Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц)

– Н-да, – цокнула языком Таня, – удивительное дело. Ты правда о Елене говоришь? Она вообще занята, да и… Ну и старше тебя, Антон, почти на десять лет… Так-то…

– Вы человека-то не осуждайте, – засмеялась Жанна, запивая новость чаем. – Ну нравится, и что теперь? Он же отбивать ее не собрался. Такой вот вкус у парня, нравятся суровые и воинственные. Не все же мужикам на вас падать?

– А что это, не на нас? А что сразу не на нас? – возмутилась главбух, упирая кулачки в бока. – Просто не надо этих воинственных подкармливать здесь красавцами-то! И так их развелось слишком много! Вот раньше в женщине ценили что? Смирение, терпение, кротость, а теперь что? И раньше эти мегеры были не в почете, избегали их и высмеивали. А теперь посмотрите-ка, новые идеалы у молодежи: женщины, как мужики, а мужики как женщины! Одни карьеру строят и секса хотят, другие – слюни пускают и бабскими игрушками играются. Тьфу!

– Время такое, Тоня, время. Почему бы и нет? Тебя же никто не заставляет, вот сиди и молчи, – с нажимом отвечала Жанна.

– Ну я бабскими игрушками не играюсь точно… – давил смешки Антон в чае. Получил он, конечно, не совсем то, чего хотел, но распалил сплетниц знатно. Оставалось только направлять эту энергию в нужное русло. – Вы, Тонечка, не переживайте так. Я сам думал, что мне кроткие и покладистые нравятся… А потом понял, что на самом деле мне нравится драйв. Тонизирует… получше аира. С кроткими такого не будет, правда же?

– Не знаю, Антон, – улыбнулась Жанна. Тоня же поникла, как и Таня, и больше не поднимала взгляда. – Может быть, вам лучше знать.

– А что ж тогда вы за второй такой не побегаете? Там женщина свободная, – Катя давила ухмылку за пирожным. – Или вам только блондинки нравятся?

– Это которая? – ожила главбух.

– Которая тебя жирной назвала.

– А, нет, ты что, нашему Антону такого добра не надо! – взъерепенилась Тоня, стукнув кулаком по столу. – Такого добра и за деньги не надо!

Тут уже Горячев едва не хохотал – вот так штучка там нарисовалась на горизонте… Но ему стало всерьез любопытно:

«Что это еще за другая такая же?..»

Сделав глубокий глоток, Антон со звоном бросил чашку обратно на блюдце. Зелье в ней кончилось, Горячев согрелся изнутри, но вряд ли именно чай оказался причиной воодушевления. Его охватило приятное волнение, а все внутренние радары завизжали, сигнализируя о возможной близости цели. Он, конечно, уже знал, какой едкой умеет быть хозяйка… Так не она ли строила неугодных барышень?

– А что там за дамочка такая? – Горячев еще раз обошел взглядом сплетниц. Тоня приложила ладонь ко лбу, выказывая крайнюю степень расстройства и падения собственного морального духа.

– Да есть у нас одна. Работает здесь нечасто, но характерец у дамочки отвратительный. Подружка Елены близкая, темненькая такая. Ох, неприятная же особа – кошмар просто. Так расстроила меня, не могу…

– Ну как неприятная, – усмехнулась Жанна, – неплохая женщина. Да и она тогда тебе, Тоня, не то, что ты жирная, сказала. А что для здоровья следует похудеть. Заботится она!

– Ага, заботится! Вобла такая. Что, думает, если сама такая селедка в презервативе, то всем можно носом тыкать в собственное генетическое превосходство?

– Она юрист, – пискнула Лиза, едва ли справляясь с волнением. – Я часто им документы распечатываю. Да и почту от нее приношу Елене…

Антон въелся в них взглядом.

– А почему я ее ни разу не видел? Редко здесь бывает? Или прячется? – продолжал сыпать вопросами Горячев, потирая руки. Подруга Елены? Юрист? Первая, значит, ее хорошо знала, – а Лев с ней сотрудничал… Что еще могло сойтись? Конечно, он мог напасть на ложный след, но появление еще одного действующего лица, верилось, не могло оказаться напрасным. Тем более тогда, когда Антон кое-что знал о связях хозяйки с другими людьми, но так мало – о ее личной жизни…

– Ну так она работает в адвокатской конторе, поэтому бывает здесь редко и общается в основном удаленно. Или когда какие-то вопросы юридические у Елены появляются, насколько я понимаю, – отозвалась Катя, накручивая прядь волос на палец. – Ну, правда, приезжает всегда вечером по той же причине. У нее еще машина хорошенькая такая, серебристая. Может, видел?

