Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

Он подался ко мне, поднимая мою голову за подбородок, и я был уверен, что знаю, почему позволил ему и не отстранился. Из-под длинных ресниц я видел его прекрасное бледное лицо и бездонные глаза, и мне казалось, что я падаю.

– Останься со мной здесь, – прошептал он, наступая на меня, и я медленно, словно ступая по осколкам и рассыпающейся земле, начал отступать. – Останься, чтобы стать моим. Чтобы я мог все исправить и никогда больше тебя не потерять. Дай мне один знак, что ты не уйдешь, и я переверну весь Ад ради тебя. Один знак, Томми, что ты не передумал… потому что я не смогу отпустить тебя.

– Ты всегда можешь принудить, – выдохнул я.

– Но я не хочу.

Отступив еще на шаг, я уперся спиной в стену, и он прижался своим лбом к моему, тяжело дыша, словно пробежал несколько километров. Закрыв глаза, я прислушивался к его дыханию и спрашивал себя, когда мы успели так измениться, и не находил ответа, словно между моей первой жизнью и этой комнатой раскинулся океан из размытых воспоминаний, принадлежавших другим душам и другим людям, но не мне.

Я никогда его не любил; я никогда его не хотел – и это то, как я чувствовал себя сейчас. Минутная вспышка, заблуждение, уверенность в том, что я выживу без него и не умру, как жил раньше, до того, как все дороги неизменно приводили меня в его объятия.

Его пальцы переплелись с моими и прижали мою руку к стене. Я чувствовал, как трепещет сердце в грудной клетке, словно она резко стала слишком маленькой для него и всей его-моей любви, а потом вдруг раздался тихий щелчок и я затаил дыхание.

– Я не смогу тебя отпустить, – повторил он едва слышно.

Я дернул рукой и услышал, как звякнула натянувшаяся от кандалов цепь на моем запястье. Открыв глаза, я прошелся взглядом по его одеянию, по застежке на шее, по линии подбородка и губ, остановился на глазах и с трудом заставил себя сделать вдох.

Все это напоминало чудовищный сон.

И, что было еще кошмарнее, я не хотел просыпаться.

– Почему ты это делаешь? – беззвучно спросил я.

Его лицо исказилось от боли.

– Потому что я люблю тебя.

Он подался ко мне, едва ощутимо целуя мои губы, и я сделал порывистый вдох, а потом, ощущая, как колотится безумное сердце, тяжело выдохнул.

Я задыхался.

Сны о тяжелом, густом, черном дыме оживали на глазах.

– Прости меня, – тихо сказал я и закусил губу. – Боже, прости меня.

– За что?

Я боялся перехватить его взгляд, я не хотел видеть его лицо; когда он взял мою голову за подбородок и поднял, я закрыл глаза и почувствовал, как он погладил меня кончиками пальцев по лицу.

«Если будет нужно, убей его.»

– За что, Томми? – повторил он.

Я перехватил его взгляд. Я видел, как дрогнуло и изменилось его лицо: сначала на нем отразилось легкое удивление, как будто он не понимал, откуда взялась боль, а потом, словно в замедленной съемке, опустил взгляд вниз, где между нами едва заметно в моих непослушных руках дрожал меч, торчавший из его тела, и темная, почти черная кровь, стекала по нему.

– За то, что я не останусь, – ответил я.

Он улыбнулся, но улыбка напоминала оскал.

– Ты правда думаешь, что это поможет? – спросил он. – Ни один меч, даже пропитанный кровью ангела, не сможет меня убить.

– Я знаю, – ответил я и почувствовал себя так, словно если я не успею ему все объяснить, то эти слова разорвут мою глотку. – Поэтому я ранил себя.

Я перевел взгляд на свою руку, закованную в кандалы, и он проследил за моим взглядом. Разжав кулак, я повернул ее к нему ладонью и показал глубокий порез, пересекающий линии судьбы, и кровь медленно стекала с моих пальцев на землю.

Он снова посмотрел на меня. На его лице впервые отразилась растерянность.

– На этом мече уже была твоя кровь, – тихо сказал я, – а теперь есть и моя. Они текут в твоих жилах и они могут убить тебя. Все кончено.

