Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

– Говори.

Не ожидая от такого предисловия ничего хорошего, она внутренне напряглась.

– Я решил выставить на аукцион все имеющиеся у меня закладные и векселя, в том числе и Ушакова.

– Господи… – только и смогла вымолвить Даша.

Она взяла со стола бокал с водой, отпила глоток. От волнения, у неё моментально разболелась голова.

– Успокойся. – Рунич погладил её дрожащие плечи.

– Твоё решение так неожиданно, – нехотя произнесла она. – Можно ли как-нибудь избежать… хотя бы в отношении векселей Ушакова. Наша сестра ждёт ребёнка. Имущество принадлежит малышу, равно как и его отцу.

– Допустим, я соглашусь, но… – в голосе Андрея зазвенели стальные ноты. – С условием.

– Условие? – от недоброго предчувствия у Даши перехватило дыхание.

– Рискуя своим «Дюссо», я не стану трогать имущество Ушакова и Анны, в обмен на твоё согласие на наш брак. – Спокойным тоном, произнёс он.

Даша невольно ахнула и схватилась за сердце.

– Брак с монахиней?

– Даша, время твоего монашества давно прошло.

– Нет! – вскрикнула девушка. – Однажды я уже дала клятву Богу. Я служила ему. И мне претит идти на поводу у инстинктов!

– А у любви на поводу? Ведь с тех пор как мы встретились, ты тоже… – Рунич склонился её лицу и заглянул в глаза. – Испытываешь ко мне то, что у каждого человека в крови…естественные побуждения быть любимой.

– Именно это обрекает нас на мучения.

– Мне такое и в голову не приходило. – Андрей удивлённо пожал плечами. – Значит, только это удерживает тебя впустить в сердце любовь?

– Любовь уже там. Любовь к Богу. Ты не понимаешь…

– Зато я знаю и понимаю, что такое зло, коварство, низость и подлость. Религия говорит, что они возвращаются к тем, кто их породил.

– Верно! – перебила его Даша. – За дела их спросится и, спрос этот будет, как приговор Судьбы.

– Даша, милая, поверь, со мною ты будешь вне досягаемости любых бед и тем более властей. В этом году в Париже всемирная выставка. Как только поправлю дела в «Дюссо», мы отправимся туда в свадебное путешествие. Если не хочешь в Париж, поедем в Швейцарию. Забудь ты это проклятый монастырь! Забудь прошлое!

Дарья отвернулась от него.

– Андрей, ты себя слышишь?

– Разве я своим предложением оскорбил тебя? – Рунич умоляюще смотрел на неё. – Готов поклясться чем угодно, что я всегда буду любить тебя.

– Чем угодно? – Дарья склонилась к его лицу. – Ты готов, в эту минуту, поклясться своей любовью ко мне, что если я соглашусь на твоё предложение, ты оставишь Василия Ушакова в покое? И наш с тобою брак, останется… фиктивным?

Андрей нервно передёрнул плечами и отвернулся к окну.

– Вот видишь, – упрекнула его девушка. – К этому ты не готов.

Нервно сжав пальца рук в кулак, после минутной паузы, он заговорил:

– Я глубоко уважаю твою честность и прямоту. К тому же, не мальчик и, пожил довольно на этом свете. Я пойду на любую сделку, потому что хочу уберечь тебя от грозящей опасности.

Он серьезно посмотрел на взволнованную девушку.

– Я согласен. Наш брак не будет для нас настоящим супружеством. Иначе говоря, мы будем свободны от обязанностей жены и мужа, в прямом смысле этого слова. Это моё последнее слово, Даша. В противном случае, я сделаю то, что сказал.

Не веря своим ушам, Дарья, молча, смотрела на Андрея. Его чёрные глаза, казалось,

прожигали её насквозь.

***

Глеб Александрович Измайлов, в который раз уговаривал Ксению.

– Ксения, я присмотрел хороший участок земли. Заказал проект дома, разбивку сада и озера в парке. Наш дом будет не очень большим, всего комнат на двадцать. Думаю, нам и нашим будущим детям этого хватит.

Девушка улыбнулась.

– Выходит, ты делаешь мне предложение?

– Именно так.

Она отошла к окну и замерла возле него.

– Что ты там увидела?

– Зиму, – шепотом отозвалась девушка. – Нашу русскую суровую зиму. Она как сама жизнь.

