Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)

Он насмешливо поглядел на отца, допил кофе и встал из-за стола.

***

Они виделись часто.

Иногда, забывая о времени, просиживали до самой зари. Ксения с удивлением слушала его бесконечные рассказы о Европе, о мире, от которого её скрывали стены монастыря.

Арсений был хорошим рассказчиком и, уводил девушку в далёкие страны и путешествия. Ко всему прочему он был деликатен и смешлив.

Ксения перестала его дичиться и смущаться, и каждый раз ждала наступления вечера в своей келье. Им никогда не было скучно вдвоём, и время пролетало быстро.

В один из таких вечеров, сказала:

– Арсений, я понимаю, что встречаясь с тобою здесь, наедине, я веду себя неправильно. Не знаю почему, но я уверена в твоей честности и искренности. И… мне нужна твоя помощь.

– Ты можешь довериться мне.

Она вздрогнула, посмотрела в его глаза, и её охватил страх. Страх. Вдруг, они больше никогда не увидятся? И чем дольше смотрела она в эти ласковые глаза, тем сильнее билось, сжатое сладостной болью, сердце.

– Я мечтаю уйти из монастыря и вернуться в мир. – собравшись с духом, призналась она. – Но не знаю, как это сделать.

– Я тоже мечтаю вернуться в Париж и продолжить учение. Однако, пока, это невозможно. Признаюсь, рядом с тобой, Ксения, я становлюсь самим собою. Не таким, каким меня сделал отец. Там, – он кивнул на двери. – Во мне живёт другой человек.

– Какой другой?

По её испуганно-удивлённым взглядом, он потупился.

– Тебе лучше этого не знать. Когда-нибудь ты услышишь обо мне не самое лучшее. Возможно, от матери. Только прошу тебя, не верь никому. Потому что, ты единственная знаешь меня настоящим.

Ксения подавленно молчала.

– Скоро рассвет, – он скользнул взглядом по окну. – Мне пора уходить.

Направился к дверям. Вдруг остановился у порога и, обернувшись, спросил:

– Ты будешь ждать меня, сестричка?

– Буду, – пообещала она.

***

Со дня самоубийства Ушакова прошло не мало времени, но отец и сын, старались не касаться в разговоре, этой страшной темы. Доверительных отношений между ними, по-прежнему, не получалось.

Открыто они не враждовали, однако Арсений избегал общения с отцом, а последний месяц и вовсе замкнулся в себе.

По вечерам, он редко посещал ресторан и игорный зал и, часто, ночами, отсутствовал дома.

Эти ночные прогулки волновали Андрея Михайловича больше всего. От своего сына ничего хорошего он не ждал.

Обеспокоенный, он попытался узнать у прислуги, куда ходит своевольный мальчишка.

– Он возвращается на рассвете, – докладывала ему Екатерина за утренним кофе.

– Трезвый?

– Да. Может, он спит в каком-нибудь публичном доме, – предположила девушка.

– Как протрезвеет – идёт домой.

Андрея не успокоило, и даже покоробило такое грубое предположение о сыне.

«Где он пропадает? Не дай Бог, увиваясь за чужой женой, нарвётся на дуэль. А может, он курит опиум, в каком-нибудь притоне. Что ни возьми, одно другого не лучше».

Эти мысли не давали господину Руничу покоя. Беспокойство заставило его, ближе к полудню, заглянул в комнату сына.

Она была пуста. На столе стояла чашка с недопитым чаем, булочки на тарелке, варенье. Рядом лежали несколько исписанных листков бумаги.

Андрей взял в руки один из них и прочёл.

«Очи – долу. Тонки пальцы,

Тянут солнечную нить.

В узкой келье – рамки, пяльцы —

Так удобней злато шить.

Нижешь бисер под молитву:

„Господи! Помилуй мя…“ *

Мастерством, вступая в битву,

За Небесного Царя.

В добровольном заточенье,

Исполняешь свой обет.

Чистоты твоей свеченье,

Украшает шелка цвет.

И ложиться нити гладко,

Под огарочек свечи,

Под мерцание лампадки,

Да молитвы горячи.

Льется солнце сквозь решетки,

Монастырского жилья.

Белы руки. Черны четки…

Голубица, ты моя!»

Стукнула входная дверь. Андрей Михайлович оглянулся. С полотенцем на плече и мокрыми волосами, на пороге стоял сын.

