Текст книги "Слепое пятно (СИ)"

Автор книги: Двое из Ада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 49 страниц)

– Поработаю.

Побег от себя вышел удачным. В смартфоне обнаружились сто и одно сообщение от Елены, последние из которых были написаны исключительно матюками. Кто-то из партнеров просил прислать документацию, чтобы составить новый договор по экспорту сырья («Сраные китайцы кровь пожрали и согласились!»). А потом взгляд наткнулся на свеженькие паспорта. За ними, в углу, стояли два собранных чемодана. Лев взвыл, бросил все и ушел на кухню, да там и остался, разложив по тарелкам песочного цвета прибывшие салаты и яичницу. Во спасение утопающих внезапно зазвонил телефон.

– Да? – Лев облегченно выдохнул.

«Лев Денисович, здравствуйте», – на другом конце в трубку улыбался Роман. С момента как Богдановы поселили его на даче, сисадмин заметно и значительно успокоился. Общее состояние его было удовлетворительным, а личный доктор, которого нанял Богданов, подтверждал воспрявшее настроение хорошими показателями по здоровью. Рома чем-то увлеченно хрустел: «Звоню сказать, что я здоров и меня еще не убили».

– Это хорошо, Роман! – засмеялся Богданов. – Меня, как видишь, тоже.

«Ага. Еще я переживаю. Звонил Горячеву, просто проверить. А он со вчерашнего позднего вечера не отвечает. Вы не знаете, где этот придурок?»

– Понятия не имею, – честно соврал Лев. – Наверное, отдыхает. Выходной же, Рома, все отдыхают. И тебе надо бы. Или погуляй в лесок, там рядом есть…

От разговора Льва отвлек шум из глубин квартиры. Затопали босые пятки по паркету, совсем неподалеку раздался громкий хлопок двери в ванную, щелкнул закрывающийся изнутри замок – а после на несколько минут все затихло. Богданов улыбнулся ощущению живого дома, которое уже давно позабыл.

«Да я гулял уже! – не унимался Рома, кажется, больше соскучившийся по общению, нежели действительно хотевший сообщить нечто важное. – Но все-таки Горячев всегда с мобилой и на связи. А вдруг его тоже за жабры поймали?»

– Да нет, Роман, с ним действительно все в порядке.

Зашумела вода в душе, и заглушенным эхом сквозь стены просочился короткий стон. Лев усмехнулся, приосанился.

«Это вы откуда так уверенно заявляете? – хихикнул Роман. – Слушайте, Лев Денисович, а вы на Антона виды имеете? Я так интересуюсь, чтобы недопонимания не возникло».

Стон повторился, но на этот раз стал протяжнее – зазвеневший первой высокой напряженной нотой, он красиво снизошел до вибрирующего рыка и потонул в плеске воды. Богданов не мог не вспомнить утренних сообщений Горячева, которые тот присылал все то время, пока они переписывались: темпераментный мальчик нередко просыпался очень ярко, особенно после сильных сексуальных переживаний. А прошедшей ночью он покорил новую вершину.

– Я просто хорошо знаю Горячева, он без мыла в любую жопу пролезет, – нервно смеялся Богданов, оттягивая внезапно придушивший его ворот белой футболки. – А какого рода недопонимание?

«Ну как какого… Мы с ним спали в одной кровати, и я подумал…»

– Что вы с ним? – здесь снизошел на рык сам Лев. Но, осознав внезапно повисшее молчание в трубке да и собственного внутреннего голоса, отрезвился и, нервно подскочив, с грохотом поставил турку с кофе на электрическую плиту. – Ну вы же просто спали?

«Может быть! – выдохнул Роман, словно действительно не мог определиться, как назвать то, что они делали вместе. – Ну так вот, если у вас нет на него прямых планов никаких, я бы попробовал…»

Лев ощутил, как у него начал дергаться глаз. Теперь на мраморную столешницу кухни опустились две пузатые кружки, а Богданов посуровел:

– Рома, блин, попробовать ты можешь тайскую кухню.

«А еще, – словно не слышал сисадмин, – он спрашивал меня о геях и всех подводных камнях этого дела».

– Что он у тебя спрашивал?! Зачем ему это?

