечать.

Я вздохнул.

– Он запретил рассказывать мне, да? Табу и все такое?

– Его имя нельзя произносить, поэтому я не могу дать тебе однозначный ответ.

Сайер выглядел непоколебимо спокойным; разговаривая с ним, я не знал, как далеко могу зайти в своем желании знать правду. Он был в противовес уравновешеннее своего хозяина, который в одну минуту менял столько масок и настроений, что я не успевал отслеживать.

Это было сравнимо с тонкой льдиной посреди ледовитого океана, где ты раскачиваешься, пытаясь удержать равновесие, и бескрайней пустыней, где ты идешь вперед и только не знаешь, успеешь ли ты добраться до своей цели раньше, чем безжалостное солнце убьет тебя.

– Но Он запрещает говорить со мной о Нем, да? – продолжал допытываться я.

Некое подобие улыбки мелькнуло на его губах.

– Он хочет, чтобы ты сам спрашивал то, что тебе интересно, – ответил он. – Спустя много лет слухи могут начать испускать яд.

Ответ был более чем исчерпывающий, и я предпочел не уточнять. Остановившись возле зеркала, я уставился на свое отражение, в первые секунды даже не поверив, что это я. На щеках черные дорожки от потекшей туши и подводки, тени размазались по вискам, волосы растрепались, а лицо побледнело. Контраст черной косметики с белой кожей так сильно бил по глазам, что захотелось разбить зеркало, но вместо этого я осторожно коснулся кожи под глазами там, где Он провел большими пальцами и шепотом сказал про косметику.

Руки дрожали.

У Него были такие острые когти.

– Сколько лет ты работаешь с Ним? – спросил я и отвернулся от зеркала. – Уж это-то не секрет?

– Свыше сотни лет, – ответил Сайер после секундной паузы.

– И как это было? Он обратил тебя? Или ты это как-то заслужил?

Он снова улыбнулся. На этот раз легко и даже как-то нежно, и улыбка все так же была на его лице, когда я перехватил его взгляд и понял, что он снова не намерен отвечать.

– Почему Его окружают одни секреты? – возмутился я.

– Потому что иначе не получается, – мягко ответил Сайер, и я почувствовал себя ребенком от того, как заботливо прозвучал его голос, словно он объяснял мне простые вещи. – В Его прошлом много тьмы. И еще больше тьмы в демонах, которые желают Его свержения и смерти.

– Разве к Нему можно подобраться? – недоверчиво спросил я.

Его бордовые глаза были полны грусти, когда он ответил.

– Это лишь вопрос времени.

Я отвернулся от него и подошел к кровати. Мне хотелось задать ему еще миллион вопросов о том, что он имеет в виду под этими туманными намеками и странными словами, и почему каждый разговор о Нем превращается в ребус, но едва я открыл рот, как неожиданно закашлялся. Приступ был таким резким и сильным, что буквально согнул меня пополам, и я схватился за бортик кровати, пытаясь вдохнуть. Горло резало раскаленными лезвиями; краем глаза я заметил, что Сайер бросился ко мне, и я выставил руку, пытаясь удержать его на расстоянии, но он, проигнорировав жест, развернул меня, посадил на кровать и наклонился ко мне, упираясь ладонями в мои колени так, что наши лица оказались на одном уровне.

Он смотрел на меня, словно гипнотизируя, и несколькими секундами спустя приступ отступил и я сделал глубокий вдох ртом.

Перед глазами от недостатка кислорода поплыли разноцветные круги.

– Все в порядке, – выдавил я, ощущая шипящую боль в горле, и посмотрел на него. – Я провел на улице много времени в этом костюме. Должно быть, простудился…

Сайер сосредоточенно всматривался в мое лицо, а я вдруг почувствовал себя таким изможденным, что был готов просто упасть на кровать и сразу же уснуть.

– Можно мне чего-нибудь горячего? – попросил я, аккуратно дыша через рот, чтобы не закашляться снова.

Сайер кивнул и выпрямился, но я тут же схватил его за руку. Он замер, глядя на меня сверху вниз; я крепко сжал его тонкую кисть и неожиданно почувствовал себя так, словно один шаг – и я провалюсь по уши в зыбучие пески.

