Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)

– Но кому вообще интересны фотки кремов, когда тут такие девочки? – спросил он вслух у подошедшего с кофе официанта и рассмеялся. Кажется, ему покивали в ответ с пониманием, но Антон уже был слишком увлечен. Он листал цветные электронные страницы, украшенные брюнетками, блондинками и рыжими разных возрастов и комплекций, максимально естественными и, что называется, nude во всех разумных смыслах. И где-то по отработанной, бархатной от фотошопа (но, возможно, конечно, и от правильного ухода) коже стекали сверкающие капли масел, а где-то изящные тела утопали в лепестках каких-то цветов, очевидно, служащих одним из основных натуральных компонентов серии… Горячев ощупывал всех этих девушек взглядом бывалого знатока женской красоты, заинтересованного, но строгого и невлюбчивого. А потом долистал до той части, где начинались промофото косметики по уходу за руками. И еще минут через десять понял, что ищет среди множества представших перед ним те, что похожи в его воображении на невидимые и ласковые руки хозяйки.

«А может, они и правда там есть. Почему нет? Такие нежные…» – оправдательно вздохнул он, макнув кончик носа в кофейную пенку. Но утерся, встряхнулся: «Это все только после долгого перерыва. Да она мне после следующего раза уже надоест. Даже посмотреть ведь не на что, поговорить – никак!»

В этом была своя доля правды. Выныривая из омута страсти, сексуальных фантазий и тягучего удовольствия, Горячев всегда остывал и становился сухим прагматиком. У него было много деловых знакомств – но мало друзей. А среди деловых – ни одного лишнего. Несмотря на бросающуюся в глаза ветреность, Антон был невероятно закрытым и придирчивым к людям. Особенно к противоположному полу. Он не сохранял возле себя барышень «на потом» для свиданий – все имеющиеся в его контактах состояли в блогерской тусовке Алены или были постоянными моделями Влада. Находились даже умники, которые шутили, что Горячева вообще не интересуют девушки, просто он тщится остаться натуралом в этой до костей патриархальной стране. Но Антон игнорировал издевки и продолжал играть роль огонька, к которому слетаются мотыльки, чтобы в конце концов сгореть в одночасье.

Было ли ему одиноко?

«Черт побери, да у меня есть все нужные люди в жизни. У меня вообще все есть…»

Было ли тоскливо?

«Скучно только от однообразия».

Девчонки в каталоге Nature’s Touch оказались очень разными, что Антон, конечно же, оценил. Сложно не довериться и не увлечься работой, которая обещала быть настолько интересной. И к тому же – высокооплачиваемой.

Снова на глаза попались чьи-то руки. Антон задержался, потерял мысль. И тут же вдруг испытал удушающее чувство стыда и закрыл все окна.

1.02. Среда. Второе свидание

К среде Антон совсем было засомневался в правильности своих выборов, однако уже утром требовательное тело все решило за него. Не успел пиарщик начать свой рабочий день – да что там, хотя бы позавтракать и сделать зарядку, – как обнаружил себя над раковиной с тревожно-сладкой ломотой внизу живота.

– Проснулся, блядь, – выдохнул Горячев. И хотел бы потянуться, привычно снять будничный стояк, начать утро с приятного – да только вспомнил, что его ждет в конце дня. И волнительно, и голодно, и душно стало. Антон решил принять холодный душ и терпеть, но сам же прятал от себя это осознание: стоило его организму снова окрепнуть, а несколько болезненным последствиям первого визита – дать забыть о себе, как захотелось больше… А за неимением иных вариантов – снова именно туда, в корпоративный, мать его, коттедж. На слепое таинство.

«Слабоумие и отвага – вот наш девиз, – вздыхал Антон. – Ну, хоть отважным могу себя называть…»

День тянулся за деловыми переписками, за поиском социальных каналов, заинтересованных СМИ… Антон составлял вежливые и броские обращения, а сам комкался на стуле – нет-нет после пресловутого «предлагаем вам» пролезала бессловесная мысль о грядущем удовольствии, и в паху туго простреливало. Нет, на байке он сегодня снова никуда не поедет. А после обеда, когда Горячев уже вдоволь накрутил себя и намучился, он решительно открыл переписку с «руками». Закусил губу. Ну, имел же он какое-то право на месть? А вместе с тем мог оставить положительный отзыв и попытаться раскачать саму хозяйку. В конце концов, о речевом манипулировании и силе слова Антон знал достаточно хорошо.

