Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 49 страниц)

– Мне бы в ванную быстро… – заулыбался Горячев. – А потом я вернусь, найду тебя по открытой двери и ты мне наконец расскажешь свой секрет. Идет?

– Идет. Иди, – Эля указала нужную дверь, а сама уплыла в одну из трех комнат, так и не включив свет. Но вскоре по просторной квартире сонно пополз шепот музыки. Горячев оказался в небольшой, но чистой ванной, совмещенной с туалетом, с каким-то совершенно обыкновенным белым кафелем и бесконечным засильем женских баночек-скляночек для ухода за собой. Первым делом озаботился тем, чтобы в ближайшие несколько часов его не побеспокоили никакие другие физиологические позывы. Потом обязательная гигиена. Потом – уточнить наличие в кармане брюк презервативов… Наткнувшись ладонью на телефон, Горячев вспомнил: Леха! Лехе он традиционно отчитывался о своих спонтанных, хотя и ожидаемых, исчезновениях из «Треугольника».

«Жив, цел, орел, катаюсь со Снежной Королевой по адресу… Если пропаду до завтрашнего обеда – наверное, замерз где-то здесь. =)» – набрал он в личные Коткову и скинул геолокацию.

«Ну ты уж постарайся ее согреть!» – прилетел ободряющий ответ, и Антон, весьма довольный собой, свернул чат. И тут же уперся в поднявшийся контакт с руками, на котором теперь горела красная точка. То непрочитанное… Горячев, неожиданно раздраженный журчанием воды под краном, вздохнул, нахмурился и открыл сообщение.

«Антон! Реальность совершенно выбила меня из времени, и тебя, вижу, тоже, но я надеюсь, что тебе все понравилось в прошлый раз. И мы встретимся. Может быть, в выходной? Или в среду?»

«Поразительно, все же вспомнила», – выгнул брови Горячев. Хозяйка была в сети и, похоже, все еще ждала от него новостей. Но Антон уже завелся: отложив телефон на ванный столик, он снял с себя футболку и нырнул лицом в ладони, под струи воды.

«Ищет меня теперь, как любая из этих дебильных девок. „Встретимся в выходной, Антон? Или в среду?“ А если больше не встретимся, то что?»

Раздражение, внезапно выбившее его из колеи, словно вымыло из тела приятное томное опьянение, и теперь Горячев старательно пытался стереть с себя нервозность, напряжение, лишние мысли, которые назойливым роем перли в блаженно-пустую до этого момента голову. Прохладная вода стекала по занемевшему лицу. Цветочное мыло оседало на руках, под мышками, ниже… Вот он, запах чужой женщины. Антон старательно примерял его на себя, мимикрируя, готовясь превратиться из случайного «хорошенького мальчика» в того, кто всецело владеет и принадлежит.

Пять минут, десять… Капли воды осели темными пятнышками на брюках, и Антон затер их полотенцем. Рубашку решил не надевать – только лихо накинул на плечо, покрасовался перед зеркалом. Отражение глядело на него незнакомыми темными глазами, и зрачки походили на черные стеклянные бусины, вставленные в неестественно-бледное в белом свете лицо. Ну и впрямь Кай. Эта дурацкая ассоциация так захватила Горячева, что он вновь мигом забыл обо всем – кроме призывно ноющего, еще не раскрывшегося возбуждения.

Но тут снова завибрировал телефон…

Антон мгновенно взялся за него с одной целью – убедиться, что от него не хотят ничего срочного, а после («На часах 23:55, мать вашу!») – выключить вибровызов и уйти в небытие до утра. Но посреди экрана горело новое уведомление от «рук». Новое сообщение.

«В таком случае я буду искать следующего кандидата. Хорошего вечера, Антон».

Горячев захлебнулся, скрипнул зубами. К чему такие поспешные выводы? Что это, она его просто выбросить вздумала?! В один миг от пары жалких предложений Антона охватила такая злоба, что заболела голова.

