Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 44 страниц)

Только я знал, что не поможет.

– Чувствует, – тихо сказал Виктор, и что-то в его голосе заставило меня поднять на него взгляд и замереть, будто птичка перед королевской коброй.

Я не узнал свой голос, когда заговорил. Он прозвучал едва слышно, с дрожью, и мне казалось, что это был не вопрос, а мольба, только я не знал, о чем просил.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты изменял ему когда-нибудь? – неожиданно спросил принц, склонив голову набок.

Я растерялся от его вопроса, но это не было шуткой. Он смотрел на меня серьезно, ожидая ответа, без знакомой лукавой улыбки, и я отрицательно мотнул головой.

– Ну… я поцеловал девушку. Точнее, я собирался с ней переспать, это было примерно через неделю после обручения, но ничего не вышло.

– Расхотел изменять?

– Если бы. Он следил за мной и ударил ее током. А… почему ты спрашиваешь?

Виктор усмехнулся. Он скользнул взглядом по моему лицу, по глазам и губам, а потом покачал головой.

– Он не следил за тобой. Он почувствовал.

– Я не понимаю.

– Потому что он не рассказал тебе.

Я стоял достаточно близко к нему, чтобы он мог протянуть руку и коснуться меня, и когда он аккуратно взял мое запястье и поднял мою руку ладонью вверх, рассматривая переплетение линий там, где он рисовал карту, я не отдернулся.

– После обручения, – заговорил он, не глядя на меня, – супруги чувствуют друг друга на эмоциональном, мысленном и чувственном уровнях. Он чувствует твои эмоции и чувствует, когда ты думаешь о нем; ты, следовательно, тоже это можешь…

– Поэтому, – перебил я, – ты сказал, что, в отличие от меня, не можешь залезть к Нему в голову? Но ты же читаешь мысли.

– Немного. Я могу улавливать их волну и эмоциональную окраску, но это не всегда выливается в слова.

– Значит я могу общаться с Ним мысленно так же, как Он со мной?

– Можешь.

Я помолчал, обдумывая это, а потом вспомнил, что перебил его, и неловко переспросил.

– А чувственный уровень?

– Тело, – тут же отозвался он и поднял на меня взгляд, но мою руку не отпустил. – Супруги чувствуют, когда кто-то из них… находится в близком контакте с другим человеком или демоном. Когда ты поцеловал ту девушку, Адам не следил за тобой. Он это почувствовал. Она была демоницей?

– Нет, обычный человек.

– И ты просто поцеловал ее?

– Дальше не зашло.

– Она человек, не демон, и ранга у нее нет. Добавь к этому то, что ты только поцеловал ее, ты не спал с ней. Он это почувствовал. И по ощущениям это было похоже, должно быть, на зуд.

– На зуд? – переспросил я.

– Как будто что-то легонько царапает внутри. Неприятно и настойчиво. Ощущения бывают разные, зависит от контакта и ранга демона, с которым этот контакт совершен. Твой поцелуй с человеческой девушкой мог отозваться у него чем-то не сильнее зуда. Поцелуй с демоном высокого ранга может причинить ему боль, которую едва ли испытывал ты.

Я затаил дыхание, неверяще глядя в насыщенные глаза, а потом выпалил.

– Ты на себя намекаешь?

Он улыбнулся.

– Если ты заинтересован. Ты хотел причинить ему боль – я знаю, как это сделать. Дать тебе убежище я не могу.

– Он поймет, – уверенно сказал я. – Он поймет, что это ты.

– А разве он уже не догадался, что ты пойдешь ко мне? – поддел он и прищурился, слегка улыбаясь. – Ты думаешь, Сайер не сказал ему правду? Он служит не тебе.

– Ему это ни к чему.

Несмотря на отрицание, я почувствовал, как мысли начали путаться, и я встряхнул головой, словно надеясь упорядочить их. Непослушная челка упала на глаза и растрепалась; сквозь тонкие пряди волос я видел лицо принца и почти не дышал.

– Но тем не менее, – заговорил он после недолгого молчания, – ты не отстраняешься.

– Я смотрю, – понизив голос до шепота, сказал я, – ты научился у Него причинять боль.

– А кто научил тебя желать ее?

