Текст книги "Утро нового века (СИ)"
Автор книги: Дэзирэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)
Только помощник отца, метрдотель Алексей, который всегда был своим человеком и сколько
Арсений помнил, жил в их доме, был ласков и приветлив с ним.
Не высокий, средних лет, довольно красивый с модными усами, улыбчивый мужчина, становился серьёзным и хмурился, услышав их перепалки.
Звонкий голос вывел его из задумчивости:
– Барин!
Арсений почувствовав, как кто-то схватил его за руку, оглянулся.
Рядом стояла молодая цыганка и просительно смотрела на него.
На улицах столицы, помимо нищих, прохожих одолевали цыганки.
Пёстро одетые в яркие свободные платья, или в такие же разноцветные кофты и широкие юбки, они бродили по улицам города табунами, с грудными детьми на руках или, с малолетними, в рваной одежде, не умытыми, грязными цыганятами.
На плечах каждой из них, накинута большая шаль. В ушах – крупные серьги, на шее – разноцветные бусы и прочие цыганские украшения.
Главным их занятием было поймать прохожего, и предложить, ему или ей, погадать.
Отвязаться от их гадания было невозможно. Цыганки настойчиво преследовали намеченную жертву. Наконец, выведенный их упорством, из терпения, прохожий останавливался и протягивал ладонь.
Некоторые спешили отделаться от цыганок и доставали из карманов медную мелочь.
Этим они спасали себя от их назойливости.
– Если ты не пожалеешь немного денег, Маша сможет утешить твоё сердце.
– С чего ты взяла, что я нуждаюсь в утешении? – Арсений отмахнулся от цыганки.
– А деньги, – он пошарил в кармане и достал монету. – Держи.
Цыганка взяла монету и удержала его за руку.
– Ты идёшь в свой дом, а в сердце у тебя нет радости, – сверкнув чёрными очами, произнесла она. – Не печалься, и ни о чём не думай. Ты будешь с той, которая дана тебе высшими силами. Наберись терпения. Заживут любые раны и любое воспоминание остынет.
– Откуда знаешь? Ты же не видела моей руки. Говорят, вы, цыганки, гадаете по руке.
Снисходительно-насмешливая улыбка играла на губах юноши.
– Чтобы увидеть судьбу мне не надо рука. Я вижу её на твоём лице и в твоих глазах.
– Как это? – опешил он.
– Глаза – зеркало души, и если присмотреться, в них видна наша судьба. – Она взяла его руку и, открыв ладонь, взглянула на неё. – Линия жизни – глубокая и длинная. Видишь? Твой век не короток, хотя, угроза смерти будет не один раз. Узелки, то – беды и испытания, что ждут тебя. Каждый твой шаг труден.
– Не сомневаюсь.
– Но ты сильный. Ты добьёшься своего. В этом тоже не сомневайся.
– Что ещё ты там видишь?
Цыганка была молода и привлекательна. К тому же ему понравилась эта забавная игра в гадание.
– Линия любви у тебя чёткая и красивая. Много на ней приятных и страстных романов. Дай-ка разглядеть поближе.
Цыганка ниже склонилась над его ладонью и, вздохнув, покачала головой.
– Вижу и любовь. Её имя будет звучать как музыка, красиво и светло. Поверь, она сделает тебя счастливым. Но трудно жить с такой страстной душой, как у тебя. Любовь разобьёт твоё сердце. Вот она – твоя рана.
– Где? – вздрогнул Арсений и насмешка слетела с его лица.
– Вот здесь, – цыганка указала на центр ладони. – Это будет смертельный удар.
– Что такое?
– Обманут тебя твои надежды, барин. Будешь сильно изводить себя, да понапрасну. Пытаться бежать от неё. Твой жизненный путь пересекается с этой женщиной не один раз. С ней и… не с ней. Какая дивная судьба!
– Ты что-то путаешь, цыганка! – воскликнул он.
– Нет. Видишь, вот она, женщина. Сейчас, она далеко и в то же время рядом. Ты вынесешь много горя и страданий из-за неё.
– Где она? – невольно прошептал Арсений, глядя на ладонь.
Черноглазая девушка провела пальцем по его ладони.
– Вот, твоя единственная любовь.
Магия голоса цыганки начала обволакивать его как мягкий туман.
– У тебя нет той, кому ты можешь поведать все свои радости и печали. Успокойся, твоя мать молиться за тебя на небесах.