«Ждешь меня?» – коротко написал он сперва невидимому контакту. Оставалось надеяться, что хозяйка на связи. И показалось, что «онлайн» выглядел даже несколько удивленным. Несмелое «печатает» прерывалось и дергалось, как детский флажок на ураганном ветру.

«Конечно, Антон. Для меня оказались мучительными воспоминания нашего прошлого свидания. Я надеюсь, ты не собираешься отменить встречу?»

Горячев, прочитав сообщение, поплыл, разулыбался. Его бросило в жар. Да, работа на сегодня точно заканчивалась.

«Почему же мучительными? Кажется, это ты меня мучила. =)

Отменить – ни в коем случае. Кроме того, я надеюсь, тебя обрадует, если я скажу, что не первый день уже томлюсь… Работы много, а я безбожно отвлекаюсь. Встает каждый час. =)) Вот почему я предпочитаю пахать на дому, а не в офисе. Да еще брюки, в отличие от джинсов, плохо скрывают то, что со мной случается…»

«Ну, Антон, ты симпатичный парень. И картинки с тобой в памяти получаются не менее симпатичными. Здесь сложно оставаться холодным человеком.

И каким образом ты отвлекаешься? От тебя убегают только мысли или шаловливые руки тоже тянутся в неправильные места?»

Вот же чертовка! Довольный тем, что смог растопить лед (даже если только в рамках игры), Антон шумно засопел и ответил на первую часть сообщения пылающим стикером. А потом ринулся набирать:

«Тянутся, но я терплю. =) Подумал, что тебе хотелось бы, чтобы я приехал полным…»

«Да, это очень удачная идея. Читаешь мысли? Хочешь сегодня чего-нибудь или полностью отдаешься в мои руки? Я хочу тебе предложить кое-что попробовать. И, если хочешь, дам кое-что взамен».

«Целиком доверяюсь тебе в заданных рамках.) А что предложишь? Заинтриговала. =)»

«Это прекрасно! Хочу тебе предложить очень интересную вещь, которую ты точно не пробовал, учитывая твои психологические рамки, замеченные мной. Я хочу сделать тебе массаж. Всего. И, конечно же, простаты – как вишенка на торте. Испугаешься или разрешишь?»

Тут Антон поутих. Он стремился к отдыху; к чему она стала уходить в психоанализ? Горячеву до сих пор казалось, что «терапия» – это лишь красивая официальная версия. Он не любил, когда к нему лезли в душу и пытались разложить его поступки на составляющие, будучи уверенным, что справляется с этим и сам. Даже среди его близких друзей напрямую о каких-то внутренних косяках решалась говорить только Алена, и Антон списывал это на бабью привычку все привязывать к чувствам. Когда как нормальный мужик функционировал проще: стоит – не стоит; кончил – не кончил. А какие там психологические рамки мог сломать массаж простаты… Антона это предложение настолько возмутило, что он даже не переспросил, что дают взамен такого непотребства.

«Какие рамки, я же совершенно раскрепощен! – отвечал Горячев, стараясь держать тон. – А массаж – это хорошо. Что до простаты – с ней все в порядке, не надо ее трогать. =) Если только непрямой. Задница моя неприкосновенна. =)»

«Ну так тебя ждет одно желание. Любое, которое не противоречит контракту. Подумай, ты точно не хочешь ничего получить? Ведь тебе будет приятно. Не пугайся, я не собираюсь тебя насиловать.) Подумай».