Я не ответил.

Он мягко потянул меня за руку к себе. Я мог упереться, противиться, устоять и не подходить, но я, прекрасно зная, что последует за этим, шагнул к нему и с трудом подавил желание затаить дыхание, когда он положил одну руку на мою талию и переместил ладонь на поясницу.

– На что это будет похоже? – чуть слышно спросил я.

Он без труда понял, что я спрашивал о Нем, но не ответил. Усмехнулся, опустил взгляд на застежку на моем одеянии, прикрыл глаза и встряхнул головой, а потом снова посмотрел в мои глаза. Промолчал.

Что-то внутри меня оборвалось и полетело вниз, ниже живота и ног, под землю… Я все ждал, что раздастся звук бьющегося стекла – почему-то мне казалось, что именно стекла – но вокруг была тишина, и у меня в голове все было тихо, и молчал принц. И лишь я громко дышал и не мог отдышаться, словно пробежал несколько километров.

А потом он выпрямился, взял меня за плечи и приблизил к себе. Я так глубоко вдыхал его аромат, что мне начало казаться, будто солнце печет даже сквозь землю, давит горячей волной на меня, топит, словно шоколад, и вызывает помутнение, похожее на солнечный удар. Вино запутало меня, толкнуло в эти опасные сети, и теперь я убеждал себя, что ничего страшного не произойдет, если я позволю ему один поцелуй, всего один, ничего больше…

– Я могу тебя вылечить, – тихо сказал он, и его рука скользнула по моей груди и замерла на моем животе, на ране от Его меча.

На секунду его когти напомнили мне лезвия. Дернувшись, я схватил его запястье и чуть сжал.

– Никто, кроме Него, – выдохнул я в его губы.

– Остаешься ему верен, – усмехнулся принц.

– Так получается.

Он передвинул руку по моему животу, кладя ее на мою талию, и притянул меня вплотную к себе. Я почувствовал на своих губах его дыхание, секундную паузу, словно он ожидал, что я передумаю, и за эту заминку, оттягивая момент, я ускользнул. Отвернувшись чуть в сторону, я застыл, и его губы замерли у моего уха. Длинные когти чуть сильнее впились в мое плечо и тут же расслабились, а я, стоя вплотную к нему, уткнулся носом в его шею и прислушался.

Он дышал тихо, спокойно, ровно; мой пульс оглушал меня, и я, чуть повернув голову, едва ощутимо коснулся губами его шеи. Замер, боясь пошевелиться и едва дыша, а потом осторожно двинулся губами по его коже к подбородку.

– Он это не почувствует… – зачем-то сказал я.

– Его ты так же дразнил? – чуть слышно спросил он.

– Кто кого дразнил, – тихо ответил я, утыкаясь носом в его ключицу.

От его одеяния пахло лавандой, мятой и немного пеплом; я глубоко вдыхал сладкий запах его кожи, смешанный с этим флером от его одеяния, и мне почему-то казалось это все таким нереальным, словно сон.

– Ты обречен, – прошептал он и крепче сжал мое плечо. – Он помешан на тебе… Ты обречен не потому, что ты умираешь, а потому что Адам озабочен тобой… Ты и есть Тьма… Его тьма… Я не могу помочь тебе спрятаться… Никто тебе не поможет… Он вернет тебя обратно.

Повернув голову, я положил руку на его шею и прижался к ней губами. Мне хотелось кусать его, хотелось обратиться в демона и оцарапать его нежную кожу, хотелось заплакать и заставить его целовать мои слезы.

– А ведь я могу применить чары, – сказал он чуть тверже, и я неосознанно впился ногтями в его одеяние. – Заставить тебя передумать… Ты не Адам, у тебя нет его векового самоконтроля, к тому же ты влюблен…

– Никто не сломает меня так, как это сделал Он, – ответил я, замирая губами на его подбородке, а потом запустил пальцы в его волосы, пропуская пряди между ними и чуть оттягивая его голову назад.

– Никто, – согласился он; его насыщенные глаза потемнели на несколько тонов. – Но и никто не соберет тебя обратно.