Антон покачал головой. Он был типичным мотоциклистом, но не автомобилистом – больной привычки заглядываться на чужие тачки у него не было, хотя понимание в этой теме Горячев имел. Какую-то серебряную он и правда замечал в гараже, когда приезжал на байке… Но что-то здесь все равно не сходилось. Антон у хозяйки бывал вечерами и сам, но списывались они зачастую уже рано утром – и та находилась на рабочем месте. Да и сама говорила, что она ранняя пташка и почти всегда здесь… Значило ли это, что не стоит прорабатывать новую версию? Или следовало принимать за исключение? Хозяйка ведь признавалась, что о своей личности – будет врать. Кадровиком она прикинуться уже успела; вот и рабочим режимом могла пытаться под кого-то мимикрировать на словах… В то же время если она была юристом – это многое объясняло в вопросах мастерского составления договоров и знакомств в различных ведомствах.

– А сейчас-то она здесь? – уточнил Горячев.

– Не думаю, – пожала плечами Жанна. – Я не видела ее сегодня. Да и вчера, если честно…

«Впрочем, с чего бы ей быть заметной, если она, очевидно, не из их круга…»

Антон прекратил расспросы. Для него и имевшегося оказалось слишком много, а местные наседки явно не горели желанием обсуждать в потенциально приятном для Горячева ключе других женщин. Еще какое-то время он отстраненно пил уже вторую чашку чая, слушал едкую бабью возню – и думал. Он плавал в приумноженных обрывочных образах, фактах и домыслах, пытался выстроить из них, как из кусочков мозаики, некую цельную картину. А получался все какой-то сюр…

Теперь его воображаемая хозяйка все еще была высокая и стройная, темноволосая, светлокожая – с красивыми длинными пальцами, в которых одинаково привлекательно смотрится бокал вина, персик или, черт побери, собственный Антонов член. Он тяжело вздохнул, пытаясь смахнуть мысли о сексе – но чем больше плоти обретала в его сознании любовница-невидимка, тем явственнее он ощущал, как хочет вернуться к ней.

«Интересно, а если с этим чаем правда все может выйти еще ярче?..» – навязчиво возвращалось и продолжало терзать желание. Горячев пересел удобнее, опустив сцепленные в замок руки на бедра. Ему плохело – или слишком уже хорошело, а взгляд никак не мог сфокусироваться ни на одном из лиц вокруг. Было только марево и кипящая полутьма под ресницами, очень похожая на ту, в которую он погружался всякий раз…

– О, смотрите, что нашла, – вдруг воскликнула Катя, тыча длинным ногтем в экран мобильного телефона. – «Секс с завязанными глазами позволяет одновременно присутствовать в моменте и получать максимум приятных ощущений. В первый раз с повязкой может быть непривычно, зато потом!» Девочки, а вы пробовали? Что же там такое-то потом..? – хихикала Катя, а за ней загорались интересом да воспоминаниями остальные.

И тут Антон понял, что из этого общества нужно уходить. Сейчас же.

– Мне что-то не очень хорошо, я пойду, спасибо за чай, – отбил скороговоркой Горячев и с поразительной ловкостью выскочил со своего места – а там и из кафетерия, уже совершенно ничего не замечая вокруг и не слыша того, что могли сказать ему вслед. Он и вещи свои оставил там же – не до них было. Быстрые шаги отдавались ощутимым сочным трением в паху, нарастающим с каждой блядской секундой. Дорога у Горячева была одна – в уборную.

========== XII ==========

Тот же день. Преступление

Оставшись наедине с собой, Антон облегченно выдохнул. В паху невыносимо ныло – и хотя плотные бежевые брюки частично скрывали последствия двухнедельного воздержания, стало ясно, что далеко с таким не уйдешь. Присев на крышку унитаза, Горячев попытался просто расслабиться, отвлечься; опустил руку под струю ледяной воды из-под крана… Но без толку. В мозг, будто гвозди, вбились россказни о чертовом чае и цитатки из женского глянца. Теперь бесполезный кусок серого вещества хотел только одного – вспомнить, насколько они правдивы.