– Пришло время выбора, дорогая Ксения. Ты должны выбрать с кем хочешь быть.

Она повернулась и, уткнув лицо ему в грудь, неожиданно, заплакала. Глеб гладил её волосы, давая возможность выплакаться.

– Ксения, – говорил он. – Ты будешь счастлива со мною. Обещаю тебе. Избавься от мыслей об этом недостойном господине. И ты сразу же почувствуешь себя свободной и счастливой! Прошу тебя.

– Он любит одну женщину.

– Разве он может любить? Хотелось бы знать кто эта счастливица.

– Это не секрет. Она содержанка его отца.

– Надо же! – Измайлов даже присвистнул от удивления. – Я много наслышан о ней, но никогда не видел. Рассказывают, что она очень красивая и Андрей Рунич боготворит её.

– Отец и сын, оба – её жертвы. Бессовестная, она не брезгует обоими!

– Ксения Сергеевна, Ксения, Ксюша! – не удержавшись, Измайлов покрыл поцелуями мокрое от слёз лицо девушки. – Я сделаю тебя счастливой! Ты забудешь об этом кошмаре. Мы вместе. Ничего не бойся, любимая.

Девушка вздрогнула и крепче прижалась к нему.

Всё это время Ксения старалась не думать об Арсении Руниче.

Он – это безвозвратно потерянное прошлое. Иногда она даже пугалась этого прошлого.

Что было бы, если бы Арсений ответил на её любовь? Наверное, очень скоро, он бросил бы её как бросал других женщин.

Арсений проявил благородство и не воспользовался наивной девочкой. Он сберёг её честь и имя. Самое ценное, что есть у девушки и, она может с гордо поднятой головой смотреть в глаза Глебу Александровичу.

Но сердце. Сердце Ксении он разбил.

И сейчас, рядом с Глебом, она собирала его осколки и пыталась соединить их воедино.

Глеб сделал ей предложение. Несколько дней, эта мысль неотступно преследовала девушку.

«Глеб. Мама говорит, что он будет хорошим мужем. А я? Смогу ли в достаточной мере ответить на его любовь и стать примерной женой? Арсений. Свою непомерную, неистовую любовь он отдал не мне. Другой. Мне досталось только холодное уважение. Надо признать и моя любовь к нему, постепенно, угасает».

– Наконец-то, образумилась! – воскликнула Маргарита Львовна, когда Ксения сообщила ей о своём согласии принять предложение Глеба Измайлова. – Видно Бог услышал мои молитвы! Глеб Александрович, лучшая партия для тебя. Он умён, молод и привлекателен, манеры приятные, богат. Ты уже не станешь обвинять меня с отцом, что хотим выдать тебя за старика. Он заботиться о тебе уже сейчас. Подарки каждый день. Не бездельник, не мот, не игрок и пьяница. Молись, что именно тебе выпало такое счастье!

– Я согласилась, – грусть звучала в голосе Ксении. – Потому что надеюсь обрести с Глебом покой. Смогу ли я забыть Арсения? Не знаю. И если я ещё могу понять и оправдать его прежний образ жизни, то понять и простить его распутство с этой женщиной, его отвратительный поступок в отношении отца, не могу. А ведь когда-то я мечтала стать его женой.

– Милая дочь, ты ничего не понимаешь в жизни, – Маргарита слегка поморщилась.

– Не хотела тебе говорить, казалось бы рано ещё, но если дело обстоит так, то, милая моя, женщине надо иметь одного мужа, а менять – любовников. Замуж, замуж… —саркастично продолжала она. – Если бы можно было, я бы никогда замуж не вышла.

– Мама, какая ужасная философия! – возмутилась Ксения.

– Ужасная? Быть может. Ты попробуй одеть, новые туфли и пройдись в них, пешком, от Невского проспекта до Аптекарского острова. Вот тогда и узнаешь, что почём. А замужество ещё ужаснее! Ты сохла по этому мальчишке? Хорошо. Представь, он каждый день будет с тобою, со своими требованиями, суждениями, желаниями и привычками. Дорогая моя, флёр влюблённости очень скоро пройдёт, а муж останется. Так было у меня с твоим отцом. Я, наивная, даже пыталась его переделать. – Маргарита Львовна махнула рукой. – Ничего не получилось. И у тебя бы не получилось с этим Руничем. При мысли о том, что моя единственная дочь, всю жизнь терпела бы капризы, мотовство, пьянство этого мерзавца, унижение от его любовниц, у меня внутри всё начинало гореть.