Я вынул меч из его тела и резким ударом разрубил цепь от кандалов, освобождая свою руку, а потом отбросил меч в сторону. Демон отступил на шаг назад и покачнулся, а потом начал оседать, и я кинулся к нему, мягко опуская его на землю.

– Ты не мог убить меня, – бормотал он, – ты не мог… ты…

– Я люблю тебя, – произнес я, укладывая его голову на свои колени. – Но я не смогу позволить тебе все уничтожить. Они… они были правы. Ты несешь разрушение. И если это единственный способ сохранить мир… у меня нет выбора.

– Томми…

Я стер капли крови из уголка его губ и увидел, как дрожат мои пальцы. В первую секунду я не мог осознать, что это за дрожь и почему все перед глазами колеблется и размывается, а потом понял: это трясло меня. Это рвалась изнутри вся та боль, которую я давил, когда убивал свою семью; это оживала та боль, которую я пытался похоронить; это были мои слезы, застилающие мои глаза. Я пытался стереть кровь с его губ и подбородка и не мог совладать с руками, а он пытался сфокусировать на мне взгляд, который я боялся перехватить.

– Томми…

Я думал, что закричу на него. Заставлю его замолчать, чтобы не слышать больше, как он повторяет мое имя этим тихим голосом. Оттолкну его, чтобы не ощущать тяжесть его головы на своих коленях и его беззащитность, когда он умирает на моих руках после того, как столько раз терял меня.

Его крыло вдруг начало на глазах бледнеть, словно из него утекала вся тьма, и иссыхать. Я увидел, как сворачиваются и обращаются в пепел длинные бархатные перья, будто кто-то ускорил время. Я увидел, как бледные руки, которые я столько раз прижимал к губам и в которых находил спасение, слабеют и холодеют, и я растирал их дрожащими пальцами, не сводя с него взгляд, словно надеялся, что его это согреет.

Я не сводил с него взгляд, я не мог отвернуться даже на минуту. Его губы двигались, будто он хотел что-то сказать; в нерешительности я наклонился к нему и затаил дыхание, прислушиваясь.

Он повторял мое имя. «Томми, Томми, Томми» – словно мантру. Даже не осознавая, что ему не хватает ни сил, ни дыхания; что он захлебывается и мягкие буквы тонут в его крови. Он повторял мое имя, просто повторял, он даже не звал меня и, наверное, уже не понимал, что я рядом.

И это меня добило. Я положил голову на его грудь, ощущая тяжелый и тошнотворный запах крови, сжал пальцами его руку и заплакал – сначала тихо, а потом, словно потихоньку раздирая швы на невидимых ранах, сильнее. Еще немного – и слетели бы к чертовой матери все мои защиты, вся моя броня, все, на что я надеялся, когда пытался убежать от себя и своих эмоций; меня колотило и мне казалось, что еще немного – и меня сотрет с лица Черной Земли вслед за ним.

А потом все исчезло. Он просто рассыпался в пепел, как моя семья раньше, но я не видел этого; только ощутил, как исчезла тяжесть его головы с моих колен, будто с меня сняли груз, который я тащил на себе.

Облегчения не последовало; я чувствовал себя слишком обессиленным и даже не повернулся, когда в нескольких метрах от меня вдруг раздался тихий шорох и лязг цепей, пока не прозвучал голос – уставший, тихий, но сохранивший властные нотки хозяина.

– Как ты узнал, что он ненастоящий?

Я помолчал, справляясь с дрожью.

– Он сказал, что любит меня, как бы забавно это ни звучало.

Я поднял глаза и перехватил взгляд Адама. Он сидел на земле в том виде, в каком его увели с церемонии, вплоть до ошейника и браслетов, связанных цепями. Его черные волосы были взлохмачены, а на лице и руках виднелись кровоподтеки и царапины.

– А еще он ничем не пах, – добавил я и тряхнул головой.

– Умно, – тихо произнес он.

Поднявшись с земли на ватных ногах, я отряхнул одеяние от пепла и наклонился за мечом.

– Как ты выбрался? Я видел тебя на кресте, – сказал я.

– Долгая история.

