Текст книги "Утро нового века (СИ)"
Автор книги: Дэзирэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)
– Значит, ты не видела Петербург?
– Выходит, что живя в нём, я не знала его.
– Тогда не будем терять ни минуты! – он протянул ей руку. – Разреши, я покажу тебе столицу.
– Если ты в состоянии.
– Вполне. – Арсений, осторожно взял её под локоть. – Идём гулять.
Елена оперлась на его руку.
Двухместная, рессорная пролётка, на резиновом ходу, с кожаным верхом, который при надобности мог укрыть их от дождя, три часа мягко колесила по шестигранным торцевым мостовым столицы.
Торцевыми, с деревянными шашками на бетонной основе, мостовыми были вымощены центральные улицы и несколько набережных.
В Петербурге встречались улицы с асфальтированным покрытием, но в основном улицы столицы были вымощены булыжником, который считался достаточно сносным покрытием, не смотря на его неудобства и примитивность. На участках такой дороги невыносимо трясло, и подкованные копыта лошадей грохотали по мостовой.
Широко открытыми глазами Елена смотрела на архитектурные ансамбли дворцов, зданий, богатых храмов, многоэтажные дома с квартирами для состоятельных господ, памятники, широкие мосты.
Некоторые улицы были застроены богатыми особняками знати, промышленных королей и торговых тузов.
Большие гранитные плиты покрывали тротуар, в центре города, на набережных Невы, и известковыми плитами в некоторых частях рек и каналов.
От времени, и погодных условий на известковых плитах появлялись следы разрушения в виде выбоин и трещин. Ходить по ним нужно было с большой осторожностью, особенно в зимнее время.
Чуть ближе к окраине, начинались казенные постройки.
Ехать туда Арсений не захотел. Окраина столицы для отдыха не годилась.
Он опасался, что у Елены, хорошее впечатление от Петербурга, на его окраинах, может измениться. Нарвская застава, Невская, Московская и Выборгская сторона, это – фабрики, заводы и отсутствие дорог.
В этот день, один из меценатов-фабрикантов организовал народное гуляние для своих рабочих.
Пролётка медленно катилась сквозь толпу нарядно одетых мужчин, женщин и детей.
Заметив, что Елена с любопытством смотрит на сколоченные по обе стороны бульвара деревянные лари, в которых шла бойкая торговля, Арсений спросил:
– Может, хочешь посмотреть?
– Да. Я никогда не видела ярмарку.
Договорившись с извозчиком, чтобы он ожидал их в условленном месте, Арсений повёл Елену в гущу гуляющих.
Они ходили среди рядов, где торговали воздушными шарами, горячими пирожками и всевозможными сладостями и фруктами.
Смотрели выступление цирковых силачей поднимающих тяжести, борцов, фокусников и дрессировщиков.
Прокатились на каруселях, посмеялись возле кривых зеркал.
У шарманщика дрессированная белая мышка предсказывала судьбу, но они, ни рискнули гадать и, заплатив шарманщику, пошли дальше, туда, где виднелись лари букинистов.
– У них можно отыскать что-нибудь интересное, ценное. Там, – Арсений махнул на лари через дорогу. – Открытки. Но туда мы не пойдём.
– Отчего? – взяв его под руку, поинтересовалась девушка. – Так такое разнообразие. Есть открытки с видами Петербурга?
– Конечно – есть, – утвердительно кивнул он. – И очень хорошо изданные, красивые. Но там есть, это… – Арсений замялся и покраснел. – Есть открытки неприличного содержания, – быстро пробормотал он. – Эротические.
– А-а. – Елена опустила глаза.
– Зато вон там, – Арсений указал в противоположную сторону. – Вкусное место. Там «Восточные сладости».
И действительно, особенно много народа столпилось возле ларей с надписью «Восточные сладости».
Рахат-лукум, облитые карамелью и шоколадной глазурью грецкие орехи, несколько сортов халвы, шербет, пастила, мармелад, коврижки и разнообразные пряники.
Но самое вкусное это были горячие вафли с кремом, которые пекли тут же, на специальном приспособлении.
Покупатели не только раскупали вафли, воздушную, очень сладкую, розоватую пену, которая называлась «сахарная вата», но и любовались, как ловко грек управлялся с вафельной жаровней.