«Только не говори, что путь к твоей милости лежит через мою жопу», – почти – но лишь почти – краснел от гнева Антон. Размышлял, нервничал, перемалывал фразы на слова. А сам печатал:

«Подумаю. Но я пока все равно ничего не решил на счет желания и просто хочу твои ручки. =) Именно твои, в конце концов, понимаешь? Так что жди меня, как я тебя ждал. Я сейчас уже поеду. =)»

Горячев закрыл переписку. Ему надо было остыть немного, все обдумать: конечно, эта доминатрикс наверняка просто предложила один вариант из своего ассортимента, сформированного долгой практикой. Антону нечего было делать, кроме как напомнить себе, что подобные услуги – это целый образ жизни, и если бы хозяйка хотела, то предложила бы и еще что пожестче. Оставалось мыслями вернуться к приятному и седлать метро да автобус. У него все еще была вторая часть тела, помимо мозга, обладающая личным мнением.

И вот Горячев уже переминается с ноги на ногу у ворот коттеджа, а потом еще и на пороге дома. Он приветствовал Елену хищной заговорщической улыбкой, а еще – непробиваемой решимостью и спешкой, каких не было в прошлый раз. Оделся Антон сегодня еще потеплее да попродуманнее. Помимо футболки и брюк, которые теперь не были значительно защищены утепленной и усиленной мотоциклетной одеждой, он накинул сверху удлиненную толстовку, которую пока не снимал даже в теплом доме. Елена посмотрела на такое дело с недоверием, напомнила, что будет ждать в прихожей и, если Горячев захочет, может попросить водителя захватить его, когда наступит время возвращаться домой.

Сегодня Антона ждал все тот же легкий ореховый аромат с примесью цитрусовых. Из динамиков звучала не музыка, а потрескивание костра в камине. Горячев прислушался. Где-то в комнате раздался шорох. Шаги хозяйки по паркету отозвались глухим стуком, словно ее обувь была на довольно плоском каблуке. Антон улыбнулся, развернулся боком по направлению к источнику звука и взялся за края толстовки.

– Ты только посмотри, в каком состоянии добрался, – смешливо заметил он, стягивая с себя теплую кофту. В процессе и футболка, надетая под нее, задралась до груди. Ниже открылось то, что Горячев столь тщательно прятал под полой. Даже под плотной тканью брюк заметно проступал крупный ком. Натянулся, врезался в пах вещевой шов. Уже медленнее, блаженствующе Антон оголял развитый торс до конца, переминаясь с ноги на ногу. А затем одежда упала на пол. Горячев сунул ладони в карманы и усилием оттянул штаны немного ниже, чтобы ослабить свои мучения. – Даже январь не помешал…

Антона поприветствовали с ощутимой усмешкой и сладким вздохом; теплые ладони прижались к щекам, оглаживая прохладное с мороза лицо. От перепада температур приятные мурашки поползли по телу, проступили гусиной кожей. Мягкий, но требовательный, уговор рук заставил Антона двинуться следом, пока его собственные не настигли какую-то кожаную мебель. То был, по ощущениям, высокий массажный стол с подобием подушки в изголовье. Горячева заставили сесть, упираясь ему в живот, потом плавным жестом увели руки за спину и связали, но на сей раз наручники были мягкие.

– Это чтобы я не стер себе запястья, как в тот раз? – Антон захохотал, пробуя на прочность новые оковы. Послышался щелчок пальцев. На поверку наручники и правда казались надежнее: широкие, из плотной кожи, с короткой перемычкой. Но в них было удобно – насколько вообще может быть удобна ограниченность в движении. Опершись ладонями позади себя, Антон уселся поглубже. Раздвинул бедра, едва заметно (но невероятно ощутимо) ерзая на месте. Долгожданная ручка приземлилась на пах, мучительно стиснув в пальцах напряженный член. Горячеву расстегнули брюки, вынудили приподняться, чтобы стянуть их вместе с нижним бельем. Тот облизнул пересохшие губы, подставляясь, показывая, что давно уже готов. Он слышал, как хозяйка удовлетворенно вздохнула, и было в том дыхании сладкое предвкушение и удовольствие. Да и движения ее, Антон заметил, стали мягкими и тягучими.