– Не плохо написано, – одобрил он, но, тут, же добавил. – Только, всё это стихосложение – полная ерунда.

Вытирая полотенцем влажные волосы, сын отозвался:

– Тогда не читай. Я не навязываюсь тебе со своими стихами.

– Зашёл спросить у тебя. Где же ты всё-таки пропадаешь ночами, а? Мне очень любопытно это знать. Тебе стала неинтересна игра. Помниться, раньше ты любил наблюдать за ней.

– С некоторых пор не люблю.

– С каких это таких пор? – напрягся Рунич.

– С тех самых, как здесь стали кончать жизнь самоубийством.

– Ты о старике Ушакове?

Сын не ответил. Достав из шкафа, свежую рубашку, стал переодеваться. Андрей, наблюдая за его сборами, поинтересовался:

– Опять уходишь?

– Какая тебе разница?

– Сядь! – Андрей Михайлович сурово смотрел на сына.

Арсений опустился на стул и уставился в глаза отца.

– Я хочу знать, какие у тебя могут быть дела в городе?

– Это моё личное дело. Я не маленький ребёнок давать тебе отчёт.

– Догадываюсь, почему ты уходишь по вечерам. Завёл любовную интрижку?

– Думай, что хочешь.

– Хватит! – В сердцах заорал Рунич. – Ты делаешь глупость за глупостью! Тебе мало Адель?

– А что, Адель? – вопросом на вопрос ответил сын.

– Тебе её не хватает, потянуло на приключения?

– Помниться, в твоей спальне, перебывало немало женщин, – насмешливо

отозвался Арсений. – Твоя любовница, разумеется, не в счёт.

– Прекрати! Откуда такой цинизм? Не забывайся! Я – твой отец.

Юноша поднялся и встал напротив.

– А я, твой взрослый сын. Ты опоздал читать мне мораль. Извини, если я чем-то шокировал тебя.

Андрей Михайлович стиснул зубы так, что у него заходили желваки под тонкой кожей скул. Не разжимая их, процедил:

– Больше я твоих капризов не потерплю. Приказываю тебе остаться дома. Слышишь? Приказываю! И не дай тебе Бог ослушаться и, поступить по-своему.

Размашисто шагая, он покинул комнату. В гневе Арсений швырнул на пол рубашку.

– Ну, хорошо. Ты ещё пожалеешь об этом.

***

День кронился к вечеру.

Рунич задерживался на бирже и, Алексей с Леонидом, как обычно бывало в таких случаях, начали работу без него.

В этот вечер в заведении гулял какой-то американец. Он, не считаясь, бросал деньги на кон рулетки, и радовался как малый ребёнок, не глядя, проигрывает он или выигрывает.

Из прислуживающих клиентам девушек он облюбовал стройную Катерину. Что-то говоря ей, он восхищённо цокал языком, чем очень раздражал Алексея. Наконец, тот повернулся к дымящему папироской Леониду.

– Лёня, как ты думаешь, что этот американец говорит Кате? Если бы знать! – возмутился он. – Может, какие-нибудь пошлости. Тогда, я бы его вышвырнул отсюда.

Метрдотель привычным взглядом окинул зал и с благодушной улыбкой, ответил:

– Я не толмач. Попроси Арсения Андреевича перевести. А по мне, всё равно, что он ей говорит, лишь бы щедрым был.

– Ты бы так не рассуждал, если бы он обхаживал Полину. – Огрызнулся Алексей. – Вот нерусь проклятый!

– Не заводись, Лёш, – махнул рукой крупье. – Катя сама справиться с этим клиентом и его любезностями.

Время вечерних посетителей ещё не наступило, поэтому прислуга отдыхала и, с почтительной быстротой обслуживая несколько столиков и странного иностранца.

Закончив перетирать бокалы, Леонид поинтересовался у насупившегося Алексея:

– Ты видел сегодня Арсения Андреевича?

– Сидит злой, как чёрт, в своей комнате.

– Ты не знаешь, куда он по вечерам ходит? Это все заметили. Девушки говорят, Адель – плачет. У него что, новое увлечение?

– Точно не знаю, но вроде бы что-то серьёзное.

– Да что ты говоришь? – от удивления у Леонида округлились глаза. – И дело далеко зашло?

– О ком это вы так мило шепчетесь? – раздался за их спинами голос.

Мужчины оглянулись. К буфетной стойке подходил молодой хозяин.

