Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

Андрей смотрел на него и не верил своим глазам. Его ли это сын?

Юношеское миловидное лицо, постарело на десяток лет. Вокруг глаз – тёмные круги. На лбу, возле глаз и рта, легли морщинки. Арсений похудел, и стал тоньше.

В глубине его души поднималась жалость к этому потерявшему себя ребёнку, которого он так мало любил.

– Сеня, – только и смог выдавить он.

– Ты выпустил меня из плена. Я стал свободным! Свобода… Больше не хочу тебя видеть! – жёстко бросил в ответ сын и поискал глазами врача. – Зачем ты впустил его? Мало мне…

Не договорив, он перегнулся пополам и, сцепив зубы, старался подавить крик боли от судороги, скручивающей тело.

Андрей сделал шаг к сыну.

Заметив его движение, Арсений метнулся в угол и закричал, задыхаясь от боли:

– Не подходи! Стой там!

От сильной боли у него перехватило дыхание, зубы заскрежетали, на глаза выступили слёзы. Он без сил повалился на пол и застонал:

– Голова, у меня разрывается голова.

– Сынок!

Рунич хотел броситься к нему, но врач остановил его, удержав за руку. Он сам подошёл к больному и, опустившись рядом, обнял его за плечи.

– Арсений, потерпи. Сейчас всё пройдёт.

– А-а! – выгнувшись от боли, кричал юноша. – Папа, не надо! Не смотри на меня! Уйди! Прошу, не смотри!

Когда приступ боли схлынул, до Андрея донёсся нарастающий безумный смех.

– Он всегда хотел стать властелином мира! – смех оборвался и Арсений, печально глядя на врача, попросил: – Доктор, мне нужно переодеться и ехать в церковь. Да. Ты не знал? Сегодня у меня свадьба. Меня ждёт невеста.

– Бедняга, – вздохнул Александр.

– Она всегда со мной. Я не позволю тебе украсть её. Не позволю! – Арсений схватил Александра за руку и, убеждая его, говорил: – Я сыграл в жизнь, в эту игру. Знаю… я мёртвый. Не трогай, не смей! Это моя рукопись. Ш-ш-ш… Она спит. Прошу, помолчи, не буди её. Знаешь, у нас дом и розы в саду. Розы… у мамы они опять увяли. Он не увидит моих слёз. Никогда! Мне тоскливо, потому что я не могу обнять их. Но я скоро приду к ним. Обниму маму, поцелую золотые волосы жены и подарю им любовь… вечную.

Слушая бессвязные слова сына, Андрей прошептал:

– Что с ним, доктор?

– Неужели вы до сих пор ничего не поняли? Ваш сын сошёл с ума. Ну, вот… теперь вы свободны.

Рунич слушал врача и не понимал сказанного. Увидев отрешённое выражение его лица, Краев смягчился.

– Ещё рано судить, но… скорее всего, он безнадёжен.

– Папа.

Андрей встрепенулся от тихого голоса. Глаза сына, на миг прояснились, и он услышал не глухое бормотание, не крик и истеричный смех, а мягкий голос, каким Арсений давно не говорил с ним:

– Папа, ты уезжай. Не надо оставаться здесь, – умоляюще попросил он.

Через мгновение взор его затуманился и, скорчившись от боли, он закричал:

– Не боюсь! Я больше, не боюсь тебя!

Душевная и физическая боль сына была так очевидны, что сейчас Рунич простил бы ему всё.

Арсений был похож на раненного, загнанного в угол зверька, который не позволяет приблизиться к себе никому. Его душевные раны не заживали. Они кровоточили. И если ничего не предпринять, они никогда не заживут.

Андрей понял, что его сын уже не в состоянии помочь себе сам.

На прощание Краев пожал ему руку.

– Не волнуйтесь, Андрей Михайлович. Я постараюсь его вылечить.

***

Гордый мужчина был сломлен случившимся несчастьем. Опустив бессильно руки, он не стеснялся бегущих по щекам слёз.

Маргарита Львовна была крайне поражена его состоянием. За десять лет знакомства, таким подавленным, она не видела любовника никогда.

– Андрей, что произошло? – изумлению её не было предела.

– Арсений, – всхлипывая, едва смог проговорить он.

Улыбка исчезла с лица Маргариты Львовны.

– В какую беду он угодил? – беспокойно переспросила она.

– Он в психиатрической больнице.

