Текст книги "Не отбрасывая тень (СИ)"

Автор книги: F-Fever

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц)

Они не убирали боль совсем, но делали ее менее ощутимой, и я надеялся, что Он не сможет ее уловить, потому что уйти от ответа я бы не смог.

Едва двери лифта открылись в Аду, как я вызвал пелену и переместился прямо к дверям Его покоев: у меня не было сил идти через весь коридор, хотя я старался как можно меньше времени проводить в обличии человека даже на Черной Земле. Как только двери Его покоев распахнулись передо мной, я успел лишь перешагнуть порог, когда вдруг оказался в крепких объятиях.

Мне хватило всего одного глубокого вдоха, чтобы почувствовать Его аромат и следом – легкую дрожь, разлившуюся по моему внезапно ослабевшему телу.

Кровопотеря из-за ранения вымотала меня, но я почувствовал себя в тысячу раз слабее, когда оказался в Его объятиях – и я отчетливо понял это, вдохнув Его невероятный запах.

Боль в раненом плече отступила и стала едва ощутимой рядом с Его теплыми руками, и, прижатый к Его груди, я ощущал щекой мягкость черной материи от Его одеяния, удивительно нежного и гладкого, и я был готов истечь кровью и пропитать ею весь Ад, лишь бы только Он меня не отпускал.

Но Он отстранился. Прохладные пальцы с длинными когтями и перстнями коснулись моего плеча, и я неосознанно поморщился. Его лицо ничего не выражало, но когда Он перехватил мой взгляд, Его глаза сияли, и я был восхищен этим блеском так сильно, что смог бы забыть обо всем на свете, если бы Он не заговорил.

– Как он выглядел? – спросил Он.

– Анимон, – тихо ответил я и откашлялся, прочищая горло. – Среднего роста. Кажется, крокодил… У него был странный меч с какими-то иероглифами и темно-зеленой рукоятью… Я не успел его толком рассмотреть.

Он попятился, потянув меня за собой, и я медленно подошел к Нему, позволяя усадить меня на софу. Было что-то гипнотизирующее в Его движениях, что-то манящее и сладкое; после того, как Он открылся мне ночью и показал свой человеческий облик, я не видел Его, и сейчас ловил себя на тщетных попытках увидеть изменения, произошедшие в Нем за день моего отсутствия.

Словно прошло не чуть меньше суток, а годы.

Время, разлучавшее нас с Ним, всегда было слишком жестоким.

– Где он напал на тебя? – спросил Он. – Расскажи мне все.

Его пальцы расстегнули мою рубашку и стянули ее с моих плеч, обнажая раненое плечо и чуть запекшуюся кровь, и я неосознанно поморщился, когда увидел плачевное состояние своей раны.

Обезболивающее притупило ощущение боли, но не смогло помочь мне справиться с ужасом, который я испытал, когда увидел свое плечо; должно быть, Он почувствовал это, потому что посмотрел на меня, но ничего не сказал.

По темно-серой ткани расползалось кровавое пятно. Я не мог отвести взгляд от него даже после того, как Он грациозно поднялся с софы и развернулся, не сказав мне ни слова. Эта кровь, моя кровь, будила во мне ощущение тревоги, животного страха, паническое безумие, и в то же время ее вид вызывал у меня спокойствие, потому что мне достаточно было сделать один вдох, чтобы почувствовать Его запах и знать, что Он защитит меня.

Он вернулся с небольшой чашей, наполненной водой. Поставив ее на софу между нами, Он мягко развернул меня за плечи к себе, опустил пальцы в воду и провел ими по моей ране.

Бледно-розовые ручейки смываемой крови стекали по моему обнаженному телу на джинсы, и я в оцепенении смотрел на это, на свои руки, на Его когти, и не мог ни о чем думать.

– В нескольких кварталах от зала. Я отъехал подальше, когда репетиция закончилась, чтобы поохотиться, напал на человека, а потом этот анимон появился со своим мечом… Он даже ничего не сказал! Я попытался вызвать пелену и переместиться, а потом он воткнул свой меч в мое плечо… и…

– И? – подтолкнул меня к продолжению Он

– Его меч расплавился… – пробормотал я, глядя в одну точку.

Его пальцы замерли.

