Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

– И вы не заметили меня.

– Я приходил сюда… – он запнулся.

– Попросить Бога о чём-то важном?

– Нет. Я хотел побыть наедине со своими мыслями или, если хотите, страхами. Глядя на эти лики, я постоянно задаю себе вопрос: «В чём смысл нашего существования?» Думаю, его нет. Чем дольше живу, тем больше в этом убеждаюсь.

– Вы говорите так, как будто прожили жизнь. Но ведь вы только в самом её начале.

– А и, правда, Ксения Сергеевна, зачем люди живут? Одни говорят: Чтобы продолжить свой род. Другие – чтобы получить образование. Третьи – созидать. Четвёртые – властвовать над другими. Но, на самом деле, зачем всё это? Ведь все мы просто существуем: едим, пьём, любим и ненавидим. Для чего? Кому это надо? Мы ведь всё равно умрём! В чём же смысл нашего существования? Я везде пытаюсь найти ответ.

– Думаю, вы не из тех людей, которые приходят сюда просто так. – Заметила девушка.

Арсений повернул голову и удивлённо посмотрел на неё.

– Вы так юны и уже так мудры. – Он склонился ближе к её лицу. – Но мы разговариваем в храме и тем самым нарушаем запреты. Я думаю, мы, – едва заметная улыбка скользнула по его губам, – как-нибудь, продолжим разговор в другом месте.

Он кивнул головой в знак прощания и уверенным шагом направился из часовни.

В монастырском дворе пригревало солнце и дул лёгкий ветерок.

Ксения села на скамью возле ворот. Она никак не могла забыть свой разговор с Арсением Руничем.

Впервые мужчина, пусть и весьма молодой, беседовал с нею на равных.

Девушка почувствовала, что он скрывает что-то отчаянное в своей душе и не хочет говорить об этом. Она захотела увидеть этого юношу ещё раз.

Сердце подсказывало ей, что она найдёт в его лице друга.

***

Погода была прекрасная. Из садов несло сладкий запах лип. Воздух начала лета, слегка охлажденный густой тенью деревьев, дышал какой-то ласковой теплотой.

Сёстры были великолепными наездницами. Мчаться вперед, по полям, когда в ушах свистит ветер! Что может быть лучше?

Когда-то покойный отец так и называл их: «Мои амазонки».

Сегодня они ехали шагом и разговаривали о предстоящей встрече с Дарьей.

Вдруг из-за плотины и густых зарослей тополей донёсся конский топот.

Девушки оглянулись. Спустя мгновение они увидела всадника на гнедой лошади.

Анна узнала в нём Василия Антоновича. Он приближался к ним.

Неожиданно, она ударила лошадь по боку хлыстиком, подняла её в галоп, а потом пустила во всю прыть.

Лёгкая вуаль девушки, взвилась по ветру.

– Аня, – закричала Елена. – Осторожно! Ради бога! Не так быстро!

Но Анна мчалась вперёд.

– Анна! Да придержите же!

Елена помчалась следом за сестрой. Следом за ними летел всадник на гнедой лошади.

Возле оврага, он настиг их.

Поняв, что встреча неизбежна, сёстры остановили бешеный галоп.

Ушаков, запыхавшись, улыбнулся сёстрам, останавливая свою лошадь рядом.

– Насилу догнал вас. Браво! Мне большого труда стоило следовать за вами. Не боитесь таких аллюров?

– Нет, Василий Антонович. Мы хорошие наездницы. Вы могли это понять.

– Я с удовольствием это видел. Все же, сударыни, надо быть осторожнее.

– Благодарю. – Елена, изучая, смотрела на молодого мужчину. Потом коротко взглянула на зардевшуюся сестру и, опустив глаза, чуть улыбнулась краем губ.

– По-моему, слишком опасно так носиться верхом.

Сёстры промолчали.

– Я вижу, вы любите риск.

– Ну, не совсем так. – Опять вступила в разговор Елена. – Просто мы, в какой-то мере, вырвались на свободу.

– И все-таки…

– Василий Антонович, – оборвала его Анна. – Разрешите представить вам мою сестру, Елену Лукинична.

– Я понял, что это ваша сестра. У вас одно лицо.

– Как у всех близнецов мира! – рассмеялась Елена. – Рада знакомству, Василий

Антонович. Надеюсь, мы не будем скучать с Анной. Вы окажите нам честь, если будете нас навещать.