«Ну, а если я просто сейчас сделаю небольшой перерыв… Не поможет?» – вздохнул Антон, и член, как живой, запульсировал в ответ, реагируя на малейшую мысль об удовольствии. Кто-то дернул дверь, Горячев вздрогнул.

А тут еще в кармане уведомлением завибрировал телефон, и Антон зашипел, выхватив его. Это была какая-то бесполезная реклама… но палец уже сам собой скользнул на иконку телеграма, а там и в нужный чат. На лице расцвела масляная мартовская улыбка от одного взгляда на недавние переписки. Антон не хотел обламывать себе праздник первого дня весны; даже если придется провести его с собственной ладонью.

«Хочу тебя, сейчас сдохну», – улетело емкое сообщение хозяйке. Под очередной вопросительный рывок двери Антон, закатив глаза и плюнув на все, нырнул ладонью в расстегнутую ширинку. Возбуждение текло внутри него, как самый чистый бензин, разогревая мельчайшие капилляры. Он же помнил, что в доме есть еще одна уборная? Или всего лишь предполагал?.. В любом случае решать чужие проблемы сил уже не было. Теперь бы только облегчить свою ношу за приятной перепиской.

«Как скоро сдохнешь?» – почти незамедлительно ответила хозяйка, применив серьезный деловой тон.

«С минуты на минуту. Когда кто-нибудь выломает дверь в туалет, в котором я собрался дрочить… =))) – неверным пальцем набрал Антон. Он постоянно промахивался, автозамена выдавала что-то несусветное, вынуждая отвлекаться еще сильнее, чтобы исправить… Конечно, он соврал на счет «собирался». Ладонь внизу уже верно работала, и Горячев прижался спиной к бачку, блаженно закусывая губы и шумно дыша. – Скажи мне что-нибудь сладкое, я сделаю это быстро и, возможно, спасусь от позора».

«Тогда давай ко мне. У меня перерыв в планах, а кое-что я могу отложить. Достаточно сладко?)) Только аккуратно, чтобы тебя особенно никто не видел. Елена тебя встретит внутри коридора, дверь будет открыта.)»

Все, на что хватило Антона, это какой-то безумный пламенеющий стикер. Он мгновенно подскочил (о чем успел пожалеть – ноги уже стали ватными), застегнулся, привел себя в порядок, насколько мог… Пока еще не покинувший Горячева разум допустил задуматься о том, а как будет выглядеть срочное желание попасть на «сеанс психотерапии»?

«Антон и его биполярочка – пришел, дал ебу посреди рабочего дня…» – хохотал он про себя и зубоскалил, почти на автопилоте проходя через гостиную и сворачивая в знакомый коридор… На месте Антон оказался на минуту раньше Елены, тоже наверняка оторванной от рабочего процесса. Горячев как мог строил при ней на лице спокойствие и принимал непринужденную позу. Богданова смерила его несколько раздраженным взглядом, но спрашивать ничего не стала, словно ей до этого дали прямой и однозначный инструктаж – доставить. Елена выполнила; Антона развернули, плотно завязали глаза, втолкнули в зияющую пасть тайной комнаты. Дверь за спиной щелкнула зубами щеколды, а Антон тут же оказался во власти жадных ладоней, что первым делом легли на пах. Он отозвался частым жарким дыханием, сглотнул, толкнулся бедрами навстречу… Хозяйка проверяла, насколько плачевно состояние гостя. Сжала, облюбила и увлекла за собой, уверенно усадив на массажный стол. Руки обняли лицо, мол, рада видеть, соскучилась. Во всяком случае именно так хотелось читать ее жест.

– У меня никогда не было секса на работе, ты знаешь?.. – усмехнулся Горячев, устраиваясь удобнее и разводя бедра. Вместе с очередной волной жара, прокатившейся под кожей, в полупьяном порыве боднул лбом одну из нежных рук, ластясь… По сравнению с собственной горячей головой она казалась прохладной. – Интересно, а у тебя – был? Или я один отрываю тебя от дел, когда вокруг жужжат все коллеги?