– Если ты так отрицательно относишься к замужеству, почему же тогда не противишься ухаживаниям за мною Глеба Александровича? – поникнув от слов матери, прошептала девушка.

– Потому что он – идеал современного мужчины. В противном случае, лучше бы ты оставалась в монастыре. Я не слабая женщина и то… порою жить не хочется. Ты, с твоей доверчивостью и слабой натурой, вовсе пропадёшь!

– А как же, Платон? – слёзы вертелись на глазах Ксении.

– Какой Платон? – вздрогнула Маргарита Львовна. – У тебя ещё и Платон завёлся?

– Платон – греческий философ. Он говорил, что: «Человек любящий, божественнее человека любимого». Любовь не унижает. Даже безответная.

– Почитываем, значит, по ночам, да? – укоризненно покачала головой Карницкая.

– Я библиотеку, закрою на вот такой, – она описала перед лицом дочери круг, – амбарный замок! Чтобы ты глупостями голову не забивала.

Она посмотрела на Ксению со смесью нежности и жалости.

– И потом, от чтения книг, глаза вовсе не хорошеют, – и погладила её по бледной щеке.

Поэтому ласковому движению, на которые Маргарита Львовна была крайне скупа, Ксения поняла, что мать успокоилась, понимая, что убедила её в принятии очень важного решения.

***

Ясным, морозным днём, Елена в прекрасном расположении духа, вошла в комнату Даши.

Сегодня она уговорила Андрея отпустить их на прогулку в сад.

Шёлковое, шуршащее платье, облегало стройную фигуру Дарьи, волосы собраны в строгую причёску, однако губы сестры дрожали, а глаза были полны слёз.

Елена испугалась.

– Дашенька, милая, что с тобой?! – бросилась она к ней.

– Ничего, – пробормотала Дарья.

– Помилуй, но ты плачешь!

– Я не ожидала от него, – девушка запнулась. – От Андрея. Он.

– Вёл себя оскорбительно? – встрепенулась Елена.

– Нет. – Даша покраснела от неловкости. – На днях Андрей поставил мне условие и настаивает на нём. В противном случае, он выставит на аукцион имения нашего зятя.

– Василия?

– Пострадает наша сестра. Она, с мужем и ребёнком, станут нищими.

– Я ничего не понимаю, Даша! – изумлению Елены не было конца. – Объясни, что происходит у тебя с Андреем?

– Андрей просит моей руки. Но я не могу выйти замуж. Ты знаешь моё желание вернуться в лоно церкви.

– Что же делать? – Елена в растерянности села на стул. – Мы не можем этого допустить. Анна ждёт ребёнка. Может, мне поговорить с Руничем?

– Нет, сестра! Не могу тебе этого позволить. Так мы только ухудшим своё положение. – Даша повернула к Елене бледное лицо. – Я обещала подумать, и к тому же, выдвинула своё условие.

– Какое?

– Я сказала, что мне нужно время, чтобы привыкнуть к нему и, быть может тогда, я смогу ответить на его чувства взаимностью. А до тех пор, наши отношения будут платоническими. Я кое-что придумала, сестра. Но не знаю, одобришь ли ты меня.

– Говори, я слушаю.

– Ты должна стать мною, а я тобой.

– Даша!

– Не перебивай меня. Я, то есть Елена, уеду в наше имение, а ты, с фальшивыми документами, которые Андрей Михайлович сделал для меня, станешь госпожой Рунич.

– Госпожой Рунич… – прошептала Елена.

– Когда я поступлю в монастырь, ты откроешь Андрею всю правду. Только так мы станем свободными.

– Это плохая идея, Даша.

– Но у меня нет выбора, сестра. Только наше сходство спасёт меня и Анну. Леночка,

– Дарья упала на колени у ног сестры. – Только ты можешь спасти нас.

– Хорошо, – голос Елены дрогнул. – Поднимись, Даша. Я помогу тебе, помогу вам.

– Спасибо, сестра! – Дарья с чувством благодарности обняла её.

***

Зимняя, студёная ночь.

Не зажигая света, Елена сидела на кровати и смотрела в темноту за окном.

Мысленно она вспоминала своё счастье. Оно было такое короткое, мимолётное.

Любовь казалась ей зыбкой и туманной как предрассветное марево, готовое исчезнуть от яркого солнечного света, в любой момент.

