Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 49 страниц)

– Пунктуально.

Когда байк оказался надежно спрятан от непогоды, Антон прошел вслед за Богдановой в дом. Действительно слишком богатый дом. Горячев с детства был при родителях с деньгами, а потом и сам жил в достатке – но такой роскошью он никогда не владел.

«Видео с собой в интернете никто не находил…» – вспомнились вдруг слова Вовина. Такие влиятельные люди, думал Горячев, наверняка берегли свою репутацию. Но если в интернете искать просто бесполезно? Если вся роскошь оттого, что хозяева прирабатывали на частной продаже хоум-видео? Снова Антон стал напрягаться. И оттого – возбуждаться раньше времени.

– Это у вас хобби интересное такое? – попытался прощупать он, разуваясь, и недвусмысленно поглядел на затянутые в перчатки руки Елены. Последняя удивленно вскинула брови.

– О чем вы? Это вообще не по моей части, здесь вы просто получите свою психологическую помощь. И все. – Елена вела себя так, словно поскорее желала избавиться от неприятного ей человека. Как только они лишились рамок рабочего процесса и бизнес-этикета, блондинка сразу обрела мягкость и спокойствие, которых Антон ранее не видел. – Так, вам необходимо подписать вот это, – она предоставила в двух экземплярах оригинал того самого договора, который достала из соседнего ящика. – И у нас работает система бесконтактной терапии. Что это значит: вы можете говорить, но с вами говорить не будут. В контракте вы должны написать стоп-слово, если вдруг заходите все прекратить. И вот здесь, – Богданова указала пальцами на два пустых поля с нижним подчеркиванием, – подпись на согласие о том, что вам завяжут глаза и руки. Экспериментальная терапия. Люди говорят, им очень помогает, – улыбнулась она.

– Елена, вы хоть сами себе представляете терапию, в рамках которой я буду сидеть с завязанными руками, глазами, да еще и говорить только в один конец?.. – уже чуть не цедил сквозь зубы Антон. Он тоже мог бы избавиться от налета официоза. И избавлялся успешно. Но в эту минуту – чуть не зверел. Раздраженно выдохнув и внимательно перечитав договор (нет, оказалось, не фантасмагория и не страшный сон), он поставил подписи. И записал стоп-слово: «Плохо».

«Уж такое-то не ляпну без причины и не забуду».

Вернув Елене один экземпляр, а свой спрятав в рюкзак, Антон вопросительно выгнул брови. Мол, теперь куда?

– Не знаю, почему вы нервничаете, Антон. Но у нас есть специальные видео с тренингами, если хотите ознакомиться. А о том, что иностранцы давно применяют подобную практику, вы можете узнать из интернета… Постоянно! – блондинка искренне удивилась, пожала плечами и явно согласилась с тем, что такому неуравновешенному в проявлении эмоций человеку действительно нужно отдохнуть. – Пойдемте.

И они пошли. Нырнули из просторной залы в маленький коридор. Стены были увешаны однотонными картинами серого цвета. На небольшом угловом столике, что уютно жался слева от единственной двери, лежала повязка, которая в тот же миг оказалась в руках Елены.

– Закрывайте глаза. Так, – она технично перевязала Горячеву голову, словно делала это всю жизнь. – Готово. Вам ничего не видно? Вроде, не должно.

«К сожалению, нет, – подумал Антон. Он-то надеялся, что хоть зайдет в комнату с открытыми глазами. Убедится, правда ли в ней нет камер. – А то знаю я, какие там видео с тренингами…»

Елена аккуратным прикосновением заставила его поднять голову. Затем наступила тишина, в которой, вероятно, перед Антоном махали руками.

– Да, все здорово. Теперь вы идете сюда… – Горячев услышал, как открылась дверь. Ощутил, как его вынудили зайти, толкая в спину. А затем Елена перестала его курировать. Все исчезло.

– Все, Антон, удачи. Помните стоп-слово… А! И еще: один щелчок – «да». Два – «нет». Для формы общения. Удачи!