Залив чугунную дощечку жидким тестом и, закрыв сверху такой же чугунной дощечкой, повертев её над жаровней, он извлекал горячую вафлю, свёртывал её трубочкой и наполнял кремом. Две, три минуты и всё было готово.
Вскоре Елена и Арсений, сидя в пролётке, лакомились ароматными, хрустящими вафлями.
Устав от прогулки, возвращаясь на Аптекарский остров, к «Дюссо», Елена обратила внимание, на обилие всевозможных вывесок которыми пестрел Невский проспект.
Солидные фирмы, банки, кредитные учреждения, аптеки, страховые и нотариальные конторы не говоря уже о магазинах, всё это освещалось электрическими вывесками.
– Особенно здесь красиво по вечерам, – заметил Арсений. – В следующий раз, я свожу тебя в ювелирный магазин. Там в витрине всё блестит и переливается цветами радуги. Витрина движется по кругу и освещается электричеством. Ты сможешь не только полюбоваться, но и выбрать вещицу по своему вкусу.
Елена отвернулась и промолчала.
Андрей Михайлович не скупился на подарки и, ювелирных изделий, у неё с сестрой, было в избытке.
Услышав от Арсения упоминание о драгоценностях, она сменила тему разговора.
– Даже на аптеке вывеска, – как бы, между прочим, заметила она.
– Ну, да, особенно впечатляет вон та! – Арсений указал тростью на вывеску над дверями аптеки. – «Я был лысым»! Или «Пилюли Ара от расстройства желудка»! – он расхохотался. – Лично мне больше нравиться: «Пейте коньяк Шустова».
Елена кинула в его сторону быстрый взгляд. Она не могла привыкнуть к порой слишком откровенным речам молодого человека.
Заметив укоризну в её выразительных глазах, Арсений сконфузился и уже другим тоном, продолжил:
– А если серьёзно, вывески не так уж и плохи. В темноте, они способствуют лучшему освещению. Правда, пока это только на Невском проспекте и прилегающих к нему улицах. Чем дальше от него, нам остаётся только свет газовых фонарей, а на окраинах, фонари керосиновые. Любезный, – окликнул он сидящего на козлах, извозчика. – Притормози вон у того магазина.
Извозчик, в длинном до пят, тёмно синем, со сборкой на поясе, кафтане, повернул к ним голову в низком и широком цилиндре.
– Как скажете, барин.
Через десять минут они продолжили свой путь. На коленях девушки лежал благоухающий букет из белых роз.
***
Андрей Михайлович услышал смех сына, когда он и Елена поднимались на крыльцо дома.
Войдя с яркого солнца в полутёмную гостиную, они не заметили сидящего в глубоком кресле, возле камина, Андрея.
Елена держала в руках букет белых роз. Арсений так и сыпал шутками. Девушка улыбалась.
Удивительно, но его непутёвый сын умел вызывать на губах этой молчаливой красавицы улыбку.
Легонько сжимая в ладонях её тонкие пальцы, Арсений спросил:
– Ты хорошо отдохнула?
– Замечательно! – в её глазах светилась радость. – Мне много лет не было так легко, как сегодня. Спасибо тебе.
– Ещё пойдём?
– Пойдём.
– И Дашу возьмём с собой.
– Непременно! – она склонилась к букету и вдохнула его аромат. – Какие красивые розы.
– Разве они могут сравниться с той розой, которая держит их в руках? – Арсений поднёс её пальчики к губам и нежно поцеловал.
Это было уже слишком!
– Ты всегда был мастером комплиментов!
Арсений вздрогнул и оглянулся. К ним приближался отец.
– Кто позволил тебе выходить с ней из дома?
– Андрей Михайлович, – вмешалась Елена, становясь между отцом и сыном. – Я сама попросила его об этом.
– Я спрашиваю тебя! – не обращая внимания на её оправдания, заорал на сына Рунич. – Ты что, с ума сошел?!
– Мы гуляли не в людных местах.
– Не смей больше так поступать!
Арсений не сказал ни слова. Кивнув головой Елене и потупив взор, он пошёл к выходу из гостиной.
У девушки задрожали губы.
– За что ты так с ним, Андрей? Он ничего плохого не сделал.
– Поверь, Елена, тебе лучше избегать его.
– Почему? Он ни чем не обидел меня.
– Мне лучше знать, чего можно ожидать от моего сына. Мой тебе совет: держись от него подальше.