Два щелчка раздались над ухом и усмешка. Нет, не было. Антон снова вздохнул глубже, чувствуя, как возбуждение набирает глубину. А ведь хватило одного признания… Еще пару секунд хозяйка оставалась над Горячевым, жалела его, гладила. Но затем бедро Антона уже требовательно тянули то в одну сторону, то в другую, заставляя снять брюки и развернуться боком, оседлать массажный стол. На этот раз знакомый предмет мебели приобрел новую форму: Горячев чувствовал руками, как ранее горизонтальная спинка встала под углом в сорок пять градусов. Лодыжки сковали безопасные ремни с мягкими накладками на месте перетяжки. Хозяйка всегда заботилась о комфорте, но на этот раз Антон оказался расхристан. Его распирало от неконтролируемого желания, и даже уязвимая открытая поза не пугала, а только распаляла сильнее. Он подтянулся на руках, выгнулся, напрягая пресс и бицепсы – откровенно красуясь перед хозяйкой. И особенно бесстыдно покачивал тазом, показывая свое желание.

Горячева мягко заставили осесть, расположиться удобнее. Рубашку хозяйка просто расстегнула и оставила болтаться на плечах. Ладони смяли член и яйца, настраивая после суматохи на нужный да правильный лад – и Антон дернулся, засопел, охнул одобрительно… Но хозяйка уделяла больше внимания не чувствительному месту, а низу живота, пальцами очерчивая основание члена и, как специя к основной закуске, коленям.

– Ну не мучай меня… – Антона тряхнуло, и он закусил губы, силясь плотнее притереться к нежной ладони. Сексуальная пытка еще даже не разошлась – а Антон чувствовал себя болезненно налившимся, натянутым, словно пружина. Вот что значило подготовиться заранее. Головка, казалось, могла лопнуть от давления крови… А стоило пальцам лечь на ствол, пару раз сдвинуть крайнюю плоть, помассировать с минуту чувствительное окончание – нижнюю часть тела охватила дрожь. Антон не успел поймать миг, в который смог бы сдержаться – долгожданное единение, нарушающее все запреты, оглушило, и под аккомпанемент собственных стонов он кончил. Вместе с семенем будто бы вышло все тяжелое, лишнее, что в последнее время мешало целиком отдаться дикому чувству.

– Прости… – выпалил Антон немного погодя, когда согретая им ладонь уже терпеливо лежала возле едва опавшего члена. – Вот так хотел тебя…

Хозяйка издала звучный выдох, который хотелось ассоциировать с улыбкой. Потом сама она и руки пропали на мгновение, послышался шум, недолгое и уверенное копошение в чем-то. Затем она вернулась, а вместе с ней в личное пространство Горячева прорвался жужжащий звук. Антон настороженно сгруппировался в кресле, насколько ему это позволяли оковы, взволнованно повернулся лицом в ту сторону… Смутно догадывался он, что невидимая госпожа готовила. Укусил вибратор – а это оказался именно он – первым делом в сосок. Антона, как током, пронзило до позвоночника, острый импульс ушел куда-то вглубь таза… Один, второй, затем по линии живота к члену. Пальцы хозяйки пробирались ниже, по мошонке, по маленькому шву в промежности. Только подушечки нажали чуть глубже к анусу, только Горячев навострился – верхушка вибратора уткнулась в головку члена, не позволяя отвлекаться.

Механическая дрожь проникала сквозь плоть, и минуты хватило, чтобы Антон утонул в новом омуте возбуждения. Ему казалось, что хозяйка спешит – так напориста и бесцеремонна она была сегодня с ним, – но в то же время в ее бескомпромиссной хватке читались полутона, которых Антон не замечал раньше… Они вступали в резонанс, звенящий тембром электрической игрушки, с его собственным желанием получить все. Не только физическое удовольствие. Не только еще один оргазм, но и осознание того, что она тоже на грани. Сейчас, встретившись наконец после длительного разрыва, Антон понял, как на самом деле нуждался в этом. Их отношения изменились. Уровень доверия – изменился. Мечты стали другими. Горячев плавился, перемалываемый лаской – а жаждал знать, какова хозяйка на вкус. Каковы ее губы в поцелуе. Какова кожа. И как бы пахла она – так же открытая перед ним, перед его рукой, ласкающей ее между ног. Чудился сладкий ореховый оттенок, растворенный в жарком и густом аромате спелого влажного тела.

