Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 49 страниц)

У Горячева внутри, под горлом, словно стальной канат затянули. Он понимал умом, что в этой ситуации ничего не может сделать. Ничем не может помочь. Антон был все той же мелкой рыбкой, заплывшей в мир большого бизнеса – и закрепившейся на спине у кита. Теперь Лев не виделся акулой. Богданов в своем мире по-прежнему был велик и опасен, но за их с Еленой суровыми взглядами пряталось лишь неисполнимое желание покоя и свободы. Не хищники охотились на них, а охотники с гарпунами. От таких не было защиты, а снизу, из-под толщи воды, не удалось заметить приблизившегося браконьерского судна. Могло статься, что удар пройдет мимо, Богдановых оставят до поры и Антона не заденет. Тогда все они продолжат просто плыть по течению. Но это напоминало сказку – хорошую, добрую, светлую сказку. А жизнь показывала, что все добрые сказки – это чья-то блажь, созданная для того, чтобы уберечь маленьких детей от жестокой мудрости в народной молве. Только вырастали они покалеченными – потому что вышли в большой мир, не зная об опасности.

– Я закончу работу, – качнул головой Антон, упрямо поджав губы. Он не хотел показаться трусом, не мог позволить себе просто развернуться и сбежать в первых рядах. Несколько недель закончить большое дело – это все, что он мог дать. Быть рядом, подставлять плечо – только это.

– Ну а я, – подхватила Настя, – останусь здесь как минимум до тех пор, пока он не соберет шмотки. Но если вы захотите продолжить сотрудничать неофициально…

Хакерша тряхнула в воздухе телефоном, намекнув, что остается на связи, и Антон улыбнулся теплее. Он был рад, что рядом есть совестливые люди, выбравшие сторону. Одно подтачивало внутри: даже Настя погрузилась в эту ситуацию, знала, как тяжело в компании; но продолжала ли она рассказывать об этом Владу? Горячев боялся, что его друзья уже знали многое, но терпеливо молчали, дожидаясь новостей из первых рук. Не меньший страх приносила мысль о том, что они не знали ничего – и мучились от неизвестности, как недавно мучился сам Антон. Это верно, что он не мог рассказывать о Льве, если тот сам не позволит, однако делать вид, будто все в порядке, прикрываясь болезнями, было лицемерием.

«А если отчим Богдановых следил за их партнерами, значит, и Леха в том же списке…»

Тот же день. Сомнения

«Бермуда» в понедельник была совсем другим местом, нежели в выходные. Первое утро после двух дней бессонного кутежа выглядело, как нечто среднее между сценой без декораций – и квартирой, в которой недавно закончилась бурная вечеринка. До самого открытия здесь кипела спешная уборка, вовсю шла ревизия продуктов для кухни и бара. Антону было стыдно, что он явился в такое время. Но у него появился повод не медлить, когда он узнал, что Влад навещал здесь Леху, а это значило – почти все в сборе. Да и пространство клуба всегда удивительным образом отражало то, что происходило у Горячева на душе. Сейчас он чувствовал себя именно так: будто внутри кто-то истерически оттирает предназначенные для новых гостей кожаные сиденья с моющим средством, перетаскивает туда-сюда ящики и пытается починить слетевшие базы данных с бронью столов… А вот-вот нужно показывать это людям. Вот-вот они заглянут и заметят, что твоя безукоризненность – не жизненная константа, а результат работы в условиях убойного стресса.

– Антоха! Сколько лет! – кинулся Котков на Горячева, стоило тому переступить порог почти всегда пустующего в открытые часы начальственного кабинета. – Впервые, сука, показался с рождения – ни за уши не оттягали тебя, ни по заднице не треснули…

– Вот да, Горячев! Так что берегись там, когда праздновать будем, я лично тебя буду и шлепать, и тягать, чтобы не выпендривался больше, – заулыбался Влад и налетел на Антона и Леху сверху, стискивая в удушающих ревностных объятиях.