Он поднялся на ноги и протянул мне руки, закованные в черные браслеты. Острием меча я осторожно поддел их, стараясь его не поранить, и разрезал, а потом снял с него ошейник и отбросил в сторону, и Адам выпрямился и расправил плечи.

В наступившей тишине мы замерли, уставившись друг на друга. Едва дыша, я смотрел на него и не понимал, как можно было принять его клона за него – настолько разительно они отличались сейчас, когда я стоял напротив настоящего Адама и ощущал дрожь от одной только его близости.

Подняв руку, Адам вдруг резко ударил меня тыльной стороной ладони по лицу, и я повернулся к нему, ощущая, как горит под прохладными пальцами моя кожа. Его глаза вспыхнули.

– Как ты мог прийти сюда, – прошипел он, – когда я сказал тебе не спасать меня?

Даже не успев подумать, я ударил его по щеке и перехватил его взгляд, когда он повернулся, прикладывая ладонь к лицу.

– А как ты мог скрывать от меня все мои жизни? – прошипел я.

Еще несколько мгновений мы стояли друг напротив друга, будто два хищника на одной территории, а потом он сделал шаг ко мне, обнимая меня за талию, и поцеловал меня в губы, и я ответил на поцелуй, сжимая его одеяние дрожащими пальцами и притягивая его ближе к себе. Только сейчас я в полной мере осознал, как скучал и по нему, и по его головокружительному запаху, и по его голосу; от его близости сводило каждую клеточку моего тела – и по этому ощущению я тоже скучал.

Отстранившись, он прижался своим лбом к моему. Вблизи я видел его темные глаза со всполохами пламени, обрамленные длинными и густыми ресницами; видел все его чувства в их глубине; видел, как он скользит взглядом по моему лицу и был уверен, что знаю его мысли – он думал, что больше меня не увидит.

Я тоже так думал и боролся с этой мыслью наравне с Судьями.

Я коснулся подушечкой пальца длинной царапины на его скуле, но он даже не поморщился; лишь крепче прижал меня к своему телу.

– Я хочу домой, – выдохнул я, неотрывно глядя в его глаза. – Эти приключения у меня уже поперек горла.

Адам улыбнулся, и я вопросительно поднял брови.

– Ты даже не представляешь, – произнес он, – как я скучал по тому, как ты произносишь слово «дом», когда речь идет о нас.

Но я очень даже представлял.

========== Глава XCIII. ==========

Открыв глаза, которые я по привычке закрывал, делая шаг с Моста, я повернулся к Адаму и проследил за тем, как он выпрямляется, опираясь на мое плечо. Он хромал на одну ногу, а из-за двух сломанных ребер я не мог слишком крепко прижимать его и мне приходилось напоминать себе о том, чтобы я контролировал силу. Я не знал, насколько сильны последствия его встречи с прислужниками Судей и, ощущая отголоски его боли, не был уверен, что хочу знать.

Окинув стены пещеры взглядом, он едва заметно качнул головой.

– В какой-то момент, – произнес он, – я действительно поверил, что больше не увижу это все.

Вопрос вырвался у меня раньше, чем я успел подумать.

– Тогда почему позволил себя увести?

Он не взглянул на меня, а я вдруг поймал себя на том, что не свожу с него взгляд, как будто если бы я отвернулся, он бы промолчал.

– У демона, который забирал меня, на шее висел амулет с цветком, – после короткой заминки, ответил он. – Он блокировал магию. Я был бессилен против них.

– Ты мог войти в круг.

– И позволить им искать способ перейти черту и забрать нас обоих?

– Ты хорошо сражаешься на мечах.

– Любое отклонение от подчинения приказу сделало бы только хуже. Я бы не победил их и на мечах, и с магией, а если бы попытался – они бы нашли способ добраться до тебя. Я не мог этого допустить. Моей первостепенной задачей всегда было защитить тебя. Всегда.

Я промолчал. Мы шли медленно; он смотрел под ноги и старался не перекладывать на меня слишком много своего веса, а я, перекинув его руку через свое плечо, напряженно прислушивался к ощущениям своего тела, чтобы понять, что еще, кроме двух сломанных ребер, вывиха руки и ушиба колена у него может быть.

