Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 49 страниц)

Антон выдохнул и отпустил. Он потянулся уже к щеколде, но на секунду остановился, прижавшись лбом к холодной дверце. Элю он винил – но слезам не мог не верить. И ее ошибки, как и его собственные, ясно чернели темными потеками на щеках, будучи всего лишь следствием чужих грехов, которые каждый пытался переложить еще на кого-то – и так до бесконечности, пока какое-нибудь поколение однажды не погрязнет целиком в неверии, боли и одиночестве.

– Как угодно, но только не так, – ответил Горячев. – Поверь мне, лучше без отца или… – он запнулся, – без матери, чем с наскоро подхваченным кобелем или шлюхой. Просто ты его люби. Так, чтобы он знал. – Он обернулся, еще раз взглянув на Элю, которая свернулась хрупкой и беззащитной фигуркой. За углом хлопнула дверь туалета, чьи-то шаги спешно прошли вглубь… – Прости, – шепнул Антон совсем тихо и так же тихо вышел, оставив Элю внутри. Он спешно кинулся к раковинам – умываться.

Зал «Треугольника» встретил Антона туманом из дымовых пушек. Он плыл сквозь бело-голубое свечение, поднимая ногами невесомую прохладную вуаль, и весь танцпол, казалось, превратился в одно неспокойное ночное озеро, колышущееся волнами танцующих пар. Как в бреду, Горячев дошел до бара, где намеревался запить очередной фрагмент неприглядной, отвратительной реальности. Думать уже не выходило. Вспышка страсти и гнева смешала алкоголь в крови и лишила сил, оставив только липкий стылый страх. Тысяча причин, чтобы бояться… Большой глоток крепкого рома смыл их, оставив только тоску и пустоту. Рука Антона сама собой потянулась к молчаливому телефону, к диалогу с хозяйкой. В сети она была очень давно. И даже после того, как Горячев пропал во время этого проклятого вечера – видимо, не хотела искать. Уложив подбородок на край барной стойки, он перечитал последние диалоги. «Жалко, что ты не идешь на корпоратив! Я бы на тебя хоть посмотрела.)» – было последнее. Что ж, наверное, она насмотрелась… А он еще и оставил ее… Елену…

Пальцы забегали по клавиатуре. Антон даже не мог думать о Богдановой – его сил хватало лишь на то, чтобы погрузиться целиком туда, в слепое окно, где образ склеивался из пары фотографий и мегабайтов текста.

«Надеюсь, твой праздник проходит хорошо, – вывел Горячев. – У меня все наперекосяк».

Отправил. Замер. Прикрыл глаза. Хозяйка не появилась в сети сразу же, как бывало часто – а он так привык, что она ждала его каждый вечер, каждый день и даже ночь. Антон бы с удовольствием вычеркнул всю пятницу из своей памяти. Чтобы больше не было никого и ничего: ни шуток друзей, ни несчастного Руслана, ни Льва, который, казалось, мстил за что-то, ни Елены с Элей… В голову лезли разные мысли, а запястья дрожали от чувств, которые хотелось высказать, но все они были либо стыдными, либо глупыми, либо такими, что Антон попросту не поверил бы сам себе, если бы получил такое сообщение. А потому вдогонку отправил еще одно:

«Мне тебя не хватает».

Но и здесь ответа не последовало. Хозяйка не слышала, а может, видела уведомления и игнорировала, как и Антон – когда-то. Горячев понял, что больше сегодня никуда не пойдет. Здесь у него был стакан и полное забытье.

А потом еще один стакан.

И еще – полстакана, но, там был уже не ром, потому что бармен сквозь зуд музыки в ушах крикнул что-то вроде «тебе уже хватит»…

– Антон! – на плечо Горячева приземлилась рука, сжала его и требовательно встряхнула. Но, обернувшись, Антон обнаружил лучшего друга, а не ту, чьи руки хотел бы ощущать на себе сейчас. – Ты чего здесь расселся? Ничего, что мы там все вместе тебя ждем? Куда пропал?

Вместо ответа Антон дернул плечами. Он все слышал и понимал, но эмоционального отклика тревога Влада не вызывала. А клуб и вовсе превратился в медленно переворачивающийся перед глазами калейдоскоп из мигающих треугольников. Не в силах смотреть на это, Горячев уронил лоб на грудь Вовина и хрипло пробормотал:

– Домой хочу.