– За что ты его коришь?! – воскликнула девушка. – Ни один ребёнок невинен в том, что мы произвели его на свет! Если бы твоя жена сейчас была жива и, ты мог спросить у неё, что она выбрала: свою жизнь или жизнь ребёнка? Я уверена, она выбрала бы его жизнь! Или Арсений появился на свет по воле божьей и ты тут не причём?
– Он боль всей моей жизни. – Оправдывался Рунич.
– В этом нет его вины. Я бы всё отдала, только бы прижать своего Петрушу к груди. Хоть на мгновение! – В её голосе дрожали слёзы. – Потом и жизни не жалко. Почему, ты, такой добрый к нам, немилосерден к своему ребёнку?
– Арсений не ребёнок, – скрипнул зубами Андрей, но увидев слёзы на её глазах, спохватился. – Елена не плачь. Это всё он! Он ответит за твои слёзы.
Елена поспешно остановила его.
– Не надо. Не трогай его, Андрей. Пожалуйста.
========== Глава 5 ==========
Андрей Михайлович вошёл в подъезд уже знакомого ему дома и поднялся на третий этаж.
Войдя в квартиру Гришки Армянина, он отметил про себя, что она выглядит вполне прилично. Чистые занавески на окнах, ковёр на полу, над столом лампа с зелёным абажуром, цветы в горшках, мягкий диван и венские стулья.
За столом сидел Гришка и чинно пил чай. В комнате стоял запах крепкого табака самосада. Иного Григорий не курил.
Появление Рунича он встретил как всегда радушно.
– Андрей! – раскатистым басом проворчал он, обнимая гостя. – Два часа ожидаю тебя. – Он жестом указал на кожаное кресло. – Присаживайся, друг. Как дела в заведении? Наши не беспокоят?
– Нет. – Рунич уселся в кресло. – У меня игра без кляуз и понтеров за версту вижу. Я их на дух не переношу.
– За старое ни-ни?
– Нет. Те времена давно прошли.
– Чаю?
– У меня мало времени, Гриша. Слушаю тебя.
– Тогда, Андрей, поговорим без церемоний.
Григорий достал из кармана самокрутку и, закурил.
– Поразузнал я сам и через людишек своих о деле твоём. Точно, это не наши. Как я и думал – залётные.
– Давай, Гриша, ближе к делу.
– Ну, это как желаешь. Недавно объявилась группа из шести человек. Один даже на службе у попечителя учебных заведений в истопниках ходит. Извозчик среди них есть с лошадкой. В монастыре свой человек. Баба.
– Конечно, – прервал его Андрей. – Монастырь-то женский. Кто она? Имя.
– Пока не выяснил. Вначале я подумал, из бывших она. Марьяжила маруха клиентов и так зарабатывала на жизнь. Наверное, как-то смогла уйти от своего кота-сутенёра и спряталась в монастыре. Мои парни девок поспрашивали. Из их среды за два года шесть девок ушли. Однако их жёлтые билеты у котов остались.
– В монастыре, при постриге, другое имя могут дать. Вряд ли девица, если умная, старое имя оставит.
– Поэтому трудность и возникла. Но, думаю, нашёл я её бывшего хахаля и имя её мирское узнал. На днях в Катране крутили мельницу и, чесальщик Проказа хвалился, как разводил лоха с месяц назад и раздел его почти до ниток, а это оказался один из залётных хватов. Сорил деньгами во всю. И расплатился с Проказой церковной вещицей. Золотым крестом с рубинами. Разговорились под водочку, тот и поведал про бабёнку свою. Матрёной звать. В Нижнем официально бордель на ней был, а настоящего хозяина Семичем кликали. Ревнивый, как зверь. Матрёшку мордовал боем. Финажки у купцов щипал. Чистый паспорт купил и с полюбовницей своей в Петербург прибыл. От него-то она и сбежала. С этими ребятками где-то сошлась. И помогла кубышку монастырскую вскрыть. Сама в стороне осталась. Что скажешь?
– Как он выглядел?
– Не высокий, кряжистый. Одет как барин, без бороды, с усами. Глаза щурил, видать слеповат.
– Найти бы мне его, Гриша, и потолковать.
– Сложно, но возможно. Знаю, ещё трое за ним стоят. Вот кто они, узнать бы.
– Что же, узнай, Гриша. Достань мне их, хоть с того света!