Где-то в затылке пульсировала глухая боль, похожая на боль от удара, но я не был уверен, что это была его боль. Сейчас, перешагнув границы нашего Ада после такого чудовищного приключения, я понял, как сильно вымотался за последние сутки. Церемония, воспоминания о прошлом, Судьи, Виктор и Ирлен, Сайер, умирающий на моих руках, и Пол, защищающий меня от анимона – все смешалось в моей голове, запуталось; казалось, будто все мои действия были машинальны, а любая мысль отзывалась болью в моей голове. Я ощущал себя роботом; мне казалось, что единственное, что держит меня на ногах – это адреналин.

Занеся ногу для шага, Адам вдруг резко выдохнул и остановился, и я застыл на месте, испугавшись, что мог случайно причинить ему боль неосторожным движением, но он лишь покачал головой в ответ на мой недоуменный взгляд и тихо пояснил.

– Сайер.

– Его ранили, – тут же сказал я.

– Я знаю, я почувствовал. Он только что пришел в себя.

Сосредоточенно глядя в одну точку, Адам мягко оперся на мое плечо. Его губы чуть двинулись, словно вопрос, который он задал мысленно, рвался быть озвученным. Я смотрел на его лицо и ни о чем не думал, кроме одного – скорее бы все это осталось позади, обратилось в страшный сон

– Как он? – тихо спросил я, когда лицо Адама заметно расслабилось.

– Жив. Потерял много крови и очень слаб, но жив. Виктор быстро поставит его на ноги.

Двери его покоев распахнулись перед нами. Я помог ему осторожно опуститься на софу и опереться на подушки. Не считая легкой бледности, он не показывал свою боль, которую испытывал, и ее отголоски почти по всему моему телу возвращали меня к тому, о чем я думал, глядя на его сосредоточенное и спокойное лицо: как много на самом деле он скрывает от меня, отмахиваясь в равной степени и от боли, и от своих чувств.

– Ты знал об их отношениях? – спросил я.

– Давно уже, – спокойно ответил он.

– И ты ему не запретишь? Ты недолюбливаешь Виктора.

Он посмотрел на меня.

– Мое отношение к Виктору не играет никакой роли, – холодно произнес он. – Я создал Сайера, но я не выбираю, кого ему любить, а кого избегать. Он в состоянии понять это без моей помощи.

Он помолчал, а потом добавил с легким нажимом.

– Но ты ведь не о них хотел поговорить?

Я отступил на шаг назад и скрестил руки на груди. Он не сводил взгляд с моего лица и я сам ощущал себя словно бы защищающимся от его цепкого, холодного взгляда, пока он всматривался в мои глаза, словно пытался увидеть проблески сомнения глубоко в моей голове, смешанные с туманной болью.

– Забавно, – произнес я после молчания и скривил губы; хотелось улыбнуться, но не осталось сил. – Я хотел задать тебе столько вопросов, когда шел за тобой. Столько всего мне нужно было узнать… а сейчас я стою напротив тебя и не знаю, что спросить.

Он ответил тихо, но твердо.

– Задай тот вопрос, который вертится у тебя на языке, когда ты смотришь на меня.

– Почему я? Почему ты скрывал от меня мое прошлое? Почему не рассказал?

Он подавил вздох. Опустил голову, посмотрел на свои расцарапанные руки, повернул их тыльной стороной вверх, а потом сжал в кулаки, словно проверял, слушаются ли пальцы.

– Я скрываю больше, чем чувствую. – после молчания ответил он, – но прежде чем я расскажу тебе все, позволь мне вызвать лекаря. Боль меня отвлекает.

– Не нужно лекаря. Я сам тебя вылечу.

Он перехватил мой взгляд, но промолчал. С минуту я ощущал слабую эмоциональную волну от него через нашу связь – что-то колеблющееся, едва ощутимое, волнующееся, а потом он сдался. Без слов расстегнув одеяние, он приподнялся, повернулся ко мне спиной, опуская ноги на пол, и приспустил его с плеч, оголяя до пояса белую кожу, испещренную старыми шрамами и новыми ранами – свежими, кровоточащими, глубокими. Одеяние пропиталось кровью насквозь так сильно, что ему пришлось едва ли не отдирать ткань от кожи, и только сейчас, увидев его раны, я сделал вдох и почувствовал тяжелый запах крови в воздухе.