– Андрюша, – женщина обняла его за плечи. – Не мучай себя. Арсений был очень плох. На него было жалко и страшно смотреть. Хорошо, что во время были приняты меры и, не случилось худшего. Успокойся.

Подходя к гостиной, Ксения услышала доносившиеся оттуда голоса матери и Андрея Рунича.

Вздрогнув, притаилась за дверью.

– Почему это произошло именно с ним? – губы Андрея дрожали. – Господи, разве мало я принёс этой жизни в жертву? И вот теперь… сына!

– Это произошло из-за того, что вы, оба, влюбились в эту женщину.

Он поднял на любовницу тяжёлый взгляд.

– В том, что мой сын потерял разум, её вины нет.

Распахнув двери, Ксения ворвалась в гостиную.

– Андрей Михайлович! Это правда?

– Ксения, – Маргарита махнула на дочь рукой. – Не приставай с расспросами.

– Маменька!

Она смотрела на отца своего друга и, в её немом взгляде Андрей уловил не только горечь, но и обвинение. Лицо его потемнело.

– Вы не ослышались, Ксения Сергеевна. Моего сына лечат в Ново-Знаменской психиатрической больнице. Это лучшая больница в Петербурге.

– Это вы, – Ксения побледнела. – Вы! Я ненавижу вас, господин Рунич.

– Ксения, что за тон? – возмутилась Карницкая. – Как ты смеешь так разговаривать?

От слов этой маленькой, хрупкой, трепещущей перед ним, как голубка перед коршуном, девушки, гнев Рунича полил через край. Сжав кулаки и дрожа от ярости, он захрипел ей в лицо:

– Ложь! По какому праву ты проявляешь здесь добродетель, и упрекаешь меня? А где ты была, когда Арсений нуждался в помощи? Ты бросила его и развлекалась с миллионером Измайловым!

– Прошу, Андрей, – умоляла любовника Маргарита. – Перестань.

– Никто не смеет упрекать меня в жестокости к сыну! – Андрей в ярости оттолкнул ногой стул. – Никто!

Он прошёл мимо притихшей девушки и, в бешенстве хлопнув дверью, покинул дом Карницких.

В своей спальне, Ксения упала на кровать и так затихла до утра.

Рано утром, ничего не сказав, матери, она наняла извозчика и направилась на окраину Петербурга, где в тенистом парке располагалась Ново-Знаменская больница.

***

Робко переступив кабинет доктора Краева, Ксения села на любезно предложенный ей стул.

– С кем имею честь говорить? – Александр Лаврентьевич с нескрываемым удивлением смотрел на даму, одетую в соболиную шубку и старательно укрывавшую лицо под густой вуалью.

– Ксения Сергеевна Карницкая, – представилась она.

– Очень приятно, мадам.

– Мадемуазель, – поправила его девушка.

– Простите, мадемуазель. К вашим услугам, доктор Александр Лаврентьевич Краев. Не скрою, мне не терпится узнать, что привело вас сюда?

Ксения молчала.

– Возможно, вы состоите в каком-нибудь дамском благотворительном обществе и хотите сделать пожертвования на содержание нашей больницы?

– Доктор, – голос девушки срывался от волнения. – Я пришла узнать об одном вашем пациенте.

– Каком? – Александр недоверчиво смотрел на посетительницу. – У меня много пациентов.

Ксения подняла с лица вуаль и, собравшись с духом, выпалила:

– Я хочу узнать, как состояние здоровья Рунича Арсения Андреевича.

Увидев смущенное лицо молоденькой барышни, Краев неопределённо хмыкнул.

– Прошу прощения за дерзость, мадемуазель, но могу ли я узнать причину вашего интереса к моему пациенту?

Ксения опустила глаза и, щёки её заалели.

– Видите ли, Александр Лаврентьевич, это не праздное любопытство. Дело в том, что я и Арсений… Андреевич, давние друзья. Нас связывает не просто дружба. Я очень многим ему обязана. Это сложная история и рассказывать её здесь неуместно. Поймите меня правильно.

– Извините за моё любопытство и мой нескромный вопрос, но я, как врач, обязан был его задать. Признаюсь, меня крайне удивил ваш приход. Женщинам из высшего света, каковой вы являетесь, тут не место.

– И всё же, как видите, я пришла.

– Как вы сказали ваше имя?

– Ксения Сергеевна Карницкая.

