Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

– Что? – очнулся Арсений. – Нет. Он никогда мне не говорит о матери. Я даже не знаю, как она выглядела.

– Сынок, – Наталья Егоровна ласково погладила его по голове. – Иди к зеркалу и посмотри на себя. Черты лица, глаза, волосы, улыбка, руки. Придай чертам мягкости, а фигуре, вместо мужского очертания, женские формы и изящество, и ты увидишь свою мать. Внешне, ты очень похож на Оленьку.

– Почему же тогда он… – Арсений запнулся на полуслове.

– Что?

– Нет, ничего, тётенька.

Их разговор был прерван приходом Андрея Михайловича.

– Вот ты где. – Равнодушным тоном обратился он к сыну. – Иди к себе. Мне надо поговорить с Натальей Егоровной без свидетелей.

Арсений встал и поклонился.

– Спасибо, тётя.

Наталья Егоровна перекрестила его.

– Спутай с Богом, сынок.

Когда за ним закрылась дверь, она отставила в сторону чашку, и расправила складки тёмно-синего дорожного платья.

Наталья Егоровна, колеблясь, несколько минут пристально рассматривая зятя, не решаясь сказать о цели своего визита.

Андрей Михайлович продолжал, почтительно стоять рядом.

– У меня к тебе очень важное и щекотливое дело, Андрей. Надеюсь и рассчитываю на тебя.

– Наталья Егоровна, чтобы вы, сейчас, мне не сказали, останется в этой комнате и между нами. Даю слово чести. Будьте смелее.

– Это очень серьёзно и небезопасно.

– Такое необычное предисловие из ваших уст. Слушаю, сватья.

– Мне, вернее моей родственнице и её сёстрам, нужна помощь. Речь идёт о жизни и смерти одной из них.

Рунич удивлённо смотрел на свою свояченицу.

***

На Васильевском острове, недалеко от реки Смоленки, располагалось место, куда

Арсений, как только возвращался домой, приходил постоянно. В любое время года, в любую погоду.

В этом месте у людей заканчивалось всё: дворянство, богатство, чины, рестораны, театры, интриги, жажда знаний и власти, любовь и ненависть. Всё.

Место это называлось Смоленское кладбище.

При входе – две церкви: Смоленская и Троицкая.

Прямоугольное здание Смоленской церковь, во имя иконы Смоленской Божьей матери, с двухъярусной колокольней, увенчанной шпилем с крестом. В обоих ярусах – звонницы.

Троицкая церковь со строгими пропорциями, выпуклым деревянным куполом и бронзовым, позолоченным крестом.

Центральный вход в виде дорического портика. К нему вела широкая каменная лестница с чугунными перилами. Окна вверху большие полукруглые, внизу четырёхугольные.

Миновав православные святыни, юноша двинулся по аллее вглубь кладбища. Тень густых деревьев укрыла его от жары.

И чем ближе он подходил к месту упокоения матери, тем медленнее были его шаги.

На ум, почему-то пришли слова Шелли:

«А там, на высоте недостижимой,

В сиянье звезд проходят тучи мимо.

Здесь мертвые покоятся в могилах.

Но в тишине вдруг возникает звук —

Мысль или чувство? – из земли унылой,

Встает он, заполняя все вокруг.

И, с небом, с ночью слитый воедино,

Плывет, как смутный шорох над долиной.

Смерть кажется и нежной и смягченной,

Сокрывши от людей весь ужас свой.

И верю я, как мальчик, увлеченный

Игрою средь могил, что их покой,

О тайне величавой нам не скажет,

Что лучшие из снов, у ней на страже».

Он подошёл к невысокой чугунной ограде, открыл калитку и остановился напротив могилы.

Над ней на постаменте возвышался в рост человека ангел со склонённой головой и глазами долу. В опущенных вниз, скрещенных руках его – мраморный венок из роз.

Арсений положил на могильную плиту, источавших нежный аромат, букет живых цветов.

Он сидел на скамье, возле могилы матери и, влажными глазами смотрел на золотые буквы, выбитые на надгробье светлого мрамора, указывающие дату рождения и смерти погребённой здесь молодой женщины.

Взгляд его скользнул по засохшему кусту роз.