Дверь захлопнулась. Осталась глухая тишина, в которой через пару мгновений, показавшихся вечностью, послышались уверенные шаги. Кто-то приблизился, взял Антона за кисти рук, не позволяя касаться себя в ответ, и утянул чуть вглубь помещения. Горячева заставили сесть на стул, нажав на плечи. Судя по образовавшемуся скрипу, он был кожаный с деревянными подлокотниками. Звякнул металл, а потом Антон ощутил, как плавными движениями, по очереди разминая, его руки оказываются скованными другими – чужими – руками. В комнате слышались легкие ноты ореха и ванили, а также едва различимое звучание инструментальной музыки. А еще Горячев понял, что руки того – или, вернее, той – кто прикасается к нему, просто невероятно нежные. Бархатные.

Но Антона пугала скорость развития событий. Искренне пугала. Он напрягся, готовый в случае чего вырваться, поджал губы. Почти в полной тишине громко колотилось сердце – к стыду Горячева, кажется, слышное даже для его… госпожи? Как ее следовало называть? Он пожалел, что на входе не подобрался к Елене, не попытался угадать запах ее духов (если они были), чтобы теперь полагаться не только на слух, но и на обоняние. То, чем пахла его загадочная незнакомка, казалось ему чужим. Хотя и весьма аппетитным. Вся эта гурманская чушь для тела – ее делали не для уюта, как читал Антон и писал сам во многих и многих рекламных текстах для парфюмерии. Все вкусное провоцировало голод, а когда ты голоден до вкусно пахнущего тела – ты его хочешь. И потому возбуждаешься. Если ты не каннибал.

– Я не должен был раздеться? Или вы… ты… вы сами?

Сейчас, в тепле дома, Антон оказался прикованным к стулу в джинсах и футболке. Воздух был на удивление теплым, полы – тоже. Он бы млел уже сейчас. В напряжении его держало недоверие. Послышалось два щелчка. «Нет». И еще один чуть погодя. «Да».

Руки остановились и легли на предплечья Горячева. Ему явно позволили привыкнуть, остыть и понять, что насиловать его здесь не собираются. Слышалось спокойное дыхание с очень широким диапазоном вдоха. Словно кто-то на другой стороне тоже принюхивался. А затем движение, скрип табурета, шаги, щелчок двери, говорящий о том, что ее заперли. И опять – ладони на коже, но хозяйка их – за спиной. Последовали медленные поглаживания сперва на прежнем месте. Потом – чуть выше. Движение превратилось в массаж для затекших с езды на мотоцикле плеч, шеи, рук. Чужие пальцы забрались под ворот футболки к ключицам. От ключиц – к грудной клетке. От нее – к животу. Антон вздрогнул, ощутив, как кожа покрывается мурашками. Вовсе не от неудовольствия. Послышался изумленный вздох, а хозяйка рук вернулась к массажу, каким-то чудесным образом с помощью больших пальцев разминая теменную зону. Минута, другая – Горячев ощущал, что сопротивления в его мышцах все меньше. В непроницаемой темноте повязки он начал терять себя в пространстве. Тело в отчаянии воспринимало каждое прикосновение очень остро. И ведь они были безопасными… Заботливыми… Такими заботливыми, каких Антон уже много лет не знал – он же не занимался романтикой, всеми этими сладостями. И кто бы мог подумать, что ласка так оттенит его похоть?

«Очнись, очнись, еблан, – пытался он привести себя в чувство, сохранить внутреннее сопротивление. – Что ты так расползаешься от одного массажа?!»