– Ну пошли за стол досидим, а потом я тебя отвезу, ок? Я не пил. Пошли, там Лев отжигает вообще, Елена твоя сидит кислая. Кислый на кислое – получается сладенькое, – тянул на себя Антона Вовин, заставляя встать на ноги и пойти следом. – Алена с Лехой веселые, один ты у нас запропал.

Антон позволил себя поднять, и даже ноги его еще продолжали идти, но до такой качки он давно не напивался. Он просто двигался – куда-то и зачем-то, хватаясь за Влада и глядя только вперед полуослепшими глазами. Когда поднялись к посадочной зоне, Горячев споткнулся и чуть не повалился на чей-то стол. Все повернулись к нему… И на женских лицах под низко висящими светлыми лампами Антон видел темные пятна помады. Каждое из них, казалось, стремилось срастись в одно, в котором смешаются все черты и останутся лишь бордовые губы и стрелки на глазах. Все эти девушки, одинаковые, если бы не наряды и волосы, – они смотрели на Антона предосудительно, поднимая со спины осадок ужаса и стыда. И из-за своего столика впереди – тоже. И Елена, чей рот сложился в одну тонкую чернильную линию. И Алена, которая, казалось, кричала на него собранным буквой «о» зияющим кругом… Антона парализовало. Не дойдя нескольких метров, он остановился, как вкопанный, остановил Влада, вперился в его лицо – единственно светлое и чистое в этом мигающем контрастном безумии. Частое дыхание жгло легкие. Руки дрожали.

– Я не пойду. Поехали домой.

– Ладно! Я тогда ребятам из машины напишу, что тебя домой повез. Ох, Горячев, бедовый ты, где ты там лазал, что тебя прихлопнуло? – сетовал Вовин, но исправно исполнял роль хорошего друга.

Ответить Антон уже, конечно, не мог. Каждый шаг давался все тяжелее, а мир вертелся вокруг своей оси от одного поворота головы. Последнее, что Горячев увидел – это Льва, который повернул вдруг лицо в его сторону, на свет. Губы Богданова тоже были темной тонкой линией, и от глаз к вискам тянулись черные полосы.

========== XV ==========

11.03. Суббота. Вера

Следующее утро Антона было из тех, что начинаются в час дня с отвратительным вкусом во рту, ломотой во всем теле и ужасной жаждой. Первый глоток обнаруженной прямо возле кровати минералки оказался напрасным – но не более напрасным, чем весь выпитый на ночь ром. От токсикоза, если уж до этого доходило, Горячев всегда оправлялся долго. А главное – ради чего? Все, что Антон хотел забыть, так и не удалось стереть из памяти. Действительно не помнил он только дорогу до дома и то, как попал в кровать. Однако ответы на эти вопросы нашлись на кухне вместе с Вовиным, который приготовил себе яичницу, а Антону – воду, антипохмелин и пиво – стандартный набор от невзгод после страстных поцелуев с горлышком бутылки.

– О, проснулся, красавец! – Влад улыбнулся, закладывая за щеку хлеб. – Садись. Еду не предлагаю, но вот пиво холодное, таблетки свежие, а как отпустит – поешь. Ой, Горячев, происходит с тобой в последнее время какая-то беда-а-а-а-а…

Спорить Горячев, конечно, не стал. Он и сам думал, что так сходить с ума – абсолютно ненормально. Тем более из-за какой-то бабы – хотя даже сквозь злость подобное название никак не клеилось к образу хозяйки, и Антон сразу же мысленно извинялся перед ней.

А потом Горячев вылил Владу всю историю с начала. Рассказал про подарок и про то, как помада оказалась на Елене, про то, какими располагал деталями, но не мог однозначно их ни к кому применить. А потом и про Элю, про выбор, про случившееся между ними – и про то, что попросту не выдержал.

– И я не знаю, что думать. То ли это правда Богданова, то ли хозяйка запутала следы и отдала все, что я ей подарил, на растерзание этим дамочкам, а сама не отсвечивает… Я же ебнусь, Влад…

Вовин слушал и присвистывал на самых пикантных моментах, виновато опуская глаза и почесывая белобрысый затылок.