– Непременно, Елена Лукинична.

Подъехав к оврагу, девушки, не дожидаясь помощи Ушакова, легко спрыгнули на землю. Проворно подобрав подолы своих амазонок, они направилась к небольшой берёзовой роще.

От земли пахло промытой травой. В вышине лазурного неба, над полями, слышались рассыпчатые голоса жаворонков.

Ушаков спешился и, направился вслед за девушками.

Анна стояла, заложив руки за спину, прислонившись к берёзе. Она неподвижно глядела вдаль. Набегавший ветер шевелил и приподнимал концы её растрепавшийся волос.

Елена, пошла дальше по роще, собирая букет из лесных цветов, тем самым давая молодым людям возможность объясниться.

Поравнявшись с Анной, Василий Антонович наклонился и несмело произнёс:

– Вы имеете право сердиться на меня, Анна. – Начал он. – Я догнал вас, чтобы извиниться за то, что не смог давеча навестить вас, как обещал.

– Это все, Василий Антонович? – нелюбезно отозвалась девушка.

– Анна, послушайте. Клянусь честью дворянина, в моём сердце есть только вы. – Под пристальным взглядом девушки, он опустил глаза, но твёрдым, не терпящим возражения тоном, добавил. – Как только закончиться траур по отцу, я буду просить вашей руки.

Анна попыталась скрыть своё волнение за маской молчания.

– Это правда. – Спокойно произнёс Ушаков.

– Василий Антонович, я ведь совсем не богата. Я не смогу составить вам достойную партию.

– Побойтесь Бога, Анна Лукинична! Разве я за вашим приданным гонюсь? Вы на себя в зеркало когда-нибудь глядели? Поглядите. Поглядите хорошенько. – Ушаков провел рукой по лицу и взволнованно продолжил. – Вы молоды, красивы, полны жизни и сил. Вы созданы для счастья. Вы должны любить и быть любимой. Это ваше предназначение не земле. И если то, что вы мне недавно сказали, имеет для вас хоть какое-то значение, то…

– Василий Антонович, – смутилась Анна.

– Если я могу… больше, имею право, то лучшей девушки чем вы, я не найду в этой жизни.

Анна взглянула на Ушакова с улыбкой.

Он молчал.

– Конечно, я виновата, что могла поверить, что у вас ко мне легкомысленное отношение. Но, Василий Антонович, ведь, когда просят руки, дают время подумать. Так вот, дайте мне время всё обдумать и подготовить к вашему сватовству сестру.

– Я согласен на все условия.

Анна протянула ему руку.

– Прощайте, Василий.

Она побежала к Елене и вскоре девушки, простившись с молодым человеком, пришпорив лошадей, понеслась галопом по дороге в направлении своего имения.

Ушаков, с улыбкой, смотрел вслед бесстрашным амазонкам.

***

Арсений читал, когда до его слуха долетели резкие голоса из комнаты отца.

Прислушался. В тишине звенел женский голос. Слов невозможно было разобрать, но судя по тону, разговор был не приятный.

Он усмехнулся. Опять отец ссорится со своей любовницей. Их отношения всегда такие. Ссоры – примирения, примирения-ссоры.

Вновь уткнулся в книгу. Вскоре всё стихло.

Спустя час, отложив книгу, встал, и вышел в коридор.

В вечернем полумраке, в конце коридора, мелькнула женская фигура, и застучали каблучки по лестнице. Хлопнула входная дверь. Маргарита Львовна покинула их дом.

Арсений остановился у окна и вспомнил дочь госпожи Карницкой.

Ксения Сергеевна, Ксения. Тонкая, хрупкая и изящная. Правильные черты лица, и лучистые синие глаза. Нежный, испуганный ребёнок.

«Наверное, я сделаю глупость, но мне просто необходимо поговорить с этой девушкой. Неужели она сама хочет принять монашество? Нет. В жизни этому не поверю! Её глаза говорят иное».

Когда экипаж остановился в нескольких метрах от ворот монастыря, юноша вышел из него. Забор был высок, но в воротах имелась калитка, от которой в его кармане лежал ключ.

***

Вечерняя молитва закончилась, и Ксения могла отдохнуть и побыть сама с собой в своей келье.