Все вокруг замерло, кроме воды, стекающей по его рукам и капающей на софу, и в наступившей тишине этот звук казался мне оглушительным.

– Что? – переспросил Он и неожиданно резким движением поднял мою голову за подбородок, заставляя взглянуть на себя; Его глаза были холодны, а когти оцарапали мою кожу.

– Он… исчез, – тихо сказал я. – Рукоять меча рассыпалась в прах, а лезвие плавилось под моей кровью, будто… будто… Он не был удивлен, но я…

Он так пристально всматривался в мои глаза, словно пытался увидеть эти воспоминания в моей голове, а я мог думать лишь о том, каким безупречно красивым Он казался мне даже сейчас, когда выглядел немного встревоженным.

– Ты кому-нибудь говорил, что мы обручены? – вдруг спросил Он.

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я растерялся и несколько раз моргнул, глядя в Его глаза и ощущая лишь Его когти, чуть впивающиеся в мой подбородок. Только спустя несколько бесконечных секунд я собрался с мыслями и смог ответить.

– Нет, нет, никому… Только Виктор в курсе… А он…

– Это не его воин, – прервал Он.

– Откуда ты знаешь?

– Он держит возле себя только исключительные образцы. Анимон-крокодил его бы не впечатлил.

Его ответ меня не убедил, но я решил, что спорить с Ним дальше не имеет смысла.

– Ты думаешь, что кто-то напал на меня, потому что мы…?

– Возможно. Томми…

Он отпустил меня и отвернулся. Я скользил взглядом по Его профилю и едва дышал: даже несмотря на напряжение и опасность, сквозившие в каждом Его движении, Он казался мне слишком невероятным для этого гнилого места.

«Небеса определенно не могли позволить себе лишиться такого божества, – думал я. – Определенно не могли.»

Что-то шевельнулось глубоко внутри меня и сердце вдруг заколотилось так сильно, что я начал чуть задыхаться.

Он повернулся и перехватил мой взгляд.

– Я хочу, чтобы ты был осторожен, – твердо сказал Он, – и постарался не искать приключений. Кто бы ни послал этого демона, он опасен.

Он сделал паузу и добавил чуть тише.

– И это не просьба и не услуга. Это приказ.

Холодок пробежал у меня по спине, но я торопливо кивнул несколько раз, не в силах отвести взгляд от Его лица.

«Определенно не могли.»

Удовлетворившись моим кивком, Он снова окунул пальцы в чашу, смывая с них кровь, а потом зачерпнул немного воды ладонью и приложил к моей коже. Под Его пальцами вода потеплела и словно бы начала впитываться в рану, исцеляя изнутри; прислушиваясь к своим ощущениям, я смотрел на Его сосредоточенное лицо, на идеальные черты, на сведенные брови и чуть сжатые губы, и мне до боли сильно хотелось прикоснуться к ним, поцеловать Его прямо сейчас, просто податься вперед и…

– Ты выглядишь напряженным, – безмятежно заметил Он.

– Тяжелый день, – выдавил я и добавил, чтобы отвлечь Его от желания, которое Он мог у меня почувствовать. – Эмили заставляет нас выкладываться на полную из-за контракта…

– Почему ты не бросишь эту группу? У них нет будущего.

– А у меня оно есть?

Мой голос прозвучал так измученно, что удивил даже меня. Я прикусил язык, наблюдая за Его лицом, но Он не отреагировал на мои слова, продолжая лечить мое плечо, в то время как мое желание извиниться стремительно возрастало.

– Я не хочу их бросать, – добавил я чуть виновато и возненавидел себя за то, как жалко прозвучал мой голос, будто мышиный писк. – Я люблю музыку. Я с детства живу ею. Дышу ею.

Вместо ответа Он холодно улыбнулся одним уголком губ, не отрывая взгляда от моей раны, и меня это почему-то задело.

– Неужели ты никогда не занимался ни литературой, ни музыкой, ни живописью? – ощетинившись с Его реакции, спросил я. – Ты не интересовался искусством?

Он перехватил мой взгляд. Его пальцы ловко оборачивали бинтом мое плечо, чтобы остановить кровотечение, и я чувствовал, как потихоньку начала неметь рука под тугой повязкой, но я смотрел в Его глаза и боялся пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы попросить Его быть аккуратнее.

