Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

– И в этом все дело? В том, что подумают те, кого ты можешь поставить на колени одним взглядом?

– Нет. Дело в том, что я не могу уничтожить единственного человека, ради которого я бы не только перевернул Землю, но заморозил Ад и поджег Рай. Он – человек, – я подался корпусом ближе к Судье. – Он всегда был человечнее всех, кого я когда-либо знал. Он мой человек. Он влюблен в мой человеческий мир. И я не убью его даже в том случае, если все человечество будет требовать его смерти.

Судья молчал. Тяжело дыша, словно после долгого бега, я сжимал рукоять меча в онемевших пальцах; сердце так оглушительно колотилось, что его удары раздавались в висках, и я смотрел на Судью, краем глаза видя, что другие двое Судей тоже не двигаются, будто статуи.

В любую минуту я мог ожидать нападения, и нервы были натянуты, словно струны, так сильно, что я вздрогнул, когда Судья вдруг опустил голову и взялся тонкими когтистыми пальцами за края капюшона. Я смотрел на эти пальцы, ожидая, что они вот-вот материализуют из воздуха нож и убьют меня, но по ним внезапно прошла едва заметная волна обращения и когти исчезли, сменившись круглыми и маленькими ногтями, а тон кожи чуть потемнел.

– Я не могу тебя убить, – тихо произнес Судья, и я задрожал, кажется, всем телом, когда услышал его изменившийся голос. – Я люблю тебя, Томми, милый. Я не смогу.

И он скинул капюшон с головы, открывая свое лицо.

Подавшись назад, я потерял равновесие и упал на спину, а потом в ужасе отполз. Меч со звоном ударился о землю и отскочил в сторону; не сводя с Судьи взгляд, я нащупал рукоять и крепко сжал, словно это могло добавить мне уверенности в своих действиях, и услышал, будто со стороны, свой собственный голос, поразивший меня самого болью и хорошо слышным недоверием.

– Мама?

Моя мать, моя человеческая мать, которую я знал всю свою жизнь, посмотрела на меня, опуская свои руки, и слабо улыбнулась.

========== Глава XCI. ==========

Не двигаясь, я широко раскрытыми глазами смотрел на бледное лицо своей матери и боялся пошевелиться. Она молчала, глядя на меня и слабо улыбаясь дрожащими губами, и я был готов молиться всем богам, чтобы это все оказалось лишь моей галлюцинацией или сном, чем угодно, но только не реальностью.

– Не может быть… – выдохнул я. – Нет, это невозможно…

Я перевел взгляд на других двух Судей, замерших в стороне, и они, словно повинуясь безмолвному приказу, тоже сняли капюшоны.

– Невозможно… – повторил я, переводя взгляд с отца на Лизу, и слова Греты всплыли в моей голове, обретая новый, совершенно чудовищный смысл: «твои корни ведут в Медуллу».

«Ты должен сопротивляться, – сказала она мне перед тем, как пламя черной свечи охватило ее тело. – Ты должен бороться.»

Я поднялся с земли, не чувствуя своих ног, и крепко сжал меч. Какой-то частью сознания я понимал, что не смогу применить его против своей семьи, но оружие в моих руках словно бы связывало меня с другой реальностью, с той, где мои родители и сестра были людьми, а я принадлежал самому страшному демону, которого только знал демонический мир, и эта связь придавала мне некоторой обманчивой смелости.

Во всяком случае, она была намного лучше реальности, в которой мои корни уходили в сердцевину Ада, где моя семья наводила ужас на весь мир, а чудовище, в которое я был влюблен, оказалось ангелом, готовым умереть за меня.

Моя мать поднялась с земли и шагнула ко мне, и я даже не пошевелился, когда она, словно ребенок, обняла меня за талию и уткнулась лицом в мою грудь.

– Томми, дорогой, – пробормотала она, – мы лишь хотели защитить тебя… Я хотела, чтобы ты прожил спокойную жизнь вдали от него…

Словно со стороны я услышал свой надломленный голос и в первое мгновение даже не поверил, что это на самом деле говорю я.

– Защитить? Скрыв от меня правду?