– Опять увял… – Арсений погладил ладонью холодный мрамор. – Ты не хочешь, чтобы на твоей могиле росли цветы, посаженные мною? Знаю, я – преступник. Это из-за меня ты заболела и ушла в тот мир, а отец стал несчастным. Он не простил и, никогда мне не простит. Мама, а ты? Родная моя, сжалься, прими мой дар, мою любовь и преданность. Когда эти розы не умрут, я пойму, что ты простила.

Пытаясь собраться с мыслями и справиться с захлестнувшими его чувствами боли и горечи, он ещё немного посидел на скамье.

Наконец, поднялся и, не видя ничего вокруг, словно в тумане, быстро зашагал прочь.

Сильная душевная боль разрывала ему грудь, и он ничего не мог с этим поделать.

Все меркло перед его взором. Он видел, как наяву, умирающую мать и осознавал меру своей вины.

Арсений смутно помнил, как вышел из кладбищенских ворот, как зашёл в какой-то трактир и, как переступил порог своего дома.

***

Имение Луговое было построено на месте сгоревшего во время крестьянского бунта, ещё до отмены императором Александром Николаевичем крепостного права.

Дом несколько раз перестраивали и расширяли новые поколения владельцев.

Он был одноэтажный, если не считать трёх мансардных комнат светёлок хозяйских дочерей. Летняя, застеклённая витражным разноцветным стеклом, веранда. Шесть каменных ступеней вели к высокому крыльцу, обрамлённому резными деревянными перилами.

Плодовые кустарники и деревья сада, цветники и несколько скамеек, в глубине сада – беседка. Ещё дальше в гущу парка уводила тропинка к рукотворному озеру.

Хозяйственные постройки, амбары, дом для прислуги, летняя кухня располагались за небольшим парком, несколько удалённо от жилого дома.

К ним вплотную подходил господский лес с вековыми елями и корабельными соснами, с берёзовой рощей и молодой дубравой.

Комнаты в доме были обставлены добротной мебелью, имелись охотничьи трофеи и старинные книги в библиотеке. На дверных проёмах и окнах, тяжёлые бархатные занавески, в кабинете покойного Луки Уварова, на всю стену, гобелен со сценами охоты на оленей. В гостиной, в вазах, свежие цветы.

Анна и Елена любили гулять недалеко от дома, в тенистом перелеске. В детстве и юности они, втроём, всегда приходила сюда.

Сёстры шли по аллее из лип и мирно беседовали.

– Жарко, – вздохнула Анна, отмахиваясь от комаров веткой. – Наверное, будет гроза.

– Парит, – отозвалась Елена. – Может, сядем?

Девушки расположились на мягкой траве под тенистой липой.

– Пойдёт дождь, – продолжала Елена, – и не будет так душно.

– Я совсем не рада, – вздохнула Анна.

– Отчего?

– Ну, нет, рада, конечно, но… нам предстоит дорога в Петербург, а потом в дом к этому господину. Как-то мне неприятно делается.

– Не волнуйся, Аня.

– Как же не волноваться. – Анна недовольно поджала губы. – Наталья Егоровна говорила, что он демоническая личность. И внешность соответствует. Брюнет, со жгучими глазами. Ему чуть больше сорока пяти. Богат. Владеет большим рестораном и игорным домом. Не нравятся мне такие места. Сомнительные они, как и их хозяева.

– Это только сплетни, Анечка, – поморщилась Елена. – Иногда о человеке много

лишнего говорят. Не верь всякому вздору.

– Я и не верю. – Анна задумчиво смотрела на сестру. – Просто, сердце волнуется. Лена, всё не решаюсь задать тебе вопрос, – осторожно начала она. – После смерти Владимира, ты долго горевала?

Елена вздрогнула.

– Кажется, что потеряно всё, – горечь правды звучала в её словах. – Ощущение потери трудно оценить. Но, я так же, знаю, что горе опустошает, уничтожает. Нельзя позволять себе стать слабой. Ведь впереди вся жизнь и надежда на счастье всё равно живёт в душе. Даже при великой потере.

– Твоё состояние души мне понятно. Я прошла через боль утраты, когда похоронила жениха. Но… чувство к Василию. Постепенно оно стало заполнять пустоту в душе. Ведь может же родиться новая любовь?

– Новая любовь… – Елена задумалась. – Верно. Душа не сможет жить, если не будет любить.

– Даша любит Бога, я – Василия. А ты, Леночка, кого любишь ты?

– Любовь, она как лекарство. Её прикосновение залечит все раны и боль пройдёт. Однако в моём случае, это не так. Я никого не люблю кроме вас. Мне кажется, Аня, я не смогу любить ещё раз.

