Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

– Разумеется, – поджала губы Елена. – Назовите вашу цену и оставим препирательства.

Ювелир кинул взгляд на молчащую до сих пор, Анну.

– Во сколько вы оцениваете бриллианты? – поинтересовалась она.

Он еще раз посмотрел на камни.

– Это хорошие драгоценности. Сударыни, я вам дам за них, десять тысяч рублей.

Анна испуганно посмотрела на сестру.

– Лена, эти вещи стоят в два раза больше!

– И не говорите мне, что это грабёж. – нахмурился ювелир.

Было понятно, что ему не впервой выслушивать не лестные отзывы о себе.

– Но разве можно соглашаться на ваши условия?

– Тогда забирайте ваши вещи и уходите.

– Нет! – воскликнула Елена. – Прощу вас, не сердитесь. Я согласна на эту сумму. Извините, моя сестра несколько импульсивна. Драгоценности принадлежат мне, и я принимаю ваши условия.

– Вы согласны?

– Согласны.

– Ох, барышни, барышни. Меня погубит моя доброта. Итак, десять тысяч.

– Да, – заторопилась Елена, не позволяя Анне открыть рот. Она боялась, что ювелир откажет. – Только деньги нам нужны немедленно.

– Понимаю, – старик спрятал украшения в ящик стола. – Хорошо, мадемуазель. Пройдёмте в мой кабинет.

***

Монастырский устав гласил, что в келью к монахине родственников пускали только с разрешения и по благословению игуменьи.

К послушницам устав не был так суров. Родные могли навещать их чаще, но в келью, где жила послушница, вход и им был закрыт. Разрешалось встречаться только в специально отведенных для этого помещениях.

На этот раз, в качестве исключения из правил, Маргарите Львовне разрешили увидеть дочь в её келье. Предстоял трудный разговор и, лишние свидетели им были не нужны.

Не обращая внимания на инокиню, сопровождающую её, Маргарита шествовала за ней, с гордо поднятой головой.

– Всякий поступивший в монастырь и принявший на себя благое иго Христово, должен пребывать в нестяжательности, – говорила инокиня. – Довольствуясь самонужнейшим и, охраняясь от излишеств в одежде, в келейный принадлежностях, в деньгах. Его имуществом и богатством должен быть Господь наш, Иисус Христос. К нему должны быть устремлён взор его.

Зазвонил колокол. Маргарита вздрогнула от неожиданности.

– Не пугайтесь, сестра. Закончилась утренняя молитва и колокол даёт благословение на уход из храма. Сейчас сёстры пройдут в трапезную на завтрак.

Они остановились возле двери.

– Вот келья послушницы Ксении. Здесь она должна была не только отдыхать и спать, а и читать душеполезные книги и обращать свой взор на Святую Библию и толкования к ней. Рукодельничать в пользу обители и исполнять послушание, наложенное на неё матушкой игуменьей. Не привёл Господь стать ей одной из нас. Другой у неё путь. Пусть её милует Бог.

Она перекрестилась и, со вздохом, протянула Маргарите Львовне ключ от кельи.

Женщина переступила порог комнаты с высоким, каменным, резным потолком.

В комнате было одно окно, стол, стул, и в виде топчана, узкая кровать. Две прибитые на каменной стене полки с церковными книгами, икона спасителя. На столе, два подсвечника со свечами.

Привыкшая с рождения жить в роскоши, поражённая аскетизмом жилища, госпожа Карницкая замерла у дверей.

Свернувшись калачиком, её дочь лежала на этом подобии кровати.

Услышав стук двери и, увидев мать, девушка приподнялась и села, в ожидании приговора родительницы.

– Кто он?! – без предисловия взвилась Карницкая. – У тебя что-нибудь было с этим негодяем? – подбежав, она встряхнула дочь за плечи. – Отвечай!

– Не спрашивай ни о чём, мама.

– Значит, было… – Маргарита схватилась за сердце, но тут же овладела собой и резко повернулась к дочери. – Как ему удалось уговорить тебя уступить ему? А может, он взял тебя силой? Если так, я упеку его в тюрьму, пусть даже при этом пострадает доброе имя Карницких! – завопила она. – Он сгниёт на каторге!

– Нет, мама, нет! – закричала испуганно Ксения. – Этот человек ни в чём не виноват! Я сама… – она заплакала. – Сама так захотела.

