Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

Последнюю фразу я со смешком выплюнул сквозь зубы. Виктор медленно, с едва слышным вздохом, поднялся со своего кресла и вальяжно подошел ко мне, остановившись за моей спиной. Он стоял в расстегнутой рубашке, молодой и прекрасный, скользя взглядом ярких глаз по моему лицу в отражении, и я видел свою кривую ухмылку на сухих губах, когда думал о его теле, о том, что он не просто так не застегивается.

– А тебе бы хотелось, чтобы это было шуткой? – серьезно спросил он.

Я не нашел, что ответить. Я рассматривал его в зеркале: темно-русые волосы, спадающие на красные рожки, насыщенно-фиолетовые глаза в обрамлении длинных черных ресниц, прямой нос и пухлые губы, растянутые в лукавой улыбке, бледную кожу и жемчужно-серые крылья…

– Покажи мне Его, – вдруг сказал я его отражению и удивился той перемене, которая неожиданно сделала мой голос похожим на жалобный писк.

Он недоуменно посмотрел на меня.

– Крылья, – пояснил я. – Покажи мне Его своими глазами. Я хочу видеть.

Резко обернувшись, я оказался почти нос к носу с ним и тут же вытянул вперед руку. Это должно было выглядеть как мое настойчивое желание увидеть его воспоминания, но на деле мне хотелось еще и сохранить дистанцию между нами, потому что он снова стоял слишком близко ко мне, а я был слишком близко к опасной грани, на которой мог натворить бед.

Виктор посмотрел на мою руку, а потом поднял взгляд на мое лицо и склонил голову набок, насмешливо прищурившись.

– Ты думаешь, это будет хорошая идея? – спросил он, улыбаясь.

– Я не хочу думать, – я качнул головой. – Я хочу увидеть. Его. Твоими глазами. Твои воспоминания.

Он пристально вглядывался в мое лицо. Теперь, когда я знал, что он может читать мысли, его близость напрягала меня еще сильнее, и я всеми силами держал на лице непроницаемое выражение, чтобы он ни о чем не догадался.

А потом он склонил голову, и я принял это за разрешение.

Большие, жемчужно-серые, пушистые – они доставали ему до колен, и когда я перевел взгляд на них, они чуть двинулись к его плечам, словно он хотел обнять себя ими, но передумал. Я никогда не трогал ничьи крылья, кроме Его, и сейчас ощущал, как дрожат пальцы от одной только мысли, что я могу протянуть руку и…

– Не повернешься спиной? – поинтересовался я.

– Ты можешь коснуться и так, – улыбнулся он.

Закусив губу, я несколько секунд раздумывал над этим, пока не догадался, что ему хочется видеть меня, когда он покажет свои воспоминания. Мне не нравилось это, не хотелось давать ему возможность читать все по моему лицу, но иного мне не оставалось, и недолгие колебания привели к тому, что я поднял руку над его плечом и нерешительно дотронулся до жемчужных перьев.

Они были мягкими, будто покрытые пухом, как у птенцов, и на несколько секунд я утонул в этой мягкости, но, как и все, что его касалось, они были под стать своему хозяину: когда я положил ладонь на его крыло, я почувствовал под нежным пухом плотно прилегающие друг к другу перья, более жесткие, гладкие и холодные на ощупь, словно тонкие металлические пластинки.

А потом я закрыл глаза.

В первое мгновение я подумал, что он обманул меня и не стал ничего показывать: перед глазами была сплошная темнота, без единого проблеска света, словно я спал без сновидений, и когда я уже хотел возмутиться, по тьме прошла волна ряби, будто по гладкой поверхности воды, и я увидел его воспоминания – сначала размытые, мутные, а потом они становились все четче и ярче, и появились силуэты…

И я увидел Его спину. Обнаженную, прямую, гладкую, без единого шрама, не считая едва заметных следов от когтей, которые были слишком легкими, чтобы остаться на всю жизнь. Я увидел Его кожу, усыпанную веснушками, как ночное небо усеяно звездами; они выделялись на бледной коже едва заметными пятнышками карамельного цвета, и вся Его спина была покрыта этим солнечным рисунком до самого пояса, скрытого белоснежной простыней. Я скользил взглядом по изгибу Его шеи и широким плечам, по линии чуть выпирающих лопаток и крепких рук, а потом Он обернулся и у меня захватило дух.