– Есть тут одна деваха, из чистеньких. Судя по всему, залётный к ней интерес заимел. Андрюша, – почти нежно спросил Андрея Армянин. – Рожу этому вражью потроху начистить, али для тебя оставить?
– Будет упираться, отвесь ему пару затрещин. Только пару! Я твой кулак знаю.
– Не зашибу! – с довольной ухмылкой отозвался Армянин. – Прижму сукина сына. Куда он денется.
***
Как только за отцом закрывалась дверь, Арсений, по-прежнему, уходил к Елене.
Он читал ей наброски своей книги, а она, то одобряла, то делала замечания его работе. Вместе они исправляли ошибки. В конце августа Арсений отнёс книгу в издательство и её приняли в печать.
Из прозы, которую он переводил, Елене больше всех нравился Шобер, а из поэтов – Поль Верлен, Шарль Бодлер и Артюр Рембо.
Её выбор удивил и очень обрадовал юношу. Эти модные и скандальные поэты, были и им любимы.
С каждым днём Арсений всё отчётливее, понимал, насколько стала нужна ему эта девушка. От взгляда её больших глаз, он чувствовал, как кружится голова и с болью замирает сердце.
Воспользовавшись очередным отсутствием отца, Арсений, удобно расположившись на софе, читал ей переводы Артюра Рембо.
Когда он умолк, Елена попросила:
– Почитай еще.
– Я только начал переводить. Мне понравилось, вот это стихотворение и, его я хочу включить в сборник. Послушай.
«Тебя оставить всё же мне придётся.
Но в этот час не обрекай на муки.
И если в сердце нежность остаётся,
Не говори, прощаясь, о разлуке.
Пусть в эту ночь, пред сумрачным рассветом,
Счастливое мгновение промчится.
Когда настанет время разлучиться,
Вручи мне яд, прошу тебя об этом!
Уста к устам приблизятся, а веки,
Когда в них смерть заглянет, не сомкну я,
И так, счастливый, я усну навеки,
Твой, видя взор, лицо твоё целуя.
И сколько лет спать буду так – не знаю…
Когда велят с могилой распроститься,
Ты, об уснувшем друге вспоминая,
Сойдёшь с небес, поможешь пробудиться!
И, ощущая вновь прикосновение, любимых рук,
К груди твоей прильну я.
Проснусь, подумав, что дремал мгновенье.
Твой, видя взор, лицо твоё целуя».
Он умолк.
– Замечательно! А я знаю, для кого ты эти стихи перевёл.
– Для кого?
– Для твоей возлюбленной.
– У меня нет возлюбленной.
Щёки юноши залил румянец, и он постарался увести разговор в русло литературы.
– Прозу переводить легче, чем стихи.
– Ты перевёл что-нибудь из прозы Шобера?
– Нового нет. Тебе не кажется, что он мрачновато пишет?
– Не кажется. Он ведь правду пишет. В жизни больше печали, чем радости.
– Ты это верно заметила. – Арсений закрыл тетрадь и положил её на стол. – Хочешь знать, почему я выбрал для перевода именно этот роман?
– Почему?
– Потому что описываемые в нём события так похожи на мою жизнь.
Он понурился.
– Не надо. – Елена коснулась пальцами его руки. – Не думай больше о плохом.
– А ты можешь забыть всё плохое?
Арсений поднял голову и встретил её взгляд. В нём было столько нежности, что ему стало не по себе.
– Прости, за глупый вопрос, – он отвёл взгляд от этих опасных для него, завораживающих глаз. – Хочешь знать, что я чувствую, когда смотрю на тебя?
Девушка насторожилась.
– Я отвечу стихами Верлена. Он сказал то, что я бы мог сказать тебе сам.
«Я часто вижу сон пленительный и странный,
Мне снится женщина. Её не знаю я.
Но с ней мы связаны любовью постоянной,
И ей, лишь ей одной, дано понять меня.
Увы, лишь для неё загадкой роковою
Душа прозрачная перестаёт служить,
И лишь одна она задумчивой слезою
Усталое чело умеет освежить.
Цвет локонов её мне грезиться неясно,
Но имя нежное и звучно и прекрасно,
Как имена родных, утраченных друзей.
Нем, как у статуй, недвижный взор очей,
И в звуках голоса, спокойно отдалённых,
Звучат мне голоса в могилу унесённых».
