Текст книги "Утро нового века (СИ)"
Автор книги: Дэзирэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)
– Какие?
– Не прикидывайся! Здесь была она.
– Не понимаю, о ком ты говоришь. Здесь бывают Адель, Ксения Сергеевна.
– Елена! – на миг Арсений замер. – Разве её здесь не было?
– Нет.
– Сон? – юноша опустил голову. – Сон… это был сон.
В изнеможении он замер на кровати. На него нашла тишина.
«Убитые не мечутся, – думал он. – Как налетело, так и улетело. Всё причудилось… А чего я ожидал? Но неужели я больше никогда не увижу её улыбки, не услышу голос».
Он закрыл глаза. Тёмная бездна внезапно обступила его со всех сторон. Сквозь плотно стиснутые зубы, застонал:
– Куда? Куда она ушла?
– Арсений, – произнес напряженный голос Краева над самым его ухом.
Он встрепенулся и увидел склонившегося к нему Александра. Тот протягивал порошки и стакан с водой.
– Твоё лекарство.
– Не надо, – он безнадежно махнул рукой и отвернулся.
– Прошу принять.
Краев с силой вложил в его руку сложенный вчетверо бумажный конвертик с порошком.
Юноша кивнул на тумбочку возле кровати и едва прошептал:
– Да, да. Оставь здесь. Спасибо.
Выполнив его просьбу, врач поставил стакан с водой на тумбочку и, ушёл.
Стиснув зубы, чтобы сдержать рвущийся наружу крик отчаянья, Арсений взял дрожащей рукой листок бумаги и высыпал его содержимое в раковину рукомойника.
Опустил голову на подушку и затих.
***
Последним усилием воли, Елена опустилась на софу. Поднесла руку к глазам и почувствовала, как в них темнеет.
Очнулась лёжа на своей постели. Под головой – подушки. Андрей, легко похлопывая её по щекам, звал:
– Даша, Даша.
Елена открыла глаза и, пересохшими губами, прошептала, склонившемуся к ней Руничу.
– Уедем. Давай уедем.
– Непременно, Дашенька.
Она схватила его за руку. Губы её судорожно вздрагивали.
– Пожалуйста!
– Я обещаю тебе, дорогая. Мы скоро уедем. Я улажу кое-какие дела, и мы покинем Петербург. Уедем в Швейцарию, на Женевское озеро. Там много русских и тебе не будет скучно. А этот обморок вызван расстроенными нервами.
Целый час Андрей Михайлович просидел возле Елены, успокаивая, утешая и развлекая её.
Когда за ним закрылась дверь, она прошептала:
– Вот и всё, Арсений.
Ночью, Елена написала письмо в Луговое. Рано утром Полина отнесла его на почту.
***
Екатерина постучала в палату.
Дверь открыла сестра милосердия, приставленная доктором к Арсению. Девушка вошла в палату. Взгляд её скользил по лицу спящего юноши.
– Как он?
– Всё метался, стонал, – тихо ответила сестра. – Теперь спит.
Катерина присела на стул возле кровати.
– Я побуду с ним. Будет надо, позову вас.
Сестра вышла.
– Катя.
Она невольно вздрогнула. Арсений вопрошающе смотрел на неё.
– Как ты?
Он приподнялся и сел.
– Лучше.
– Адель сказала мне, что тебя можно навещать.
Катерина поправила подушку, одеяло, провела ладонью по густым волнистым волосам юноши.
– Тебе скоро разрешат уйти отсюда?
– Как решит доктор, так и будет.
Екатерина с минуту поколебалась, но всё-таки решались.
– Хочу, чтобы ты знал. – Запинаясь от неловкости, начала она. – Твой отец всё-таки решил уехать в Швейцарию с этой… женой. Вчера он сделал у нотариуса кое-какие распоряжения. Ему удалось поправить дела и в заведении всё останется по-прежнему. «Дюссо» во время его отсутствия будут управлять метрдотели Алексей и Леонид. Что касается тебя. – Катя сверкнула глазами в сторону молчащего юноши. – Если доктора посчитают тебя здоровым и, отпустят из больницы, то ты будешь жить в доме, который твой отец купил на моё имя. Я выхожу замуж за Алексея и этот дом, свадебный подарок нам от Андрея Михайловича. У тебя будут две просторные комнаты, со всем необходимым. Я буду заботиться о тебе. К тому же он положит на твоё имя в банке кругленькую сумму. Имение тоже остаётся за тобой и естественно доходы от него тоже твои, но с условием, что твоим опекуном, в отсутствие отца, буду я.