– Откуда ты знаешь, что… – Арсений тревожно смотрел ей в глаза.
– Что ты – сирота?
Он утвердительно кивнул головой.
– Вижу в твоих глазах невыплаканные слёзы по матери. Но она никогда не оставляла тебя. Тебя изводит тоска по отцу. Не печалься, всё поправимо в этой жизни. И запомни, ты никогда не будешь одинок.
– Скажи, что будет со мной и… той женщиной?
– Зачем рассказывать? Ты сам почувствуешь её сердцем и забудешь других.
– И Ксению?
– Всех.
– Сестрёнку не хочу забывать!
– Всё забудешь. Будет тебе больно и никто не поможет, и не сможет заставить тебя забыть её. – Цыганка отпустила его ладонь. – Она воцарится в твоём сердце и не отпустит тебя, барин. Это твой рок. Судьба. А против судьбы люди бессильны.
Голос гадалки, подобно эху, отдавался в его голове.
– Не понимаю.
– Потеряешь любовь – обретёшь верность. Потеряешь жизнь – обретёшь отца.
Впереди у тебя известность, слава.
– Я тебе не верю, ты всё выдумываешь! – крикнул молодой Рунич.
– Гадалка может предсказать будущее, но не может его изменить.
Взяв монету, цыганка побрела по улице.
***
Лёжа на кровати, он курил папиросу за папиросой.
Вначале встреча с сестрой Дарьей, потом эта цыганка. Конечно, в глупое гадание он не верил, но настроение ему, эти милые дамы испортили.
Арсений старался, как мог, скрыть свою досаду от Адель, которой именно сегодня приспичило осыпать его упреками.
Обиженная француженка, выговаривала ему:
– Почему ты игнорируешь меня?
Арсений, молча, отвернулся.
– Ты каждый день только обещаешь, что мы проведём время вместе. Признайся честно. У тебя появилась другая женщина?
– Нет.
Он погасил папиросу в пепельнице.
– Да! – не выдержав его безразличия, взвилась француженка.
– Прекрати! – жёстко бросил Арсений.
Француженка с надеждой заглянула в его сердитые глаза.
– Врёшь!
Увидев холодный взгляд, без сил опустилась на кровать и расплакалась.
Арсений с сожалением посмотрел на плачущую девушку. Вздохнул. Сел и, обняв её за плечи, уже мягче, попросил:
– Пожалуйста, перестань. Мне не нравиться когда ты плачешь.
От этих слов она заплакала ещё сильней. Что бы как-то её успокоить, предложил:
– Хочешь, приходи ночью.
Адель повернулась к нему и прошептала:
– Я хочу тебя сейчас.
– Сейчас?
– Сделай так, чтобы я поверила в твои слова! – неистово заговорила она. – Я хочу, вновь и вновь чувствовать, каким ты бываешь, когда страсть овладевает тобой.
Он в согласии кивнул головой.
– Обещаю, сегодня ночью ты узнаешь самую сладостную радость, – и нежно коснулся губами шеи француженки.
Она задрожала от удовольствия и закрыв глаза, прошептала:
– Зачем так долго ждать?
Опрокинувшись на спину, девушка увлекла его за собой. Обвила руками. В ответ, Арсений впился губами в её губы. От волны желания Адель застонала.
Вдруг он резко отстранился и, спрыгнув с кровати, отошёл к окну. Холодно и даже гневно, бросил:
– Уходи.
– Арсен, в чём дело? – удивлению девушки не было конца. – Ты же сам сказал.
– Не сейчас! Уходи. Я хочу спать.
– Ты больше не хочешь меня?
Он обернулся и, не скрывая раздражения, бросил ей в лицо:
– Довольно, Адель! Я не потерплю ревности.
– Tu es un cochon! * – вспыхнула девушка. – Le gredin! **
Закусив губы и едва сдерживая рыдания, она сползла с кровати и, выбежав из комнаты, хлопнула дверями.
Войдя в зал «Дюссо», медленно добрела до буфетной, облокотилась о стойку, закрыла ладонями лицо и горько разрыдалась.
Она не находила места от отчаянья.
Этого момента Адель, со страхом, ждала. И всё же, оказалось, не была готова к нему. Она не могла смириться с мыслью, что между ней и Арсением всё подходит к концу.
Вначале она не могла понять, что происходит? Ведь после его возвращения между ними возобновились прежние отношения.
