Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

– Ну так, вам тут нравится? – вдруг подал голос Богданов. Вот кто умел выходить из сложных ситуаций; он не просто переводил тему, а мастерски заставлял людей чувствовать правильные для него эмоции. Сейчас выбор пал на благодарность. – Я выбирал для вас долго, чтобы вывезти всех. А то Горячев мне уши прожужжал, что человек он семейный и без своих никуда с места не сдвинется.

– Да, Антон, ты так говоришь? – Лехины брови поднялись в приятном удивлении, а Горячев принял максимально важную позу в подтверждение этих слов.

– Конечно, говорит, – подтвердил Лев. – Очень хорошо о вас отзывался. Очень часто. Тогда, когда я воспользовался связями-то для Бермуды, тоже поэтому… Семью надо защищать. Я знаю. У нас она маленькая, но принципы идентичные.

Леха, явно удовлетворившись ответом, напустил на себя серьезности и разулыбался:

– А здесь – просто супер. Алена мне тоже восторги выписывает, как тут все хорошо, и все есть, а мы только малую часть успели посмотреть! Ну, впрочем, сейчас всего лишь первый вечер, а мы же приехали на все выходные.

– Раз нравится – то хорошо. Сложно учесть вкусы всех, но я попробовал, – кивнул Богданов.

– Хорошо получилось, Лев Денисович! – поддакнул Влад. – А если говорить серьезно, обычно Антон нам людей вообще не приводил. А тут и вы, и Настя, и Рома… Вы своего рода исключения.

– Ой, честь-то какая, – усмехнулся Рома, отмахнувшись. – Но ладно, у вас правда хорошо… С вами. Вы… Короче! Что за это надо говорить? «Спасибо»?

– Рома у нас четыре года сидит в подвале, – пояснила Елена сверху. – Не обращайте на него внимания, коммуникативные навыки атрофированы.

– Эй!

Все рассмеялись и Горячев вместе с ними. Романа, впрочем, очень быстро зажали и ободряюще похлопали по плечу, и даже Антон, услышав очередное возмущенное «Ну что это?..» – полез обниматься, как был, в плавках да полотенце.

– Братский обмен потом, – с умным видом пояснил он впоследствии. Вернувшись на место, Горячев сел потеснее ко Льву и прижался плечом – с тем же лейтмотивом. Казалось, что теперь, когда все расслабились, он мог себе позволить полную тактильную открытость, какую можно было представить между по-семейному близкими людьми. И вот уже за разговорами Антон смело облокачивался о Льва, залихватски обнимал, наваливался, припадал бедром… В этом не было никакого эротизма – для окружающих. Почти не было – для Горячева.

Когда после сауны все собрались остыть за сымпровизированным здесь же, на территории спа-комплекса, «столом» из шезлонга, и Антон со Львом снова сели бок о бок, Горячеву пришла в голову идея, показавшаяся гениальной. За тостами продолжалась тема благодарностей, звучали кокетливые «даже не знаю, как выразить» – но ведь Богданов как-то раз уже называл свою цену.

– Что касается «спасибо», – Горячев ухмылялся, заговорщицки глядя на окружающих, – вы не беспокойтесь. Я более чем уверен, что наш дорогой Лев Денисович принимает благодарности поцелуями, так что можете смело выразить все эти ваши брудершафты…

– Что-то я не помню про поцелуи, – недоумевал Лев. – Я все больше по чекам, Антон, какие поцелуи…

Но Горячев уже потирал ладони, вовсю выдвигая Богданова вперед и заманивая потенциальных желающих призывными жестами.

– Тогда я первый! – гаденько хохотнул Роман, бросив надкушенное яблоко.

– Ишь какой резвый! – цокнула языком Настя. – А если по алфавиту вызывать начнут, не хочешь?

– Тогда первый пойдет Антон, а он и так уже везде первый, – фыркнул Роман. Богдановы заметно напряглись.

– В каком это смысле, Рома?

– Ну у него же праздник. День рождения, все дела, – закатил глаза сисадмин и издевательски ухмыльнулся. – А о чем вы подумали?