– Я не любил искусство, – ответил Он, глядя на меня, – никогда. Но я любил то, как люди восхищаются тем, что они создают. Они думают, что они короли, высшие существа, самые идеальные и умные во вселенной, и при этом они искренне удивляются, когда создают шедевры. Это так по-детски.

От Его тона у меня что-то защемило глубоко внутри, но я даже не заметил этого, пока у меня вдруг случайно не вырвались слова, вмиг обнажившие мои мысли.

– Скучаешь по миру?

– Больше, – ответил Он, – чем ты можешь себе представить. Это ирония, что я, слепец, брошенный в тюрьме под землей до конца вечности, вижу прекрасного в мире больше, чем люди, которые живут в нем каждую секунду.

Я ничего не ответил. Он перевязал мое плечо, туго завязал бинт и переставил чашу с водой на пол рядом с софой.

– Когда кровь остановится, я смогу тебя излечить, – сказал Он, поворачиваясь ко мне. – А пока попробуй вспомнить, были ли еще какие-нибудь необычные детали во внешности этого демона?

Я напряг память, оживляя в ней темную улицу, яркий фонарь, круг света и безмолвные, темные окна, под которыми разворачивается молчаливый танец не на жизнь, а на смерть. Вернулись ощущения тревоги и холодящий привкус опасности; я подавил желание схватиться за Его руку, чтобы убедить себя, что я в безопасности, и судорожно выдохнул.

Долго вспоминать не пришлось; меня вдруг осенило так внезапно, что я распахнул глаза и на секунду сбился с дыхания, будто получив удар под дых.

– Медальон! – подняв на Него глаза, я перехватил Его взгляд и поспешно добавил. – У него на шее был медальон с цветком-огнем. Там было пламя вместо лепестков… Ты знаешь, что значит этот символ?

Он покачал головой.

– Не видел ничего подобного.

– Жаль, – вздохнул я. – Я уж хотел поиграть с тобой в сыщика и копа, которые объединятся и найдут того, кому так не терпится увидеть мою голову отдельно от тела… Тогда я лучше вернусь к себе и попробую поспать. Будет хорошо, если я просплю эту ночь без кошмаров, потому что…

– Томми, – вдруг позвал меня Он.

Замолкнув, я посмотрел на Него, поздно сообразив, что Ему, должно быть, не интересна моя болтовня о всякой ерунде, но Он лишь слабо улыбнулся. Мне показалось, что в Его взгляде мелькнула теплота, растопившая знакомый лед, и я в который раз поразился тому, что Он умудрялся сочетать в себе пламя и лед, нежность и жестокость, тьму и…

– Почему бы тебе не остаться? – спросил Он тихо.

У меня в горле пересохло так сильно, словно меня высушили изнутри.

– Остаться? – чуть слышно переспросил я. – Но Эмили убьет меня.

Он чуть нахмурился, и я поспешил пояснить, ощущая, как мое сердце бьется где-то в моей глотке.

Отчего-то мне подумалось, что такими темпами я однажды найду всю свою группу мертвой, а Его – довольным, будто кот после сметаны.

– Завтра репетиция с раннего утра, а я… – проглотив ком в горле, я выпалил на одном дыхании. – С тобой я теряю ощущение времени.

Он улыбнулся. Улыбка осветила Его лицо, смягчила напряженные черты и стерла остатки жестокости и надменности, и я вдруг резко захотел, чтобы Он больше никогда не надевал свою маску, а оставался таким – простым, как человек, которого Он показал мне прошлой ночью.

Он протянул руку и убрал мою растрепавшуюся челку за ухо. Прикосновение Его пальцев к моему лицу прогнало мурашки по моей коже и вызвало у меня вдруг такое сильное смущение, словно я был девушкой на первом свидании. Почувствовав мои эмоции, Он усмехнулся, а потом мягко коснулся рукой моей щеки, проведя большим пальцем по моему виску и задев длинным когтем ухо.

– Я не дам тебе потеряться, – чуть слышно сказал Он и придвинулся ко мне, наклоняясь к моим губам. – Я напомню.

========== Глава XXXVIII. ==========

Мне показалось, что я в совершенно другом мире, если не вселенной.