Горячев выдохнул и рассмеялся. Под ключицами расплывалось странное щекотное чувство. Ему казалось, что вот он, вернулся домой из долгой, может, месячной поездки. И если оглянуться – так и получалось. Почти месяц Антон был чужим человеком – прятался, пропадал… Все было не так, как должно. А теперь? Ему предстояло самое трудное: посадить новую версию себя на старое место.

– Я тоже охренеть как по вам скучал, – усмехался Антон. – И поговорить хотел с вами как раз об этом… Насчет того, когда будем праздновать. И как. Ну, я обещал сюрпризы… Но кое-какие детали я должен вам открыть.

Открывать детали порожняком, конечно, было бы неправильно. Горячев чувствовал себя чертовски благодарным перед Лехой: тот достал им виски (кроме Влада, который вовсю сосал какой-то особенный китайский чай). Вместе с теплом в желудке и по языку растеклась приятная расслабленность. Нервничал Антон не меньше, но говорить было – точно легче.

– В общем, я уже упоминал, что к нам кое-кто присоединится, – объявил он после первого стакана, когда все братские прелюдии окончились, а тост «С наступившим, красава, и не смей превращаться в деда!» был успешно обмыт. – Ну и во-первых, конечно, я надеюсь, что вы будете не против увидеть Богдановых… Лев Денисович спонсировал.

«Что же ты за человек такой, что тебя по имени-отчеству до сих пор называть так легко?» – ухмылялся про себя Горячев, пытаясь определить, сделал он так вынужденно – или с естественной иронией?

– Что это Богданов так расщедрился? – неуверенно переспросил Влад. После он окинул взглядом Леху, сделал свои выводы и посмурнел. – Я, конечно, не против, они в целом кажутся приятными ребятами… Но прямо чтобы на день рождения? Еще и такой подарок? Простому сотруднику?

– Ну, это не за то, что я их сотрудник, – Антон спрятал взгляд в стакане. Он не собирался врать. Просто действовал, как настоящий пиарщик: выставлял вперед только то, что могло сработать с этой аудиторией. – Я не хотел вам рассказывать этого всего раньше, волновать… Переживал сам слишком сильно. Мы с ними («Особенно с ним», – думал Горячев и не произносил.) сблизились, но не на почве сотрудничества, там, или чего-то в этом духе… Это, знаете, что-то из серии «друг познается в беде». Вы же помните, я рассказывал про подброшенные документы, про какую-то слежку, про их сисадмина, который пропал?

Горячев поднял голову. На него напряженно и выжидательно смотрели две пары глаз. Конечно, они помнили – и наверняка надеялись скоро забыть, потому что Антон обещал закончить все по истечении контракта. А теперь он в представлении друзей словно пытался запрыгнуть в уходящий поезд, пункт назначения которого – совсем не райский уголок. Возможно, отчасти это и правда было так.

И все же Антон продолжил рассказ. Начал с того, что с его влюбленностью что-то пошло не так («Все было странно и неясно, я стреманулся и психовал».), – и после сразу переключился на эпизод, произошедший дома у Горячева в день, когда они с Владом утром встретили возле подъезда Льва. О нем, впрочем, ни слова – детали о «хозяйке» остались за закрытыми дверями. К Антону домой пришел Роман, рассказал о произошедшем с ним, о слежке. Возникли новые вопросы к Богдановым.

– Они сами испугались, что возле них появились жертвы. Это их давняя война, как они говорят… – объяснял Горячев. – Я не думаю, что могу делиться деталями, это их секреты… Но, так или иначе, я оказался там, я совал в это нос, я помог им, чем мог. Хотя бы приютил человека… Мы сцепились, сблизились. Так вышло. Я понимаю, что со стороны это звучит, как будто я крепко встрял…

– Так ты и встрял, – Котков со вздохом хлопнул дном стакана по столу. – Горячев, зачем ты вообще к ним полез? Не совсем разумно говорить с людьми, которых винит избитый до полусмерти парень, а?