Смешок. Интересно, видела ли уже хозяйка дома – и ситуации – подобную реакцию? Видела или нет, а смятение гостя ее явно забавляло. Шаги. Горячева обошли еще раз, и хозяйка рук остановилась перед ним. Повисла тишина, а за ней пальцы подступили к острому подбородку. Тыльная сторона ладони очертила квадратную челюсть, приласкала впалые щеки. Антона исследовали. Он смог различить только, что рука незнакомки была довольно жилистая, но все такая же приятная. Приятная – и только. Большой палец руки мягко мазнул по губам, но не задержался ни на секунду. Послышалось, как скрипнуло что-то. Вероятно, табурет, что находился где-то рядом с креслом Антона. Теперь руки облюбовали шею, вновь грудь, живот. Тесный контакт прервался и возобновился тогда, когда теплые прикосновения к бедрам – чуть ближе к колену – осели на теле Горячева. Он дрогнул. Шумно вздохнул, чувствуя, как напрягается еще сильнее, но уже совсем иначе. Все стены, которые он пытался выстроить, дрожали. Секунда – и мир треснул под тем, как немыслимо медленно поднялась незнакомка выше. И выше. И еще выше… Нежно была задета большими пальцами паховая зона, почти грубо – пуговица ширинки, а затем футболка Антона была поднята до ключиц, свернута и закреплена чем-то металлическим – больше она не падала. Незнакомка двинулась вниз по животу ладонями, которые казались очень теплыми от бесконечного соприкосновения то с тканью, то с кожей. Палец одной руки забрался под кромку джинсов, очертив ее и словно тем самым проверив, насколько крепок предмет одежды – и намерение Антона вместе с тем.

– Интересно, вы тоже пользуетесь продукцией Nature’s Touch? – выпалил Горячев. Не совсем спонтанно; ему это казалось забавным, да и хотелось убедиться в том, что он не сдал позиций, что голос не дрожит, как у девственника… И не дрожал. Но в горле пересохло, и Горячев набрал слюны, сглотнул. Качнул коленом. Руки не замерли в удивлении, но их хозяйка не спешила отвечать. Антон только ухмыльнулся, мотнув головой и пересев поудобнее. Потом вдруг вздыбился весь, приподнялся на локтях. Сквозь черноту повязки он приблизительно нашел слепым взглядом лицо оппонентки… Хотелось надеяться, что вызов и свойственная наглость читаются в теле.

– Хочешь… хотите увидеть все? Снимайте.

«Гори сарай, гори и хата, – только и напутствовал Антон сам себе. – Если какой-нибудь псих потом увидит ролик со мной, я хотя бы прекрасен».

Смешок. Еще один, но сдерживаемый уже с большим усилием. Руки послушно двинулись к ширинке и быстро справились с тем, чтобы снять штаны, а вместе с ними и нижнее белье. Вот так просто Антона лишили полной защиты, которая теперь безвольно болталась в ногах… Наглецам – по заслугам. Но ему бояться было нечего, он был готов. Окончательно спустил поводок, дал крови наполнить изголодавшуюся плоть. Горячева бережно вынудили осесть. Ладони гладили по обнаженным бедрам, все чаще и чаще забираясь на внутреннюю сторону, чтобы раздвинуть ноги. Хозяйка рук не церемонилась и, вероятно, тоже была заражена азартом Горячева, но ненадолго оставила его одного. Послышался странный звук, а затем влажный – от растирания меж ладоней смазки.

«О, боже…»

Антона ударили в самое сердце удовольствия. Теплые, тягучие и мокрые прикосновения дарили члену пальцы, сомкнутые на нем нежным кольцом; вторая рука крепко держала ствол, сдвигая крайнюю плоть. Горячев медленно выдохнул и откинул голову назад, крепче стискивая подлокотники, поджимая пальцы ног. Он поотвык, но не потерял вкуса. И теперь заново испытанные острые чувства, приправленные слепой неизвестностью, наполняли его подобно тому, как вода, прорвавшаяся сквозь плотину, наполняет пойму реки. Удовлетворенная полученной реакцией, хозяйка стала только активнее. Ласка обрела четкую форму и механику: пока Антону с оттяжкой дрочили одной рукой, другая, томно стискивая, забралась под яички. Темп менялся. Иногда, когда Антон становился слишком агрессивен в выражении своих эмоций, – а он срывался, двигал бедрами, стремясь получить больше, – прикосновения доставались только стволу члена. Когда же чувствительность достигала пика, мучительница зажимала его в одной руке, ладонью другой массируя головку. Горячев выгибался и шипел сквозь зубы, улыбаясь. Приятно было, хорошо… Через какое-то время внизу живота поселилась сладкая ломота, а после из глубин словно немых конечностей поднялись оргазмические нотки. Антона, изголодавшегося, потряхивало – он терпел, шумно дышал, сглатывал, вжимаясь вглубь стула, когда грань оказывалась слишком опасной. Но хозяйка умела поймать момент и вовремя остановиться, жарко разочаровав свою жертву до следующего прикосновения.