«Да с чего ты вообще решила, что я должен перед тобой отчитываться?.. То, что я работаю на вашу ебучую компанию, не значит, что я должен как штык быть не на летучках, а в дрочильне, которая одному богу известным образом оказалась там же! Блядь…»

Антон выдохнул и потер лоб. Вспомнил свою паранойю. Подумал, что, возможно, беда его именно здесь и кроется – в том, что он должен. Ведь если доминатрикс была кем-то из сотрудников высшего звена или состояла в близких отношениях со Львом, то могло произойти что угодно. Но Горячев не хотел отвечать. Его пошатывало, а складывающиеся в потенциальный ответ фразы оказывались то непозволительно слабыми, то слишком агрессивными. Единственное, чем Антон решил себя спасти, прежде чем все-таки выключить вибрацию, было:

«Я сейчас не могу писать».

Не ахти какой ответ на фразу, исходя из которой хозяйка «уже все поняла» – но Горячев допустил, что если она не конченая драматичная сука, то поймет, что поспешила с выводами.

«А потом я уже сам тебе скажу, что мне эта ересь в вашем офисе на хер не сдалась, и работу я тоже передам, пока все не зашло слишком далеко».

Со всем этим дерьмом Антон задержался в ванной несколько дольше, чем это было вообще допустимо. Вдоль позвоночника ползала нервозная дрожь: сперва это, а теперь Эля уже наверняка заскучала, да и поведение его смешно… Опьянение как ветром сдуло, и все, что от него осталось – гипнотизирующий, засасывающий поток уже не приятных эмоций, а дисфории.

Горячев нашел свою новую знакомую в комнате, что освещалась уличным фонарем снаружи, а посему и без источников света внутри помещения все было прекрасно видно. Эля сидела в кресле в одном нижнем белье и слушала музыку, а ее платье безвольно валялось у порога небольшой спальни, являя собой образчик самой лучшей приманки. Сети расставлены, ставки сделаны, только игра все никак не начнется. Когда Антон переступил порог комнаты, Эля ожила и воплотилась в белый в свете фонаря, живой да нервный силуэт. И только в последнем читалась некоторое нетерпение. Горячев услышал все тот же сладкий голос, уверенность и спокойствие, а увидел – кружевные чулки и пояс к ним:

– Ох, Антон, я уж думала, ты начал все веселье без меня, – Элины руки легли Горячеву на живот, аккуратно поглаживая. Было в этом жесте что-то настолько материнское и заботливое, словно по одному эмоциональному фону она смогла все прочитать. – У меня есть еще немного абсента, я могу сделать тебе коктейль или, если хочешь, заставлю собирать зеркало. Не бойся, мой мальчик, я не кусаюсь.

Эля прижалась к Антону так, что ее грудь в небольшом черном – как ему казалось – бюстгальтере немного приподнялась. Вместо ответа он обхватил ладонями точеное личико и припал к губам поцелуем. Пить Горячев не хотел – алкоголь при такой эмоции бросил бы его в еще более глубокую яму. Хотел – просто забыться. Понять, что именно здесь его желают и именно здесь он желает находиться сам. Но как бы сладко ни жалась к нему Эля, как бы томно ни вздыхала в губы, где бы ни гладила – а тело стыло, казалось, только сильнее. Если еще полчаса назад Антону было достаточно только подумать, чтобы возбудиться, то сейчас он не мог выместить обнаженными фантазиями о красотке перед ним страхов и сомнений.

«Если я не отвечу в ближайшее время, она может разорвать договор. А может, у нее кто-то там уже кайфует и это просто предлог выбить еще одно место. Зачем мне место… Да она же не может просто так от меня отказаться, она говорила, что я хорош! А если там реально Елена… Если она меня все же снимала… Я же даже сам от нее тогда не уйду. Надо проверить, будет ли она давить… Мне пиздец…»

Горячев очнулся тогда, когда пальцы Эли легли ему на ширинку. Она щекотала его ногтями – но ощущалось это не как игривая и томная прелюдия, а как трение наждачки. Каждое прикосновение становилось все более и более неприятным, Антон замыкался в себе – ничто раньше его так не сбивало. А теперь его уничтожало все, включая нахлынувшее вмиг похмелье.