Отстранившись от моих губ, Он пересел ко мне вплотную и мягко надавил на мое плечо, заставляя меня лечь на софу. Шелковые подушки показались мне прохладными и немного жесткими, особенно в сравнении с Его пальцами: склонившись надо мной, Он положил одну руку на мою грудь, чуть впиваясь длинными когтями в кожу над сердцем, а вторую под мою шею, слегка сжимая ее, как будто я мог отстраниться.

В комнате витал запах орхидей и горящего дерева; несмотря на тепло от камина и Его рук, я немного дрожал, и кожа, быстро покрывшаяся мурашками, мгновенно выдала меня, стоило Ему коснуться моей холодной руки.

Отстранившись от моих губ на несколько сантиметров, Он улыбнулся.

– Согреть?

Его едва слышный голос вызвал волну странного, неясного восторга, и у меня вдруг на секунду возникло такое ощущение, будто я проваливаюсь сквозь шелковые подушки, сквозь софу и землю, куда-то вниз, в пропасть… а потом я почувствовал Его объятия и, не выдержав, рассмеялся.

– Поделись со мной своей радостью, – Он коснулся рукой моей щеки.

– Ты меня опьяняешь, – ответил я и снова рассмеялся.

Его смех прозвучал едва слышно. Меня веселил тот факт, что Он так действовал на меня, а вот Ему, кажется, это не показалось ни забавным, ни необычным.

– А я хотел предложить тебе вина, – тихо сказал Он и приблизился, чтобы поцеловать меня в висок. – Вскружить тебе голову… заставить тебя потеряться во времени… заточить в покоях и никогда не выпускать… Там мебель из золота и платины… пол, устланный драгоценными камнями… посуда из чистого хрусталя… одежда, сотканная ангелами… и все это было бы твоим… А ты бы остался там навсегда…

Каждую фразу Он сопровождал поцелуем, едва ощутимо касаясь моего лица губами, и я уже, кажется, даже дышать перестал, слушая Его гипнотизирующий голос, проникающий глубоко под мою кожу.

Когда Он отстранился, Его глаза казались огромными и черными, и единственным звуком в комнате был треск поленьев в камине.

– Ты ведь шутишь? – выдохнул я едва слышно, боясь пошевелиться.

– Нет, – большие пальцы Его рук коснулись моих висков. – Я бы запер тебя здесь и никогда не выпускал.

– И что тебя останавливает?

– Твое разрешение.

Не дав мне ничего добавить, Он снова наклонился, утягивая меня в поцелуй. В первые секунды я хотел оттолкнуть Его и задать Ему еще тысячу вопросов – о том, почему Он такой таинственный и говорит загадками, или почему вдруг стал ко мне так нежен, или почему я чувствую к Нему столько разных, даже полярных, чувств, но решил, что это подождет. Сейчас я питался Его теплом, через Его тело и руки, и больше мне ничего не хотелось.

А потом Он вдруг отстранился и поднялся с софы. Каждое Его движение было грациозным и плавным, будто Он двигался под музыку, которая звучала в Его голове, не замолкая, и когда Он обернулся, с тихим шорохом раскрылось Его крыло, и мягкий свет скользнул по черным перьям.

Глядя на меня, Он вдруг протянул мне руку, и от удивления я сел на софе и выпрямился.

– Ты… – начал я, но не смог договорить.

Снизу вверх я смотрел в Его глаза, чернее самой темной ночи, и красные всполохи уже не вспыхивали в их глубине; если бы я сравнил их с морем, то сказал бы, что сейчас оно было спокойно, а где-то на горизонте садилось солнце.

В Его лице не было ни презрения, ни надменности, но от Него словно бы исходила тонкая аура Его королевского воспитания и это придавало Ему еще больше грации, пусть и толкало меня на тревожные мысли – вроде той, что поднимала вопрос подчинения и, вспоминая Его шрамы, я боялся, что это и есть цена Его прямой осанки, гордости и ощутимого величия в каждом движении.

– Приглашаю тебя на танец, – сказал Он.

– Без музыки? – спросил я, но подал Ему ладонь.

– Она уже играет.