– Тебе нравится? Получаешь удовольствие от этого? – палил Горячев, пьяный от возбуждения, ритмично покачивая тазом навстречу руке. Кольцо пальцев – не сочная дырка, но спустя месяц он был доволен и тем, что мог трахнуть хотя бы хорошенькую нежную ручку. Реагировать в условленной системе в такой ситуации было трудно, поэтому никакого ответа не последовало. Только еще более чувственно сжали Антона, и только еще больше ласк полилось на него и его изголодавшийся член. Еще больше – это когда все стало более ритмичным. Еще больше – это когда ощутимо задрожали руки мучительницы, а Горячев особенно томно выдохнул. В какой-то момент контакт перестал прерываться, толкая Антона к заветной разрядке. Нежные руки терзали плоть уже не на шутку и почти жестоко облюбовывали раскрасневшуюся головку.

– Я так долго не выдержу, – предупредил Горячев, покусывая губы, но ладони не замедлились. Он дернул ногой, плечами – возбуждение набухало сильнее, распирало изнутри, накипало невыносимым жаром. Вместо того, чтобы отвечать, Антон сгруппировался, затих. В паху стало тяжело, словно гирю кто-то подвесил, почти больно. А там…

Даже тихие стоны в пустой комнате звучали звонко, эхом отбивались от толстых стен. Оргазм подкатил плавно, повинуясь ритму ласк, оглушил Антона. Обронив сперва только пару капель, на третьем сокращении он резко расслабился, откинувшись на стуле. Дрогнул – белесая струя достала почти до груди. Горячев часто дышал носом, чувствуя собственный мокрый жар и как мелко дрожат бедра. Глубокая, чувственная пульсация перебивала все в теле, делая его невероятно уязвимым.

– Сожми… Сожми крепко меня сейчас, – страстно шептал Антон, медленно качая головой из стороны в сторону. – Пока все не выйдет…

Руки выполнили просьбу. Сжали, сцеживая последние капли минувшего удовольствия от основания ствола к головке. Горячева смыла новая волна дрожи, он забился – потом, когда его отпустили, обмяк. Стало тихо. Кровь не шумела в ушах и послышалось, как зашелестело и чужое дыхание. Сдержанно, но абсолютно точно в удовольствии.

– Нравится? – Антон с улыбкой повторил свой вопрос, поводя коленом. Эрекция немного опала, но лишь немного. Он весь внимал, надеясь услышать заветный щелчок. Жаждал получить что-то для себя, кроме прикосновений – в конце концов, его хозяйка владела и видом, и слышать могла, и контролировать совершенно все… А ему не хватало. Хотелось – брать. Как привык. Но последовала возня и шорох. Какое-то время тихий мягкий звук не давал определить, что происходит, но затем последовал щелчок. («Да».) Вероятно, мучительница вытерла руки. То же произошло с Антоном – его очистили влажными салфетками. Горячев удовлетворенно поежился.

Затем свежая нота влилась в какофонию звуков. В ней угадывалась мягкая поступь, что удалялась влево. Затем послышалось, как открывается дверца шкафчика, и совсем скоро около Антона вновь оказалась его мучительница. Сочный звук лубриканта, растираемый меж ладоней, прокрался в уши. Горячев ощутил новые осторожные попытки его расшевелить едва ощутимым касанием. Медленно и чутко. Но Горячев был восприимчив, и только почуяв продолжение – заинтересованно поднялся вновь, вздохнул глубоко… Ощущение комфорта разрушил металлический звон. Он был короток, но настораживал своей внезапностью. Едва различимая усмешка сорвалась с немых губ и, лаская несчастного одной рукой, другой хозяйка вложила Антону в ладонь холодный твердый предмет. На ощупь это была изогнутая стальная трубка. Буж.