– Он тоже оступался достаточно, чтобы оказаться в итоге в этой ситуации, – Антон дернулся. – Если это и вина, то только общая. Я Богдановым доверял, знал, что Лев переживал из-за Романа. Ну… Точно был уверен. И теперь я им доверяю. Каждому из них. Просто поверьте мне – там невозможно было сомневаться…

Горячев потупился и покачал головой. Рассказ выходил нескладным. Реальность тоже не выглядела, как ровное полотно повествования, но все же была последовательнее. Горячев уповал лишь на то, что друзья дадут ему право переживать настолько, чтобы откровенно недоговаривать – от волнения, от страха.

– Ну хорошо… Хорошо, допустим, – нехотя соглашался Леха. Антон узнавал этот тон: Котков вел себя так, когда превращался в «старшего» в семье и начинал напряженно думать, как бы исправить чужой косяк. – Но ты все равно на каждом этапе имел возможность отказаться от всего, Антон. Откреститься. Если у тебя там даже с бабой твоей, вроде, все кончилось, так какая связь…

Горячев молчал. Он не знал, как отвечать. Казалось бы, скажи правду целиком – все склеится, сложится. Но язык словно онемел во рту. Теперь, выдав все плохое, Антон боялся, что вещи, которые он для себя считал хорошими, другим покажутся чем-то больным. Как он в первое признание принял Богданова за извращенца и манипулятора – так и друзья имели право думать подобным образом. Горячев думал, что со стороны он может выглядеть павшим. Купленным. Привязанным к ситуации всеми правдами и неправдами, одурманенным. Здесь никто не рассудит, что это любовь. Потерять снова – эта мысль пугала Антона больше всего.

– Значит, – сканировал взглядом Горячева Вовин, – с бабой ничего не кончилось, я так понимаю. Вот он туда и лезет. Мне кажется, или там, где Богдановы, везде проблемы и все идет по одному месту?

– Ну, скажем, не везде… – задумчиво качнул головой Леха, потирая подбородок. На его стороне еще была мощная сила – благодарность. – Хотя и с этим теперь могут быть проблемы, так, Антон?

Горячев отвечал честно: «Я не знаю», – и вместе с тем передал все, что сегодня услышал от Насти и Романа.

– Такого развития событий никто не ожидал, Лех. Но я уверен, если появятся какие-то проблемы, они сделают все, что можно. У Богдановых в порядке с ответственностью и с тем, чтобы держать слово. Они не кинут своих.

Антон сделал недолгую паузу, позволяя себе и другим переварить рассказ. Глотнул еще виски – а после виновато улыбнулся и добавил:

– В любом случае пока все относительно спокойно. Мне сделали такой подарок, и я хочу, чтобы вы с Аленой приехали. Настя тоже будет, свои как-никак. Рома – я их зову… И Богдановы. Мы проведем какое-то время вместе, пообщаемся. Вы сами все увидите. Они хорошие люди, просто со своими обстоятельствами.

– Слишком много обстоятельств для двух человек, – выдохнул Вовин, недоверчиво зыркнул, подумал немного… и смирился. – Но ладно, не отказываться же. Тем более, похоже, теперь видеть тебя чаще я могу только с прицепом в виде Богдановых…

– Какие у тебя планы на будущее? После этого? – поинтересовался неожиданно Леха, подперев голову рукой. Он задал настолько общий вопрос, что Горячев почти физически ощутил, как его насаживают на булавку. Дернешься не в ту сторону, сболтнешь лишнего – не выживешь.

– В плане? – решил уточнить Антон.

– Ну, на них. На работу, на отношения.

– Работа закончится. Отношения останутся. Надеюсь.

Этот ответ тоже был уверенным, несмотря на неизвестность, которую мог скрывать ближайший поворот. Антон глядел на Коткова с Вовиным прямо, хоть и исподлобья. И все молился, чтобы они не стали расспрашивать его про «хозяйку». Чтобы сами ответили на свои вопросы, продолжали мыслить в устоявшемся русле – а там будет встреча, там все сложится. Горячев сам себе ничего не гарантировал: обретенное в один момент могло рухнуть. Могло утечь сквозь пальцы все, включая сокровища, которыми он владел издавна, чем дорожил больше всего: дружба, семейственность, живущие одной только правдой. Но Антон верил в чудо. И в то, что у него достанет сил быть откровенным, как раньше.