«Ну я не знаю! Возможно, потому, что мы спали вместе, Лев Денисович, – пропустил смешок Роман. – Так что, вы имеете виды?»

– Определенно. Особенно на то, чтобы тебя уволить, засранец, который издевается надо мной, – угрожал Богданов ложкой невидимому собеседнику. Роман взорвался смехом, да так по-мальчишески, что Лев сразу понял, что шалость удалась.

«Ладно вам, Лев Денисович, не велите сразу звать палача. Просто Елена мне сказала утром, что вы ей не отвечали. А мне не отвечал Горячев. Я сложил два и два, получил четыре. Что, уже пошутить нельзя? Я никому ничего не сказал!»

– В каждой шутке, Рома…

Разговор они закончили на веселой ноте. Лев про себя удивлялся, зачем узнал об утренней суматохе Романа, чем он сегодня позавтракал и что собирается делать дальше. Наверное, это и называлось «дружеские разговоры» – бесцельно, но приятно. Сисадмин сообщил, что уже начал помалу работать и, хотя его травмы серьезны и дают о себе знать каждый вечер, даже пообщался с Настей и взломал «мыло» бухгалтера. В подтверждение этому Лев нашел письмо-жалобу в электронном почтовом ящике от Антонины Ивановны, которая скинула скан своей докладной: «Составили подборку ссылок на ролики порнографического характера…» Богданов усмехнулся, разливая кофе по кружкам, и отправил ей в ответ обнадеживающее: «Разберемся!»

Распахнулась за спиной дверь ванной. А следом за ней – и кухни. Лев не стал поворачиваться, занятый сервировкой стола. Как и Антон – окликать его. Только через мгновение Горячев уже прижался сзади, роняя на плечо мокрую голову, и множество маленьких капелек, осевших на обнаженной груди, впитались на спине в футболку. Он был тяжелым и казался еще немного сонливым. Медленное дыхание Антона защекотало шею. Он несколько секунд постоял молча, а потом поднял голову и произнес прямо возле уха:

– Вкусно пахнет.

– Потому что ты ко мне прижался, конечно, – Богданов оставил свои приготовления. Над посудой поднимался дымок от теплой яичницы и кофе, а Лев ловил себя на мысли, что так уютно у него в доме никогда не было. – И еще ты используешь меня как полотенце. Мне, конечно, приятно тереться об тебя любого, Антон…

Богданов развернулся, поцеловал Антона в висок, окинул его оценивающим взглядом – да там и обомлел. Голый мокрый торс и джинсы смотрелись великолепно на поджаром теле; Лев вспомнил стон, который прозвучал пятнадцать минут назад, внизу чувственно скрутило. Горячев был личной воплотившейся в реальность мечтой, а Богданова внезапно заботила не внешняя сторона вопроса, а внутренняя:

– Ай, блин, я тебе не дал одежду, да? Прости, я очень неумелый хозяин. В джинсах же неприятно с утра и после душа… Давай что-нибудь тебе подберу?

– Подбери, – разулыбался Антон. Он все еще казался немного измученным после пережитого, но искренне счастливым. В честности Горячевских глаз вообще никогда не приходилось сомневаться. – А, еще я постирал свое белье и повесил на твою шикарную черную трубу рядом с твоим… Ничего?

– Змеевик, – усмехнулся Богданов, погладив Горячева по срезу челюсти, а потом не удержался и ушел вниз – так пальцы настигли края джинсов, и Лев его оттянул, чтобы заглянуть внутрь. Антон резко вздохнул – не возмущенно и не испуганно. Возможно, просто от неожиданности, но хотелось верить, что в этот раз он действительно смутился.

– Ничего, – мечтательно улыбнулся Лев. – Но в следующий раз можешь воспользоваться машинкой… Ладно, ты садись, а я сейчас.

Богданов исчез и вернулся довольно быстро. В руках у него было три варианта штанов, которые он оставил на свободном стуле и предложил гостю выбрать что-нибудь самостоятельно потом. Черный стол выигрышно смотрелся в пятнах тарелок, а совсем по-королевски на фоне общего убранства – Горячев. Лев еще раз ощутил, как холодно и колко выглядел его дом раньше в этом почти каменном сочетании цветов. Теперь же графитовые стены, словно впитав в себя настроение гостя, ловили теплые блики солнца из окна. Нежно играли ласковыми цветовыми сочетаниями лакированные поверхности черной бытовой техники. Так страшное и угрюмое становилось уютным. Так делал Горячев и со Львом.