Но в последнее время, Арсений переменился.
Под любым предлогом, он стал избегать её общества, и вспоминал о ней, только когда был расстроен или пьян. Она была для него спасением от жизненных неурядиц.
Потому что, умело утешала и успокаивала своего любовника. Тогда они проводили ночи вместе.
Теперь, изнывая от отчаянья, француженка плакала, понимая, что Арсений вернулся, чтобы уйти.
***
Склонив голову перед игуменьей Валентиной, Дарья глотала горькие слёзы и без конца повторяла:
– Матушка, поверьте, я ни в чём не виновата. Я ничего не брала. Тем более, не крала.
– В глубине души я вам верю, сестра, но… все доказательства против вас. Кроме вас в храме никто не убирал. Ещё утром всё было на месте. После службы храм закрыли. Вы одна имели ключ от дверей. К утренней службе ни иконы, ни сосудов уже не было. Кто, кроме вас мог туда зайти? Кто похитил церковную утварь и бесценную икону?
– Я не знаю, матушка.
– Вот и мы не знаем. Сестра Дарья, должна вам сказать. Архиерей, управляющий нашей епархией и нашим монастырём, принял решение. Не утешительное. Дочь моя… – игуменья отвернулась от умоляющих глаз Дарьи и, прежде чем сказать ей правду, перекрестилась на иконы. – За ваш греховный поступок, за попрание данного обета… вы лишаетесь монашеского сана и выдворяетесь из монастыря.
Дарья вскрикнула и схватилась за сердце.
– Нет!
– Дело по краже церковной утвари передаётся в суд.
– Матушка! – она упала на колени и обняла ноги настоятельницы. – Я не делала этого! Клянусь вам!
– Встаньте, дочь моя.
Дарья едва поднялась на ноги. Случившееся отняло у неё все силы.
– Храни вас Бог.
Игуменья перекрестила её.
– Что мне сделать для вас?
– Пока за мной не приехали, пожалуйста, позвольте написать… известить сестру.
– Я исполню вашу просьбу и буду молиться за вас.
Вернувшись в свою келью, Дарья, напряжённо вглядываясь в лик Богородицы, мысленно обратилась к ней.
» Матерь Божья, ты всё видишь. Душа, каждого из нас, грешных, видна тебе до дна. Ты знаешь, я – грешница, но я не воровка. И если это моё испытание, я пройду его со смирением. – Она опустилась на колени. – Молю тебя, милостивая матерь, укрепи мой дух… и помоги избегнуть напраслины».
***
Ещё не рассвело, когда в комнату Елены постучали.
Она подняла голову с подушки и прислушалась. Стук повторился.
– Барышня, – послышался за дверью голос горничной Наташи. – Проснитесь.
– Что случилось?
– Вам письмо.
Елена села и потянулась к прикроватной тумбочке за спичками и керосиновой лампой. Зажгла свет и откинула крючок на двери.
Наташа вошла в комнату.
– Почтальон Митрич, вчера, поздно вечером приехал. Привёз письмо.
Елена схватила её за руку.
– Письмо? Где? – заволновалась она. – От кого?
– Да я, барышня, читать не умею, – оправдывалась горничная. – Вы с Анной
Лукиничной спать уже легли. Митрич мне говорит: «Чай не телеграмма. Значит не срочно. Утром отдашь». А я так и спать не смогла, всё думала, а вдруг важное. Ведь с самого Петербургу!
– Ладно, – Елена провела рукой по волосам. – Давай его сюда.
– В летней кухне оно.
Елена натянула платье, обулась и, накинув на плечи шаль, пошла вслед за горничной.
Коротка летняя ночь. В саду уже начинало светлеть.
В летней кухне царил полумрак. У стены, над столом, перед иконой богородицы, теплилась лампадка. На выбеленной плите, чисто вымытые кастрюли и вычищенные сковородки. В углу, топчан с подушкой и одеялом. Здесь, в жаркие дни, спала Наташа.
Горничная вынула из-за иконы белый конверт. Протянула Елене.
– Ты ложись, Наташа, – уходя сказала она. – Поспи. Рано ещё.
Осторожно ступая, чтобы не скрипнули половицы, она вошла в комнату сестры.
Разметавшись во сне, Анна крепко спала. Одеяло сползло на пол. Подняв одеяло,
Елена повесила его на спинку кровати и, не решаясь разбудить сестру, вернулась к себе.