Кто бы о чем ни подумал, а Богданову зацеловали все щеки. Сначала родная сестра, а там за ней потянулись и остальные в порядке очереди. Лев отфыркивался, морщился, просил прекратить, но в конечном счете смеялся и даже отвечал, залавливая каждого несчастного в свои крепкие медвежьи объятия. Леха от души расцеловал его три раза в щеки, Алена трогательно чмокнула в скулу, Настя вместо поцелуя – боднула в лоб, Роман брезгливо прижался щекой к щеке… А Антон, как внимательный хозяин вечера, оказался последним (должен же он был проконтролировать, как станет целоваться ретивый Рома!). Льва Горячев ждал уже с двумя рюмками наготове – и одну вручил ему.

– Раз уж ты теперь мой человек, Богданов, без брудершафта точно не получится, – пояснил он.

Тут-то Горячеву стало уже не совсем весело. Он думал, только таким отчаянным шагом докажет себе, что сможет выйти за рамки старых стереотипов, – а там и открыться друзьям недолго. Антон мучился внутренним противоречием и стыдился: ведь поцеловать на глазах у целого клуба какого-то незнакомого гея – это пожалуйста, а как до любви дошло – страшно, как будто накажут. Загривок резко похолодел от волнения, как только отзвенело эхо громких слов. Страшно было даже оглянуться и увидеть лица внезапно замолчавших друзей.

Лев смеялся одним взглядом. Горячев не успел опомниться, как тот, приняв рюмку, рукой зацепился за руку. Захват был столь же крепким, как и намерение Богданова – он смотрел на Антона с вызовом. Только алкоголь обжег горло, как Лев потянулся навстречу за обещанным угощением к выпивке. Все собралось в одной точке – в пристальных синих глазах… Горячеву казалось, будто он катится навстречу невыносимо медленно; немного сдашь вбок – и успеешь, если что, свернуть. Вот только перед ним был магнит. Антон не успел понять, как его губы оказались мягко прижатыми без намека на большее к ласковым и грешным губам. Отстранился Лев почти моментально. Окинув серьезным взглядом затаивших дыхание товарищей, Антон закрепил ритуал залпом допитой рюмкой, и Лев с ним в этом был солидарен. Горячев слышал, как тяжело Богданов выдохнул, принужденный в очередной раз к скорой разлуке. В стороне, довольно прихрюкнув, засмеялась Настя:

– Ну вот, мужики целуются. Ленин, а можно я тебя поцелую?

– Можно, Настусик, но только в щеку, – Богданова постучала себя по скуле пальцем и тут же спрятала руки, хитро улыбнувшись. – Пока что.

Вопреки опасениям Антона, остаток вечера прошел совершенно мирно. Неудобных вопросов никто не задавал, а акцию с целованием Богданова, как и планировалось, восприняли не более чем пьяной дружеской шалостью, и только Рома косился и давил ухмылку. Так или иначе Горячев решительных шагов больше не делал – но широких рамок тоже не сдвигал.

Расстались к половине четвертого утра. Изможденные активным и при этом довольно вредительским отдыхом, многие охотно разбрелись по постелям. Влад под занавес, как оказалось, успевший сгладить трезвость припасенным косячком, нахохотался и доехал до комнаты буквально на руках у Горячева. Алена с Лехой мирно ушли парой, как должно. Роман, вообще не привыкший спать, просто радовался возможности переварить день и побыть наедине с собой. Кто-то еще принимал душ.

Антону, впрочем, спать не хотелось. Вовин, накурившись, становился довольно буйным во сне. Да и за день переживаний хватило настолько, что Горячев не смог бы сомкнуть глаз. Он спустился в гостиную и устроился на диванчике под пледом, уткнувшись в смартфон. В общем чате – не их со «старой гвардией», а совершенно новом – пестрели новые кадры. Настя умудрилась даже сфотографировать брудершафт, но только в моменте сближения. Снимок выглядел так, что Антон приятно поежился: даже в самых бытовых декорациях, под неправильным углом они со Львом выглядели красивыми, влюбленными…

«Чот вы, мальчики, прям вообще. ;) – добавила Настя в подписи. – Я б вас шипперила!»

«Лучше сотри это с глаз Антона х))» – посоветовал ей Влад.