Арсений вошёл неслышно. Подойдя сзади, положил ей на колени белую розу, обнял за плечи и поцеловал в склонённую голову.

– Дорогая моя.

Елена подняла на него печальные глаза.

– Не мог уснуть, не повидав тебя. Какая-то тревога на душе не даёт мне покоя. – Он сел на пол возле её ног и взял в ладонь её тоненькую руку. – Извини, эту мою слабость.

В ответ она прошептала:

– Роза…

– Это единственный цветок, который не увядал в моём саду разбитых надежд. Когда я смотрю на розу в твоих руках, в моей душе умолкает страдание. Как будто наступает конец бесконечного, бесцельного пути. Благодаря отцу я увидел, как умирает любовь, а благодаря тебе я вновь ожил. Ты помогла мне. С тобой я смогу от многого отречься. И от плотских удовольствий тоже. Хочу быть причастным к твоей судьбе, любимая. Жить. И радоваться жизни вместе с тобой.

– Я должна сказать тебе кое-что, – останавливая его, медленно произнесла девушка.

– Что? – в безмятежном спокойствии Арсений смотрел на неё.

Елена опустила голову. Она не могла видеть глаза любимого и понимать, что сейчас ей придётся сделать ему больно.

– Анна хочет, чтобы мы покинули этот дом и переехали в имение Луговое.

– Ты, конечно, отказалась? – голос молодого человека дрогнул.

Она молчала.

– Ты отказалась?

– Всё не так просто, – с трудом произнесла она.

– Не просто? Наоборот, всё предельно ясно.

– Даша просит помочь ей.

– В чём?

– Твой отец потребовал, чтобы Даша стала его женой.

– Он всё-таки настаивает?

– Да. Именно поэтому нам надо потянуть время, и… я должна заменить Дашу. – На одном дыхании выпалила Елена. – Она станет мною и уедет в имение, а я останусь здесь под её именем.

– Как это, ты заменишь Дашу? – не веря своим ушам, переспросил Арсений. – И ты станешь подвергаться домогательствам этого авантюриста, моего отца? Неужели ты решишься на этот абсурдный шаг. Твоя сестра… – горячо заговорил он. – Она пользуется твоими сестринскими чувствами. Открой глаза! С твоей помощью она стремиться достигнуть своей цели, а что будет с тобой, ей всё равно. Как ты этого не понимаешь?

Боясь взглянуть на него, Елена молчала.

– Неужели ты так слепо любишь её?

– Ты совсем не знаешь Дашу.

– Зато я знаю тебя, лучше, чем кого-то другого. Если ты согласишься на эту авантюру, ты изменишь самой себе. Ты изменишь нашим мечтам.

– Арсений, я сделала выбор.

– Неправильный выбор! – воскликнул он. – И ты это знаешь.

Она не подняла голову.

– Лена, посмотри на меня.

– Не надо, – пролепетала девушка.

– Посмотри.

– Прошу, не надо. Пойми, сейчас моё место рядом с моей семьёй.

– А я?

– Арсений, я должна быть с сёстрами.

– С сёстрами и с будущим мужем.

Елена не знала, что ему ответить. Труден был разговор.

– Ну, что же, значит с мужем.

– Не говори так! Мне больно это слышать.

Они оба умолкли. Тянулись минуты тяжёлые и томительные.

« Лучше бы он говорил обидные слова, но только бы не молчал», – лихорадочно думала Елена. Едва слышно прошептала:

– Пожалуйста, прости меня.

– Простить тебя?

– Милый, ну пожалуйста.

Арсений не ответил.

– Ну, чего ты хочешь? – губы девушки дрожали, но она сдержалась и не заплакала.

– Лена, я хочу видеть, что ты меня любишь. Неужели я хочу много?

– Я люблю.

– Тогда ты не должна этого делать.

– Но ведь я… – она не знала, что ему сказать, как объяснить. – Сеня, только не это. Я обязана помочь Даше. К тому же этот брак будет фиктивным, без супружеских притязаний со стороны твоего отца.

– Вижу, ты меня не слышишь.

Он встал. Отвернулся от её пытливого взгляда и с горечью произнёс:

– Я думал, что наша любовь станет духовным союзом, слиянием не только тел, но и душ.

– Но, ты ведь не думаешь, что ты для меня всего лишь любовник?