До самого позднего вечера Горячев не видел Льва в сети. До самого позднего вечера не решался написать сам. Он знал, что у Богданова теперь еще больше забот – и мысль об этом причиняла лишь тоску и боль. Потому Антон помалу восстанавливал свой быт – и возвращался в социальные сети. Наконец он мог ответить всем, кто его ждал. Наконец мог привести в полный порядок свое жилище. Убийственная непредсказуемость последних месяцев вызвала острое желание тщательнее строить планы, и Горячев впервые за три года забил блокнот в смартфоне чем-то помимо коротких напоминаний о работе. Ему казалось, что если он не успеет разобраться со своей жизнью до конца месяца, то не успеет уже ничего и никогда.

А еще Горячев поймал себя на желании во что бы то ни стало, каким угодно способом стать сильнее. В то время как Богданов ставил пуленепробиваемые стекла в окна (это он узнал еще днем, переспросив у Елены) и реформировал службу безопасности, Антон владел только навыками боя. Но что такое порядочная спортивная борьба против уличной драки или вооруженного нападения? Что такое атлетичное тело против людей, которые готовы упрятать свою жертву в подвал на месяц, избивая и насилуя? Не защитишь ни себя, ни тех, кого любишь. Эти метания были запоздалы и почти бессмысленны, но все же Горячев вписал на каждый день усиленные тренировки, маякнул паре своих знакомых и нынешнему тренеру – не посоветуют ли они кого-то для дополнительных занятий по самообороне.

Оставалось только ждать.

Ночь тем временем накрывала город своим теплым покрывалом. Антон уже лежал в постели, зачем-то тиская в руках одну из футболок, которые купил ему Богданов. Не было нужды надевать ее на ночь. Но и убрать вещь в шкаф вместе с остальными Горячев не захотел. Он испытывал потребность в чем-то физическом, осязаемом, что помогло бы ему заземлиться в зыбких, но дорогих сердцу отношениях. Лишь бы снова не ощущать себя брошенным.

Гравированная спинка смартфона легко щекотала подушечки пальцев, когда Горячев гладил ее, пересматривая общие кадры, уничтожающие своей чувственностью. Снова хотелось прикосновений, поцелуев… Забыться от наркотического передоза серотонина и дофамина. И в то же время хотелось говорить. Подставлять мятущееся сердце: вот, вытащи из него все булавки, скажи, что все хорошо.

«Я за тебя боюсь», – это было первое, что написал Антон в чат. Он так и не решил, с чего лучше начать столь позднюю переписку после целого дня врозь – посему вывалил все накипевшее по порядку собственных переживаний. Лев появился в сети не сразу, так что было время забросать его сообщениями.

«А еще виделся сегодня со своими… Рассказать, с кем они будут отдыхать на базе отдыха. Они теперь знают. Правда, только об уровне опасности и о Роме. Я не делился твоей биографией. И про нас не признался».

«Что ты вообще сам думаешь? Елена теперь знает, а стоит ли говорить моим?»

«А еще решил, что буду учиться точнее бить в голову…»

«И ты монстр, Богданов. У меня сзади до сих пор тянет мышцы. Ты на первый взгляд такой душка, а сам можешь душу вытрахать…»

«Если что, я не к тому, что мне не понравилось. Меня пугает то, насколько мне это нравится. Ты же не будешь считать, что я какой-то педик?»

«Ты вообще-то должен чувствовать себя самым мужественным мужиком на свете, потому что выебал другого самого мужественного мужика. =)»

«А еще у тебя красивый член. Я говорю это в первый и последний раз в жизни, забудь, что я это написал».