– А ты бы хотел узнать, – подал голос отец, и я перевел на него взгляд, – что из жизни в жизнь этот монстр находит тебя, чтобы убить?

– Он не монстр, – сквозь зубы произнес я. – Чего не могу сказать о вас.

Моя мать отстранилась, глядя на меня большими печальными глазами, и я вдруг поймал себя на мысли, что не испытываю жалости к ней. Ни к кому из них. Только злость – и я цеплялся за нее, чувствуя, что это моя единственная защита против них.

– Он опасен для тебя, милый, – тихо заговорила она. – Всю твою жизнь мы опасались за тебя, мы не хотели, чтобы ты снова встретил его.

– Всю мою жизнь? – переспросил я. – Вы с самого рождения знали, что я и есть тот человек, которого он любит?

– Мы узнали тебя по глазам, – она взяла мое лицо в свои ладони и провела большими пальцами по моим скулам. – Они не меняются из перерождения в перерождение.

– Тогда, может, объяснишь, почему я оставался человеком, родившись у чистокровных демонов?

Я оттолкнул от себя ее руки и отступил на шаг назад. Ее лицо исказилось болью; она соединила руки в рукавах одеяния.

– Мы сделали тебя человеком, – ответила она. – Убили твою демоническую сущность, чтобы ты прожил спокойную, нормальную жизнь без него.

– Это запрещено законом.

– Мы и есть закон, Томми, – она повела плечами. – Мы поступали так, как считали нужным, чтобы защитить тебя.

– Вы его осудили!

Я перевел взгляд с матери на отца.

– Вы заперли его под землей! Лишили мира!

– Чтобы он не добрался до тебя! – Лиза шагнула мне навстречу, и, словно инстинкт, во мне поднялось сильное желание защититься от нее. Я неосознанно дернул рукой с мечом, и она остановилась, словно поняв, что я чувствую. – Он бы убил тебя, как убивал все предыдущие жизни!

– Только это ничего не дало, потому что он все равно меня нашел, – я зло усмехнулся и почувствовал, как меня распирает от бессильной ярости. – Потому что мне было суждено встретить его! Я всегда возвращаюсь к нему! Почему вы не можете просто оставить нас в покое и позволить нам пожениться?

– Потому что это даст ему силу, которую он не сможет контролировать, – ответила мне моя мать.

Я перевел взгляд на нее, и она заговорила, понижая голос, словно нас могли подслушать.

– Из перерождения в перерождение он находит тебя и убивает. Ты не можешь винить нас в том, что мы пытались уберечь тебя и сохранить твою жизнь. Мы заключили его под землей и прокляли, чтобы единственный, с кем бы он смог обручиться, привлек демонический мир своей музыкой… а потом ты начал играть на своей гитаре. Остался в Лос-Анджелесе, когда мы уезжали в Британию, и нашел эту группу. Мы пытались защитить тебя, а ты сделал все, чтобы снова вернуться к нему. Опять. Как ты делал все эти жизни.

– И теперь вы хотите, чтобы я убил его, – произнес я, не сводя с нее взгляд. – Своими руками. Чтобы только не дать мне остаться с ним.

– Ты сделаешь его слишком могущественным, – она повысила голос и шагнула ко мне, но я отступил еще на шаг. – Он сможет стереть в порошок весь Ад, весь земной шар, Рай. Он уничтожит все, если получит такую силу, Томми, милый. Он чудовище. Он был чудовищем всегда и останется им.

Она сделала паузу, а потом добавила едва слышно, словно признание отняло у нее все силы.

– Я люблю тебя, Томми, я не могу дать тебе пожертвовать собой, чтобы он добился власти, к которой шел все это время!

Я выдохнул и почувствовал, что еще немного и моя голова просто взорвется. Меч дрожал в моих руках; я ощущал эту дрожь так, словно она не принадлежала мне, а поднималась из Черной Земли и сотрясала каждую клеточку моего тела.

– Этого не может быть, – выдохнул я снова. – Это невозможно. Я знал вас всю свою жизнь… Вы просто не можете быть демонами!