Выйдя в коридор, прошла несколько шагов, но, вдруг, горький ком подкатил к горлу.

«Неужели, это навсегда? – Она и ужаснулась своим мыслям. – Посты, молитвы, ночные бдения. Унылая и серая жизнь до самой гробовой доски? Нет. Не хочу! Лучше умереть, чем так прозябать до скончания века».

Остановившись возле дверей своей кельи, и не имея сил переступить её порог, она уткнулась лицом в косяк, и дала волю слезам.

Вся боль и горечь, скопившись в её сердце, хлынули наружу.

Она рыдала и никак не могла остановиться. Казалось, этому горькому потоку не будет конца.

***

Прячась в тёмных углах, Арсений пробирался по коридорам монастыря, в надежде отыскать послушницу Ксению Карницкю.

Как это может быть, он себе не представлял. Юноша положился на интуицию и случай.

Через несколько минут, до его слуха, донесся странный звук. Он прислушался.

Кто-то плакал. Плакал тихо и надрывно.

В конце коридора, в полумраке, возле двери, был виден женский силуэт.

Неслышно ступая, Арсений приблизился к ней.

Женщина вскинула голову, и юноша столкнулся с полным скорби и слёз, синим взглядом Ксении Сергеевны.

От неожиданности он потерял дар речи.

Несколько мгновений, они, молча, смотрели друг на друга. Наконец, придя в себя, он

произнёс:

– Вы плачете, мадемуазель?

Ксения кивнула.

– Простите меня.

– За что же? – удивился он. – За слёзы?

– Я не должна показывать слёзы, – пробормотала девушка. – Это не в правилах воспитания.

– Глупости! Здесь я и вы, и больше никого. Не терплю фальши. В этом мире её достаточно. Ваши слёзы и ваши глаза – искренние. Что с вами? Вам причинили боль, обидели?

Наконец, она справилась со своим отчаянием.

– Почему вы здесь, Арсений Андреевич?

– Я пришёл сюда… – замялся Арсений и неожиданно для себя, быстро выпалил: – Позвольте вам помочь. Если хотите, можете рассказать, что вас так огорчило.

Сама не зная почему, Ксения открыла ему дверь в свою келью.

Она рассказала ему всё.

Не перебивая, Арсений внимательно слушал. Когда она выговорилась и замолчала, произнёс:

– Оказывается, нас многое связывает.

Лицо девушки выразило недоумение.

– Разве вы не знаете, что наши родители любовники?

– Нет.

– Однако это так. Самая элегантная женщина Петербурга и мой отец. Кто бы мог

подумать!

– Мне стыдно, – Ксения покраснела и умоляюще попросила. – Прошу вас, не говорите больше о них ничего. Пожалуйста.

– Чтобы я не сделал, ради вас, мадемуазель, – Арсений, с нескрываемой нежностью, смотрел на неё.

– Я не понимаю вас, – растерянность сквозила в её взгляде.

– И потом, вас мало любит мать, – продолжил он. – А меня не любит отец.

– Мне так больно, – глотая горький ком слёз, прошептала она. – Родители решили всё за меня, а я…

– Вам не нравился предложенный ими жених и, вы не захотели выходить за него замуж. Ваши родители считают, что он лучшая партия для вас. Верно? Они, по-своему, желают вам счастья.

Она подняла на него заплаканные глаза.

– Но они даже не спросили меня, чего я хочу, а чего нет.

– Я понимаю вас, – успокаивающе произнёс он и сжал её руку в знак поддержки. – Понимаю.

– А вы? – вытирая слёзы, спросила Ксения. – Вы бы послушали отца в таком случае?

– Нет. – Тихо, но твёрдо ответил он и отвёл глаза от пытливого взгляда девушки. Отпустил её руку. – Не послушал бы. Ксения Сергеевна, мы живём в мире, где люди очень жестоки.

– Пусть отец! – по её щекам медленно поползли слёзы. – Но я не ожидала такого от матери.

– Я верю. У вас доброе сердце и вы даже подумать не могли, что родители поступят с вами так вероломно. – Арсений с сожалением смотрел на неё. – Мне известно, что такое родительское вероломство. Испытал на себе, и тоже плакал. – Он подавил вздох. – Поверьте, о вас никто не подумает кроме вас самой. Наберитесь смелости и уйдите из монастыря.