– Подожди, я не могу… Что-то мне нехорошо… – Горячев отстранился, мягко отводя Элины руки. Чувствовал он себя полным ничтожеством. Перед ним роскошная дорогая дамочка в одном белье, а у него не встает – ни в какую! И – только отвращение к ней, в целом неизбежное в будущем, но на этот раз – преждевременное… В глаза брюнетке он смотреть не хотел.

– Так, только если собираешься блевать, то иди в ванную, ок? Я эту квартиру снимаю, не хочу завтра убираться перед тем как отдать хозяину ключи, – Эля вздохнула и закатила глаза. Сдалась она быстро, словно все знала заранее и бороться за хороший вечер не намеревалась. Она только накинула на плечи черный халат с элементами кружева, кутаясь в него так, словно холодная ткань смогла бы ее согреть. – Я говорила тебе не отвлекаться от меня. Что, написал тебе кто? Благоверная, от которой налево пошел? Не дрочил же ты там так долго в ванной.

– Нету у меня благоверной, – огрызнулся Антон. – Мозгоебля только есть… Не испорчу я тебе квартиру, не переживай. Пойду оденусь…

Опустив плечи, Антон вышел в прихожую. В считаные минуты он уже был одет – и в уличное тоже. Так быстро, как сегодня, Горячев не зашнуровывал ботинки даже в детстве, когда очень спешил к пацанам во дворе – разглядывать первые трофейные фотки из эротического журнала. Эля наблюдала за ним изучающе с телефоном в руке и непробиваемым выражением лица.

– И что, так вот просто убежишь? Не попробуешь остаться до утра, не хочешь проспаться? Дать себе еще шанс? Или со мной что-то настолько не так?

Горячев выпрямился, вздохнул. Все же взглянул на нее еще раз – и впрямь, не дать ли себе еще шанс? Поздно он поймал мысль, что если бы придумал какую-то иную причину, не связанную с самочувствием, и сошел за несчастного – возможно, удалось бы уйти от этих неудобных вопросов. Но теперь почти любое слово, которое он мог сказать, звучало бы дешево. Обычно Антон не корил себя за такие ситуации. Но сегодня он оказался настолько подавлен и разочарован в самом себе, что почти чувствовал вину перед этой женщиной.

– Все с тобой как надо. Но так лучше будет, правда… Давать вторые шансы – два раза огорчаться, – нахмурился он и отвернулся к двери. Пара секунд возни – и в лицо уже веяло сырым сквозняком с лестницы. – Спасибо, что позаботилась, в любом случае. Пока…

Хлопок и поворот замка уже за спиной прозвучали, как пощечина. Обреченно Антон побрел вниз. Вызвал такси. Впереди его ждал вполовину сокращенный, преждевременный путь домой.

Ночь 3–4.02. Хозяйка

На столе темного дерева лежал ежедневник, который нервно трепали руки. На открытом развороте, на одной из страниц цвета слоновой кости было написано несколько имен, ранее зачеркнутых: Сергей, Артур, Слава… И последнее – Антон. Рука несколько раз намеревалась зачеркнуть имя, но вышло только обвести пожирнее и поставить рядом точку. Слева – телефон. Он был активирован: вот открылась злополучная программка, несколько уже давно неактивных контактов и вдруг…

«Антон печатает…» Читалось в этих двух словах, загорающихся короткой вспышкой и сменяющихся нервозно-безликим «в сети», что-то угнетенное, недоговоренное, слишком недоверчивое. И это – после тех наглых смайликов-улыбок, сладких провокаций.

«Ну вот, теперь могу».

И все. Но через несколько мгновений, словно опомнившись, снова: «печатает…»

«Ну и резкая же ты =)) Я просто в клубе был с друзьями».

Рука отбросила телефон в сторону, на дальний угол стола, но сообщение оказалось прочитанным. Взяла ручку, нависла над именем… Прошла секунда. Две. Три. Пришлось поставить еще одну точку, чтобы завершить хоть как-то затянувшееся действие. Стоит ли писать ответ? Мобильный телефон рвано перемещался то в руки, то на стол, то в карман, то опять в руки. То загорится экран неприятным голубым свечением, то вырубится окончательно и обратится в черную дыру одним мигом. Пальцы печатали спешно и жестко ударяли подушечками о гладкое стекло.