У Него были светлые волосы. Более темные ближе к корням и пепельно-серебряные на концах. Он был чуть взлохмачен чьей-то небрежной, но ласковой рукой, и даже несмотря на это, Его волосы все равно выглядели аккуратными, словно даже эта легкая небрежность была так задумана.

Опустив взгляд, я с удивлением рассматривал Его лицо. Он выглядел светящимся, спокойным и… счастливым. Я никогда прежде не видел Его таким, но Он буквально излучал этот свет, преображающий Его лицо и делающий таким нежным и теплым взгляд Его гл…

Минуточку.

Я с трудом удержал желание резко податься вперед и повернуть Его голову к свету, чтобы убедиться, что мне не показалось.

У Него были серо-голубые глаза. Сейчас, то ли освещение, то ли еще по каким-то причинам, но они были ближе к зеленому и голубому, словно меняли цвет от настроения, времени и спутников рядом.

Ни черной бездны, ни красного пламени. Туманно-морское, лазурное спокойствие.

Он был в человеческом обличии. Невыразимо прекрасный, светящийся, счастливый… Человек.

Протянув ко мне хрупкую руку без когтей, Он взял меня за запястье и потянул к себе, и я придвинулся к Нему. Обняв, Он уложил меня на спину и навис надо мной, мягко улыбаясь. На Его носу, губах и щеках проступила россыпь бледных веснушек.

– Когда-нибудь ты устанешь от всех этих игр, – произнес Он, и Его голос, напоминающий мурлыканье, вдруг проник прямо в мое тело, разносясь по клеточкам и вызывая дрожь.

На несколько секунд я даже растерялся, не понимая – моя это дрожь или смутные ощущения принца, сохранившиеся в воспоминании.

– Когда-нибудь мы оба повзрослеем, Адам, – ответил я Ему голосом Виктора и, обхватив Его лицо ладонями, притянул к себе для поцелуя.

Он был в человеческом обличии, от Него почему-то пахло молоком и сиренью, Он был теплым, мягким, близким и родным… и не моим.

Отчаяние захлестнуло меня; я крепче обнял Его, и Он, с тихим стоном выдохнув в мои губы, сжал меня в своих руках и перевернулся так, что я оказался над Ним. Распростертый на спине, с сияющими глазами, похожий на ангела до падения с небес, Он вызывал у меня смутное желание защитить Его, никому не отдавать, как будто можно повернуть время вспять и не дать тьме захватить Его сердце, убить Его. Ощущая Его руки, сжимающие мою талию, я смотрел на Него и боялся пошевелиться, боялся спугнуть это странное чувство, вдруг раскрывшееся внутри меня, как распускаются цветы с восходом солнца.

А потом меня осенило, что сейчас я смотрел на Него в воспоминаниях Виктора, тех воспоминаниях, когда Он еще не встречал своего человека и был способен тянуться к другим, был способен на чувства, мог привязываться и бояться отпустить…

И от этого у меня вдруг так сильно защемило сердце, что я едва не задохнулся. Лежа на спине, Он нежно смотрел на меня, положив руку на мою шею и касаясь большим пальцем моего подбородка и нижней губы, и я почти не дышал, рассматривая Его и пытаясь понять, что могло так сломать Его, чтобы Он утратил этот свет изнутри, чтобы Он замкнулся в себе и отвергал всех, кто тянулся к Нему.

– Я бы хотел сказать, что я люблю тебя, – тихо сказал Он, и Его улыбка стала чуть слабее, – но это не так. И я никогда тебя не полюблю. И ты никогда не полюбишь меня.

«Я уже люблю тебя», – чуть не ответил я.

Но тут воспоминание изменилось. Рябь, будто на поверхности воды, вдруг размыла Его черты лица и сделала все вокруг нечетким, на несколько мгновений погрузив меня в темноту, а потом я увидел Его перед собой. Вечный огонь подземелий Ада отбрасывал блики на волосы цвета вороного крыла, пока Его черные глаза с алыми всполохами скользили прожигающим взглядом по моему лицу. Он был спокоен, холоден, опасен и притягателен, и я почти не дышал, рассматривая Его.