Горячев вздохнул. В голову лезли идиотские доводы, какая-то невнятная статистика. Думая о том, что рассказать друзьям правду все же придется, Антон начинал считать, сколько людей в их новообретенной компании могли отреагировать негативно. Выходило, что меньшинство – ту же Настю можно было не добавлять в список, потому что она, очевидно, приняла бы Антона и в кружевном белье.

«С другой стороны, они же все видят, что Богданов хороший человек, – рассуждал Горячев. – Он и для них старался, а то, что у человека документы поддельные и с бизнесом черт те что сейчас творится – ну так у всех ведь разные беды? Это же уже даже не авантюра какая-то с завязанными глазами, когда ни имени, ни пола… Я сам его выбрал, когда узнал…»

Антон полистал фотографии еще немного. Выложил что-то безопасное, чтобы без Льва и Елены, даже без Романа, в инстаграм. А потом все картинки в голове как-то померкли – вместо них, как взрыв: Богданов, жаркие прикосновения… Антон глубоко вздохнул и закрыл глаза. И что он должен был прятать? Это? А кого это, смотря правде в глаза, вообще может лишить покоя? Горячев же сам никогда не думал, что там у Лехи с Аленой под замком… И с кем может коротать в своей творческой тусовке ночи Влад.

Хлопнула входная дверь. Послышался шорох соскальзывающей с плеч джинсовки. Из-за угла вырулил Богданов, но, завидев Горячева, остановился, разулыбался, приосанился.

– Эй, красавец, а вы один? – промурлыкал Лев, бесцеремонно заваливаясь к Горячеву на диван, под плед заполз. – А можно с вами познакомиться? – он ткнулся Антону в шею, пользуясь интимностью обстановки, забрался руками под поясницу и на живот. От него пахнуло табаком, ночной свежестью и кремом.

– Прямо так сразу? – деланно заскромничал Горячев, но тут же рассмеялся, забарахтался в руках Льва, устраиваясь удобнее.

– Прямо так сразу – это если бы я тебя на руки и в кровать, молодой человек. А я что? А я знакомлюсь, завоевываю, ухаживаю, – улыбнулся Богданов и прижал Горячева теснее.

– Ну ладно. Я Антон. Думал тут о ком-то таком, вроде вас…

– А я Лев. И что придумал ты о ком-то, вроде меня?

– Что чуть не умер, когда решил целовать тебя при всех. Но не против повторить. Даже обидно, что мы типа взрослые серьезные люди и «бутылочка» не канает…

Антон вывел одну ладонь из-под пледа и устроил ее у Богданова на затылке, стал гладить по голове. Прибился лицом ближе к макушке, дыша запахом волос, кожи.

– Как ты? – спросил Горячев немного погодя. – Не утомили тебя мои?

– Ну, чувствую себя на смотринах жениха, хотя никто на меня не смотрит. Елена вообще обижается, что мы опять пользуемся ею ради прикрытия своих игрищ, – Богданов невесело посмеялся, затем оставил на ключице Антона поцелуй. Тот пристыженно промолчал. – Больше за тебя переживаю. Но целоваться при всех было действительно приятно… А еще ты в плавках – это что-то невообразимое. А в сауне – и того хлеще… Горячев, очень сложно находиться с тобой рядом! Все время мысли уезжают куда-то в сторону.

– На себя бы посмотрел… – Антон укоризненно потискал Льва за ухо, а тот заурчал. – Специально напялил самое яркое, что было? На тебе красный настолько вызывающе смотрится, что хочется снять к чертям… И вообще. Хотел бы я посмотреть на тебя целиком без одежды… При свете…

Лев усмехнулся и зашевелился, чтобы подняться, заглянуть Антону в глаза. Словно проверял достоверность сказанных им слов. И, как проверил, как убедился в своих домыслах, потерся кончиком носа о Горячевский нос.

– Ну да, это было бы честно. Я-то на тебя уже насмотрелся, верно? – Он приблизился еще немного, зашептал в самые губы: – У меня есть другие красные трусы. И много всего красного. Если надеть все сразу, ты снимешь это с меня?

Антон сам был готов становиться красным – но темнота и особенность кожи спасали его. Выдавало трепет другое: жар, учащенное сердцебиение, мурашки по телу… Горячев замер на секунду, подтянулся ближе и медленно провел языком по губам Богданова. Тот сощурился.