Анна молчала. Ей стало неловко, что она растревожила старую рану сестры.

Елена поднялась.

– Возможно, я ошибаюсь на свой счёт, но сейчас я, ни о чём не могу думать, только о свободе и безопасности Даши.

Девушки продолжили свой путь до усадьбы. Войдя в комнату, Елена сняла шляпку, машинально поправила волосы.

«Всё хорошо», – повторяла она про себя и, окончательно успокоившись, принялась укладывать вещи в чемодан.

***

Андрей Михайлович сразу же увидел вошедшего сына и, его удивлению не было конца.

Он знал, что Арсений последнее время не прикасался к спиртному. Однако, на этот раз, его сын был пьян.

Недоброе предчувствие заставило сердце Рунича замереть.

От удивления Леонид открыл рот. Адель замерла возле буфетной стойки. Поля и Катя, остановились посреди зала с подносами в руках, не в силах оторваться от него.

По едва заметному кивку хозяина, Алексей подошёл ближе.

Покачиваясь и усмехаясь, Арсений опёрся рукой о край ближайшего стола. Взглянул на отца, стоявшего в нескольких метрах от него.

Рунич изумлённо рассматривал сына. Он не был похож сам на себя.

Не высокий ростом, но подтянутый и стройный, сейчас он весь сник и ссутулился. Ясные глаза его потускнели и перестали отражать свет. В них не только отразилось горе – в них не было жизни.

Он повернулся к отцу спиной.

В долю секунды Алексей подскочил к юноше и, схватив его за запястье, крепко сжал руку.

Ослабевшие пальцы разжались и, пистолет с грохотом упал на пол. Мужчина крепко держал юношу, не позволяя ему подобрать с пола оружие.

– Пусти меня! – повисая на его руках, закричал Арсений. – Я не хочу жить!

Подняв пистолет и сунув его в карман, Андрей быстро подошёл к сыну, сгрёб за плечи и, с силой встряхнул.

Последние силы покинули молодого человека. Он рухнул на колени и, уткнув голову в край стола, только судорожно всхлипывал. Прислуга, окружив отца и сына, молчала.

Наконец, Рунич, разжал губы.

– Алексей, помоги.

Мужчина бережно обнял юношу за плечи.

– Пойдём, дорогой.

Поддерживая под руку, он повёл его по лестнице. Арсений едва передвигал ноги. Голова его бессильно клонилась на плечо мужчины, глаза закрывались.

– Крепись, – негромко говорил ему Алексей. – Ты же сильный, я знаю. Ты всё выдержишь. Осторожно. Вот так. Ещё немного. Несколько ступенек осталось. Вот… Ты – молодец! Всё у тебя будет хорошо. Вот увидишь.

В спальне, приступ непонятной истерики повторился. На все вопросы отца ответа не было. Арсений рыдал, тело его сотрясала лихорадка. Заикаясь, он не мог произнести ни слова.

Видя тщетность всех усилий, Андрей вздохнул.

– Без врача не обойтись. Леонид, поезжай в Ново-Знаменскую больницу, – приказал он. – Привези Александра Лаврентьевича Краева. Я слышал, что это лучший психиатр в столице. Катя, пожалуйста, будь рядом с Сеней и не оставляй его одного ни на минуту.

– Откуда такое отчаянье? – лепетала напуганная девушка. – Не беспокойтесь, я присмотрю за ним.

Приехавший по вызову врач, провел около молодого Рунича больше часа.

***

Доктор Александр Лаврентьевич Краев, был совсем ещё молодым человеком лет тридцати двух.

Высокий ростом молодой, худощавый мужчина, с открытым, миловидным лицом, с тёмно русыми, густыми волосами, зачёсанными со лба, на затылок, с усами и бородкой клинышком. На носу – пенсне, с тонкой, золочёной перегородкой и чёрным шнурком. Его доктор, время от времени, поправлял пальцем. Из-под очков смотрели внимательные большие, близорукие, серые глаза, в которых светились внимание и доброта.

По натуре своей Александр Лаврентьевич был сдержан, говорил обстоятельно, со знанием своего врачебного дела.

В обществе дам, он смущался и робел.

Среди коллег ходили слухи, о его юношеской, безответной любви, из-за которой он превратился в застенчивого старого холостяка.