Стоя в двух шагах от меня, Он держал меч, приставив острие к моей шее, и я содрогнулся, вспомнив, как мы с Ним бились и как Он был уверен в себе, как, не колеблясь, наносил удары и ранил меня, словно я был Его худшим врагом.

Сейчас Он стоял, вытянув меч в руке, и не сводил с меня взгляд, и отголоски чувств Виктора на тот момент подсказывали мне: принц действительно считал, что Он его убьет. Он выглядел решительным, мрачным, убийственно прекрасным, и мое сердце оглушительно колотилось при мысли о том, что тогда, несколько веков назад, Он пощадил Виктора и, не задумываясь, убил меня.

Его пальцы так сильно сжимали рукоять меча, что она вот-вот могла рассыпаться в прах в Его руке. Казалось, что Он убеждает себя не колебаться, борется сам с собой, и я внимательно следил за Его лицом, но Он почти не позволял себе показывать эмоции.

А потом Он едва слышно выдохнул и отступил на шаг назад, опуская руку, и я неверяще уставился на Него. Он не сводил с меня внимательного взгляда, ничего не говорил, и я не мог заставить себя произнести хоть слово, просто рассматривая Его белое лицо с горящими глазами.

А потом воспоминание снова изменилось.

И я с трудом устоял на ногах, когда увидел Его в моих объятиях. Крепко прижимая меня к себе, Он запрокидывал голову, подставляя шею под мои губы, и я поднимался по Его коже вверх к подбородку, запустив пальцы в Его волосы и чуть оттягивая Его голову назад. Он снова был в человеческом обличии, от Него опять пахло лавандой и молоком, и это будило во мне голод, почти животное желание вцепиться в Него, укусить, попробовать Его на вкус.

Чуть прикусывая Его кожу, я оставлял легкие следы от клыков и тут же зализывал их. У Него была мягкая, теплая кожа, а в основании шеи пульсировала венка, к которой я прижимался губами. Он был так близко ко мне, что я ощущал Его сердцебиение каждой клеточкой своего тела, и мне казалось, что меня нет, есть только этот сбивчивый ритм, несовпадающий даже с Его рваным дыханием.

Но как Он был прекрасен… Тяжело дышащий, с закрытыми глазами, с капельками пота на висках и взъерошенными светлыми волосами, с приоткрытыми пухлыми губами – Он был в моей власти, в моих руках, и я, сводя Его руки за запястья вместе и заключая их в цепкую хватку пальцев, ощущал головокружительный экстаз при мысли о том, что я могу сделать с Ним все что угодно и Он не сможет противиться мне…

Полный контроль. Полная власть. Люцифер предан мне так, как не был предан Богу.

И тут воспоминание резко оборвалось. Подавшись вперед, Виктор оперся руками на поверхность комода по бокам от меня и оказался слишком близко, «запирая» меня в импровизированной ловушке. Я так сильно задыхался, что не мог даже заговорить.

Держась дрожащими руками за металлические ручки на ящиках комода и прижавшись к нему поясницей, я смотрел в насыщенные глаза, дыша через рот, и отчаянно пытался сохранить лицо, которое, по моим ощущением, покрылось трещинками – настолько искусственным я его ощущал.

– Так вот как, значит, выглядит человек под чарами инкуба, – хмыкнул я. – Весь светится…

Виктор медленно покачал головой, не сводя с меня взгляд.

– Он не под чарами, Томми.

Я так сильно вцепился в ручки комода, что рисковал оторвать их неосторожным движением.

– Ты сказал, что Он поддался тебе, когда ты применил чары.

– Я солгал тебе.

Он внимательно смотрел на меня. Его глаза сияли, а мне казалось, что если даже я отпущу ручку комода, чтобы дать ему пощечину, я тут же упаду.

Меня разрывало от боли, от того, каким счастливым и близким Он выглядел…

– Я пожалел твои чувства, – продолжал он. – Ты ведь не хотел бы знать, что мы четыре века танцуем на острие, сходимся и расходимся? Что Адам никогда не мог устоять передо мной? Что я применил чары только один раз, чтобы поймать его, и когда он понял, что я выкачиваю его, он начал сопротивляться?