Горячева накрыло. Он пропустил внутреннее напряжение сквозь себя – и оргазм будто изменил заряд, наполнив мышцы выворачивающей наружу слабостью. Голова сама собой откинулась назад, протяжные стоны растаяли в густом воздухе – а пульсирующее нутро извергло наружу горячее предсемя. Антон раскрылся сильнее, непроизвольно вздрогнул, потерся о руку, которая трогала его там, где трогать нельзя… Ему было приятнее, чем должно было быть. Чем могло было быть – от такого. И даже кожа зудела истомой под подушечками пальцев, – между бедер, между ягодиц, а не под мягким силиконом. Порыв был – отдаться. Отблагодарить. Принять…

– Ниже… Потрогай ниже… – собственный почти беззвучный шепот был едва слышен Антону за монотонным скользким жужжанием. Он облизнул губы, проглотив слюну и очередной стон, подступивший к горлу вместе с тем, как вибратор опустился к мошонке. – Хочешь же?..

Сила звука и вибрации уменьшились ровно вполовину, следуя за щелчком переключателя. Антону позволили окунуться в ощущение всецело, ведь пальцы тут же дрогнули в движении и опустились ниже. Горячев рвано выдохнул, ощущая, как заливается краской следом за реакцией тела, легко принимающего то, что раньше невозможно было разрешить себе самому. Подушечкой хозяйка нежно массировала анус, иногда немного надавливая. Аккуратно, бережно, без насилия. В перерывах, когда переставал надоедливо верещать вибратор, Антон слышал, как надорванно дышала хозяйка, чувствовал, как дрожала навесу оглаживающая член ладонь. Последний бастион.

Антон затих… Думать не мог. Понять себя – не мог. В голове были только две полумысли: «стыдно» и «хочу». Все больше, туже нарастала вторая, выдавливая собой первую… Горячев вдруг скованно усмехнулся. Над собой смеялся. Как далеко зашел – чтобы только что? Чтобы показать – что? Его возбуждали разговоры с хозяйкой, и мечтал он о ней, как ненормальный, и на все был готов… Вроде, не перестал быть самим собой, но потерял контроль, и оттого только сильнее вдруг испугался.

Иррациональная злость брызнула в кровь, смешалась с возбуждением. Этот коктейль за доли секунды вспенился, воспламенился в венах – и Антон, взорвавшись, всем телом ринулся вперед, скрипнув кожей о кожу, но тут же с треском опал на спину и выгнулся в пояснице. Ярость не стерла желания. Напротив, бедра стали каменными от напряжения и Горячев поддал ими вверх. Хозяйка замерла. Не могла понять жеста? Куда там…

– Ну что ты?.. – рявкнул Антон, до белизны костяшек впиваясь пальцами в подлокотники – и тут же осклабился. – Или потекла там сама, м?.. Может, местами поменяемся?

Он перешел границу и получил пощечину, что заглушила все прочие звуки в комнате. Резкую, сильную, отрезвляющую. Кровь собралась под местом удара, кожа горела огнем. Горячев захохотал, заводясь от встречной агрессии. А потом к губам приложили ладонь, заставляя замолчать. Хозяйка оставила в стороне вибратор. Она собрала рукой предсемя, а после щелкнула знакомая крышка. Смазка обильно стекла с руки в залом между ягодиц, поменьше – на член. Легко давящая ласка вернулась. Хозяйка обнимала ладонью ствол, медленно, с оттяжкой надрачивая, – и тут же Антон неожиданно ощутил проникновение. Это было слишком быстро; палец пробрался в тугое кольцо мышц как – а точнее, так и было – по маслу, ввинтился в самое нутро до основания – к коже прижались костяшки пальцев. Хозяйка замерла, позволяя Горячеву привыкнуть к ощущению. Тот напружинился, не будучи готовым к ее наглости – а тело едва не разорвалось между удовольствием и сопротивлением. Но только Антон собрался открыть рот, только ожил, как тут же ожил и палец, внимательно прощупывая мышечные стенки и слегка надавливая на них. Хозяйка искала, зная, где именно лежит клад. И ждала реакции, зная, как именно ее выбить. Правда, первая, возможно, еще не была правильной.