«Ну так я выбираю следующего или тебе все еще нужны мои услуги?»

И тут Антона прорвало, потому что он тут же начал что-то писать – перебойно, остервенело… Остановился. Даже сквозь текст угадывалась агрессия, которую он, возможно, силился скрыть – но отказывал себе в этом. Не любил, не умел врать?

«Почему ты этим занимаешься в том же доме, где со мной проводят совещания? Я не тупой, мне кажется, что ты тоже в компании… Просто сразу скажи мне, если я решу отказаться, у меня будут проблемы?»

Пальцы остервенело колупали защитное стекло экрана в ожидании верной мысли. И печатать начали не сразу, долго подбирая правильные слова, а затем стирая их одним махом, скашивая лихим прорывом.

«У тебя не будет проблем, отказывайся и уходи. Если тебя только это волнует, то на этой стороне все прекрасно. Если ты плохо читал договор, то прошу повторить и заметить, что он обоюдоострый для нас обоих. Я тебя вычеркиваю, все забудь и успокойся».

«Я еще не сказал нет».

На этот раз сообщение даже не пришлось открывать полностью, чтобы прочесть. Палец до немоты вбился в «отметить как прочитанное», а после длинные пальцы вернулись к шершавым листам ежедневника и прохладному металлу ручки. Стержень уперся в бумагу, промял ее, почти проткнул насквозь. Отвечать Антону никто не собирался, готовясь сделать последний прочерк. Однако он не замолкал.

«Просто поставь себя на мое место… Это все очень странно. И непривычно. И меня все еще мучает паранойя… Но это все равно не отменяет того факта, что мне с тобой очень хорошо. И я, наверное, не прав, что не писал первым. Я просто не общаюсь обычно с девушками после секса. Вот такой я мудила».

Ответный удар последовал практически незамедлительно:

«Да, ты очень неуважителен к девушкам. Но со мной такое не проходит, как видишь. Тем более, отчего ты ведешь себя так, словно ты выбираешь? Я тебя тоже выбираю. И могу тебе сейчас отказать просто потому, что мне не нравится, что ты мудила, Антон. И меня не устраивают эти твои скачки настроения. Либо все устраивает, нравится – остаешься. Либо уходишь».

Сообщение отправилось, а руки замерли, стискивая пальцами чуть потеплевший металл. Вдогонку полетело:

«Да, мы работаем в одной компании».

Антон на какое-то время замолчал. Он не отошел: висел в сети. Наверное, перечитывал сообщения, думал. И писать начал только спустя долгие десять минут – так же медленно и осторожно.

«Хорошо. Мне очень нравятся твои ручки. И ты уже заставила меня умолять, поэтому я отношусь к тебе не так, как к большинству девушек – чтобы ты знала. Прости, что поступил так неблагодарно. Ты еще будешь ждать меня?»

Послышался глубокий вздох, а после несчастное имя Антона стало самой жирной надписью на всем развороте. Сначала Горячеву никто не отвечал, а руки просто аккуратно выглаживали чуть помятые на уголках листы планера, после – перебирали письменные принадлежности в металлическом стакане, что покоился на столе.

«Конечно, Антон, я тебя очень жду. Но мне очень важно знать, когда мы собираемся заранее, чтобы иметь возможность устраивать встречи. Мне нужно готовиться».

«Завтра. В 18:00 или около того. Подойдет?»

«Может быть. Я подумаю».