Наступила тишина. Через несколько минуту, Арсений её прервал:
– Я не помню свою мать. Когда она умерла, отец уничтожил все её портреты и фотографии. Ведь я, невольно, стал причиной её смертельной болезни. С тех пор, к чему ни прикоснусь – всё рушиться, гибнет. Видимо, я проклят своим отцом.
– Я тоже принесла многим людям несчастье, – с горечью прошептала Елена, и глаза её наполнились слезами.
– Нет, Лена, нет! – горячо заверил её молодой человек. – По крайней мере, мне, ты принесла свет и радость. – Слегка касаясь белокурых волос пальцами, он погладил её по горестно склонённой голове. – Не плачь. Я этого перенести не в силах.
В ответ на его слова, улыбка скользнула по бледным губам девушки.
– Мы с тобою чем-то похожи. Это чувство возникло во мне с первого мгновения, как я увидел тебя. Хорошо, что мы стали друзьями.
Она в согласии кивнула и, смущаясь, произнесла:
– И у меня к тебе есть просьба.
– Какая?
– Пожалуйста, не ссорься с отцом.
– Я сделаю всё, что ты пожелаешь.
– Господи, как же ты сейчас похож на Дмитрия.
– Дмитрия? – напрягся Арсений. – Кто такой Дмитрий?
– Мой друг. Помнишь, я говорила тебе о нём. Твой отец обещал помочь найти вора и оправдать доброе имя сестры. Как ты думаешь, он сможет это?
– «Великий Рунич» сможет всё, если захочет. А он хочет помочь вам.
– Значит, мы можем надеяться?
– Вполне, – мрачно отозвался молодой человек. – Только приготовьтесь заплатить за эту услугу.
– Ради сестры я пойду на всё.
– Даже на то, чтобы поступиться своей честью? – широко открыл глаза Арсений. – Даже на это?
Елена отвернулась.
– Ради тебя, я тоже пойду на всё. Ее бойтесь отца. В обиду вас я ему не дам.
– Думаю, этого не понадобиться, – от слишком пристального взгляда голубых глаз,
Елена смутилась.
– Время покажет.
***
Под ногами шелестели первые опавшие листья. Елена и Дарья, не спеша, прогуливались по примыкавшему к дому Руничей, саду.
С приближением осени, он не утратил своей красоты. Первые золотистые листья, понемногу начинали усыпать дорожки и аллеи. Ещё немного и яркий, пышный ковёр покроет всё вокруг, ходить по которому, будет несравненное удовольствие.
Сёстры говорили о сестре Анне, о прошлой, весёлой и беззаботной жизни в имении родителей, старательно минуя в разговоре события связанные с Дмитрием.
Неожиданно, Дарья задала вопрос:
– Лена, а чем занимается Арсений Андреевич?
Елена охотно ответила:
– Книгу пишет, стихи переводит. В душе он – литератор.
– Об этом ты с ним подолгу беседуешь?
– Именно об этом.
Дарья пожала плечами и села на скамью.
– Я не совсем понимаю, какой тебе в этом интерес?
– Тебе известно, я всегда любила литературу.
– Видишь ли, Лена, ситуация складывается деликатная.
– Не понимаю, – девушка покраснела. – В чём дело?
– Арсений Андреевич, не просто знакомый нам юноша, он сын Андрея Михайловича. Человека, который помогает и защищает нас. Мне бы не хотелось неприятностей с нашим хозяином.
– Хозяином? – невольные слёзы вскипели на глазах Елены. – Ты говоришь – хозяин? Не уверена, Даша, что над нами есть иной хозяин, кроме Бога. Во всяком случае, не надо мной.
– Лена, – поспешно заверила её сестра. – Я не хотела обидеть тебя.
– Помилуй, Даша, тогда я не понимаю, на что ты намекаешь?
– На то, что Арсению Андреевичу возле тебя, как мёдом намазано. Я подозреваю, что этот юноша увлёкся тобой.
– Подозреваешь? – спокойно ответила Елена, хотя эта видимость спокойствия стоила её большого самообладания. – Даша, не нужно слушать всякий вздор, который распространяет прислуга.
– Это верно. – В голосе Дарьи послышалось сомнение. – Такие мысли и подозрения возникли у меня от случайно услышанного разговора между Полиной и Екатериной.