Однако в обществе мужчин он был весьма красноречив, отчего Рунич заключил, что слухи о нелюдимости доктора несколько преувеличены.

Пройдясь взад-вперёд по кабинету, врач спросил:

– Что с вашим сыном?

– Он пытался покончить с собой. – Глухо отозвался Андрей.

– Суицид! С чего бы это?

– Не знаю.

– Кокой-то нервный срыв. – Краев внимательно и недоверчиво смотрел на хозяина.

– Конечно, я сделаю всё, чтобы вывести вашего сына из этого состояния. Ему будет нужен хороший уход. И в дальнейшем – никаких стрессов. Слышите? Я должен вас предупредить, у него слабое сердце.

– Он с детства был болезненным, – чёрные глаза Андрея, с нескрываемой тревогой, смотрели на врача. – Нет такой детской болезни, которой бы он не переболел. Я думал, Арсений не выживет. Моя жена умерла и я всю жизнь в долгу перед сыном за то, что он рос сиротой.

– Понятно. – Врач выписал рецепт и протянул его Руничу. – Однако ваш сын вырос и, болезни его стали взрослыми. Как бы вам понятнее объяснить. У него могут быть внезапные приступы боли в области сердца и под левой лопаткой, сильное сердцебиение, нехватка воздуха. Не исключаю, что возможна кратковременная потеря сознания. Разве вы никогда этого не замечали?

– В раннем детстве этого не было. Когда он стал подростком, всё изменилось. Это случилось в Лондоне. Мы путешествовали по Европе. Ему было одиннадцать лет. Внезапно, на улице, Арсений потерял сознание. Однако врачи заверили, что это возрастное и, всё пройдёт само собой. Выходит, не прошло.

– Он жаловался на своё самочувствие?

– Арсений? – брови Андрея взлетели вверх. – Что вы, доктор, нет! Он подолгу отсутствовал дома и когда мы виделись, сын на здоровье не жаловался. Я не думаю, что всё так уж плохо.

– Во всяком случае, ему следует избегать стрессовых ситуаций и беречь здоровье.

– Он никогда не берёг себя, – горько усмехнулся хозяин казино. – Спиртное, увлечение женщинами. Вы видели его состояние? Впервые за несколько месяцев он напился, а пить ему нельзя.

– Вы – отец. Помогите сыну справиться с тем, что его угнетает и беспокоит. Это ваш долг! Верните ему покой и счастье.

– Как? – Андрей Михайлович тоскливо смотрел на врача. – Вы же не знаете наших отношений. Как я могу помочь Арсению, если он даже слушать меня не хочет?

– Терпением, – настаивал на своём Александр Лаврентьевич. – Своей отцовской любовью. Защитите сына от самого себя. Не дайте ему разрушить свой мир.

– Я попытаюсь, – вздохнул, вставая с кресла, Андрей. – Пожалуйста, побудьте с ним ещё немного. Я обещал одному человеку встречу, но видимо придётся её отложить. Мне нужно, не надолго, отлучиться.

***

Гадание на картах было любимым вечерним занятием прислуги в доме Ушаковых.

Агата склонилась над столом, а Тина, что-то бормоча себе под нос, не спеша выкладывала карту за картой на стол. Агата не сводила с её рук взгляда, боясь увидеть что-либо страшное.

– Хм, – Тина ткнула пальцем в карту. – Вот он – падший ангел.

– Что ещё?

– Три дамы. Их спаситель – Демон. Он выйдет к ним из ладони мёртвой женщины. Ибо дух мёртвой витает над тем домом. Ангел должен искупаться…

– Что-то ты непонятно как говоришь?

– Да, должен. – Тина выложила из колоды новую карту. – И тогда угроза смерти для одной минует. Она вернётся к жизни. Демон будет бороться, вернее, пытаться бороться с падшим ангелом. Её имя будет написано огнём в его сердце, в душе, на теле. Они похищают души и больше не отпускают. – Женщина покачала головой и вздохнула. – Как он горько плачет… Сердце его разбито. Но всё предопределено судьбой. Они должны пролить свою кровь и тогда на могиле мёртвой расцветут цветы. Я вижу бегущую тень смерти.

Мороз побежал по спине Агаты от этих не громко сказанных слов.

– Тьфу, ты, сумасшедшая дура! – в сердцах, она смахнула рукой карты на пол. – Дура!

Выбежав из кухни, сердито хлопнула дверями.