Антон накинулся на еду со зверским аппетитом. Как оказалось, утолить его обычный голод было не намного проще, чем сексуальный, потому что вопрос «А есть еще?» последовал сразу, как только иссякла первая порция. Кофе и вовсе делал с Горячевым нечто жуткое – вскоре взбодрившись, он включился как-то чрезмерно и едва справлялся с тем, чтобы усидеть на месте.

– Прости… – виновато улыбался Антон, водя вилкой по пустой тарелке и нервно потряхивая коленом. – Мне кажется, в последний раз я нормально ел только в прошлые выходные. Похерил я свою диету, конечно…

– Ничего. Похоже, и я в этом виноват, – испытал укол совести Богданов и отдал Антону свою порцию да остатки салата вместе с тем. Лев неспешно попивал пустой кофе, удовлетворяясь мгновением и поглядывая на Горячева с интересом настоящего исследователя. На столе рядом разрывался телефон от монотонного жужжания, но Лев видел имя сестры и узнавать содержание сообщений не хотелось. Хотелось остаться здесь; окунуться в теплые объятия, умыться солнечным светом, проговорить несколько часов и узнать о Горячеве все. Теперь-то Богданов видел не только бездушные буквы в чате, а губы, честные глаза, позу, слышал интонации… Он никак не мог напиться ощущением реальности, существенностью полученного переживания, поверить до конца. Но страшная пулеметная очередь из Елениных «нам нужно подготовиться», «следует перевести всех сотрудников на красный доступ», «ты не должен расслабляться», «не забывай, с кем мы имеем дело» жестоко дырявили мираж. Лев не забывал и ожидал худшего, но ему хотелось бы надышаться чистого воздуха перед войной. Написав сестре три коротких оправдания, Богданов попросил не тревожить его до понедельника да отключил вибрацию.

– Не хочешь провести со мной выходные? – спросил Лев уже у Антона, который в какой-то момент отвлекся от еды и что-то задумчиво и очень внимательно высматривал в окне. – До понедельника…

– Вот, доедай! – воскликнул Горячев, проигнорировав вопрос (то ли не расслышал, то ли его что-то настолько заняло), и с широкой улыбкой вернул завтрак Льву. Он буквально вскочил с места и поснимал со стула выданные ему штаны. Заметив недоумение Богданова, Антон рассмеялся: – Конечно, я остаюсь! А были другие планы? Мы же, оказывается, в самом центре города. Набережная! Невский рядом! Пойдем за вторым завтраком в кафе, а? А потом в салон… Ну, мне симку поменять… Для телефона…

– Пойдем, – улыбнулся Богданов, пряча тревогу поглубже внутрь. – Пойдем и кофе выпьем, и поедим, и купим чего-нибудь тебе, правда? – Лев подпер голову рукой, засматриваясь на Антона. – Симку надо обязательно. А то тебя Роман потерял, – Лев противненько цокнул языком, – переживает.

– Роман? Надо перезвонить… – Горячев выглядел действительно изумленным. Впрочем, секунды раздумий ему хватило, чтобы тут же невесело усмехнуться: – Блядь. Я знаю, кто еще меня потерял. Прости, если когда я выйду на связь, мне придется на полчаса покинуть тебя, чтобы объяснить, где я, Владу, Лехе… Жесть.

Что ж, по крайней мере проблема у них на двоих была одна – реальный мир, который стучался в тонкие витражи облачного замка. Стекла звенели в ушах поднимающимся черепно-мозговым давлением. Лев глушил это желанием жить и мечтами, оставляя себе право на счастье. Хотя бы на день. Повезет – на два.

Через пятнадцать минут Горячев был собран. Он переоделся в черные джоггеры и белую футболку с длинным рукавом из Львовского гардероба – но даже несмотря на простоту кроя и легкий оверсайз (Богданов оказался на размер-два больше) выглядел так, словно в этой же самой одежде собирался выйти на подиум. Антону всего-то потребовалось затянуть пояс да набросить сверху собственную куртку.