Она кинула в его сторону испытующий взгляд.
Арсений неподвижно сидел, прислонившись спиной к высокой металлической спинке кровати и, слушал её. Бледное лицо его ничего не выражало. Она продолжила:
– Прости, но по закону, после психиатрической клиники, ты три года не имеешь права жить самостоятельно, без опекуна. Если за это время болезнь не проявит себя, то врачебный консилиум вернёт тебе все права. Арсений, ты слышишь меня?
– Слышу.
– Что скажешь на это?
– Скажу, что в этом светло коричневом платье, этой шляпке и туфельках, ты похожа на хорошенькую барышню-гимназистку.
– И это всё?
– Всё.
– Когда мне можно ещё прийти?
– Когда доктор подтвердит, что я здоров.
Катерина почувствовала, что к её глазам подступают слёзы. Она перекрестила юношу и, поцеловав его в лоб, вышла из палаты.
Едва за ней закрылась дверь, Арсений встал с кровати и, подойдя, с коваными решётками, окну, посмотрел в парк.
«Как в тюрьме. Вся моя жизнь прошла как в тюрьме, – подумал он. – Что ж, вначале он лишил меня любимой, теперь лишил дома, в котором я родился. Я мечтал прожить в нём всю жизнь и в свой последний час, видеть наши липы за окном. Все мы живём по его правилам».
Волна боли накатила внезапно. Побороть её у него не хватило сил. Арсений повалился на пол, схватился за голову и застонал.
Войдя в палату, Александр увидел корчившегося на полу пациента. Он болезненно стонал и был очень бледен.
– Что с тобой? – испуганный врач бросился к нему, обнял за плечи, приподнял, усадил и услышал слабый голос:
– Голова… голова болит.
***
Ксения вставала с первыми лучами солнца и, уезжала в больницу. Так длилось уже два месяца.
Маргарита Львовна жаловалась Глебу Измайлову на то, что дочь почти ничего не ест и по ночам плачет в своей комнате.
Но Глебу не нужно было ничего говорить.
Он и сам заметил, что Ксения, как можно реже старается бывать с ним наедине, а если такое происходит, то взгляд её остаётся отсутствующим и печальным. На все его вопросы, девушка уклончиво объясняла это усталостью и нервами.
Измайлова постоянно терзал червь ревности. Как же он ненавидел в эти минуты Арсения Рунича! Даже сойдя с ума, этот человек владел душой Ксении.
Поглощённый мрачными раздумьями, он не заметил, как девушка вошла в гостиную и села рядом. Очнулся, когда её ладонь прикоснулась к его руке.
Глеб кинул на неё взгляд. Ксения поняла этот взгляд. Она всегда всё понимала без слов. На его немой вопрос, ответила:
– Не ревнуй меня к нему.
– Скажи, только правду, ты любишь его? – не сдерживаясь, схватив её за руку и крепко сжав запястье, напрямик спросил он. – Да?!
– Больно, – вздрогнула девушка. – Отпусти.
– Больно? – процедил Измайлов сквозь зубы и еще сильнее сжал её руку. – Но ведь Рунич делал тебе больно и, не смотря на это, ты продолжаешь любить его до такой степени, что страдаешь его мучениями.
– Мне его жаль, – прошептала Ксения. – Если б ты видел, сколько в его в глазах боли.
– А в моих глазах ты не видишь боли?
– Пусти!
Она попыталась вырваться.
– Ксения, неужели, я обречен, всю жизнь прожить с этой ревностью?! – более не сдерживаясь, заорал Измайлов. – Ты играла мною и использовала в своих целях!
– Я не использовала тебя, Глеб.
Ей удалось вырвать руку из его цепких пальцев.
– Почему ты вырываешься? Ведь тебе нравиться, когда больно. Ты тогда крепче любишь. Как его! Ты просто отомстила ему, заведя роман со мной.
– У меня и в мыслях такого не было. – От несправедливых обвинений, она была готова расплакаться. – Не было!
– Но ты любишь его до сих пор! – Глеб хватился руками за голову. – Ты думала о нём даже тогда, когда мы были вместе и любили друг друга. Возможно, тебе казалось, что ты с ним?!
– Нет! – воскликнув, заплакала Ксения. – Глеб, ты причиняешь мне боль.