– Клиент у нас сегодня необычный, – отозвался Алексей. – Американец.

– А-а, – протянул юноша, оглядывая с ног до головы иностранного гостя. – Лёша, налей мне рюмку водки.

– Зачем тебе водка? – удивился Алексей. – А как же… – под быстрым взглядом юноши он осёкся на полуслове.

– Сегодня можно выпить. – Угрюмо бросил Арсений. – Отец приказал мне остаться дома и я, как покорный сын, выполню его волю. – Он залпом проглотил напиток.

– Ох! Крепкая. Дай мне бутылку.

Нахмурившись, мужчины переглянулись.

– Всю?

– Всю. И ещё одну рюмку. – Он, с любопытством, покосился в сторону американца.

– Пойду к нашему гостю. Познакомлюсь и сыграю с ним.

– Не буди лихо, пока оно спит, – пробурчал, глядя вслед молодому хозяину, Алексей.

– Ты хотел сказать – не буди чёрта? – переспросил Леонид.

– Ага, того чёрта что сидит в Арсении! – уточнила Екатерина.

Через несколько минут, молодой Рунич и американец играли в карты и непринуждённо беседовали.

Их разговор был непонятен служащим ресторана, и они настороженно смотрели на молодого хозяина. По злому огоньку, разгоревшемуся в его глазах, было понятно, он задумал нехорошее.

Спустя час, американец и его молодой партнёр уже здорово набравшись, но по-прежнему продолжали играть.

Первой не выдержала Полина. Подойдя к Леониду и Алексею, девушка тревожно прошептала:

– Он пьян и не соображает, что делает. У него проигрыш за проигрышем. Остановите его!

– По-моему он знает, что делает. – Глядя на хозяйского сына, ответил Алексей.

– Однако Полина права, нужно вмешаться.

Мужчина подошёл к игрокам и, склонившись к юноше, тихо сказал:

– Арсений Андреевич, пора заканчивать игру.

Тот поднял на него осоловевшие глаза.

– Ещё не время. Принеси нам папиросы и ещё выпить.

– Папиросы принесу, а вот насчет выпивки, извини. Ты уже хорош.

– По-твоему я пьян? – расхохотался молодой Рунич. – Я всё понимаю, значит – не пьян! Если моему отцу угодно, чтобы я играл, я буду играть. А проигрыши будет платить он!

Расплёскивая водку, он налил себе рюмку.

– Угомонись! – Алексей отобрал у него рюмку. – Тебе что, хочется свалиться прямо здесь? Давай, простись с нашим гостем, и я отведу тебя спать.

– Лёша, – не слушая его, давился от пьяного смеха Арсений. – Знаешь, что я сейчас поставлю на кон, а? Не знаешь.

– Что? – слуга побледнел. – Ты с ума сошёл!

– Это отец сошёл с ума. Тут умирают люди! Это – ад! Я не хочу жить в аду.

– Господи, – прошептал мужчина. – Где же хозяин?

Как бы в ответ на его мольбы, входные двери в «Дюссо» распахнулись, и слуги облегчённо вздохнули. Вернулся хозяин.

– Слава Богу! – подбежала к нему, взволнованная Катерина. – Беда!

– Что такое? – Рунич бросил короткий взгляд на стол под зелёным сукном, за которым расположились его сын и американец. Моментально оценив ситуацию, прошептал: – Понятно.

Два игрока, были настолько пьяны, что уже не говорили на английском.

Арсений что-то втолковывал гостю на своём родном языке. Тот, недоумевая, хлопал глазами и невнятно мычал, указывая на карты пальцем. Посетители заведения, окружив игроков, со страхом наблюдали за ними, ибо на кону стоял «Дюссо».

Растолкав их, Рунич подошёл к столу.

– Что здесь происходит? – звучным голосом спросил он.

Сын поднял на него глаза.

– Папа.

Андрей Михайлович взял из его рук карты.

– Я сам доиграю с гостем за тебя, Арсений. Вы не против этого, сэр? Что тут у нас на кону? «Дюссо»? – невозмутимый взгляд хозяина пробежал по окружающим.

– Отлично! Хорошая ставка. У меня с собой наличные. Думаю, это вас устроит?

Увидев, брошенные Андреем на стол пачки деньги, американец в согласии закивал головой.

– Алексей, – позвал слугу Рунич. И не глядя на сына, кивнул в его сторону. – Уведи его отсюда.