– Я тебе не раз…

Горячев задохнулся, краснея на этот раз от возмущения. Ломаными рывками он попытался свести колени, закрыться от проникающего напора, но хозяйку было уже не остановить. Да и ощущение, показавшееся сперва чужим и неверным, обернулось сложнее… Антону чудилось, что он сходит с ума. Не зная, что делать, он стиснул челюсти и сжался – но и это не прервало вторжения.

– Блядь… – вот и все, на что его хватило, прежде чем потяжелевшая голова рухнула на кожаное изголовье, отдавшись глухим звоном в затылке. Тело изнутри внезапно обожгла такая вспышка удовольствия, что, казалось, искры из глаз посыпались. Антон только и мог, что стонать, не понимая, как единственное нажатие внутри него может отзываться сильнее, чем самая изощренная дрочка, чем самый влажный и яркий трах с молодой узкой девочкой, чем что угодно, что было до этого… Черная пелена повязки на глазах, он мог бы поклясться, стала еще чернее и гуще. Хозяйка мягко вбуравливалась в одну лишь точку, и было это, словно растянутая нота предоргазменной пытки.

Соскользнула с члена рука, погладила Антона по щеке влажная от смазки ладонь. Успокаивала? Едва ли это помогло… Вошел еще один палец, уверенности в действиях значительно прибавилось, пытка окрепла и встала на две прямые ноги: одна – массаж простаты, вторая – давление ладони на низ живота. Хозяйка ласкала Антона изнутри. И некуда Горячеву было деться, его вынуждали явственно ощутить, как подушечки пальцев то мягко описывали круги около чувствительной точки, то совсем едва надавливали, то аккуратно гладили вверх-вниз.

Антон мелко дрожал, неровно дыша и изредка мотая головой. Он хотел бы молчать, но каждая третья секунда, тикающая в его теле безумным жарким пульсом возбуждения, точно отбивалась надрывным вздохом… Мозг превратился в бесполезный фарш, перемалываемый жерновами похоти. Остались только пустота и стон голодной плоти в умелых руках. Если бы Антон должен был описать все происходящее с ним после, то сказал бы, что его словно раздели до мяса, а предметом ласки стал оголенный нерв. И это встречное давление с двух сторон… Оно отзывалось в лишенной ласки эрекции наливающимся изнутри от корня и до самой головки томлением. Горячев качал бедрами в такт движениям пальцев, вздыхал требовательнее, благодарнее, отчаяннее. Иногда, когда ощущения внутри становились нестерпимыми – раскрывался на полную и вымученно стонал, будто пытаясь выдавить, вытолкнуть все из себя. Не выходило… Сдерживать позывы собственного организма не получалось. Управлять ощущениями – не получалось. Понять их… Антон оседал на пальцах хозяйки, повинуясь малейшему мановению ее рук, и позволял выжимать его по капле, зависнув в проклятой мертвой петле на грани оргазма.

Через какие-то жалкие минуты и этого стало слишком много. Что-то перелило за край – и Антон затрясся, извернулся. Тело требовало отпустить, ремни, стянувшие запястья, затрещали снова – но вместо того, чтобы спастись от невыносимого давления, Горячев смог лишь выгнуться в неестественной позе. До самых кончиков пальцев его пробила судорога, центр который был где-то там – между одной ладонью хозяйки и другой. А потом мышцы окаменели намертво – без выхода. Хозяйка на этом застыла тоже. Она выжидала.