Словно со стороны я услышал свой голос и не узнал его.

– Кто?

– Демон, который меня увел, – тихо ответил он.

– Не Судьи?

Он горько усмехнулся.

– Они не применяют физическое насилие. Для этого у них есть пешки. Они воздействуют… иначе.

Я опустился на софу за его спиной. Образ демона с медальоном возник перед моими глазами; я подавил приступ отвращения к нему и положил ладонь на рану над левой лопаткой Адама. Под рукой я почувствовал его пульсирующую рану с разорванными краями, и липкую кровь; сглотнув, я прикрыл глаза, попытался отвлечься от ощущения тошноты и тихо заговорил.

– Что случилось после того, как они тебя увели?

Он ответил не сразу. Сидя вплотную к нему, я видел веснушки на его бледной коже, следы побоев, синяки, царапины и слабость, с которой он опустил голову и сжал руку в кулак. На несколько мгновений воцарилась тишина, и я боялся даже вздохнуть, чтобы не разрушить ее, будто это молчание было священным.

– Они меня осудили и приковали к кресту, – после паузы ответил он. – Пока меня не освободили, я был без сознания.

Он помолчал, а потом неохотно добавил.

– Ты не должен был приходить за мной, но получить защиту у Ирлен было хорошей идеей.

– Виктор надоумил, – произнес я. – Он же дал мне меч, пропитанный твоей кровью.

Он тихо усмехнулся.

– Он знал, что придется применить меры… – пробормотал он.

– Расскажи мне.

Мои пальцы дрогнули и я крепче прижал их к его ране. Он даже не поморщился.

Без горящего в камине огня комната казалась холодной.

– Прежде чем я начну, – заговорил он после молчания, – пообещай не перебивать меня и дослушать до конца. Я знаю, что у тебя миллион вопросов ко мне и я отвечу на них, но сначала я все расскажу.

– Хорошо, – тихо согласился я и откашлялся, прочищая горло; голос прозвучал неровно, словно дрожь, потихоньку окутавшая мои пальцы, уже добралась до моей решимости узнать правду.

Он вздохнул и заговорил, и вместе с его голосом прошлое начало оживать.

– Я уже рассказывал тебе, что родился в восьмом веке, – начал он. – Два века я чудом прожил без тебя. Я говорю чудом, потому что сейчас, спустя столько веков, для меня это действительно чудо. Несмотря на то, сколько раз я терял тебя и сколько столетий провел в одиночестве, скитаясь по миру, я никогда не мог представить своей жизни без тебя с тех пор, как впервые тебя увидел. Это было в десятом веке, в Ирландии.

Моя семья была в хороших отношениях со всеми суммусами. Познавая человеческий мир, я свободно перемещался по чужим владениям и странам. Я изучал культуры и языки, я проводил много времени среди людей. У меня было размытое представление о собственном бессмертии; я так редко бывал в Аду, что в какой-то момент стал ощущать себя человеком. Моему отцу это не понравилось, но моя мать была слишком озабочена мной, а он ее слишком сильно любил, чтобы идти против ее воли. Она настояла на том, чтобы я оставался жить среди людей столько, сколько захочу, и он согласился. Возможно, в глубине души мои родители надеялись, что однажды я встречу кого-нибудь в Аду и человеческий мир потеряет для меня ценность. И я встретил. Но я встретил тебя, а ты был человеком.

Я переместил руку вниз по его спине на другую рану. От его крови руки стали липкими.

– Я встретил тебя случайно, когда гулял, – продолжал он. – Ты был на реке, помогал матери со стиркой. Я до сих пор помню запах свежего белья, травы и нагретой солнцем ткани. Ты купался там и грелся под солнцем, и тебя даже не смутило мое появление. Я собирался вернуться в Ад, но увидел тебя и не смог уйти.

В его теплом голосе прозвучала улыбка. Я вспомнил обрывки своих воспоминаний и почувствовал, как сердце защемило грустью.

– Ты меня полюбил, – он опустил голову и невидящим взглядом уставился на линии на своей ладони. – Ты и сам был как солнце. Рыжий, улыбчивый, теплый и не такая заноза, как сейчас. От жизни к жизни ты все вреднее.