«Ох, ну я же сам хотел попробовать…» – с сомнением припомнил Горячев, ощупывая постепенно согревающийся металлический стержень. Инструмент был короткий, тонкий и слегка изогнутый. Правда, проклятое тело соображало быстрее испуганного и одурманенного сознания. Мыслило рефлексами. По уретре естественно двигались только две вещи, две жидкости, и движение это всегда сопровождалось удовольствием и облегчением. Если внутрь проникнет что-то другое, каково будет?

Член, вспыхнув чувствительностью от одной фантазии, отзывчиво запульсировал в обнимающей его ладони. Последняя отреагировала незамедлительно, и объятие ее стало более чувственным и тесным. Антону приходилось ошеломительно сладко в этих тисках, а его тем временем приласкали еще и за щеку. Жест носил одобрительный характер. Мол, не переживай, все будет хорошо! Горячев верил и не верил одновременно.

Буж у Антона отняли только тогда, когда член казался влажным до безобразия, а бархатная ручка скользила по нему плавно и медленно, как моторная лодка в стоячей воде. Произошла заминка, в которую, вероятно, хозяйка смазала лубрикантом инструмент, послышался сладковатый душок антисептика. Ласковые руки обвили Горячева, зафиксировав член в одном положении. Головку холодно поцеловала металлическая трубка. Антон затих в ожидании, а через мгновение уже не смог справиться с протяжным стоном. Новое ощущение странно обожгло изнутри. Он почувствовал себя нанизанным на иглу – столь мучительно приятно это было. Горячев рвано выдыхал, крепче сжимая и расслабляя пальцы, шире раздвигал колени. Тело его не понимало, как реагировать. Но хозяйка одной рукой все ласкала ствол члена, другой – аккуратно продолжала вводить буж. Остановка. Медленное раскачивание инструмента в уретре, ожидание и вновь движение. Антона настойчиво отвлекали от любой иной мысли, кроме как самой влажной и порочной, проворные пальцы. Теперь в воображении они казались непропорционально длинными – такие рисуют только удивительным эльфам из самых невообразимых миров. Горячев был до того одурманен, что мог поверить в любую сказку.

Показалось, что металлический стержень проник на самую глубину. Антон невольно потужился – сразу почувствовал, как буж медленно движется, повинуясь давлению мышц. Стоило расслабиться, и тот вновь скользнул глубже. Конец трубки упирался несколько дальше основания его члена, пробуждая грязные и постыдные позывы, которые одновременно хотелось прогнать и пропустить. Горячев чувствовал себя подвешенным за самые нервы – его плоть распирал изнутри чувственный инструмент, снаружи давили умелые пальцы, и еще эта погруженность в самого себя… Антон понял, что ни с какой девушкой не повторил бы подобного лицом к лицу. А теперь – мог только догадываться, кто с ним. Странная темная фея, воплощающая его самые больные фантазии.

«У нее даже есть волшебная палочка…»

Из груди вырвался истеричный смешок, тут же сорвавшийся в очередной стон. Когда Антону все показалось уже привычным, а пережитые ощущения не вызывали у тела головокружительного восторга, замешанного на адреналине и удовольствии, нежные руки вдруг начали властно комбинировать самые разные ласки. То массаж уретры оказывался сопряжен с мерным поглаживаем яичек, то буж нежно вводили по самое «не могу» и оставляли в таком положении, позволяя Антону управляться с ним мышцами. (Но он не мог терпеть – беспомощно выталкивал из себя горячий стержень, роняя надрывные стоны.) Сладкая пытка прекращалась только тогда, когда Горячев начинал скулить и кипятиться в нетерпении получить еще немного больше, еще глубже, еще сильнее.