Отвернувшись и глядя в стену, он не пошевелился и промолчал. Это молчание было для Елены как затягивающаяся мука. Её губы дрогнули. Она хотела позвать его и, не смела.

– Если бы со мной так поступил кто-нибудь другой, а не ты… – наконец, тихо, сквозь зубы, проговорил он. – Но ты… Ты вошла в меня, как неизлечимая болезнь.

– Пожалуйста, – прошептала она, чувствуя, как по телу катиться ледяной холод и иголками вонзается в сердце.

Почти не дыша, смотрела на его губы, которые торопливо и горячо говорили:

– И мой сладкий грех, это ты. На всю жизнь… люблю тебя.

– Боже мой! – выдохнула она и обняла его за шею. – Я тоже буду любить тебя всегда. Слышишь?

Арсения затрясло как в лихорадке. Она нежно поцеловала его в губы.

– Я верю, что когда-нибудь мы будем любить, не мучаясь и не прячась.

– Если доживём до этого времени. – Он опустил голову. – Или когда умрём… встретимся там.

– Арсений!

С силой встряхнув его за поникшие плечи, Елена строго смотрела ему в глаза. Под этим взглядом, он медленно опусти взор и, хрипло хохотнул.

– Такая темнота на сердце… Теперь я знаю, ты – мука, посланная мне за грехи, чтобы я, заживо, горел в аду!

– Нет! – испуганно вскрикнула она.

– Будь милосердна не только к сестре, – тихо и просто попросил он.

Наступила тишина, только тиканье, стоящих на комоде, часов, нарушало её. Никто из них не произнёс ни слова. Опустив глаза, Елена старалась казаться спокойной.

Не дождавшись её ответа, Арсений, закрыв за собою дверь, ушёл.

В слезах Елена упала на кровать и уткнула лицо в подушку, чтобы никто не услышал её рыданий.

Ссора тяготила её. Девушке хотелось бежать к нему, просить прощение, умолять помириться. Совесть и раскаяние не давали ей покоя. Они грызли её изнутри.

Однако, как только Елена вспомнила сестёр и ещё не рождённого ребёнка, она смогла совладать с собой.

***

Войдя к себе, Арсений прислонился спиной к косяку двери. Силы оставили его. Руки и ноги – дрожали, стучали зубы. Дикий нервный озноб сотрясал всё тело.

Тяжело дыша, сделал несколько шагов, с деревянным стуком, повалился на кровать. И лежал так, потрясённый и обессиленный. В голову лезли мысли, одна, бредовее другой.

«Какой же он мерзавец! Ненавижу! Леночка моя, только не ты. Нет. Нет!»

Страшнее этого крика, крика, которого никто не слышит, ничего нет. Внутри него всё кричало. Каждая клеточка тела, каждый нерв. По венам струилась не кровь, а крик.

Неслышно, страшно, больно и одиноко кричит душа.

Ночь. Тёмная шаль из миллиардов звёзд, окутала землю, заставляя всё погружаться в далёкий от мира сон.

Арсений приподнялся на локте и посмотрел в окно.

На улицах Петербурга, как в пустыне, никого нет. Всюду тихо. Всё замерло в манящей глубине ночи. Цветы в саду: розы, лилии, георгины, спали под пушистым снежным покрывалом до следующей весны. Вместо деревьев – тени с шелестом голых ветвей. Лёгкий ветерок, крутя позёмкой, разгуливал за окном, что-то шепча спящей земле. Весь мир молчал.

Он сел и подперев голову руками, прошептал:

– Сумасшедший. Арсений Рунич, ты – сумасшедший.

С этими словами опять повалился на кровать и накрылся с головой одеялом.

Он понимал, что безумно любит эту женщину. И эта любовь затягивает его, в чёрный водоворот, медленно убивая.

========== Глава 4 ==========

Утром, во время завтрака, за столом висела тишина. Только мирное тиканье больших напольных часов и звяканье посуды нарушало его.

Даша не поднимала глаз от своей тарелки. Андрей, сосредоточенно читал «Биржевой Вестник».

Сжимая горячую чашку в руке, Арсений не спеша пил чёрный, крепкий кофе. Его любимые сливки, которые он обычно добавлял в кофе, остались нетронутыми.

Елена, украдкой посматривая в его сторону, отметила про себя, что, не смотря на внешнее спокойствие, он крайне вымотан случившимся этой ночью. Бледное лицо, в глазах – лихорадочный блеск. Она почувствовала, он весь, как натянутая струна.

