Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 44 страниц)

Когда он чуть отстраняется, я поворачиваю голову и вижу Его с Виктором: он целует принца, держа его за горло и запустив одну руку под расстегнутую рубашку, и на бледной коже я вижу красные следы от Его длинных когтей. Сайер наклоняется ко мне, прикусывая мочку и проводя языком по раковине уха; его дыхание щекочет мою шею и по коже разбегаются мурашки, а я смотрю на то, как принц в очередной раз пытается приручить моего зверя, и спрашиваю себя, почему я не чувствую боли.

Почему я вообще ничего не чувствую, только ощущение падения, будто я проваливаюсь вниз, под Черную Землю, к сердцевине всего этого зла; будто я – жертва на алтаре, чтобы только бесконечный огонь, который управляет Им, не вырвался на волю и не уничтожил всех, кто Его окружает.

Огонь…

Самопожертвование…

Я падаю в темноту, от которой пытался убежать.

Он притягивает Виктора к себе, раскрывает и кусает его губы, царапает кожу длинными когтями; Он словно бы действует по животным инстинктам, отбросив разум, стремясь смешать боль с удовольствием, подчинение со смирением, нежность с жестокостью. Полное олицетворение их вековых отношений – сочетание крайностей на острие лезвия.

Сайер поворачивает мою голову к себе за подбородок и целует; я вижу его длинные ресницы и неаккуратные следы от когтей принца на скулах; вижу его белое лицо и тонкие брови, вижу танцующие над его головой, на потолке, тени, и чувствую, как земля разверзается подо мной и тянет меня вниз.

А потом кто-то вдруг хватает меня за руку, удерживает от падения, прижимает мои пальцы к губам; я перехватываю Его взгляд. Нас разделяет всего несколько шагов; сделай их, иди ко мне, вырви меня из цепких рук и унеси обратно к остывающему камину… Я вижу безумный огонь в Его черных глазах, пожирающий Его изнутри; я пожертвую собой, отдам тебе себя, если только ты пойдешь мне навстречу; я усмирю твое пламя и удержу тебя рядом, я обещаю.

Цепкие теплые пальцы опускаются по моим рукам к запястьям и сжимают их; Он отворачивается, увлекая Сайера, кажущегося таким хрупким рядом с Ним, в поцелуй, и я чувствую, как Виктор касается губами моего плеча, опускаясь по коже, по лопатке, туда, где когда-то жила боль; туда, куда меня когда-то ранили.

Кто вообще сказал мне, что это будет легко?

Потому что это была ложь.

Принц разворачивает меня к себе; чужие руки и чужие губы, аромат вина и привкус солнца, и я складываю оружие и позволяю ему удерживать меня за плечи, словно одно неверное движение, одно маленькое послабление – и я сбегу, сорвусь, брошусь к Нему и попрошу убежища от всех этих призраков в моей голове и моей постели.

А пока я отдаю всего себя, позволяю до боли сжимать мои руки, позволяю притягивать меня ближе, откидывать со лба мои волосы, кусать мои губы и касаться скул пальцами; позволяю выкачивать себя, опустошать, опрокидывать на спину, распинать; я не издаю ни звука.

Только прикусываю кончик языка, когда чужие губы, чуть влажные от слюны, скользят по моей коже, оставляют следы, обжигают и обхватывают пальцы, касаясь подушечек языком, дразня и увлекая в опасную игру.

И Он смотрит на меня сверху вниз; Его глаза горят, но я не могу ничего прочитать по Его взгляду. Возможно, Он ненавидит или презирает меня; возможно, я дарю себя не тем и не за то; возможно, я просто обесцениваю себя или хочу думать, что Он сам назначает мне цену, но я смотрю на Него снизу вверх и чувствую, как кровь, отхлынув от моего лица и рук, теплом сосредотачивается где-то внутри, оставив меня, побледневшего, будто умирающего, у Его ног, как однажды, когда Он пронзил меня мечом и бросил на глазах у сотен демонов.

Только в этот раз я не чувствую горечи.

Только желание закрыть глаза, раскинуть руки и позволить Черной Земле поглотить меня.