– Горячев, ты влюбился – это факт. Но то, во что ты влюбился… Не знаю. Ты вообще не знаешь, что там. Она может тебе элементарно физически не подойти! И что ты делать будешь? Требуй от нее! Раз она тебя все еще не кинула, хотя тебе уже крышу сносит, значит, сама тоже зацепилась. Значит, и сама что-то чувствует. И, может… – Вовин хотел что-то сказать, но, посмотрев на Горячева самым критичным взглядом, на который вообще был способен, только махнул рукой. – Ай, ну тебя. Уволиться надо было, когда я тебя просил! Переживаю за тебя, дурака, это ж трандец… Слушай, а эта твоя Богданова зачем перчатки носит? Она их за вечер ни разу не сняла, даже когда бокалы держать приходилось.

– Не знаю зачем, – пожал плечами Антон. Приговоры Влада уже не вызывали чувство протеста – только усиливали тоску. – А кто знает, те не говорят. Да я сам об этом думал… Давно уже. Она даже кольцо обручальное под ними носит.

– Ну и ворот платья у нее был закрытый, хотя в клубе жарко, – задумался Влад. Завис на минуту в этом непростом состоянии, а потом как вскочил, как закричал: – А если случайно сорвать перчатку?! Ну типа шел-шел, ой, зацепился, ай, извините?

– Вовин, это тебе жарко, – уныло вздохнул Антон. – А она всегда укутывается. Может, что и мерзнет… А перчатку просто так не сорвешь, это же не тапочек. Они у нее обтягивающие, по руке сидят. Да и… – он уткнулся взглядом в этикетку бутылки. – У нас есть договор. Я не знаю, что у нее в голове. Она же может просто… Уйти тогда?

– Ну тогда, – Вовин осел обратно, – скажи ей о своих чувствах? Расскажи, каково тебе, она, может, не знает. Может, поймет? Может, она… ну, как любая девушка, боится таких, как ты? Красивых и падких на женское внимание, еще и молодых, раз она старше. Возможно, что таким странным образом не хочет портить тебе жизнь. Надеется, что тебе надоест и свалишь… Как думаешь?

– Наверное. Наверное, так и сделаю, – закивал Антон – и тут же поморщился от поднявшегося в голове гула. – Хотя после вчерашнего разговор будет, вероятно, трудный…

Антон видел, что ему приходили от хозяйки какие-то сообщения, но не решался читать их, пока не останется один. Да и когда остался – набраться смелости было трудно. Даже если его репутация в компании после вчерашнего могла сохраниться на уровне, уж до всезнающей невидимки наверняка дошел каждый Горячевский промах, каждый шаг. Особенно если в лучших традициях жанра Антон продолжал что-то писать ей в пьяной горячке. Но желание поговорить с хозяйкой было сильнее страха. Он открыл чат.

«Доброе утро, Антон, ты как? Я знаю, вчерашний вечер у тебя был сложным, – написала хозяйка в семь часов утра, и Горячеву оставалось только удивиться, как она осилила после праздника встать так рано. – Как себя чувствуешь? – Потом она затихла и написала лишь через два часа: – Но развлекался ты неплохо. Мне даже завидно».

«Привет… Чувствую себя уже лучше. Но завидовать, честно говоря, нечему. Не знаю, что ты видела, но мне в любом случае стыдно вообще за все, – безутешно ответил Горячев. Добавил только: – Ну, кроме того, что мне тебя не хватало…))»

«Я рада, что ты в порядке. Теперь мне спокойно», – бесцветно ответила она и вышла из сети.

«А мне тебя все еще не хватает».

Горячев упрямился. С хозяйкой он мирился уже во второй раз, но этот был совсем другим. Когда-то перед Антоном стоял выбор – остаться или уйти. А теперь и выбирать было нечего.

«И если бы не это, может, я не делал бы столько глупостей».

Хозяйка зашла в сеть и долгое время больше просто ничего не происходило. Антон уже потерял всякую надежду, когда прилетел ответ:

«Какая примитивная манипуляция. Я думаю, ты можешь лучше, учитывая, как ты вчера легко оставил одну женщину, облапал другую».