– Это ты причиняешь мне боль постоянно! Рунич всегда был между нами. Скажи, чего ты хочешь, Ксения?
– Я не понимаю тебя.
– Отвечай! – Он крепко сжал её в объятиях и заглянул в лицо. – Что у тебя за чувство к Арсению Руничу? Жалость или любовь?
Синие глаза измученно смотрели на него.
– Я не знаю, – она и вставая с софы. – Прощай.
– Ксения, не уходи. Ну, прости, прости меня! – Измайлов целовал её руки. – Я не хотел делать тебе больно. Но быть может, через страдание ты поймёшь меня.
Она грустно смотрела на него.
– Думаю, нам нужно, хотя бы на время… расстаться. Ты прав. Действительно, мне необходимо понять, что для меня значит твоя любовь и привязанность к Арсению. Прости.
***
К вечеру со свирепой силой на Петербург обрушилась ужасная гроза. Первая гроза, после длительной жары.
Жители столицы, испуганно глядя на небо, думали, что Господь послал эту бурю для того, чтобы наказать грешное человечество.
Вой ветра за окнами, блеск молний и ливень стеной, хотели, или обновить природу и саму жизнь, или уничтожить её.
В больничных палатах, жалобно кричали, от страха, больные
Свернувшись калачиком на кровати, Арсений уткнулся лбом в подушку. Ему было невмоготу слышать эти вопли, и он закрыл ладонями уши.
Двери широко распахнулись и в проёме, освящаемый вспышками молний, возник доктор Краев. С его одежды, ручьями стекала вода.
Он скинул промокший плащ на пол и подошёл к пациенту.
– Арсений, – мягко проговорил он, усаживаясь на край кровати, – это я, Александр. – Он похлопал юношу по дрожащим плечам. – Не бойся. Это всего лишь сильная гроза.
Молодой Рунич отстранился от него.
– Мне всё равно, что происходит за этими стенами. Ведь я до конца жизни останусь в этой конуре.
Александр с силой встряхнул его за плечи и закричал:
– Не говори то, чего не будет! Что с тобой опять происходит?
– Объяснить? – Арсений сел и возбужденно заговорил в белеющее во мраке лицо врача. – Я не хочу медленно, день за днём, умирать в этом аду.
– Это не ад! Здесь я борюсь с темнотой и возвращаю людям свет.
– Свет? В этом месте нет прошлого, нет настоящего, нет будущего! – взорвавшись, заорал Арсений. – Ты создал для себя свой мир, Александр. Ты живёшь в нём, и ты привёл меня сюда. Зачем?
– Потому что ты отравил себя алкоголем и наркотиком, как последний болван! Потерпи ещё немного.
– Мне надо выйти отсюда.
– Как? Если тебя бросает в ужас от одной мысли встретиться с отцом?
– Теперь я не боюсь его. Я ничего не боюсь! И я больше не в силах оставаться здесь. Слышишь? – он с отвращением оглядел палату и, остановив взгляд на притихшем докторе, негромко спросил: – Что ты молчишь, мой друг?
Краев, весь мокрый и расстроенный, сидел напротив. Наконец, серьёзно глядя в глаза Арсению, произнёс:
– Ты должен доказать мне.
– Что доказать?
– Доказать, что я могу быть спокойным за твоё душевное состояние, когда выпущу тебя отсюда.
– Я ничего не могу доказать, – едва слышно отозвался юноша. – Просто, не выживу здесь. Ты хочешь стать моим палачом, Саша?
Их беседа длилась всю ночь.
Без прикрас и утайки, Арсений рассказал Краеву всю свою жизнь. В ответ, тот поведал о своей.
Опасаясь, что юноша возбудится, Александр заставил его лечь в постель и сосчитал пульс. Сердце Арсения билось ровно и спокойно. Присев рядом, на край кровати, врач довольно улыбнулся.
– Вот такая была у меня жизнь, – с лёгкой иронией, продолжал свой рассказ Арсений. – Всё в этой жизни – игра! Кто-то выигрывает крупный барыш, а кто-то теряет последнее что есть. И как все, я тоже играл. Играл в чувственную страсть с Адель, играл в ненавидящего отца, сына. Иногда выигрывал! Единственный раз в жизни я не играл, а жил. Сейчас думаю, может мне, не надо было делать ставку на жизнь и продолжать играть?
– И ты бы мог играть с Еленой?