Щелкнул невидимый колпачок, послышалось бульканье какой-то жидкости, затем влажный звук растираемых ладоней. Нетрудно догадаться – масло. Горячев сразу узнал нотки цитруса, что послышался ему при входе в комнату. Ладони плавно скользили по коже, и казались еще более нежными, чем прошлый раз. Горячев выгибался и жмурился (обычно он рефлекторно держал глаза открытыми, даже несмотря на повязку), вздрагивал, когда прикосновения оказывались чересчур манящими. Соски – Антон подавил стон и стиснул бедра, пронзенный чувственным импульсом, – живот – снова развел колени, призывно раскрываясь, – и все оборвалось, но через мгновение и три медлительных шага началось на стопах, которые богато сдобрили маслом. Массаж ног – странная нота в ласке для женщины, ибо многие из них обычно избегают всего неэстетичного в сексе. Антона упрекнуть было нельзя – он отличался особой чистоплотностью.

Постепенно Горячев расслаблялся. Непривычное теплое ощущение поднималось по усталым ногам, наполняло стопы, оседало рыхлым удовольствием внизу живота. Ласка шла вверх, как мох прорастает по стволу дерева, пробиралась от корня к кроне. Антон дрожал, тихо постанывая под нос и извиваясь – издевательские прикосновения к эрогенным зонам накапливали желание, фокусировали его будто бы в одной точке, но не давали ни облегчиться, ни отдохнуть. Его гладили, мучили, терзали; масляный палец постучал Антону по виску, оставляя пряный влажный след. Тот мотнул головой, сперва инстинктивно определив это как попытку сдвинуть его – мол, так метался, что оказался на краю. Но после уворота хозяйка повторила жест. Пришлось очнуться.

– Что?.. – улыбнулся Горячев сквозь сладкую дремоту, усмехнулся. – Проверяешь, живой ли я? «Есть кто дома?» Пока да…

Два щелчка. Нет, явно не в этом убеждалась хозяйка. Руки пошли вниз, пальцы едва касались члена, ходили по стволу, но нажатие их было до дурноты невесомым. Антон опять начал отключаться, чувствуя, как с новой силой разливается в расслабленном теле томление. Он улавливал знакомый почерк – хозяйка всегда больше внимания уделяла головке и яйцам, нежели стволу. Но все глубже погружалась вторая рука под ягодицы. Секунда – и уже между них Антон ощущал масленую дорожку. Непривычные прикосновения зародили сперва в теле, а потом и в голове подозрение. И только нежный палец направленно мазнул вокруг ануса – так Горячев чуть не подскочил, с хлопком сводя колени. Несчастная рука оказалась зажатой между бедер, как в медвежьем капкане, и если бы не масло – не выскользнуть было бы ей против воли Антона.

– Не-не-не! Мы же договаривались! – почти жалобно выдохнул он. Впервые – красный до самых кончиков ушей.

Вот тебе и «есть кто дома».

Странно, но на фоне инстинктивного страха за собственное достоинство возбуждение Антона ничуть не померкло. Не оглушил и не отвлек его прилив адреналина. Стыдно стало не только за собственную полную доступность еще минуту назад, но и за то, что восприимчивое тело благосклонно отреагировало на покушение. Рефлекторно Горячев сжался, прессуя внутри вожделение и желание разрядки. И снова расслабился, осторожно разводя ноги снова…

– Не так глубоко… Я раскрепощен, конечно, но не настолько, – он выдавил усмешку и качнул бедрами навстречу наглым рукам. – Сделай лучше, как до этого… Я уже очень близко…

На последних словах голос Антона просел, а тяжелый член качнулся от случайного прикосновения к промежности. Послышался разочарованный вздох и недовольное сопение, но ласки вместе с тем продолжились. Продолжились и стали агрессивнее, вероятно, потому, что теперь хозяйка оставалась обиженной непослушанием подопечного. Плюс был в том, что сказать этого она не могла. Минус – Антон был связан.