Вытащив молодого человека из-за стола, Алексей повёл его подальше от отца и, усадил в кресло возле стойки.

– Катя, будь добра, присмотри за ним. Пусть к хозяину не подходит, а то он его убьёт.

Девушка кивнула и села возле Арсения.

В напряженном ожидании прошло несколько минут.

Андрей Михайлович вёл игру уверенно и умело. Вскоре заведение было снято с кона.

Когда по залу пронёсся возглас одобрения и восхищения, Арсений поднял голову.

– Отыграл… – прошептал он.

– А ты как думал? – Катя сердито смотрела на него. – Это же надо только придумать такое. Проиграть «Дюссо»! Ты что, задумал пустить отца по миру?

– Пусть подрожит за своё любимое детище! – съехидничал молодой Рунич. – Ему никто больше не дорог.

– Сеня, откуда в тебе деспотизм? Я же знаю, ты – добрый человек, а с отцом поступаешь, как с врагом.

– Ты умная, Катя. Всё видишь. – Он закусил губы. – Одного ты не замечаешь. Отец губит мою жизнь, моё будущее. Во что я превращусь здесь? Без его указаний, я не могу сделать шага.

– У тебя наметились какие-то изменения? – как бы вскользь поинтересовалась девушка.

– Нет. А ты, лисичка, уже навострила ушки?

– Тогда я тебя не понимаю. – Делая вид, что не заметила его колкостей, равнодушно произнесла Катя. – Иногда с тобой невозможно разговаривать.

– Не разговаривай.

Он поднялся с кресла, но, покачнувшись, побледнел.

– Осторожно! – Катя подхватила его под руку.

– Духота. Помоги мне выйти на воздух.

– Горе ты, непутёвое!

Обняв девушку за талию, Арсений поплёлся из зала.

Андрей бросил в спину сына свирепый взгляд.

***

Он проснулся поздним утром, чувствуя себя скверно. С похмелья страшно болела голова. Сбиваясь с ритма, сердце, неровно билось в груди.

Увидел на столе, поднос с рюмкой водки, склянку с сердечными каплями, порезанный лимон, корзинку с булочками и маслёнку с маслом. От горячего кофейника исходил аромат кофе.

Заботливая Катерина приготовила все заранее, зная, что ему понадобиться утром.

Выпив содержимое рюмки и заев его лимоном, он опять опустил голову на подушку.

Он не успел задремать, как дверь в комнату с грохотом распахнулась. На пороге появился отец.

Не говоря не слова, Андрей сгрёб сына за отворот рубашки и, притянув к себе, прорычал:

– Что ты вчера вытворял, а? Совсем ополоумел?! Мстишь за то, что я запретил тебе выходить из дома?!

– Да! – смело отпарировал сын. – Я повторяю тебе, папа, не мешай мне жить, как я хочу.

Две звонкие пощёчины обожгли его лицо.

– Чёрт с тобой, – прохрипел Андрей. – Живи, как знаешь! Я думал, ты мне помощником вырос, учил тебя в Европе! А ты?! Больше не смей садиться за игорный стол! Увижу – убью!

Грохнув дверями, ушёл.

Арсений, вытер ладонью разбитые в кровь губы и усмехнулся.

«Что же, – подумал он. – Ценой крови достаётся любая победа. Теперь он хоть не будет лезть в мои дела».

***

Вчера он не пришёл.

Ксения проплакала всю ночь, а утром ей принесли письмо.

«Дорогая сестрёнка. Я не смог увидеться с тобой, хоть и обещал. Сегодня я долго думал, как нам поступить, чтобы избавить тебя от несносной участи. Хочу сказать тебе. Ты не такая как все. Ты добрый, искренний и очень светлый человек. Я обязательно найду способ спасти тебя. Твой преданный брат».

По лицу девушки потекли слёзы радости. Мужчина, который ей нравился, протягивал ей руку помощи. Но была и горечь в этих строках. Сестрёнка. Всего лишь сестрёнка.

День прошёл в обычных хлопотах послушания. После вечерней молитвы, девушка вошла в свою келью и разочарованно вздохнула. Сегодня, как и вчера, келья была пуста.

Он не пришёл.

Неожиданно чья-то рука тронула её за плечо. Ксения вскрикнула. Ей тот час закрыли рот ладонью.

– Тише, сестрёнка.

– Ты? – она обернулась.

Арсений поцеловал её руку.