– Признаюсь, мне интересно беседовать с этим юношей. Иначе, можно умереть от тоски! Там, – она кивнула в сторону высокого забора. – Петербург! Улицы с фонарями, дворцы, набережные, Нева, магазины, лавки и театры, нарядная публика. Там – жизнь! А здесь – золотая клетка. И только Арсений привносит в неё глоток свежего воздуха. Не знаю, ты привыкла жить в келье, но я – нет!
– Лена, голубушка, – Дарья встала.– Не сердись! Да ты побледнела.
– Я не сержусь. Но прошу, больше никогда не заводи разговор в таком тоне об этом юноше и его отношениях ко мне.
– Обещаю.
Дарья крепко обняла сестру.
***
Ксения любила эту кофейню на Невском проспекте с вкусным названием «Парижское кофе». Горячая выпечка, пирожные, с которыми можно было выпить чашечку кофе или чая, полистать газеты и модные журналы.
Войдя, окинула взглядом уютный небольшой зал и вздрогнула, увидев за столиком знакомый силуэт.
Арсений Рунич, с папиросой во рту и с сосредоточенным лицом, сидя за столом, писал в тетради.
И хотя всё эти месяцы она мечтала о встрече, в душе оказалась не готова к ней.
Почувствовав чей-то взгляд, Арсений поднял голову и заметил её.
Он улыбнулся и, загасив папиросу в пепельнице, поднялся со своего места.
Поколебавшись, пошёл к ней.
– Какая встреча! – он учтиво поклонился. – Моё почтение, Ксения Сергеевна.
Ксения сдержанно ответила:
– Здравствуй, Арсений.
– Вижу, ты не рада мне. А когда-то говорила, что мы друзья.
– Мы и остались друзьями.
– Тогда как с другом, хочу поделиться с тобой радостной новостью. Мою книгу издали.
Глаза девушки засияли.
– Покажи.
Арсений протянул ей томик. Она погладила глянцевую кожу переплёта.
– Ты не напрасно трудился!
– Сегодня в три часа дня, встреча литераторов. Если ты не против, я могу заехать за тобой.
– Конечно, не против.
Ксения открыла книгу. Вздрогнув, замерла и медленно прочла:
– « Моему Ангелу»… Ангелу?
Она пристально уставилась в глаза Арсения. На её немой вопрос он промолчал.
– Это… – Ксения захлопнула книгу. – Для Адель, или любовнице твоего отца?
– Ты бы подумала, прежде чем такое говорить.
– Это ты подумай, кому посвящение.
Голос Ксении звучал глухо и тихо, но он врезался в его сознание, как крик.
– Бессовестной нахалке. Впрочем, это не удивительно, тебя всегда привлекали распутницы. Адель тебя многому научила. Чему ещё научит тебя содержанка отца? Может, ты возьмешь эту парвеню себе, после того как он бросит её? Ты же всегда стремился походить на него.
Арсений едва сдержался, чтобы не наговорить ей дерзостей.
– Ты не смеешь порочить её. Она чиста, как ангел.
– Ангел? – девушка зло расхохоталась ему в лицо. – Так вот он кто, этот ангел! С каких это пор распутницы стали ангелами?
Увидев гнев в его глазах, Ксения на мгновение замолчала и пристально всмотрелась в его лицо.
– Арсений, ты что? Ты влюбился?
– Я не знал, что сестрёнки умеют ревновать. – Спрятал он неловкость за шуткой. – Эта женщина для меня… она как бы, – он погладил ладонь девушки. – У меня нет слов, чтобы объяснить тебя, что значит для меня эта женщина.
– Пусти. – Ксения вырвала у него руку. – Зачем ты лжёшь? Ведь ты любишь, любишь, любишь эту мерзавку!
Губы Арсения побледнели.
– Не смей…
– Эту дрянь!
– Не смей! – не удержавшись, в ярости заорал он. – Я никому не позволю марать в грязи её имя! Даже тебе!
Ксения испугалась и попятилась.
– Думаешь, я ничего не знаю? Ты весьма благосклонно принимаешь ухаживания этого денежного мешка, господина Измайлова! И по какому праву ты требуешь от меня ответа? Всё. Я так больше не могу… Устал. С меня довольно!
Ксения испуганно смотрела на разгневанного друга.
На шум к ним подошёл хозяин кофейни.
– Милостивый государь, – обратился он к молодому Руничу. – Здесь приличное заведение. Прошу считаться с этим. – Его взгляд обратился на девушку. – Выяснять отношения с мадемуазель, можно и в ином месте.