– Бедняжка моя, – Маргарита Львовна погладила рыдающую дочь по голове. – Ты попала в лапы к опытному проходимцу! Теперь мне всё понятно. Он узнал, чья ты дочь и воспользовался этим. Ему нужно наше богатство.

– Это не так!

– Слушай меня внимательно, – женщина встала и решительно прошлась по келье. – То, что произошло с тобой, часто происходит с наивными дурочками, каковой являешься ты. Хорошо, можешь, не говорит кто он. Теперь это уже не важно. Я заберу тебя домой, но держи язык за зубами! Никто, ничего, не должен знать. Ясно? Иначе, конец карьере твоего отца! И мы, обе, окажемся не в салонах Петербурга, а в глуши, в деревне! Сейчас ты должна думать, как спасти свою репутацию и избежать позора. По приезде домой, посетим врача. Ваши встречи могут преподнести сюрприз в виде незаконно рождённого ребёнка! Если ты беременна, избавишься от него.

– Мама!

– Молчи и не пререкайся! Твоё отсутствие в свете объясним тем, что всё это время ты путешествовала за границей. Слышишь? Быстро собирайся.

Хлопнув дверью, Маргарита Львовна ушла.

Ксения сползла на пол и упала на колени перед иконой Спасителя.

– Господи, к милости твоей взываю. Дай мне силы, – всхлипывая, шептала она. – Помоги мне пройти все унижения до конца.

***

Погода выдалась сырой, дождливой и ветреной.

Закутанная в тёмный плащ с капюшоном, бледная, с синевой под воспаленными от слёз глазами, Маргарита Львовна тряслась в коляске на Каменноостровский проспект, к единственному человеку, которому могла довериться.

Маргарита Карницкая ничем и никогда не выдавала своего истинного отношения к мужу.

Она вела себя безукоризненно, иногда бывала примерной женой, питая Сергея Фёдоровича иллюзией пылких чувств. Дружеская привязанность мужа её устраивала, но про себя она, иногда мечтала стать вдовой. Особенно, когда супруг заболевал.

Нет, Маргарита была прилежной христианкой, но иногда… ведь её искушало не божество, а сам Дьявол воплоти! И десять лет она жила ради тайных встреч за городом, ради стремительных поцелуев в закрытом экипаже, ради исступлённой страсти в гостиничном номере.

Когда уехал на учёбу его сын, она стала приезжать в его дом. Поцелуи и шёпот в полутёмной спальне, заставляли Маргариту забыть о голосе разума и страхе разоблачения. Она приезжала в «Дюссо» под густой вуалью, и как тень проскальзывала на второй этаж. Прислуга делала вид, что не узнаёт её.

Андрей Михайлович посмотрел на нее внимательным взглядом и промолчал. Ничего не спрашивая, усадил её на софу.

Полина поставила угощение перед хозяином и его гостьей и поспешила за дверь.

Выражение лица Маргариты не предвещало ничего хорошего. Она несколько минут сидела неподвижно и, вдруг, всхлипнув, упала в объятия Рунича.

Когда она немного пришла в себя, он, осторожно, поинтересовался:

– Ты чем-то расстроена?

– Боже мой, – всхлипнула Маргарита. – Я так этого боялась!

– О чём ты, дорогая?

– О своей дочери.

– Она заболела?

– Лучше бы она была при смерти, чем такое! Она влюбилась в какого-то проходимца и встречалась с ним тайком. Их застали. Теперь её выдворяют из монастыря!

– Где, в женском монастыре она могла встретить мужчину? – удивился Рунич.

– Не знаю! – всплеснув руками, женщина схватилась за голову.

– Ну что же, Рита, иногда и такое бывает. Ты хоть узнала, кто этот мужчина?

– Она не говорит, кто он. Как мне объяснить мужу её возвращение?

– Сошлись на слабое здоровье дочери. Твой Карницкий растает и, не будет задавать тебе лишние вопросы. Всё забудется. Со временем выдашь её замуж. Она у тебя хорошенькая и без мужа не останется.

– Тебе легко рассуждать. У тебя сын и такой подарок тебя не ожидает.

Андрей Михайлович задумчиво посмотрел в окно и обнял женщину.

– Андрюша, – Карницкая приникла к его груди. – Понимаешь, ведь я так хотела дочери счастья.