«Все равно избить тебя хочу, когда ты не отвечаешь…»

«Вообще держу твой подарок в руках и думаю: а ты не встроил мне туда жучка, чтобы следить, где я?.. =)» – на этой полусерьезной ноте Антон замялся. Богданов наконец зашел в сеть, сообщения начали отмечаться как прочитанные. Лев вышел минут на двадцать, но, перед тем как начать переживать, Горячев получил уведомление:

«Нечего бояться. Если тебе будет комфортнее, чтобы они знали – рассказывай. Будет им еще один повод меня ненавидеть, я испортил их мальчика.) Бьешь в голову ты отлично, я до сих пор не оправился. А я правда монстр, чем добрее морда – тем острее зубы. Нет, педик у нас я, не переживай. Чувствую себя самым мужественным, а про член уже забыл. Нет, ты что, я уважаю твое личное пространство.) Я тоже соскучился, Антон.)» – речитативом ответил Лев, а после отправил фотографию: на темном столе уютно собрались, подпирая друг друга сытыми округлыми боками, бутылочки детского масла. Богданов спешно пояснил: «А это то, чем я тебя поливал в прошлый раз. Сделал запас, мало ли… Могу полноправно называть тебя своим малышом!»

У Горячева дыхание перехватило, обожгло легкие. Он пытался уложить все ответы, как и все вопросы, и эмоции, но выходило только одно – возбуждение. Второй раз Антону было за это стыдно. Они не отрывались друг от друга фактически все выходные, а тело, как обезумевшее, просило еще. Что бы ни происходило вокруг. А это значило, что сон был отложен еще на полчаса…

В отместку Богданову через пять минут прилетело фото от Горячева: тюбик разогревающей смазки и прозрачный, как стекло, флешлайт на смятых белых простынях.

«Хорошо, папочка. Тогда я буду ждать следующего раза. =))» – бросил Антон вдогонку. Самому было стыдно и смешно – но что тут еще делать? Он не хотел бороться со своей фантазией один.

«А первое потом скажешь мне лично? – не унимался Лев. – А то слышать подобное от самых мужественных мужчин в неестественной для них ситуации – это же вообще. Невообразимое удовольствие».

Горячев ухмыльнулся, уже не пытаясь бороться с приливающим к лицу жаром. Дурея, он отрепетировал это обращение вслух. Выходило, с одной стороны, смешно – как и любой фарс. Но в то же время это звучало так сексуально-грязно, что ответить «нет» было бы преступлением.

«Может быть, разок. =))» – кокетливо пообещал Антон. А потом, пожелав Богданову доброй ночи, отдался объятиям влажных предсонных ласк.

18-20.04. Заметая следы

Увы, новое утро началось с новой разлуки. Антон чистил зубы, когда позади на стиральной машинке брякнул телефон. Лев сообщил, что весь день потратит на перенос своих личных накоплений в иностранные банки по совету Эли, а также что собирается проверить все счета и погасить долговые обязательства компании, даже самые незначительные. Богдановы прятали все, что можно спрятать, заделывали дыры.

«Значит, тебя сегодня не будет в резиденции?» – переспросил Горячев.

Ответ был отрицательным.

«Может, перехватить тебя где-нибудь в городе между делом? Ты же будешь обедать?»

И снова ответ был – нет. Богданов также сразу предупредил, что вряд ли сможет писать Антону в течение дня. Тот понимал: дела очень серьезные – и пообещал не отвлекать, только пожелал удачи. А уже за завтраком заполнил пустые окошки в планере, которые на каждый день оставлял специально для Льва, другими деталями.

То же самое повторилось и на следующий день, только в основном Богданов планировал заниматься договорами компании. И снова он был вне зоны досягаемости, снова Горячев вынужден был вычеркивать его из своих планов на день. Утешало только одно: вечерами Лев тоже отчитывался, сообщая в десятом-одиннадцатом часу, что вернулся домой, что все идет по плану. И что соскучился.

Антон сам не знал, что бы он мог думать, если бы не слышал этого «соскучился». Иногда его поражали приступы паники: что если все его решения – ошибка? Если Лев решает все дела, чтобы потом все же воспользоваться фальшивыми паспортами и скрыться, оставив после себя пустоту? Весь город мог забыть имя Богданова, только не Горячев. Но он верил, пока слышал, что нужен. До глупого наивно верил в свою первую любовь и продолжал выгрызать в действительности маленький, тесный, хоть сколько-то безопасный уголок для нее.

Потому неделя Антона состояла из поездок в агентство (он уже подыскал дополнительную небольшую работу – чтобы и себе обеспечить подушку безопасности), потом – в спортзал, потом – в бойцовский клуб. Тренера он все-таки нашел – по легенде, бывшего спецназовца – и после первого же, пробного занятия прислал Богданову фото синяков на ногах и сбитых локтей.