Вспомнив, что имя этой девушки мелькало в газетах в разделе светской хроники, Краев несколько мгновений задумчиво смотрел на неё.

– Арсений Андреевич… – наконец произнёс он. – Что вам сказать? По-человечески мне его очень жаль.

– Ему так плохо?

– Пока даже я не могу сказать ничего определённого. Учитывая общее состояние организма и слабое сердце пациента, к радикальным методам лечения я не прибегаю.

В глазах девушки плеснулось отчаянье.

– Он безнадёжен?

– Если вы думаете, что он… нет. Арсений Андреевич не сумасшедший. Истерия и панические атаки сопровождаются судорогами. Ко всему прочему, его организм ослаблен алкоголем и опиумом. В настоящее время, он мучительно переживает кризис, а я вывожу его из него. Что будет дальше, и каково будет лечение, не знаю.

– Спасибо, доктор. Скажите, можно мне увидеть его.

– Сейчас не стоит, Ксения Сергеевна. Это не значит, категоричное нет. Думаю, через несколько дней его можно будет навестить.

– И всё-таки. Хоть на минуту. Умоляю…

Как два глубоких, наполненных слезами, озера, её глаза просяще смотрели на Александра.

Он провёл её к одной из палат в дальнем конце коридора. Открыв дверь и пропустив её вперед, приблизился к кровати.

Ксения в изумлении смотрела на лежавшего перед ней человека. Ей с трудом верилось, что это её друг.

Глаза Арсения были закрыты. Казалось, он спит.

Склонившись над ним, врач тихо позвал:

– Арсений.

Услышав голос, он открыл глаза и прошептал:

– Что?

Краев переглянулся с девушкой.

– Арсений, со мной одна барышня. Она хочет с тобой поговорить.

– Барышня? – удивлённо отозвался молодой человек. – Я не знаю никаких барышень.

– Это мадемуазель Карницкая.

– Не знаю такой.

Ксения подошла поближе и встала так, чтобы Арсений смог ее видеть.

Только сейчас она рассмотрела, как он бледен, и его голубые глаза имеют не живое выражение.

– Никого не знаю… кроме Лены.

Ксении показалось, что он еще больше побледнел.

Краев с тревогой наблюдал за пациентом. Он опасался, что Арсений переутомится. Но он лежал, безучастно глядя в потолок.

– Кто такая Лена? – вслух, спросила она у врача.

Александр Лаврентьевич в недоумении поднял брови.

– Мне это неизвестно.

– Лена, – послышался слабый голос. – Моя жена.

При этих словах взгляды их встретились. Похолодев, Ксения не увидела в его глазах даже искры узнавания и, поняла, что Арсений или действительно безумен или уже ничего на свете не боится, даже смерти.

С трудом выговаривая каждое слово, он продолжил:

– Мне нечего было предложить ей, кроме любви… – его губы дрогнули в улыбке. – И она согласилась. Потому что любила. Потом… её любовь угасла… а без неё, зачем жить?

Глядя на бред несчастного друга, Ксения, с трудом подавила в себе слёзы и накрыла ладонью, лежавшую на одеяле, дрожащую руку. Несколько секунд они, молча, смотрели друг на друга.

Её ужаснула мысль о том, что человек, который ей дороже всех на свете, умирает.

Не осмеливаясь ещё раз взглянуть на измождённое лицо Арсения, она, закрыв ладонью рот, чтобы не разрыдаться, быстро метнулась к двери.

Вернувшись в дом и, не желая никого видеть, заперлась в своей комнате.

***

Открыв глаза, Елена увидела, что в комнате совсем темно и, уже давно наступила ночь.

Происшедшее вчера, туманом окутало её сознание.

Она встала с постели и умыла лицо. Вынув шпильки, гребень, распустила волосы. Надев на ночную сорочку халат, с горящей свечой в руке, вышла из комнаты.

Тихо пройдя по коридору, открыла дверь в комнату Арсения.

Как ей хотелось, чтобы всё оказалось дурным сном и, он был здесь и спал мирным сном. Она бы смотрела в любимое лицо, на губы, поцелуи которых ждала, на ясные глаза, смотрящие на неё с нежностью и, была бы счастлива.

Поставив свечу на стол, взяла в руки тетрадь. Открыв, погрузилась в его мир… мир, наполненный ею.

«Какое имя дать тебе,

Коль ты и я одно и то же?

Разъединяя нас, о Боже!