– Кто знает что плохо, что хорошо. – Вздохнул Рунич. – Я бы, с удовольствием, отправил Арсения в монастырь. Может, тогда он стал бы человеком. Когда он был ребёнком – пожалел. У него слабое здоровье. И вот результат моей жалости! Бродит по дому как привидение и доводит меня до бешенства. Только вчера был единственно спокойный день и, то лишь потому, что он собрался уезжать в имение.

– Уехал?

– В таком состоянии я его никуда не пущу. Да что о нём говорить! – Рунич поцеловал любовницу. – Ты останешься со мной?

– Конечно.

Женщина крепко обняла его.

Вечером, сидя в своём любимом кресле, в кабинете, Андрей просматривал деловые бумаги, а Арсений, расположившись на диване, читал и, делал карандашом пометки на полях.

Время от времени поглядывая в сторону сына, Андрей, наконец, обратился к нему:

– Сеня, у меня к тебе просьба.

Сын поднял глаза от книги.

– Я весь твой, папа.

– Я серьёзно, – нахмурился Андрей Михайлович. – На днях ко мне приедет госпожа Карницкая.

– Ну и что? – лёгкая усмешка скользила по губам юноши. – Разве она гость?

– Не перебивай, когда я говорю! Вполне возможно, что она будет не одна. Прошу, веди себя достойно. Я не хочу, чтобы у моих гостей остались плохие воспоминания о моём доме и, всё это благодаря тебе.

– Почему ты мне это говоришь? – вспыхнул юноша.

– Потому что остальные, живущие здесь люди, знают как себя вести. Они нормальные.

– А я – нет? – Арсений обиженно поджал губы. – Хорошо, папа, я буду сама

деликатность.

Рунич нахмурившись, смотрел на красивое, слегка побледневшее, лицо сына.

***

Робко оглядывая большой, красивый, с цветущим садом, отчий дом, Ксения, с замиранием сердца, переступила него порог.

Семья Карницкий совсем недавно переехала на Васильевский остров, в квартал, где селились не только родовитые дворяне, но и известные адвокаты, артисты и доктора.

Их новый, двухэтажный дом был построен в новомодном стиле «модерн».

Роскошные апартаменты с высокими потолками и лепниной, с хрустальными люстрами, отражающими свой свет в натёртых до блеска, паркетных полах.

Обшитые деревянными, резными панелями стены прихожей, оклеенный тиснёными под кожу, немецкими обоями – небольшой аванзал, где им помог раздеться швейцар.

Высокие окна с собранными в затейливые складки, бархатными шторами.

Белоснежный рояль «Беккера» красовался в гостиной, упираясь ножками, в виде львиных лап, в наборный паркет.

Выполненные по эскизу, два камина – в гостиной и бильярдной.

В доме имелись две туалетные комнаты с клозетами, ваннами и умывальниками с медными кранами и душем.

Во всех комнатах на полу, на столах красовались горшки, вазы и корзинки с живыми цветами. Нежный аромат цветов, смешанный с ароматом французских духов, тонким флёром витал в помещениях.

Чувствовалось, что хозяйка дома обладала отменным, а не вычурным вкусом и, предвзятое столичное общество, не почтёт роскошь её жилище вульгарной.

Глава семейства, спустился из кабинета в гостиную и, приветствовал супругу с дочерью.

– Добро пожаловать, мои дорогие.

– Вот мы и дома. – Вздохнула Маргарита Львовна.

– Ксюша, – Сергей Фёдорович взял дочь за руку. – Мама сказала, что ты не здорова. Врач даже заподозрил что-то серьёзное?

– Нет, нет, Серж, его опасения не оправдались. – Быстро заверила его жена. – Это была простая простуда.

– Я был сердит на тебя, девочка моя, но я рад, что ты вернулась домой. Признаться, я не очень-то поддерживал инициативу твоей матери. Добро пожаловать. – Он поцеловал дочь. – Ты немного бледна, но всё равно очень мила, малышка.

– Спасибо, папенька. – Пролепетала Ксения.

– Дорогой, я думаю, завтра, посетить моего доктора ещё раз. – Маргарита Львовна выразительно посмотрела на дочь. – Хочу окончательно удостовериться, что она здорова.

– Рита, разве я против этого визита? Не стесняйтесь в средствах, лишь бы всё у нашей девочки было хорошо. За обедом увидимся, а сейчас, дорогие, оставляю вас. Меня ждут дела.