========== V ==========

4.02. Суббота. Перемирие

Суббота у Антона началась с раннего болезненного подъема. Он перепил вчера: заливал свое поражение с Элей, пытался принять анестезию для храбрости – разорвать странную порочную связь одним махом. Сквозь туман похмелья, словно из сна, вспоминались собственные эмоции: как он злился из-за сорвавшейся ночи, а потом из-за того, что его могли так легко на кого-то заменить. Это ли ощущала каждая, кого Антон бросал, все же успев познакомиться и начать какое-то подобие отношений? Что ж, осознавать себя самого банальным предметом для интимного наслаждения оказалось более унизительно, чем он думал ранее. Да и госпожа на том конце не была глупой девицей, неспособной понять, с кем она связалась. Щелкнула его по носу, как зарвавшегося пацана…

Горячев не мог понять, что тогда в результате заставило его остаться, извиниться. Задетое самолюбие, протестующее против того, что контролировать ситуацию невозможно? Но он не чувствовал себя принужденным. Убедительные доводы в пользу безопасности? Они бы не имели никакого смысла, если бы Антон не хотел продолжить. Факт оставался фактом: от одних этих рук он получил то, чего не смог бы и с опытной красивой женщиной прошлой ночью… Анализируя на трезвую голову, Горячев вообще пришел к неутешительному выводу, что характерная Эля, скорее всего, не дала бы ему и раза кончить, не удовлетворившись сама. В то время как та, невидимая, ласкала его одного, возносила на вершины блаженства, вытряхивая не только физически, но и эмоционально. И что Антон мог выбрать, если единственной патологической страстью в нем была страсть к сексу?

Протрезвев окончательно, Горячев еще несколько раз перечитал диалог (не только ночной фрагмент – от начала и до конца), повздыхал и договорился сам с собой. В документе и правда нашлось достаточно правил и ограничений, в том числе и для «поставщика услуг» – Антону гарантировалась ответная анонимность, запрещалась съемка на камеру и даже запись голоса, все инструменты, которые применялись к нему, должны были содержаться в стерильности… В целом договор обладал юридической силой, хотя от второй стороны Горячев имел только незнакомую ему подпись. Да и Антон рассудил, что даже если его репутация будет запятнана – на его стороне информация, в случае раскрытия которой скандал разразится вокруг целой фирмы. Нужно было перестать жалеть себя и трусить. В конце концов курить травку в клубе своего лучшего друга – тоже полная херня. Просто Антон доверял и оттого не боялся личной ответственности.

Наврав друзьям с три короба, что он благополучно добрался домой после того, как отлично провел время («Спасибо, вы самые крутые! =))»), Антон первым влез в чат с хозяйкой. Обед плавно перетекал в поздний ланч, а это значило, что скоро нужно было выезжать, если встреча состоится. Но каково же было удивление Горячева, когда на вопрос о том, все ли в силе и ждут ли его, он получил совсем другой ответ.

«Нет, прости. У меня много дел, да и, признаюсь честно, для подобного рода отдыха мне необходим полный моральный комфорт. Которого пока нет. Так что отдыхай, Антон. Спасибо, что озаботился».

Горячев был обескуражен. Вот ведь ирония: даже там, где ему могли просто предоставить удовольствие по контракту, он умудрился просрать и это. Дела делами – но с моральным комфортом что? Камень-то явно в огород Антона. И принять бы это уже как знак, оставить все, но второй раз подряд он подобного вытерпеть не мог. Второй раз врать кому-то, врать себе и чувствовать себя неполноценным или нежеланным – нет. Впервые в жизни, стиснув зубы, Горячев согласился ждать.

«В таком случае напиши мне сегодня вечером или уже утром о своих планах. Завтра я свободен весь день», – отправил он. Постучал пальцем возле тачпада ноутбука, подумал… И вдруг искра азарта и безобидной мстительности вспыхнула в голове. Она любила сводить мужчин с ума, так она писала? Антон не собирался лишать ее возможности. Ухмыльнувшись, он добавил: «Надеюсь, ты не против, если сегодня я немного сорвусь, думая о твоих прикосновениях. =))»

Хозяйка пыталась пару раз что-то начать писать, вероятно, взбудораженная наглостью Антона, но вскоре просто вышла из сети. В воскресенье утром ему сообщили, что возможности встретится на этой неделе нет. («Мне очень жаль, но так вышло. Ты упустил мое свободное время».) Ручки сослались на кое-какие дела и обещали связаться с Горячевым тогда, когда все устаканится. Пришлось терпеть – и выплескивать застоявшуюся агрессию на боксерскую грушу и штангу.