Чьей потакаешь ты мольбе?

Неразделимы я и ты,

Две стороны одной медали.

Промедлив день, мы ожидали,

Лишь наступления темноты.

Благословен её покров,

Закрывший нам глаза и уши,

Чтобы измученные души,

Свой разговор вели без слов.

Осудят ли нас те, что лгут,

И предаются пустословью?

Когда тебя зовут Любовью,

Меня Безумием зовут».

«Тёмная. Темнее глаз твоих.

Нежная. Нежнее рук твоих.

Тишина ласкала нас двоих,

Жарче губ и слаще губ твоих.

Вечной жаждой выпита до дна,

И дыханьем выжжена дотла,

Мягче шёлка и волос твоих,

Эта ночь, которая прошла».

«Звездой путеводной, сияющей вечно,

Ты будь для меня!

И горькой разлукой, и новою встречей,

И радостью дня.

И неповторимым безумием ночи,

И светом, и тьмой.

Всех выше и ярче, одною меж прочих —

Моею одной!»

И вот последнее. Для неё. Написанное в тот миг, когда сознание уже погружалось во мрак.

«Вернись ко мне! Вдруг жалость встрепенется.

Твоя душа утешит боль мою.

От скорби сердце, умирая, рвется.

Я грешен, тем, что без ума люблю…

Быть брошенным, нет хуже унижения.

Сочувствие как замок из песка.

Не мести жажду, а молю прощенья…

Рядилась наша ложь то в бархат, то в шелка…

Любовь не терпит жалости двуликой,

Я жгу свои последние мосты.

С небес на землю. Не зайтись бы криком…

Как больно знать, что всё ж она – не ты.

Плачу всегда, плачу за всё с лихвою.

Дай Бог вовек не знать такой цены!

Печаль свою в улыбке утра скрою.

Мы в битве с жизнью слишком не равны…»

Даже надежды быть вместе с любимым мужчиной, больше не существовало.

Елена поняла: благородная жертва, которую она принесла во имя любви к сёстрам, была напрасной.

Потому что именно этой жертвой, она толкнула любимого, но такого слабого, человека в пропасть. И вместо счастья принеся этому мальчику горе, унижение, болезнь.

Теперь читая строки, за которыми слышался его голос, Елена поняла очевидное, как бы сильно она не желала, но даже её любовь не спасёт Арсения.

***

Миновал еще одна ночь, и наступило утро.

Арсений продолжал ужасно страдать. Боль в голове вспыхивала словно огонь. Её волны накатывали одна на другую. Мускулы юноши были так напряжены, что он не мог пошевелиться и только напряжённо стонал. Он был даже не в силах больше кричать.

Нервы Краева были постоянно напряжены. Поручив младшему медицинскому персоналу ухаживать за другими больными, он не отходил от постели пациента. Сидел рядом с кроватью, держал его за запястье и, контролировал пульс.

В одну из минут просветления, Арсений спросил:

– Скажи, сколько будут продолжаться эти мучения?

– Ты недолго употреблял опиум. Думаю, он не успел сильно повлиять на твой организм.

– Я стал наркоманом? – перебил он его. – Не бойся, скажи правду. Хочу знать, что меня ждёт.

– Ты не наркоман. В печени у тебя нет изменений. Арсений, ты вспомнил, сколько времени не употреблял?

– За неделю до того, как попасть сюда… отказался.

– Неделя? Наркоман не смог бы и дня без него прожить.

– Тогда, что происходит со мной? – Арсений сжал зубы, чувствуя приближение волны судорожной боли. – Как ты это назовешь?

– Отравление организма, нервный срыв, паника и типичная истерия. От этого я тебя вылечу, – он похлопал пациента по исхудалой руке. – Потерпи еще немного.

– Александр, не надо щадить меня, – после минутного молчания прохрипел юноша. – Я умираю. В этой жизни у меня была любовь, равной которой нет. Я знаю, что она не оставит меня в мой последний час и не боюсь смерти.

– Я не позволяю тебе так думать. Хочешь чаю?

– Чего бы я хотел? – криво усмехнулся он. – Коньяку.

– Это и беспокоит меня, – вздохнул врач. – И еще твоя навязчивая паника при виде отца.

– Не пускай его сюда! – в глазах Арсения полыхнул страх и отчаянье. – Прошу. Пожалуйста, не пускай!

Александр с сожалением смотрел на сына Рунича понимая, что от нервного истощения, он на пороге настоящего помешательства.