Он чуть потянул меня на себя, и я поднялся с дивана и шагнул к Нему. Я никогда не танцевал медляки, и даже на выпускном в школе я благополучно пропустил дискотеку, устроив с друзьями прощальный вечер на парковке с алкоголем и чудом раздобытыми наркотиками, но сейчас я не чувствовал неловкости. Я не знал, что принято делать, куда девать руки и как танцевать, и даже по просмотренным фильмам не мог об этом судить, но сейчас я словно бы просто вспоминал давно забытые навыки.

Он положил одну руку на мою поясницу, прижимая меня ближе к себе, и я вздрогнул, когда почувствовал холодный металл Его перстней, прикоснувшийся к моей коже – я был без рубашки, в одних джинсах, но не ощущал ни капли смущения. Подняв на Него взгляд и неотрывно глядя в спокойную, черную глубину Его глаз, я положил одну руку на Его плечо, а вторую подал Ему.

Он взял ее аккуратно, будто сокровище, и чуть сжал. Его взгляд скользнул по моим тонким пальцам и облупившемуся черному лаку на ногтях; Он погладил тыльную сторону моей руки подушечкой большого пальца и снова посмотрел на меня.

– Музыка, которая нам нужна, уже играет, – тихо сказал Он. – В тебе. Ты слышишь?

Я не мог отвести от Него взгляд. Мне казалось, что я переполнен чувствами и сейчас просто начну кричать, чтобы стало хоть немного легче, но мои губы молчали, и единственный звук, который вырвался у меня – это едва слышный судорожный выдох, когда Он плавно развернул нас, вытянув наши руки в сторону.

Из-за танца и движения по комнате, свет от камина падал неровно, постоянно менялся, и длинные, бледные тени танцевали вместе с нами. Я полностью положился на Него, доверяя Ему вести этот танец и пытаясь услышать музыку, о которой Он говорил, но Его близость отвлекала меня, и мое сердце билось где-то в горле.

Он не сводил с меня взгляд ни на секунду, мягко сжимая мою ладонь.

– Ты слышишь, – вдруг улыбнулся Он. – Ты танцуешь под нее и ты ее слышишь.

– Почему это не может быть твоей музыкой? – чуть слышно спросил я.

Он развернул меня так, что я оказался лицом к камину, а Он – спиной. Теперь на Его лице лежала вуаль тени, а я видел редкие искры, поднимающиеся по воздуху от горящих поленьев, похожие на маленький фейерверк.

– Потому что до тебя здесь все молчало, – ответил Он и неожиданно убрал руку с моей поясницы.

Подняв мою руку над головой, Он мягко перехватил мои пальцы, прокручивая меня под нашими руками, и когда я повернулся к Нему спиной, Он неожиданно шагнул ко мне вплотную. Опустив мою руку и сжимая мои пальцы так, что я обхватывал себя за правое плечо, Он положил вторую руку на мой живот, прижимая спиной к своей груди.

Я перестал дышать.

– До тебя здесь была тишина… – прошептал Он, касаясь щекой моего затылка. – Гнетущая тишина… Мертвая.

Он поднялся кончиками пальцев по моей руке до запястья и крепче прижал меня к себе. Закрыв глаза, я дышал через приоткрытые губы, прислушиваясь к ощущениям своего тела, отзывающегося на каждое прикосновение сумасшедшей дрожью, сотрясающей меня, кажется, до самых костей.

Склонив голову, Он едва ощутимо коснулся губами моего плеча, а потом отнял пальцы от моей руки и взял меня за подбородок, чуть поворачивая мою голову в сторону. Меня бросило в жар, тут же сменившийся холодом; едва дыша, я ощущал лишь Его губы на моей шее, прикасающиеся так осторожно, словно каждый поцелуй причинял нестерпимую боль.

«Я люблю Его», – вдруг подумал я.

Эта мысль взорвалась в моей голове, словно фейерверк, и все померкло рядом с ней. Искры от нее подожгли меня, и я начал таять в Его теплых руках, прижатый к Его телу; мне показалось, что даже кислород горит в моих легких, и я откинул голову назад, прижимаясь затылком к Его плечу и пытаясь сделать вдох, но ощутил лишь Его губы, двинувшиеся по моей шее вверх и коснувшиеся кожи под ухом.