– Слабые были чары, – сухо улыбнулся я.

– Я бы не получил удовольствия, если бы убил его, – ярко-фиолетовые глаза сверкнули. – Я не был заинтересован в том, чтобы заставить его подчиниться до самой смерти.

– И к какому времени относится твое воспоминание?

– К пятнадцатому веку.

– И почему Он в человеческом обличии?

– Потому что мне нравилось, когда он его принимал. Мне нравилось оставаться демоном и заставлять его быть человеком.

Виктор улыбнулся и добавил, глядя в мои глаза.

– Ты знаешь эту жажду власти над ним. Желание его контролировать. Поставить его на колени…

Я так сильно закусил губу, что прокусил ее до крови.

Выпрямившись, принц шагнул ко мне вплотную, все так же не выпуская меня из «ловушки». Я не боялся его, но близость вызывала у меня дискомфорт, смешанный с любопытством.

Ощущая эмоциональную волну моих мыслей, Виктор чуть наклонился вперед, и я отвернулся, аккуратно уходя от поцелуя. Мне казалось, что мои раны раскрылись, и в животе запульсировала боль – достаточно сильная для того, чтобы я побледнел, но и достаточно слабая, чтобы мне удалось держать выражение лица под контролем и не показывать принцу того, что я чувствую.

– Ты любишь его, глупый ребенок, – прошептал он. – И ты бежишь от своих чувств. Как неосмотрительно… и как смешно.

– Я Его ненавижу, – выдохнул я, не поднимая головы, – я не хочу Его любить. Я хочу, чтобы Он сгнил в своем Аду от своего же проклятия…

Он придвинулся ко мне вплотную; так близко, что я ощущал прохладу его тела.

Словно со стороны я вдруг услышал свой смех.

– Но меня тянет к Нему, – я смеялся и не мог успокоиться и остановиться. – Меня тянет к Нему… я ненавижу свои чувства к Нему, ненавижу то, что Ему достаточно поманить меня, и я паду на колени… Он сломал мое тело, а теперь ломает мой разум… Я ненавижу…

– Ты можешь бороться, – чуть слышно сказал Виктор.

Мой пульс участился, а в низу живота сладко потянуло. Я прикрыл глаза и затаил дыхание, прислушиваясь к каждому шороху в комнате.

– Я ненавижу Его, – прошептал я. – Я ненавижу Его так сильно, что хочу убить…

– Но тебя к нему тянет… – принц наклонился к моей шее. – Эта тяга непреодолима… Он нужен тебе… Ты хочешь его рядом… Ты знаешь, что он умеет доставлять удовольствие точно так же, как причинять боль… Тебе нужна эта боль. И это удовольствие. Тебе нужен он…

– Нет, нет, нет, нет, нет…

– Ты хочешь его ненавидеть, Томми, но ты его любишь… Я чувствую твою любовь… Такой глупый и так сильно хочешь казаться смелым…

Я вдруг поймал себя на том, что повторяю это «нет» и не могу остановиться, будто это мантра, которая может от всего меня спасти.

Почувствовав запах принца, я повернул голову и чуть прикусил кожу на его шее. Легонько и безболезненно. Я хотел знать, какой он на вкус, опьяняет ли он точно так же, как полуденное солнце и полусладкое вино.

Он тихо выдохнул и я тут же провел языком по месту укуса, прикрывая глаза.

«Томми.»

От голоса, резко прозвучавшего в моей голове, я вздрогнул, и Виктор, коснувшийся моей шеи губами, замер, но не отстранился. Он положил руку на мой живот, передвигаясь ближе к пояснице, и я не мог взять в толк, почему не останавливаю его.

На секунду я словно бы окаменел.

– Привет, – отозвался я. – Еще раз.

Я почувствовал панику, смешанную со злостью, и даже не мог понять, что из этого мои чувства, а что – проекция Его эмоций.

Едва слышное шипение пронеслось по моей пустой голове, заставив меня задрожать, будто в предчувствии опасности.

«Отойди от него.»

– А ты все чувствуешь, – хмыкнул я и аккуратно опустил тонкую ткань рубашки с плеча принца, проводя кончиками пальцев по обнаженной коже. – Может, чувствуешь и мое желание послать тебя к черту? Мое желание исчезнуть и никогда с тобой не пересекаться? Мой ответ – на всякий случай скажу, что он отрицательный?