– Конечно же, нет.

Они замолчали. Спустя некоторое время, Арсений попросил:

– Саша, развяжи меня. Я задыхаюсь в этой рубашке.

Краев снял с него, мокрую от пота, смирительную рубашку. Арсений облегчённо вздохнул. Не недолго, забылся сном. Внезапно проснувшись, указал на дверь.

– Слышишь? – он побледнел. – Он идёт сюда… Я его чувствую!

Не успел Краев что-то предпринять, как юноша спрыгнул с кровати и подбежал к дверям. Прислушался, вскрикнул и попятился к стене. Он бы упал, если бы Александр не поддержал его, прижав спиной к стене.

За эти месяцы, Арсений так похудел, что сквозь ткань рубашки можно было пересчитать рёбра. Сердце его неистово билось в груди.

– Санитар! – крикнул Краев. – Шприц с камфарой и успокоительное! Быстрей!

Пока два санитара держали больного, Краев вводил ему лекарство.

Очнувшись, Арсений открыл глаза и, с радостным удивлением, глядя на своего спасителя, пробормотал.

– Елена.

Присмотревшись, застонал. Ноги его подогнулись, и он стал оползать по стене на пол. Александр Лаврентьевич крепко обнял его за плечи.

– Арсений, возьми же себя в руки!

Юноша сумел устоять на ногах и не упасть.

– Думаю, что смогу, – бледными губами прошептал он.

Добравшись до кровати, рухнул на постель, словно кукла-марионетка, у которой кукловод отрезал ниточки.

– Я твой вечный должник, Саша.

– Не стоит благодарности, – Краев помог ему удобнее лечь. – Ты должен постараться выжить и, найти выход из этой ситуации.

К его великой радости, Арсений, впервые за двое суток, уснул.

***

Ксения прошла на цыпочках по палате и, села на стул у постели больного.

Так близко, она давно не видела его лица.

Неустойчивому эмоциональному состоянию сопутствовало злоупотребление алкоголем. В итоге, результат последовал незамедлительно. Всего каких-то полгода назад Арсений был совсем другим.

– Друг мой, – горестным шёпотом позвала она.

Он не пошевелился, однако дыхание его было не ровным.

– Я дал ему лекарство, Ксения Сергеевна, – раздался за её спиной глуховатый голос.

Она оглянулась. В дверях стоял Краев.

– Он долго будет спать?

– Долго. Сейчас ему это необходимо.

– Понимаю.

Она осторожно отвела со лба Арсения волнистые пряди. Укрыла почти до подбородка одеялом. Заметив, что врач наблюдает за ней, извиняясь, прошептала:

– Он, наверное, замёрз.

Молодой человек застонал во сне.

– Пойдёмте, Ксения Сергеевна, – Александр коснулся её плеча. – Не надо его тревожить.

– Доктор, – Ксения подняла на него умоляющие глаза. – Ведь он не умрёт?

– Нет. Он болен, и я его лечу. Пойдёмте.

Закрыв лицо ладонями, девушка пошла следом за ним.

Добравшись до дома, вошла в сад и, почувствовав слабость, села на скамью. Сжалась в комочек, пытаясь согреться.

Кто-то опустился рядом и, обнял её за плечи.

Она не подняла голову. Просто догадалась. Глеб. Ничего не сказав, заплакала. Горько, навзрыд.

Глеб Александрович прижал её к груди и стал гладить ладонью по волосам.

– Что с тобой, голубка? – не понимая причины её слёз, взволнованно спросил он.

– Ты должен знать всё.

Ксения вытерла глаза платочком и задумалась на мгновение.

– Два года назад я воспротивилась воле родителей и отказалась выходить замуж за выбранного ими для меня жениха, – собравшись с духом, заговорила она. – Я не буду тебе называть его имя. Скажу только, что он очень родовит и богат. Из-за неповиновения меня отдали в монастырь.

– Боже правый! – воскликнул Измайлов.

– Так как мою волю сломить не удалось, родители решили, что пострижение в монахини будет для меня лучшим наказанием. – Голос Ксении задрожал, но она взяла себя в руки и продолжила: – Я не знала, что мне делать. Я была в отчаянье! Я денно и нощно молила Бога послать мне избавление. И Господь сжалился надо мной. Я встретила Арсения Рунича.

– Кого? – изумлению Измайлова не было конца.