– Мы лишь хотели, чтобы ты был защищен от этого мира, – ответила мне мама. – Мы хотели, чтобы у тебя была спокойная, нормальная жизнь, лишенная этих игр в кошки-мышки со смертью. Он убивает тебя. Из перерождения в перерождение. Я хотела, чтобы ты прожил жизнь без него.

– И ты не подумала о том, что я не хочу нормальную жизнь? – выпалил я, глядя на нее. – Что я хочу возвращаться к нему, как возвращался все это время? Он принадлежит мне. Он мой. Я буду находить его, хочешь ты того или нет.

Моя мать замолкла, удивленная моими словами, и некоторое время в комнате царила тишина, пока она вдруг не стиснула крепче тонкие руки в рукавах одеяния, виновато глядя на меня, и не произнесла, пытаясь сделать голос твердым и решительным.

– Я люблю тебя, Томми, милый, но я не могу допустить этого. Сибилла уже пыталась уберечь тебя еще когда все это началось, потому что она знала, что если ты попадешь в руки этого дьявола, то она не сможет спасти тебя.

– Сибилла? – переспросил я, прищурившись.

– Она убила тебя в десятом веке.

Я чуть не задохнулся.

– И это ты называешь защитой? – не веря своим ушам, спросил я. – Меня убила собственная мать!

– Потому что она понимала, что он сломает тебя. Очернит твою душу. Превратит в чудовище. Она убила тебя, чтобы защитить!

– А он обратил ее в демона и запер в темнице…

Закрыв лицо руками, я отвернулся от нее, прошелся по комнате, оперся на одну из скамей и тяжело выдохнул. Еще сутки назад мой мир был настолько нормальным, насколько это вообще возможно; готовясь к свадьбе с могущественным демоном, я и подумать не мог о том, как странно и причудливо моя жизнь вплелась в многовековую историю и какая на самом деле роль была отведена мне в сердце самого дьявола.

А сейчас оказалось, что весь мир с первой моей жизни убеждает меня отвернуться от него, а я тянусь к нему и верю в то, что его любовь сильнее всех убеждений.

Так похоже на меня и так… глупо? Смело? Забавно?

– И что ты имеешь в виду, когда говоришь о том, что не позволишь мне завершить церемонию? – спросил я и почувствовал, как напряглось мое тело, словно мои рецепторы уловили ответ раньше, чем она его озвучила.

– Ты знаешь, – ответила она.

В холодной тишине комнаты я услышал тихий лязг железа и громко усмехнулся.

– Да ладно, мам, – я обернулся, перехватывая ее взгляд. – Собираешься со мной биться? Ты серьезно?

– Собираюсь тебя защитить, – поправила она, сжимая меч обеими руками, словно он был слишком тяжелым для нее. – Мне на самом деле жаль, Томми, но если это единственный выход…

И тут, глядя на ее решительное лицо, я понял, что она не шутит.

– Ты убьешь меня только чтобы помешать? – едва слышно спросил я, не веря своим глазам и ушам.

Она с сожалением посмотрела на меня и слабо поджала губы.

– Ты не можешь, мама, – произнес я и почувствовал, как упало мое сердце, когда я понял, что мои слова ничего не изменят. – Единственное, чего я хочу – это сохранить его жизнь, но не ценой ваших.

– Тебе придется сделать выбор, дорогой, – тепло произнесла она. – Как бы ни было мне жаль, но ты должен понимать, что если мы позволим тебе выйти за него, это уничтожит все.

Я решительно выступил на шаг вперед и повернул меч. Блики света скользнули по лезвию, замерли на иероглифах и коснулись россыпи черных камней на рукоятке, и я мысленно убеждал себя, что все делаю правильно.

– Тогда нападай, – тихо произнес я. – Потому что я сделал свой выбор давно и он не изменится.

Сутки назад я бы даже в самом страшном кошмаре не смог предположить, что я буду биться не на жизнь, а на смерть со своей семьей. Когда Адам рассказывал мне о Судьях, я представлял их себе жестокими и способными даже на похищение, чтобы заставить меня прийти в Медуллу, но то, что моя семья и окажется самыми чудовищными демонами во всем демоническом мире, не укладывалось у меня в голове.