«Я люблю Его, – стучало у меня в висках. – Люблю, люблю, люблю. Я люблю Его. Люблю Его. Я люблю Его.»

Все вокруг меня пылало, будто подожженное небесным огнем, и в эпицентре этого невидимого пожара я медленно терял себя, плавился, будто Оловянный Солдатик, и ждал, что от меня останется только обугленное, остановившееся сердце.

А потом Его крыло чуть двинулось – совершенно бесшумное и восхитительное – и закрыло меня собой. За моей спиной стоял Он, а передо мной – Его крыло, источающее едва ощутимый, божественный аромат, но я не мог вспомнить, что мне это напоминает.

А потом я коснулся пальцами мягкого оперения и потерял голову. Ощущая Его губы и легкие прикосновения к моей коже, я видел картины, которые Он показывал мне, и разрывался на части, будто мое тело стало совсем невесомым, а разум разбился на осколки и в каждом из них был свой ураган мыслей.

И все они сводились к одному.

«Я люблю Его.»

Я увидел край обрыва Его глазами в Его воспоминаниях и весь город лежал, будто у меня на ладони, зажженный искусственным светом рекламы и одиноких квартир, и ветер трепал мои волосы, а свобода была ощутима на кончике языка и распространялась по телу, словно наркотик, по каждой клеточке. Небо над моей головой было темное, спокойное и усеянное звездами, и казалось, что их свет можно сравнить с разбитым на части солнцем. Каждую из них словно бы можно было пересчитать, но их было так много, что на это ушла бы целая жизнь.

Я сделал еще один шаг вперед, к краю обрыва, и застыл на нем, глубоко вдыхая прохладный воздух, а потом закрыл глаза и буквально кожей почувствовал, как воспоминание, в которое я был погружен, меняется. Я ощутил даже Его короткое замешательство, пока Он решал, что еще мне показать, а потом я вдруг почувствовал Его губы на моей скуловой кости; Он взял меня пальцами за подбородок и повернул мою голову к себе, и я раскрыл губы.

Он был нежен.

Когда я открыл глаза в Его новом воспоминании, я увидел перед собой дождливые улицы, лужи и тишину, которая наступает после сильного ливня, когда слышно только падающие и разбивающиеся на брызги капли.

Я и сам чувствовал себя такой каплей.

Я брел по этим улицам, будто потерявшийся, и ощущал Его подкожную тоску, сохранившуюся в этом воспоминании так, словно только что произошло что-то непоправимое и тишина вокруг давит, а свежий воздух душит, и даже в холодном ветре ощущается отчаяние, но что должно было случиться, чтобы заставить Его испытывать такую тоску?

А потом я неожиданно получил ответ на свой вопрос.

Когда Он углубил поцелуй, чуть ближе прижимаясь своими губами к моим, Его воспоминание вдруг пошатнулось, как картинка на телеэкране, сбитая помехами, и ощущение тоскливой боли вдруг разбавилось чем-то новым.

Сначала я решил, что Он хочет показать мне что-то другое, а потом я увидел светлую комнату. Она была в серебристо-бежевых тонах, просторная и светлая, и в этой комнате я лежал, опираясь на локоть, на большой двуспальной кровати, на смятых простынях, и легкие занавески приподнимались сильными порывами теплого ветра через открытое окно.

Но не это поразило меня больше всего, а то, что я был в постели не один.

На ее краю, спиной ко мне, сидел молодой человек.

Я смотрел Его глазами на прямую спину и каштановые кудри, слышал Его ушами тихий смех юноши, ощущал Его обонянием сладкий запах весны, цветов и шоколада, рисовал Его пальцами на гладкой, белой коже, на лопатках, невидимые длинные полосы. Я чувствовал тепло в груди, я испытывал сильное желание прижаться губами к его шее и прочертить дорожку из касаний по Его позвоночнику, целуя каждый позвонок; тонкие полосы под моими пальцами расползались по его коже от лопаток вниз, к пояснице, и юноша что-то тихо напевал, а его голос отзывался тоскливой печалью и теплой грустью в моем сердце.

«Теперь, – сказал я Его устами и прижался губами к его лопатке, – у тебя есть крылья.»