6.02. Понедельник. Женсовет

В понедельник резиденция Nature’s Touch дышала полной грудью, и уже на пороге Антон заметил, что улей отчего-то был неспокоен. В светлых окнах виднелись мелькающие фигуры, кто-то курил на парковке и раздраженно что-то вещал по телефону. Горячев даже умудрился столкнуться с Романом и стал было извиняться («Хотел вернуть тебе флешку, забыл взять!»), но тот, отскочив от него в сторону, как мяч-попрыгунчик от стены, зашипел что-то неразборчивое и уполз обратно в свое механизированное царство.

– Доброе утро, – ехидно ухмыльнулась Елена, оказавшись за спиной Антона, когда он успел протиснуться в зал. Замдиректора сжимала в руках папку, что неплохо выделялась светлой пластиковой обложкой на фоне абсолютно черного брючного костюма. Было в Богдановой сегодня что-то такое колкое, едкое, словно за время отсутствия Горячева змея успела сменить шкуру и стала еще более ядовитой. – Рада тебя видеть. Сегодня тебе предстоит познакомиться с нашими коллегами. Я не разделяю желание Льва привязать тебя к коллективу, если честно. Но он считает, что так твоя работоспособность будет в три раза выше.

– Ну, если я правильно помню, ваши сотрудники – это и есть лицо компании и вы сами пользуетесь своей косметикой… – Антон напряженно дернул уголком губ. На фоне последних неудач Елена оказалась для него тем самым шестом, который привязывают к позвоночнику, вынуждая держать спину идеально ровно. Горячев пытался утешить себя тем, что это и к лучшему: целиком сконцентрируется на работе. И все же с самого приветствия его не покидало чувство, что Елена что-то знает о случившемся между ним и хозяйкой. Только к третьей официальной встрече он вел себя с Богдановой настолько собранно и сдержанно. – Полагаю, Лев Денисович хочет, чтобы с этим я и поработал. Очень неплохим пиар-ходом было бы организовать интервью с несколькими вашими сотрудниками – или сотрудницами – и с вами в первую очередь, то есть с людьми, непосредственно знакомыми с производством косметики и одновременно пользующимися ей. Я уже подобрал ряд изданий и маякнул своим знакомым из блогов – теперь дело за малым. Подготовлю вам новый пресс-кит, чтобы им всем было от чего плясать, а там – с десяток публикаций о вас, отзывы, обзоры, вот это все… Конечно, если я буду знать вашу кухню изнутри, и рассказать потом будет о чем.

Елена смерила Горячева долгим изучающим взглядом. В ее лице промелькнуло удивление, затем сомнение, затем раздражение и только после всего этого – ухмылка.

– Кто этот человек и что с тобой сделали за выходные? Держишь в изумлении, Антон! А я-то ожидала от тебя еще немного колкостей в мою сторону. – Елена усмехнулась и дружественно хлопнула Антона по плечу. Тот вздрогнул от неожиданности, споткнулся. Удар у нее был крепкий, хотя сама кисть и запястье казались образчиками невесомой девичьей хрупкости. – А что касается кухни… Да, ты говоришь правильные вещи. Показываешь себя очень профессионально. Только… – Богданова поправила свои черные перчатки в нервном жесте. Теперь Горячев заметил, что она тоже переживает. Ему немного полегчало: похоже, прежняя враждебность оказалась рабочей нуждой, а не личным отношением. И все же ссориться с Еленой, пока она его курировала, Антон не хотел. Нужно было использовать имеющиеся условия с умом. – Только, пожалуйста, слушай состав блюда, а не полагайся на специи. Пойдем.

Елена уверенно повела Антона в один из залов совещания на первом этаже. Мимоходом взгляд зацепился за Льва, который стоял на втором и внимательно наблюдал за Горячевым, облокотившись о перила. Последний успел приветственно поднять руку, прежде чем Богданова утянула его вглубь дома. Они огибали стайки стройных девиц – моделей, вероятно – и острова грузных серьезных мужчин, что вели переговоры с хищными, острыми женщинами, успешно и профессионально стрелявшими в толстые животы взглядами. Когда Антон и Елена добрались, Богданова положила руку на ручку прозрачной двери мутного стекла, задержавшись перед входом.