– Все сниму… А потом буду рассматривать. Разрешишь мне? Смотреть всегда?

– Мы попробуем… Смотреть всегда, – Лев прижался к Антоновым губам с поцелуем, но тут же оторвался. – Ты меняешь мою жизнь, Горячев. Ты самое дорогое, что в ней есть…

Антона притянул намертво этот магнит. Горячев буквально напал на Льва, целуя нежно, самозабвенно. И плевать было, насколько будоражили ласки, плевать, что во всем коттедже единственная свободная комната на двоих – туалет или душ. Потеряй они голову, справились бы, лишь бы надышаться, напиться друг другом. Но сойти с ума – не успели… Отвлек внезапный хлопок двери кухни и близкий топот не одной пары ног, а затем и не совсем адекватный женский смех, очень похожий на Настин. Горячев, моментально мобилизовавшись, закрылся пледом по макушку вместе со Львом. Прислушался. Их, к счастью, с той стороны скрывала еще и спинка дивана, так что если нарушители спокойствия не собирались присесть помягче, то убежище получалось знатное. Но те направлялись явно в другую сторону. Заскрежетали ножками стулья за обеденным столом, звякнула какая-то посуда… Похоже было на то, что пока все укладывались спать, кто-то украдкой выпивал и закусывал.

– Так ты не сказала мне, у тебя девушка уже была? Нет?

– Нет, Настуся, какая девушка… – пьяно промямлила Елена. Послышалось бульканье жидкости. – У меня мужик-то случайно появился. Я замужем за работой.

– Ну так с работой не того-этого… В смысле, она-то ебет, конечно, но это обычно приносит удовольствие кому угодно, только не тебе… – хихикала Настя. – Ну ладно, ладно, как к тебе зайти… Девушки, значит, нет, но хочется?

– Блядь, Настя, отстань… Ты видела, как меня с Горячевым заебали? А все потому что!.. Ой, ладно…

Антон почувствовал шевеление. Это Лев с интересом чуть показался из укрытия. Богданова тем временем хлопнула еще рюмку, судя по характерному глотку и шипению после, которое она издала, как всякая девушка с крепким напитком, и продолжила:

– Я не пробовала. С мужиками такое, но не очень… Во всяком случае, я вот сейчас смотрю… На примеры перед глазами. И меня так не вставляло ни разу. Может, я эта… Как их? Которым ничего не надо.

Настя какое-то время молчала. Зная ее повадки – наверное, выглядела так, будто отвлеклась, ушла в себя. У хакерши бывали особенно заметные в нетрезвом состоянии моменты «выключения», после которых она резко активизировалась, но совершенно на другую тему.

– Ленин. А спросить можно? Не про баб и не про мужиков.

– Валяй.

– А что с руками? Ну, мы там в бассейне и в сауне когда рядом сидели, я заметила… Ты же это прячешь обычно. Ну явно не кольцо обручальное и не дешевый аристократизм, как в офисах все пропиздели.

Елена замолчала. Судя по звуку, сняла перчатки.

– Обожгли кислотой сильно. А теперь нельзя коже быть на свету, на солнце – могу заработать рак… Да и некрасиво, если честно. Это так смешно, знаешь, когда у тебя руки такие, а ты продаешь косметику, которая ухаживает за кожей. В самом начале карьеры мне пару раз прямо в лоб партнеры сказали, что это – стыд. Что я произвожу впечатление человека с проблемой, ломаю безупречный образ компании. Это как, знаешь, продавать жирному фитнес-программу, или прыщавому – крем от угревой сыпи. А мы же начинали с уходовой косметики для проблемной кожи. Ну вот и я нашла выход… А потом это стало образом. Гораздо легче отвечать на вопрос «Эй, а зачем перчатки? Выебываешься?», чем каждый раз пытаться объяснить, что тебе неприятно вспоминать про руки. Раньше еще частенько открывались ранки, были воспаления, это сейчас все почти хорошо… Почти.