Пододвинув ближе лампу, с замиранием сердца, вскрыла конверт.
Поднесла листок к свету, и прочла: «Родные мои…»
Губы дрогнули, а глаза побежали по строчкам.
Содержание письма поразило её.
– Даша… – прошептала она.
Вскрикнув, выбежала на террасу. Спустилась по ступенькам и ринулась в сад.
Она бежала по усыпанной песком дорожке и остановилась на берегу рукотворного озера. Тоскливо посмотрела на темнеющие по берегам кусты, на силуэты деревьев вдали, на бегущую вдоль озера тропинку.
«Даша, – лихорадочно думала она. – Почему? Почему опять ты?!»
Сдвинув тёмные брови, своими бездонными глазами, она глядела на озеро и мысленно ругала себя за многолетнюю чёрствость к сестре и гордыню.
Покойные родители считали её самой разумной, уступчивой и послушной. Они очень редко делали ей замечания.
Елена никогда не вступала в спор с ветреной Дарьей. Она считала, что упрямая и своевольная сестра всё равно всё сделает по-своему.
В отличие от неё, Анна так не думала и, постоянно, пререкалась с Дашей из-за всякого пустяка.
Иногда эти споры заканчивались разбитым носом Ани. И тогда Лене приходилось становиться между ними, стараясь примирить.
– Она ударила меня! – кричала Аня. – От неё правды не узнаешь! Потому что
Дашка лжёт всем на каждом шагу! Тебе – одно, мне – другое, маме и папе – третье!
– У Даши просто богатая фантазия, – уверяла рассерженную сестру Елена.
– Да она за пень зацепилась, вот нос и расшибла! А теперь всё на меня сваливает! – топая ногами, красная от возмущения, орала Даша. – Пусти меня, Ленка, я её поколочу, чтобы не ябедничала!»
– Я видела, как ты дралась с Витей Мартовским!
– Подумаешь, – фыркала Даша. – Он разорял вороньи гнёзда! Иди, жалуйся!
– А потом, – злые глаза Ани становились хитрыми. – Ты с ним… целовалась!
– Молчи, жаба, иначе ещё получишь!
И Даша устремлялась за улепётывающей к дому сестрой, чтобы оттаскать её за косы.
Лена бежала следом.
Но они не могли долго сердиться друг на друга.
Обиды быстро забывались, и они бегали, босиком, по густой, стелющейся по земле, как пушистый ковёр, траве. Лежали на горячем песке у этого озера и, смотрели как к кромке воды, из глубины, всплывают мелкие рыбёшки, с круглыми, как глобус глазками.
Елена очнулась, когда с террасы послышались голоса Ани и старой няни. Зазвенели чашки и тарелки.
Она не заметила, как взошло солнце. Пора было идти к завтраку.
Когда завтрак подходил к концу, Елена не говоря ни слова, протянула сестре сложенный вчетверо листок.
Через минуту, задрожав, он выпал из ослабевших пальцев девушки.
– Не может быть! – вскрикнула она и заплакала.
В тот же день они выехали в Петербург.
Имение Луговое, находилось недалеко от города, и дорога не занимала много времени.
Елена напряжённо молчала, а по щекам Анны то и дело катились слёзы.
Одна из монахинь встретила их на пороге. Взгляд её строгих глаз не вселял надежду.
– Сестра Дарья в своей келье, – холодно бросила она. – Матушка игуменья разрешила вам увидеться с ней.
Идя по длинному коридору вслед за монахиней, Елена услышала чей-то, похожий на шипение, шепот.
– Посмотрите на них. У них одно лицо! Только у исчадий ада один лик. Всех их нужно замуровать в стене. Так, чтобы от них и следа не осталось.
Елена остановилась и огляделась по сторонам. Никого не было видно.
Холодной волной прошелестел этот шепот и исчез под высокими сводами, полутёмного монастырского коридора.
Елена окончательно поняла, мало того, что сестру оклеветали, её и приговорили.
Если не к физической, то, наверняка, к моральной смерти.
***
Сидя на келейной узкой кровати и, не отводя глаз от икон, Дарья молилась.
Матушка настоятельница приставила к её келье охрану, в виде сестёр Ольги и Фёклы и эти два неусыпных стража, сменяя друг друга, караулили её день и ночь. На ночь двери закрывали на ключ, и она оказывалась в тёмной келье, как в ловушке.