И в этой путанице из любовников, отчаяния, сожалений и воспоминаний я уже не могу отличить себя и свои очертания. Кто-то касается моих закрытых век пальцами; кто-то целует мои руки; к чьей-то груди я прижимаюсь и на чье-то плечо откидываю голову, выгибаясь в спине, когда чьи-то ладони закрывают мои глаза и чьи-то руки сжимают мои бедра, разводя их в стороны.

Я слышу тихое рычание и глухие, сдерживаемые стоны; чей-то шепот, в котором нельзя разобрать слов, чье-то ритмичное дыхание и рваное сердцебиение совсем рядом; чье-то тепло и чьи-то мягкие волосы, когда их владелец прижимается лбом к моей спине, тяжело выдыхая.

Я ощущаю свои руки, накрывающие чьи-то пальцы на моих глазах; я ощущаю, как кто-то кусает меня в плечо и тут же зализывает укус; я ощущаю, как кто-то оттягивает мою голову за волосы назад, целуя с яростью и гневом, словно обвиняя меня за мою податливость и открытость всей этой опасности; я ощущаю, как кто-то движется во мне, сбивчиво дыша над моей головой, и как чьи-то клыки впиваются в мою кожу, когда легкое рычание, инстинкт хищника, вибрирует в чьей-то груди и разносится по клеточкам до кончиков пальцев.

Я теряю себя.

Я не могу себя найти.

Я повторяю Его имя шепотом, не позволяя себе издать даже малейший звук, не давая ни единой эмоции вырваться из-под моего контроля, и слышу, как Он отзывается, наклоняясь к моему уху и чуть слышно выдыхая: «я здесь».

Всегда здесь.

Рядом.

И с того момента, как Он обнимает меня поперек груди, меня больше не пугают чужие губы, причиняющие мне легкую боль, и чужие когти, царапающие мою кожу, словно надеясь, что эти метки никогда не сойдут и останутся напоминанием о том, что я себе больше не принадлежу.

И с того момента, как Его голос следует за мной во тьму, меня больше не пугает трещина в Черной Земле под моей спиной, прошедшая поперек моих золотых крыльев, между лопатками, по позвонкам; меня больше не пугает ощущение, с которым я проваливаюсь и утекаю, словно мое тело – это вода, смешанная с песком времени.

Он держит меня. Он крепко держит меня.

И я распростерт на спине, уложенный любовью на лопатки в неравном поединке; и касаюсь пальцами Его волос, когда Он лежит на мне, положив голову на мою грудь; буря утихла, и все, что мне нужно – это слышать, как Он восстанавливает дыхание, прижавшись ухом к моей груди, там, где бьется мое сердце – если это все еще оно, а не ритм из однообразных чувств, обрубленных на корню, чтобы не причиняли лишнюю боль и не тревожили понапрасну.

И все, что мне нужно, когда я проваливаюсь в усталый сон, – это знать, что к утру Он не исчезнет.

Комментарий к Глава LXVIII.

Глава посвящается Lady_Scotch и gLORIя :D

А также спасибо всем читателям за терпеливое ожидание!

========== Глава LXIX. ==========

Еще сквозь сон я инстинктивно протянул руку, ощупывая вторую половину кровати, и почувствовал, как волной по телу прошло успокоение, когда мои пальцы коснулись мягкой кожи. Не открывая глаз и все еще нежась в неге сна – впервые за последнее время без кошмаров – я осторожно положил ладонь на Его спину и погладил, поднимаясь от поясницы к лопатке. Нежную, теплую кожу испещряли грубые рубцы от оружия и змеевидные шрамы; я ощупывал их подушечками пальцев и прислушивался к Его тихому и ровному дыханию: вдох… выдох… вдох… выдох… И не верил: Он спит рядом со мной. Беззащитный, спокойный, не видящий кошмаров; я могу касаться Его, прижаться к Нему, потревожить Его сон или уснуть, обхватив Его и уткнувшись носом в Его спину.

Открыв глаза, я повернул голову, чтобы убедиться, что мне это не снится и не кажется, а потом приподнялся на локте.

Он спал. Лицо, обычно напоминавшее маску, расслабилось; Он выглядел спокойным и умиротворенным. Ушла жестокость, исчезла надменность; в отточенных чертах лица проступила мягкость, и Он еще больше стал напоминать ангела, несправедливо сброшенного с небес, а не Дьявола, заключенного под землей за предательство.