– Че, красавчик? – хохотал он, крутясь в прихожей. Лев только тихо улыбался. – Надеюсь, ты меня прикроешь, если что, Лев? Спасешь? Я по центру города в мягком трикотаже без трусов-то еще не гулял…

– Красавец. Прикрою, спасу. Пойдем покупать трусы… Кстати, Антон, – Богданов набросил на себя массивную кожаную косуху, – ты же со своими еще не праздновал свой день, да?

– Нет, – мотнул головой Горячев. – В последний раз я лежал дома страшно больной и убедил их перенести все на следующие выходные.

– Я снял домик для тебя… и твоей компании. «Лесная симфония» называется, может, слышал? – Богданов усиленно натягивал черные кожаные ботинки. – На следующие выходные. Я не приму отказа, а ты можешь пригласить туда кого угодно. Можешь не приглашать меня, если хочешь, – засмеялся Лев, выпрямившись. – Там бассейн, ресторан, всякое такое. От тебя ничего не требуется, кроме поцелуя, конечно же.

В первые мгновения Антон смотрел на Богданова совершенно растерянно. Но чем яснее в его глазах отражалось осознание, тем ярче радость вспыхивала на лице. Горячев будто бы верил и не верил одновременно. Возможно, только теперь он до конца осознал, что происходящее – вовсе не сон. Что есть что-то за пределами квартиры Богданова. Что помимо фантастического «все хорошо», которое они проживали здесь и сейчас, будет и другое. Надежда.

– Тогда я приглашаю туда тебя, Лев, – в голосе Горячева мелькнули торжественные нотки. – И позову всех, кто был с нами.

Его кулак легко ткнулся в грудь Богданова. Антон попал в самое сердце, – а затем отдал свой поцелуй.

Дневной Невский шумел быстрым потоком автобусов и машин, галдел сотней голосов туристов и горожан, прогуливавшихся в поисках подходящего местечка на обед. Погода улыбнулась субботе: утих вчерашний ветер, остался полунамеком, легкой прохладой на ярко высветленном солнечном проспекте. Резвились кони на Аничковом мосту, будто готовые спуститься со своих постаментов и помчаться во весь опор навстречу огненному диску, раздувая бронзовые бока. На ту сторону реки переходить не стали. Антон уверенно направил Богданова к Гостиному двору, впитывая горящим взглядом раскинувшуюся вокруг свободу. Даже окрасившее в синий его глаза небо, нависшее над крышами старых нарядных домов, казалось ниже. Тянулась вперед и вверх указующая рука – и чуть-чуть только не цеплялась пальцем за облако.

– Вон туда пойдем, – правил маршрут Горячев. – Там на углу шикарное место, лакшери купеческий дворик, все дела. Там кофе вкусный, но мне там сидеть стыдно, я сегодня не боярин. А дальше если еще пройтись – гриль-ресторан. Ну ты наверняка знаешь. А я мяса хочу. Богданов, блин… Все у тебя под боком. Ты вообще в курсе, что от тебя до меня можно за час дойти? Пешком?

– В курсе, я же у тебя ошивался неделю под окном, – Лев важно поправил на носу солнечные очки. – Я вообще всего в курсе.

– Ты на машине приехал, – Антон махнул рукой и улыбнулся. – У вас, богатеньких на тачках, это все по-другому в голове работает.

Помпезное, украшенное скульптурами здание с окнами почти во всю стену открыло гостям свои хрупкие прозрачные двери. Витиеватая роскошь модерна, горящего множеством электрических свечей, играющая золотыми и латунными бликами, многократно отражалась в витринах, стеклышках разноцветных банок с конфитюром и обертках конфет. Пахло кофе, шоколадом и фруктами – смесь французской кондитерской и восточного базара. Горячев ухмылялся, как расшалившийся ребенок, прячась у Льва за спиной, а потом – за пирамидальным стеллажом с дорогими сладостями:

– Если бы я все придумал заранее, то тебя надо было наряжать в пиджак, как обычно, а не крутым дядей. Небось, каждый вечер воскресенья сидишь здесь и пьешь из маленькой золотой чашечки, а?

– Я предпочитаю доставку и есть дома. Или на работе, – улыбнулся Лев, подтолкнув Горячева под спину ладонью. – Так что ты тут хочешь? Хочешь сладкого?