Он повернул голову, и я перехватил его взгляд. С секунду мы смотрели друг на друга, а затем я ослабил хватку, позволяя ему придвинуться ко мне и коснуться моих губ своими – едва ощутимо, легко. У него были мягкие губы, и поцелуй не был похож на то, как мы с Ним агрессивно пытались подавить друг друга или искали спасение и панацею в касаниях, и, вспомнив о Нем, я вдруг почувствовал глухую боль внутри и раскрыл губы, позволяя принцу углубить поцелуй.

Неосознанно сжав его волосы в пальцах, я притягивал его ближе к себе, и он, отпустив мое плечо, положил одну руку на мою спину, под лопатками, прижимая к своему телу, а вторую на поясницу.

Мне казалось, будто сквозь мое тело пропускали электрический ток. Второй рукой я цеплялся за его одеяние, сминая плотную ткань дрожащими пальцами, и мне казалось, что если я отпущу его, то потеряюсь, упаду в эту бездну, на краю которой я балансировал, раскрывая для него губы. Я задыхался; я умирал; я словно был обездвижен и обезвожен. Мне безумно сильно хотелось кого-то рядом в последние недели, так сильно, что сейчас, касаясь живого человека, я почти физически ощущал, как схожу с ума. Мне хотелось причинить ему боль и доставить удовольствие, мне хотелось отталкивать его и притягивать ближе, мне хотелось быть грубым с ним и быть нежным, и меня буквально разрывало на части от всего, что я испытывал. Я пытался перехватить инициативу и тут же становился податливым и мягким в его руках; я сильно прикусил его губу и, когда он отдернулся, я не позволил ему отстраниться, цепляясь за его одеяние, и тогда он положил руку на мой затылок, притягивая ближе к себе. Мне показалось, что моя температура поднимается; мне хотелось отодвинуться от него и смеяться или петь, или кружиться прямо по этому залу и возвращаться, чтобы целовать его снова, снова, снова…

Я чувствовал, как чуть жжет мои губы и как легкий холодок вперемешку со странным жаром, словно борьба стихий, поднимается по моим губам, по лицу, к голове, а оттуда – вниз, по плечам и рукам. Это было похоже на прохладу после жаркого дня, на долгожданный дождь, на сумерки после тяжелого солнца, и хотя от него пахло летом и вином, эта прохлада казалась мне желанной и спасительной. Я боялся, что я недостаточно близко к нему, не могу ощутить ее в полной мере, а эта прохлада впитывалась в мое тело через рецепторы на коже даже сквозь одеяние, через поры, разносилась с кислородом по клеточкам – спасительная, свежая, такая нужная…

«Томми, он инкуб», – вдруг прозвучало в моей голове.

Я бы не узнал голос, если бы не знал, что только Он может говорить со мной в моей голове – настолько чуждо он прозвучал. Я услышал боль, муку, сбивчивое дыхание; так бы говорил человек, который задыхается, который испытывает такую боль, словно его изнутри режут на части. Он был полон боли; боли, которую пытаются удержать и скрыть, но она вырывается из-под контроля – неумная, сильная, тяжелая, и ее невозможно подавить…

Я вздрогнул, когда услышал этот голос, и Виктор крепче прижал меня к себе. Инициатива перешла к нему, а долгожданная прохлада вдруг начала терзать меня – я тянулся к ней и боялся ее одновременно.

Мне показалось, что мои руки сводит и я не могу вспомнить, как разжать пальцы, которыми я цеплялся за его одеяние. Я вдруг почувствовал себя так, словно очутился в клетке и не могу выбраться, будто толстые металлические прутья отделяют меня от свободы и жизни, будто моя тюрьма идет на дно, и я заключен в ней, в холоде, и меня колотит, потому что мои мысли путаются, будто переплетение ярких образов и воспоминаний, чувственных мгновений и горького отчаяния, и где-то среди этих лиан запутался я.

«Он тебя выкачивает», – сказал Он, и на секунду мне показалось, что Он готов закричать от этой боли.

Я резко отдернулся, разрывая объятия, и отстранился, удерживая Виктора на расстоянии и упираясь ладонями в его грудь. Ему не нужно было спрашивать, в чем дело; едва увидев мое побелевшее лицо и широко раскрытые глаза, он усмехнулся.

– Он здесь, да? – спросил принц.