– Я вижу то, что вижу. – Прошептала, усмехаясь, Тина.

***

Прислуга «Дюссо» в нетерпении ожидали возвращения хозяина.

Доктор не отходил от постели юноши. Действие лекарства, держало больного в полусонном состоянии. Но даже в наркотическом забвении Арсений часто вскрикивал, стонал и метался по постели.

Александр Лаврентьевич, склонился к юному пациенту, посмотрел зрачки и сосчитал пульс.

– Кажется, кризис миновал. Теперь он будет спать.

Полина, в согласии кивнула головой.

– Скажите господину Руничу, когда он вернётся, пусть несколько дней не оставляет сына одного. Мало ли что. Присматривайте за ним, пока он окончательно не придёт в себя. Я понятно говорю?

– Да, – отозвалась девушка. – Доктор, что нам делать, когда он проснётся?

– Раньше, чем через десять часов, он не проснётся. Можете приготовить ему тёплую ванну с отваром мелиссы. Напоите чаем с ромашкой. Дайте вот эти таблетки и настойку пустырника. Если что не так – вызывайте.

Девушка не спускала глаз с бледного лица спящего.

– Он так плох, доктор.

– Постарайтесь не тревожить его. Ни о чём не спрашивайте. Передайте от меня

хозяину: как можно меньше волнений для сына.

– Хорошо.

– Сожалею, – врач посмотрел на часы. – Не могу дольше оставаться. Меня ждут больные. Завтра я навещу вашего молодого человека. До свидания.

Доктор Краев покинул «Дюссо», оставив больного на попечение слуг.

***

На этот раз свидание не состоялось. В экипаже, вместо пылких ласк, Маргарита Львовна дала волю слезам.

– Боже мой, Андрей! Моя девочка заболела.

Андрей, невольно, вздрогнул.

– И она больна?

– Вначале доктор заподозрил чахотку. У неё был страшный кашель. Теперь прошел. Очевидно, это был горловой спазм на нервной почве. Это я виновата! Теперь всё будет по-другому. Я осыплю её драгоценностями, окружу роскошью. Я дам ей всё, чего она была лишена. Она будет выезжать в свет, общаться с людьми своего круга, она будет блистать в обществе. Она станет жемчужиной Петербурга!

– Не принуждай дочь ни к чему, Рита. – Рунич обнял её за плечи. – Пусть решает сама.

– Да, да, ты прав, – согласилась Карницкая. – Андрей, прости, я не смогу поехать к тебе. Мне нужно быть с дочерью.

– Мне тоже нужно быть возле сына. Как странно… и он заболел. Признаюсь, мне не хотелось бы видеть его таким. Я подумал, что Арсений сошел с ума.

– Он всегда был сумасшедший!

– Ты на него зла, Рита, и говоришь вздор.

– Твой сын едва не обольстил мою девочку!

– Арсений не виноват.

– Не забывай, Ксения – дитя! Она далека от всего дурного и низменного. – Возразила женщина. – Эту низкую афёру придумал твой сын. Да я его на порог дома не пущу! Ты вырастил подлеца!

– К сожалению, я не воспитывал его. Арсений рос сам по себе. – Андрей подавил вздох. – В этом моя вина.

– До встречи, дорогой мой. – Женщина поцеловала его в щеку.– Надеюсь, она будет намного приятней.

– И я надеюсь.

Отойдя от экипажа пору шагов, оглянулся и попросил:

– Будь с дочерью мягче. А я попытаюсь поддержать сына. Хоть не знаю, как это сделать.

========== Глава 12 ==========

Тяжело дыша, Арсений лежал на кровати.

Казалось, он спал. Но это был не сон, а полузабытьё, сквозь которое он слышал каждый шорох, звук, однако открыть глаза был не в силах.

Оглядываясь по сторонам, чтобы никто не видел, Адель проскользнула в комнату. На цыпочках приблизилась и, склонившись к лицу юноши, провела ладонью по волосам.

Арсений вздрогнул, открыл глаза и, приподнялся на локте. Растерянно огляделся по сторонам и уронил голову обратно на подушку.

Девушка прикоснулась пальчиком е его щеке.

– Как ты? – в голосе её слышалось беспокойство.

– Лучше, – пересохшими губами прошептал он. – Только голова сильно кружиться.

Адель заботливо протянула ему стакан с водой.

– Не надо резко вставать. Ты лежал больше суток. Врач делал тебе успокоительные уколы.