«Потому что они обе были похожи на тебя. В смысле… Подходили под то, что я знаю о тебе, – начал оправдываться Горячев. А что еще он мог делать? Он не чувствовал себя правым ни перед Еленой, ни перед Элей. И они обе были на него обижены теперь – он это знал. Как и хозяйка. – И они обе были с этой помадой, которую я подарил… Я просто хотел найти тебя».

«Антон… Ты не знаешь, что на меня похоже, ибо ты правда даже понятия не имеешь, кто я. И так должно оставаться, похоже. Вчера для меня это стало еще более явным… Мне хотелось бы, чтобы было иначе».

«Я знаю. Что похоже на тебя. Если ты, конечно, заведомо не врала мне и не переводила стрелки на своих подруг».

Антон стиснул зубы. Теперь обидно было ему. Может, он не имел права на это чувство, но чем еще он мог ответить, если буря поднялась в сердце от одного намека на то, что хозяйку можно не узнать никогда?

«Я не пытаюсь тебя заменить. И не хочу изменять тебе. Я все это время был только с тобой, ты понимаешь это? Разве не естественно хотеть быть с живой тобой, а не с миражом?»

«Естественно. Я тебе уже говорила, что ты меня просто не примешь. Это факт… Нет, я вру тебе только относительно своей личности. И сразу это оговорила. Антон, я все понимаю и тебя понимаю. Хочешь, давай разорвем все это? Так будет проще».

Горячев зарычал. Его душу разбивало от непонимания: как она вообще могла задавать этот вопрос? Как могла хотя бы допускать мысль, что он хочет соскочить? После того, какие до абсурдного сложные пути он выбирал – как себе представляет это «проще»?

«Нет. Ты вставишь мне в задницу свой ебучий вибратор, а потом я найду тебя, и тогда мы посмотрим, чего хочешь ты и чего хочу я», – набрал Антон в сердцах. Но в последний момент передумал отправлять – переборщил. Да только палец соскочил, и сообщение улетело в чат. Краснея от злости уже на себя самого, Антон удалил его в надежде, что хозяйка не успела прочитать все. А на месте угрозы появилось короткое и жесткое «нет».

Но она успела.

«Вибратор в задницу я тебе вставить действительно хочу, ибо ты в последнее время ведешь себя отвратительно, а лупить тебя уже поздно…) Хотя и лупить тоже можно. А можно и то, и другое?»

Антон вздохнул. Воистину неисповедимы пути женщин: они злятся ровно до момента, пока ты не заговоришь с ними о том, чего они желают. И хотя у его избранницы были весьма необычные интересы, следовала она мировому закону неукоснительно.

«Можешь делать со мной, что хочешь. Если это докажет тебе серьезность моих намерений…» – смиренно ответил он. Отказывать Горячев не видел никакого смысла: даже самые странные для него прежде эксперименты под рукой хозяйки превращались в истошное удовольствие. Может, во всем была виновата пресловутая влюбленность – судить об этом в любом случае было уже поздно.

«Какой послушный…) И что, прямо все от тебя можно так вот просто получить? – спросила хозяйка, но не дала Горячеву ответить. – Антон… А мне ведь тоже тебя не хватает. Я очень дорожу тем, что у нас есть, и прекрасно понимаю, насколько это странно складывается. Мне стыдно признаться себе в этом, как и в том, во что из-за меня превращается твоя жизнь. Я тебе даю все, что могу дать… Это правда. Ты мне веришь?»

Антон около минуты тупо смотрел в экран. Потом выключил. Но не потому, что не хотел отвечать. Он просто не знал, как еще прижаться, кроме как лбом к чуть теплому черному стеклу. Конечно, признание хозяйки никак не могло открыть того, кто она. Но ее чувства вступали в резонанс с чувствами Горячева. Звучали мелодичным перезвоном в больной похмельной голове… Как же он ненавидел окружающую тишину во время таких откровенных разговоров! На встречах было хотя бы что-то: тихое дыхание, щелчки пальцев. А тут – ничего. И это ничего Антон ненавидел настолько сильно, что пытался в шуме крови внутри головы разгадать далекий голос или какой-нибудь одушевленный звук, который сблизил бы его с ней. Подушечки пальцев гладили шероховатый чехол на смартфоне – так, как могли бы гладить лицо… У бессильной, неспособной дойти до адресата нежности был только один выход. Спустя несколько тихих минут она пролилась на экран в пять невесомых прикосновений.