Виктор положил одну руку на мою шею сзади и чуть повернул мою голову, прижимаясь губами к моему подбородку. Я задышал чаще, пытаясь сохранять здравый рассудок, но мысли уже начинали путаться, и я неосознанно вцепился в его рубашку.

«Считаешь это изящной местью?» – холодно спросил Он.

– Считаю, что ты не имеешь права мне указывать, – прошипел я, и против воли чуть сильнее впился когтями в кожу принца. – Ты дважды бросил меня умирать. Третий способ я хочу выбрать сам.

Я почувствовал странное покалывание в теле и едва успел оттолкнуть Виктора от себя, когда в следующее мгновение по моему телу с головы до ног вдруг прошла волна тока; точно такая же уже однажды вырубила девушку, с которой я пытался переспать.

– Значит тебе не понравилась боль, которую ты почувствовал, – яростно выдохнул я, глядя на свои руки; мне казалось, что они искрятся. – Не нравится испытывать боль, да? Нравится причинять ее другим, но не когда твой враг и твой бывший любовник объединяются. Это не входило в твои планы о моей смерти, правда?

Я резко повернулся к зеркалу, словно пытаясь увидеть Его в отражении моих глаз, в моем лице, но видел лишь две бледные маски – свое лицо и лицо принца.

– Скажи, – я склонил голову набок, рассматривая свое отражение, – а ты боишься меня?

«Ты глупец, если хочешь заставить меня испытывать страх, – выплюнул Он сквозь сжатые зубы. – Я прошел через то, что ты никогда не увидишь в кошмарах.»

– А я думал, что что-то значу для своего кошмара, – прошипел я. – Неприятно ошибаться, не правда ли?

«Ты используешь его, чтобы причинить боль мне. Кто из нас кошмар, Томми? Кто из нас чудовище, которое нужно запереть в Аду и никогда не выпускать?»

– Ты, – выдохнул я. – И только ты. Ты монстр.

«И пытаясь указать мне на это, ты сам становишься монстром.»

– Поцелуй меня.

Я перехватил взгляд принца в отражении зеркала и резко обернулся к нему. Он стоял, заложив руки в карманы брюк и насмешливо глядя на меня. На мгновение я замер, пытаясь понять, действительно ли я попросил его или это прозвучало только в моей голове и осталось там, среди агрессии, гнева и мыслей о Нем.

А потом паутина мыслей распалась.

– Ты прав, – сказал я и прищурился. – Я его использую. Но, как видишь, он не особо против.

В моей голове прозвучало угрожающее рычание, и я с трудом сдержал широкую улыбку, услышав его. Меня вдруг захлестнуло эйфорией.

– Поцелуй меня, – повторил я, глядя на принца. – Поцелуй меня так, как целовал Его. Как будто ты можешь полюбить меня.

«Томми, нет.»

Это было последним, что я услышал, потому что принц шагнул ко мне. На одну долгую секунду я видел его насыщенные глаза, в полумраке комнаты казавшиеся совсем темными, а потом он притянул меня к себе за плечи и поцеловал, и я раскрыл губы, позволяя ему углубить поцелуй.

И мне показалось, будто земля уходит у меня из-под ног, а стены осыпаются вокруг нас. Волна тепла, борющаяся с покалывающим холодом, поднялась по моему телу и разбежалась по клеточкам, и это сражение противоположностей во мне вдруг напомнило мне мои чувства к Нему, когда я разрывался от ненависти и тяги, когда мне хотелось оберегать Его и быть защищенным Его руками. Я раскрыл губы и неосознанно обратился в демона, и словно все мои инстинкты одновременно вышли из-под контроля: я вцепился в его плечо так сильно, что под когтями выступила и побежала вниз, по руке, тоненькая струйка крови, и ее запах разбавил солнечное тепло и алое вино, в которых я задыхался.