Ксению смущал пристальный взгляд внимательных глаз. Ей стало не по себе. Щёки девушки вспыхнули.

– Вот мне и стало легче на душе, – она быстро, тыльной стороной ладони, вытерла следы слёз на заалевших щеках. – Спасибо вам, господин Рунич.

– Арсений, – он протянул руку, и взял в ладони её тонкие пальчики. – Для тебя, сестра, я – Арсений.

– Ксения.

Они стояли друг против друга, и молчали. Он продолжал держать в руке её маленькую ладонь. Казалось, девушка этого не замечала.

Арсений не отрывая глаз, смотрел на неё.

Она стояла так близко, и свет луны играл в её зрачках. Не высокая, хрупкая и тонкая. Синие глаза, из-под длинных ресниц смотрели доверчиво и печально.

От неё пахло цветами и юной свежестью семнадцати лет.

Наконец, Ксения произнесла:

– Пожалуйста, иди. Тебе нельзя здесь находиться.

– Я знаю. Но, – он смело взглянул в глаза девушки и, прижал её руку к сердцу. – Как мне забыть всё то, что ты мне рассказала, Ксения?

– Не надо больше об этом, прошу. – Она отняла у него руку. – Иди.

Он кивнул головой и быстро вышел за двери кельи.

***

Прошёл час с момента его ухода, а Ксения всё ещё не ложилась спать.

Выйдя из кельи, направилась в монастырский сад, чтобы вдохнуть ночной прохлады и успокоиться.

Вдруг, из-за колодца во дворе, выскользнула тёмная тень. Ксения вздрогнула. Но это было не привидение, а монахиня, сестра Ольга, вездесущий монастырский сыщик, которая следила за всеми и доносила матушке игуменье.

Ксения знала от сестры Дарьи, что Ольга появилась в монастыре четыре года назад.

Её бледное лицо, без бровей и ресниц, с выцветшими блёклыми глазами, с внушительным пенсне на тонком, длинном, как у цапли, носу, то и дело мелькало рядом с игуменьей.

Высокий, со скрипучими нотками, голос, постоянно делал замечания молоденьким монашенкам и послушницам, которых она неусыпно контролировала.

К тому же Ольга была заядлая сладкоежка и любительница поесть. Когда миновало время поста, она воздавала почести всему, что видела на трапезном столе, да так усердно, что от сытости глаза её соловели, а на лбу выступала испарина.

По рассказам Дарьи, до поступления в монастырь, Ольга жила в Москве, в Печатниковом переулке, в довольно приличной квартире. Она была замужем, муж её служил в полиции, но имел крутой нрав. Всё пенял жену, что не может родить ему ребёнка, и иногда наказывал. Не сильно, а так, для острастки. Ведь если муж не бьёт жену, значит, не любит. По тому, что синяки у Ольги не проходили, супруг её любил, и даже очень.

Ещё Прохора Спиридоновича раздражала истовая набожность супруги. Сам же он уважал трактир больше, нежели храм божий.

Платили мужу исправно, по двадцати шести рублей, и это позволило им собрать, к старости, небольшой капитал.

Как только супруг почил, Ольга, страдая от одиночества и потери единственного родного человека, решилась на то, о чём, в тайне от грозного супруга, мечтала всю жизнь. Посвятить себя Господу.

Внеся в монастырскую казну 180 рублей, по словам Ольги, всё, что было у неё за душой, она стала послушницей.

Три года истового послушания, смирения и молитв, и прошлой осенью, Ольга приняла монашеский сан.

В монастыре её недолюбливали. И не только за некрасивую внешность. Она была заурядной личностью, способной только наушничать и отравлять и, без того не радостную, монастырскую жизнь.

«Хорошо, что Арсений Андреевич вовремя ушёл. – Мелькнула в голове девушки тревожная мысль. – Может, мы ещё встретимся. Боже! О чём я только думаю? Нужно всё забыть. Забыть…»

От мыслей её отвлёк, пронзительно-скрипучий голос сестры Ольги.

– Почему вы не спите в столь поздний час, сестра?

– Я бы могла задать вам тот же вопрос, сестра Ольга. Но я отвечу. В келье душно и помолившись, я вышла подышать свежим воздухом.

– Вот как. Вы знаете, сестра Ксения, кто этот элегантный юноша, что прохаживался возле монастырских стен? Он приехал на таком шикарном экипаже!