– Почему ты не приходил?

– А-а, поругался с отцом. Он едва не прибил меня.

– Что ты такого сделал?

– Так, ничего особенного. – Арсений отвёл глаза от пытливого взгляда девушки.

– Слышала, рассердить твоего отца не просто. Нужно совершить что-то из ряда вон выходящее. Расскажешь мне?

– Если я расскажу, ты подумаешь, бог знает что, и не захочешь больше знаться со мной.

– Это было так преступно?

– Не преступно, но не хорошо. – Арсений, с детской доверчивостью, смотрел ей глаза. – Знаешь, моя привязанность к тебе не просто блажь или увлечение, которое пройдёт. Я не знаю, что ждёт нас впереди, но ты – самое лучшее, что сейчас есть в моей жизни. За столько лет я впервые спокоен. Я стал кому-то нужен. И я люблю тебя всей душой! Очень странное ощущение… Люблю душой, а не телом.

Покраснев, девушка слегка отстранилась от него.

– Не смущайся, – мягко продолжал он. – Понимаешь, я хочу стать тебе не только близким другом. Братом! И не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого.

– Мне стыдно слушать такие слова.

– Как видишь, я не идеален. Во мне много плохого. Отец не стремился сделать из меня человека. Вчера, я захотел отомстить ему за то, что он делает со мной, за то, что твои родители сделали с тобой. – Он замолчал на минуту, потом продолжил: – Воспользовавшись отсутствием отца, я сел играть. Я не плохой игрок, но представь себе, всё проигрываю! У меня в карманах пусто и я ставлю на кон ресторан отца.

– Боже!

– Руничу повезло. Он во время вернулся. Отыгрался и ещё кучу денег в придачу получил. Утром, – Арсений невольно потёр ладонью щеку, которая, казалось, ещё горела от полученных пощёчин. – У нас был крупный разговор. Но не это важно. Главное, я заставил его поволноваться. Так он ещё никогда не волновался!

– Как ты мог решиться на такое? – удивилась девушка.

– Мне было больно, обидно за нас. К тому же я был пьян. Пьяный я становлюсь неуправляемым и, могу наделать глупостей.

– Если ты знаешь это, зачем пил?

– Для храбрости и от зла. Иногда вино меня взбадривает, иногда даёт забвение. Знаю, что это – грех, но ничего с собой поделать не могу.

От пристального взгляда девушки, он уткнул лицо в ладони.

– Теперь ты будешь презирать меня.

– Нет.

Он поднял голову.

– Благодарю, за то, что ничего не скрыл от меня.

– Это тебе спасибо, сестричка.

***

Молодая монахиня и послушница шли к заутренней.

Даша видела, как за последнее время изменилась её подопечная. Взволнованная её душевным состоянием, она поинтересовалась у Ксении о происшедшей с ней перемене.

– Почему ты такая грустная, Ксения?

– Матушка игуменья сообщила мне, о приближении времени пострига и это лишило меня покоя. Я стану невеста Бога. А мне хочется совсем иного! – девушка заплакала. – Мне хочется земного супруга, и принадлежать я хочу только ему. Хочу быть красивой для него. Хочу ощутить его поцелуи и прикосновение к моему телу и сама отвечать на его ласки. Я знаю, мысли мои греховны, но ничего не могу с собой поделать. Сестра, как мне быть, подскажи?

– Ты всего лишь послушница, а не монахиня, – опешив, пробормотала Дарья.

– Вижу, в тебе столько женственности.

– Люблю и чту Бога, но я также хочу любить земного мужчину. И как же мне жить, если меня постригут?

Монахиня погладила девушку по склонённой голове.

– У тебя не осталось времени для выбора. Поступай так, как тебе велит сердце. Послушай его.

Всю ночь Ксения думала и, наконец, решилась написать письмо Арсению.

Единственное письмо за всё время их знакомства, в котором сообщила ему о предстоящем важном событии в её жизни.

***

Сумерки несли с собой нежную прохладу и давали возможность вдохнуть свободно после изнуряющего и усыпляющего знойного дня.

Вечерняя служба закончилась и игуменья, вместе с монахинями и послушницами, покидали небольшую церковь Ильи.

– Сестра Дарья. – Игуменья Валентина подозвала к себе Дашу. – Сегодня ты будешь убирать в соборе?

– Моя очередь, матушка.