И я все еще надеялся, что это сон, когда моя мать передала меч отцу, мимолетно улыбнувшись ему, и он двинулся на меня, сжимая рукоять в руке. Он выглядел непоколебимо уверенным в себе и своих действиях; я пытался перехватить его взгляд и почему-то вспомнил, как мы с Адамом бились, когда я нашел Сибиллу. Почему-то тот бой вдруг так отчетливо предстал перед моими глазами, что я вспомнил и его холодную жестокость, и расчетливость, с которой он наносил точные и уверенные удары, чтобы свести серьезность ранения к минимуму; и сейчас, глядя на своего отца и на то, как он медленно приближался ко мне, я вдруг подумал о том, что всю мою жизнь любовь всех, кого я встречаю, идет с приставкой «хладнокровная».

Я умудрился стать ребенком и любовником чистого пламени, и это пламя любит меня своей особой холодной любовью.

Он нанес первый удар слабо, словно проверял, на что я способен; когда его меч со свистом рассек воздух слева от меня, я с готовностью выставил свой. Лезвия скрестились с громким лязгом, и я вдруг почувствовал себя так уверенно, словно меч стал естественным продолжением моей руки; оттолкнув отца, я крепче перехватил рукоять и поднял его, готовясь нанести удар.

Он отбил мой удар. Потом еще один и еще. Он держал меч твердой рукой; глядя на него, я вспомнил, как в детстве он учил меня играть в бейсбол. Мне было восемь лет и я восхищенно следил за тем, как он отбивает мячик битой, но те игры из моего детства не шли ни в какое сравнение с тем, как уверенно он размахивал мечом, словно провел не одну сотню лет в боях, казня своевольных и упрямых демонов, вроде меня.

Сжимая зубы и отступая под его атаками, я пытался в зародыше подавить чувства, которые могли помешать мне сохранить концентрацию. Я давил сожаление, жалость, ностальгические воспоминания и тоску; я пытался думать о том, что в нескольких шагах от меня на символическом кресте распят мой маленький мир, который дорог мне намного сильнее, чем все, кого я когда-либо знал, и я буду биться за него до последнего, и он сделал бы для меня то же самое.

Воспоминания обо всем, через что мы с ним прошли, вспышками замелькали перед глазами. Я вспомнил, как мы танцевали в его покоях; как он смывал кровь с моей спины, когда у меня раскрылись крылья; как он опустился передо мной на колени, когда пришел забрать от Виктора; как сделал мне предложение в Куруа. Я увидел круговорот из ярких картинок-воспоминаний, относящихся только к этой жизни, и он захлестнул меня с головой так сильно, что я отвлекся, и отец ранил меня мечом в плечо. Это отрезвило меня и удивило, но еще сильнее я поразился тому, что мой отец, кажется, не испытал никаких эмоций, когда ранил меня. Отдернув руку с мечом, он занес его надо мной, чтобы ударить снова; его лицо оставалось сосредоточенным и равнодушным, и я, в панике пытаясь совладать со всеми чувствами, нахлынувшими на меня, когда я понял, что изменить ничего не получится, поднял меч над головой.

Лязг железа прокатился по комнате. Отец отступил на шаг и замахнулся мечом, и я, резко припав к земле, услышал свист рассекаемого над моей головой воздуха, а потом, не помня себя, резко подался вперед, выставив меч перед собой, и острие оружия как-то удивительно легко прошло сквозь его одеяние и тело, словно его не существовало и я бился с призраком.

Его меч выпал из его руки со звоном упал на землю. Едва дыша, я широко распахнутыми глазами смотрел на бледное лицо своего отца, на его кровь, побежавшую по лезвию меча к рукояти, на свои дрожащие руки. Смотрел и не осознавал, что я сделал; только чувствовал глухие и медленные удары своего сердца, словно оно было готово вот-вот остановиться.

А потом я отступил на шаг, вытаскивая меч из его тела, и он упал. Сначала рухнул на колени, словно ноги отказали ему, а потом на бок; в воздухе запахло кровью, и я неосознанно сделал глубокий вдох, словно надеясь, что мне показалось.

Комната погрузилась в тишину. В такую гробовую тишину, что захотелось закричать, чтобы только разорвать этот кокон молчания, накрывший нас с головами.