Темные волосы по-мальчишески непослушно спадали на бледное лицо; я протянул руку и осторожно, стараясь не разбудить Его, откинул их со лба. Глубоко вздохнув во сне, Он перевернулся на спину, запустил руку под подушку и повернул лицо ко мне; Его глаза двигались под веками, но лицо оставалось спокойным; значит кошмары, которыми Он был окружен, так и не пробились в Его мирный сон.

Сев на кровати, я обнял колени руками и положил на них голову, наблюдая за Ним. Мне хотелось устроиться у Него под боком, обнять, глубоко вдохнуть Его запах, утыкаясь носом в Его грудь, невесомо коснуться пухлых губ и посмотреть, проснется ли Он от моего легкого поцелуя, проявится ли у Него тот же собственнический инстинкт, когда, еще даже не проснувшись, ты вытягиваешь руку, чтобы убедиться, что вторая половина кровати не пустует…

Инстинкт, проявившийся у меня чуть ранее.

Спать больше не хотелось. Чтобы не разбудить Его, я аккуратно откинул край одеяла и встал с кровати, бесшумно ступая по каменному полу. Оглядываясь на Него и убеждаясь, что Он все еще спит, я оделся в свою одежду, заботливо оставленную в кресле, вышел из покоев и прикрыл за собой дверь.

А в коридоре вызвал пелену и попросил перенести меня туда, где никого нет.

Я даже не понимал, чего именно я хочу. Стоя в пустой комнате, где из мебели был только двухместный диванчик в углу, я терзался плохим предчувствием наступающей беды. Сейчас Он вернулся и Он знает, что теперь Ему небезопасно покидать Ад, а мне подниматься на поверхность, но тучи сгущались, грозя нам проливным, кровавым дождем.

Мне хотелось подумать обо всем, что произошло всего за какую-то неделю, но в то же время мне не хотелось снова бередить эти раны, только-только затянувшиеся слабыми швами. С того момента, как Сайер притащил меня к Нему, до этой минуты, когда я стоял один в пустой комнате с саднящей в груди тревогой, прошло всего несколько дней, а по ощущением – как будто бесконечность.

Когда я только обратился, Сафина заставляла меня много тренироваться. Она говорила, что для нового тела физическая тренировка – это магия, лекарство, все равно, что прокатиться в гоночной машине по пустой дороге. Часами напролет я изводил себя, тренируясь, стирая руки и ноги в кровь, учась убивать так, чтобы не причинять боли или наоборот – бить так, чтобы сломить противника за секунды. Я впитывал в себя все, что видел, слышал и ощущал, словно губка, и мое тело стало пружиной, натянутой струной, реагирующей на каждое изменение окружающей реальности, чтобы только я был готов, потому что первое, чему я научился – это тому, что в Аду нет сострадания и ты в любую минуту можешь превратиться из хищника в жертву.

Я тренировался часами напролет, а по ночам бегал в наушниках по пустым улицам, наслаждаясь слаженной работой мышц. Те первые два месяца в Аду, когда я находил удовольствие в том ощущении, с которым мое тело отзывалось на физическую нагрузку, и как я скрывал улыбку, оглядывая окружающих меня людей: «у меня есть секрет, есть вторая сущность, я могу свернуть мир», стали лучшими в моей жизни.

А потом я допустил первую осечку и меня привели к Нему.

Наливая мне коньяк тем же вечером, Сафина призналась, что уже не ожидала увидеть меня живым, а я был так шокирован своей встречей с Ним, что даже не смог толком ей ничего рассказать. После первого стакана меня вырвало, но разожженные нервы сразу же остыли; я пил с ней, смотрел, как она курит, и чувствовал себя так, будто пальцы ног у меня превратились в кубики льда.

А теперь она мертва, а я застрял между миром живых и мертвых под угрюмым небом чужого гнева, и держит меня рука, которая в нашу первую встречу метнула кинжал в мое лицо.

Остановившись посреди комнаты, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и обратился в демона. Теплая волна прошла по моему телу, от макушки до кончиков пальцев, и я почувствовал, как с легкой колющей болью удлинились и чуть выступили вперед клыки. Я ощупал их языком, сжал руки в кулаки, царапнув острыми когтями ладони, и сконцентрировал свое внимание на спине. Почувствовав внутри себя огонь демонических сил, я попытался мысленно направить его к лопаткам, вот сюда, где когда-то жила боль от падения с воображаемых небес.