– А-а, этот, – равнодушно пожала плечами девушка, понимая, что обманывать Ольгу бесполезно. – Это знакомый моей матери. Он привез мне от неё письмо. Не понимаю, сестра, что вы увидели в этом такого предосудительного?

– Послушницам не предстало общаться с молодыми мужчинами, у которых порок отпечатан на лбу, как рога у дьявола. Прости меня, Боже! – она истово перекрестилась.

– С чего вы это взяли, сестра?

– С того, как он смотрел.

– И как же он смотрел?

– С вожделением! – возмущенно вскрикнула монахиня. – Как дьявол, искушает и овладевает некрепкими душами, так и он, хочет овладеть нашими, сестра.

– Когда он передавал мне письмо матери, я этого не заметила, – покраснела Ксения, про себя поблагодарив небо, за ночную темноту. – Этот юноша был вежлив.

Я думаю, он относится уважительно к священному сану служителей Бога. Не оговаривайте, не виновного, сестра. Это – грех! И потом, не думала я, что монахиням известно, что такое вожделение.

Сестра Ольга обиженно засопела и замолчала.

***

От Даши не укрылось, что последние дни Ксения Карницкая чем-то тяготиться.

Приводя в порядок цветочные клумбы, перед террасой, где раскинулись вьющиеся растения: хмель, бобы, настурции, вьюнки, Даша поглядывала в сторону юной послушницы.

Ксения, молча, посыпала дорожки смешанным в равных пропорциях, жёлтым и красным песком.

Заканчивая поливать цветы на клумбе огражденной гнутыми прутьями, Дарья не выдержала и поинтересовалась:

– Ксения, отчего ты такая бледная? Не здорова?

– Со мной всё в порядке. – Встрепенулась девушка. – Просто… голова болит.

– Вот оно что. – Нахмурилась Дарья. – Если тебе нездоровиться, ступай к себе и ляг в постель.

– Это от жары, сестра.

Даша повернулась, чтобы идти к колодцу мыть руки, но всхлип за спиною, заставил её оглянуться.

Ксения плакала. Даша поспешила к ней и обняла за плечи.

– Не плачь, девочка. Головная боль не повод падать духом. Идём к тебе. Я принесу тебе настой ромашки и нюхательную соль.

Она повела девушку до её кельи.

* «Cafe Parisian» – Парижское кофе. (фр.) Впоследствии, здесь, будет открыт самый известный до революции ресторан «Кюба».

========== Глава 7 ==========

Андрей смотрел, как последние посетители, покидают стены ресторана.

Хозяйским глазом он скользнул по залу, и в дальнем углу, за столиком, увидел нелицеприятную картину.

Его сын, в пьяном забытьи, спал, уткнув лицо в руки. Рядом стояла на две трети пустая бутылка коньяка и полная окурков пепельница.

«Пьян! – Возмущенно подумал Рунич. – Что с ним происходит? Куда девались его весёлость и дерзость? Днями, без цели, бродит по дому, ни с кем не разговаривает, смотрит в пространство пустыми глазами и постоянно о чём-то думает. С Адель не в ссоре. Возможно, пишет новый роман и сейчас в творческом тупике? Говорят, с писателями и поэтами бывает такое. Завтра же серьёзно с ним поговорю, пока он не допился до сердечного приступа».

Подойдя к сыну и тронул его за плечо. Арсений застонал, но не проснулся.

– Лёня, – приказал он слуге. – Уложи его в постель.

Мужчина подхватил молодого человека под руку и, подняв со стула, поставил на ноги.

Арсений открыл осоловевшие глаза и пьяно усмехнулся.

– Пошли! – Леонид дёрнул его за руку и повёл из зала.

Андрей тяжело вздохнул.

***

Адель мирно посапывала во сне. Арсений не спал.

Ксения Карницкая…

Сам не понимая почему, он думал об этой девушке.

За видимой бесшабашностью, старательно скрывал свои мысли от посторонних глаз, но когда вчера вечером, проницательная Катерина, напрямик спросила, что произошло, он даже испугался.

Что? Ничего не произошло. Просто судьба Ксении не выходит у него из головы.

Несмотря на юный возраст, в жизни Арсения Рунича были женщины.