Допив кофе, Арсений поставил чашку, громко звякнув о блюдце и, встал из-за стола.

– Благодарю, – нехотя буркнул он, решительно направляясь к дверям. – Я покидаю вас.

– Куда идёшь? – не отрываясь от чтения, поинтересовался Андрей Михайлович.

Последовал немедленный ответ:

– Прогуляюсь.

– Хорошо. – Рунич выглянул из-за газеты. – Ступай, проветрись.

Елена насторожилась и поджала губы. Ей не понравилось как, уходя, Арсений посмотрел в сторону отца и Дарьи.

Покинув столовую, он остановился в коридоре. Через минуту, ноги, словно сами, повели его в прихожую, где накинув на плечи пальто, он вышел за порог «Дюссо».

Хмурый и угрюмый, побрёл, сам не зная куда.

***

Адель возвращалась от портнихи домой и думала о том, что вовсе будет неплохо пообедать в трактире «Столбы».

С самого утра она ничего не ела. Утром, выпив чашку крепкого кофе с печеньем, весь день ездила по лавкам, и, делая покупки, даже посетила Пассаж.

Она проезжала мимо небольшого храма. На золочёном куполе, тянувшейся вверх, к небу, колокольни, сверкали лучи заходящего солнца. Над окрестностями слышался колокольный звон, а солнечные лучи растекались по небу золотой пеленой. Всего пять часов вечера, и скоро наступят зимние сумерки.

Пролётка остановилась возле трактира. Расплатившись с извозчиком, француженка направилась в заведение.

Трактир «Столбы» был весьма приличным заведением.

Не кабак, или дешёвый трактир на окраине столицы, в котором находиться было не комфортно и не безопасно. В таких местах околачивались подозрительные, тёмные личности, пьяные извозчики, фабричные рабочие. Тут были нередки драки и убийства.

Куда как спокойно скоротать время в приличном трактире, каковым и являлись «Столбы». Тут бывали солидные люди, мещане, купеческое сословие. И даже дворяне не гнушались отведать жареной поросятины, супа из раков и наивкуснейшего рыбного пирога. Здесь столовые приборы сверкали чистотой, накрахмаленные белые скатерти, расторопные и опрятные половые, а из кухни доносится чудесный аромат аппетитных и вкусных закусок. Причём водка была настоящая, а не «балованная». И если за обед в ресторане нужно было заплатить два рубля, то здесь всего пятьдесят копеек.

Многие приходили сюда не только выпить и закусить, но и совершить сделку, встретиться с нужными людьми и провести переговоры. Для этого имелись несколько отдельных кабинетов.

И самое важное, что привлекало к этому месту француженку. Это был едва ли не единственный трактир, где не устраивались, любимые в иных питейных заведениях, тараканьи бега.

Войдя в залу, Адель тот час увидела знакомое лицо. Недалеко от входа, за столом, сидел Арсений Рунич.

– Видимо и правда ты – моя судьба! – всплеснув руками, насмешливо воскликнула она. – Наши пути постоянно пересекаются.

– Рад тебя видеть. – Арсений кивнул на стул. – Садись, союзница.

– Да, похоже, что из любовников, мы стали союзниками.

– Любезный!

Арсений подозвал полового. В белой косоворотке и таком же переднике, с белоснежным полотенцем, перекинутом через руку, тот подскочил к паре.

– Что прикажете-с, сударь?

– Чем угоститься у вас можно?

– Балычок, икра осетровая паюсная, телятина жареная, лососинка, котлетки

«Грилье».

– Балык, телятина, салат.

– Слушаюс. Что барышне пожелаете заказать?

– Апельсинов и лимонаду. Мне «белоголовой» водки, а даме бокал красного вина «Мюскадель».

Спустя несколько минут половой принёс поднос с едой.

Арсений положил на тарелку тонкий ломтик балыка, налил в рюмку водку.

Адель внимательно присмотрелась к нему и почувствовала, что с ним что-то не так.

– У тебя всё хорошо?

– Да, – Арсений откинулся на спинку стула. – Всё замечательно. – Он выпил рюмку водки и, не закусывая, закурил сигарету.

Но Адель невозможно было обмануть.

В лице Арсения не было света. Оно осунулось. И горечь. Горечь в глазах, в изгибе губ, в повороте головы. Даже в том, как он улыбался. И этот нежданный вопрос.