Господин Карницкий поспешил в свой кабинет. Маргарита Львовна перевела взгляд на побледневшую дочь.

– Иди в свою комнату. – Холодным тоном произнесла она.

Ксения покорилась приказу матери.

Она медленно прошлась по своей девичьей комнате.

Бюро, на котором так и остался лежать альбом с открытками. Журналы мод. Ваза с увядшим букетом цветов.

Было такое впечатление, что маменька не открывала дверей в её спальню с того дня как она отправилась в монастырь.

Она провела по комоду пальчиком и остановилась у зеркала. Посмотрев на своё отражение, поняла, что, наконец, стены монастыря позади и улыбнулась.

В шкафу висели платья. Ксения взяла одно из них, небесно-голубое и приложила к груди. Этот цвет ей был к лицу.

«А ему бы оно понравилось?» – подумала она, вспомнив своего друга. Почувствовав, чей-то взгляд, оглянулась.

Поджав губы, её внимательно рассматривала мать.

– Ванна готова, – бросила она. – Иди, мойся. Завтра поедем к доктору.

Хлопнула дверьми.

Ксения вздохнула, обрадованная тем, что не придётся в очередной раз выслушивать упрёки и терпеть допрос.

***

Несколько комнат, обширной квартиры доктора Ускова, была отведена для приёма посетителей нуждающихся во врачебной помощи.

Перед кабинетом, где проводилось обследование – приёмная.

Эта большая комната была обставлена горшками с диковинными растениями и цветами. Между ними висели клетки с певчими птицами: щеглами, канарейками и соловьями. Посредине – большой овальный стол, с полдюжины стульев и полукруглый диван.

Приёмная напоминала тропический сад, наполненный мелодичным пением птиц.

Доктор был уверен, что это усмиряло страхи и, успокаивало нервы посетителей перед медицинским осмотром.

Ксения лежала на кушетке, отвернув голову к окну.

Доктор, который лечил Маргариту Львовну уже два десятка лет, посматривал на побледневшую девушку и снисходительно улыбался. Окончив осмотр, он сосчитал пульс на её руке и произнёс:

– Можете вставать Ксения Сергеевна.

Он вышел за ширмы. Ксения поднялась и стала поспешно одевать платье.

Когда она, с полыхающим от смущения и стыда лицом вышла из-за ширм, врач внимательно посмотрел на неё.

– Не понимаю беспокойства Маргариты Львовны. – Он удивлённо пожал плечами. – Голубушка, чем вы так взволновали матушку?

Ксения подняла смущённое лицо. У доктора Ускова были добрые глаза. Он был предупредителен с нею и находился вне всей её истории с настаиванием родителей на принудительном браке и неприятностей в монастыре. Он видел в ней просто юную девушку.

– Прошу вас, – попросила она. – Скажите маме всю правду… обо мне.

– Конечно, скажу! – успокаивающе, врач похлопал её по руке. – Скажу, что её дочь – чистый, непорочный ангел.

– Она зла на меня за то, что я осмелилась пойти против её желания. Но, доктор, поймите меня. Я не смогла бы жить в монастыре!

– Разумеется, голубушка, – подхватил доктор. – Вы приняли очень верное, решение. Но, зачем было выдумывать эту историю и так пугать маменьку? Она же любит вас.

«Любит? – с горечью подумала Ксения. – Милый доктор. Он в своей доброте слеп».

– И как вам пришло в голову такое? – он заговорщицки подмигнул. – Верно, помог кто?

– Помог, – улыбнулась она. – Без его помощи у меня бы ничего не получилось.

– И верно имя этого рыцаря Дон Кихот?

– Нет! – улыбка скользнула по лицу и, она ласково произнесла. – Арсений Андреевич Рунич.

Спохватилась, но было уже поздно.

– Борис Александрович, могу ли я рассчитывать на вашу скромность?

– Отчего же нет, голубушка? – удивился врач. – Доктору, как и священнику, можно доверять всё.

***

Маргарита Львовна резко обернулась.

– Кто? – удивлённо переспросила она, не веря своим ушам.

– Рунич Арсений Андреевич, – не спеша, пересчитывая купюры, повторил Усков.

– Она так и сказала?