Физическую близость с ними он узнал в пятнадцать лет. Первой его женщиной стала та, которая сейчас спала у него на груди.

Адель была страстной, но очень ревнивой любовницей. Она часто устраивала ему допросы со слезами и истерикой. Француженка ревновала его ко всем женщинам в доме и в не дома, ревновала к его жизни в Париже, ревновала к литературе, которая по её выражению, совсем завладела её Арсеном.

Арсений терпел, стоически сносил её характер, позволяя ей любить, ревновать и страдать. С нею он был любезен, мог быть заботлив. Иногда в его глазах полыхало желание и страсть.

Ксения вызвала в нём совсем иные чувства.

Ему хотелось защитить девушку от тех, кто заставил её плакать и страдать. Это было братское чувство к сестре. Сестре по несчастью.

Кате он ничего не сказал. От досады напился.

Очнулся глубокой ночью в объятиях француженки.

Смутно припомнил, как привели его в комнату. Что было потом?

Судя по разбросанной вокруг одежде, смятой постели и тому, что они спят вместе, было всё. Как раз этого-то, всего, он и не мог вспомнить.

Отстранившись от Адель, сел на край кровати и, стал натягивать на себя одежду.

– Куда спешишь? – сонно протянула девушка.

– Мне нужно выйти в туалетную комнату, – ответил он самым беспечным тоном.-

Скоро вернусь.

Девушка поднялась с ловкостью резвой кошечки и, уселась ему на колени.

– О-о! – Арсений привлёк её к себе. – Я забыл, а между нами что-нибудь было?

– Ещё как было. Ты просто превзошёл самого себя! – расхохоталась француженка.

– Я была уверена, что в твоём состоянии, ты заснёшь, однако… давно мы так не занимались любовью. Жажду продолжения!

Она впилась в губы юноши поцелуем. Через минуту, Арсений отстранил неё от себя.

– Скверная, милая девочка, от твоих поцелуев можно с ума сойти, – переведя дух, констатировал он.

Его игривое настроение, подхватила Адель.

Не переставая ласкать своего любовника, она не давала ему встать.

– Так не честно, Адель. Ты же знаешь, что я не могу устоять перед твоей страстью, и пользуешься этим.

Француженка, смеясь, принялась целовать его обнаженную грудь.

Отдаваясь ласке, Арсений закрыл глаза, но когда он открыл их, в них не было веселья. Пристально глядя в лицо француженки и, как будто не видя её, обратился к кому-то другому.

– Милая сестрёнка, что сделать, чтобы ты стала счастливой?

Адель улыбнулась, принимая эти слова на свой счёт, и призывно провела по его губам пальцем.

Арсений, откинув голову, закрыл глаза, позволяя ей любить себя.

***

Каждый год, в день их венчания, Андрей закрывался в своём кабинете и никого не желал видеть.

На столе – бокал, бутылка вина, а в рамке – портрет юной девушки.

Он проводил время наедине с той, которую не мог забыть.

Двадцать три года назад он повёл её под венец и эта комната была из супружеской спальней.

Сейчас ему сорок пять. Он изменился, как внешне так и внутренне, а она… она так и осталась юной и прекрасной, как в тот день.

Андрею Руничу было двадцать два года, когда во всенощное пасхальное богослужение, в храме, он увидел её.

На его невольный вопрос вслух: «Кто это?», приятель ответил: «Ольга Лефф, дочь богатого промышленника, Карла Леффа».

Всю службу, автоматически крестясь на возгласы священника: «Христос воскрес», он не мог оторвать от неё взгляда.

Почувствовав взгляд, девушка обернулась и равнодушно скользнула большими голубыми глазами по его лицу.

В дверях храма прошла мимо, даже не взглянув в его сторону.

Тонкий аромат роз овеял его, и он, дамский сердцеед Андрей Рунич, утонул в этих небесных глазах.

Мог ли он рассчитывать на благосклонность этой нежной красавицы?

Андрей не задумывался об этом. Он просто любил.

В тот же вечер объявил отцу, что нашёл свою судьбу.

Зная упрямство и решительный характер сына, Михаил Иванович не стал

препираться и отговаривать. Выслушав сына, вслух стал рассуждать.

Они не бедны, и дворянский титул имеют. Хотя не родовитый, приобретённый. Однако, немцы народ скупой, расчётливый и, до денег охочий. Особенно чужих. Своими разбрасываться не любят. Интересно, как насчёт приданого за девицей?