И в следующую секунду оглушительный крик разорвал тишину.

Но это закричал не я. Это закричала Лиза, когда я выпрямился и оттолкнул ногой меч отца в сторону. Она закричала – и в ее громком крике я услышал и боль, и отчаяние, и неверие, и все это отозвалось во мне глухими чувствами, которые я пытался подавить.

А потом она вдруг кинулась на меня. Резко и внезапно; я даже не успел сориентироваться, как она вдруг бросилась на меня со спины, опрокидывая на спину и выбивая меч у меня из руки. Я почувствовал, как ее когти полоснули меня по спине, разрывая мое одеяние и царапая кожу; я пытался скинуть ее с себя и в то же время не дать ей добраться до моей шеи и лица. Она била меня и царапала, и от ее когтей на коже оставались обжигающие следы. Кровь быстро пропитала мое одеяние и от нее словно бы даже воздух потяжелел; я закрыл глаза, обхватил голову руками и обратился в демона, раскрывая крылья.

И она закричала снова. На этот раз от боли, когда мои золотые крылья с громким шорохом раскрылись и она, подняв руку, ударила по ним. Одно касание – и она вдруг воспламенилась, как горела Грета, но, в отличие от предсказательницы, пламя, охватившее ее, причиняло боль. Она отдернула руку и мне удалось столкнуть ее с себя; обернувшись и приподнявшись на локтях, я смотрел, как тело моей сестры извивается на земле в судорогах. Пламя пожирало ее тело, будто сухую бумагу; неосознанно царапая себя руками, словно пытаясь снять с себя горящую кожу, она кричала, не замолкая ни на секунду, и у меня от ее крика все внутри свело страхом.

А потом она замолкла. Резко, словно кто-то выключил ее; пламя, охватившее ее тело, с громким треском взвилось вверх и в мгновение ока погасло.

И от моей сестры не осталось даже пепла.

Выдохнув, я потянулся за мечом, а потом обернулся и перехватил взгляд своей матери. Ее лицо ничего не выражало; я даже не мог понять, сожалеет ли она хоть немного о том, что только что в одно мгновение потеряла мужа и дочь.

И я даже не мог понять, сожалею ли я.

– Ты все еще думаешь, что я не смогу его защитить, мам? – спросил я, поднимаясь на ноги. – Что я недостоин его любви?

– Его жестокости, – поправила она. – Он не способен любить.

– Не способен, – подтвердил я. – Никого кроме меня.

Черты ее лица ожесточились; она сухо усмехнулась, и, глядя на ее усмешку, я вдруг с едва ощутимой тоской подумал, что никогда не знал эту женщину на самом деле так, как она раскрылась передо мной за это время, которое я провел в Домусе.

– Ты думаешь, что все закончится так легко? – спросила она. – Ты никогда не победишь, Томми. Эта война бесконечна. Мы всегда будем его преследовать и всегда будем побеждать. Не заблуждайся, думая, что его любовь делает тебя воином; она делает тебя жертвенной овечкой на алтаре.

С этими словами она взмахнула рукой, и полукруг, в котором был заточен Адам, вдруг загорелся, а через мгновение пламя взвилось так высоко, что скрыло его от меня плотной стеной, и в воздухе к запаху крови промешался запах пепла.

– Адам! – закричал я и бросился к нему, но огонь зашипел и жар от него опалил мое лицо и тело, заставив меня отшатнуться.

Закрывая лицо рукавом одеяния, я отступил и услышал, как за моей спиной сделала несколько тихих шагов ко мне моя мать.

Я обернулся.

– Для тебя же будет лучше, если ты проиграешь, – тихо сказала она. – Весь демонический мир зовет тебя Энтенэбре, потому что с первой жизни ты с головой был погружен в его тьму. Не дай ему затемнить все, что тебе дорого.

А затем, не дав мне даже ответить, она кинулась на меня, материализуя из воздуха меч, и я, не успев даже сориентироваться, уже машинально выставил меч перед собой. От частиц пепла, летающих в воздухе, горло раздирало подступающим кашлем, и я пытался уследить и за ее атаками, и за тем, чтобы кашель не подставил меня под смертельное ранение.