– Отрадно мне слышать, что Господь именно тебя, сестра, привёл украсить собор к престольному празднику. – Она перекрестила молодую монахиню. – Господь милостями своими, нас грешных, не оставит.

Не высокая, сухонькая, она чинно последовала к выходу из церкви.

Войдя в тишину собора, Даша подошла и приложилась к иконе Божьей Матери «Отрада и Утешение» и, только тогда принялась чистить подсвечники от оплывшего воска и вставлять в них новые свечи.

Она разложила аккуратными рядами свечи в свечном ящике.

Протёрла бесценные иконы: Воскресения Христова и частицами Живоносного Гроба Господня, Казанской Божьей Матери и, Нерукотворный Спас. Этой иконой в шестнадцатом веке Иван Грозный благословил сына своего – Фёдора.

Эти три бесценные иконы были реликвиями монастыря.

В Новодевичьем монастыре готовились к предстоящему празднику Троицы.

Сегодня перед вечерней молитвой сёстры украсили храм и свои кельи ветками берёз и цветами.

Поправляя веточки перед иконами, Даша думала:

«Душа, она как эта ветка, жива, свежа и цветёт, пока растёт на дереве. Но стоит её оторвать от ствола, она зачахнет и умрёт».

Ей вспомнилось, как детстве, старая няня пугала их, чтобы на Троицу они не ходили в лес. Там их поджидали Лешии и Мавки, которые утаскивали людей в чащу и щекотали насмерть.

Но сёстры всё равно бегали туда, но так, ни одного Лешего или Мавки не встретили.

В деревушке, что располагалась неподалёку от их имения, после утренней службы начинались гулянья. Девушки-селянки пели, водили хороводы и играли в разные весёлые игры, плели из цветов венки и пускали их по воде.

Куда поплыл венок, с той стороны и жених будет. И как на Святки, девушки гадали на судьбу и суженого.

Сёстры Уваровы тоже клали берёзовые веточки себе под подушки, чтобы увидеть во сне суженого.

Даша невольно улыбнулась.

Как же давно это было! Весёлое детство, грёзы беззаботной юности.

Закончив работу, она закрыла на ключ небольшую дверь черного хода, ведущего в храм.

Остановившись на пороге, перекрестилась с молитвой:

– Благость Святого Духа, данная нам при крещении, наполни сердца наши верой и смирением. Господь, не оставь меня, рабу твою, сестёр моих единокровных, сестёр в обители и всех страждущих мирян. Не дай нам впасть в грехи и беззакония. Господи, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих тебя. Аминь.

Завтра утром зазвонят колокола четырёхъярусной надвратной звонницы и, в собор, с цветами и веточками берёзы, придут не только монахини, послушницы и сестры на «испытании», но и прихожане, несущие свой жизненный крест в миру.

***

С тяжёлым сердцем Ксения открыла двери и вошла в полутёмную прохладу кельи.

Она уже никого и ничего не ожидала.

Когда он схватил её и крепко сжал в объятиях, сердце девушки затрепетало.

– Скажи, разве ты хочешь стать монахиней? – прозвучал такой знакомый голос.

– Скажи и я уйду.

– Конечно же, нет! – вскрикнула Ксения.

– Тогда. – Арсений разжал объятия. – Ксения, ты готова к тому, что твоё имя будет опорочено? Сможешь ли ты жить без доступа в высший свет? Жить, когда за твоей спиной будут пускать грязные слухи? Подумай хорошенько и сделай правильный выбор.

Дрожащими руками она перекрестилась на образа и посмотрела на взволнованного друга. Голос её зазвучал глухо и твёрдо. Не смущаясь и не пряча глаза, ответила:

– Пусть, меня простит Господь, но я уже сделала его. О слухах и моей чести пускай позаботятся отец и мать. В их силах было сделать меня несчастной. В их силах вернуть мне доброе имя.

Арсений отступил от неё и опустил руки.

– Прости меня.

– За что же?

Она непонимающе смотрела на него.

– Иногда я могу вести себя грубо. Как сейчас.

Не осознавая, что делает, Ксения положила свою ладонь на его щеку.

– Не вини себя. Я сама просила тебя о помощи. И согласилась на всё. Я приняла решение идти с тобой в мир.

Он накрыл её ладонь своей.

– Тогда, пойдём до конца, сестричка? И никакого пострига.

– Пойдём.

Стоя за дверью кельи, Дарья слышала каждое слово.