Молитва, была единственной радостью и утешением в несчастье.
Стоя перед иконами, Даша молилась, чтобы Господь дать ей силы и веру, просила защитить от позора и вернуть ей былой покой и счастье.
Когда её губы шептали молитвы, её плачущее сердце было далеко. Там, где сейчас находились её сестры.
– Дашенька, – всхлипнула Анна.
– Здравствуй, Даша, – тихо позвала Елена.
Дарья отвела глаза от иконы и медленно повернулась на голоса.
Возле дверей стояли её сёстры.
– Вы приехали… – едва шевельнув губами, произнесла она и, зарыдав, бросилась, в распростёртые объятия сестёр.
***
Арсений не знал, как поступить и что предпринять, чтобы помочь Ксении.
Открыть всю правду отцу и, попросить его о помощи, нельзя. Если он узнает, кто эта девушка, он придёт в бешенство и, его дальнейшие действия непредсказуемы.
Выходило, что желание помочь Ксении оставалось лишь желанием.
Встречи с сестрой Дарьей и цыганкой окончательно заставила его пасть духом.
И он решил уехать. Уехать куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома, отца и, всех этих запутанных историй. Возможно, когда-нибудь, он встретиться с Ксенией Карницкой.
«Правильно ли я поступаю? – в который раз спрашивал он себя. – Уехать, значит бежать от трудностей. А если обратиться к священнику и всё ему рассказать? Ведь я обещал Ксении помощь! А вдруг… это ускорит ход событий или… её уже постригли?»
От невесёлых мыслей его отвлёк стук входной двери. Он поднял голову. На пороге стоял отец.
– Ты куда-то собрался? – глядя, на связанные стопкой книги и тетради, спросил Андрей.
– Хочу поехать в имение, – укладывая книги в чемодан, отозвался юноша.
– С чего это вдруг?
– Всё просто, – Арсений уловил серьёзный взгляд отца. – Жара и городская пыль. Я не в состоянии их больше выносить. Петербург хорош зимой.
– Ну и зачем ты, всё это мне рассказываешь? – вздохнул Рунич.
– Что?
– Эту басню про жару и пыль.
Арсений отвернулся от пытливого взгляда. Внимательные чёрные глаза в упор рассматривали его.
Андрей Михайлович догадался: у сына что-то случилось и он в смятении.
– Я не знаю, что там у тебя произошло, но не спеши принимать скоропалительные решения.
– Ты думаешь?
– Уверен. Поразмысли хорошенько и ты найдёшь выход.
Арсений опустился в кресло и закрыл ладонями лицо.
– Подумай, сынок.
Андрей Михайлович погладив его по непокорным кудрям, вышел.
***
Ксения грустила.
Второй день она не видела сестру Дарью. Её отсутствие на вечерней и утренней службах удивило девушку. На её вопрос, где же сестра Дарья, игуменья сурово посмотрела на девушку и ответила, что сестра Дарья уехала в монастырь на Ладоге и вернётся очень не скоро.
Арсений Рунич не приходил.
Девушка задавала себе вопрос: а вдруг, он передумал помочь ей избежать монастырского плена. Но тут же, отбрасывала в сторону такие мысли. Нет. Такого просто не могло быть. Арсений не такой. Сестра Дарья ошибается в отношении его. Наверняка, что-то мешает ему придти.
И всё же тоска и тяжесть на сердце не отпускали её.
После вечерней молитвы сёстры расходились по кельям. Ксения направилась к себе.
Открыла двери и замерла от звука тихого голоса, произнёсшего:
– Сестрёнка.
Девушка поспешно захлопнула дверь и, не удержавшись, порывисто обняла его за шею.
– Как же я тебя ждала.
В ответ он крепко обнял её.
– Я сделаю всё, даже невозможное, чтобы освободить тебя.
***
Любопытству сестры Ольги не было предела.
Наблюдения за послушницей Ксенией Карницкой привели её к выводу, что девушка что-то скрывает. У неё было странное, для готовящейся к постригу послушницы, поведение. Она, то плакала, молясь перед иконами, то, как птичка, радостно щебетала.
Возвращаясь к себе мимо кельи девушки, она не удержалась и приложила ухо к замочной скважине.
До её слуха донеслись голоса. Женский голос был голосом Ксении Карницкой, а другой… от этого голоса сестра Ольга вздрогнула. Говорил мужчина!