Андрей вскипел и ответил отцу, что сам заплатит Леффу и даст приданное Ольге, если немчура в нём откажет. Заплатит из своего, положенного ему по закону, наследства.

Папенька в ответ только расхохотался и тут же дал своё благословение.

При сватовстве, выяснилось, что Карл Лефф, наслышан о Руничах и, вовсе не против такого родства, а приданное… Так он тоже не нищий и даёт за дочерью дом в Петербурге, а так же небольшое имение в пять тысяч десятин земли из коих четыре десятины – усадебный сад.

На радостях Андрей подарил новоявленному тестю, выездной экипаж с двумя превосходными рысаками и золотые, инкрустированные бриллиантами, часы.

Увидев его Ольга, не проронила ни слова, только улыбка коснулась её чётко очерченных, слегка пухлых губ и, он увидел на нежных щеках две маленькие ямочки.

С замиранием сердца Андрей ждал её ответа.

На вопрос отца о сватовстве, по её лукавому взгляду и лёгкому кивку, понял, что Ольга тоже заметила его в церкви и, вовсе не противиться замужеству.

Венчались они во Владимирском соборе.

Любил ли он жену?

Это было больше чем любовь. Ольга, своей прохладной красотой, пепельными, лёгкими кудрями, глазами которых забыть нельзя, сводила его с ума.

Через год в их семью вошёл маленький ангел. Дочь Сонечка.

В то время не было счастливей человека в Петербурге, чем он.

Первый удар, судьба нанесла, забрав у них обожаемого ребёнка. Скарлатина унесла дочь за несколько дней.

Ольга слегла и потеряла голос. Андрей разговаривал с супругой знаками и записками.

Но не это было самое страшное.

Осмотрев жену, врачи единогласно констатировали, родить ей больше нельзя.

Организм слаб, а пережитое горе и нервный срыв, не лучшим образом сказались на здоровье молодой женщины.

Андрей был согласен на всё, лишь бы Ольга оставалась с ним, на этой земле.

В одну из ночей, она прошептала ему: « Я хочу от тебя ребёнка».

Вначале Андрей опешил.

Это были первые слова, которые Ольга произнесла со дня смерти дочери. Потом опомнился.

Нет! Доктора запретили! Ради её блага, он не может позволить ей рисковать собой.

Каждую ночь, он выслушивал мольбы жены о том, чтобы он дал ей счастье почувствовать себя настоящей женщиной и матерью.

И здоровье её вовсе не пострадает, наоборот, она успокоиться.

Ребёнок. Только он даст ей покой и счастье!

Андрей так любил жену, что не смог долго противится ей.

Своё новое положение, Ольга не скрывала ни от кого. К ней вернулась радость и смех. Она совершенно не страдала от дурноты, лицо её светилось внутренним светом, а с губ не уходила улыбка.

Часто, когда они оставались наедине, она уверяла его, что знает, кто у них родиться.

Мальчик. Непременно! У них будет сын! Отчего так уверенна? Она видела их сына во сне! И даже знает как его имя. Арсений.

По вечерам, она садилась за фортепиано, играла и пела не рожденному сыну колыбельные.

Роды прошли легко. Как и предполагала жена, родился сын.

Но Ольга… Она как будто отдала сыну все свои силы.

Ослабевшая, бледная, она лежала в постели, попросив, чтобы кроватку с младенцем

поставили рядом. Мальчик был её отрадой, вот только больное сердце не хотело это понять.

Год длилось её медленное умирание.

Андрей до последнего дня не верил, что жена покинет его.

Ведь их любовь была так сильна!

В тот страшный день, Арсений встал на ножки и сделал свои первые шаги.

Ольга ушла, а он остался вдовцом с младенцем на руках. Он даже не смог её похоронить. Слёг в нервной горячке.

Со дня смерти жены в его жизни всё переменилось.

Он стал другим. И мир вокруг него стал другим.

Родился его «Дюссо». Только в нём он нашёл утешение и смысл дальнейшего своего существования.

Сын подрастал и, Андрей всё отчётливее видел черты жены в лице Арсения.