Юноша засмеялся…

Видение резко оборвалось. Я пошатнулся, оставшись без Его поддержки, и застыл, широко раскрытыми глазами глядя в одну точку. Меня тошнило; я прижал руку ко рту и на секунду мне показалось, будто у меня пропал голос, а меня изнутри рвет на части.

Я не мог издать ни звука, а каждый вдох отзывался колющей болью где-то внутри.

А потом я обернулся.

Он стоял спиной ко мне, опираясь руками на спинку кресла. Его голова была опущена, а плечи напряжены; Его крыло было скрыто.

– Что это было? – шепотом спросил я. – Кто это был?

Он вздрогнул при звуках моего голоса так, словно я не прошептал, а закричал, но не обернулся, а потом раздался оглушительный, в наступившей после моего вопроса тишине, треск: не выдержала под Его пальцами деревянная спинка кресла.

– Уходи, – хрипло ответил Он, и теперь уже вздрогнул я оттого, как измученно прозвучал Его голос.

Я никогда не видел Его таким… сломленным? Кто из нас двоих только что разбился?

– Но…

– Вон, – перебил Он более твердо. – Сейчас же.

Я попятился к дверям, не сводя с Него взгляд, как будто Он мог обернуться ко мне в бешенстве с пеной у рта, но Он не шелохнулся и больше ничего не сказал.

Двери открылись и тут же закрылись перед моим носом, а Он все так же напоминал статую, и еще несколько секунд я стоял в коридоре, прислушиваясь, но в Его покоях было тихо.

Не знаю, чего я ждал. Того, что Он разнесет покои? Начнет крушить мебель и кричать?

Я не был уверен, что именно я хотел услышать, но я только что видел Его без маски, и в эту минуту не меня одного давило сумасшедшим отчаянием и чудовищной болью.

Я был оглушен увиденным. Тоска, которую я почувствовал, душила меня, стояла комом в горле и была так тяжела, что буквально тянула меня к земле, и я невольно задумался о том, каково Ему носить весь этот груз прошлого.

И содрогнулся.

В коридоре было тихо, за дверьми Его покоев было тихо, и я сам молчал, будто обеззвученный, а в моей голове эхом отзывался тихий смех юноши, у которого теперь есть крылья.

========== Глава XXXIX. ==========

– Томми!

Эмили забарабанила в дверь, и чтобы хоть немного заглушить ее обеспокоенный голос, я включил воду. Склонившись над раковиной, я набрал воды в ладони и плеснул себе в лицо; на первые несколько секунд мне полегчало, а потом приступ тошноты подкатил к горлу с новой силой и я тут же склонился над унитазом.

– Томми!

В ушах шумело. Вытерев рот тыльной стороной руки, я, пошатываясь, вернулся к раковине и оперся на нее. Голова кружилась; я поднял взгляд и посмотрел на свое отражение.

Бледный. Круги под глазами. Капли воды и пота на лице. Волосы прилипли ко лбу. Губы белые.

Похож на призрака.

– Томми! Что происходит?

– Все в порядке! – крикнул я, но она начала стучать еще сильнее.

– Открой дверь! Что с тобой происходит?

Две минуты назад я ни с того, ни с сего попросил у нее перерыв, и едва Эмили заговорила с публикой, как я положил гитару и бросился в туалет, а вслед за мной и она, успев лишь извиниться перед залом.

И теперь я был уверен, что не переживу этот концерт.

Я еще несколько раз плеснул водой в лицо и глубоко задышал через рот. Ноги подкашивались от слабости, а затылок сдавило, будто на меня надели тесный металлический обруч. Продолжая держаться за раковину, я расстегнул три пуговицы и раздвинул воротник блейзера. Ткань была слишком плотной, а мне было слишком плохо и жарко; я сделал воду похолоднее, намочил пальцы и провел по шее и груди, пытаясь охладиться.

Мне так сильно хотелось кричать, что я бы зашил себе рот, если бы мог, чтобы не позволить этому вырваться.

Что со мной происходит? Я увидел слишком личное и болезненное воспоминание, слишком из глубины, которое не должен был видеть. О котором не должен был знать. Которое не должен был почувствовать.

Что со мной случилось? Я влюбился и вообразил, что смогу выдержать того, кого уже однажды не выдержали небеса.

– Томми!

– Уйди! – крикнул я и откинул волосы со лба.