«Верю».

13.03. Понедельник. Настя

Антон избавился от хандры еще днем воскресенья. Даже в самые сложные периоды его с натяжкой можно было бы назвать меланхоликом – да и к чему отчаиваться и заниматься саморефлексией, когда можно действовать? Воевать? Двигать к себе чертову гору, даже если ради этого придется шевелить собственными ногами?

То-то зашептались расположившиеся в гостиной за чаем Тоня с Катей, когда Антон появился на пороге с охапкой цветов, за которыми едва можно было различить его самого. Обсуждали, как показалось, не главного бедокура прошедшей недели, что не могло не повлиять на его настрой исключительно положительным образом. Поэтому, ослепительно улыбнувшись, Горячев заспешил наверх. Антона сегодня никто не ждал так рано – если в понедельник после праздничных выходных вообще законно было требовать от кого-то работы, – но он в самоволку приехал с одной-единственной целью: показать, что все-таки усвоил кое-какие уроки хороших манер. Путь, как и прежде, лежал к Богдановой. В ее-то дверь Горячев и постучал – без ответа. Дернул… Однако упрямый замок отозвался лишь неприветливым треском засова.

«Может, совещание? Или задерживается сегодня? Или на какой-нибудь встрече?»

Даже если Богдановой сегодня не было на рабочем месте, уехать с цветами Антон не мог. Зато мог в любом случае передать их по адресу через Льва. Встреча с директором после пятничного апокалипсиса не входила в список потенциально приятных переживаний, но Горячев решил, что сегодня все препятствия будет преодолевать исключительно мужественно. Да и минутных раздумий хватило, чтобы прийти к выводу: если после всех косяков явиться к старшему брату с цветами для его сестры – это вернет хотя бы одно из сотни потерянных очков в карму.

Впрочем, от излишней поспешности Антона уберегло то, что за дверью Льва сегодня оказалось на удивление шумно. Такая ситуация ранее возникала лишь единожды – и спор из-за Романа, какие-то заговоры всплывали горьким осадком, стоило один раз встряхнуть колбу с воспоминаниями… Теперь, правда, плотно закрытая створка в надежно звукоизолированном кабинете мешала расслышать не только слова, но и количество голосов, и характер интонаций. Готовиться следовало к чему угодно.

После короткого стука внутрь просунулась голова Горячева.

– Можно?

Но Антона никто не расслышал просто потому, что посреди просторного кабинета важно выхаживала Елена и отрицательно эмоционально высказывалась – почти кричала – на животрепещущую тему сегодняшнего дня.

– То есть, Лев…! Лев Денисович, вы собираетесь окончательно превратить нашу фирму в богадельню?! Она не следует дресс-коду и не будет ему следовать, она грубиянка, с ней вообще невозможно работать! Я против! Мне же придется это делать. Нет, все, против и точка. Сначала этот вот, – Богданова обернулась, наткнулась взглядом на охапку цветов, затем узнала в ней Горячева и, указав на него пальцем, чуть не взорвалась от негодования и вернулась к разговору с круглыми от шока глазами, – этот вот! А теперь еще она, – Елена осела на стул, заботливо отодвинутый Львом. – Нет, я поседею с вами. Это кошмар. Я уже не знаю, чего ожидать каждую минуту своей работы, я просто не знаю. Эти люди непредсказуемы, отвратительно…

– Талантливы, – улыбался Лев. – Отвратительно талантливы. Что Настя, я уверен, нам еще не раз докажет: ходить в таком виде имеет право за свою светлую голову. Что Антон, наш, – Богданов окинув взглядом Горячева и одним жестом пригласил войти, – галантный молодой сотрудник. Елена, ты прекрасно с ними справляешься. Лучше, чем смог бы кто-либо другой.

Антон удивленно выгнул брови и очень тихо прошел вперед. Букет он держал перед собой как щит. Впрочем, буквально пары шагов ему хватило, чтобы понять: это не простой спор начальства из-за нерадивых подчиненных. Возле стены, которая не просматривалась со входа, на краю тумбы (явно в пику стоящему рядом креслу) восседала… Что ж, Горячев растерялся настолько, что даже не смог сходу определить ее возраст. Поэтому это просто была «она». Настя.