Арсений опомнился.
– Простите, сударь, – голос его дрожал.
Не прощаясь, пошёл к дверям. На пороге на минуту задержался. Оглянулся. Взгляд его встретился с синими глазами Ксении.
– Прости мне всё зло, что я причинил тебе. Не поминай меня лихом, сестрёнка. Прощай.
Ксения, растерянно смотрела ему в след. Наконец его слова дошли до её сознания.
Она бросилась следом.
– Арсений!
Его коляска уже повернула за угол улицы.
Ксения без сил опустилась на скамью.
– Ушёл…
Она подняла к небу глаза, ища в его бездонной глубине помощи.
– Боже милостивый! Он ушёл навсегда… Арсений больше не вернётся.
***
На собрании литераторов от Андрея Михайловича не укрылось плохое настроение сына.
Однако для него оказалась полной неожиданностью, что Арсений способен, так твёрдо, отстаивать своё мнение на собрании коллег по перу. Вторая его книга была принята в печать. Успех сына обрадовал Андрея.
Главный редактор представил собравшейся публике, нового молодого писателя, звезда которого недавно зажглась на литературном небосклоне.
– Арсений Андреевич Рунич. Наш молодой, начинающий, коллега. В новом столетии, литература должна не только служить самым высоким идеалам. Она должна превратиться в голос народа. Потому что новый, двадцатый век станет веком народа!
– Извините меня, дорогой редактор, – перебил его Арсений. – Литература и в частности поэзия никогда, нечему и никому служить не будет. А что касается народа, который распрямиться только благодаря общедоступной литературе… – он повернулся к редактору и едва сдержал усмешку. – Извините, меня, но, мне кажется, вы немножечко преувеличили.
Андрей Михайлович довольно улыбнулся. Его сын тактично и умно осадил не в меру расходившегося редактора.
Арсений повел глазами в сторону отца и начал читать свои стихи. Когда он закончил чтение, его голос потонул в криках: «Браво!» и в шквале аплодисментов, к которым подключился и его отец.
Это день они провели вместе.
***
Александр Лаврентьевич Краев внимательно рассматривал своего молодого пациента.
Прошло несколько недель со дня его болезни, однако признание пациента не давало ему покоя.
Чувствуя, что между отцом и сыном возможен, нежелательный для них обоих конфликт, врач рискнул начистоту поговорить с Арсением.
Послушав его сердце и лёгкие, спросил:
– Как вы?
– Всё в порядке. Спасибо.
– Я вижу, что вам лучше, Арсений Андреевич. Поэтому, хочу поговорить с вами. Во время болезни, вы сказали мне, что хотите заставить отца признать ваше право на счастье. Как я понял, для этого вы готовы на всё.
– Доктор, если вас смутили мои слова, то, – юноша взволнованно прошёлся по комнате. – Простите, у меня был жар и, я смутно помню, что говорил тогда.
– И тем не менее, вы были искренни. Сейчас вы хорошо себя чувствуете?
– Вполне.
– Так вот, Арсений Андреевич, вы можете игнорировать, то, что я вам скажу. Вы должны покинуть этот дом.
– Почему?
– Ведь вы мечтали уехать, не так ли? У вас есть имение и там вы будете в безопасности.
– А здесь я в опасности?
– Именно! Повторяю, бегите. И от отца, и от себя, и… от Елены Лукиничны.
– Александр Лаврентьевич, чему быть, того не миновать.
Краев вздохнул и с сожалением посмотрел на него. По выражению лица молодого человека, он понял, что тот никуда не уедет.
Он открыл саквояж и достал оттуда склянку с лекарством.
– Налейте мне в стакан немного воды.
Арсений исполнил его просьбу. Врач подошел к окну и стал капать в воду успокоительную микстуру, которую сам приготовил. Арсений стоял напротив, и смотрел, как он считает капли.
– Я, верно, понял, это для меня?
– Эту настойку будете пить один раз в день, до двадцати капель. Это поможет вам быть спокойнее.
– Спасибо, доктор.
– Давайте на чистоту, Арсений Андреевич. – Врач не сводил внимательного взгляда с его лица. – Вы ведь не равнодушны к Елене Лукиничне.
– Да, эта девушка мне нравиться.
– И только?
– Зачем вам знать, доктор? – искренне ответил Арсений. – Знать то, чёго я ещё и сам не знаю.