Арсений отрицательно покачал головой.
– Встретил её и понял, что вся моя прежняя жизнь, вся та фальшь, что окружала меня, было приготовлением этой встречи. Я даже не задумывался, что ждёт меня там – впереди. Она моя страсть, жизнь, моё безумие.
– Вы ведь любовники?
Вопрос Краева застал Арсения врасплох. Он покраснел, поняв, что Александр догадался о его близких отношениях с Еленой.
– Пусть так, – утвердительно кивнул он. – Саша, что постыдного или унизительного в том, что мы любили друг друга? Если бы не сестра Дарья и мой отец, я бы не находился здесь. В этих стенах, мне хватило времени всё обдумать и многое понять. Жизнь никого не обойдёт стороной и проверит на прочность. Кто-то, с завидной стойкостью и упрямством, сносит её удары и продолжает свой путь. Кто-то ломается и падает. Как это произошло со мной. Всё, что было, оставило во мне свой отпечаток, потому что я не герой. Мои поступки, ошибки… чувствую, что до самой смерти, не прощу их себе.
– Друг мой, хорошо, что ты всё осознал. Это поможет тебе в дальнейшем жить и верить в себя.
Александр хотел ещё что-то сказать, но в палату вошла Адель и, он умолк.
– Разрешите?
– Адель, – встрепенулся Краев. – Вы пришли. Садитесь с нами.
Он подвинулся на край постели, уступая девушке место.
Француженка растерянно смотрела то на Арсения Рунича, пытаясь уловить его взгляд, то на Александра Краева.
– Арсений, – наконец спросила она. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
Девушка положила ладонь на его щеку. Склонив голову к её тёплой руке, он коснулся её губами.
– Если бы я мог, я бы хотел любить тебя, – он спрятал лицо в ладонь девушки. – Если сможешь, прости меня за всё.
« Если бы я мог, – подумал про себя Краев. – Я бы хотел любить только тебя, Адель».
Отойдя к окну и, пряча печаль за ресницами, она произнесла:
– Я рада, что ты поправился.
– Спасибо.
– Вы уходите? – поинтересовался Александр.
– Да, – заторопилась француженка. – Катерина приводит в порядок свой дом. Просила помочь.
– А у меня закончилось дежурство. Разрешите проводить вас.
– Если это не составит вам труда, Александр Лаврентьевич.
– Нет, нет. У меня экипаж. – Обрадованный благосклонностью девушки, Александр заторопился следом за ней. – Арсений, я навещу тебя завтра утром.
– До завтра, Саша.
Адель хотелось оглянуться, но она твёрдо решила больше не видеть Арсения Рунича.
С грустной улыбкой на губах, тот проводил их взглядом.
Уже в экипаже Адель спросила:
– Как вы думаете, Александр Лаврентьевич, он сможет окончательно поправиться?
Краев с охотой ответил:
– Думаю, Арсений Андреевич скоро вернётся к нормальной жизни.
Экипаж подъехал к дому, где с недавнего времени поселилась Екатерина. Краев подал девушке руку и помог спуститься на тротуар.
Про себя Адель отметила, что его ладонь излучала тепло и уверенность и, невольно, вздрогнула от этой мысли.
Провожая её до подъезда, Александр говорил:
– Я понимаю, что вы чувствуете сейчас. Больно, обидно, а порой и страшно, когда уходит любовь.
– Но она продолжает жить в памяти, – с грустью в голосе отвечала девушка. – Не так просто забыть черты лица, голос, улыбку, шаги, когда-то любимого человека.
– Да, наша память помнит образ прежней любви. Но это всего лишь бесплотный образ. Как сон или мечта. Но вы – живая. – Он смотрел в её зелёные глаза. – Адель, вы должны жить жизнью, а не воспоминаниями. Возможно, вы сможете найти в себе силы полюбить того, кто любит вас.
Адель увидела в его глазах нежность и печаль. У неё, невольно, закружилась голова.
Поняла, что чувства, которые к ней испытывает этот серьёзный и уверенный в себе мужчина, не были шуткой.
– Он был – дьявол, а вы – ангел. – Прерывисто вздохнула она. – Я знаю, как любить дьявола, но я не знаю, как любить ангела.
========== Глава 5 ==========
В большом сомнении отправился Александр Краев на Каменноостровский проспект.