– Адель, мне бы в ванну, помыться.

Она протянула ему руку.

Вернувшись с биржи, Андрей Михайлович, сразу же направился в комнату сына.

Никого там не обнаружив, обеспокоенный, начал поиски его по дому. Проходя мимо туалетной комнаты, услышал плеск воды и заглянул в приоткрытую дверь.

Сын лежал, в наполненной водой ванной и, закрыв глаза, курил.

Стены туалетной комнаты были отделаны мрамором. Здесь пахло дорогим мылом и мужским одеколоном.

Рунич тихо вошел и, прикрыв за собою дверь, с сожалением посмотрел на сына.

Вдруг, он уловил тонкий, сладковатый аромат. От неожиданности, вскрикнул:

– Ты куришь эту дрянь?!

Арсений вздрогнул и оглянулся.

– А-а, это ты, папа, – он быстро загасил папиросу в воде.

– Где ты это взял? – Андрей подошёл ближе.

– Купил в трактире.

– Пистолет тоже там купил?

Сын не ответил. Осмотрев свои руки, произнёс:

– Чёртов доктор, исколол всего! Надо бы помыться, а сил нет.

Андрей покосился на синяки и следы уколов.

– Больно?

– Здесь больнее, – молодой человек положил ладонь на сердце и, откинув голову на

край ванны, закрыл глаза.

– Отчего ты не спросишь о Ксении Сергеевне? – спросил Андрей.

Арсений кинул на отца испуганный взгляд.

– Что с ней?

– Она больна.

– Больна? – губы его дрогнули.

– Да, – вздохнул Рунич. – Вначале у неё заподозрили чахотку, но к счастью диагноз был ошибкой. Сказалось, причина нервной горячки – потрясения последних дней. Ей нужно прийти в себя и поправиться. Поэтому, с визитом к ней не ходи.

– Понятно. Мадам Карницкая не желает видеть меня в своём доме. – Молодой человек едва выдавливал из себя слова. – Я же ничтожество! – его голос сорвался.

Он отвернулся и умолк.

Рунич положил ладонь на его руку.

– Я понимаю.

– Ты не можешь понять моей боли! – воскликнул Арсений. – Разве ты знаешь, что такое терять мать или хоронить единственного друга? – он обратил на отца полные отчаяния глаза. – Я готов сам лечь в могилу, только бы они были живы! Ты этого никогда не поймёшь, потому что тебе всегда была безразлична моя жизнь.

– Ты ошибаешься, дорогой, – Андрей погладил ладонью мокрые, спутанные волосы сына. – Ну, почему ты отгородился от меня?

– В детстве, я очень любил тебя. Сколько слёз я пролил в одиночестве, когда ты отталкивал меня своим безразличием и ледяной холодностью. Я тебе был неинтересен. Тихий, незаметный, болезненный и безгрешный мальчик, который любил книги, увлекался поэзией, стремился к добру. Я был чужд тебе. И тогда я решил принять окружающую меня жизнь такой, какая она есть. Жить в твоём мире! Жить твоей жизнью!

– Ты очень изменился.

– И ты сразу меня заметил.

– Ты стал просто невыносим и постоянно создавал мне проблемы.

– Но ты увидел меня, как видел других людей.

– Увидел. Но не таким, каким бы хотел видеть.

– Что поделаешь, другим я уже не стану. Как странно всё в этой жизни устроено. Я не должен был жить, а выжил. А моя мать должна была жить, но её нет. Это же несправедливо!

– Сынок, поверь, – Андрей с сожалением смотрел на отчаянье сына. – Ты мне очень дорог.

– Зачем эта ложь, папа? Не лги хоть самому себе. Ты понятия не имеешь, что такое отцовская любовь.

– Возможно, я просто не умею выразить её. Ты… – Андрей опустил голову. – Прости меня.

– Бог отвернулся от меня ещё при рождении, – Арсения начала сотрясать нервная дрожь. – Господи, почему ты не забрал меня вместе с матерью?

– Мальчик мой, – Андрей крепко обнял его и, прижал к своей груди. – Сынок. Послушай меня.

Выбивая зубами дробь, сын молчал.

– Всегда помни, здесь – твой дом.

Как только сын немного успокоился, несмело, попросил

– Давай, забудем всё прошлое, а? И разреши мне… разреши, быть всегда с тобой.