Антон посмотрел на Льва с подозрением, но сперва ничего не сказал. Зато через секунду он уже нависал над витриной с десертами, глотая слюну.

– Да… Горячий шоколад. И мятный зефир. Давай это будет вместо праздничного торта, а стейками я тебя за свой счет накормлю. А то и так все деньги на меня тратишь.

– Ну так ты мой гость, Горячев. На кого мне еще тратить, а? – Богданов поморщился, спуская с носа очки и воровато оглядываясь, но окружение его более чем удовлетворило. Все люди были заняты собственной жизнью; ни один скорый взгляд не касался Льва. В это хотелось верить. – И вообще, отстань от меня со своим расчетом. Деньги меня твои мало интересуют, – проговорил Лев и добавил шепотом: – А вот ты – да.

Антон зафыркал, но улыбнулся, – хотя его гордо задранный подбородок продолжал говорить о твердости намерений.

Богданов в точности передал заказ кассиру, а себе взял только американо, предвзято морщась на сладкую роскошь витрин да так и не преодолев муки выбора. Через пять минут они уже сидели на странноватых посадочных местах друг напротив друга. Лев упирался взглядом в искусственный ананас – или пальму – со встроенными в нее ярко-красными мягкими сидениями, и его чувство стиля неуемно страдало в агонии. Когда мучений становилось слишком много, он переводил взгляд на Антона, чтобы прикоснуться к прекрасному, и безотрывно наблюдал за тем, как тот ел. Это зрелище не могло не расшевелить голод Богданова еще сильнее. Горячев растягивал удовольствие, разрывая свежий мягкий зефир ложечкой, но все же поначалу ел слишком спешно – и со вкусом. В эту минуту он походил не иначе как на дикого звереныша, которого отвели в богатый дом и предложили самый лучший кусок. Иногда Антон влезал пальцами в тарелку и слизывал с них белые крошки – вряд ли умышленно. Но это было блядски сексуально, как и острый язык, мелькающий на губах, чтобы снять с них молочную пенку. Богданов жадно запивал наваждение приторно горьким напитком, иногда глотая больше, чем нужно.

– Антон, – сказал Лев, когда смог откашляться. Он не мог не улыбаться Горячеву, хотя и одними глазами. – Ты, правда, как мясо после сладкого кушать будешь? Живот не заболит?

– Богданов, я тебе что, маленький? Нет! Гулять так гулять. Организм сказал – надо.

– Маленький, – подтвердил Богданов и прикончил кофе. – Ну организм Антона диктатор, его слушать надо.

– Взрослый. И диктатор, – улыбнулся Горячев.

Впрочем, разумным решением было все же оживить телефон перед тем как осесть в новом месте. От сжимающего в ладонях свой подарок Антона сложно было оторвать глаза – он восхищался формой и гравировкой вслух настолько ярко, насколько это мог бы делать и впрямь настоящий ребенок с новой игрушкой. Даже процесс запуска системы и регистрации отпечатка пальца увлек его настолько, что, забывшись, Горячев повис на плечах у Богданова прямо на глазах менеджера мобильного салона. Девушка чмокнула накрашенными губками, откровенно раздраженная тем, что этакий красавец удостоил своего взгляда только гаджет да Льва, но никак не ее. А она так старалась предложить любую помощь, которую могла в этой ситуации!

Зато до ресторана Лев с Антоном добрались почти во всеоружии. Они расположились в самом углу зала – друг напротив друга на укромных диванчиках, – заказали по стейку, салат, клюквенный морс. Запах настоящей еды в воздухе равно тревожил и отвлекал от большинства посторонних раздумий; даже слегка насытившийся Горячев перестал крутиться – и, как обещал, нырнул в мир социальных сетей и звонков. Удрученно объявив, что прочитать двести девяносто три сообщения в мессенджере ему вряд ли удастся быстро, он сразу же решительно набрал Лехе.

«Блин, Антоха! – динамик по случайности оказался настолько громким, что Антон от неожиданности отшатнулся, а Лев отлично слышал все, что говорили на том конце – даже после отладки связи. – А мы уже тебе обзвонились, обписались! Ты где есть?!»