С собственных губ сорвалась тишина…

Не было слов. Антон потерялся между ощущением «страшно плохо» и «отвратительно хорошо». Маска на лице казалась сырой и горячей от непроизвольно выступивших слез, легкие горели, – и внизу все стало грязным от масла, от соков, сцеженных с переполненного кровью члена. Рука, что лежала – и в какой-то мере фиксировала – на Антоне, пришла в движение, но теперь только гладила живот, грудь, щеки. Хозяйка вышла из Горячева настолько осторожно, что он едва мог заметить. Ее масляные прикосновения пришлись на ствол члена, но были аккуратны и нежны. И все, казалось, встало на правильные рельсы; все шло так, как Горячев привык. Все, кроме хозяйкиного спокойного размеренного дыхания. Сегодня и сейчас оно было не таким. Оно было надорванным, в каждом выдохе читался нереализованный стон. Горячая, сладкая пытка разворачивалась и в невидимом теле мучительницы. Ее движения – смазанные, возбужденные. Ее действия – порывистые, жаждущие. Она гладила Антона, жалела, ласкала член, а сама – он слышал – погибала от тоски и желания.

Сложно сказать, стало ли причиной именно то, что он смог пропустить это через себя, или то, что удовольствие потекло сквозь тело привычным руслом, но здесь-то Антон и сломался окончательно. Словно кто-то наполнил его водой до краев, до отвращения – а потом ударил в живот. Дрожь прошла по мышцам от периферии к центру удовольствия, пальцы впились в подлокотники – и из груди пролилась очередь стонов, а нутро сжалось крепко и мучительно – перед тем как наконец вытолкнуть из себя скопившееся напряжение… Мучение в интонациях Горячева сменилось чистым удовольствием, и вот вздрогнул он уже от того, что брызги жирного семени достали до груди. Хозяйка удовлетворенно выдохнула, отступив и опустив руки на Антонов живот, продолжая его просто гладить. Было в этих секундах единения что-то магическое. Напряжение мучительницы в тишине читалось еще четче.

Только опустошения не произошло. Появилось облегчение, но не настиг оглушительный оргазм. Горячев просто – излился… И, что хуже, раздраженное нутро, лишенное стимуляции, ныло, зудело от пустоты, а бедра все так же напряженно вибрировали. Но Антона не собирались бросать на полпути, и он это понял тогда, когда рука дрогнула и потянулась вновь к промежности. Распробовав реакции Горячева на вкус, хозяйка пыталась сцедить с несчастного все то удовольствие, которое вообще могла получить от его тела.

И этого все еще было мало.

Антона повели на третий круг, а затем и на четвертый. Все тот же неспешный темп, те же глубокие толчки. То же сорванное дыхание и те же стоны… В своей влажной темноте Горячев окончательно потерял ощущение пространства и времени. Разрядки одна за одной становились более истошными и быстрыми – и на последней он почти перестал чувствовать жар истекающего семени. Хозяйка вывернула его наизнанку – и только пульсирующее давление изнутри никак не давало освободиться. Вся нервная система корчилась в истерике; очередной подъем на гору удовольствия Антон уже не мог пережить. Будто бы с каждым разом он переключал передачу, и теперь его, уже изможденного, вынуждали взбираться по склону на третьей… Ноги болели. Поясница ныла. Туже затягивался толстый узел истомы, уплотнялся тяжелый осадок, отложенный каждым спуском.

– Не могу больше… – Горячев сам не узнал свой голос – сиплый, невнятный… Слова выпадали из пересохшего рта, как куски глины. – Пожалуйста… Не могу… Пожалуйста…

Едва он это выговорил – затрясся всем телом, приподнимая таз. Очередной стон вырвался из груди раздробленным, с призвуком то ли рыдания, то ли смеха, а руки вновь непроизвольно дернулись в попытке оторваться, дотянуться до паха, смять звенящий от передержанного напряжения стояк. Но мучительная ласка чужой руки настигла его раньше. Быстрые движения вверх и вниз казались нервными. Кулак скользил по влажному члену легко и непринужденно, а хозяйка наращивала темп с каждой секундой, иногда примитивную дрочку заменяя сцеживающими движениями. И – наконец… Темнота завязанных глаз зажглась вспышками каких-то алых кругов. Горячев взвыл. Последний – настоящий и самый сильный – оргазм вышел совершенно сухим, но в ту самую секунду Антон, если бы мог мыслить, не решился бы сравнить его ни с чем другим. Хозяйка с каждым визитом отнимала у него по кусочку души – и сегодня она оторвала новый с особенной жадностью. Из самой мякоти… Пульсация, взорвавшая Горячева изнутри, не прекращалась, казалось, до тех пор, пока прикосновения не стали невыносимыми и нежная рука не остановилась сама. Всхлипнув в последний раз и отдав единственную жгучую каплю, Антон мгновенно затих. Больше не было дрожи в мускулах. Только тяжелая сонливая слабость – да неприятная стылая стянутость там, где он сам себя запачкал. Даже разум прояснился – но в голове стало совершенно пусто, будто вымели оттуда все…