Раздражение – за неимением лучшего – заговорило жужжанием вибратора, который вдруг был включен где-то близко к Горячеву. И скоро пиарщик почувствовал, как жгуче целовала его машина. Сначала зарумянившиеся соски, которые топорная ласка круглой головки лизала с особенным остервенением, когда сама хозяйка оставалась безучастна к томлениям молодого мужчины. Он заныл, вывернулся, подставляя измученное ожиданием тело. Затем – все ниже, ниже, ниже… И вдруг укус вибрации в самую сердцевину удовольствия – едва ощутимо водила мучительница по стволу члена потеплевшим от ласки помощником. Антон думал, что ему позволят кончить… Но он был слишком шумным, чтобы смочь утаить приближающийся оргазм, который у него намеревались вырвать прямо из-под носа. Слишком – Горячев резко охнул, почти вскрикнул, когда в резонанс с его собственной дрожью вступил пронзающий механический зуд. Засучил ногами, вскидываясь словно в попытке вытолкнуть из себя передержанное напряжение. Назойливое жужжание резко потухло, погасло последнее касание руки. Антона лишили сразу всего, чем он владел, жестоко и бескомпромиссно.

– Нет… Черт, блядь, господи! – взвыл Антон, скорчившись в неестественной позе и лишь чудом не упав со стола. Он повернулся набок, сжался чуть не в позу эмбриона; бедра забила крупная судорога. Не оргазм, а лишь эхо. Горячев мог бы этим наслаждаться, если бы не распирающая тяжесть в яйцах и еще где-то в глубине его тела. Если бы не становилось так дурно. Тяжелое дыхание раскачивало Антона на кушетке. Он кусал губы, но не решался ничего сказать. Возбуждение, еще господствующее в нем, забирало все силы, всю кровь – смешивало в одну неясную кашу растерянность, гнев, мольбу. Послышавшийся сверху смешок казался до отвратительного издевательским, но еще больше уязвляло то, что Горячева решили привязать; развернуть, разворошить, растормошить и приковать ноги ремнями к кушетке. Антона отчего-то пробило на смех – и в то же время под непроницаемой повязкой глаза стали влажными. Его душила истерика.

– А вот и расправа надо мной. Вот, видимо, где за грехи наказывают…

Заминка, тянувшаяся жалкие несколько секунд, прекратилась. К паху Антона тесно прижался вибратор, свободной рукой хозяйка огладила совершенно точно зарозовевшиеся щеки. Тишина. Она и гнетущее ощущение более тесного контакта с механическим другом. Горячева колотило, он бесшумно всхлипывал, тычась лицом в ладонь – единственное, что было у него. Все замерло в предвкушении щелчка кнопки, который неминуемо наступил. И Антона вновь пронзила вибрирующая ласка, вытряхивая из его нутра новую волну удовольствия, новый уровень желания. Радиус воздействия то безбожно увеличивался, то вновь останавливался в одной точке и пытал с методичностью капающей на темя воды.

Горячев выгибал позвоночник колесом, ребра раскрытой клеткой прорезались сквозь натянувшиеся мускулы и кожу. Легкие горели. Антон чувствовал себя уставшим, как марафонец, который решил во что бы то ни стало побить рекорд – но не рассчитал свои силы на старте, а потому подыхал теперь на ходу. Приближение вибратора к головке отдавалось жалящей болью, не сравнимой даже с жжением, которое причинял долбящийся в уретру буж. Не знал Горячев, где он пропустил остановку, на которой можно было соскочить с чувственной грани. А теперь запутался в собственных сексуальных переживаниях так, что не мог разрядиться. Шептал:

– Больно… очень больно… – но время, замедлившееся и ставшее вязким, как грязь и песок залитого дождями Петергофа, повернулось против Антона. Поймало его в петлю.

– Я не могу так больше… Пожалуйста… Дай мне кончить… Пожалуйста… – молил он так, как не молил никого в своей жизни. Жгучее напряжение сменилось густым теплом, запульсировавшим под кожей, у висков, на груди и животе. Горячев едва ли чувствовал нижнюю часть своего тела, отчаянно разводя колени, насколько ему позволяли путы возле лодыжек. Вновь застонал. – Пожалуйста…