– Не говори Ему, – взмолился я, перехватив его взгляд. – Пожалуйста.

Я и сам не знал, почему так сильно хочу удержать в тайне свою болезнь, обычную простуду, которую Он все равно почувствует, но я ощутил себя успокоенным, когда Сайер кивнул.

– Я принесу тебе чай, – сказал он.

– А можно последний вопрос?

Я все еще держал его за руку, словно боясь, что он исчезнет, и не мог заставить себя отпустить его. У него была мягкая, теплая кожа, и вблизи я мог рассмотреть его тонкие, длинные пальцы и несколько едва заметных родинок на запястье.

– У тебя тоже есть крылья? – спросил я, поднимая на него взгляд.

Несколько секунд колебаний – и он раскрыл крылья. Они доставали ему чуть выше колен, сизого цвета, и каждое перышко чуть переливалось мягким, серебристым блеском. Я подумал, что это похоже на морскую пену и волны, а потом отпустил его руку и кивнул в знак благодарности.

Его крылья, даже несмотря на красоту, не вызывали желания коснуться их, но стоило мне вспомнить, что я увидел, коснувшись Его крыла, как в горящем горле встал ком.

Я так и не вспомнил ту жизненно важную вещь, которую хотел, но сейчас мне казалось, что я вот-вот поймаю мелодию, ту мелодию, которую я чувствовал кожей…

– Значит чай, – пробормотал я, давая ему понять, что разговор окончен. – Хорошо.

Отодвинувшись, я забрался на кровать с ногами и откинулся на подушки. Посмотрев на меня, Сайер едва заметно качнул головой и вышел из покоев.

Оставшись в одиночестве, я обнял себя руками, закрыл глаза и выдохнул, успокаивая дрожь. Мне нужно было о многом подумать, но не было сил на это, и хотелось просто провалиться в сон.

Кажется, я даже не дождался своей чашки чая.

…

Однако я давно не спал так хорошо, как этой ночью. Несколько раз сквозь сон я ощущал касания прохладных пальцев с длинными когтями к своему лбу и тихий шепот, но я не разобрал слов, а утром решил, что мне это приснилось.

Я чувствовал себя здоровым и выспавшимся, а большего и не мог желать.

На мобильнике дома высветились шесть пропущенных, четыре из которых были от Эмили. Стоя на кухне в более удобной домашней одежде, я заваривал кофе и мыл яблоко, зажав телефон между плечом и ухом, и слушал, как мама рассказывала новости. Мои ответы почти не требовались, и я отвлекся мысленно на предыдущий вечер, пока вдруг не оказалось, что мама уже закончила рассказ и зовет меня по имени, наверное, раз в пятый.

– Прости, задумался. Что ты говорила?

– Чтобы ты приехал на эти выходные. Я приготовлю праздничный ужин. Мы с отцом давно тебя не видели… Ты знаешь, он бы хотел, чтобы ты приехал…

Дальнейшая ее фраза утонула в странном шуме и громкой музыке на заднем плане. Когда все стихло, она объяснила мне, что Бади (их собака) наступил на пульт от телевизора и включил музыкальный канал. Воспользоваться полученной паузой я не догадался, поэтому когда она спросила мой ответ еще раз, я растерялся.

С одной стороны я очень хотел приехать. С другой стороны мои родители четыре года как приобрели домик на юге Англии, и я просто физически теперь не мог пересечь полсвета и выжить. Мне хватило эксперимента с Венгрией, чтобы это понять.

– Я не знаю… – замялся я. – У нас сейчас много репетиций и концертов…

И Люцифер, который не отпустит меня через весь мир без охраны.

– Я попробую поговорить с Эмили и перезвоню тебе, – сказал я, скрепя сердце, а про себя подумал о том, как мне поговорить с Ним, чтобы Он разрешил мне уехать на пару дней к родителям…

Разрешил!

Положив трубку, я чертыхнулся и нервно ударил ладонью по столешнице. Меня раздражало то, что теперь все замкнулось на мне и моей безопасности, и каждый мой шаг должен быть обсужден с Ним, чтобы никто не покушался на мою жизнь…