– Быть? – Арсений положил на плечо отца руку и внимательно, несколько секунд, смотрел в его черные глаза. – Только теперь?

Злая усмешка скользнула по его губам. Склонившись ближе к лицу отца, он, медленно произнёс:

– Нет, папа.

– Ну, что же. – Андрей Михайлович огорчённо кивнул головой и, достав из кармана конверт, протянул его сыну. – Это для тебя.

– Вот кстати! – дрожащими руками Арсений взял конверт. – Деньги не бывают лишними.

Через час голос его звенел в гостиной. Он поприветствовал Алексея с Леонидом и наскоро перекусив, покинул дом.

Полина, проводив взглядом хозяйского отпрыска, поинтересовалась у метрдотеля,

протирающего буфетную стойку.

– Лёня, куда он пошёл?

– Не знаю.

– Жди новой беды. – Вздохнула девушка. – О, Матерь Божья, когда Арсений угомонится?

– Когда влюбится. – Резонно заметил Леонид. – Вот тогда и обретёт душевный покой.

– Не смеши меня! Тогда будет ещё хуже. Только любовь отца принесёт ему счастье.

– Этого никогда не будет. – Вмешался в разговор, подошедший к ним Алексей. – Они чужие друг другу люди.

– Возможно, эта девушка поможет ему. – Заметила Катерина. – Тихоня, но чувствуется твёрдый характер.

– Не зря она – Карницкая! – Усмехнулся Леонид. – Она бы утихомирила его.

***

Охранник торопливо шагал впереди.

Дарья, шла вслед за ним по освещенному газовыми фонарями тюремному коридору.

Вот он открыл, деревянную дверь и, они нырнули в какой-то боковой проход, на тёмную лестницу.

Боясь поскользнуться, она осторожно стала спускаться за ним, по стёртым ступенькам, придерживаясь рукой за деревянные, выщербленные временем, перила.

Проход был настолько узок, что на поворотах, она задевала плечами стены.

Внезапно яркий свет, на мгновение, ослепил её. Охранник распахнул двери, и она шагнула за порог.

В неё сознание врезался крик:

– Дашенька!

Елена подбежала к сестре и крепко обняла её. С другой стороны под руку её подхватила Анна.

– Лена, Аня, поверьте, – Даша, задыхаясь, целовала руки сестёр. – Я не виновата!

– Мы верим, Даша, – убеждала её Анна. – И ни минуты в тебе не сомневались.

– Крепись, малышка, – Елена укрывала её в тёплый плащ. – Побереги силы, нам ещё предстоит дорога в одно место. Идём. Скорее!

Сёстры добежали до повозки с крытым верхом, которая стояла во дворе.

Откинув полог, надсмотрщик помог им забраться вовнутрь. Девушки легли на дно повозки и, мужчина, накрыв их рогожей, забросал сверху сеном.

Усаживаясь на облучок и беря в руки вожжи, тихо произнёс:

– Потерпите, барышни, нам только ворота проехать.

Он вывез их за пределы тюрьмы, проехал с запада на восток несколько кварталов и, очутившись на окраине столицы, получил деньги и, пожелав им удачи, поспешил прочь.

***

Горничная отворила двери, и Арсений прошел в дом.

Девушка, украдкой, поглядывала на изысканного молодого человека. Таких господ она видела только на картинках в модных журналах барыни.

Накануне, юноша заплатил ей два рубля серебром и условился, что как только господа уедут из дома, и барышня останется одна, она даст ему знать. Служанка честно выполнила его просьбу.

Стрельчатые, резные арки окон и дверных проёмов, отделяющие прихожую от аванзала, огромное напольное зеркало и высокие спинки стульев вдоль стен, с порога создавали ощущение простора. Столик для визитных карточек из тёмного ореха с резьбой и росписью маслом.

Новый стиль модерн чувствовался даже в мебели фабриканта Мельцера, из бука, ясеня, дуба, с плавно обтекаемыми контурами и линиями, будь то кресло, диван или стол.

Резьба сглаженного рельефа буфетов, бюро и шкафов, с мотивами цветов, стеблей и листьев трав, с изогнутыми контурами. Птицы, волны, ракушки изображены на резьбе дверей.

Ручки, скобы и защёлки на окнах и дверях, из штампованной бронзы, на латунном каркасе – витражи из цветного стекла. Обивочные ткани на стенах в серо-зелёном, серо-жемчужном, сиреневом и бежевом оттенках. Соответственного нежного и мягкого оттенка обивка на мебели.