Я отступил на шаг назад и открыл рот, но ничего не сказал. Он ушел, связь оборвалась и голос в моей голове замолчал. Я снова был один на один со своими страхами, беззащитностью и отравой в крови.

Один из моих страхов, сидящий передо мной, легким жестом поправил одеяние и склонил голову набок. Он выглядел беззаботно и спокойно, словно не пытался только что меня убить.

– Как видишь, все было просто, – сказал он.

Я должен был возненавидеть его, но чувствовал отвращение лишь к себе и затравленно молчал.

– Ты вправе отказаться, если захочешь, но я предлагаю тебе переночевать здесь. Адам не сможет пересечь границу моих владений без моего разрешения, а тебе лучше выспаться перед тем, как ты поедешь. Это меньшее, что я могу тебе дать.

– Спасибо, – хрипло ответил я и откашлялся. – Но я не уверен, что это хорошая идея.

– Если ты боишься, – улыбнулся он, – то я обещаю, что никто не перешагнет порог твоих покоев без твоего разрешения. Даже я. Тебе нужно восстановить силы и увидеться с лекарем. Я чувствую запах крови от тебя и вряд ли это хорошо.

Я отступил еще на шаг и нерешительно переспросил.

– Ты на самом деле не придешь?

– Я не намерен насиловать тебя, – Виктор усмехнулся. – Ты хотел причинить ему боль, и я помог тебе в этом.

– Не думаю, что тобой двигало только альтруистическое желание помочь.

– Возможно, ты прав.

Я постоял еще минуту в нерешительности, а потом слабо кивнул. Я на самом деле чувствовал себя плохо и боялся, что у Сайера не было времени и возможности наложить мне нормальные швы и крепкую повязку.

Виктор поднялся с краешка стола и улыбнулся мне.

– Тебя отведут в покои, – сказал он, и дверь за моей спиной открылась, но я не обернулся. – Будить без экстренной причины я тебя не стану… А завтра разберешься, куда ты хочешь бежать.

– Я бы тебя поблагодарил, – едко ответил я, – но, сдается мне, все, что хотел в благодарность, ты уже получил.

– Ты можешь быть прав, – он нежно улыбнулся. – И, Томми…

Я поднял на него взгляд исподлобья, и принц прищурился, глядя на мое лицо.

– Тебе лучше поохотиться. Ты сильно ослаб. Один из моих демонов поднимется с тобой на поверхность.

– Хочешь проследить, чтобы я не убил полгорода?

– Чувствуй себя как дома, – прозвучало в ответ.

Больше мы друг другу ничего не сказали. Вошедший демон безмолвно слушал наш разговор, а потом, не сказав ни слова, повел меня к лифту.

Вдохнув холодный, ночной воздух, я почувствовал себя потерянным во времени, уставшим и, как ни странно, свободным. Я не сразу понял, что продолжаю мысленно повторять «Адам, Адам», ожидая, что Он отзовется, а потом неловко замолчал и мысли переключились, аккуратно обходя все, что Его касалось.

Так я думал, что у меня хватит сил пережить эту и все следующие ночи, когда мне будет Его не хватать.

========== Глава LIV. ==========

Свежий воздух быстро выветрил из моей головы остатки вина, но трезво мыслить мне все так же не удавалось. Полтора часа я бродил по улицам Будапешта со своим молчаливым спутником, сжав руки в длинных рукавах одеяния в кулаки. Было достаточно поздно и темно, чтобы странная одежда на нас не бросалась в глаза редким прохожим, которые выглядели такими же унылыми и безликими, как я сам себя ощущал. Всматриваясь в их лица, я шел все быстрее и быстрее, пока не перешел на бег и за резким поворотом вдруг не врезался в высокого молодого человека. Он обхватил меня за плечи и произнес где-то над моей головой «осторожнее», я глухо поблагодарил, не поднимая взгляд выше его груди, и аккуратно высвободился из его рук.

Меня тошнило. Мне не хотелось есть. Мне казалось, что Виктор специально отправил меня на охоту, зная, как я чувствую себя и как это будет давить меня, гоня между каменными стенами молчаливых домов с закрытыми дверьми, словно кричащими вслед, что мне некуда пойти.