Молчаливым согласием послужила мягкая стимуляция головки члена пальцами. Антону позволили все, совершенно все, абсолютно все. Хозяйка следовала ярким импульсам молодого тела, отдавая ему самые чувственные прикосновения, пробивая по самым отзывчивым на ее вкус точкам. Горячева захлестнула глубокая предоргазменная пульсация, заставив сочиться сильнее обычного. Это явно помогало его истязательнице; собрав всю влагу ладонью, она бесстыдно растирала ее по промежности, заставляя поскорее приблизиться к роковой точке. Но именно в тот самый момент, когда она отвлеклась, когда нежные пальцы подобрали мошонку и лишь случайно надавили на кожаный шов за ней – Антон вдруг взвился. Яички плотно подтянулись к стволу, глотку разорвал дрожащий стон, – и он скрутился, приподнялся на руках, всем телом сжимаясь в один такт с забившейся плотью. Член качнулся раз, другой, третий – Горячев заревел, – семя тугими струями брызнуло, поползло вниз по напряженному прессу…

Все стихло. С последним протяжным стоном Антон резко выдохнул и ломано опустился на локти, запрокинув голову назад. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Приятно опустошенным. И одновременно – будто одиноким… Такой оргазм стоил трех, и Горячева в слепой темноте сразу стало клонить в сон, но одну мысль он сформулировал быстрее, чем успел погрузиться в холодное небытие:

– Не уходи так быстро.

Хозяйка споткнулась о просьбу, смазав свои отточенные движения, выверенные до малейшей секунды, и планы. Тьма сгустилась на мгновение в безответной тиши. И вдруг на живот Антону легла рука, растирая подушечками пальцев семя. Что-то неуверенное читалось во властных ранее движениях. Подвешенно-звонкое, колкое для того, кто бессовестно мучил слепых любовников. Над Горячевым раздался глухой поверженный вздох, потом неприятно зашуршала упаковка (влажных салфеток, он вновь уловил этот запах), и вскоре Антон оказался насухо вытерт. Ему освободили ноги, затем руки, заставляя расслабленное тело послушно выгибаться, и Горячев вновь мог почувствовать благородный ореховый аромат. Потом шаги отдалились, но внезапно вернулись, утопив жертву любовного одра в мягком пледе по самый подбородок. Антон разулыбался, плотнее кутаясь в нем. Он вдруг почувствовал себя в такой безопасности, так доверился, что у него и мысли не проскользнуло попытаться сдвинуть повязку, подглядеть… Он принял условия игры. Хозяйка запустила руки Горячеву в волосы, расчесывая их и упираясь подушечками в скальп. Наверное, только сейчас Антон мог всерьез задуматься о том, что у нежных рук нет длинных женских ногтей. Впрочем, он пробовал разных девушек, а у этой – ввиду того, что она уже предлагала – короткий маникюр объяснялся элементарным удобством и соображениями безопасности. Распробовав ласку, хозяйка резко ее оборвала, уже более привычно погладив Антона по щеке подушечкой большого и костяшками четырех прочих пальцев.

Был внутри Горячева один парадокс, в котором тот не отдавал себе отчета. Его озабоченность, пылкость и потребительское отношение к сексу соседствовали с нежностью, пробуждающейся после. Почти все девушки, угодившие с ним в постель, сталкивались с тактильностью и жаждой простой близости, которые Антон проявлял, когда все заканчивалось. Ему нравились объятия, нравилось ощущать возле себя живое теплое тело, еще минуты назад принадлежавшее ему, нравилось принимать поцелуи и прикосновения… Он испытывал тягу к этой одномоментной любви, хотя потом неизменно срывался, уносился в привычную суету, а затем снова первым делом требовал только секса. В этом его обвиняли все. Обвинения приводили к скандалу или мгновенному отчуждению – и Антон остывал, а потом начинал искать новых удовольствий и новых эмоций. И неизменно вместе со страстью желал простой заботы по отношению к себе.

Меньшим эгоистом его этот факт, впрочем, не делал, потому что в ответ он не заботился никогда.

– Как ты думаешь, я извращенец? – Горячев ухмыльнулся, приваливаясь теснее к мягкой ладони. Послышалось два щелчка, затем пальцы успокаивающе защекотали его под подбородком, а рука погладила живот в точности как маленькому ребенку перед сном. Антон засмеялся. – А я вот теперь и не знаю даже. Обиженные дамочки обычно называют меня так, но я-то знаю, что настоящий извращенец – это мой лучший друг… Он недавно вернулся из Амстердама. И первым делом впарил мне знаешь что? Никаких тебе историй про его приключения там, нет… До сих пор ничего не рассказал, сука… Просто пришел ко мне, съел мою еду, а потом посоветовал пойти к тебе. Вот я и думаю: он-то извращенец… А я, если согласился?