– Я кончаю, – выдыхал он уже неоднократно, когда давление внутри становилось невыносимым, но каждый раз не мог реализовать своего намерения. Буж, на который наматывали Антоново удовольствие, прекращал движение, прекращал всякую пытку, и тугие петли оргазма спадали одна за одной. Горячев сперва лишь дрожал от болезненной похоти и невозможности ничего сделать. Потом – начал браниться. Высохшие от постоянного дыхания ртом губы выплевывали грубые междометия – но хозяйку рук Антон все равно не останавливал. Не называл заветного «плохо». Не только потому, что ему правда нравилось. Ему претило разрядиться преждевременно, раньше, чем решит его партнерша. И потому Горячев стискивал зубы и терпел, пока заставляли терпеть. Но все же иногда он пытался вырваться из порочного круга.

– Кончаю… – заныл он в который раз. К пятнадцатой – пятнадцатой ли? или больше? – минуте проникновения Горячев почти перестал чувствовать границу между болью и удовольствием, различать ощущения в головке, в яйцах и в уретре. Перестал слышать силу в коленях, контролировать нижнюю часть тела, и только судорога порой сковывала крепкие бедра. Он чувствовал себя так, словно уже переживал невероятно долгий и мучительный оргазм, но не мог только одного – спустить просящееся наружу семя.

– Отпусти, – то ли требовал, то ли молил Антон. – Мне нужно… Я не могу…

В ответ послышался смешок, а Горячева заботливо погладили по щеке, приласкали, успокоили. На лице остались влажные пятна лубриканта и удовольствия. Пытка начала приобретать оттенок необратимости. В эти мучительные минуты хозяйка исследовала руками болезненно возбужденное тело; сначала в ход шли очевидные зоны удовольствия – низ живота и соски, шея, но после свою порцию ласки получил каждый уголок тела. Антон горел удивительно ярко: колени и вовсе были до странного восприимчивой эрогенной зоной – только пощекочешь пальцами, и молодец готов. Теперь же это было пыткой. Горячев не знал, как может быть еще слаще и больнее. Он не контролировал эмоции, подвешенные на грани истерики. Смех, слезы, гнев – смешалось все. А «не выдержу больше» и «хватит» сменялись откровенными стонами и всхлипами блаженства… Антон напряженно выгнулся на стуле, резко умолкнув и затаив дыхание. Чувствовал, как кровь прилила к лицу и шее, как внизу – горит раздраженный орган. Дело шло к финалу, и он должен был стать ошеломительным. В какой-то момент подключилась вторая рука, прекратила бездействие, надрачивая распирающий член. Мучительные минуты уничтожали остатки самообладания и разумности Горячева, стирались в одно бесформенное месиво, пока вдруг резко он не освободился. Буж был извлечен. Наступила оглушительная пустота, которая тут же стерлась под ладонями хозяйки, под требовательными ласками, похожими на сцеживание похоти. Едва ли Антон испытал оргазм в привычном понимании. Он испуганно подобрался, сводя и разводя, поднимая колени, когда на фоне бешеного напряжения ощутил кажущуюся слабой пульсацию и как горячим потоком исходит из него семя. Его разрядка лилась как свечной воск, тянулась между членом и пальцами, стекала к основанию, вынуждая чувствовать себя еще более грязным… Но чем меньше выходило соков, тем болезненнее и сильнее сжимали низ живота и пах спазмы. Антон заныл – и вскоре уже закричал, задохнулся, безумно извиваясь и царапая подлокотники. Скрутившая его острая боль через полминуты сменилась еще одним внезапным всплеском дикого желания.

– Не останавливайся. Не останавливайся, – хрипел Антон, подаваясь вперед всем корпусом. На лбу и на шее, на предплечьях вздулись жилы, он сильно вспотел. – Я трахну твой хорошенький кулачок… Ну… давай же… Можешь потом слизать… ты же тоже хочешь, сучка… Ты затем это все…