«Это меня тестировали. Ты знал, что двухметровые в кубе мужики умеют быть быстрыми? Я теперь знаю… А еще знаю, что сегодня меня „убили“ раз пятнадцать. =(»

Зато в четверг, в час, когда солнце гордо стояло в зените, не по-весеннему жарко выжигая людей с тротуаров, мобильный телефон Антона радостно булькнул, сообщая о новом уведомлении. На удивление Горячева, в их с Богдановым общем чате висело непрослушанным голосовое сообщение.

«Антон! – весело поприветствовал Лев, перекрикивая рев машин, бубнеж оживленной улицы и ветер. – Я вырвался от злых усатых дядек, которые хотели мои деньги, и теперь мы с Еленой идем пить кофе».

«Привет, Антон, – теплел голос Елены улыбкой где-то на заднем плане. – Я слежу за ним, он никуда налево не идет».

«Ну что ты такое говоришь, а, – фыркнул Богданов, но быстро нашелся и продолжил: – Наверное, встретимся уже только на твой праздник. Очень много дел, ничего не успеваю. Жалко, что так, но как есть… Зато освобожу все выходные под… Ну, освобожу все выходные. И эти, и следующие. Просто. Чтобы ты имел в виду, если будешь строить планы…»

«А, значит воскресный просмотр фильмов отменяется в любом случае, да? – наигранно удивилась Елена. – Ну? Скажи, что соскучился».

Послышался смех, сконфуженное бормотание Льва, смазанное «удачи» и совсем уже смешливое от Елены «И что любишь – тоже не сказал!» с визгом от, вероятно, полученного подзатыльника. Антон в тот момент как раз одиноко сидел в раздевалке после спарринга, снимал фиксирующие бинты с запястий. У него словно вся боль, скопившаяся в теле и в душе, разом прошла: ничто не могло стать лучшей панацеей, чем смех и улыбки дорогих людей в темное время. Хотелось видеть в этом хороший знак. Богдановы к тому же впервые звучали настолько близкими, настолько по-семейному, что в одном этом забрезжила новая надежда. Пускай у Горячева не было ни денег, ни власти, но если он смог принести мир в чужой дом – для него это значило большое счастье.

– Ладно, Лев, я тебе сейчас помогу, покажу, как это говорится, – сразу же стал записывать Антон в ответ, смеясь. – Вот так просто берешь, набираешь в легкие побольше воздуха – нагрузка ведь сильная, сердце может не выдержать. А потом медленно выдыхаешь… И говоришь потише, совсем незаметно, когда от тебя уже после вздохов твоих никто ничего не ждет: «люблю тебя»… Как кулачок под ребра, ну! Сильно бьет, между прочим!

Комментарий к XXIV

Мы хотели бы сказать вам пару ласковых, но вышла не пара, поэтому просто пригласим вас сюда: https://vk.com/wall-191377682_53

========== XXV ==========

21.04. Вечер пятницы. «Лесная симфония»

Сложность ожидания в том, что оно делает время медленным и плотным, – не пробежать сквозь его полотно на высоких скоростях. Долгожданная пятница еле-еле доползла до ребят, но точно не подвела – хорошая погода и настроение захватили всех участников торжества еще на старте. Антон и Лев условились ехать по разным машинам: Горячев – с Лехой на хвосте у Богдановых, а «крузак» должен был принять Настю и Романа. На том и порешили. Так и поехали. Путь занял примерно два часа. За окнами сначала мелькал город, меланхолично прощаясь серым силуэтом на фоне зазеленевшей природы, затем – свежие в своей весенней чистоте кроны деревьев. Извилистые линии автомагистрали уводили прочь от тревог, сомнений, страхов и печалей, что сопровождали Антона всю проклятую неделю. Теперь даже не слышалось в спину настойчивое сопение обещанных проблем. В лобовом стекле Лехиной машины медленно и эстетично юлил «крузак», за тонированным окном виднелась беспокойная, постоянно вертящаяся макушка Романа. А Котков, когда был спокоен, водил совершенно неинтересно: технично, правильно, будто исключительно по прямым линиям двигался. Только иногда он срывался, дергался, ворча:

– Богданов, сволочь, водит, – как баба бедрами виляет. Я уже не врубаюсь, он перестраивается или нет…

Антон только заухмылялся под нос с привычного места за водителем. Что смешного было в таком сравнении – из сидевших в салоне знал он один.