Тихонько толкнув дверь, убедилась, что она не заперта. Заглянув в щель, сестра Ольга остолбенела.
Ксения Карницкая, обнималась с мужчиной!
Недолго думая она обо всём доложила игуменье.
– Матушка Валентина, я в ужасе! – скромно потупила глаза Ольга. – Они обнимались! А может и ещё что… было. Да! Какой грех.
– Боже мой! – игуменья без сил опустилась в кресло. – Только этого нам не хватало. Сестра Дарья обвинена в краже, а послушница Карницкая. Боже! Какой позор на наш монастырь.
– Я просто уверена, что прелюбодеянием она грешит со дня поступления в монастырь. Матушка, этому блуду и сраму нужно положить конец. Нужно очистить наш монастырь от скверны, которая здесь поселилась.
***
Ксения, сжимая в руках молитвенник, посматривала в угол кельи, где на стуле сидел Арсений.
– Знаешь, сестра Дарья пропала, – огорчённо прошептала она.
Арсений промолчал.
– Что уж скрывать, – вздохнув, призналась она. – Мне будет тяжело перенести такой позор.
– А постриг легко?
– Нет, что ты! Я умру, если меня постригут.
– Тогда потерпи. Иного выхода у нас нет.
Время тянулось бесконечно медленно.
– Мой отец и мать не дадут разразиться скандалу и моя репутация не пострадает. —
Уверенно произнесла девушка. – А что будет с тобой?
– За меня не беспокойся. – Утешил он её. – Моя репутация и так не безупречна. Вряд ли этот случай ей повредит. Ничего не бойся.
Когда игуменья Валентина открыла дверь, то увидела возле окна Ксению Карницкую.
Рядом с ней стоял какой-то юноша. Он смело взглянул в лицо вошедшей в келью монахини.
Взгляд юной послушницы был полон испуга и робости.
* Tu es un cochon! – Ты – свинья! (фр.)
** Le gredin! – Негодяй, мерзавец, подлец. (фр.)
========== Глава 9 ==========
У ракиты, прислонившись к стволу дерева спиной, стоял Василий Ушаков.
Его карие, выразительные глаза, слегка прищурившись от солнца, неотрывно смотрели вдаль.
Увидев спускающуюся с косогора Анну, он побежал ей навстречу. Почти подхватив девушку на руки, заключил её в объятия.
– Вася!
– Аннушка! – радостно проговорил он. – Я так ждал тебя! Боялся, что тебе не удастся вырваться. Надолго ли?
– На минутку. Сестра там ждёт. – Анна кивнула в сторону дороги. – Я к тебе с бедой. – Улыбка сошла с губ девушки.
Ушаков весь померк и замолчал. Предчувствие несчастья заставило его сердце сжаться от тревоги.
– Василий, – едва слышно произнесла она и умолкла не в силах продолжать.
– Сядем здесь. – Предложил он и, усадив ей на серый камень возле самой реки, расположился рядом на траве.
– Ничего, – прошептала девушка. – Сейчас я соберусь с силами. Понимаешь, – медленно подбирая слова, заговорила она, – у моей сестры есть… подруга. Она была монахиней в Воскресенском Новодевичьем монастыре. Сестра поехала её навестить, а вместо встречи узнала, что её подругу обвинили в воровстве церковных сосудов и бесценных икон. Девушку отлучили от церкви. Сегодня её перевезли в тюрьму. Пока идёт следствие, она будет находиться там. Понимаешь?
– Анна, я, как адвокат, берусь помочь ей.
– Нет. Ты не понял. Следствие будет недолгим. Все факты таковы, что они указывают на эту несчастную.
– И, конечно же, девушка всё отрицает?
– Да, конечно всё отрицает! Сестра и я, мы давеча пытался поговорить с церковным начальством. С архимандритом. Думали, может быть, он смягчиться. Но у нас ничего не получилось. Ему, наверное, рассказали вздор и, очень очернили её. Он грозил предать нас анафеме. Доктор говорит, что у этой девушки, от волнения, случился
нервный срыв.
– Какое несчастье, – прошептал Ушаков.
– Да. И самое ужасное, что она не виновата, но ничем не может это доказать. Всё против неё. Она твердит одно: «Господь покарал меня за грехи и дерзость».
– Ты очень взволнована, Анна. Я уверен, всё обойдется.
– Теперь ты понимаешь, что нам необходимо принимать срочные меры?