– Да. И должен сказать вам, сударыня, ваши опасения были напрасны. – Тем же ласковым тоном, каким он разговаривал с Ксенией, продолжил он. – Ваша дочь не знала мужчины и не утратила невинность. Она девственница.

– Вы меня в краску вгоняете, Борис Александрович! – воскликнула Маргарита Львовна стараясь скрыть за волнением, радость.

– Вот уж и нет. – С двусмысленной улыбкой ответил врач. – Я всегда говорил вам правду, сударыня. И всегда был щедро вознаграждён вами.

– О, да. – Карницкая протянула руку для поцелуя. – Я полностью с вами согласна. Надеюсь наше с дочерью посещение, это – тайна.

– Целиком и полностью. – Отозвался врач, почтительно целуя ей руку.

Всю дорогу домой, она молчала, обдумывая план мести дерзкому мальчишке, осмеливавшемуся пойти ей наперекор.

« Игуменья Валентина и сёстры в монастыре, в один голос, твердили, что видели, как они обнимались! Предположили большее. И я поддалась страху бесчестья. Всё было продумано точно и просто. Выходит, у них ничего не было, или он не успел воспользоваться ситуацией. Подонок!»

Когда экипаж остановился возле дома, Маргарита Львовна повернулась к дочери и спросила:

– Ксения, так кто же тот мужчина, который подверг твою честь таким постыдным испытаниям?

Дочь посмотрела на неё и просто проговорила:

– Он мой брат. По духу.

– Негодная! – прошипела Маргарита Львовна. – Моли Бога, что всё так закончилось.

Она уже знала, в каком свете преподнесёт поступок сына Андрею.

========== Глава 10 ==========

Блики от шляпки падали на лицо задумавшейся Елены. Коляска тряслась по проселочной дороге в сторону имения её свекрови.

Усадьба Савиных, находилась в двадцати верстах от Москвы.

Впервые Лена увидела её, пять лет назад, когда, после свадьбы, Владимир привёз её в дом матери.

Собственная свадьба запомнилась Елене звоном шпор и блеском мундиров. Все родственники мужа по мужской линии были офицерами.

После свадьбы они жили в Москве и часто гостили у свекрови. Гуляя по окрестным местам, Елена вспоминала своё родное Луговое.

После гибели мужа, она уехала из Москвы и по слёзной просьбе свекрови, прожила с ней уединенно, в имении, больше года.

Когда она подъезжала к имению, наступила тишина. Вся природа была облита закатом, уходящего на покой солнца.

Этим теплым, тихим вечером, хозяйка дома, сидела на балконе за круглым столом и раскладывала пасьянс.

Строгое выражение в нахмуренных бровях и крепко сжатых губах давали понять, что Наталья Егоровна чем-то крайне взволнованна.

Вдруг выражение важности и строгости исчезло с её лица. Она увидела свою гостью и, отложив карты, поднялась навстречу Елене.

Обняв невестку, женщина на минуту замерла. Когда она отстранилась от молодой женщины, то заглянув ей в глаза, заговорила трепетным, слезливым шепотом:

– Получив твою телеграмму, не знала, что и подумать, и посоветоваться не с кем. Мальчики в Москве. Я хотела обратиться к отцу Кириллу, как к лицу духовному, да вспомнила, что ты просила никого не беспокоить до твоего приезда.

– Спасибо, маменька. Мне и сёстрам будет нужна помощь, но вовсе не священников.

– Что случилось, Леночка? – заговорила госпожа Савина, как только прислуга убрала со стола чайный сервиз.

– Сестра моя, Дарья, невинно обвинённая в воровстве, сейчас находиться в тюрьме.

– В тюрьме? – ахнула госпожи Савина. – Как же это? Она же монахиня и вдруг.

– Оговорили её, маменька, обвинили в том, чего она не делала. Лишили сана и передали дело в суд.

– Ой, беда-то, какая, – запричитала Наталья Егоровна.

– Разбираться не будут. Улик против Даши много. Побег мы ей задумали.

– Про Дашу ты всё молчком, молчком. Как ни спрошу, ты всё отвечала, мол, здорова и благополучна, а сама от неё ни письмеца, ни записочки не получала. И сама не писала. – Наталья Егоровна и приложила носовой платок к глазам. – Так я всё думала, думала. Где же это видано, чтобы родные сестры, как чужие, не общались?