На исходе второго часа пути короткая колонна достигла места назначения и плавно свернула на сельскую дорогу, окунувшись в пушистый низкий лесок, в котором уютно спрятались от мира небольшие коттеджи. Свет фар лизнул по табличке «Лесная симфония», когда «крузак» остановился на стоянке у офиса администрации. Мотор головы экспедиции заглох, Богданов вышел из машины, а за ним вывалились, хохоча, Роман с Настей.

– Сколько лет, сколько зим! – раскинул руки Антон, едва ступив ногами на твердую почву. Настя моментально встрепенулась – казалось, в ответ, – забыла обо всем. Но прежде чем Горячев успел приготовиться к объятиям с ней, она неожиданно пронеслась мимо, буквально вытащив Вовина из салона за шкирку.

– Вот именно! Сколько, Владик, мы с тобой в лицо не виделись, сколько моих надежд – а ты все такой же мелкий! – она едко захохотала, приподняв несчастного аж над землей, и тут же кинулась ерошить выбеленные волосы. Влад, ниже которого в их компании была только Алена, на полную голову отставал от стоящей на толстой подошве хакерши.

– Мал золотник да дорог! – орал Вовин, отбрыкиваясь.

– Если так стараться, – заулыбался Леха, – ты ему сейчас еще пару сантиметров сверху сотрешь.

Горячев прыснул в кулак, отвлекшись на миг, но все же обернулся к экипажу «крузака» с прежним запросом:

– Ладно, может, меня тоже кто-нибудь хочет обнять, а?

Лев вздрогнул, сделал неполный шаг, но его опередила Елена, влетевшая в Горячева с объятиями. А когда отлипла, призывно потрясла лаконично черным подарочным пакетом:

– Я вон еще и не отдарилась, так что буду тебя сегодня баловать вовсю!

– Посторонись, женщина, моя очередь, – мерзко хихикал Роман, схватившись за плечо и неаккуратно отодвигая Елену. Горячева постигли тесные объятия сисадмина, возмущение Елены и взвинченный от напряжения взгляд Льва. Антон беззащитно улыбнулся последнему, легонько похлопывая своего захватчика по спине. Хотелось бы, конечно, не только улыбаться – сжать Богданова крепче прочих, с силой, нагулянной в мышцах за рабочую неделю. Но даже теперь, когда Лев и Горячев наконец снова были рядом, между ними вырастали стены и рвы.

– Наш коттедж вон тот, – Лев указал рукой на ближний к офису курорта домик. Вокруг здания выстроились стройные фигуры в костюмах, а Богданов поспешил пояснить: – А это охрана. А тебе, Рома, было бы удобнее смотреть не жопой.

– Ага, Лев Денисович, – Роман только крепче сжал Горячева напоследок (тот успел даже откровенно напрячься, подозревая неладное), но повиновался власти интереса.

– Охраны не бойтесь, это старые привычки. Они за нас уже активировали бронь, так что… Вперед? – нервно улыбнулся Лев, предлагая всем присутствующим собрать вещи и отправиться в дом. Так и сделали. Сборы были громкими, потешными; машины писком сигнализации попрощались с хозяевами, а те скоро оказались около коттеджа, встречаемые уютным скрипом деревянных ступеней при входе. Со Львом поздоровались охранники, открыли двери. Внутри – улыбалась приятным свечением белых гирлянд украшенная черными и бежевыми шариками прихожая, растянулась от лестницы до стены надпись «С днем рождения!» из картона, под ногами хрустело конфетти. В углу стоял привезенный заранее музыкальный центр с караоке и потели бутылки разнообразного спиртного, а за распахнутой дверью обеденной виднелся накрытый стол с темной скатертью и светлыми тарелками. Горячев затрясся от восторга, как ребенок, аж подпрыгнул на месте: «Вот это я понимаю празднично!» Стыдно было думать в обиду старым друзьям – они всегда поздравляли своих на славу; но Богданов и впрямь постарался, целый дом принес в подарок. И все – для них. Для Антона.