***

Калитку Арсений закрыл осторожно, чтобы она не скрипела, и зашагал по ночному переулку, к экипажу, ожидавшему его на соседней улице.

В целях конспирации, он оставлял Алексея и экипаж недалеко от монастыря, а сам каждый раз уходил знакомой дорогой.

Из-за арки одного из домов выскользнула фигура в чёрном одеянии, и загородила ему дорогу. Юноша невольно вздрогнул и отступил на шаг.

Негромкий женский голос показался юноше знакомым.

– Я очень хочу увидеть лицо человека, осмелившегося ступить на священный двор монастыря и поправшего его устои.

– Мне нечего срывать своё лицо. – Отозвался он. – Это петербургская ночь скрывает его. Время белых ночей миновало.

Он подошёл ближе к фонарю. Фигура в чёрном плаще, последовала за ним. Тёмные глаза из-под капюшона недобро смотрели на него.

Юноша не смог удержать улыбки.

– Опять наши дороги пересеклись, сестра Дарья.

– Так это вы, молодой человек, под покровом ночи, проникаете в монастырь и смущаете невинную девушку?

– Боже, какой пафос! – усмехнулся он. – Подслушивать не хорошо, сестра.

– Я не подслушивала, а случайно услышала. Это разные вещи.

– И в чём вы меня обвиняете?

– В кощунстве, юноша!

– Каким образом?

– Придя в монастырь, Ксения избрала Бога для святой жизни в целомудрии и чистоте. Скоро она будет призвана и определена пострижением для жизни в Боге. А вы пытаетесь привлечь внимание Ксении на себя. Вы хотите отвести её от Бога и присвоить себе. Это же подлинное воровство. Это грех святотатства!

– Это не так, сестра.

– Замолчите! О грехе соблазна в Евангелии сказано, что такому человеку лучше было бы, если бы… повесили ему мельничный жернов на шею и потопили бы в глубине морской.

– Боже мой! Вы уже готовы уничтожить меня, но не хотите выслушать.

– Ваши чувства навеяны Дьяволом, который принимает вид Ангела света. Оттого вам так приятно и радостно видеть Ксению. Бегите подальше, юноша, от этой лести вражеской, и… лучше вам ходить молиться в другой храм. Не искушайте себя и её. Храни вас Господь.

– Сестра Дарья, дайте же мне сказать хоть слово! Большое вам спасибо за заботу о моей душе. Но прежде чем отчитывать меня и обвинять в смертном грехе, имейте терпение выслушать. – Он перевёл дух и уже спокойнее произнёс. – В глубине души, я, действительно, люблю Ксению. Люблю как сестру! И мне больно видеть, как её принуждают к тому, чего она не хочет. Она не хочет становиться монахиней. Слышите меня? Не хочет! Спросите у неё самой. Поймите меня и её. Она чистой души человек и будет исполнять святые законы Господа. Но, в мире!

Дарья, прикусив губы, слушала его.

– Значит, вы не имеете желания искусить Ксению? – наконец произнесла она.

– У меня и в мыслях такого не было.

– То, что она в сомнениях, я вижу. Но я подумала, что причина это вы.

– Нет, не я. Родители насильно отправили её в монастырь. Я не хочу, чтобы она через полгода – угасла.

– Хоть я и сердита на вас, молодой человек, за ваше вторжение в нашу жизнь, но в ваших словах есть доля истины. И самое главное, я вижу, что вы искренни. Хорошо, я поверю вам и поговорю с Ксенией. Прощайте.

Дарья поспешила вдоль забора монастыря к потайной калитке, ведущей в сад.

Арсений проводил её тревожным взглядом.

========== Глава 8 ==========

Ксения подняла голову от подушки. В келье, возле её кровати, сидела сестра Дарья.

– Хорошо, что ты проснулась. Отчего такая бледная? Опять не здорова?

Тон, каким произносила слова Дарья, не внушил Ксении спокойствия.

– Со мной всё в порядке, – с тревогой пролепетала девушка.

– Вот и хорошо. Ступай за мной. У меня, к тебе, есть вопрос.

Они прошли в церковь и, резко обернувшись к девушке, Дарья, напрямик, спросила:

– Что это за тайные встречи?

Губы девушки задрожали, а лицо побледнело. Она подавленно молчала несколько мгновений, понимая, что отпираться бесполезно и сестре Дарье известно всё.

Наконец, произнесла:

– Не подумайте обо мне ничего дурного, сестра.