Я легонько ткнул его пальцем в бок и он усмехнулся, а потом продолжил, и по тому, как в одно мгновение изменился его голос, я понял, что идиллию между нами тогда оборвало что-то плохое.

– Ты рассказал матери обо мне, – сказал он. – Тогда религия была намного сильнее, чем сейчас, и вера в Дьявола была крепче. Сибилла пришла в ужас.

– Она убила меня, – тихо произнес я.

– Ты знаешь, – без малейшего удивления констатировал он.

– Судьи рассказали.

– Да. Она убила тебя. Она не хотела, чтобы зло, которое я в себе нес, уничтожило твою светлую душу. Она убила тебя, чтобы защитить от меня, чтобы я никогда до тебя не добрался. Узнав об этом, я обратил ее в демона и заточил в подземелье под Ирландией, чтобы она помнила о том, что сделала и жила с этим. В конце концов, она начала сходить с ума от одиночества и зациклилась на том, что убила тебя. И, несмотря на то, что я ненавидел ее за твою смерть, я был согласен с ней. Она напомнила мне о том, что я демон. Я не человек, Томми. Я бы не смог жить с тобой, не уничтожив все хорошее, что в тебе было. Я жил с этой мыслью до одиннадцатого века, пока не нашел твое перерождение в Индии.

Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но он перебил меня.

– Сначала дай мне рассказать. Это не последний вопрос, который ты хочешь задать мне.

Я промолчал, и Адам продолжил.

– Ты разрывался между любовью ко мне и религией. Ты думал, что идешь против воли небес, отдавая себя мужчине, но тебя ко мне тянуло, и я старался лишь быть рядом, но не давить на тебя, чтобы ты сделал выбор сам. И ты его сделал.

Я вспомнил ощущение полета и свободы, когда я, раскинув руки, на мгновение застыл над темной рекой, и мой голос прозвучал безжизненно.

– Я покончил с собой?

– Да, – тихо ответил он. – Я снова тебя потерял. Ты не смог бороться с этими сомнениями. Душа самоубийцы перерождается дольше… я ждал тебя три века, пока не нашел в Италии.

Я переместил руку вниз по его спине, провел кончиками пальцев по зазубренному шраму в форме полумесяца и положил ладонь на рану, похожую на укус. Под ладонью по его коже растекалось тепло.

– Ты много плавал с отцом и часто сравнивал с морем мои глаза. Я нашел тебя на пляже, у воды, как в первой жизни, и все рассказал. Ты поверил мне без малейшего сомнения, но никому не сказал. Я провел там с тобой год. Волшебный год, один из самых лучших за всю мою бесконечную жизнь. Волшебный год, оборвавшийся твоей смертью, когда ты отправился к плаванье со своим отцом и на ваш корабль напали пираты. Я не успел тебя спасти. Я даже не знал, что ты в беде.

Мои руки едва ощутимо задрожали и я прижал их крепче к его коже, надеясь, что он не почувствует этого.

– В шестнадцатом веке я нашел тебя во Франции. Тогда у меня были нестабильные отношения с Виктором, которые я оборвал, когда на его территории я вдруг встретил твое перерождение и влюбился. Его родители, готовящиеся к тому, что мы станем прекрасной парой, были… несколько удивлены, когда я разорвал с ним все отношения, чтобы быть с тобой, но никто не знал, что я сделал это из-за человека, кроме Виктора. Он не смог простить мне то, что я предпочел человека ему, но у него всегда был свой кодекс, который не позволил ему рассказать о тебе. Он мог подставить меня, но он не стал. Несмотря на наши натянутые отношения, он всегда хранил эту тайну.

– Сайер говорил, что ты убил меня, – чуть слышно произнес я.

Он некоторое время молчал, собираясь со словами.

– Ты просил обратить тебя в демона, – наконец ответил он. – Я отказывался. Ты был упрямым и своевольным, даже хуже, чем сейчас, и я знал, что однажды не смогу устоять перед тобой и твоей просьбой. Ты был влюблен в мой мир, даже не подозревая, как он прогнил, и я не мог убедить тебя изменить мнение. Ты даже вырезал этот кулон и…

– Что? – перебил я, не веря своим ушам.