– слезы мелкими капельками текли по её щекам. – Что-то там, неладно у вас было. Не говорила ты. А я-то чувствовала.

– Чем же мне вас утешить, маменька? Я сама в утешении нуждаюсь. Тогда была причина, по которой мы повздорили, однако, признаюсь, что всё это время моя сестра была у меня в душе.

– И брак твой с моим сыном показался мне неожиданным, скоропалительным и несколько странным.

– Ваш сын, был весьма достойный человек, и я счастливо жила с ним, – опустила глаза Елена. – Думаю, вы напрасно расстраивались, Наталья Егоровна.

Наталья Егоровна уткнула нос в батистовый платочек и судорожно всхлипнула.

– Маменька, не надо! – склонилась к ней Елена. – Вы расстроитесь и придётся вызвать доктора.

– Ах, прости, Леночка. Эти воспоминания так тяжелы для моего бедного сердца. Ведь мне, как матери, не безразличны твоя жизнь, и судьба твоей сестры.

– Поэтому я и приехала к вам. Помощи вашей просить.

– Леночка, я сделаю всё, что смогу.

– Нам, Наталья Егоровна, сестру где-то в Петербурге надо будет укрыть. Да так, чтобы её не нашли. У нас с Анной таких связей и знакомств нет. Место должно быть очень надёжным. Таким, где Даша и я, смогли бы быть в безопасности и, чтобы Анна смогла нас навещать.

– И как долго это продлиться?

– Пока всё не уляжется. Как только сестру перестанут искать, мы отправим её за границу. Другого выхода нет.

– Укрыть надёжно в Петербурге…

Наталья Егоровна встала и стала задумчиво прохаживаться по комнате.

Елена терпеливо ждала её ответа. Наконец, женщина заговорила:

– Есть у меня в Петербурге племянник. Он мне не кровный родственник. Это зять моей двоюродной сестры Каролины и муж её покойной дочери. Он из дворян, не родовит, но весьма богат. Хотя, этот род с тёмными пятнами. Его отец был замешан, вернее проходил свидетелем, по делу «червонных валетов». Были такие мошенники в восьмидесятых годах в Москве. Однако для его семейства всё закончилось благополучно. Вскоре он женился на моей племяннице, получил не малое наследство и уехал в Петербург. Насколько мне известно, в Петербурге у него ресторан и игорное заведение, дающее хороший доход. И я думаю, да нет, я просто уверена, у него до сих пор есть связи с тем миром. Он многое может. Если ты не против, я попрошу Андрея вам помочь.

– А он согласиться?

– Мне он ни в чём не откажет, хотя признаюсь, мужчина он с характером. Однако со мной он всегда ладил. Но опасаюсь, как бы тебя и сестёр, не смутила помощь этого человека.

– Маменька, нам всё равно кто он! – воскликнула Елена. – Лишь бы поскорее скрыть сестру от властей. Она слаба здоровьем, она страдает… – голос девушки задрожал. – Я боюсь за неё.

Наталья Егоровна не спускала с невестки внимательных глаз.

– Надеюсь, что такое несчастье обойдёт твою сестру стороной. Я поеду к Андрею.

– Спасибо! – в порыве благодарности Елена схватила руку свекрови и поцеловала её.

– Ну, ну, Леночка, полно! Не волнуйся. Иди в свою комнату. Настя уже постелила тебе постель и ужин туда принесёт.

Девушка ушла. Наталья Егоровна почувствовала в душе смятение и тайную тревогу за судьбу сестёр.

***

Ударом ноги Андрей вышиб двери в комнату сына.

Небольшие витражи, украшавшие верх дверей, от удара, разбились. Разноцветные осколки посыпались на паркет.

– Арсений! – с порога заорал он.

От неожиданности, сидевший за письменным столом юноша, вздрогнул и обернулся.

– Паршивец!

Рунич подскочил к сыну, и лицо Арсения украсила звонкая пощёчина.

– Папа! – Схватившись за щеку, он отпрянул.

Второй удар уложил его на пол.

Вбежавшая вслед за разъярённым любовником, Маргарита Львовна, повисла на его руках.

– Андрей! – с трудом удерживая его, закричала она. – Что ты делаешь?!

Опомнившись, Рунич отступил и, тяжело дыша, опустил кулаки.

Маргарита Львовна помогла Арсению сесть на стул и, стала вытирать платком кровь из его разбитых губ. Он, молча, уставился в глаза отца.