– Ты не ослышался. Именно Арсений Андреевич помог мне избежать участи вечного заточения в монастыре. Он спас меня!

– Как ему это удалось?

– Не спрашивай ни о чём. Скажу одно. Арсений вёл себя как честный и благородный человек. Так в моей жизни появился единственный друг, – она с мольбой смотрела ему в глаза. – Ты веришь мне?

– Верю.

– Сейчас он в беде и, ему нужна моя помощь.

Измайлов пристально вгляделся в заплаканные глаза девушки.

– Ты его любишь? – хриплым голосом выдавил он.

– Нет! – испуганно воскликнула Ксения.

– Скажи мне правду.

– Нет, нет!

– Ты любишь его, Ксения, – не унимался ревнивый мужчина.

– Возможно, как брата, но не более того. Глеб, пойми, я в долгу перед ним, и не могу его бросить на произвол судьбы! – она отвернулась от его пристального взгляда. – Не могу.

Измайлов с нежностью привлёк её к себе, обнял.

– Не отчаивайся, любимая.

– Спасибо. – Ксения спрятала лицо на его груди, ища защиты от самой себя. – Я должна… я хочу помочь ему.

– Конечно, помоги, – согласился он. – Если что-то необходимо, я не оставлю тебя.

Сердце его тяжело билось в груди, разрываемое двумя чувствами: любовью и ревностью.

– Он очень плох, – всхлипывала Ксения. – Господи, как же так? Арсений. За что ему это? Глеб, ответь мне – за что?

– Этого никто не знает, Ксюша. Только Бог.

***

Все следующие дни, Александр Краев с надеждой и восхищением наблюдал за барышней Карницкой.

У него появилась помощница, которая, с упорством сильного мужчины, помогала ему вырывать Арсения Рунича из пасти безумия.

Каждый день, в шесть часов утра она приезжала в больницу. Александр Лаврентьевич заканчивая ночное дежурство, приходил в изолятор, где последние дни находился молодой человек.

Безразличный ко всему, он сидел на каменном полу, прислонившись спиной к стене и, невидящими глазами смотрел в одну точку. О чём он думал, не знал никто.

Опустившись на пол рядом, Ксения бережно обнимала его за плечи. Голова юноши безжизненно клонилась к её плечу.

Краев видел, как вытирая набегающие на глаза слёзы, Ксения что-то нежно шептала юноше, прижимая его голову к своей груди. Как бережно её тонкие пальцы гладили его лицо. И сколько терпения и ласки исходило от этой хрупкой девушки.

«Да ведь она любит его! – догадался Александр Лаврентьевич. – Однако я недавно читал в светской хронике, что Ксения Карницкая выходит замуж за богатого фабриканта. Она не сможет быть счастлива с другим мужчиной. Сердце и душа её здесь, возле этого несчастного человека. Без него она завянет. Но Арсений… он не с ней».

Мысленно рассуждая так, он с верой и надеждой, смотрел на тоненькую, хрупкую, но очень сильную девушку, несущую Арсению Руничу жизнь.

========== Глава 3 ==========

Глеб Измайлов и Маргарита Львовна мирно беседовали в гостиной.

Измайлов в нетерпении ожидал возвращения Ксении. Отпивая горячий кофе маленькими глотками, Маргарита Львовна говорила:

– Будь осторожен, дорогой. Мне точно известно, что государь даёт приём английскому посланнику во вторник… – она осеклась и посмотрев на собеседника поняла, что он её не слушает. – Глеб Александрович, ты меня слушаешь?

Измайлов очнулся от своих невесёлых размышлений.

– Рунич. Арсений Рунич, – раздражённо возмутился он. – Лишь одно это имя я слышу от Ксении каждый день.

– Ревнуешь? – усмехнулась Карницкая.

– Когда это закончиться?! – Глеб пристукнул кулаком по ручке кресла, в котором сидел. – Она пропадает в больнице целыми днями. Мы почти не видимся. Вернувшись, закрывается у себя в комнате и, никого не хочет видеть. Говорит – устала. Подозреваю, она просто избегает меня.

– Глеб, это же не простая больница. Она морально выматывается.

– Почему она не хочет мне всё рассказать? – начал Измайлов.