Непомерно высокая (да еще в ботинках на толстой тракторной подошве), плечистая, бледная и с рябоватым от светлых веснушек безвозрастным лицом девица, обернувшись на Горячева, хитро усмехнулась ему, пережевывая хихиканье вместе с жвачкой. Явно мужская черная рубашка с листьями каннабиса выглядела насмешкой над официальным стилем как единственный элемент, хоть сколько-то к нему приближенный. Все остальное – безразмерная нарочито драная мантия, брюки-карго камуфляжной расцветки, пирсинг в носу, губе и правой брови – вышло родом из антиутопического подполья. Вишенкой на торте оказались черные как смоль волосы, заплетенные в дреды длиной до середины бедра, которые там и болтались, никуда не убранные, рядом с мотком свисающих из кармана проводов.

Насладившись очередным слишком долгим и слишком шокированным взглядом, Настя звучно, будто кто-то плеткой щелкнул, перебросила дреды на другую сторону и вернулась к прерванному Горячевым разговору.

– Не дрейфь, Елена, – закивала она, вторя Льву хрипловатым звонким голосом. Что-то странное было с акцентом – Антону показалось, что русский, возможно, не был первым ее языком. – Мне нужно только две комнаты: кабинет вашего болезного и серверная. Хочешь – могу вообще не вылезать. У вас что, прошлый сисадмин был особо коммуникабельный? Ну ниче, если выйду до дамской комнаты – пару раз за день скажешь, что это у ваших сотрудниц глюки от переработки… Пущай отдохнут…

Хохотнула.

– Ты еще контракт не подписал, а она ко мне уже на «ты»! – отпружинила от стула Елена, поднялась, и вновь помещение наполнил беспокойный стук шпильки о паркет. – Не две, тебе надо будет обслуживать техническую составляющую во всей резиденции, – Елена обвела рукой вымышленную окружность. – А что ты думаешь, сидеть будешь себе и носа не кажешь? Нет, это так не работает. Еще и первое время я над тобой стоять буду без конца, – Богданова сверкнула взглядом, скрестила руки на груди и чуть наклонилась вперед, словно этот вот аргумент точно должен был испугать.

– Уже подписал… – тихо пропел Лев.

– Что?

– Ничего, Елена! Да ладно тебе, ты и от Горячева не была в восторге, а теперь вон как… дружите. Что, плохо, что ли? – Богданов указал на до сих пор не реализовавшего свой план Антона и еще раз жестом попросил сбить Елену с рельсов конфликтности и раздражения, быстро смекнув, что цветы в этой комнате собираются преподнести явно не ему. Горячев, будучи исполнительным сотрудником, приступил, как только оправился от шока.

– Елена! Денисовна… – растерявшись в никак не жданной суматохе, он не сразу смог решить, допустимы ли устоявшиеся между ними фамильярности в этой ситуации. – Елена, в общем… Я хотел поздравить тебя с Восьмым марта. Уже прошедшим. В смысле поздравлял уже, конечно, но без цветов, а это как-то неправильно. Вот…

Волшебным образом один большой букет в руках Антона разложился на два: причем один состоял из белых роз и красных лилий, а второй – наоборот. Богдановой он вручил тот, в котором были белые розы. Настя умиленно вздохнула со своего места. Елена умолкла, только хлопала глазами и шокированно обнимала букет руками в черных перчатках.

– А этот… – продолжил было Антон и запнулся, переведя взгляд на Настю. Если даже при Льве он еще представлял себе процесс передачи даров, то появление постороннего человека смущало и без того редкие романтические порывы настолько, что все заранее подготовленные фразы и жесты рассыпались в песок. Становилось слишком неловко. А думать Горячев начинал долго…

– Мне? – внезапно подала голос дредастая с проводами. Она смотрела на Антона с искренним смехом в глазах и выражением, полным готовности помочь. Тот, конечно, сразу вышел из ступора, нахмурился и рявкнул:

– Нет, – после чего повернулся к Богдановой и второй букет тоже отдал ей. – Этот передай, ну… ей, – добавил Антон уже вполголоса и ладонью показал приблизительное направление правого крыла на первом этаже дома. Елена приняла букет, поймала Горячева за рукав, притянула к себе и смачно поцеловала в щеку.