– Да, простите, – нервно скреб ногтем столешницу Горячев, опуская виноватый взгляд, будто его мог видеть кто-то, кроме Богданова. – У меня телефон сдох. Временно был недоступен.

«Ну а ноут? „Телега“ на ноуте тебе зачем?»

– Да я вообще никакой был, честно, – оправдывался Антон. Лев ухмыльнулся и покачал головой, не понимая, почему нужно отчитываться за уже распределенный временной ресурс. Поздно пить «Боржоми», когда почки отказали.

«Ну а домофон? Звонок квартиры? Настолько никакой, Горячев? Мы же к тебе сегодня утром приехали! Ну болеешь ты, ладно, так мы тебя даже болезного поздравить хотели, встряхнуть, привезли тебе лечебного всякого!»

– Да… Я не дома ночевал просто. И сейчас не дома.

В динамике на время повисла тишина, нарушаемая тихими переговорами – разобрать их содержание было уже сложно. Антон, нахмурив брови, сидел совсем напряженный. Но когда спор по ту сторону разгорелся нешуточный, он тут же вставился:

– Да все же нормально сейчас. Правда, простите. Я просто захотел развеяться… Ну, вернуться в колею. Ночевал не один. А там в процессе с мобилой не разберешься ведь! Вот как только пришел в себя, как только обновился – там сразу звоню. Живой. Здоровый. В общем счастливый, – он прижался кроссовком к ботинку Богданова под столом и улыбнулся. У Льва на сердце потеплело и тянуло защитить, выставить себя виноватым в том, что чьи-то чувства вновь ущемлены. Он же украл это время, ему по закону чести и платить, но тут в динамике зазвучал другой голос, и все порывы свернулись скисшим молоком.

«Горячев! – стартовал с жестких нот говоривший, Богданов узнал Влада. – Ты что-то совсем страх потерял со своими исчезновениями, серьезно! Даже я зол. Ну это же праздник, блин, ты сначала от нас отделался, бляха-муха, а потом пропал. Не охренел так делать? Кто там у тебя настолько важнее нас?»

– Никто не важнее… – замкнулся Антон, наполняя легкие воздухом для новой очереди оправданий. Лев шевельнулся, чтобы обратить на себя внимание, и шепнул:

– Пригласи на выходные, ну? Мол, готовил сюрприз, вот и катался.

«А что тогда?» – нетерпеливо стучался Влад, а звук изменился, словно говоривший стал дальше, а эхо – больше.

– Просто готовил вам сюрприз, – молниеносно повторил Горячев и облегченно выдохнул. Теперь его зрачки то и дело обращались к Богданову, требуя уточнять каждое слово. Тот кивал и подбадривающе подмахивал ладонью в особо правильные моменты, словно раздувая угли лжи. – Он будет ждать вас до следующих выходных немного… за городом, поэтому мне и пришлось уехать, пока суд да дело. Я до сих пор даже до дома не добрался.

Телефон пристыженно замолчал, а Лев тихонько напомнил, как называется туристическая база («Лесная симфония».), где она («Шесть километров от Зеленогорска».) и то, что Горячевских друзей там ждет бассейн, шашлык и веселая компания.

«Да?» – ошарашенно отвечали хором в трубке.

– Скажи обиженно, что это дело не одной минуты, ты тут два дня пашешь, а они! – усмехался Лев, а внутри приятно зрело ощущение очередной развернувшейся в его руках схемы. Но тут уже Антон нахмурился на него сурово, мол, не перегибай палку.

– Да, – деловито отвечал Горячев, мягко наступая Богданову на ногу. Он хитро щурился и вскоре снова улыбался. – Но это сюрприз. Пока не хочу раскрывать все детали, но вы же не против, если наш семейный круг немного расширится? Я хочу пригласить еще кое-кого. Ну, как минимум человека, который помог все это организовать.

«Ну, – Вовин на какое-то время отвлекся, чтобы обсудить изменившееся положение дел. Леха смачно и грязно выругался где-то на заднем плане и пообещал надрать уши, но скоро смилостивился. Алена вовсю интересовалась неожиданным подарком. Вернулся к телефону Влад уже менее раздраженным и даже довольным. – Ладно, Горячев, но ты все равно не должен делать вот так вот! В следующий раз получишь в глаз, понял? Все согласны, приглашай… Так только интереснее».