Я почувствовал тепло его губ, его сбивчивое дыхание, его язык; голод, который я ощущал в воспоминаниях принца, снова ожил, и мне захотелось кусать его и тут же зализывать укусы, пустить его кровь, заставить его показаться мне слабым, сделать его жертвой, и в то же время мне хотелось поддаться, опустить руки, ни за что больше не сражаться. Вся моя усталость вмиг навалилась на меня, все, что я тянул на себе и за что пытался молиться, и вслед за этой слабостью пришло легкое, эйфорическое блаженство, будто теперь я смогу успокоиться…

Он прижимал меня к своему телу, крепко держа за плечи, и пока жар и холод боролись в моем теле, его кожа – чуть теплая, мягкая, нежная – казалась мне единственным якорем постоянства, единственным неизменным в этой комнате. Единственным, потому что я сам менялся; я не понимал, как меняюсь и в чем, но знал, что это происходит, и если где-то меня выжигает жар, то где-то меня замораживает холод, и мое тело больше не мое.

А потом вдруг разрывающая волна боли прошла через меня; такая сильная и дикая, словно меня вспарывали изнутри. Оттолкнув принца, я схватился за комод, пытаясь устоять на ногах; меня согнуло пополам от боли, и я судорожно ощупывал свой живот, убежденный, что сейчас я увижу кровь, капающую на пол, потому что такая боль не может не оставить следов.

А потом я сделал вдох и почувствовал Его запах.

– Ты убьешь меня, – выдохнул я, сжимая зубы от боли.

«Или ты… попытаешься», – тихо ответил Он.

– Оставь меня в покое! – я повысил голос и с трудом выпрямился. – Не трогай меня, дай мне умереть, дай мне исчезнуть, дай мне никогда больше тебя не видеть… Отпусти меня…

– Он никогда тебя не отпустит, – чуть слышно произнес Виктор.

«Отпустить тебя, чтобы ты кинулся в его объятия?» – презрительно спросил Он.

– А ты ревнуешь? – спросил я; мне удалось выпрямиться и дышать стало легче.

«Ты понятия не имеешь, что ты творишь, – сквозь зубы произнес Он, проигнорировав мой вопрос. – Ты глупый мальчишка. Он убьет тебя.»

– Убьет? – переспросил я.

– Убью, – согласился Виктор.

Я перехватил его взгляд в отражении зеркала, словно бы только что вспомнив о его существовании.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не влюблен в тебя, – мягко улыбнулся он. – Суккубы и инкубы могут сохранить жизнь только тем, кого любят. Я не люблю тебя. Если ты окажешься в моей постели, я убью тебя, как бы ни было мне жаль.

Он шагнул ко мне вплотную и снова оперся на комод по бокам от меня, но на этот раз я касался спиной его груди и не мог пошевелиться, пока он медленно проводил пальцами по моим плечам.

– Я просто выкачаю тебя… – бормотал он, едва ощутимо касаясь моей кожи губами. – Мгновенно… ты слишком истощен, чтобы долго сопротивляться…

– Пусть так, – зло выдохнул я, снова фокусируя взгляд на своем отражении. – Пусть он убьет меня. Почему ты снова пытаешься уберечь меня, когда ты сам хотел меня убить? Ты бросил меня умирать. Ты бросил меня с неизлечимой болезнью от твоего проклятия. Почему ты снова вмешиваешься? Или ты так сильно боишься боли, которую тебе может причинить моя измена?

Виктор сжал мои плечи, прижимая к своей груди, и я видел его в отражении зеркала, когда всматривался в свои глаза, словно разговаривал с Ним через стекло, а не через странную связь в моей голове.

– Ведь если поцелуй, – сбивчиво продолжал я, понизив голос до шепота, – вызвал у тебя такую боль, то что с тобой будет, если я окажусь в его постели? Что с тобой будет, если демон-новичок в Аду причинит тебе такую боль, которую ты никогда не испытывал? Ты ведь не думал на самом деле, что я сдамся и уеду, чтобы тихо умереть где-то?

«Я достану тебя в любом уголке света, – прошипел Он, – я не оставлю тебя в покое ни на минуту, я заставлю тебя вернуться.»

– Зачем? Чтобы самому меня убить?

Откинув голову на плечо Виктора, но не отрывая взгляд от зеркала, я позволил принцу целовать меня, едва ощутимо касаясь губами моей кожи и чуть крепче сжимая мои плечи. Осознание того, что я могу повернуть голову и попросить его поцеловать меня снова, вызывало у меня странные чувства, мрачную эйфорию, будто я нашел спасение в ставшем явью кошмаре.