Аксессуары, предметы обстановки, светильники, люстры, посуда, абсолютно всё было самое лучшее и, судя по всему, привезено из Парижа.

Арсения поразила не столько роскошь, к ней он был привычен, сколько гармоничность, которая сочеталась с уютом. Чувствовалось, что в расходах и желаниях Маргарита Львовна не стеснялась.

Со смущенной улыбкой на румяном круглом личике, горничная провела его по парадным комнатам, к спальне барышни.

– Она здесь, – девушка указала на комнату. – Но барин, пожалуйста, недолго. Если вас застанут, меня выгонят на улицу.

– Не беспокойся, малютка, – Арсений щипнул её за пухлую щёчку.

– Я скоро вернусь за вами, барин.

Войдя в комнату, Арсений очутился в полумраке. Шторы были спущены, окно приоткрыто. Тихо позвал.

– Сестрёнка.

Лежащая на кровати Ксения открыла глаза.

– Кто тут?

– Это я.

На неё смотрели ясные глаза и знакомый, с неизменной лаской, голос говорил:

– Отец сказал, ты заболела.

– Арсений? – приподнявшись на локтях, она села. – Зачем ты здесь?

– Хотел проведать тебя.

Переминаясь с ноги на ногу от неловкости, он стоял посреди комнаты, не решался присесть на стул.

– Увы, это невозможно. Твоя мать, охраняет тебя, как Цербер.

Справившись с первым волнением, безразличным тоном, Ксения ответила:

– Спасибо, что навестил.

Арсений подошёл к кровати и взял её за руку.

– Ксения, что случилось?

Она выдернула из его рук ладонь.

– Тебя могут увидеть. Уходи.

– Твоих родителей нет дома. – Он в недоумении смотрел на неё. – Почему ты прогоняешь меня?

– Мне стыдно, – Ксения закрыла лицо руками и отвернулась. – Я не одета.

Склонившись, он погладил её по голове.

– Послушай, я всё понимаю. Не стыдись меня. И ничего не стыдись, моя маленькая мученица.

– Я раскаиваюсь в грехе.

– Разве называется грехом то, что ты сумела постоять за себя?

– Грех! Я не должна была так поступать и страдаю от этого. Арсений, прошу, ты должен уйти.

– Я уйду. Единственное, о чём я прошу тебя, это подумать, прежде чем сказать, что мы… расстаёмся.

По мере того, как он говорил, лицо Ксении становилось мрачнее.

– Не могу тебе ничего обещать.

– Ксения, ты мне очень дорога. Такое со мной никогда не случалось.

Глядя в его растерянное лицо, она молчала. Скрипнула дверь и в комнату заглянула служанка.

– Барин, вам пора.

Он слегка кивнул головой и, поцеловав руку Ксении, вышел.

***

Уже начинало темнеть, когда сёстры добрались до постоялого двора, чтобы там отдохнуть и переодеться.

До глубокой ночи Дарья рассказывала о несчастье, приключившемся с ней.

– Мой светлый мир, в одно мгновение превратился в тёмный ад. И никто мне не поверил, – она смотрела в сочувственные лица сестёр. – Я виновата только перед Богом и Митей. Его смерть, результат моей неопытности и неосторожности.

– Мы все совершаем ошибки, – отозвалась Елена. – И никому неизвестно, какие испытания готовит нам жизнь.

– Не думайте обо мне плохо! – Даша захлебнулась в рыданиях. – Я никогда не была распутницей.

– У нас и в мыслях такого не было. – Анна быстро обняла её и сделала знак рукой Елене, чтобы та подала стакан с водой.

– Да у тебя жар!

Елена помогла ей напиться, коснулась губами горячего лба и, принялась платком, нежно вытирать слёзы на её щеках.

– Соберись. Ещё немного и завтра мы будем в безопасности.

– Я сумею, – всхлипну, кивнула Даша.

Устав от дневного волнения, она положила голову на подушку.

Закрыла воспалённые глаза и сделала глубокий вдох. Голова кружилась и начинала болеть, совсем как там, в тюремной камере.

Скорбь, душевная боль и обида никуда не исчезли, но она больше не плакала, чувствуя рядом опеку и защиту сестёр.

***

Возвратившись в «Дюссо», Арсений попросил Алексея помочь ему отнести в комнату несколько пачек бумаги, книги и журналы.