– Скажи, ты ненавидишь меня?

– Я просто стараюсь забыть тебя, – призналась девушка. – Хотя воспоминания о прошлом болезненны для меня.

– Я никогда и ничего не обещал тебе.

– Не обещал, не говорил, – вздохнула она. – Боже мой! Чего вы, мужчины, только не говорите, когда вам надо залезть в постель. И ты не исключение. Ты даже не понимал, что я чувствовала в такие минуты.

– Теперь понимаю. – Он наполнил свою рюмку и предложил. – Давай, как в старые добрые времена, выпьем.

– Твоё здоровье, Арсений, – она подняла бокал.

– И твоё здоровье, Адель.

Разговор не клеился. Адель, молча, ела, а Арсений допил водку и, оставив под пустым графином деньги за обед, встал из-за стола.

– Спасибо, что разделила со мной компанию. Я пойду.

Девушка печально смотрела на него.

– До встречи.

Небрежно набросив на плечи пальто, он пошёл к выходу из трактира.

По миловидному лицу Адель, медленно, потекли слёзы.

«Он не видит меня. Не видит… не любимую».

***

Солнце село за горизонт, и, Петербург окутывала ночь.

Фонарщики зажигали фонари, тусклый свет которых слабо пронизывал туманную темноту. Минувший день, по-весеннему, тёплым. Оттаявшие лужицы, в которых, днём, отражалось клонившееся к весне, солнце, теперь покрылись тонким ледком. Не смотря на сгущающиеся, мглистые сумерки, улицы столицы были оживлены.

В расстёгнутом пальто, засунув руки в карманы, Арсений брёл наугад. Нужно было возвращаться домой, а ему этого не хотелось.

Возле Мариинского театра в ряд стояли экипажи и пролётки. Слуги и извозчики поджидали господ, в это время наслаждающихся театральным представлением.

На площади перед театром, горело несколько костров, возле которых согревался и курил, рабочий люд. Иногда к ним подходил городовой, который нёс службу в этом районе. При его появлении все умолкали, но как только он уходил, рассказы и анекдоты возобновлялись, сопровождаясь оглушительным хохотом, стаканчиком красноголовой и душистым табачком.

Голуби, воркуя, бегали кругами возле людей, ожидая крошек хлеба или горсти подсолнечных семечек.

Три кота, выгнув в угрожающих позах спины, надрывными, утробными голосами, временно переходящими в фальцет, выясняли, между собой, территориальные отношения. Один из мужиков шикнул на них. Двое лохмачей моментально исчезли за ближайшим забором и только один, крупный, облезлый и чёрный, запрыгнул на заборный столб и, оттуда зелёным, подбитым, светящимся глазом бандюги, зло сверкал в сторону людей.

Арсений остановился недалеко от одного из костров. Зябко поёжившись, поднял воротник пальто и, уставился невидящими глазами в пламя.

Он стоял так минут пятнадцать, когда к нему подошёл мужик лет пятидесяти, в длинном тулупе, тёплой шапке и валенках. Подпоясан он был верёвкой, за которой торчали меховые рукавицы. По одежде было видно, что это один из извозчичьей братии.

– Барин, – обратился он к молодому Руничу. – Ты уже посинел от холода. Так недалеко и захворать. – Он махнул в сторону костра, приглашая следовать за ним. – Иди к нам.

Не говоря ни слова, Арсений двинулся вслед за мужиком. Протянул окоченевшие руки к колышущемуся под ветром пламени.

– Да ты как не в себе, барин?

Не дождавшись ответа, мужики переглянулись. Один из них плеснул в глиняную кружку согревающий напиток. Протянул её юноше.

– Возьми-ка выпей, согрейся.

– Спасибо, – замёрзшими губами произнёс Арсений.

Приняв кружку, стал пить и тут же задохнулся от жгучего напитка. Когда он зашёлся в кашле, дружный хохот мужиков, привлёк внимание городового.

Крупный мужчина преклонных лет, непримечательной наружности, неторопливо, вразвалочку, приблизился к ним.

Его ночная смена только началась и, настроение у городового было не самым лучшим. Именно в такое время случаются драки, воровство, а то, не дай Господи, и поножовщина.

Он недовольно сопел в седые усы, а строгий взгляд его чёрных глаз, сверлил мужиков.