Когда-то сцена была для меня небесами, а музыка – личным богом.

И я предал их во имя Дьявола, какая ирония.

Огонь вырывался из-под контроля и отказывался мне подчиняться, хотя был таким слабым, едва ощутимым. Я не заметил, как закусил губу до боли, пока не раскрылась уже начавшая заживать трещинка, и капли крови, щекоча обоняние кислым запахом железа, выступили на коже и медленно потекли на подбородок.

Я представлял, как огонь медленно поднимается по моему позвоночнику и мягко собирается в двух точках на уровне лопаток. Я мысленно ощупал свою кожу, коснулся позвонков, поднялся пальцами по ним и замер под шеей, представляя, как огонь бежит к моим пальцам и сосредотачивается в выступающей косточке под шеей, на уровне плеч. Я пытался вытолкнуть пламя наружу, заставить его слушаться, но раскаленная лава демонической силы все так же разгоралась где-то на уровне моего солнечного сплетения и отказывалась подчиняться.

– Вот черт, – выругался я вслух.

И тут же вздрогнул, когда за моей спиной вдруг прозвучал голос.

– На имя я отзываюсь быстрее.

Распахнув глаза, я обернулся и посмотрел на Него. Одетый в свое одеяние, застегнутое, будто у монаха, прямо под шеей, Он стоял, прислонившись плечом к косяку двери и обхватив свои плечи ладонями, и смотрел на меня; лицо снова похоже на маску, но глаза горят пламенем; таким же, какое не желает меня слушаться.

– Твое имя запрещено произносить, – напомнил я.

– Только не тебе, – улыбнулся Он.

Я закусил губу, чтобы не улыбнуться в ответ.

– Почему ты не спишь?

– То же самое я хотел спросить у тебя, – Он склонил голову набок, и непослушная челка, которую я откинул с Его лба, пока Он спал, упала на Его лицо; кончики волос коснулись приподнятой брови. – Я проснулся один.

– Я не хотел тебя будить. Ночка выдалась тяж…

Я честно начал говорить это без задней мысли, думая лишь о том, что Он отсутствовал где-то почти целую ночь и вряд ли спал за это время, но запнулся, когда вспомнил о том, что было ночью. Я вспомнил Виктора и Сайера; вспомнил покои принца и бессчетное количество поцелуев, касаний, сбивчивых ритмов; вспомнил свое растерзанное чувствами тело и странное спокойствие внутри, когда Он лежал на мне, положив голову на мою грудь. Я вспомнил даже Его горящие, широко раскрытые глаза, будто Он был в глубоком трансе, и взгляд на меня сверху вниз…

И тут, к своему ужасу, я понял, что краснею. Что мое лицо, обычно лишенное красок, покрывается пунцовыми пятнами смущения, непропорционально распределяющимися по лбу и щекам. Загорелись даже уши; захотелось закрыть их ладонями и убежать, чтобы Он ничего не смог прочесть по моему лицу.

Замолкнув, я смотрел на Него и ждал, что Он вот-вот почувствует эту обжигающую волну стыда и смущения, но Он, если и понял, то ничего не сказал. Лишь оттолкнулся от косяка двери и медленно двинулся ко мне, аккуратно ступая босыми ногами по холодному полу, крадучись, будто пантера на охоте.

– И что ты делаешь? – поинтересовался Он, подходя поближе.

Я смиренно поджал губы и, не удержавшись, прижал тыльные стороны ладоней к горящим щекам, потирая их прохладными пальцами.

– Пытаюсь раскрыть крылья, – признался я и тут же выпалил, с хорошо слышной обидой в голосе. – Ни черта не выходит.

Он остановился напротив меня; посмотрел на мое лицо, усмехнулся, разжал пальцы и отпустил свои плечи. Даже сейчас от Него исходила едва заметная аура напряжения, контроля, под которым Он держал себя и окружающих Его демонов, и мне стало не по себе, когда я почувствовал этот контроль на себе почти буквально: знакомое легкое давление на плечи, словно Он, даже сам того не желая, всегда стремился поставить меня на колени.