Но он редко заглядывал в детскую и смотрел на ребёнка холодно и отстранёно. А когда мальчик клал свою голову ему на колени, ища отцовской защиты и ласки, он отталкивал его и уходил, слыша в свою спину, громкий плачь и крик: «Папа!»

Однако, отцовский долг он выполнял исправно.

Арсений рос смышлёным и любознательным мальчишкой. Андрей нанимал ему учителей, оплачивал гимназию. Каждое лето возил в Европу.

Побывав во Франции, сын заявил, что хочет учиться в Сорбонне. На это Рунич только пожал плечами, хотя способности, трудолюбие и упорство в учёбе сына, льстили его самолюбию.

И только одно огорчало.

Сын подрастал и его спокойный, тихий характер и добрый нрав, на глазах менялись.

То ли возраст такой пришёл, то ли его начало угнетать отцовское равнодушие, но он стал неуправляемым и упрямым. Андрею пришлось перейти от уговоров к действиям и несколько раз серьёзно наказать сына. Это только подлило масло в огонь. Теперь, по любому поводу, Арсений вступал с ним в спор.

Помимо учёбы подросток стал интересоваться азартными играми и днями наблюдать за игрой.

Это бы не волновало Андрея, он сам был игрок, и как взрослый человек, умел отличать что хорошо, а что нет. Но сын был мальчишкой и впитывал в себя всё только плохое, что было в «Дюссо».

Известие о том, что его пятнадцатилетний сын в связи с женщиной, поразили Андрея как гром среди ясного неба.

Ещё осенью, Андрей, нанимая прислугу-горничную, принял на работу в ресторан француженку-эмигрантку Адель Бове. Симпатичная, бойкая и, острая на язычок девушка, привлекла его внимание среди остальных претенденток.

Для Арсения это был первым учебный год в Сорбонне. Проводя зимние каникулы дома, он познакомился с Адель. Знать бы ему наперёд, что последует за этим знакомством.

Любил ли он сына?

Андрей и сам не знал.

***

Спустя несколько дней Арсений заметно преобразился.

И хотя растерянность и печаль, временами мелькали в его глазах, но в них появился какой-то свет. Он стал спокойней и уравновешенней.

Казалось бы, всё приходит в норму, но это обеспокоило Андрей Михайловича больше, чем, если бы сын продолжал нервничать или кутить.

Так же от него не укрылось удручённое состояние духа француженки. Адель перестала смеяться и, очень часто глаза её были на мокром месте.

Раздавая распоряжения, что и как делать вечером, как бы, между прочим, он поинтересовался:

– Девочка моя, между вами что-то изменилось?

– Ничего, – девушка потупила глаза.

– И всё-таки, – заметил Рунич. – У тебя с Арсением что-то не так.

– Вроде бы всё хорошо, – вздохнула француженка, – и в то же время…– она всплеснула руками. – Я не знаю!

– Понимаю тебя. Характер моего сына способен любому отравить жизнь.

В ответ Адель всхлипнула и приложила передник к глазам.

Хоть каплю ответного чувства любви, как ни старалась, она не могла пробудить в своём любовнике.

Последние дни он просыпался поздно, и так же поздно ложился спать. Пропадал из дома на весь день и не возвращался до глубокой ночи. Вернувшись, принимал ванну, ужинал и уходил к себе.

Двери его комнаты до утра были закрыты на ключ.

***

Андрей Михайлович завтракал в столовой, когда услышал шаги сына.

– Доброе утро, папа, – поздоровался Арсений и налил себе из кофейника кофе.

– И тебе доброе утро, – кивнул Рунич. – Присоединяйся к трапезе.

– С удовольствием, – сын расположился за столом напротив.

Несколько минут завтракали молча. Наконец Андрей Михайлович полюбопытствовал:

– Ты опять куда-то уходишь?

– Да, – Арсений налил ещё одну чашку кофе и, отпивая, вопросительно посмотрел на отца.

– Сегодня очень жарко. С твоим сердцем нежелательно столько времени проводить на солнце.

– Что поделаешь? – усмехнулся сын. – У меня дела.

– Можно узнать, какие?

– А-а, – махнул он рукой. – Ничего особенного.

– Сеня, я опасаюсь, что ты угодишь в какую-нибудь неприятность. – Резонно заметил Рунич. – Мне бы этого не хотелось.

– Не волнуйся, папа, самое главное я помню. И твоей репутации не нанесу урона.