Мой телохранитель нагнал меня, когда я шел к мосту через реку, подозревая, что не собираюсь переходить на другую сторону. Он поравнялся со мной, молчаливая и бесшумная тень, и рядом с ним мне почему-то вдруг стало спокойнее, словно он являл собой тот мостик между нормальной жизнью и демоническим миром, гармонии между которыми мне так не хватало. Мне стало спокойнее, хотя я не знал его и ни разу не говорил с ним; достаточно спокойно, чтобы я, не делая глупостей, перешел по мосту, даже не взглянув на темную гладь воды, остановился на улице и огляделся в поисках случайных жертв.

И нашел.

И вдруг в следующее мгновение я понимаю, что стою над телом убитого мужчины с окровавленными руками, его душа распадается во мне и я чувствую прилив сил, но нет желания свернуть горы – я просто смотрю на то, что сделал с человеком, у которого была своя жизнь, и мне так тошно от осознания, что, по сути, я забрал ее так же, как Он забрал мою, с той лишь разницей, что я умирал медленнее.

Я практически сам отдал Ему свою жизнь, когда начал тянуться к Нему.

А потом пошел дождь. Хлынул мгновенно, будто в тропиках, и я даже не мог пошевелиться до тех пор, пока с характерным щелчком над моей головой не раскрылся зонт моего телохранителя. Волосы намокли и прилипли к лицу, капли дождя стекали по моим щекам и подбородку на одежду, дождь стучал в окна домов над моей головой и крыши, разбивался об асфальт, и мне хотелось плакать от невозможности повернуть время вспять.

Не говоря ни слова, мой спутник вызвал пелену и переместил нас обратно в Ад.

Только увидев кровать в своих покоях, я вдруг понял, что на самом деле не спал нормально уже черт знает сколько ночей, мучаясь либо от боли, либо от кошмаров, и все, чего я хотел – это проспать спокойно и ничего не видеть. Никаких снов. Ни плохих, о том, что я умираю, ни хороших, о том, что у нас с Ним все наладилось.

А в идеале я хотел бы не просыпаться вообще.

Отогнав эту мысль, я сел на край кровати, а потом откинулся на подушки, ощущая себя слишком уставшим и для того, чтобы дожидаться лекаря, и для того, чтобы раздеться полностью. Пролежав так две минуты, я перевернулся на бок, закрыл глаза, выдохнул…

И почти тут же подскочил в кровати. Я не чувствовал себя полным энергии, но был взвинчен, и эта нервозность мешала мне заснуть. Мысли носились в голове, будто рой пчел, сводя меня с ума бесконечным, дисгармоничным шумом, и, обняв колени, я уткнулся в них лицом, затаил дыхание и тихо мысленно позвал.

«Адам».

Ничего не произошло. С замирающим сердцем я прислушивался к хаосу мыслей в своей голове, смутно надеясь, что сейчас я почувствую тепло, напоминающее плед, и услышу Его тихий голос.

Чего я хотел? Поговорить с Ним? После того, как Он убил меня и бросил умирать? Я не знаю. Мысли не давали мне покоя. В своей голове я все еще слышал Его сломленный голос, полный боли, предупреждающий меня о том, что если я не отстранюсь, если позволю принцу взять контроль, то он от меня ничего не оставит.

Он обручил нас, чтобы убить меня, но всячески оберегал и защищал; Он заколол меня и бросил умирать, но заговорил со мной, чтобы предупредить, что Виктор убивает меня… Зачем? Почему, если Он хочет убить меня, Ему бы просто не позволить мне нарваться на те неприятности, которые сами меня убьют? Если с самого начала, когда Он обручил нас, Он знал, что я обречен, то почему спас от тайпанов? Не позволил мне покончить с собой? Защищал и напоминал, что Виктор представляет для меня опасность?

Он говорил, что хотел меня сломать – и если так, то почему вмешался, когда Виктор поцеловал меня? Нас с Ним уже ничего не связывает, кроме брака, который аннулируется с моей смертью уже через пару месяцев.