– Как ты пытаешься их раскрыть? – спросил Он.

– Я… пытаюсь управлять огнем внутри. Пытаюсь вытолкнуть его через кожу. Вот сюда, – я повернулся к Нему спиной и поднял руки, касаясь пальцами своих лопаток. – Они раскрылись здесь, я…

Он вдруг резко схватил меня за плечи, надавливая большими пальцами туда, куда я показал. На мгновение я застыл, не дыша, пока Он держал меня, впиваясь длинными когтями в мою кожу даже через плотную рубашку.

– Крылья раскрывает не огонь, Томми, – тихо сказал Он. – Огонь – это твоя примитивная демоническая сущность. Крылья – это ты сам.

Он ослабил хватку и опустил пальцы чуть ниже. Теперь я ощущал Его когти прямо под лопатками; когда Он надавливал пальцами, я ощущал, как кожа натягивается на костях, словно она совсем истончилась за то время, пока я боролся со своими призраками и ураганами в голове.

– Огонь – это твои инстинкты, он не слушает приказов, – продолжал Он. – Ты должен расслабиться… Расслабься, Томми.

– Это не так-то просто, – охнул я. – Ты впиваешься когтями в мою кожу.

Он тут же разжал руки.

– Прости. Забываю контролировать силу. Попробуй расслабиться, закрой глаза.

Я сделал глубокий вдох, закрыл глаза и сглотнул, почувствовав, как резануло сухое горло. Кашель застрял в легких, защекотал, заставил сделать еще один резкий вдох и затаить дыхание, но это все равно не помогло мне расслабиться. Он держал меня за плечи; даже через рубашку я ощущал тепло Его рук.

– Ты должен ощущать свои крылья, – тихо сказал Он. – Ты должен парить. Ты летаешь на этих крыльях, это не груз на твоей спине. Ты должен быть легким. Чтобы ты мог взлететь, на тебе не должно быть лишнего груза.

– А кандалы считаются? – на выдохе спросил я, и сердце, получив доступ к кислороду, тут же бешено заколотилось.

– Сбрось их.

– Если бы я мог, я бы исчез после первой нашей встречи.

Он не ответил, но разжал руки, отпуская меня, и я вдруг испугался. На секунду мне показалось, что сейчас я упаду без Его поддержки, не смогу устоять на ногах или земля разверзнется подо мной; на мгновение я почувствовал себя так, будто мои слова обратились в камни и срикошетили в мое собственное тело, ударили по коленям, по затылку, по плечам. Захотелось обнять себя и защититься.

– Ты легок, Томми, – повторил Он. – Ты паришь. Должен парить.

Я закрыл глаза. Мне никак не удавалось сосредоточиться на ощущениях своего тела и представить, что я легок; несуществующая боль от тяжелых слов оставила на мне невидимые синяки, будто отпечаток Его боли. Там, где Он держал меня за плечи, кожа казалась теплее, словно согретая Его руками; непослушные мысли витали вокруг Его касания, и в этом хаосе было так сложно ухватиться за одно-единственное чувство, что я выдохнул, распахнул глаза и развернулся к Нему.

– Я не могу, – сказал я. – Лучше потренируй меня.

И с этими словами я материализовал в руке меч.

Холодный взгляд прошелся по моему лицу, а потом опустился на меч и скользнул по блестящему лезвию и гладкой рукояти. Его брови сошлись на переносице; Он поджал губы и с неодобрением посмотрел в мои глаза.

– Что ты намерен делать?

– Я не буду сидеть сложа руки, когда Судьи придут, – твердо ответил я. – Я хочу быть готовым.

– Ты не будешь драться с демонами, которым в ровесники годится сам Ад, – Он покачал головой. – И они не позволят тебе вызвать их. Не будь глупцом.

– Но я не буду смотреть, как они уничтожают то, что мне дорого, – выпалил я.

И пожалел о своих словах, почувствовав, как затрепетало сердце: Он посмотрел на меня так, словно где-то между этими словами я признался Ему в любви. На мгновение воцарилась тишина, а потом я чуть слышно добавил.

– Сайер говорил, что они придут разрушать. Я не буду смотреть, как они все рушат.