– Люди – мрази, – вздохнула Настя. И выпила. На какое-то время стало совсем тихо. Антон, не выдержав, тоже высунулся. Девушки сидели за столом друг напротив друга с бутылкой водки и блюдцем – не иначе как с лаймом… Настя, склонив голову к рукам Богдановой, держала свои рядом. Подбиралась ближе. Подобравшись – осторожно тронула пальцами кожу. – А руки красивые. И ты крутая. Чушь все. Гляди, какие у тебя пальцы длинные! Ты от солнца-то, конечно, прячь… Зато я теперь знать буду. Мы… Ну, я, самое главное, – она усмехнулась.

– Почему самое главное, что ты знать будешь? – понизила голос Елена, подперев голову одной рукой. Но ту, что лежала рядом с Настиной – оставила.

– Ну в смысле почему… Согласись, если бы о тебе что-то знал какой-нибудь Горячев, это для меня не имело бы смысла. А ты тут мне вот… Секрет открыла, – Настя, по-лисьи разулыбавшись, зацепилась пальцами за пальцы Елены смелее, трогая собственнически и без малейшей неприязни. Богданова дернулась, выгнула бровь, но все показное непонимание сорвалось в пьяную ухмылку. – Так тебе точно девушки не нравятся?

За спиной Горячева активнее зашевелился Лев. Громко засопел, возмущенно дернулся, то решаясь встать, то отказываясь от этой мысли. Антон тихонько зашипел на него, поднеся палец к губам.

– Пока нравились только мужчины, – кокетливо напомнила Елена, подтягивая к Насте вторую руку. Та, даже не думая отступать, обняла и ее. Хакерше рост позволял, не поднимаясь со стула, перегнуться так, чтобы ее голова оказалась над столом ровно по центру.

– А хочешь попробовать другое? Если что, я и за мужчину сойду…

Елена отзеркалила жест – тоже наклонилась ближе.

– Да? А это и так может работать? Ты же красивая девушка, Настя…

– Ну… Ты, – Настя сделала особый акцент на этом слове, – можешь называть меня…

Все замерли. И Елена замерла. И Лев замер, как камень, который через секунду, впрочем, мог ожить – и напомнить пьяной младшей сестре, что он – старший брат, а у нее – свадьба. Антон же чувствовал, что должен что-то сделать, и машинально в голову пришло нечто, в сущности, до ужаса банальное, но до боли смешное (как ему казалось). Горячев бесшумно нырнул под плед и схватился за смартфон. Блекло загорелся под навесом экран, открылся «контакт», пальцы забегали по клавиатуре в поиске, вдавили качельку громкости звука до максимума…

Кэти Перри заорала на всю комнату свое издевательское «I KISSED A GIRL AND I LIKED IT». А со стороны обеденной зоны послышался грохот – не иначе как упал стул.

Пока плед не был жестоко сорван, Лев пытался сдержать хохот, утыкаясь Горячеву в плечо. Девушки быстро нашли источник беспокойства; и вот над хулиганами возвышались две фигуры. Одна – угрожающе разъяренная, вторая – пристыженная и испуганная. Елена даже при полном отсутствии света выглядела такой красной, словно недавно вышла из парной. Хмель, впрочем, с нее совсем не сошел – Богданова показывала все эмоции без купюр. А Лев, как положено настоящей акуле, подскочил первый и напал:

– Лена, ты что творишь? У тебя свадьба через неделю!

– Я знаю, – Богданова вжала голову в плечи. – Но он мне руки не гладил, и…

– Но, – смягчился Богданов, прочитав смущение сестры, – я никому не скажу.

Настя, в отличие от Елены, не была так добра в своих намерениях. Антон, переведя взгляд на нее, вместо дружелюбной хакерши увидел мрачное и крайне злое существо с опасным оружием в руках – она скручивала в тугой жгут тот самый плед.

– Да блин, смешно же!.. – запротестовал Горячев, и в ту же секунду получил хлесткий удар по голове. Отвернулся, спрятался, хохоча… Но Настя была зла не на шутку, острым локтем отодвинула Богданова. Плюшевые, но все же упругие, частые и ощутимые удары непрерывно сыпались отовсюду и прилетали куда только можно. Особенно – по заднице.

– Жопа ты… Горячев, – рычала Настя. – Что тебе, завидно, что ли?! Ревнуешь?! Сам же сказал, что у вас с ней ничего..!