Карницкая остановила его, воскликнув:

– Что тебе рассказать?! Об Арсении Руниче? Спроси у меня. Я вижу его отца каждый день. Его лечат. Это очень трудно. У докторов не хватает сил. Арсений несёт бред и закатывает такие истерики, что сбегается вся больница. Приступы снимают успокоительными уколами и обливаниями холодным душем. Тогда к нему никого не пускают. Когда он спокоен, его можно навещать. Буквально на днях он стал узнавать окружающих. Глеб Александрович, успокойся. Ревновать Ксению не к кому. От прежнего Арсения Рунича осталась только тень. В его голове одно: эта женщина. Он бредит ею день и ночь. – Маргарита Львовна вздохнула и поставила на стол пустую чашку. – Видно Ксению бесполезно сегодня ждать. До свидания, Глеб Александрович. Буду рада твоему визиту завтра.

***

С выражением сосредоточенности на лице, в домашнем лёгком платье, Елена сидела за небольшим столиком и писала очередное письмо сестре в Луговое. Небрежно закрученная коса распустилась и падала низко на тонкую шею.

В двери просунулась голова Полины.

– Извините, – произнесла она виновато. – Можно?

– Да, пожалуйста. Что Поля?

– Вам письмо.

– Наверное, от сестры. Положи на стол.

– Мне сказали, оно очень важное. Его не почтальон принёс.

– А кто?

Елена в беспокойстве отложила ручку. Сердце её тревожно забилось.

– Его привезли нарочным из дома Ушаковых. – Полина протянула сложенный вчетверо листок.

Елена быстро вскрыла его. Пробежав глазами первые строки, улыбнулась.

– Боже мой… – прошептала она.

– Елена Лукинишна, вам что-нибудь нужно? – обеспокоенно спросила Полина.

– Помогите мне собраться. Я немедленно еду к Анне. У неё родился сын!

Ей не хотелось, уходить из дома не предупредив Андрея.

Она отыскала его в одном из залов «Дюссо».

Рунич сидел за игральным столом и играл в покер. Видимо разговор был оживлённый, но при приближении Елены все замолчали.

Не скрывая удовольствия, Андрей посмотрел на неё и произнёс:

– Господа, позвольте вам представить: моя супруга, Дарья Лукинична.

Один из игроков, высокий, с рыжими усами и колоритной, крупной внешностью, приложился губами к её руке. Другие встали и с поклоном поприветствовали хозяйку дома.

– Душевно рада, познакомиться, господа.

Прерванный её появлением разговор, продолжился.

– Поверьте, господа, – громыхал басом рыжий. – Чтобы поднять бунт в России, никаких длительных приготовлений не требуется.

– А России нужен бунт? – невозмутимо поинтересовался Рунич.

– Вы не можете отрицать, что монархия изжила себя. И так просто мы не изменим режим в государстве. Нынешняя ситуация порождает всесокрушающий бунт!

– Впервые слышу, – нехотя произнёс Андрей. – Чтобы бунт мог кого-то спасти. Вспомните Разина и Пугачёва. Да что далеко ходить, декабрьское восстание на Сенатской площади только к ненужным жертвам привело. Разве пролитая кровь кого-то может спасти? Весьма оригинальное у вас суждение.

– Вы, господин Рунич человек преданный государству и вам не понять важности дела, которое рождается в глубине нашего общества.

– Ну, куда уж мне, до ваших высоких идеалов.

– Ваш скепсис мне не понятен. Истинные страдальцы и борцы, презрев смертельную опасность, скоро поведут за собой рабочих и крестьян.

Андрей с любопытством уставился на собеседника. Он видел перед собою господина почтенной наружности: лобастого, губастого, с широкой шеей, с глазами навыкате. Ничего особенного во внешности этого патриота бунта не было.

– Россия ждет! – продолжал мужчина. – И все русские люди, просто обязаны объединить для этого свои усилия.

На этот раз Рунич недоверчиво хмыкнул:

– А не крутовато ли? Всё это попахивает разбоем и большой дорогой.

Игра прервалась.

– Ради нашего великого дела, всё позволено! – начал горячиться собеседник. – Мы затеем такой бунт, которого мир не знал! И ради этого мы пойдем на любые жертвы! Мы будем крушить всё подряд, и строить новое великое и светлое будущее! Во имя спасения России и его народа!

Андрей Михайлович нахмурился от этой режущей слух, пафосной речи.

– Да, господа, русская интеллигенция, всегда была призвана высшими силами для попрания тирании и произвола!

Елена, не вмешиваясь в разговор, краем глаза взглянула на Рунича.