Она билась яростнее, чем отец. Сравнивая их вместе, я вдруг подумал, что это похоже на нас с Адамом: как мой отец, Адам в любой битве сохранял нерушимое спокойствие, отключая все эмоции; он бился размеренно, уверенно, четко, не давая выбить себя из колеи.

Я так не умел. Я подключал эмоции; я нападал со всей яростью, как это делала моя мать, и позволял ненависти затуманивать мою голову и застилать мои глаза.

И поэтому я всегда ему проигрывал: я мог биться только до тех пор, пока был зол.

Думая об этом, я старался очистить свою голову и не давать себе переключаться на чувства. Я убеждал себя, что если я хочу сохранить ему жизнь, то мне придется убить ее так же хладнокровно, как я убил отца, но чем больше я думал об этом – тем сильнее меч дрожал в моих руках, словно в них сосредоточились все мои сомнения.

Она наступала на меня, и под ее ударами мне приходилось отступать. Танцуя под музыку ударов меча, мы кружились по комнате, не побеждая и не проигрывая. Я не мог решиться нанести последний удар, а она как будто бы игралась со мной, давая мне шанс передумать.

Воздух заметно потяжелел от пепла и запаха крови; я дышал сквозь сжатые зубы, с тревогой ожидая, когда кашель, не мучивший меня с момента нашего отъезда из Куруа, снова вернется, и чем больше я смотрел в яростное лицо своей матери – тем сильнее мне казалось, что она бьется не в полную силу специально, чтобы дождаться этого момента.

И я решился на безумие. Отразив ее атаку, я поднял меч над головой, сделал глубокий вдох и закашлялся, закрывая рот рукой. Согнувшись и опершись на меч, я пытался откашляться и побороть удушье, и где-то над моей головой моя мать холодно усмехнулась.

– Эта война будет вечной, Томми, – повторила она и подняла меч, готовясь ударить меня в склоненную спину.

– Но ты ее не увидишь, – произнес я.

И прежде чем она успела понять, что я обманул ее, я выпрямился и пронзил ее мечом.

И даже удивился тому, как легко сделал это и как равнодушно вытащил меч из ее тела, словно все мои сомнения в мгновение ока испарились. Она упала на землю, закрывая рану руками, и ярко-красная кровь выступила сквозь ее белые ладони, смешиваясь с тяжелым запахом крови в воздухе. Я потянул его носом и только потом вспомнил, что тоже ранен, и, словно в подтверждение моих мыслей, плечо болезненно заныло, но я не обратил внимание на боль; я ей даже обрадовался, потому что это означало, что я жив.

Подняв на меня глаза, моя мать слабо улыбнулась со слезами на глазах, но во мне ничего не дрогнуло в ответ на ее улыбку.

– Мой мальчик, – пробормотала она, – настоящий воин…

Я отвернулся. Прислушиваясь к тому, как она тяжело дышит и как воздух с хрипами вырывается сквозь ее приоткрытые губы, я сделал несколько медленных шагов к стене огня и остановился. Вблизи я ощущал его жар, опаляющий мое лицо и руки; я прикрыл глаза рукавом и осторожно приблизился еще на шаг.

– Томми… – тихо позвала меня мать.

Я обернулся. Она не могла повернуть голову и посмотреть на меня, но я видел, как шевельнулись ее губы, словно она хотела что-то сказать, а потом все в комнате вдруг замерло на секунду, и тела моих родителей исчезли. Они просто рассыпались в прах у меня на глазах, а еще через мгновение их пепел смешался с землей и не осталось ни следа.

По-прежнему ничего не ощущая и удивляясь своему равнодушию, я обернулся к стене огня и осторожно окунул в нее острие меча. Раздалось тихое шипение, когда огонь облизал лезвие меча, пожирая кровь моей матери, и несколько капель упали на черту полукруга; пламя с треском разгорелось, заставив меня шарахнуться назад, закрывая лицо рукавом и отворачиваясь, а потом все вдруг смолкло.

Выждав еще несколько секунд, я повернулся и осторожно отнял руку от лица, но то, что я увидел, заставило меня выпрямиться, а мое сердце – остановиться, и я едва не задохнулся, сделав порывистый вдох.