От всех этих мыслей, неизменно заводивших меня в тупик, голова раскалывалась. Я сдавил ее руками и глухо застонал, жалея, что не могу научиться контролировать это и опустошать голову по первой необходимости, оставляя ее стерильно чистой, с выжженными следами от назойливых мыслей. Я запутался, чего я хотел. Мне бы радоваться тому, что я дышу и кашель не мучает меня кровавыми приступами, а я умудрялся даже на грани жизни встревать во все приключения, которые только подкидывала мне матушка-судьба.

А потом все это вдруг стало неважным – и я, и моя судьба, и все мои злоключения, и даже рой мыслей в моей голове замолчал, потому что в следующую же секунду я содрогнулся, кажется, до самых костей: я почувствовал тепло.

Тепло, опустившееся на мои плечи, словно плед, и просочившееся через поры под кожу; еще ниже, еще глубже, еще горячее, как будто солнце растеклось по земле и через трещины течет в Ад, капая на мою белую кожу раскаленными лучами.

Это тепло было таким явственным, что никак не могло сойти за мою фантазию; выпрямившись, я неосознанно подался вперед и сжал одеяло пальцами, словно мне было достаточно одной команды, чтобы сорваться с места.

Против воли всплыл в памяти момент, произошедший, кажется, несколько десятков лет назад, когда я стоял в Его покоях, после того как увидел Его воспоминания, и меня так терзало Его болью, что я сквозь слезы просил Его остановить меня, удержать, не дать мне уйти. Я был готов разделить Его боль, если бы Он позволил…

Так отчетливо я вдруг вспомнил собственный тихий, болезненный голос, насквозь пропитанный отчаянием: «Попроси меня, и я останусь. Попроси.»

Тогда Он попросил.

А теперь?

– Ты меня слышишь? – выдохнул я и прислушался.

Тепло усилилось: Он меня услышал. Едва дыша, я прислушивался к своим мыслям, ожидая, что Он заговорит, но тепло лишь перемещалось по моей спине сверху вниз, к пояснице, словно Он касался моей кожи ладонями. Это тепло было настолько реальным, что если бы я закрыл глаза, то могло бы показаться, что Он сидит за моей спиной и молча касается меня, чуть поглаживая по обнаженной коже. От этих ощущений мне хотелось по-кошачьи урчать, выгибая спину, и я с трудом удерживал себя, напоминая о том, в какую передрягу я попал, застряв меж двух огней – холодным пламенем и неконтролируемым пожаром.

Сделав глубокий вдох, я почувствовал, как закружилась голова и как задрожала каждая клеточка моего тела: Его запах окружал меня плотной аурой – гипнотизирующий, глубокий, притягательный, как Он сам. Я даже не представлял, как сильно мне не хватало этого запаха, Его запаха, источаемого Его телом и напоминающего мне о том, как Он обнимал меня, когда мне казалось, что некоторые вещи – как, например, мы с Ним и наши отношения – могут быть вечными.

«Вернись в Америку».

Я вздрогнул и тут же окаменел от удивления; меня вдруг словно окатили ведром ледяной воды. Его голос прозвучал холодно и твердо, и беспрекословный приказ, сквозивший в Его словах, сдавил все внутри меня так сильно, что я почувствовал, как сжались легкие от бессилия сделать вдох.

– Что? – переспросил я, хотя все услышал правильно.

Тепло стало еще сильнее. Мне становилось жарко; я встал с кровати и, игнорируя боль в колене, принялся ходить по комнате, неосознанно заламывая руки. Мое сердце колотилось так сильно, что буквально оглушало меня, и мне даже казалось, что за глухими ударами я могу не услышать Его голос.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся? – спросил я и мой голос дрогнул. – В очередной раз наступил на эти грабли, когда я пытаюсь верить тебе, а ты меня отталкиваешь? Снова?

Я остановился посреди комнаты и прислушался. Он молчал, но тепло становилось горячее, а Его запах насыщеннее, и у меня в горле пересохло, когда я открыл рот и понял, что не могу ничего сказать.

Не могу объяснить Ему, как все это странно и глупо – и что я влюблен в Него, и что Он не оставляет меня в покое, и что я и есть Его тьма…

Так странно. Так глупо. Так нужно мне.

– Ты правда считаешь, – выдохнул я, сжав руки так сильно, что свело пальцы, – что можешь командовать мной, отправлять на смерть и возвращать потом, будто жалкую игрушку? Или ты просто хочешь меня добить?