Андрей Михайлович, презрительно сощурив глаза, смотрел на собеседника. Она поняла, что еще мгновение, и он вступит в спор с этим господином. Меньше всего ей этого хотелось.

Поспешно перебивая, уже было открывшего рот Андрея, она вмешалась в разговор:

– Господа, прошу простить, но мой супруг, терпеть не может разговоров о политике. К тому же я пришла, чтобы украсть его у вас. Андрей, ты нужен мне по очень важному делу. – Она легонько дёрнула Рунича за рукав и выразительно посмотрела на него. – Отдыхайте, господа, наслаждайтесь игрой, а мы покидаем вас. Всего доброго.

Она направилась к выходу.

– Честь имею, – слегка кивнул игрокам Андрей и поспешил за ней.

***

К концу третьей недели, больному стало немного легче.

Ксения переступила порог отдельной палаты, куда его перевели из изолятора.

Увидев её, Арсений быстро слез с кровати. Не веря своим глазам, подошёл к ней и, коснулся ладонью щеки. Вымученная улыбка, похожая на радость, скользнула по его бледным губам.

Ксения, с трепетом в сердце, поняла, что он узнал её.

– Сестрёнка, – с облегчением вздохнул он и прижался лбом к плечу девушки.

– Я и раньше приходила. Ты не помнишь?

– Нет.

– Как ты?

– Лучше. Знаешь, наконец, я счастлив. Как никогда в жизни. Я люблю её. Даже рядом с тобой я не был так счастлив. Помнишь? Да, ты всё помнишь. Я уйду отсюда, найду её и уеду с ней далеко-далеко! – держа девушку за плечи, он говорил торопливо, стараясь её убедить. – Туда, где отец нас не найдёт. Его там нет! И людей нет, только мы вдвоём. Ты понимаешь меня?

– Понимаю, – Ксения обвила его шею руками.

– Вот только, заболел я… – в его глазах метнулся испуг. – Что будет, если я не смогу держать себя в руках и, доктор не поможет мне?

– Доктор всё для этого сделает, – уверенно произнесла Ксения, пряча слёзы за ласковой улыбкой. – И я буду тебе помогать. Можно?

Арсений кивнул. Через минуту, напрягся и, испуганно, спросил:

– Ты не скажешь отцу о моих планах?

– Не волнуйся, – поспешно заверила она. – Он ничего не узнает.

В порыве жалости она обняла его и, сквозь душащие её слезы, прошептала:

– Я тебе клянусь в этом.

Выйдя из палаты, Ксения заметила возле двери пожилую немку-сиделку.

– Пожалуйста, фрау, – обратилась она к женщине. – Не оставляйте его одного.

– Фроляйн…

– Ни на минуту!

– О, да. Я понимать русский, – закивала головой сиделка. – Я постараюсь.

Устало закрыв глаза, Ксения почти упала в объятия Глеба Измайлова. Простонала:

– Больше не могу. Отвези меня домой, пожалуйста.

Обняв понурившуюся девушку, он повёл её во двор больницы, где их ожидал экипаж.

***

Андрей выражал неподдельную радость по поводу рождения у Анны сына. Однако постоянно настаивал на том, чтобы сопровождать её к дому Ушаковых.

Вот и сегодня, по дороге заехав в Пассаж и купив подарки матери и новорожденному, он подвёз Елену к дому сестры, пообещав заехать за нею через час. Что и проделал с пунктуальностью англичанина.

Возвращаясь от сестры, на набережной Аптекарского остова, Елена, попросила Андрея остановить экипаж и, прогуляться до «Дюссо» пешком.

Пройдя несколько переулков, Рунич искоса взглянул на жену. Он чувствовал, что должен сказать что-нибудь, но в голову ничего не приходило.

Они вошли в тополиную аллею. Солнце, последних мартовских дней, пробивалось между голыми ветками деревьев и, яркими пятнами сверкало в лужах.

Наконец, он прервал молчание.

– Даша, может, нам пообедать сегодня у госпожи Шанталь? На свадебном ужине она приглашала нас к себе.

Слушая его, Елена смотрела себе под ноги и, в её душе начинал закипать гнев.

Андрей Рунич, казалось, задался целью, ходить за ней по пятам всюду!

– Нет, благодарю, – качнула она головой. – Я устала. К тому же мысли о твоём сыне не выходят у меня из головы. Мы здесь, а он там.