– Ответь мне, – отдышавшись и, наконец, придя в себя, спросил мужчина. – Как ты посмел, так поступить с дочерью Маргариты Львовны?

– Посмел, – сухо отпарировал Арсений. – Потому что Ксения Сергеевна не должна замаливать грехи своей матери и хоронить жизнь в стенах монастыря. У меня не было другого выхода.

– Лучше монастырские стены, чем встреча с тобой! – зарычал на сына Андрей. – Ты едва не погубил её!

Арсений встал.

– Что же, пусть это будет мой грех.

Рунич вперил гневный взгляд в бледное лицо сына и жёстко бросил:

– Не слишком ли много грехов для одного человека, в таком юном возрасте?

– Возможно. Но не забывай, я тоже… Рунич.

– Вижу, ты доволен тем, что поссорил Маргариту Львовну с обителью.

– Не это тебя волнует, папа, – с вызовом перебил его сын. – А то, что я помог дочери твоей любовницы.

Молчавшая до этой минуты Маргарита Львовна вспыхнула и растерялась под натиском цинизма устроенного перед ними Арсением. Оскорблённо взглянув на Андрея, попросила:

– Не позволяй ему быть таким наглым!

– Я требую, чтобы ты извинился! – решительно заявил Андрей.

Сын удивлённо вскинул брови.

– Извинился, за что?

Карницкая и Андрей переглянулись. Вольности молодого человека переходили все границы.

– Ton compartment est en dehors des limites de la décence.* Я запрещаю тебе говорить подобные вещи!

– Ты мне запрещаешь? – расхохотался Арсений. – Ты замуровал меня в этом доме, не даёшь мне уехать и начать новую жизнь и, вдобавок, ко всему ты запрещаешь мне говорить то, что я думаю?!

– Арсений, подумай, как твой поступок выглядит в глазах общества и, как он отразиться на будущем Ксении Сергеевне. Она девушка из хорошей семьи.

– Я помнил об этом и хотел…

– Чего ты хотел? – вновь закипая злостью, резко перебил его Андрей. – Испортить ей жизнь?! Хватит того, что ты уже разбил сердце у одной девушки.

– Неслыханно, – ядовито усмехнулся юноша. – Мой отец заботиться о чьём-то разбитом сердце. Я сейчас, зарыдаю от умиления.

Андрей Михайлович был шокирован циничным сарказмом Арсения. Нахмурившись, смотрел он на сына, с каждым словом которого, лицо его всё более темнело.

– Извинись… – сквозь зубы процедил он.

Взгляды отца и сына пересеклись.

– Извинись хотя бы за то, что Маргарита Львовна женщина, дама и мать Ксении!

Под цепким, тяжёлым взглядом отца, Арсений склонил перед Карницкой голову.

– Я извинюсь, Маргарита Львовна, что мой поступок доставил вам столько неприятностей и волнений. – Повернулся к отцу. – Теперь, ты доволен?

– Арсений! – вновь взвился Александр Михайлович.

– Хорошо, – смиренным тоном ответил сын. – Я больше не нанесу удар по чести нашего рода.

Не сказав сыну больше ни слова, Андрей Михайлович покинул комнату. Маргарита Львовна поспешила вслед за ним. Дверь захлопнулась и повисла тишина.

Арсений сжал в руке окровавленный платок и, тяжело вздохнув, опустился на стул.

Всё, что произошло несколько минут назад, воспринималось им как дурной сон.

Похоже на то, когда, с похмелья сниться чёрте что, и никак не удаётся скинуть с себя сонную одурь.

Он-то отделался только разбитой физиономией, а каково сейчас Ксении? Его неприятности в сравнении с теми, что приходиться переживать сестрёнке – ничтожны.

Негодование на её родителей вгрызлось в его душу и много месяцев рвало на части сердце.

И сейчас, он не лгал, не кривил душой, перед отцом и мадам Карницкой, называя вещи своими именами.

Пусть это было грубо, зато честно.

***

В спальне, Маргарита Львовна попеняла любовника.

– Дорогой, ты меня напугал. Конечно, твой сын – распущенный юнец, но зачем ты пустил в ход кулаки? Я же говорила, между моей дочерью и твоим сыном ничего интимного не было.