– Если ты останешься, я убью тебя, – тихо сказал Виктор мне на ухо; его горячее дыхание щекотало мою кожу. – Как бы ни было мне жаль, но это будет твое решение, и предупреждаю сразу, что это не лучшая смерть.

Перехватив мой взгляд в отражении зеркала, он обхватил меня поперек груди руками, обнимая и чуть покачивая в объятиях, и я почему-то не мог отвести взгляд от его прекрасного лица.

– И на что это похоже? – едва слышно спросил я.

– Как будто ты исчезаешь, – тихо ответил он.

Пронзительные фиолетовые глаза ярко блеснули.

Я задыхался.

«Вернись в Америку, Томми», – яростно прозвучало в моей голове с легким рычанием, вызвавшим у меня неясный трепет.

Я открыл рот, чтобы отказаться, но не смог издать ни звука. Виктор вдруг широко улыбнулся, выпустил меня из объятий и развернул к себе лицом. Глядя в его глаза, я подумал, что он сейчас снова поцелует меня, отправляя Ему всю эту боль и взамен отдавая мне эту борьбу жара и холода, в которой я терял себя, но принц притянул меня к себе и крепко прижал к своему полуобнаженному телу, кладя подбородок на мое плечо.

– Ты его тьма, – повторил он, и в его голосе я услышал улыбку. – Он вернет тебя обратно. Он тебя не отпустит.

И в этот момент я понял то, что уже почувствовал Виктор, улавливая эмоциональную волну моих мыслей: я вернусь.

Он почувствовал то, что разрасталось где-то в подсознании и тянуло меня к земле.

Подчинение. Смирение. Слабость.

Я вернусь. У меня нет выхода. Я не могу противиться приказу.

Комментарий к Глава LV.

Посвящаю эту главу gLORIя. Собственно, из-за нее она и появилась :D

========== Глава LVI. ==========

После того, как я вышел из комнаты Виктора, я чувствовал себя опустошенным и разбитым. Мне казалось, что я стал хромать даже больше, чем до этого, и, едва дойдя до своей кровати, я упал на нее и заснул почти сразу, не потрудившись даже раздеться и залезть под одеяло.

Сны были липкие, тяжелые, окутывающие. В них тонкие пальцы касались моего подбородка, поворачивая мою голову к ядовитым и сладким губам; в них демоны в длинных черных одеяниях тянули ко мне когтистые лапы, и их яркие глаза – желтые, красные, салатовые – сияли в тенях широких капюшонов яростью и убийственным холодом; в них я знал имя Смерти, имя Любви, имя Ненависти и Боли, и я кричал это имя до хрипоты, и, что хуже, все это было одно имя, и всем, что я знал, был только один человек.

Или не человек вовсе.

Я проснулся измученный, больной, с замутненной головой и слабостью, и некоторое время лежал, дрожа и просто пытаясь отдышаться. Мне казалось, что я окончательно запутался в том, что есть сон, а что – реальность, как будто я открывал глаза и не понимал, сплю я или нет, потому что везде меня окружал беспробудный кошмар.

Проворочавшись в кровати около получаса, я наконец смог заснуть снова, и насыщенный вечер вдруг хорошо сказался на моих снах.

Потому что мне приснился Он. Лежащий на спине, подо мной, улыбающийся и сияющий, и мне казалось, что Он светится весь, до кончиков длинных ресниц и пепельных волос. Я прижимал Его к кровати, упираясь руками в Его обнаженные плечи, и рассматривал через растрепанные волосы, пока Он, закусывая губу, чтобы не рассмеяться, хватал меня за челку и пропускал ее через тонкие пальцы.

Он был похож на ребенка. Не было той убийственной грации и холодной молчаливости, не было ауры ужаса и слухов, выстроенных вокруг Него за все эти века, не было жестокости где-то в глубине Его глаз. Если бы я не знал Его, я бы не поверил, что Он в воспоминаниях и Он в Америке – это один и тот же человек.

Но я и так не знал Его, чтобы говорить об этом. Мне хотелось думать, что Он открылся мне, но Он никогда не был откровенен со мной и никогда не позволял войти в Его жизнь и стать частью того, что Его окружает.