Василий посмотрел на поникшую девушку. Он взял в руки её тонкую ладонь и прикоснулся к ней губами, прошептав:
– Я люблю тебя, Аннушка.
Девушка молчала. Казалось, она не слышала его. Наконец произнесла:
– Нам осталось всего три недели на раздумье. Нужны деньги, чтобы подкупить полицию, охрану, ещё кого надо. Мы не можем ждать, Вася. Вернее, мы можем – она не может. Быть может, сейчас её жизнь меряется на дни.
– Анна…
– Помоги нам с сестрой.
– Каким образом?
– Помоги вытащить эту девушку из тюрьмы.
– Это преступление!
– Неужели, это преступление тяжелее, чем наказание безвинной? – на глазах девушки блестели слезы.
Василий Антонович молчал. В нём боролись долг, сострадание и любовь.
Девушка поднялась и быстро пошла прочь.
– Анна! – Ушаков бросился за нею следом, догнал и обнял за дрожащие плечи. – Аннушка, я помогу. Но не более чем побег из тюрьмы.
– Большего нам и не надо. Мы спрячем несчастную в надёжном месте.
Молодой человек поцеловал дрожащие губы девушки.
– Прости, Вася, я должна идти. Сестра ждёт.
– Мы скоро увидимся?
– Наверное, скоро.
Девушка направилась вверх по косогору.
– Мы должны молиться и ждать. – Сказала она, ожидающей её в экипаже, Елене.-
Пока, это единственное, что нам остаётся.
– Он согласился помочь? – нетерпеливо спросила сестра.
– Да. Но только побег.
– Значит, наш святой долг не только молиться. Я сегодня же еду к свекрови. У неё есть связи, и она поможет нам спрятать Дашу от полиции в надёжном месте.
Подскакивая на колдобинах и ухабах русской дороги, коляска быстро увозила сестер в имение Луговое.
***
Высокий, сутуловатый, с чёрной бородой закрывающей его ещё не старое лицо, отец Николай, изучал сидящего напротив него, молодого человека. Наконец, спросил:
– Сын мой, вы верите в Бога?
– У меня весьма веские причины не верить в его существование, батюшка. Я всегда считал себя атеистом.
– Значит, вы даже не представляете, насколько тяжек ваш поступок. – Не скрывал возмущения священник. – Не забывайте: ваше с Ксенией грехопадение свершилось в стенах монастыря. Вы лучше бы покаялись в свершённом грехе, а не упорствовали в нём. Если бы мы жили в начале века, то не глядя на то, что она лишь послушница, вас обоих, заживо, забросали бы каменьями! За осквернение святого места!
– Но мы, слава богу, живем в конце века. И я не собираюсь ни в чем раскаиваться.
– Решительно заявил Арсений. – Я – мирской человек, а вы – служитель церкви. Мы говорим с вами на разных языках. Отпустите Ксению Сергеевну из монастыря. Ей здесь не место.
– Это не вам решать! – одёрнул его отец Николай.
– Почему не мне? – внутренне Арсений перевёл дух и решил прибегнуть к последнему, самому опасному и самому надёжному аргументу. – Я, хоть и не венчанный, но муж Ксении! – смело выпалил он.
– Да как вам не стыдно говорить о вашем блуде в стенах монастыря?!
Юноша опустил голову.
– Когда борешься за счастье, все средства хороши.
– Сын мой, я ничего не могу обещать. – видя что молодой человек стушевался, смягчился священник. – Господа Карницкие хорошо платят за содержание дочери, и вряд ли епархия захочет терять такие деньги.
– Ах, вот оно в чём дело. Деньги! – Арсений не смог скрыть свой сарказм. – И совсем не важно, что может пострадать честь монастыря?
– Замолчите!
– Отец Николай, Ксения Сергеевна не монахиня. Надеюсь, к ней закон не будет суров. Постарайтесь убедить в этом ваше духовное начальство.
– Пожалуй, я поговорю с архимандритом, пока и, правда, не разразился скандал.
Внутренне Арсений ликовал: дело сделано. Остаётся надеяться на твёрдость духа сестрёнки.
***
Игуменья с удивлением смотрела на госпожу Карницкую.
Зная эту светскую даму несколько лет, она никак не могла поверить в то, что она – мать Ксении.
Высокомерная, властная, Маргарита Львовна и, нежная, кроткая Ксения. Мать и дочь.