– Это не твоя война.

– Это твоя война, – согласился я. – Но я твой воин. И я буду биться рядом с тобой. Так же, как Сайер. Или ему ты тоже не позволишь?

– Ему не нужно ничье позволение, он солдат от рождения.

– Я не солдат, но могу им стать. Потренируй меня. Ты знаешь их. Знаешь их слабые места и сильные; знаешь, что нужно сделать, чтобы защититься и продержаться в бою.

– У них нет слабых мест, – отчеканил Он, и Его руки едва заметно дернулись, словно Он хотел сжать их в кулаки.

– Значит есть те, кто им подчиняются. Те, у кого они есть. Помоги мне. Я не хочу чувствовать себя… бесполезным.

Выдохнув последнее слово, я замолк, ожидая Его ответа, но Он некоторое время молча смотрел на мое лицо. За громкими ударами собственного сердца, казалось, я могу ощущать Его колебание и сомнения, которым Он сдался, когда неохотно материализовал меч и отступил на три шага назад. Он ступал аккуратно, будто кошка на охоте, и я невольно залюбовался им, с тоской подумав о том, какая охота открыта на этого хищника.

– Ты не знаешь их, – произнес Он; в черной глади Его глаз сверкнуло пламя. – Они не убивают. Они не дадут тебе умереть. Они проклянут тебя подобно мне, и ты возненавидишь меня за это проклятие, потому что я стану тем, кто обречет тебя на вечные муки. Нападай.

Я шагнул к Нему, поднимая меч, и Он отразил. Лезвия скрестились с громким лязгом, и Он опустил их вниз, не сводя взгляд с моего лица. Я понимал, что в бою нельзя поддаваться эмоциям, нужен холодный разум, но ощущение безнадежности, поселившееся в моем теле после новостей Виктора, казалось, завладело даже моими пальцами и упрямо отвлекало меня. Чтобы не дать Ему заметить слабость, от которой даже меч в моих руках ходил ходуном, я отдернул руку и сделал обманчивый выпад, но Он раскусил мой маневр и отступил. Меч со свистом рассек воздух в сантиметре от Его одеяния, а Он вдруг испарился в воздухе, мгновенно обратившись в черный дым. Ничего не понимая, я замешкался, и Он, пользуясь моим секундным замешательством, появился за моей спиной, обхватил меня свободной рукой за шею и приставил кончик лезвия к ямке в основании шеи.

– Когда я бросил тебе вызов, ты дрался не так хорошо, – выдохнул я.

Лезвие больно упиралось в шею; мне казалось, что если я сделаю глубокий вдох, то оно войдет в кожу, будто нож в масло. Он словно бы даже и не собирался ослаблять хватку.

– Тогда мне нужно было поддаться тебе, – ответил Он. – Среди зрителей нашего боя был шпион… по правилам я не мог отказать тебе в Вызове, но и убить тебя тоже. Мне нужно было продержаться с тобой в бою некоторое время, чтобы это было хотя бы похоже на битву. Я сожалею, что ранил тебя.

Отняв меч от моей шеи, Он легонько оттолкнул меня, и я повернулся к Нему.

– Но ты бросил меня умирать, – напомнил я.

– Сайер забрал тебя, – возразил Он.

Я шагнул к Нему, делая выпад вперед; Он отступил на шаг и нанес удар острием меча: лезвие разорвало рукав моей рубашки, но по Нему было видно, что удар хирургически точен, чтобы меня не поранить.

– Тогда зачем ты убил всех тех демонов? – спросил я. – Ты убил их вместе со шпионом?

– Нет, – Он начал наступать на меня, делая обманчивые выпады, и я, пытаясь уследить и за Его лицом, и за движениями, с трудом успевал защищаться. – Я убил их потому что никто не должен был знать, что мы обручены. Никто не должен знать мое имя. Никто не должен был видеть, что я дал тебе шанс. Одну такую ошибку я уже совершил.

Он припер меня к стене, и я вызвал пелену. Он позволил мне исчезнуть; оказавшись за Его спиной, я упер острие лезвия в Его спину и спросил.

– А шпион?

– Он ушел, – Он обратился в черный дым, а через мгновение появился в нескольких шагах от меня, но нападать не спешил. – Отправился в Медуллу и рассказал Судьям обо всем, что видел. И сейчас они намерены нанести визит… Поэтому Виктор здесь: они близки к принятию решения.