– Вы уж, доктор, извините, – вполголоса говорил Алексей, ведя его в гостиную. – С того дня как заболел сын, Андрей Михайлович никого с визитами не принимает. Я вас на свой страх и риск к нему пускаю.
– Он сам-то, здоров? А его супруга?
– Вроде сам здоров и, супруга тоже. Почти без отдыха, целыми днями работает в кабинете. Вызвал управляющего из имения. С ним и нотариусом бумаги пишет, то едет по делам, то в библиотеке сидит. Я говорил ему: «Андрей Михайлович, что же вы так надрываетесь?» А он только отмахивается. – Алексей осторожно открыл двери в просторную гостиную. – Дарья Лукинишна вообще из своей комнаты только кушать выходит. Днями там, с Полиной, находится.
Полумрак покоев освещался бликами горящего камина.
Возле него, в кресле, одетый в домашний халат, сидел Андрей. Он не тронулся с места, не шелохнулся.
Доктор тихо кашлянул. Рунич медленно приподнял голову и, увидев перед собой врача, вздрогнул и ухватился за ручку кресла.
– Что-то случилось?
– Нет.
– Вы меня напугали!
Александр смотрел на него с безмолвным сожалением.
– Извините меня, Андрей Михайлович, – начал он. – Быть может я не вовремя. Но уверяю вас, что одно только искреннее желание обрадовать вас руководило мной.
– Это ничего. Слушаю вас, Александр Лаврентьевич.
Краев сел в предложенное кресло, ближе к хозяину.
– Я пришёл с хорошей вестью. Ваш сын почти оправился от болезни. Он может покинуть больницу и вернуться к нормальной жизни.
Не проронив ни слова, Андрей смотрел в камин. На лице Краева отразилось недоумение и смятение.
– Может быть, Андрей Михайлович, я не в своё дело суюсь. Может быть, сердечные обстоятельства… Арсений Андреевич так молод. Однако я надеюсь на ваше благоразумие и отцовские чувства.
Внимательно выслушав его, Андрей, сдавленным голосом, заговорил:
– Я знаю, Александр Лаврентьевич, что вы уважаете меня, но поверьте, мне непросто было принять именно такое решение. Я одобряю ваше беспокойство о судьбе Арсения. Благодарю вас за лечение и заботу о моём сыне, но на этом ваша миссия окончена.
– Не оскорбляйтесь моими словами, господин Рунич. Если бы вы могли выслушать и попытаться понять своего сына. Дать ему хоть немного любви и тепла. Он очень славный молодой человек.
– По правде сказать, меня, несколько, удивляет, то чрезмерное участие, которое вы, проявляете к нашим семейным отношениям.
– Надеюсь, вы не станете приписывать мой визит нескромности или праздному любопытству. Я лечащий врач Арсения, и несу ответственность, за его дальнейшее пребывание в обществе.
– Александр Лаврентьевич, он не новорожденный, а взрослый мужчина и, сам должен понимать, что его свобода зависит от его дальнейшего поведения и образа жизни. Поэтому я не собираюсь ему ни в чём препятствовать. Но и продолжать жить с ним под одной крышей тоже не собираюсь. Это опасно для всех нас, особенно для моей супруги.
– Вы правы. Судьба Дарьи Лукинишны мне особенно дорога. Я вырос вместе с сёстрами Уваровыми, и, казалось, совсем недавно мы были юными и наивными. Этот ваш с ней странный, скоропалительный брак…
– Что же странного вы увидели в нашем браке? – раздражённо перебил его Андрей. – Всегда ли заключают счастливые браки? Вам не приходилось слышать о браках, заключенных из корысти, по принуждению, и связанных еще более щепетильными вещами? Наше общество весьма терпимо относилось и относится к подобным сделкам.
– Да, вы правы. Но мне бы не хотелось думать, что ваш брак относится к таковым. Меня волнует другое обстоятельство. Ваш сын и его чувства к вам и вашей супруге. Простите, если не смог вам объяснить, и вы не поняли меня.
– Нет, отчего же, доктор, я всё прекрасно понял, – усмехнулся Рунич. – Но я еще не утратил честь и достоинство, чтобы обсуждать, с кем бы, то, ни было, чувства моего сына к женщине, которой я дал своё имя.
– Вы сейчас раздражены, Андрей Михайлович, и не хотите услышать меня. Прошу простить, коли досадил своим визитом.– Доктор Краев с сожалением смотрел на хозяина «Дюссо». —
Однако в жизни каждого человека, бывают такие минуты, когда он должен обратиться за помощью.