– Здесь все начальнички среднего звена. Ты знаешь, что это значит, Антон?

Антон поджал губы. Определение у него было, но гораздо менее дипломатичное, чем он решился бы озвучить. И все же подобрал слова:

– Заходим в клетку ко львам?

«Где все самцы в отсутствие вожака рвут друг другу глотки, а все самки поднимают хвост перед самым успешным из них», – мысленно добавил Горячев.

– Я примерно понимаю, чем меня будут кормить тут, не волнуйтесь. Просто укажите мне нужных людей.

– Они все нужные. И все женщины, что делает их еще ужаснее в бизнесе. Бабский коллектив, Антон, самое отвратительное зрелище, если он не пытается сдерживать свою суть. И бывает он даже тогда, когда состоит целиком из мужчин. Тебе нужно со всеми познакомиться, взять все, что тебе нужно и… Я думаю, ты сам знаешь, что делать.

Дверь открылась, Елена переступила порог и Антон увидел, как этот шаг изменил ее. Даже походка теперь была такая, что едва ли в ней узнавалась жесткая бизнес-леди. Богданова описывала бедрами идеальную восьмерку, улыбалась каждому обернувшемуся лицу и артистично всплеснула руками, что было абсолютно несвойственно ее холодной личности. Когда за Горячевым захлопнулась дверь, казалось, шум внешнего мира вместе с тем сгорел в наэлектризованном воздухе.

– Девушки, прошу любить и жаловать. Антон Горячев. Слушайтесь его, а то приду я и сожру вас вместе с потрохами, ясно? – в медовом тоне Елены послышался металлический скрежет. Из-за стола для совещаний, на котором в залитой светом комнате уютно уместилось множество фигур и чай с плюшками, поднялись четыре женщины. Пятая стояла у окна. Все они были разные, по-своему интересные и даже необычные, но одинаково ужимистые – это стало совершенно ясно с первого взгляда.

– Это, – Елена обратилась к Горячеву, указывая рукой на невысокую блондинку. Женщина была немного в весе, мягкие черты тела умело акцентировались одеждой в самых выгодных местах, на руках – длинный кричащий маникюр. – Антонина Ивановна. Отвечает у нас за всю бухгалтерию, то есть, главбух.

– Можно просто Тоня, – разулыбалась женщина, сложив руки на груди.

– Это, – Богданова обратила внимание Горячева на высокую брюнетку, стройную и не в меру разукрашенную. Ее возраст сложно было определить под слоем краски, но одета женщина была со вкусом. – Екатерина Антоновна. Она у нас отвечает за весь моделинг, владеет всей информацией по прошлой пиар-компании.

Катя промолчала, просверливая Горячева недобрым взглядом. Но, подобно любой лживой особе, с доброжелательной миной закивала. В ее образе все казалось прекрасным, если бы не попытка выделить самым ярким цветовыделителем из всех, что были в ее косметичке, все то, чем одарила матушка-природа.

– Это… – продолжила было Елена, как ее перебили:

– Ой, я сама-сама, Леночка! – на лице Богдановой на мгновение вспыхнула ярость, но она не успела среагировать на фамильярность, как коллега подлетела к Антону и вцепилась в его руку. – А я Татьяна, можно коротко – Таня.

Татьяна забыла про все на свете, просто исступленно трясла кисть Горячева. Тот ответил как робот с четкой программой: рукопожатие сделал более сдержанным, но обворожительно оскалился, добавляя сексуальности. Нет, никогда женщины в рабочем процессе не должны были очаровывать его. Антон был совершенно уверен, что ему хватит собственной магии, чтобы владеть ситуацией – и ими.

– Это наша Татьяна Ивановна. Она мастер цеха, в котором производится наша косметика.

– Директор, – поправила Таня и обернулась было на Елену, но встретилась взглядом с разъяренной мегерой, готовой к броску. – Мастер, да.