– Что за шум? – подходя к костру, спросил он.

Смех прекратился, мужики притихли.

– Да вот, ваше благородие, Фёдор Семёнович, – учтиво заговорил один из мужиков. – Барин тут странный.

Остальные только и ждали этого. Окружив городового, перебивая друг друга, заговорили:

– Мы это… ему первачка плеснули, чтоб согрелся.

– Грех христианской душе не помочь.

– Кто же знал, ваше благородие, что он это… слабый оказался.

– Так что же вы, сукины дети, делаете?! – бас городового перекрыл их говор. – Барин привык к винам заморским, а вы ему первак подсунули!

Все разом замолчали и, наконец, обратили внимание на юношу, который продолжая хватать ртом воздух, кашлял. Поняв, что перед ним не мещанин, а судя по всему, человек из высшего сословия, городовой тот час подскочил к нему.

– Да вы и, правда, сударь, почти окоченели.

– Не ругайте этих господ, – отдышавшись, попросил Арсений.

Мужики, опять, одобрительно и дружно загалдели. Было видно, им прошлось по нраву, что молодой барин назвал их господами.

– Так мы же от чистого сердца!

– Помилуйте, разве же мы нарочно.

– Если что не так, звиняйте.

– Всё хорошо. Можно попросить, ещё. – Арсений протянул мужикам кружку.

– Это всё, с непривычки, барин. – Сердобольный мужичок хлопотал вокруг юноши. – Вы её, заразу, одним глотком выпейте. Она вроде и того… а греет лучше бабы.

– Думай, с кем говоришь, шельма! – шикнул на него городовой и опять посмотрел на юношу. – Вы, сударь, не ходили бы один по городу. Не ровен час, обворовать могут. До нитки, сволочи, разденут, а чай не лето. Куда прикажете вас доставить? Это мы мигом!

– Нет, – мотнул головой Арсений. – Благодарю.

Он повернулся и, спотыкаясь, побрёл от костра. Увидев, как его водит из стороны в сторону, служитель закона вздохнул:

– Напоили барина, сволочи!

–Так мы это, пособить хотели, – оправдывался мужик. – Фёдор Семёнович, от него душок уже был.

– Молчать, суконное рыло! – Оборвал его городовой. – Где твоя кляча стоит?

– Там, – мужик махнул в сторону, где в ряд, один за другим, стояли извозчичьи сани и пролётки.

– Вези барина куда скажет! – городовой хлопнул мужика по плечу и сверкнул на него грозным взглядом из-под нахмуренных бровей. – Смотри у меня, сукин сын, доставь его до места, целым и невредимым!

Извозчик, выполняя приказ городового, побежал за своей пролёткой.

***

Ночью, он очнулся от прикосновения прохладных пальцев к щеке. Открыв глаза, увидел рядом Елену. Вглядываясь в его бледное лицо, она произнесла:

– Полина сказала, тебе нездоровиться. Вот, пришла, проведать. Кажется, я разбудила тебя. Извини.

– Не извиняйся, я вовсе не спал. – Он дотронулся пальцами до её руки. – И хотя я больше не строю иллюзий, но… останься.

– Я не уйду, – поспешно отозвалась она.

Она придвинула стул к кровати. Села. В темноте не было видно его лица. Девушка только слышала его. В голосе Арсения отсутствовали обычные мягкие и приветливые нотки. Он звучал глухо, с хрипотцой.

– Эти дни я живу, словно в дыму. Мой ум – замер, моё сердце – неподвижно. Не знаю, что со мной происходит.

– Не знаешь?

– Нет, знаю! – он быстро сел. – Я не могу жить без тебя.

Елена легонько толкнула его в грудь, заставляя лечь.

– Мы поговорит после. Сейчас, тебе надо выспаться.

Он крепко сжал в руке её ладонь.

– Не уходи.

– Я буду рядом.

Спустя полчаса по его ровному дыханию, она поняла, что Арсений уснул. Елена перекрестила и поцеловала его в лоб.

***

До самого отъезда мнимой Елены, сёстры проводили дни, каждая в своей комнате и мало общались.

Рано утром, в день отъезда, Елена застала Дарью за молитвой.

Всю ночь её сестра простояла перед иконами, молясь, всхлипывая и крестясь.

Прикусив от напряжения губу, тревожно вглядываясь в окно, Елена ожидала, когда к парадному подъедет экипаж.