– Я надеюсь, такая потребность обойдет мою семью.
– Кто знает, Андрей Михайлович. Возможно, для вас это время уже наступило. – Александр Лаврентьевич встал. – Во всяком случает, ставлю вас в известность, что я отпускаю Арсения Андреевича из больницы. Он более не нуждается в пребывании там. – Он поклонился нахмуренному хозяину. – Извините за визит.
Его заставил остановиться голос Рунича, в котором было столько горечи и отчаяния:
– Скажите, почему вы так уверены, что наш брак, с Дарьей Лукинишной фикция? Неужели вы не верите в возможность взаимного чувства любви между ними? Разве это так противоестественно?
– Не отрицаю, что ваш союз может стать взаимным. Но какой ценой? Однако, я не судья вам.
Рунич не ответил. Краев не спускал с него внимательного взора. Андрей Михайлович пристально глядел в огонь камина и молчал.
Чувствуя в душе смятение и тайную тревогу за судьбы отца и сына Руничей, Краев, прежде чем уйти, проговорил:
– Прощайте, Андрей Михайлович. Поймите, что из одного участия к судьбе вашего сына, а равно и вашей, я приехал в ваш дом. Простите мне мою назойливость.
Он еще раз поклонился и вышел из гостиной.
***
Арсений, с трудом проглатывая горячий чай, слушал рассказ Ксении.
Девушка сидела напротив и, подливая ему и себе чай пыталась отвлечь его от мыслей, разговором.
– Дом двухэтажный, кирпичный. На первом этаже магазин, на втором жилые комнаты. Екатерина необычайно рада этому. Она будет хозяйкой магазина. Вчера я помогла ей нанять прислугу. Кухарка, горничная и сторож. Он же дворник. Мы выбрали обои в твои комнаты и мебель. Спальня, очень похожа на твою комнату в «Дюссо». Вторая комната будет в виде кабинета. Ведь ты будешь продолжать работать над переводами и книгами?
– Попробую. – Арсений поставил на стол чашку, бросив в раздражении. – Всё. Хватит!
– Что тебе не нравиться?
– Весь этот разговор о доме Кати и моих комнатах. Я не хочу об этом слышать!
Неожиданно, он обнял девушку за плечи, и, заглядывая ей в лицо, спросил:
– Зачем ты ходишь сюда?
– Я же обещала навещать тебя, – ласково глядя на него, отозвалась она. – Три месяца проведённые здесь были самыми трудными в твоей жизни. Теперь ты выздоровел и завтра уходишь отсюда. Я этому очень рада.
Ксения не успела договорить, как Арсений закрыл её губы поцелуем. Девушка тотчас обвила его шею руками.
Она так долго ждала этой минуты и с радостью ответила на его поцелуй. Поцелуи становились всё жарче, и когда его рука, скользнув от лица по шее, легла ей на грудь, у Ксении перехватило дыхание.
– Арсений! – невольно вскрикнула она.
Опомнившись, он отстранился.
– Прости.
Залившись краской стыда, она дотронулась до его щеки.
– Это ничего. Поцелуй меня ещё.
Он легко коснулся её губ.
– Братский поцелуй. Даже от тоски и одиночества не надо делать глупости, сестричка.
– Я пойду, – она прятала глаза. – Навещу тебя у Екатерины.
– До встречи.
Пряча смущение, девушка надела шляпку, опустила на лицо вуаль и, поспешила за дверь.
***
В библиотеке книжные шкафы доходили до самого потолка. В углу, за столиком со стопкой журналов, сидела Дарья. Она только что получила письмо из Петербурга, написанное красивым, ровным почерком сестры.
Пробежав его глазами, нахмурилась и уронила листок на колени.
Ей тот час вспомнился тот холодный, февральский день, когда она, подавленная и растерянная уезжала из Петербурга.
Подошла к бюро и, с тяжёлым сердцем, облокотилась на него. Прочла письмо ещё раз.
Подняв голову, посмотрела на своё отражение в большом зеркале.
Наконец смысл письма, дошёл до неё. На лбу выступили бисеринки пота, пальцы сжимавшие лист бумаги, задрожали. Обмякнув, Даша буквально упала на стул.
– Всё было напрасно, – застонала она. – Я должна немедленно открыться ему. Иначе пострадает Лена.