Хозяйка обронила смазанный смешок, словно история была вроде веселой, но что-то в ней насторожило. Ладонь продолжала размеренно гладить живот по часовой стрелке, тревожа ворс пледа. После недолгого умиротворенного молчания послышались сначала один щелчок, а немного погодя – еще два. «И да, и нет».

– Ты так говоришь, потому что не хочешь терять первое место. Угадал, госпожа извращенка? – Антона тут же щелкнули по носу. Вероятно, это был отказ. – Ну не переживай, мне-то точно с тобой не тягаться… Я еще неделю назад не думал, что окажусь в чужом доме связанным, что меня будут как-то вот так мучить, а мне еще и понравится… И что это будет в доме моего нового работодателя. Знаешь, чем хороша повязка на глазах? С ней сильнее веришь в нереальность происходящего.

Хозяйка вздохнула – и, вероятно, ожидая от Антона скорейшего отхода ко сну, положила руку ему на повязку там, где глаза. Мол, отдыхай. Потом ладонь ушла на голову, поглаживая, умиротворяя, убаюкивая нерадивого болтуна. Тот замолчал, не зная, что еще сказать. Тепло и усталость все сильнее лишали Антона власти над собой. Он тонул в удовольствии, тонул в цитрусово-ореховом аромате, заполнившем собой все. И наконец согласно задремал.

В дремоте Антон находился до самого вечера. С совершенно чистой головой, неприкасаемый никем и ничем, он добрался до дома, где его ожидала такая же спокойная пустая квартира. Изменяя своим привычкам, Горячев даже не схватился сразу за ноутбук – просто рухнул на диван да так и уселся. Около получаса он гипнотизировал фотопанно напротив. На коже и на одежде Антон привез с собой аппетитные, умиротворяющие запахи. День, ненормально мирный для середины недели, никак не хотел заканчиваться.

«Я все же делаю что-то неправильно. Это ведь затишье перед бурей? Это наверняка затишье перед бурей», – прогрызся сквозь плотную пелену первый червячок сомнения. Антон возвел взгляд к потолку, а потом закрыл глаза, будто именно таким образом мог встретиться с мелким паразитом лицом к лицу. Но розовое желе, в которое сегодня превратился рассудок, не поддавалось ухищрениям прожорливого сознания, и поскольку мысль не нашла своего продолжения, Горячев был вынужден смириться: сомнение подохло от сахарного диабета. Настолько сладко ему было до сих пор.

Возможно, так, в небытие, прошел бы весь вечер ровно до того момента, пока Антон не нашел бы в себе силы сесть за работу – ему еще нужно было связаться с Романом, уточнить кое-какие мелочи (вот уж кто влил бы в бочку меда целое ведро дегтя), – но его смартфон начал разрываться раньше. Почувствовав вибрации в кармане, Горячев невольно расплылся в глупой ухмылке. Но потом все же решился посмотреть, кто и что написал ему за это время. Оказалось, в его общем чате с Лехой, Владом и Аленой уже раскрывался двухтомник «Что делать?» в новой редакции с подзаголовком «если Антон вдруг перестал появляться в сети и не пойми где прогулял прошлые выходные». Горячев, обозначив свое присутствие, первым делом вбросил стикер, изображающий, каким неподъемным для него сейчас окажется чтение двухсот сообщений. В ответ сразу же пришло новое:

«Посмотрите, кто пришел! Ну что, ты ел свой стейк из говядины и срал кружочками?» – вбросил Влад, красуясь новой аватаркой со своей довольной рожей, которая едва ли не трескалась от поцелуев на обе щеки от весьма раскрашенных женщин.

«Что? О_о» – влилась Алена, которую легко было узнать по нарисованной девушке в розовом спортивном костюме с двумя белыми полосками.

«Серьезно, Ален, тебя еще удивляет то, что говорит Влад? =D Сорян, ребят, я тут просто немного загруженный».