– Спасибо, Горячев. Ну такой ты красивый в эти моменты, нет от тебя никакого спасения, – улыбалась Богданова, зарываясь носом в цветы. Антон сразу же расплылся – успокоился, задышал полной грудью и, казалось, чуть не взлетел. Идиллия была нарушена хрустом карандаша, который сломал Лев.

– Антон, познакомься, кстати, – прокашлялся Богданов. – Извини за сумбур… Это Настя. Наш новый сисадмин. Настя, а это Антон. Наш пиарщик.

– Наслышана, наслышана, – закивала Настя и встала со своего места. В полный рост она на прямой подошве глядела Горячеву прямо в брови. Тот недовольно засопел. А она улыбнулась – и дернула его пальцами за кончик носа. Антон так ошалел, что даже отреагировать не смог. – И не только о том, что ты «вот этот». Будем дружить с тобой, Антонио. Друзья моих друзей, все дела…

«Влад», – осенило Антона. С этой мыслью он немного утих, хотя и сохранил надменность во взгляде и жестах, тем более допустимые, что победа героя-любовника продолжала греть сердце и голову. На Настю это, впрочем, не произвело совершенно никакого впечатления.

– Ну что, Елена Денисовна, – уперла она кулаки в бока, кокетливо дернув пробитой бровью. – Я пока свободна или покажешь мне, куда сидеть, с кем говорить, с кем не говорить, как компьютер включать? Я, конечно, в целях демонстрации возможностей могу и сама пароли подобрать, но зачем тратить время…

– Покажете, Настенька. Покажете! – шипела Елена, вручив букеты Льву и скомандовав поставить их в воду. Она поманила Настю за собой. – И никакого нарушения субординации при других, ясно? А то я тебя лично выпорю, – пригрозила Богданова на выходе.

Лев вздохнул, когда женщины ушли, сел спокойно в свое кресло и положил цветы на стол. Перед тем как провалиться в работу или усталую попытку спрятаться от людей, Богданов поднял взгляд на Антона:

– Я передам. Не переживай.

– Спасибо, – кивнул Антон, а потом посмотрел на дверь. А потом – на календарь, который висел на стене аккурат между Львом и дверью. С момента как пропал Роман прошло в общем три недели, что автоматически приближало заранее оговоренный срок нахождения того в больнице к концу. Договор с новым сотрудником вряд ли мог прерваться так скоро. Горячев хотел бы покинуть Богданова, но знал, что если не спросит напрямую, этот заново всплывший вопрос с сисадмином не даст ему уснуть еще несколько дней. Впрочем, и ответ не гарантировал обратного. – Лев Денисович, а от Романа есть какие-то новости? После нашего с вами разговора со мной на связь он не выходил… – решил поделиться Антон. Богданов вздрогнул при упоминании болезненной темы, но ответил не задумываясь:

– Нет, к сожалению. Но больничный от него пришел и он подтвердил по переписке Елене, что в конце месяца собирается выйти на работу. Но на самом деле Настю мы взяли на больший срок… На всякий случай.

Антон задумчиво закивал. Это решение Богданова (вряд ли оно принадлежало Елене, судя по услышанному) он одобрял: даже не имея представления об уровне компетенции откровенно фриковатой Насти, можно было с уверенностью сказать, что она лучше, чем не менее фриковатый Роман. Хотя бы потому что, вроде как, своя.

– И как она вам?

– Наглая, – улыбнулся Лев, – но компетентная, как по мне. Хотя Елене сложно работать с такими людьми. Она вообще не переваривает тех, кто обыгрывает – или хотя бы дышит в затылок – по уровню пробивных способностей. Хотя, я считаю, чем больше знакомств – тем больше силы. Влад хорошо отзывался о Насте, я склонен ему верить, он, вроде как, твой лучший друг.

– Да… Лучший… – согласился Антон, но на Льва смотрел уже взглядом ревнивого собственника. Значит, перед Богдановым Влад вообще о чем-то или о ком-то отзывался – а перед ним нет? Ладно, вероятно, Горячев был вне зоны доступа на корпоративе, чтобы оказаться свидетелем диалога – но у Вовина был десяток возможностей предупредить и рассказать все лично!