Хозяйка вела себя как обычно: насухо вытерла Антона приятными салфетками, которые оставляли на коже бархатное послевкусие, развязала, укрыла пледом, уложив ноги удобнее. Затем исчезла, чтобы появиться вновь в изголовье и запустить пальцы в волосы Горячева. Она жалела, успокаивала, возможно, даже извинялась, но не уходила сразу, не спешила оставить Антона в звенящем одиночестве. Под звуки ее суеты он очнулся, но все так же молчал и не шевелился. Все нутро замерло в оцепенении – и даже под покрывалом до самой глубины пробирал неприятный холод. Всегда приятно-щекотные, успокаивающие прикосновения хозяйки сегодня не помогали Антону, казались какими-то чужими, как в первый раз. Он злился. И, пожалуй, в эту минуту был раздражен настолько, что хотел бы наказать нарушительницу своего спокойствия.

Когда хозяйка потянулась ладонью к его лицу, чтобы погладить по щеке – может, убедиться, что он спит – Горячев отвернулся, засопел… Даже шея заболела от резкого движения. Сверху послышался вздох, но позицию Антона хозяйка приняла. Приняла и отступила, оставив после себя мелкие подарки: гель для душа, мыло, крем, успокаивающую мазь. И записку: «Прости! Когда сходишь с ума, тянет на необдуманные поступки». На этот раз менее аккуратным почерком, чем Горячев уже видел.

1.03-4.03. Портрет

Этот день для Антона прошел как в тумане. Он едва уловил, как именно и как скоро покинул коттедж Nature’s Touch, зато хорошо запомнил, что нагрубил врезавшейся в него на выходе Лизе. Отвернувшись от всего мира, добрался до города – а там и до дома. И – сразу в спортзал.

Многие вещи Горячева, бывало, раздражали, но таким озверевшим он чувствовал себя впервые за долгое время. Но из-за чего именно – сформулировать не мог. Злило все: бабушки и беременные малолетки в общественном транспорте, дети, голые мужики в раздевалке, непрерывно попадающие в поле зрения, тренер, который зачем-то постоянно тормозил процесс, партнер по спаррингу, который все боялся то ударить, то быть ударенным… Они сегодня отрабатывали болевые из разных позиций, и Антон всерьез был уверен, что под конец или сломает кому-нибудь ногу, или свернет шею. В конце концов его отправили боксировать в одиночестве, и Горячев старался так, что потом – он понял это слишком поздно – кулаки будут ныть еще несколько дней. Но держать себя в руках Антон не мог. После сегодняшнего свидания весь организм взбесился – энергия внутри накапливалась быстро, но сохранить ее не удавалось никак. Ею хотелось блевать. Разбить себя и все вокруг в мясо.

«Или это все тот же блядский тонизирующий чай?»

Так Антон и маялся до самого вечера. В течение этих безумных часов ему несколько раз писала хозяйка, его искали Леха, Алена и Влад, но Горячев не отвечал никому и не читал ничьи сообщения. Просто – отключился. А когда переступил в девять вечера порог собственной квартиры, когда переоделся и попал в комфортную и совершенно безопасную, казалось бы, обстановку, где раздражать не могло уже ничего – что-то, что собиралось внутри него, что-то, что он пытался выплеснуть, вдруг перелилось через край. Память и так всегда была едкой сукой – но хуже памяти тактильной вообще сложно было придумать. В тепле и покое Антон, как в обратной перемотке, вдруг пережил все снова: нежные пальцы в своих волосах, их же – внутри себя, их же – на себе… Бесстыжее тело хотело этого снова, и один раз сжать анус хватило, чтобы воскресить еще не остывшее, не сошедшее до конца чувство заполненности и раскаляющего давления. Антон трахал мастурбатор, стискивая подушку и рыча – и даже наедине с собой переживал одну испепеляющую влажную фантазию так, как никакую другую.