– Какого… – начал я, но не смог даже заставить себя договорить.

Полукруг с крестом, к которому был прикован Адам, был пуст.

========== Глава XCII. ==========

Черта полукруга выгорела до едва заметного на земле следа, но крест и настенные факелы над ним остались нетронутыми, а это означало, что пламя никак не могло попасть внутрь и, уж тем более, сжечь Адама дотла, не оставив ни следа. Нерешительно приблизившись, я скользил немигающим взглядом по очертаниям деревянного креста, будто он мог спрятаться где-то здесь; железные кандалы свисали с креста, легонько покачиваясь из стороны в сторону, словно их сняли буквально секунду назад.

Потянув носом воздух, я не почувствовал в нем ни намека на запах Адама и в недоумении отступил на шаг назад.

И тут с кем-то столкнулся.

Инстинкты сработали раньше, чем я успел осознать, что происходит. Вскинув меч и выставляя его перед собой, я резко обернулся, рассекая им воздух буквально в сантиметре от плотного черного одеяния, и вздрогнул, когда Адам, проследив за острием моего меча, вскинул на меня горящие глаза.

Я открыл рот, но не смог издать ни звука; только смотрел, как он мягко отвел пальцами от себя острие меча и улыбнулся мне одним уголком губ. На нем было одеяние – но не то, в котором он был на церемонии, а более плотное и широкое, с капюшоном, какие я только что видел на Судьях.

Но что поразило меня больше всего – это его лицо. Холодная, бледная маска без единого следа борьбы с Судьями. Он выглядел до боли знакомым и чужим – таким я видел его раньше, до того, как оказалось, что этот Дьявол питает ко мне намного более глубокие и сильные чувства, чем простое желание отравить мою жизнь.

– Ты ведь не думал, что все так просто, правда? – мягко спросил он, словно разговаривал с ребенком.

Я с трудом проглотил ком в горле.

– Ты… один из… них? – не веря своим глазам, выдохнул я. – Но это невозможно!

– Неужели ты правда считал, что есть кто-то, кто может быть сильнее меня? – он сделал шаг ко мне, и я в ужасе попятился. – Кто-то, кто способен поставить меня на колени? Кто-то, кто считает себя достаточно способным, чтобы меня подчинить?

Он остановился, а я, шагнув еще назад, уперся бедром в скамью и вздрогнул. Расстояние между нами примерно в метр не давало мне никакого чувства безопасности, а меч в моих руках казался бесполезным сувениром, не способным защитить меня от его холодной силы и опасного влияния. Я ощущал себя беззащитным и не мог избавиться от этого чувства.

Он выглядел таким, каким я видел его в наши самые первые встречи – холодный, надменный, неприступный и убийственно прекрасный, и сейчас, вместе с его жестоким образом, возродились и все мои страхи, сожженные в наших бесконечных клятвах, и мне показалось, что я задыхаюсь от их пепла.

– Почему ты боишься? – спросил он, чуть склоняя голову набок; любопытный взгляд горящих глаз скользнул по моему телу, словно я был призраком. – Я тот, кого ты полюбил. Я тот, кто пересек весь земной шар, чтобы найти тебя и никогда не отпускать. Я тот, кто разорвал свое сердце, чтобы отдать его тебе. Почему ты меня боишься? Подойди ко мне, Томми. Я не причиню тебе зла.

Он протянул ко мне руки, но я не шелохнулся, глядя на него и даже не мигая.

– Ты не сказал мне, что ты… – слова застряли в горле; я откашлялся, но так и не смог заставить себя договорить. – Ты даже не сказал мне про мою семью.

– Потому что я хотел тебя защитить.

Я горько усмехнулся.

– Сегодня я это уже слышал.

– Ты не понимаешь, – он качнул головой. – Они пытались помешать мне быть с тобой. Все это время я боролся с их влиянием и силой; боролся с ними. Единственное, чего я когда-либо хотел – это ты. И они пытались отнять тебя у меня.