«Вернись», – сквозь зубы произнес Он.

Вибрация Его голоса прошла сквозь меня; задрожали колени, и я с трудом устоял. Мне показалось, что стены сдвигаются, гонят меня прочь из комнаты, из Венгрии, обратно, домой…

И тут меня осенило: Его тепло становилось горячее не потому, что Он думал обо мне.

А потому что Он мысленно приказывал мне.

И у меня не было никаких шансов противиться приказу. Ни одному из них.

– Нет! – крикнул я и задышал быстрее и чаще; Его приказ буквально давил на мои плечи. – Чтобы ты убил меня? Я не вернусь! Нет, не смей приказывать мне! У тебя нет власти надо мной. Мы ничем не связаны, дорогой.

Я выплюнул последнее слово и сжал зубы, почувствовав, как на висках и спине выступил пот: температура моего тела явно перешагнула порог в сорок градусов.

А потом Он повторил – жестко, холодно, с нажимом.

«Вернись в Америку, Томми.»

Я едва устоял на ногах, когда прямой приказ чуть не поставил меня на колени. Опершись рукой на бортик кровати, я затаил дыхание, задыхаясь в Его запахе, и поднял голову. Меня лихорадило; я неосознанно обратился в демона и сжал зубы, почувствовал на языке легкий привкус крови: я прикусил язык клыками. Мне казалось, будто железный трос цепляется за мои внутренние органы металлическими крюками и тянет меня за дверь, по коридорам, к Мосту – чтобы я подчинился и вернулся, и я так сильно сжал пальцами бортик кровати, что дерево тихо хрустнуло и раскрошилось.

– Нет, – повторил я, принимая обратно человеческое обличие, и покачал головой. – Нет, нет, нет…

«Томми…»

Вызвав пелену, я переместился к покоям Виктора. У меня не было ни времени, ни возможности, чтобы искать их; Его приказ давил на мои плечи, буквально ставя меня на колени, и я привалился обнаженным плечом к двери: в нелепых надеждах заснуть я остался в одних джинсах, сняв одеяние и рубашку.

– Ты не будешь указывать мне, – в панике пробормотал я. – Я не вернусь к тебе. Ты монстр. Ты чудовище. Ты… тебя не зря заперли под землей! Ты заслужил это! Ты ломаешь всех, кто тянется к тебе, ты их растаптываешь, уничтожаешь! Ты чудовище!

«Сейчас же вернись в Америку, – прошипел Он. – Немедленно.»

– Нет, – выдохнул я, прижимаясь лбом к холодному, гладкому дереву. – Нет, не к тебе…

«Ты вернешься, – тихо сказал Он, и я вспомнил, как Виктор сказал, что Он вернет меня обратно; то ли от этих воспоминаний, то ли от Его слов, но по спине побежали мурашки. – И лучше вернись сам. Вернись, Томми. Немедленно. Иначе я верну тебя по частям.»

Я не успел ответить: дверь вдруг резко отворилась, и я практически упал в руки принца, тут же прижавшие меня к его груди. Он снял одеяние, оставшись в расстегнутой рубашке и брюках; когда он обнял меня, я уткнулся носом в его плечо, поверх которого видел широкое зеркало и свое отражение. Несмотря на схожесть нашей с Виктором комплекции – он был чуть шире в плечах и немного выше – я все равно казался рядом с ним маленьким, едва живым, хрупким, словно после каждых объятий смерть отхватывала кусок меня, и я таял на глазах.

Его кожа показалась мне слишком холодной после жара, охватившего мое тело так же быстро, как загорелся на моих глазах тот демон, назвавший Его по имени. Вздрогнув от его холодных рук, я прижался к принцу, не сводя взгляд с зеркала, и в чистом воздухе вдруг появилась тонкая нить запаха опасности, источаемая то ли осознанием, что я загоняю себя в ловушку, то ли телом с мягкой и прохладной кожей.

– Защити меня, – чуть слышно сказал я, и губы моего отражения против воли растянулись в какой-то странной улыбке, немного сумасшедшей и неестественной, словно маска. – Не прикасайся ко мне. Не целуй меня. Не трогай. Только защити.