Яростное избиение и продолжилось бы, если бы со стороны Богдановых не послышался жалобный всхлип. Обернулись – а там Елена прижалась к обескураженному Льву, который так и не смог завершить объятия; он завис с разведенными в сторону руками, глаза испуганно округлил, даже, казалось, дышать бросил.

– Да не ревнует он… Этот Горячев, одни проблемы от твоего Антона, Лев… Вы же мутите, ну что он…

– Да мы просто пошутили, прости. Неудачно пошутили, – окончательно потеплел Лев. По волосам сестру принялся гладить, обнял за плечи. – Тише, Лен, ну ничего же не произошло, – растирал он узкую спину ладонью.

– Когда вы им уже скажете? Мне надоело… На работе шлюхой считают, тут сводничеством занимаются…

Лев обратил тревожный взгляд к Антону, а затем к Насте. Та еще секунду стояла с печатью сомнения на лице, но потом издала один короткий смешок. Плед раздраженно упал обратно на Горячева, словно именно он, жалкий предмет одежды, устал от человеческого непонимания. Антона обожгло стыдом, сожалением. Он сел ровно. В мозгу разбегались, никак не желая складываться в оправдания, слова. А когда сложились – его уже наказали за промедление.

– Мутите. Вот я-то все голову ломала, что наш гетеросексуальный цисгендерный белый мужчина Горячев, которому даже о наличии интеллекта у женщин не скажи лишний раз, весь вечер в твою сторону, Лев Денисович, слюни лил… Понятно, понятно… Даже не от пьянства, значит… – Настя, медленно (язык заплетался) проговорив свою тираду, скрестила было руки на груди, но пошатнулась и с недовольным бормотанием оперлась о диван. Нахмурилась.

– Прости. Я не хотел, чтобы о тебе так думали… – Антон, игнорируя Настину обиженную язву, встал в полный рост и приблизился к Елене. Его руки тоже нашли спину, а затем и раненые ладони. Он пытался утешить ее, согреть, как мог, вымолить себе доверие.

Богданова была права. Антон и так провинился, ранил Елену безумными поисками, ранил – страхом за собственное решение. Теперь-то он задумался о том, кто еще мог страдать по его вине. Лев, который открылся перед сестрой, хотя, в отличие от Горячева, был уверен, что та не принимает его за ориентацию? Когда сам Антон – не мог признаться тем, кто принимал весь мир, всех людей вне зависимости от их предпочтений. Друзья, которые уже долгое время становились жертвами недоверия Горячева? Которых он оскорблял, то и дело приписывая им свои комплексы? И он сам. Он сам, который на ровном месте провоцировал болезненные ситуации, слишком много времени отдавая пустым переживаниям, хотя привык действовать – и побеждал только тем, что действует.

Горячев глубоко вздохнул. Нужно было перестать плавать кругами, прячась за чужой широкой спиной. Пора было уже вынырнуть и открыть глаза. Он крепко сжал руку Елены в своей. А в другой – плечо Льва.

– Я все расскажу завтра. Я обещаю.

Лев утер слезы Елене, обнял крепче, совсем по-родному, по-семейному. Та начала успокаиваться, и вместо судорожных вдохов теперь было слышно только глубокое дыхание – попытка унять слезы.

– Что, правда слюни лил? – заинтересованно спросил Богданов у Насти, улыбаясь.

– Лев, блять. Ну серьезно, сейчас, – взмолилась Елена, отстраняясь, но Богданов успел ее поймать.

– Все-все-все. Ладно, Настя, давай так, – Лев, придерживая сестру за плечи, направил ее к своему сисадмину под прикрытием. – Тут девушка в беде, надо спасать. Довести до комнаты, уложить, успокоить, – он подмигнул Насте, передавая смирившуюся со своей судьбой Елену, и напоследок шепнул: – Я могу переночевать где-нибудь еще…

– Да Лев, блядь! – из последних сил зашипела Елена. Но Настины руки уже сомкнулись вокруг ее плеч. Хакерша нашептывала Богдановой на ушко что-то, как маленькой; мелькнуло в общем потоке «а давай я тебе сказку расскажу?». Девушки неверной походкой удалились по лестнице.

Антон смотрел им вслед опустошенный. С раздражением он закрыл в мобильном страницу с музыкой и рухнул обратно на диван, позволив гаджету бессильно стечь по ладоням на сиденье.