– И Жанна. Она заведует нашей лабораторией. – Богданова кивнула в сторону женщины строгой наружности в белом длинном пиджаке, стоявшей у окна. Та не проявила никакой реакции, кивнула и раздраженно перевела взгляд на последнюю из гордого женского коллектива – девушку, которая казалась на фоне всех прочих студенткой театрального вуза, что вечно бледнеет, краснеет, синеет и падает в обморок. – А это Лиза. Делопроизводитель. Если тебе будет необходима документация из архивов, что-то кому-то позвонить и донести – то идешь к ней.

– Очень приятно, – закивал Антон, вдохнув полной грудью и приосанившись. Ему наконец удалось высвободить свою руку из Татьяниных когтей якобы с острой необходимостью вынуть из кармана мобильный. Горячев одарил собравшихся внимательным взглядом – за долгое время работы с людьми и клубной жизни это уже вошло в привычку: Он сканировал каждую встречную, стараясь восстановить в памяти, не приходилось ли видеть кого-то из нынешних коллег в альтернативных условиях. Однако все сенсоры молчали. Для этих дамочек Антон должен был стать симпатичной темной лошадкой, главное – не подставляться.

«И не смотреть на самую молодую чаще, чем на остальных», – напомнил он себе один из основополагающих законов выживания среди женщин.

– Какой молодой! Елена, вы уверены, что он работал хоть сколько-нибудь? – залепетала Татьяна. – Господи, как хорошо! А то раньше мы на двадцать третье февраля скидывались все на три ка…

– Опять вы тут чаи распиваете? – перебила Богданова, поднимая со стола кружку, а после с грохотом опустив ее обратно. – Сколько раз я вам говорила, что чай мы пьем только в обеденное время. Сейчас, – она взглянула на наручные часы, что прятались под пиджаком, – десять часов утра. Вы вообще от рук отбились?

– Ну Елена Денисовна! – возмутилась Тоня. – Так мы ждали. Вот, чтобы встретить человека как полагается. Хлебом, солью.

– Хлеб с солью вы будете жрать, когда я урежу вам премию, – заулыбалась Богданова, щелкнув пальцами. Точнее, как щелкнув. В вельветовых перчатках это было сделать совершенно невозможно, получилась просто бутафория на залихватский жест. Но на аудиторию он подействовал волшебным образом – все вдруг замолчали и потупили взгляды. Все – включая Антона, которого в это мгновение будто выключили. В голове образовался вакуум, и Горячев попросту отвлекся на календарь в мобильном, заставив себя проигнорировать мгновенно вонзившуюся в мозг ассоциацию. – Так что еще раз увижу в разгар рабочего дня…

К счастью присутствующих, у Богдановой зазвонил телефон, разразившийся в напряженной обстановке спасительной трелью. Звонок оказался важным, и Елена, поручив всем продолжать, выскочила из кабинета, отвечая по дороге. Таня оглушительно вздохнула с облегчением.

– Слава богу, ушла. Так, ну, Антон, ты присаживайся, присаживайся. Ничего не ел, небось, а? Вон какой худой! Давай, за едой и дело спорится.

Женщины действительно принялись усаживаться. Антона определили во главу стола, спросили о предпочтениях в напитках с утра, выкинули какую-то несмешную шутку про похудение. Жанна, что деловито потягивала пустой чай без сахара, вцепилась в Антона, пока тот раскланивался за угощение, внимательным взглядом, поправляя туго затянутые в хвост светлые волосы.

– Антон, вы здесь на правах аутсорсинга? Чем будете заниматься в компании?

– Верно. Я организую пиар-кампанию новой линейки вашей косметики, – непринужденно улыбнулся Антон. В отсутствие Богдановой он быстро переключился на дела насущные, набросил на лицо привычную самоуверенную маску. Что ж, вот он и попал на самое ответственное собеседование – на фоне этих дамочек не то что Лев, но даже Елена показалась на удивление беспроблемным начальством. На первый взгляд – хотя перед глазами Горячева еще стояла ее сексуальная трансформация десятиминутной давности. – Представляю свое агентство… Так уж вышло, что работа с косметическими брендами – одна из моих специализаций. А вы, дамы, как мне сказали, лучше всех разбираетесь в интересующей всех нас продукции.