Виктор не улыбнулся. В отражении зеркала я увидел, как он повернул голову, внимательно вглядываясь в мое лицо, но я не встречал его взгляд.

Я ждал, когда из моей спины, разрывая кожу, вырвется огромное и неконтролируемое черное крыло; я ждал, когда мои светлые волосы начнут чернеть, будто все эти мрачные мысли полезут из моей головы и покроют собой мои волосы; я ждал, когда мои глаза потемнеют так, что зрачок почти сольется с радужкой, и этот глубокий мрак будет разбавляться лишь всполохами красного цвета.

Я ждал, когда Он займет мои мысли настолько, что я стану походить на Него даже внешне, становясь Его неудачной копией, глупой пародией на лучшее творение небес.

– Защити меня, – повторил я и опустил взгляд на губы моего отражения; они двигались, но я не мог прочесть ничего по ним, только слышал собственный шепот, словно со стороны. – Защити меня, защити, защити, защити меня…

– От кошмаров? – тихо спросил принц.

Собственная неестественная улыбка казалась мне слишком мертвой и пугающей.

Зеркало за спиной принца, в которое я всматривался, показывало мне того, кем я мог и должен был стать, но оно почему-то игнорировало то, в какого призрака я превращался. Оно скрывало от меня и болезненную худобу, и окровавленные от кашля губы, и пугающую бледность, и прозрачную кожу, натянутую на кости, словно я на глазах исчезал. Оно показывало мне замедленное падение с небес, которое никогда не станет достаточно трагичным, чтобы люди тянулись к моей боли, но которое будет предельно убийственным, чтобы я насладился смертью каждой клеточки моего чужого тела.

– От одного, – я улыбнулся еще шире, и мое отражение хитро прищурилось, словно у нас с ним была общая тайна. – Он хочет, чтобы я вернулся.

========== Глава LV. ==========

– И что ты намереваешься делать?

Виктор сидел в кресле, закинув одну ногу на другую, и подпирал голову рукой. Я бродил в его покоях; свет был приглушен, пахло вином, солнцем и лавандой, и я, прихрамывая, ходил по комнате, бездумно касаясь мебели руками, пока он внимательно наблюдал за мной.

– Возвращаться, – хмыкнул я. – У меня нет выбора. Он приказывает. Я… не могу противиться приказу.

Я выдержал паузу и добавил чуть слышно.

– Он давит на меня.

– Летишь на пламя, будто мотылек, – улыбнулся он. – Глупыш Томми.

– На темное пламя.

Я обернулся к принцу и перехватил его насмешливый взгляд, положив ладонь на гладкую поверхность деревянного комода. В его покоях было много зеркал и цветов; куда бы я ни встал, на меня отовсюду смотрели мои собственные глаза, выделявшиеся на белом лице бездонной темнотой.

Видел ли я страх в своих глазах? Отчаяние? Боль?

Я был слеп.

– Почему ты сказал, что я Его тьма? Почему я обречен? – спросил я, понижая голос почти до шепота, словно кто-то мог подслушать и передать Ему. – Почему Он не отпустит меня?

– Потому что Адам тобой одержим, – ответил он таким тоном, словно говорил о чем-то обычном, естественном. – Потому что ты не выходишь из его головы с того момента, как он тебя увидел. Потому что ты первый, о ком он вспоминает, когда просыпается, и последний, о ком он думает, когда засыпает. Он помешан на тебе. Он безумен во всем, что касается тебя.

– И поэтому Он хочет меня убить? – я хрипло рассмеялся и почувствовал, как на сухих губах раскрылась трещинка. – Потому что Он одержим?

Я отвернулся и встал перед зеркалом, опираясь на комод. Я почему-то вмиг почувствовал себя обессиленным.

– Я видел демона, – сказал я, всматриваясь в свое отражение и надеясь, что слепота рассеется и я увижу отражение эмоций в своих глазах. – Перед тем, как я бросил Ему вызов. Этот демон назвал Его по имени… и загорелся. Его кожа воспламенилась… а до этого у него сломался позвоночник. И меня угораздило вляпаться так, что сам Дьявол души во мне не чает? Да ты, должно быть, шутишь.