Забыв о поединке, я шагнул к Нему и очнулся только тогда, когда Он выставил перед собой меч, готовясь отразить мое нападение. Острие лезвия слабо уперлось в мой живот, и я поморщился, невольно вспомнив, как Он ранил меня.

– Ты знал, что Виктор придет, чтобы предупредить? – спросил я.

– Нет. Но это было меньшее, что он мог сделать.

Я отвел Его меч лезвием своего, ощущая, как Он следит за каждым моим движением, а потом, отдернув руку, я отскочил на шаг назад. Один резкий выпад вперед – и я задеваю край Его одеяния, но Он почти мгновенно выставляет меч перед собой, защищаясь.

– А Грета? Он сказал, что ты знаешь, зачем он ее привез.

– Я знаю.

Он резко оттолкнул лезвие моего меча своим, отразил атаку и, сделав обманчивый выпад, выбил оружие у меня из рук, а секундой спустя упер острие к моему горлу.

– И ты, конечно, не расскажешь, – выдохнул я, не двигаясь.

Он сделал шаг ко мне, всматриваясь в мои глаза.

– Тебе не понадобится мое объяснение, – наконец ответил Он. – Ты узнаешь сам. Позже.

С этими словами Он разжал пальцы и отпустил рукоять. Меч выпал из Его руки и в нескольких сантиметрах от пола обратился в дым, буквально растворившись в воздухе.

Я перехватил Его взгляд исподлобья.

– Я одобряю твое желание уметь защищаться, – произнес Он и качнул головой, – но они не принимают вызовы, а за одну только мысль об этом они могут проклясть тебя так же, как когда-то прокляли меня.

– Потому что они не любят революционеров? – спросил я.

В Его взгляде что-то мелькнуло; Он едва заметно сжал губы.

– Виктор сказал тебе?

Я не ответил. Всматриваясь в мое лицо несколько секунд, Он тихо вздохнул и отвернулся.

– Я собираюсь поговорить с ним сейчас. Ты можешь присоединиться, если хочешь.

– И у тебя даже не будет секретов от меня?

Он бросил на меня взгляд через плечо.

– Все, что он хотел бы тебе рассказать в мое отсутствие, он бы уже рассказал.

Мне даже показалось, что Он улыбнулся.

========== Глава LXX. ==========

Когда мы вошли, Виктор уже ждал нас, устроившись в кресле нога на ногу, но увидеть Сайера чуть позади его кресла я никак не ожидал. До того, как Он открыл дверь, я слышал голоса, но не уловил даже обрывка разговора, а при нашем появлении они замолчали.

Прикрывая дверь, я на несколько секунд отвернулся, и буквально спиной почувствовал напряжение, возникшее в покоях и разлившееся между каменными стенами холодной паузой. Оно коснулось моей шеи, положило свои липкие пальцы на мою кожу, опустилось капелькой пота вниз по спине, огибая чуть выступающие позвонки, и я вдруг сам себе показался иссохшим стариком с тонкой кожей, натянутой на острые кости.

Когда я повернулся, Сайер посмотрел на меня. Я боялся, что не смогу выдержать взгляд глаза в глаза после того, что было ночью; еще до того, как мы вошли в комнату, я обреченно думал, что выдам себя смущением или глазами, опущенными в пол, и сейчас я смотрел на него, пытаясь заставить себя не отводить взгляд. Он выглядел, как обычно, спокойным, уверенным в себе, аккуратным; во взгляде, который он бросил на меня, не было ни злорадства, ни секрета на двоих, ни пошлого намека. Так, как он смотрел на меня, смотрят обычно на людей, опоздавших на встречу на пять минут, и я даже подумал – а не привиделось ли мне во сне все происходящее ночью?

Когда он отвернулся, я перевел взгляд на Него и Виктора. Зайдя в комнату, Он остановился в нескольких шагах от кресла принца, проигнорировав второе кресло и надменно глядя на него сверху вниз; всем своим видом Он выражал желание закончить разговор как можно быстрее. Принц же, закинув одну ногу на другую и подпирая голову рукой, молча выдерживал Его взгляд, и, несмотря на видимое спокойствие обоих демонов, напряжение разлеталось вокруг них, будто электрические искры. Стоявший чуть позади кресла Виктора Сайер, видимо, тоже это почувствовал, когда отвернулся от меня.