– Они сорвали церемонию, – я вглядывался в его лицо, надеясь поймать хотя бы малейший намек на то, что он лжет мне о том, что он один из Судей. – Я видел тебя без сознания, прикованным к этому кресту, а сейчас ты говоришь, что ты один из них? Это невозможно. Они просили меня убить тебя. Как ты освободился?

– Это была уловка, – он чуть опустил голову, не сводя с меня взгляд. – Я не был прикован. Они лишь хотели создать иллюзию, чтобы заставить тебя присоединиться к ним, чтобы ты поддался… но ты устоял.

– И ради чего? Чтобы узнать, что ты такое же чудовище?

– Томми.

Он шагнул ко мне и я напрягся; свет огня скользнул по лезвию меча, когда я чуть повернул его, безмолвно предупреждая, что буду защищаться, если он приблизится еще хотя бы на шаг.

Пусть даже мы оба знали, что этого не произойдет; что я слишком сильно погряз в нем, чтобы пытаться себя вытащить.

Приблизившись еще на несколько шагов, он вдруг раскрыл крыло и мой взгляд против воли перескочил на него. Оно раскрылось бесшумно и тенью легло на его плечо, и я с трудом заставил себя снова взглянуть на его лицо.

– Это я, Томми, – тихо произнес он. – Это мой мир, который пытается разлучить нас с тобой. Это моя война. Это мои разрушения. Это все то, за что и против чего я борюсь, и это все ведет к тебе. Почему ты отталкиваешь меня сейчас?

Он протянул ко мне руки. Я был уверен, что знаю, почему не отступил и не оттолкнул его руки; почему позволил ему подойти и обнять меня; почему меч в моих руках так потяжелел и показался мне неподъемным, когда я уткнулся носом в его ключицу, глядя поверх его плеча немигающим взглядом.

Я был уверен, что знаю, почему чувствую себя так, словно вот-вот рассыплюсь на части, но не хотел об этом думать.

– Ты не представляешь, как долго я ждал этого момента, – тихо произнес он мне на ухо, – когда смогу касаться тебя и не бояться их кары; не бояться того, что они настигнут меня или причинят тебе боль; не бояться того, что они придут вершить правосудие и уничтожать все, что я возводил…

Он переместил руки по моей спине на поясницу, а потом чуть отстранился, глядя на меня сверху вниз. Я видел его взгляд боковым зрением, но боялся его перехватить и, не мигая, смотрел до рези в глазах на колеблющееся пламя настенного факела.

– Я всегда знал, что ты будешь тем, кто сможет их победить, – тихо произнес он. – Что ты присоединишься ко мне.

Словно со стороны я услышал свой голос и мой взгляд, будто глаза перестали подчиняться моей воле, тут же перескочил на его лицо.

Дрогнуло что-то внутри и затихло, и мое сердце остановилось.

Его лицо ничего не выражало.

– Присоединиться? – переспросил я.

– Править со мной. Вместе мы поставим этот мир на колени, – он взял меня за плечи и кончиками пальцев опустился по моим рукам до запястий. – Вместе мы покажем им, кто мы и за что боремся. Только с тобой я смогу победить и только с тобой эта победа будет ценна. Без тебя все это ничтожно.

– И что ты хочешь от меня? Ту силу, которая позволит тебе держать в страхе тех, кто тебе нужен?

Он промолчал. Взяв меня за руку, он погладил подушечкой большого пальца мое обручальное кольцо, улыбнулся своим мыслям и перехватил мой взгляд. Его глаза сияли.

Я ощущал свою руку в его пальцах так, словно он держал вещь, не принадлежащую мне.

– Меня не волнует никто и ничто, кроме тебя, – произнес он, качнув головой. – Если бы я мог, я бы окружил тебя собой, и сила, заключенная в тебе, позволит мне это сделать.

– Значит все это было правдой, – тихо сказал я. – Тебе нужна власть. Сила. А я – это орудие, чтобы все уничтожить.

– Мне нужен ты. С твоей силой, твоим боевым характером, твоей сумасшедшей любовью, толкнувшей тебя броситься спасать меня, когда я сказал тебе оставаться дома. Ты нужен мне, – выдохнул он, глядя в мои глаза, – но я хочу защитить тебя. Я не смогу снова потерять тебя так же, как я терял все эти жизни.