Адам чуть повернул голову, но не взглянул на меня.

– Кулон на твоей шее. Ты вырезал его из камня в том перерождении. Твой отец был скульптором, ты проводил с ним много времени и научился некоторым вещам. Ты был так влюблен в мое крыло, что вырезал его из камня, надеясь, что однажды я обращу тебя в демона и у тебя оно тоже будет одно.

– И ты сдался, – шепотом произнес я.

– Я убил тебя, пытаясь обратить, – его голос прозвучал тихо и слабо, словно у него не осталось сил. – Я никогда никого не обращал и не знал, что делать. Твое тело было слишком слабо и не выдержало той силы, которая должна была тебя обратить. Я потерял тебя по своей глупости и возненавидел себя за это. Отношения с Виктором усугубились, мои родители погибли в кровавой войне; взойдя на престол, я пустил реки крови по Черной Земле и поклялся все изменить. И я сдержал свое обещание.

– А в девятнадцатом веке снова встретил меня… – пробормотал я.

– Благодаря Сайеру, – кивнул он. – Я смог излечить тебя и забрать в Ад, но мне нужно было выждать время, чтобы обратить тебя. Это была наша самая короткая встреча за все твои перерождения, потому что я провел с тобой две недели и снова потерял. И это свело меня с ума. Я убил всех, кто был причастен. Я убил семью Виктора и чуть не убил его самого. Я оказался осужден и застрял здесь, не имея возможности найти тебя и вернуть домой.

Домой…

Я отнял руку от его спины, прислонился лбом к его плечу и тяжело выдохнул. Некоторое время мы сидели молча и я прислушивался к его дыханию, а потом он едва слышно попросил.

– Скажи мне что-нибудь. Я не вынесу твоего молчания.

Но я не знал, что сказать. Сейчас, когда все мои жизни оказались передо мной словно на ладони, я вдруг понял, что не могу больше слышать об этом. Он словно бы рассказывал мне о людях, которых я никогда не знал, но которые имели место в его жизни; каждый из этих людей знал, что этот ангел в теле Дьявола любит его всем сердцем.

А я?

Слыша столько раз, что он меня не любит, кем был я в этой череде перерождений?

И я услышал свой голос словно со стороны.

– Я просто не могу поверить в то, что происходит со мной.

Он мрачно усмехнулся.

– Поверь мне, – тихо произнес он, – это еще не самая страшная часть моей истории. Все намного глубже и страшнее, и это правда не сказка, Томми. Это никогда не было сказкой. Это всегда была история войны, боли, отчаяния, погони и потери. В ней никогда не было места волшебству и надежде.

Он повернулся на софе и посмотрел на меня.

– Если ты хочешь, я расскажу, – тихо произнес он и добавил, словно прочитав мои мысли. – Я задолжал тебе много ответов, но подумай, готов ли ты их услышать?

Я не был уверен, что готов.

Но я кивнул.

========== Глава XCIV. ==========

Адам не сводил с меня взгляд, и я, сжимая дрожащие руки в кулаки, боялся даже моргнуть.

– Задай свой самый главный вопрос, – тихо произнес он. – Почему я выбрал тебя? Почему все это время я скитался по земле, отыскивая твои перерождения? Почему отвернулся от всех, кого я знал? Потому что ты стал неотъемлемой частью меня. Ты забрал у меня все, что мог забрать. Ты заставил меня принести в жертву все, что у меня было. Ты. Ты – это главный ответ почти на все вопросы. Все закручено вокруг тебя. Ты – причина. Ты – ответ. Ты – это центр моего мира.

Я почувствовал, как шевельнулось сомнение в моей душе.

– Это ложь, – сказал я, пытаясь сделать голос твердым, и он прищурился. – Ты всегда говорил мне, что ты в меня не влюблен. Виктор говорил, что ты в меня не влюблен, ты это подтвердил. Ты говорил мне, что ты не можешь в меня влюбиться.