Я смотрел на Него, лежащего на спине, и все, чего я хотел – это прогнать Его тьму, понять, что с Ним случилось и помочь Ему. Я хотел быть лекарством, которое бы Его излечило, я хотел бы вернуть Ему свет. Он смеялся, Он играл с моими волосами, Он легко касался меня и на Нем еще не было тех кандалов, которые сдерживали Его и привязывали к одному месту, одному времени, одному человеку…

Я смотрел на Него и хотел, чтобы все вокруг Него исчезло. Все, кроме Него.

А потом Его глаза начали меняться: темнеть, будто лазурное море разбавили ночным небом и утопили все звезды. В темной глубине полыхнуло огненно-красное зарево, будто солнце на закате, и тут же скрылось; весело рассмеявшись, Он схватил меня за плечи и притянул к себе для легкого поцелуя.

А потом тут же оттолкнул прямо в объятия принца.

Я не мог отвести от Него взгляд, не замечая, что чужие руки обнимают меня, гладят по груди и опускаются к животу, чуть царапают кожу когтями и прижимают к чужому телу с пьянящим запахом вина и лета. Я смотрел в темные глаза и боялся даже моргнуть, чтобы Он вдруг не исчез; машинально коснувшись пальцами губ, я протянул к Нему руку и Он, выпрямившись, переплел наши пальцы, пересаживаясь ближе ко мне. Целуя наши пальцы и перемещаясь губами по моей коже к плечу, Он положил руку на колено Виктора, поднимаясь к его бедру. Я ощущал губы принца на моей шее, его когти и пальцы на моем животе, его язык и легкие укусы, и меня разрывало от двух огней, меж которыми я оказался.

Я вдруг понял, что меня не существует, что я потерялся где-то между головокружительным запахом небес и опьяняющим запахом вина; что все мое внимание сосредоточено на руках и губах, обжигающих мою кожу; что я растворяюсь в них, медленно исчезаю, задыхаюсь.

Я запрокинул голову на плечо Виктора, и Он, подавшись вперед, поцеловал меня в шею. Наши пальцы все еще были переплетены; я ощущал Его теплую ладонь и все вокруг меня разделилось на жар Его кожи и прохладу кожи принца, и контраст температур и тел сплелся в удивительном танце, опутывая меня, поглощая и ничего от меня не оставляя.

И музыка играла во мне, потому что до меня здесь была гнетущая тишина. Мертвая.

Убрав одну руку с моего живота, Виктор взял Его за подбородок и притянул к себе для поцелуя. Я не почувствовал боли, которую ожидал; повернув голову, я смотрел, как принц чуть сжал Его подбородок пальцами и раскрыл языком Его губы, углубляя поцелуй. Они целовались медленно, осторожно, будто одно только их касание друг к другу могло разжечь огонь, который бы ничего не оставил от всех нас. Положив руку на затылок Виктора, Он притягивал его ближе к себе, не давая отстраниться, и я смотрел на то, как Он чуть прикусывает губы принца и ласкает их языком. Я наблюдал за ними так, словно меня вообще не было рядом, будто я был не более чем призраком, а потом я поднял наши с Ним переплетенные пальцы, высвободил свою руку и прижал Его ладонь к губам. Длинные, тонкие, музыкальные пальцы с длинными когтями, переплетение линий, едва заметные веснушки на мизинце и безымянном пальце, бледно-голубые вены на запястье, родинки на руках – я рассматривал Его руку до тех пор, пока Он вдруг не сжал ее в кулак, захватывая мои пальцы в ловушку, и не потянул меня к себе.

И я, прижимаясь к груди Виктора, потянулся к Нему за поцелуем, ощущая, как рука принца легла на мою спину между лопатками и длинные когти впились в мою кожу – сначала слабо, а потом чуть сильнее, так, что вниз по позвоночнику побежала струйка крови. Я не ощущал боли от когтей Виктора, не ощущал, как он наклонился, чтобы поцеловать мою кожу, стереть мою кровь; я только смотрел в темные глаза и чувствовал, что задыхаюсь, что мое громкое сердце оглушает меня, что я не могу пошевелиться.