– У нас четыре комнаты наверху, то есть ночуем попарно. Две из них с двуспальными кроватями. Надо полагать, это для четы Котковых и нас с Еленой, – командовал Лев. – Остальные – разбирайтесь. Думаю, Антон с…

– Со мной? – едко захихикал Роман, забросив вещи на спину.

– Нет. С Владом. А ты с Настей, Рома, и прекрати меня перебивать, а то до завтра не доживешь…

– Мне кажется, его такими угрозами уже не испугаешь, – смешливо заметил Антон. – А тут красиво. Сразу видно почерк…

Стали расходиться. Алена по пути на второй этаж радостно пищала, замечая то тут, то там приятные мелочи, а Леха с улыбкой ходил за ней, как послушный сенбернар, порционно отпуская комплименты в адрес организатора поездки. Настя с Владом что-то бурно обсуждали в стороне, и одного взгляда на сладкую парочку хватало, чтобы понять: их вещами и размещением пускай занимаются соседи по комнатам. Роман все терся рядом, и Антон благосклонно нес на себе сумки за четверых, чтобы не нагружать «некоторых хилых ботаников». Добравшись до собственной комнаты, он переоделся с дороги – в узкие рваные на коленях джинсы и черную футболку с жизнеутверждающей надписью «No women – no cry», а для прогулок по территории заготовил ярко-желтый бомбер. Все, что Богданов купил ему.

Потом все стеклись к столу. Лев подгонял ребят усаживаться и скорее приступать к еде. Антона определили сидеть между Владом и Еленой, Богданова – на другой стороне между Лехой и Ромой. Уютно посреди стола расположились закуски – салаты. А рядом с ними соусницы, чтобы каждый мог заправить тем, что по душе. Богданов хозяйничал и разносил еду дольше всех, и только теперь все заметили его без привычного строгого костюма, а в лихом одеянии джинсовой куртки, рубашки в клетку и классического шерстяного жилета. Горячев смотрел и гордился, с трудом заставляя себя отвлекаться на что-то еще. Как правило, жертвой становилась суетящаяся рядом с напитками Богданова.

– Я надеюсь, вам нравится, – улыбался Лев. А Елена, смеясь, объясняла, что у Богданова это первый большой семейный вечер. Обычно он ничего не праздновал в компаниях да и самостоятельно редко организовывал кутежи.

– Я бы тоже забыла, как люди вообще выглядят, если бы вы меня не вытащили, – хохотала Настя, щедро разливая виски всем, кто за столом был по крепким напиткам. То есть вообще всем – в ее понимании.

– Ну тогда добро пожаловать в семью, – улыбался Котков. – Думаю, Антон не обидится, если это будет наш первый тост!

Звякнуло стекло стаканов, бокалов… Выпили. За едой каждый находил, чем заняться и о чем поговорить. Леха почти сразу увлек Богданова бурными обсуждениями прошедшей дороги, Настя пыталась о чем-то шептаться с Владом, причем Антон со своего места отлично слышал несколько раз имя Елены. Но та уже вся была во власти Алены, которая заливалась устными, без купюр, отзывами о подаренной косметике, использовавшейся уже полтора месяца. Горячеву даже не хотелось прерывать эту идиллию. Сидя в самом центре, как и Лев, он время от времени включался то тут, то там, но сам – глазами ел салат в тарелке так, будто красивее в своей жизни не видел. На самом деле все мысли Антона были вовсе не о еде. Он лишь ждал момента, пока Богданов начнет что-то рассказывать, чтобы можно было, слушая, безнаказанно смотреть прямо на него. Горячев изредка нырял взглядом в смартфон, ожидая подходящего момента, чтобы написать в чат с «ручками»: «Ты сегодня выглядишь так, что тебя хочется сразу раздеть. =))»