Незавидна была бы участь той, кто довела Горячева до этого безумия, не будь он связан. Вконец ошалевший Антон рванул вперед, заскрежетав несчастным стулом. Жалобно трещали наручники. А он – держал себя на весу, шумно сопя и скалясь. Музыка на фоне пристыженно замолчала. Горячеву прилетел шлепок, что пришелся на щеку. Мол, «успокойся», – и Антон примолк, перестал дергаться так отчаянно. Но просьба была исполнена. Член вновь оказался в тесном плену рук, но на этот раз не было места лояльности. Только техничное исполнение, только очень быстрое да ритмичное движение кулака, только желание выдавить из безумца все его безумие, а, может, и в хозяйке просто проснулся азарт. В черной тишине осталось только две составляющих: истома да пошлое хлюпанье размазанной смеси из спермы и предсемени, и искусственной смазки. Хватило нескольких секунд – и Антон взревел, вытягиваясь струной. Третья разрядка схватила его крепче, до самого нутра – он оказался почти сухим, но невероятно интенсивным. Горячев был выжат до последней капли. Бедра колотило тремором. Он вмиг достиг седьмого неба, а теперь рухнул ослабленный, опустошенный, низменно-счастливый обратно на землю. Стал увиливать бедрами от жестокой ласки, зажиматься…

Горячева отпустили. Все исчезло, оставляя ему возможность смаковать послевкусие. Антон ощутил запах влажных салфеток, которыми утирала руки мучительница. Но на этот раз он остался без внимания, лишь удостоившись мимолетного прикосновения к щеке. После все происходило быстро; Антону освободили руки (он слышал, как на пол упали путы), но повязку на глазах оставили. В контракте было написано, что он не имеет права подсматривать. Но Горячев и не успел бы: в одно мгновение хозяйка поднялась, послышались удаляющиеся поспешные шаги и хлопнула дверь за спиной, а потом заскрежетал замок, заковывая тайну в металлические тиски. Горячев глубоко вздохнул, разминая натертые запястья. Когда он снял, наконец, повязку, то смог увидеть темницу своего удовольствия. Это была небольшая квадратная комната, укутанная будуарным мраком, со стенами, обшитыми звукоизолятором бледно-бежевого цвета. Окна надежно и стыдливо прятались под длинными плотными занавесками, которые не позволяли разрушить уютный мрак. По углам стояли высокие тонкие светильники, лампочки которых по форме напоминали свечи. Пол устилал сливочный паркет, слева от Горячева располагалась дверь, обшитая тем же материалом, что и стены. Спереди и сзади – еще две, темного дерева. Темными были и плинтуса, и резная мебель: стул, на котором сидел Антон, табурет хозяйки и небольшой придиванный столик на колесиках, на котором глаз сразу зацепил странный предмет. Помимо раскиданных на нем элементов сексуальных игр (Антон вздохнул еще раз, остановив взгляд на разложенных бужах разной длины и формы), посередине стоял флакончик, украшенный на горлышке бантиком кофейного цвета и зеленым стикером для записей, на котором черной ручкой вывели следующее сообщение: «Это подарок, чтобы ничего не болело. У тебя есть два часа и две двери. Одна – ванная комната. Приведи себя в порядок. Вторая – выход. Третья заперта».

«Спасибо тебе, добрый человек», – подумал Горячев, снова перечитал слова «ванная» и «два часа». Да еще чтобы ничего не болело – о нем позаботились! Сам-то Антон не подумал, как добираться до дома на байке после всего, на что он согласился… В паху страшно ныло от перенесенной нагрузки, а ведь это было только его первое посещение. На миг стало стыдно: «Подписался хер пойми на что, так еще и сорвался сразу, словно умирающему от голода шведский стол предложили». С девушками он такого обычно не ощущал даже после перерывов. Но это свидание было все равно что с собственным грехом, а не с кем-то реальным. Все из черноты, из глубины, из-под повязки на глаза теперь проступало самыми мерзкими формами.

Снова кольнула паранойя. Антон еще раз внимательно оглядел комнату – камер не было.

«Да все равно если б хотели – сняли бы и так. Принесли, унесли… Гоу-про, сука».