Первым нарушил молчание Он, и я не знаю, что почувствовал Виктор, тщательно скрывая все свои эмоции, но у меня по коже мурашки побежали от того, как холодно прозвучал Его голос.

– Кажется, у тебя для меня сердечный привет от старых друзей?

Принц насмешливо улыбнулся.

– Сердце Ада продолжает биться, – ответил он. – И сейчас в нем бурлит кровь… Знаешь, сколько лет оно билось тихо?

– Я слышал его всегда, – возразил Он. – И оно всегда меня оглушало. Несколько веков я только и мечтаю, что вырвать его.

Выдержав паузу, Он отвернулся от Виктора. Теперь Он стоял так, что я видел Его профиль, сжатые губы, взгляд, устремленный в одну точку, словно Он видел что-то, чего не видели мы. Я не сводил с Него взгляд, краем глаза видя, что и Виктор, и Сайер тоже замерли. В одно мгновение комната погрузилась в молчание, все остановилось, и в наступившей тишине вдруг хрустнуло бревно, пожираемое жадным пламенем в камине. Треск показался мне громким; он задел мои натянутые нервы, и я вздрогнул, неосознанно прижавшись спиной к закрытой двери.

– Итак… – тихо произнес Он, будто ждал этого сигнала. – Они идут?

Виктор перестал улыбаться. Сайер перевел на него взгляд, но, о чем бы ни думал принц, он умело скрывал все эмоции за невозмутимой маской.

У меня же от упоминания Судей задрожали руки.

– Пока нет, – после молчания ответил он. – Но они собираются нанести визит. Об этом и бьется сердце Ада: в последнее время ты – самая излюбленная тема для разговоров в Медулле. Уже запахло дымом, чувствуешь?

– Но они пока не приняли решение, – сказал Он, и это не прозвучало как вопрос.

Виктор поцокал языком, убрал руку, которой подпирал голову, и задумчиво посмотрел на нее. Сжал пальцы в кулак, расслабил, бросил взгляд на Сайера через плечо, словно боялся, что тот исчезнет, и снова повернулся к Нему.

Он даже не шелохнулся.

– Их шпионы знают достаточно, чтобы дать Судьям повод для беспокойства, – произнес Виктор и склонил голову набок. – А они не любят беспокоиться, ты знаешь. Все, о чем они сейчас могут думать – это ты и Томми.

– Я? – переспросил я, не веря своим ушам, и все трое синхронно повернулись в мою сторону, словно только что вспомнив о моем существовании. – Почему я?

– Они о тебе наслышаны, – туманно ответил мне Виктор и посмотрел на Него.

Но Он задержал на мне взгляд, пристально всматриваясь в мои глаза, словно мой вопрос заставил Его о чем-то вспомнить. Я не отводил взгляд до тех пор, пока Он, едва заметно качнув головой, не отвернулся. Его пальцы в длинных рукавах одеяния сжались в кулаки и тут же расслабились; так быстро, что я не был уверен, что мне это не показалось.

– Меня не волнует ни их беспокойство, ни слухи, которые доходят до них, – твердо ответил Он. – Но если они собираются нанести визит, тебе лучше выбрать сторону. Один раз ты уже сделал неправильный выбор.

Он обернулся и встретился взглядом с принцем. Не считая легкой бледности, Он выглядел так же, как обычно – надменным, холодным, убийственно прекрасным.

– Теперь ты мне должен, – добавил Он.

Виктор сухо улыбнулся, будто ему не понравилось это напоминание.

– Ты знаешь, что у меня нет выбора стороны, – вкрадчиво ответил он. – И ты знаешь, что в этой войне они идут не за мной. Они идут за тобой. За Томми. За теми, кто тебе предан. Время играет против тебя, оно не подчиняется ничьим приказам.

– Не говори мне о времени, – Он сделал маленький шаг ближе к принцу и застыл, убрав руки за спину. – Я провел в заключении два века. Я знаю, что такое ход времени и знаю, каково ждать то, что никогда не произойдет.