– Я понял, почему вы отказываетесь уезжать. Ведь вы не хуже меня понимаете, что нужно уехать, но не можете. Из-за неё.
– Вы проницательны.
Ясные глаза Арсения излучали грусть. Он постарался увести разговор в другую сторону.
– Хотите, посмотреть игру?
– Пожалуй.
***
Полина застала Катерину в слезах.
– Что с тобой? – встряхнула она за плечо рыдающую девушку. – Чего ты ревёшь?
– Не могу я больше видеть их! – Катя зло швырнула тряпку в угол комнаты. – Когда они только уберутся отсюда?
– Что ты на них взъелась? Дарья постоянно молиться, а Елена почти не подымает глаз. Она очень переживает за будущее сестры.
– Я чувствую, Андрею Михайловичу угрожает опасность!
– Катерина, не говори глупости.
– Не могу я больше видеть, как они вертят всем в доме! – вытирая слёзы, зло бросала Катя. – Как хозяин угождает Дарье. Как Елена кружит голову Арсению. Итак, они едва терпят друг друга, а из-за них просто убьют один другого! Ты этого хочешь? Еще немного и здесь будет ад!
– Это их дело, – отрезала Полина.
– И моё тоже! Я люблю Андрея Михайловича, переживаю за Арсения.
– Если хозяин услышит твои речи, он выгонит тебя. Куда ты тогда пойдёшь? На улицу, обратно в публичный дом?
В ответ Катерина разрыдалась еще сильнее. Сердобольное сердце Полины смягчилось, и она обняла дрожащие плечи девушки.
– Не плачь, Катя. Когда здесь бывала госпожа Карницкая, ты не плакала.
– Её я не боялась.
– Не бойся и теперь. Ни одна из сестёр не стал любовницей хозяина и вскоре ему всё это надоест.
– Неужели можно ему отказать? – удивлению девушки не было конца.
– Об этом знают все, кроме тебя, дорогая моя ревнивица.
– Поленька, не рассказывай никому о том, что я в сердцах наговорила! – взмолилась девушка.
– Не скажу. – Полина подвязала фартук. – Пошли работать.
Катерина покорно подчинилась ей.
***
Молодых дам и девиц Глеб Александрович Измайлов побаивался.
В юности, будучи гимназистом, он не умел ухаживать за хорошенькими барышнями. Конфузился, краснел, пугался, бормотал какой-то вздор, чем вызывал у барышень смех.
Всегда серьёзный, задумчиво погруженный в свои мысли, он бы не представляла для женщин никакого интереса в качестве жениха, если бы не две большие фабрики по производству медикаментов и кругленькие счета в банках, оставленных ему покойным отцом.
При всей своей робости перед дамами, Глеб Александрович обладал проницательным умом и прекрасно понимал, что от него хотят досужие барышни и их родственники.
И когда Маргарита Львовна Карницкая пригласила его на свои именины, он в глубине души тяжело вздохнул, но приглашение, со светской любезностью, принял. В обществе не принято отказывать.
Однако когда он увидел дочь господ Карницких, то его поразила светлая, открытая улыбка девушки и её глаза.
В этих ясных, синих глазах не было алчного блеска, с интересом рассматривающего его, как забавную обезьянку или большой денежный мешок.
Он сел за стол с хозяевами и, так и остался в их доме до самого утра.
Куда делась его замкнутость!
Он непринуждённо рассказывал девушке о своих студенческих годах, о заботах с фабриками, о покойных родителях.
Ксения, не перебивая его, качала головой, иногда вставляла слово. От её улыбки на душе господина Измайлова становилось легко и радостно.
Прошло совсем немного времени и, Глеб Александрович почувствовал, что его с неодолимой силой тянет к мадемуазель Карницкой. Что он, старый холостяк, нежно и трепетно привязался к этой хорошенькой, молчаливой барышне.
С букетом роз и коробкой пирожных, Глеб Александрович, в очередной раз прибыл с визитом в дом Карницких и застал Ксению одну, в расстроенных чувствах.
Увидев дрожащие на её ресницах слёзы, Измайлов растерялся.
– Слёзы? Ксения Сергеевна, ради Бога, что случилось?
– Ничего.
– Ксения Сергеевна, ваши слёзы для меня, точно нож в сердце! – воскликнул Глеб Александрович.