Оторвав от рулона несколько бумажных полотенец, я протер лицо от воды и пота, смял их, но тут же расправил и разорвал. Они были почти полностью мокрые, рвались легко и бесшумно, и я разочарованно понял, что это и на сотую долю не избавило меня от раздражения и отчаяния, которые переполняли меня, будто кто-то открыл во мне невидимый кран негативных эмоций.

Я не спал всю ночь. Я даже не был дома. Сначала заехал в бар, опрокидывая один стакан за другим, а когда из посетителей остались только я, отрубившийся за столиком пьяница и заплаканная девица с разводами от косметики на лице, я расплатился и ушел. В соседнем супермаркете я купил бутылку виски и на половину опустошил ее на первой же попавшейся лавочке.

Я не сомкнул глаз за эту ночь. Первое время после виски меня клонило в сон; я забрел в парк и думал, что если этот смех в моей голове не стихнет и гладкая, белая спина перед моими глазами не исчезнет, я утоплюсь прямо в этом фонтане, у которого сидел.

Но я лишь допился до того состояния, когда в голове нет ни единой мысли, а все действия становятся автоматическими: замираешь в ожидании зеленого света, оглядываешься по сторонам, переходя дорогу, и идешь куда-то, куда и сам не знаешь.

Лишь бы убежать подальше от Него и Его боли, даже если не выйдет и Он все равно меня найдет.

– Томми! Пожалуйста, открой дверь!

Я бросил ком разорванных салфеток в корзину и снова повернулся к зеркалу.

Раздражение росло так стремительно, что я мог ощущать, как закипаю, и я уже начал оглядываться в поисках того, что можно сломать или разбить, как можно все это выплеснуть, но единственным, что не крепилось к стенам, было маленькое металлическое помойное ведро.

И тогда я открыл рот, даже не понимая зачем – крикнуть Эмили о том, чтобы она ушла, или сделать глубокий вдох и предотвратить очередной приступ тошноты, но в этот момент резкая боль вдруг пронзила мою спину, проходя через лопатку и грудную клетку, словно стрела. Она как будто бы задела жизненно-важные органы – сердце и легкие – и я попытался вдохнуть, но что-то в груди сильно сдавило. От боли я потерял контроль и на несколько секунд обратился в демона, а потом снова в человека; вцепившись в раковину пальцами, я склонился над ней и меня снова вырвало, а желудок скрутило так, будто меня тошнило им же.

На глазах выступили слезы; я поспешно смыл их водой, выпрямился и начал расстегивать блейзер: мне казалось, что он лежит на моих плечах дополнительным грузом и может стать той самой последней каплей, под которой я сломаюсь.

Боль в спине не позволяла много двигаться; стянув блейзер с себя, я бросил его на пол, в последний раз плеснул себе водой в лицо и закрыл кран.

– Эм? – негромко позвал я, даже не надеясь на ответ. – Эм, ты там?

– Томми? – раздалось за дверью.

– Принеси, – начал я и откашлялся, чтобы скрыть дрожь в голосе, – принеси, пожалуйста, мои таблетки. Они в боковом кармане куртки.

– Сейчас.

Я услышал ее торопливые шаги и стук каблуков, а потом снова посмотрел на себя в зеркало. Мне казалось, что если я отпущу раковину, то начну рвать на себе волосы, кричать и царапать себя, лишь бы заглушить эту боль внутри и тихий смех, а потом я почувствовал подкатывающую тошноту, и лопатка заныла, будто в ней застрял длинный ядовитый шип.

Открыв кран, я склонился над раковиной, чтобы умыться, когда вдруг мое тело напряглось, будто существовало отдельно от меня и почуяло опасность. Я прислушался к ощущениям и безошибочно узнал их, а через секунду мои опасения подтвердились, и я услышал голос в своей голове.

«Томми…»

Голос, который я бы ни с кем не спутал.

Голос, на который все мое существо реагировало как на опасность, потому что он и был опасностью.

Он позвал меня еще раз, и улыбка, хорошо слышная в нем, вдруг так явственно прозвучала в моей голове, делая нотки лукавства такими яркими, что все вокруг закружилось и я неожиданно оказался на холодном кафельном полу, задыхающийся и сжавший руки в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.