Дверь в библиотеку отворилась и на пороге показалась Анна. Она только что уложила спать Митю. Заметив понурившуюся сестру, подошла к ней и тронула за плечо.
– Это от Лены, – бесцветным голосом произнесла Даша. – Прочти.
Она коснулась пальцами глаз, чувствуя, что готова расплакаться.
Дочитав письмо, Анна растерянно, с немым вопросом во взоре, посмотрела на неё.
– Я никогда бы не пошла на этот шаг, если бы Лена во всём мне созналась! – воскликнула Даша. – Ведь видела, как смотрит на неё этот юноша. Впрочем, он и со мной был предельно тактичен. Ни одного двусмысленного намёка или разговора о своих чувствах к ней.
– Она пишет, что любит его.
– Боже праведный, что я наделала! Кто я такая, чтобы вставать на пути их любви?
– Даша, не преувеличивай, – встревожено заговорила Анна. – Ведь ты ничего не знала.
– Нет, милая, это я виновата. Испугалась, струсила! Теперь из-за меня Лена несчастна.
Она всхлипнула и Анна поняла, что сестра плачет.
– Не скрою, мне боязно, но я немедленно поеду в Петербург и во всём сознаться Андрею. Попрошу прощения, – быстро говорила она. – Господь поможет мне.
За годы монастырской жизни Дарья научилась кротости и послушанию. Однако, помня её по прошлой жизни, Анна знала, что если требуемое станет расходиться с желаниями сестры, она становится упрямой и убедить или удержать её невозможно.
– Я поеду с тобой! – решительно заявила она.
– Нет.
– Вася всё поймёт. Я объясню ему. Митенька останется с кормилицей и няней. Будет решаться наша судьба и мы – трое, должны быть вместе.
Анна протянула руку сестре. Даша крепко сжала её в ладонях.
Сборы в дорогу не были не долгими. Молитвенник и иконка Божьей матери, которую Дарья всегда носила с собой, составляли весь ей скарб. Тёмное строгое платье, волосы заплетены в косу и уложены узлом на затылке, шляпка с густой вуалью.
В вагоне поезда, она закрыла глаза и, делая вид, что спит, думала о своих отношениях с Андреем Руничем.
Она была обязана ему больше чем честью. Он спас её жизнь. Андрей дал ей свободу и, он же хотел её забрать. Вспоминать о том неприятном разговоре она не хотела. И на какой шаг толкнула сестру, тоже не хотела.
Хватит искать оправдание этому поступку! Что сделано, того не вернёшь. Но как бы ей хотелось, чтобы в её отношениях с Андреем всё было иначе.
***
Арсений равнодушно слушал рассказ Екатерины о новом доме. Всё это ему уже было известно от Ксении Карницкой. Но он не мешал Кате радоваться и изливать душу.
В заключение своего рассказа, она поинтересовалась:
– Что ты скажешь на это?
– Не знаю.
– Поедешь сразу в наш дом или заглянешь в «Дюссо»?
– Все мои вещи остались в «Дюссо».
– Скажи что. Я заберу.
– У меня много вещей. – Арсений устало вздохнул. – Есть ценности. Где они, знаю только я. Ты не найдёшь. Поеду туда сам.
– Но, твой отец…
Упоминание об отце было равносильно соли, посыпанной на открытую рану. Терпение Арсения лопнуло и, он зло крикнул:
– Отвези меня домой!
– Конечно, поедем, – торопливо пообещала Катерина. – Как ты хочешь, так и поступим.
Через два часа, простившись с доктором, в сопровождении Екатерины, Арсений ехал домой.
Он смотрел на знакомый с детства Санкт-Петербург и вдыхал полной грудью свежий, промытый дождём воздух, который радостно возбуждал, пьянил, как бокал «Мадам Клико».
Сколько в Петербурге магазинов, великолепных зданий, храмов. Невский проспект – как витрина. Его широкая, булыжная мостовая, его роскошь и притяжение.
Юношу одолевало желание, остановить коляску и пройтись пешком. Катя сидела напротив и тревожно смотрела на него. Он тронул извозчика за плечо.
– Останови.
Сойдя на тротуар, медленно пошёл по Песчаной набережной. Голова его кружилась, лица прохожих сливались в безликие пятна, а тротуар качался под ватными ногами. Душный июнь, а его сотрясал морозный озноб слабости.
Месяцы проведенные в больнице, казалось, выпили из него все силы.