«Ага, немного, – тут же вставился Леха, который тоже был в сети. – Ты там себе чего, бабу нашел наконец?»

От Алены моментально прилетел стикер, готовый избивать тупых мужланов.

«Нет, это я ему бабу нашел! Точнее не бабу, а только руки, хе-хе», – сообщил Влад, бросил стикер с адской козой (как-то полюбились ему эти животные после путешествия в Амстердам, и это наводило на очень странные мысли) и добавил: «Но раз он забыл про своего поставщика курей, думаю, ручки-то зашли-и-и-и-и-и…»

«Не курей, а глупых молоденьких девочек, которые попадают в лапы к глупому молоденькому гАндону, Влад!» – отозвалась Алена.

«ОЙ, ВСЕ».

Антон, вдруг невероятно разгневанный и пристыженный тем, что тема с руками была поднята при всех его друзьях, начал было печатать разнос… Но быстро понял: не пойман – не вор. Никто, кроме него самого, эту тему не мог подтвердить или опровергнуть. А подтверждать все не хотелось… Лучше уж быть глупым молоденьким гондоном. Хотя бы в известной мере глупым – а не настолько, насколько Горячев сам себя ощущал в идиотской ситуации с Nature’s Touch.

«Я никого не находил, вообще уже отчаялся искать))000)0)) – продолжил он. – Просто очень серьезный заказ, ни хуя не врубаюсь. Зато в понедельник мне уже скинули фотки их моделей с готовой рекламы……………… Знаете. Плюсы есть всегда. =))»

«То есть ты нашел как минимум свою руку, да, Антоша?» – Леха завершил вопрос ехидным котом.

«На сухом пайке еще пару недель посидит – и вторую найдет! =D»

Пришлось отвечать многоточием. Котков сразу же продолжил:

«Ой, ладно, не тебе тут строить из себя паиньку, я тебя уже столько лет знаю, что выучил, как именно у тебя на ладонях мозоли расположены. ВСЕ. МЫ. ВЫУЧИЛИ. Ты чатик-то успел почитать или тебе индивидуально все повторить?»

«Люблю, когда мне делают честь».

«Как странно теперь работает Т9! Вместо минета – честь», – шутил Влад, приправив дело каким-то мерзким стикером и опять с козой.

«Минет я люблю даже больше чести, но Леха мне тут не помощник…((((» – вздыхал Антон – в шутку, конечно.

«Короче, – продолжал тем временем строить из себя серьезного парня Леха. – На вечер пятницы у нас ВИП-зал снимают под какую-то вечеринку. Вообще-то девичник, похоже. Буквально вчера приходили молоденькие подружки и очень тщательно все согласовывали. Пытались договориться на мужской стриптиз… Поскольку такого в нашем прайсе никогда не было, переадресовываю тебе. Я знаю, ты любишь показывать свои кубики. ))»

«Но танцевать-то не умею? Ну, так?»

«А я предлагал тебе танцевать? Я предлагал тебе показать кубики. А то бы еще приплачивать тебе пришлось за номера – пф, нет, ты там сам как-нибудь.))»

Антон крепко задумался. Вечера пятницы у него всегда были свободной территорией, и Горячев на остаток недели пока ничего нового не планировал. Взгляд невольно зацепился за контакт с руками на аватарке – по странному стечению обстоятельств зависший в первых строчках, не утекающий никуда вниз, не дающий забыть о себе. И тут-то червяк сомнения наконец прогрыз истончившийся барьер спокойствия:

«Это я правда что-то не то делаю. А тут вон возможность. Кончать в ручку – это неполноценно, как ты ни поверни ее. А там нормальные девчонки». Конечно, какие могли быть вопросы, что выбрать? Антон было даже переключился на диалог с хозяйкой, да остановился. Что ему писать – что на этой неделе они вряд ли пересекутся еще? Но зачем? Они ведь еще не успели договориться на следующий визит. А Антон – не был привязан ни к какому расписанию. Они подписали контракт. Горячев сам решал, как пользоваться им в течение срока действия. «Не хватало еще пристраститься к подобной херне. Нет, это с самого начала было для временного развлечения».