– Я и не думаю. Просто спрашиваю, кто он и что ищет возле тебя?

– Его имя…

– Мне известно его имя, – перебила Дарья. – А вот откуда ты его знаешь?

Волнуясь, сбивчиво, Ксения начала рассказа:

– Нас познакомили четыре года назад, когда он уезжал на учёбу. Недавно мы встретились вновь. Помните, мама забирала меня из монастыря в мой день рождения? Он живёт с отцом и, так же нелюбим им, как и я, своими родителями. Наши судьбы очень схожи. Сестра, Дарья, вам известно, что я пыталась укрыться от мира в монастыре, но я ошиблась. Мне здесь невыносимо! А он хочет помочь мне. Он мой друг.

Выслушав её, Даша нахмурилась.

– Вот что, Ксения, – не терпящим возражения тоном, сказала она. – Я видела его и разговаривала с ним. Верно, он внушает доверие. Это человек светский, образованный, не лишённый доли искренности. Но я также опасаюсь, что он может оказаться искушённым обольстителем. Такая невинная и чистая душа, как твоя, может стать его лёгкой добычей. Послушай моего совета. Оставь его.

– Оставить?

– Лучше расстанься с ним сейчас. По поводу твоего дальнейшего пребывания в монастыре, я поговорю с матушкой игуменьей. Если ты не хочешь быть среди нас, ты вольна уйти в любое время. Никто силой тебя не пострижёт. Ты веришь мне?

Ксения кивнула и, вдруг, заплакала.

– Не плачь, девочка, – монахиня обняла её за плечи. – Нужно было сразу, всё, рассказать мне, а не искать помощи у сомнительных молодых людей. – Она погладила послушницу по щеке. – Я буду с тобой рядом и помогу тебе.

В двери просунулась голова сестры Ольги.

Её глаза ехидно блеснули, а узкий рот растянулся в хищной усмешке.

– Сестра Дарья, матушка игуменья хочет видеть тебя.

Дарья, перекрестила свою наперсницу и поспешила за Ольгой.

***

Арсений Рунич, неторопливо шёл по направлению к дому.

Всё более и более сгущались сумерки. На фоне, тонкой полосы лимонной зари, листва и ветви деревьев выделялись кружевным силуэтом.

Это была пора, когда Арсений особенно любил Петербург. Именно эти мягкие июньские вечера, которые, сейчас, совпадали с его личными переживаниями и тревогой за судьбу Ксении.

Решение нужно было принимать немедленно, а тут эта неприятная особа, сестра Дарья, со своими нравоучениями.

Он подумал об отце. Быть может, стоит попросить его помощи?

Когда, изредка, он вызывал в себе детские воспоминания о своем отце, то видел очень близкого, но всё же отдельно стоящее от себя «божество».

Арсений помнил, как отец приходил в детскую и, стараясь успокоить, брал его, плачущего от напугавшего ночного кошмара, на руки. Всхлипывая, он утыкался головой в халат отца и ощущал запах его папирос и силу крепких рук. Отец прижимал его к груди и, что-то шепча, целовал заплаканное лицо.

По мере того, как из младенца, Арсений вырос в мальчика, с независимым характером, связь его с отцом стала постепенно ослабевать. А когда из мальчика он превратился в юношу, то эта хрупкая связь и вовсе нарушалась.

До настоящего разрыва не дошло, но, он и отец вовсе перестали понимать друг друга.

За очень короткое время, попав под влияние Адель, поступив в Сорбонну и, начитавшись книг людей передовых взглядов, Арсений и вовсе простился с предрассудками.

К шестнадцати годам он приобрёл некоторые замашки циника. Этот короткий момент быстрого взросления оказал разлагающее действие на его отношения с отцом.

Поглощённому своей личной жизнью и управлением «Дюссо», Руничу не хватило времени и внимания, чтобы разобраться в том, что происходит и, насколько его мальчишеское вольнодумство глубоко и серьёзно.

Однако вскоре эти изменения, по словам Рунича, стали его слишком раздражать и возмущать.

Арсений же в силу нелепости, присущей юному возрасту, начал презирать отца за его непонимание и отсталость от жизни. Между ними начались довольно резкие стычки.

Ссоры ещё больше обострили эти недоразумения, и в его душе укоренилось убеждение, что отец и он, совершенно чуждые друг другу натуры, не способные к взаимопониманию.