Коляска поравнялась с ним, и раздался голос Катерины:
– Арсений, у тебя ещё нет сил для пеших прогулок. Лучше поедем. Садись.
Девушка протянула ему руку. Шагнув на ступеньку, он сел в коляску. И она покатила дальше, вдоль каналов и улиц.
Извозчик придержал лошадь возле перекрёстка и, въехав за поворот, остановился возле входа в «Дюссо».
– Спасибо, любезный. – Катя всунула в руку извозчика деньги, и, спрыгнув на тротуар, поспешила за молодым человеком.
Не торопясь, Арсений миновал ворота, поднялся по ступеням крыльца и позвонил в звонок.
Дверь распахнул Алексей. Увидев сына хозяина, расплылся в улыбке.
– Арсений Андреевич, с возвращением.
– Благодарю.
Со спокойным безразличием он вошёл в дом. Отдавая Алексею шляпу и трость, равнодушно бросил:
– Отец дома?
– Он с Дарьей Лукинишной в будуаре.
– Спасибо.
Арсений поднялся на второй этаж. Катерина следовала за ним. Подойдя к дверям в свою комнату, обернулся.
– Тебе помочь? – предложила девушка.
– Нет. Позволь мне побыть одному, Катя. Хочу, проститься с домом. – И захлопнул двери перед её носом.
Выражение лица молодого человека не предвещало ничего хорошего.
***
Елена не могла сосредоточиться на разговоре.
Мысли её ускользали, всё время, возвращаясь к сёстрам и Арсению, который сейчас томился в больнице для душевно больных, по их, сестёр Уваровых, вине.
Всё это требовало много душевных сил, которые, как чувствовала девушка, были у неё на
исходе.
Она понимала, сейчас ей нельзя расслабляться, нужно быть твёрдой, но после последней встречи с Арсением, внутри неё что-то сломалось.
Девушка чувствовала, что ей невыносимо совестно разыгрывать перед Андреем эту комедию.
Рунич, внимательно наблюдавший за лицом Дарьи, произнёс:
– От всего случившегося у меня тяжело на душе.
Его голос вывел её из задумчивости. Она встрепенулась.
– Зато теперь ты волен поступать, как хочешь.
– Да, но… как всё нелепо! – Андрей, с досадой, вздохнул. – Не скрою, мы с сыном, не всегда понимали друг друга, часто ссорились, но чтобы такое. Никогда, даже врагу, я не желал бы подобного.
– Твоё раскаяние мне понятно. – Внутренне Елена затрепетала. – Но и я… мы все виноваты. Мне совестно.
– Тебе нечего стыдиться! – Он стремительно подался вперёд. – Ты моя жена, – внезапно
Андрей обнял её. – Моя обожаемая Дашенька.
Его неожиданный, горячий поцелуй в губы застал Елену врасплох. Она растерялась и вначале даже не поняла, что произошло.
От увиденного, Арсений отшатнулся.
Отец целовал Елену!
Он смотрел на пальцы отца, нежно перебиравшие её шелковистые волосы, прикасавшиеся к её лицу, шее, на закрытые глаза Елены и их соединённые в поцелуе губы.
В висках застучали молоточки пульсирующей крови.
Он попятился за дверь.
Скрипнула ведущая в будуар дверь. Елена вздрогнула и открыла глаза.
«Наверное, Полина заходила», – подумала она и поспешно отстранила Рунича от себя рукой.
– Не надо.
– Даша.
– Не делай так больше, Андрей. Умоляю тебя.
– Тебе было неприятно?
– Я этого не сказала. Но, прошу, не надо ставить меня в трудное положение.
– Если бы ты не дичилась меня и… приняла мою ласку.
– Андрей, прекрати! Мне неловко.
– Когда-нибудь, Дашенька, ты сумеешь ответить на мою любовь.
– А если этот день не настанет никогда. Что тогда?
– Я уверен он настанет. Ну, почему, почему в твоих глазах всегда грусть?
– Ты ничего не понимаешь, Андрей. И никто не поймёт, что в моём сердце.
Рунич опешил. Он действительно не мог понять эту удивительную женщину, которая только звалась его женой, но на самом деле оставалась такой же, загадочной, и далёкой, как в первый день их знакомства.
Елена смотрела на него.
«Боже! – мысленно, в сотый раз, говорила она себе. – Дай мне силы всё вынести. Тебе известно, почему я это терплю».