– Почему я такой идиот…

– Ну прекрати, – Лев сел рядом, тут же притянув Горячева к себе. Обнял, пожалел. – Это было смешно, но у Елены произошел перегруз… А у меня очередной переворот в сознании. Теперь вот интересно… Что дальше – интересно.

– Не знаю… Она-то, может, и протрезвеет… – усмехнулся Антон, а сам поежился. – Но она права. Надо рассказать. Нам всем легче станет. Всем…

– Главное, чтобы тебе стало легче. Я понимаю, что для тебя это… сложный шаг очень. Учитывая твое прошлое, наверное, все равно что Елене признаться о руках, – Лев погладил Антона по щеке костяшками пальцев. – Ты так прелестно хмуришься, я не могу.

Антон смущенно потупился. Он не должен был ныть: себя жалеть было нечего. Но когда Лев прикасался к нему руками, нежность вытесняла все прочие чувства. Горячев готов был становиться в такие моменты незрячим и беззащитным, лишь бы чувствовать баюкающий ход ладоней. Чтобы каждое медленное движение легонько приминало волосы, чтобы тепло гуляло по спине и по плечу, чтобы кружило по животу… Что-то было в том давно забытое, недополученное – родом из детства. И Антон хотел взять еще, пока никто не видел. Прислонившись ко Льву плечом и склонив голову, он безмолвно поднырнул под ладонь, приластился. Богданов ухмыльнулся, устроил руку у Горячева под грудью и повел ниже, с упоением разглаживая одежду на животе по часовой стрелке.

– Может, и не сложный… – Антон медленно сморгнул, протянув руки и поймав ими вторую ладонь Льва. – Может, я это выдумал. А все просто получается…

Богданов безмолвно прижался губами к виску, к беспокойной голове. Он целовал, склоняя Горячева упасть на диван. Успокоился Лев тогда, когда уложил Антона на себя, на плечо, уютно укрыл пледом и устроил ладонь у того на спине. Ласковые пальцы следовали то вверх, то вниз по позвоночнику.

– С тобой ведь – какой долгий путь, сколько тайн, сомнений, беготни этой… – говорил Антон тише, слушая дыхание и сердце в широкой теплой груди. – А потом раз – и просто. Я же когда пришел к тебе… Когда увидел тебя над собой – ни секунды не сомневался, знаешь? Мне кажется, тебе стоит меня тронуть – и я все сделаю… Может, ты ладонями заговариваешь, а, Лев? И меня заворожил?..

Горячев усмехнулся и прикрыл веки, устроился удобнее и мягче, обняв ноги Богданова своими. Пальцами теребил его одежду, пуговицу нагрудного кармана, тускло поблескивающую на уровне глаз. Лев не останавливался, убаюкивая, но и не отвечал. За окном занимался рассвет, розовыми бликами смягчая уставшие с тревожной, хоть и веселой, ночи лица. Птицы распевали первую утреннюю трель, приветствующую очнувшийся ото сна мир, а убаюкивающая рука ослабла на спине Антона.

========== XXVII ==========

22.04. Суббота. Прятки

В первый раз Антон очнулся из-за короткой вибрации телефона где-то под ногой. Он поворочал зрачками под сомкнутыми веками, поморщился – но так и не шелохнулся. Голову сдавливало стальной сетью после бурного пьяного вечера и слишком короткого сна, вряд ли продлившегося больше двух часов – а потому Горячев очень быстро провалился обратно, в темное и теплое спокойствие объятий Богданова. Однако вскоре вибрация повторилась снова… И снова… И снова – смартфон буквально разрывался под коленом, раздражая чувствительное место. Антон сердито замычал, заворочался. Только теперь Горячев понял, что отлежал руку, загнанную между их со Львом телами, а еще что чувствовал себя ужасно грязным и помятым после сна в одежде. Да еще этот привкус во рту… Солнце золотыми стрелками прорывалось сквозь жалюзи, разрисовывая неподвижные руки Льва сияющими полосами. Пожалуй, одно это стоило всего дискомфорта, который теперь пришлось испытывать.

С трудом дотянувшись до телефона так, чтобы не разбудить Богданова, Антон вновь устроился у него на плече и подслеповато сощурился в экран.