На том и умолк внутренний голос. С одним только белым шумом в голове Горячев скинул здесь же, в комнате, всю одежду, схватил со стола тюбик с мазью и поковылял в ванную. Ноги еле слушались его. А там – на целый час в теплую воду…

За этим делом в голову смогла пробиться лишь одна мысль. Первая реакция Елены, встретившей его сегодня, совершенно точно значила, что в понедельник Антон вернется сюда, но по другому вопросу. Значит, как она сама это назвала, «корпоративная резиденция» – и БДСМ-клуб в одном флаконе? Что же тут происходило? И кому принадлежали те бархатные ручки? Это сотрудники Nature’s Touch променяли субботний боулинг на дрочку? Или то – прихоть хозяев дома? Антона мучило любопытство. Он попал в максимально глупую и, казалось, не совсем безобидную историю, и на случай каких-либо очевидно компрометирующих его ситуаций решил, что дойдет до истины.

«У нее безумно нежные ладони, а еще пахло орехом и ванилью. Духи? – размышлял Горячев, водя пальцами по черному эмалированному бортику и разглядывая бежевую мозаику на стене. Тот, кто жил в этом доме, определенно любил сочетание одних и тех же цветов. – Что ж, буду как принц с хрустальной туфелькой искать принцессу с ножкой подходящего размера… Только не с туфелькой. Придется перездороваться за руку со всеми красотками в этой богадельне. Ну или страхолюдинами… Нет, надеюсь, она все же красотка…»

О, он определенно хотел бы воплотить свою невидимую фею в жизнь. Только ради того, чтобы повысить шансы замутить с ней как положено. Ведь раз она так талантлива с одними руками, то что получится, если подключить остальное?..

«А вдруг это все спланировано? Накопали инфу на меня, на мои контакты, вышли на Влада, прознали про мою личную жизнь, промыли ему мозги, замутили подставного „клиента“ Свята…» – ввинтилась поперек приятных фантазий теория заговора.

И верно, а ведь его могли еще и опоить. А теперь – станут просто шантажировать. Раз эти психи, закапывался Антон все глубже, живут в таком роскошном доме, у них точно хватит средств откупиться от его обвинений. С другой стороны, зачем им компромат на сраного пиар-менеджера? Горячев ведь и так работал исключительно на положительный результат за деньги. Личные счеты? Обиделись за что-то, решили нанять на работу, а в итоге разрушить карьеру и репутацию?

«Может, от меня залетела какая-нибудь любимая племянница их босса? И мне реально мстят? Чем мне еще грешить…»

Но Антон признавал, что за такую херню судились бы гораздо проще. Смолотили бы дело об изнасиловании – и вперед…

«Если только они не конченые. А они, кажется, конченые».

Горячев смирился с мыслью, что ощущение реальности к нему так и не вернулось. А потому решил сперва добраться до дома. В любом случае у него была уйма времени, чтобы все перепроверить. А в понедельник он мог попросту отказаться заключать контракт. Или передать работу кому-нибудь еще из своего агентства.

«И все хуево, как ни крути».

Кроме того, как хорошо ему было всего час назад.

Свежий и подлеченный чудо-мазью, Антон молча натягивал на себя в прихожей мотоциклетное снаряжение. На Елену, стоявшую рядом с ним, он старался не смотреть. Женщина же с интересом поглядывала на Горячева, прислонившись плечом к косяку двери и накручивая на пальце пульт управления системой охраны.

– Ну, – нарушила молчание блондинка, – как вам терапия? Произошло психологическое очищение?

– Пока не понял, – уклончиво ответил Антон и выпрямился, закончив натягивать ботинки. Взгляд его блуждал по стенам прихожей. Еще миг – и за своей отстраненностью он успел одеться целиком. Открыл дверь. Осекся. – Ну, спасибо за гостеприимство? Мило тут у вас, кстати, не сказал… Очень красивый дом, – на лице появилась кривоватая усмешка.

– Не за что, – коротко улыбнулась Елена, стараясь выпроводить гостя поскорее. Это становилось заметно по тому, с какой готовностью она воспринимала каждый его шаг в сторону выхода. – Да, это у нас Лев Денисович занимается. Начальник. Он терпеть не может ненатуральные цвета, так что…