Они были ни в чем не похожи. Ни внешне, ни внутренне.
Монахиня подумала, что если бы Ксения не попала в скандальную историю, то она никогда бы не позволила ей уйти из монастыря вместе с этой женщиной.
Обещая Богу покаяние, она пригласила Карницкую в свой кабинет.
– Рада вас видеть, сударыня.
– Взаимно, матушка, – усаживаясь на стул, Маргарита Львовна положила перчатки на край стола. – Отчего вы позвали меня? Может, нужно платить больше?
– Нет, – нахмурилась игуменья. – Платой епархия довольна. Речь пойдёт о Ксении.
– Она больна? – Маргарита Львовна взволнованно приподнялась с места.
– Успокойтесь, ваша дочь здорова. Только… произошло одно событие. Прости меня Господи, – она перекрестилась. – Ваша дочь не хочет давать обет и становиться монахиней.
– Глупости! – возмутилась Карницкая. – Признаюсь, матушка, капризы дочери для меня не новость.
– Ваша дочь… увлеклась мужчиной.
Маргарита Львовна непонимающе уставилась на собеседницу.
– Интересно, откуда в монастырских стенах взялся мужчина? А может это ваш священник? Послушницы часто влюбляются в своих духовников.
– Сударыня, как вы можете?! – возмутилась игуменья Валентина. – Отец Николай покинул мир и является нашим священником добрый десяток лет. Он осознанно отказался от всего, что было ему дорого и, надел сутану. Он – благородный человек! Он – смиренник!
– Да полно, матушка, – махнула рукой Маргарита. – Допускаю, что отец Николай порядочный и набожный священник. Но, когда-то я была наслышана о молодом офицере, некоем Николае Гриневиче. Помниться, это был азартный игрок, мот, пьяница и распутник! Неужели вера в Бога так меняет людей? – она пожала плечами. – Ну, хорошо, хорошо, не смотрите на меня так. Что же это за мужчина, который увлёк мою дочь?
– Он очень молод, почти мальчик. Сожалею, сударыня, но мы не знаем его имени.
– Что? – Маргарита Львовна подскочила с кресла. – Я не для того столько лет оберегала её от жизни, чтобы она попала в её страшные сети. Я не позволю! Совершите обряд пострижения немедленно! Я вам заплачу втрое прежней суммы.
– Госпожа Карницкая, – перебила её игуменья. – Не путаете святой монастырь с рынком, где всё продаётся и покупается. Я сказала – это невозможно.
– Почему?
– Дело в том, что ваша дочь встречалась с ним наедине и, возможно, невинность и девственная чистота, поруганы. Нам это не известно… И не дело обители это выяснять. Как бы то ни было, монастырю не нужен скандал. Поэтому вам необходимо, забрать дочь и увезти её домой.
Маргарита Львовна побледнела. Через минуту, взяв себя в руки, решительно встала и глухо произнесла:
– Где она?
– В своей келье.
***
В небольшой лавочке на первом этаже собственного дома, еврей-ювелир Карл Ванштейн занимался скупкой и перепродажей готовых изделий. К нему захаживали не только купцы, зажиточные мещане, но и воры всех мастей.
Карл Наумович не гнушался скупать и краденое, а возможно и добытое грабежом на большой дороге. Что делать, если таковым был его промысел. Ту не до чистоплюйства.
Вот и сегодня, он долго рассматривал в лупу лежащие перед ним драгоценности, время от времени посматривая на сидевших напротив двух барышень, похожих друг на друга как две капли воды.
Наконец, он отложил лупу в сторону.
– Зачем вам, барышни, продавать такие камни?
Елена, переглянулась с Анной и терпеливо, стала объяснять.
– Я вам уже говорила. Эти вещи принадлежат мне. Мне подарил их покойный муж.
– Да, я вижу. Это очень хорошие, солидные вещи.
– Видите ли, я не хотела входить в подробности, но, впрочем… обстоятельства довольно банальны. Имение наших родителей требует срочного восстановления. Часть имущества заложено. Если мы немедленно не заплатим долги в опекунский совет, то рискуем остаться с сестрой на улице. Ну, а для всего этого, нам необходимы средства.
– Ах, как я вас понимаю, – сощурив глаза, протянул ювелир. – Хорошо я заплачу вам денежки. Вы хотите иметь со мною выгодную сделку, но я тоже должен с этого что-то иметь.