– И что из этого? – продолжал кипеть Андрей. – Я знаю его! Рано или поздно, он бы влюбил твою дочь в себя, как сделал это с несчастной Адель. Ему нельзя доверять! Это опасно, Рита.

– Знаю, – подавила вздох женщина. – Но, дорогой, ты поступил так грубо. Без родительской терпимости и любви.

– Любви, терпимости, – хмыкнул Рунич. – О чём ты? Арсению от меня нужны только деньги, чтобы удовлетворять свои прихоти. Прихоть писать, например. И вообще, он немного… странный.

– Я заметила, – поддакнула Маргарита. – Он вёл себя как ненормальный.

– С головой у него всё в порядке. Это всё европейское воспитание, дорогая. Он жил в Париже и привык к более свободным манерам, чем у нас, в России. Он раскован и остёр на язык. Тебе это в диковину, а я с этим давно свыкся. В Европе это называется эмансипация.

– Про какую такую эмансипацию ты мне говоришь? – возмутилась Карницкая. – Учение какое-то?

– Да, что-то вроде этого. Видишь ли, – начал объяснять Рунич. – В настоящее время, не только юноши, но и многие девушки стремятся восстановить свои права. Женщинам требуют давать не домашнее воспитание, а образование в университете, как и мужчине. Свободу в выборе мужа, в выборе занятий, участие в гражданской жизни, личную независимость. Понимаешь? Вот это и называется эмансипацией.

– Не понимаю я этого! – отмахнулась от него Маргарита Львовна. – А для женщины это и вовсе ни к чему. По-моему, это просто капризы.

– Ты поедешь домой, или останешься? – уходя от неприятного разговора, Рунич обнял её.

– Могу задержаться на час.

– А что скажет твой муж?

– Он дальше своего носа не видит! – презрительно фыркнула она.

– Не грусти. – Рунич взял в ладонь её руку и поцеловал. – Всё будет хорошо.

– Хорошо? – женщина вопросительно смотрела на любовника. – И после всего мне возвращаться в постель к мужу.

– Предлагаешь мне обвенчаться с тобой? – рассмеялся он. – За двоежёнство, полагается тюремный срок, дорогая. Ты хочешь в тюрьму?

Маргарита Львовна засмеялась шутке любовника.

– Мужчины часто теряют голову из-за вас, женщин.

– Я уверена, тебе это не грозит.

– Пожалуй, – согласился он. – Но загадывать наперёд не стану.

– Хоть бы один раз солгал.

– Я не привык, кривит душой, дорогая. И всегда предпочитал быть честным.

Он закрыл ей рот поцелуем.

***

Алексей, в согласии, кивал головой, слушая рассказ Арсения.

– Вот такие дела, Лёша, – отпивая маленькими глотками кофе, говорил он. – Отец обвинил меня, в том, что я, соблазнил Адель.

– Ну, это он погорячился! – возмутился мужчина. – Помниться, француженка немало труда приложила, чтобы соблазнить тебя.

– Он зол на меня за то, что я посмел обидеть его любовницу.

– Что ты такое сделал?

– Я помог одному человеку уйти из монастыря.

– А-а, – вспомнил Алексей. – Той девушке, о которой ты мне говорил? – он похлопал юношу по плечу. – Тебе пришлось не сладко.

– Пришлось.

Склонившись к нему ближе, мужчина понизил голос до шепота:

– Катя говорила, что сегодня, какая-то барышня, спрашивала о тебе.

– Где? – встрепенулся Арсений.

– Она работала в саду, а барышня остановила коляску возле ограды и поинтересовалась, не в этом ли доме живёт Арсений Рунич. Катя ответила, что здесь.

– Сестрёнка… – в глазах юноши заблестели весёлые огоньки. – Давно это было?

– С час назад. Вполне возможно, что барышня опять будет проезжать мимо.

Не говоря больше ни слова, Арсений побежал в прихожую.

***

Катерина перебирала игральные фишки и думала об истории, которую ей, рассказал Алексей.

Кто бы мог подумать, что Арсений, этот взбалмошный юнец, не испугается отца и совершит благородный поступок.

Когда, сегодня, она увидела барышню, ради которой он пошёл на конфликт с отцом, то была немного разочарована.

Барышня была не лишена красоты, юна, наивна и свежа. Но вряд ли она могла привлечь такого ветрогона и любителя женщин, как молодой хозяин.