– В следующий раз мне стукнет тридцатник, мы устроим дебош и митинг против социальной политики преждевременного старения, – Антон хихикал. – Вы не думайте, я тоже по вам очень соскучился. Но это будет на все выходные! Лехе передай, пускай даже не думает пахать там.

Еще около десяти минут он проболтал с друзьями о чем-то отвлеченном: Владу нужно было выговориться, Антону – наслушаться. Лев смотрел на это с ревностью и хорошо скрываемой завистью; Горячев от счастья воссоединения светился пуще прежнего и слепил глаза, а Богданов в своем телефоне нашел только два коротких слова от любимой сестры: «Пиздишь – сдохнешь». И еще два, пришедшие через час: «Мучительно. Готовься». Означало ли это, что она точно уверена в его лжи? Означало. Оставалось только закатить глаза и бросить телефон в сторону с видимым даже официанту раздражением. Но вот уже и тарелки появились на столе, и Антон, взглянув на Льва, распрощался.

– Ужас, учишь меня врать, – ухмыльнулся Горячев. – Но спасибо… А то бы я тут уже сдавался под пытками и бил посуду от досады. И сам ведь не догадался бы. Прости… Для меня вся следующая неделя – еще что-то такое бесконечно далекое и неясное. Никак не привыкну к тому, что не ебнулся и все взаправду.

– Ну я ж виноват в том, что они на тебя наехали, – Богданов пожал плечами, стряхивая с себя гнетущие эмоции. Разулыбался, удовлетворенный возвращением полного внимания Антона. – Зато теперь и они пойдут, и ты точно не откажешься, и все вы у меня на крючке. Неплохо! А врать ты не умеешь. Кошмар, Горячев, скоро взрослым станешь, а все как первоклассник. Как ты в пиаре работаешь, не умея врать?

– Хорошо, – Антон вдруг стал очень серьезным. Будто разговоры о профессии требовали от него только такого подхода и не могли быть непринужденными. – Я и не вру почти. Просто умалчиваю кое-что плохое, а все хорошее беру – и преподношу так… Ну, вот, как блюдо. У тебя есть вкусное мясо от поставщика, а я его готовлю так, что у твоего ресторана появляются мишленовские звездочки. Даже несмотря на то, что кусок стейка и салатный лист иногда прикрывают царапину от ножа на тарелке. Пиар – это же информация… Это связь с потребителем. А если я буду ему пиздеть, то он поймет это, как только клюнет и сам попробует. И тогда задница. Тогда и ты станешь сукой, которая делает плохой товар и хуевую рекламу. И я, который это запихивает в каждый рот.

Горячев заложил за щеку кусочек мяса. Он не сердился, но на Льва смотрел испытующе, даже строго – и с абсолютным чувством собственной правоты. Конечно, это был не только разговор про работу. Богданов вздохнул и опустил глаза, в одно мгновение потеряв ощущение теплого миража, который был столь важен ему сейчас, за который он мог и собирался заплатить высокую цену, и хранила который его верная подруга – ложь. Он ткнул в сочный стейк вилку, а чувствовал, словно в собственный бок входят ножи.

– Но, – Антон продолжил говорить, а Богданов ощутил, как носок Горячевского кроссовка, легонько пнув под столом ботинок, зацепился за щиколотку крючком и потянул ногу ближе к себе, – это касается пиара. И меня. Я понимаю, что бывают ситуации, когда приходится соврать. Ну вот как сейчас… Это было безопаснее. Даже довольно близко к правде. И понимаю, что если бы не это, то передо мной, возможно, физически не мог бы сидеть Лев Богданов… Главное, чтобы между людьми все было чисто. И в мыслях. Да?