Жизнь кипела в общем чате. Да так кипела, что, прокрутив в начало сегодняшней переписки, Антон окончательно проснулся. Там ровно в восемь Рома выложил фотографию. Красивую фотографию: живописно разрисовывало тела утреннее солнце, правильный угол показывал фигуры в лучшем свете, наложенный фильтр сделал тени глубокими. Подпись гласила: «Сфоткал друга, пока он спал. Люблю его!» Антон не сразу признал в нежно прижимающихся друг к другу мужчинах себя со Львом – сонный мозг не мог обработать информацию да осознать всю глубину ситуации. Горячев какое-то время тупо рассматривал изящно изогнутую Львовскую ладонь, покоившуюся у него на талии, другую руку, что потеряла силы на пути, пока очерчивала позвоночник, собственный нос, уткнувшийся в чужую шею, и Богдановские губы, прижавшиеся ко лбу. Они оба выглядели умиротворенными, улыбались во сне, словно искатели, что давно потеряли покой и вновь обрели его в запечатленном моменте. Если бы Антон мог абстрагироваться от последовавшей ниже в чате реакции, он подумал бы, что это невероятно красивый кадр, достойный семейного альбома или личного архива. Но внизу разорвалась от хохота Алена, намекая, что ребята немного перебрали. Влад просил скорее удалить и сопроводил сообщение ревнивым «Опять этот Богданов!», оправдывая негодование тем, что заснули они с Антоном, вроде как, вместе. Рома просто смеялся и предлагал убедиться в его находке. «Не верите? – говорил он. – Спуститесь и посмотрите, они еще здесь!» Елены и Насти не было видно: вероятно, девушки все еще делили переживания прошлой ночи.

Антон отвлекся, услышав рядом шевеление. Рома так и не скрылся с места преступления. Сидел бесстыдно прямо около дивана, с невероятной скоростью настоящего мастера стучал пальцами по экрану телефона и хихикал, когда его особенно пронимало сказанное кем-то колкое замечание. Горячев уронил смартфон на грудь Льву и бессильно застонал. Ему не хватало энергии даже на то, чтобы злиться – что уж говорить о подъеме.

– Я тебя тоже люблю, Рома. Но когда я проснусь, тебе пиздец, – сипло пробормотал Антон. Сисадмин обернулся, издал фирменные короткие смешки, оскалился в «доброе утро» и продолжил свое коварное дело.

Сверху послышался хлопок двери, заскрипели половицы под ногами. Кто-то пытался вести себя тихо, но получалось не очень хорошо.

– Бля, они реально тут еще, что ли? – послышался из-за спинки дивана шепот Лехи, адресованный, очевидно, Роману.

– Да, но пиздюк не спит, – тихо ответил тот. Вдруг Богданов засопел громче, шевельнулся, улыбнулся ярче, стиснул Антона в объятиях и, прошептав едва уловимое «спи, мой хороший», одарил его поцелуем в макушку. Так и затих. Рома заржал почти в голос, пытаясь скрыть эмоцию в тесно прижатой к губам ладони.

– Засекай время, – улыбался Котков, смеясь одними интонациями. – Ставлю, что через минуту этот дом сгорит… Сколько ж вы пили, а, Антоша?

– Да ладно вам, хорошо смотрятся вместе, если подумать, – шептала Алена. – Гляди, Антоша наш тоже выглядит счастливым… Может, это бессознательное?

– Это точно бессознательное, – хихикал Роман. – Вон Антон не спит и все еще бессознательный жмется ко Льву.

– Да идите в баню, – буркнул Горячев. Он зажмурился, вздохнул и ткнулся лицом в шею Льва. Вздохнул снова, впитал запах все тех же духов и чуть запревшей за ночь кожи, измазался им… Спину нервно дергало в желании подняться – но еще больше Антон хотел спрятаться, остаться дремать, не слушать глупых шуток. Вот и держался изо всех сил. Незаметно для других он пальцами смял рубашку на боку у Льва, погладил… Но снова прозвучал голос Коткова:

– В баню-то мы сходим. Ну не могу с тебя, Антоша… Ты, чай, не Елене мстить вздумал? Не она по мужикам, так ты?..