– Влюбиться, Томми, – прошипел он, неосознанно наклоняясь ближе ко мне, и от его движения глухим отголоском боли отозвалось во мне его сломанное ребро. – Я любил тебя первую секунду, когда увидел у той реки. Первую секунду я был влюблен в тебя, я тебя полюбил, но… то, что я чувствую к тебе сейчас… то, что я чувствовал все эти жизни… Томми, это не любовь.

Защемило ребра, но я был уверен, что это не его боль. Сделав порывистый вдох, я несколько раз моргнул, пытаясь прогнать темноту перед глазами, пока не понял: я не дышал.

Все тело странно покалывало.

– Тогда что это?

– Не придумано слова, которое бы могло описать то, что я тебе чувствую, Томми, – выдохнул он. – Называть это любовью в том смысле, который в это слово вкладывают люди, значит унижать мои чувства. То, что я чувствую к тебе, намного, намного сильнее любви в обычном ее понимании. Сказать тебе, что я люблю тебя – это растоптать тебя.

– Не сильнее, чем ты топтал меня все это время, – я вскочил с софы. – На церемонии ты сказал мне, что никогда не лгал и все, что ты сказал мне – было правдой. Значит слова о том, что ты хочешь меня уничтожить и превратишь мою жизнь в ад – тоже правда?

– Посмотри на меня, Томми, – он протянул ко мне руку, пытаясь вернуть меня на софу, но я отдернулся. – Я уже уничтожаю тебя. Я уже превращаю твою жизнь в ад. Я сделал тебя таким.

– Я не понимаю…

– Я себя расщепил.

Он побледнел.

– Расщепил? – переспросил я.

– Клятва Света, – на белом лице его глаза казались огромными и абсолютно черными. – Я принес ее в десятом веке. Я поклялся, что ты будешь единственным, кого я когда-либо полюблю и никогда не причиню тебе зла, никогда не пойду против тебя и никогда не предам. Я поклялся на Клятве Света, что стану однолюбом и ты будешь моим единственным.

Не чувствуя ни своего лица, ни отражающихся на нем эмоций, я смотрел на него и не мог даже моргнуть.

– Я принес Клятву Света и сделал себя однолюбом, пожертвовав одним своим крылом.

– Ты шутишь, – уверенно сказал я.

– Пепел от него ты носишь в своем обручальном кольце. Точнее, от его остатков, потому что когда я принес Клятву, часть огня демонической сущности вырвалась из-под моего контроля и стала… обособлена от меня.

– Обособлена?

– Она приобрела форму живого существа. Девушки. В память о протеже Церессы, которая вытащила меня из реки, я назвал ее Гретой.

Я вспомнил огненно-рыжие волосы девушки, напоминавшие живое пламя, и вспомнил, как она горела, запертая со мной в невидимой клетке, и что-то во мне вдруг едва ощутимо пошатнулось.

Как будто покачнулась опора, на которой я твердо стоял.

Я терял все, во что и чему мог верить.

– Грета… – выдавил я, не в силах поверить в то, что слышу. – …была…?

– Частью меня, – договорил он, неотрывно глядя на меня. – Каждый раз, когда ты умирал, она исчезала и возвращалась тогда, когда ты перерождался. И каждый раз она становилась сильнее.

– Для чего?

– Чтобы сделать тебя самым сильным демоном. Чтобы ты дал мне ту силу, которая позволит мне подняться над ними.

Я опустил руки, которые до этого держал поднятыми на уровне груди, и почувствовал, как несколько капель его густой крови потекли по моим пальцам. Липкая кожа, обагренная его кровью, была чуть стянута, словно я надел узкие красные перчатки.

– Значит от перерождения к перерождению… я тоже становился сильнее?

– Да. Я знал, что чем дольше я буду ждать тебя – тем сильнее будете ты и Грета. Я… не хотел обращать тебя в демона ни в одной из предыдущих жизней, как сильно ты ни просил меня.

– А в шестнадцатом веке?

– Я тебе уступил. Я не знал, что ты не выдержишь. Я думал, что смогу удерживать тебя демоном рядом с собой.

– Тогда почему обручил нас в этой жизни? Почему не стал ждать, когда я снова умру?

Он помолчал, подбирая слова. Я не сводил взгляд с его лица и не мог поверить в то, что все это происходит на самом деле.