– Недосказанность – та же ложь, – пожал плечами Лев. – И рано или поздно откроется под листом салата царапина от ножа. Мы просто из очень разных миров, Антон. Задавая этот вопрос, я шутил, – пояснил он и вымученно улыбнулся. Догнали воспоминания и ощущение неправильного решения прибило сверху, как булыжник сорвавшегося скалолаза. Богданов знал, что сейчас должен был бы готовить собственные дела и поставить их на рельсы. Знал, что удар по нему грядет и прилетит, сломав пару зубов. Одного не знал – причины, по которой на лбу горит точка прицела, а потому не мог предугадать силу и направление. Лев понимал и то, что между ними с Горячевым до конца прозрачно не будет, возможно, никогда; для этого было необходимо слишком качественно вытряхнуть собственную душу, выворотить наружу всю скопившуюся плесень и разложить по полочкам… Останется ли что-то после, кроме лжи и выгоды? Поднять взгляд и увидеть, что Лев украл у мира, в глазах молодого да красивого Антона напротив казалось убийственным. И Богданов, виртуозно, как умел, смыв с себя одним движением лишнюю эмоцию, озарился ухмылкой, уставился в тарелку и изобразил искренний аппетит. – Медленно ешь. А у нас еще прогулка и магазины. Укатаю тебя сегодня.

– Ты меня укатаешь? Да я сожрал уже больше твоего, – Антон азартно стукнул кулаком по столу и наклонился ближе ко Льву, сжав поудобнее приборы. – Так что и сил у меня больше. Сегодня моя очередь тебя катать, Богданов… Может, поспорить еще хочешь?

– Ой, да уж куда там твоя, Антон, – засмеялся Лев. – Нет-нет, это мы еще посмотрим. Ну и на что с тобой спорить? Я не буду с тобой есть наперегонки, издеваешься?

– А ты подумай, подумай. Подумай, на что со мной спорить. Что-то ты хочешь ведь получить?

Время за обедом пролетело почти незаметно. Горячев сильными руками затаскивал Богданова назад, в пучину безмятежности. Радовался подарку, болтал без умолку всякую чушь. Какими-то судьбами он пришел к вопросу о том, откуда Лев приехал в Питер, – и услышав, что из Москвы, многозначительно произнес: «Это многое объясняет». Параллельно Антон успевал увлеченно испытывать свой подарок: показывал какие-то игры, сфотографировал интерьер ресторана, а когда Богданов заказал очередной кофе – приладился объективом к его рукам, обнимающим чашку и размешивающим в ней сливки. Лев напряженно выдохнул, привыкая к незнакомой открытости, но позволил.

– Только никуда не выкладывай, – попросил Богданов.

– Я и не собирался, – Горячев улыбнулся. – Это только для меня. Просто ты секс…

Через пару минут брякнуло уведомление о новом сообщении в их чате, и Лев получил собственное фото. Ни лица, ни даже намека на очертания торса – только черная матовая столешница в приглушенных серых тенях, белая чашка и фактурные руки крупным планом.

– А я фетишист, – добавил Антон.

Впрочем, Горячев оказался не только фетишистом, но и хитрецом. Когда возле их столика уже стоял официант с терминалом в ожидании расчета, он, не дождавшись, пока Лев вытащит из кошелька банковскую карту, один раз приложил проклятый смартфон к дисплею, а на столе перед глазами Богданова материализовался чек. Антон победоносно скалился, поглаживая большим пальцем восьмерку, выгравированную на стеклянном корпусе.

– Я ведь сказал, что угощаю.

Лев передразнил Антонову улыбку и сложил кошелек обратно во внутренний карман косухи.

– Ладно, на тебя же больше останется. Значит, у тебя будет больше одежды, раз такой характерный, что я могу тебе еще сказать.

– Ты же все равно не сможешь купить мне то, что я не выберу, – юлил Горячев. – А предлагать будешь сам…

– Тогда выберу я.

И Богданов выбирал. Первым делом все, на что падал глаз – небольшие, но высшей ценовой категории бутики с одеждой на первых этажах домов. Компактные да уютные витрины со стойками, конфетами гостям в небольших стеклянных вазочках, альтернативными манекенами всех видов и размеров в выигрышной одежде и голодными консультантами, чьи волчьи оскалы обращались в овечье блеяние при виде острых краев банковской карты. Богданов с ними общаться любил и на извечный вопрос «Вам чем-нибудь помочь?» отвечал с готовностью пионера, всаживая в разомлевший от выходного духа мозг тысячу вопросов. Интересовало его все и сразу: от качества ткани до страны экспортера, а если несчастный имел смелость ошибиться, Лев недовольно цокал языком и указывал на этикетку.