– Ну я сам спросил, он ответил, – оправдался Лев, усмехаясь уже одной из своих меркантильных ухмылок, которые всегда прилипали к его губам при разговоре о деньгах. Или о том, что он мог конвертировать в самый продаваемый восполняемый ресурс на планете. – К слову, Антон. Ты мне девочек-то сильно не обижай, хорошо?

Горячев посмотрел на Богданова исподлобья. А потом – на букеты. Во всяком случае он надеялся, что это покажет: отныне у него намерения исключительно хорошие.

15.03. Среда. Знания

Настя на Антона вышла очень быстро. Вероятно, и здесь не обошлось без Влада, но новый эксцентричный сисадмин компании вскоре появилась у Горячева в списке контактов и заняла эфир. Она оказалась довольно общительна, но не так навязчива, как можно было думать. А еще – в мессенджере писала исключительно от мужского лица, чем беспощадно топтала Антону всю мировоззренческую парадигму.

«Она бигендер. х)) – пояснял потом Вовин. – Это не в твоей интеллектуальной плоскости, Антоша, просто смирись».

Насте, как оказалось, было тридцать семь лет, а так легко она вскочила в кресло системного администратора за счет своей хакерской практики.

«Ну, знаешь, насмотрелся в юности „Матрицы“, начитался про всяких правдорубов из киберпространства – и поехали… Преступностью не занимаюсь, подрабатываю обычно на ловле всяких нарко-и порнобарыг в даркнете, плюс бывают частные заказы. Короче, я черный рыцарь, Антонио, а ты не ссы», – радостно давала себя интервьюировать Настя. А еще сразу сказала, что о злоключениях Горячева в компании Влад ей рассказал «разное».

«Так что буду прикрывать твою жопу, насколько смогу. Насчет моих отношений с Богдановыми не беспокойся – они не тупые, прекрасно понимают, что такие как я занимаются мониторингом абсолютно всего, связанного с организацией, людьми и т. д. Главное, что они будут знать то же, что знаешь ты. И если они захотят от этой инфы избавиться, то она останется только между нами. Это чтобы ты понимал особенности моего с ними договора».

Горячева такой расклад вполне устраивал. Он надеялся, что Настя не найдет о Богдановых вообще ничего особенного или катастрофичного. Антон бы с радостью и о Романе услышал, что тот просто несчастный забитый пацан, влипший в нехорошую историю, но интуиция до сих пор змеей извивалась и шипела: там-то точно нечисто. Поэтому о том, что уже знал сам, Антон рассказал Насте напрямую. И файл с досье выслал ей – вдруг пригодится? – и даже неизвестный номер, который позвал сисадмина в подвал. Наводку хакерша приняла и на какое-то время затихла.

К середине недели появились первые горячие новости. Стоило Антону вернуться на территорию компании и заглянуть к Насте – она сразу же усадила его в кресло за компьютером в каморке.

– Короче. Я так понимаю, что это ты частично и сам знал, но о твоих Богдановых нет никакой информации до 2011 года. И ладно нету в районе бизнеса – да, все они начинают неизвестными… Так нету – вообще. Налоговая, банки, все личные данные – такое ощущение, что они… Ну, – пух! – и появились. Из ниоткуда. Между нами, девочками – такого быть не может, а это значит, что вся остальная инфа о них надежно спрятана… И в прошлом их, скорее всего, звали по-другому, – увлеченно щелкала Настя мышью, вываливая на Антона бесконечные сводки и скриншоты. – А еще до твоего прихода имя Богданова не засветилось в СМИ ни разу. Никаких фото, единственное совершенно пустое интервью – они запускали всякие рекламные статьи и прочее, но все это было сугубо о компании, а Ф. И. О. владельца – ну, только в регистрационных данных, а кто он такой – хэ зэ. Для простого обывателя Л. Д. Богдановых на один Питер с десяток наскрести можно. И ни один из них не окажется нашим. И даже не спрашивай, нет, восстановить ничего не смогу. Я у них, скажем так, не то что не первая такая булки за компом грею – похоже, до сих пор не единственная.