Текст книги "Утро нового века (СИ)"

Автор книги: Дэзирэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц)

– У него не было наличных денег, и я ему одолжил, и в качестве гарантии… – он посмотрел на молодого Ушакова и продолжил обращаясь к нему. – Вам следует знать, что ваш отец, сегодня, подписал некую бумагу в мою пользу.

– Нет, – губы Василия Антоновича побелели.

– Вы правильно поняли. – Злой огонь играл в бездонных глазах хозяина «Дюссо». – Он передал мне всё своё имущество. Всё! Чтобы вы тут обо мне не говорили, я – порядочный человек. Я решил, что, пока, имение останется за вами.

– Я уплачу его долг. Частями.

– Хорошо, – поспешно согласился Рунич. – Вы будите ежемесячно выплачивать мне определённые проценты от прибыли, которую получите от пользования… моим имуществом. И так до тех пор, пока не выплатите весь долг вашего отца. С процентами разумеется. Только тогда я возвращу вам закладную и векселя. Ваш дом в городе я… оставляю вам в качестве компенсации за потерю родителя. Вот закладная на него. – Рунич выложил на стол бумаги. Увидев как сжались кулаки и побледнело лицо Ушакова, с издёвкой в голосе, добавил. – И не надейтесь, что можно расправиться со мной, засадив меня, невиновного, за решётку. Или подослав ко мне наёмных убийц. Мой сын взыщет с вас всё, до копейки.

– В отличие от вас, – быстро отпарировал Ушаков. – Ваш сын порядочнее, чем вы.

– Напрасно вы так думаете, уверяю вас! – хохотнул Рунич. – Мой сын с виду кажется бесхарактерным и мягким, на деле же, он окажется жёстче, чем я. Стоит вам, только, причинить мне малейшее зло, он сделает всё, чтобы пустить вас по миру. Только я знаю цену своему сыну.

– Вы и собственного сына оцениваете как барышник лошадь на базаре.

– Всё в этом мире имеет свою цену, молодой человек. И не пытайтесь меня разозлить. Не советую.

Филонов так не хотел отпускать Андрея Рунича!

Он давно имел «зуб» на хозяина «Дюссо», но тот был слишком хитёр и никак не попадался в лапы полиции.

– Скажите, – Николай Данилович поднял руку, обрывая словесную пикировку пострадавшего и свидетеля. – Так почему же господин Ушаков застрелился именно у вас?

– Я уже достаточно ответил на этот вопрос. – Недоумевая пожал плечами Андрей. – Больше мне добавить нечего.

– Да, но…

– Господин полковник, где состав моего преступления? – упрямо спросил Рунич.

– Его нет, – вздохнул Филонов.

– Тогда я пойду домой. – Андрей Михайлович посмотрел на карманные часы и поднялся со стула. – Я не спал всю ночь и мои домашние волнуются. Если понадоблюсь, вы знаете где меня отыскать. – Он слегка кивнул головой. – Всего доброго.

Когда за Руничем закрылась дверь, Василий Антонович повернулся к Филонову:

– Так вы его не арестуете?

– Нет, – покачал тот головой. – У нас нет доказательств его вины.

– А прислуга?

– Все дружно твердят одно. Вошёл, выстрелил в себя.

– Они лгут! Это – сговор!

– В смерть вашего отца, Рунича нельзя обвинить. Как таковое это… – полковник подбирал слова, чтобы не ранить итак глубоко потрясённого гибелью отца, юношу. – Не преступление. Если понять его мотивы, вывод напрашивается сам собой. Самоубийство на почве проигрыша и разорения.

– Николай Данилович!

– Сожалею, господин Ушаков, но иных версий нет. – Развёл руками полковник и вложив листок бумаги с допросом Рунича, захлопнул папку. – Как бы то ни было, свой долг, по дознанию, мы выполнили.

– Значит, ничего? – переспросил Ушаков.

Николай Данилович огорчённо кивнул головой.

– Как я всё это объясню маме? – молодой человек схватился за голову. —

Как скажу? Что с нею будет, когда она узнает?..

– Постарайтесь смягчить удар, – вздохнув, пробормотал Филонов, отодвигая от себя папку с протоколами допросов свидетелей.

***

Выйдя во двор комиссариата полиции, Василий Антонович увидел садившегося в экипаж Рунича.

Не помня себя, он подбежал и, с силой рванув дверцу на себя, закричал:

– Обещаю, что мы ещё увидимся!

– Почему нет? – невозмутимо, как будто ожидал его, отозвался Рунич. – Даже наверняка, Ушаков.

– Вы – презренный человек! Вы, как паук, питаетесь кровью своих жертв!

– Не нарывайтесь на публичный скандал, молодой человек. На дуэли стреляться с вами я не стану. – Рунич презрительно фыркнул. – Для этого я слишком презираю род Ушаковых. – А скандал может повредить вашей дальнейшей карьере. На вас и так пятно позора из-за вашего отца.

От бессилия, молодого человека сотрясала дрожь, губы его кривились. С великим трудом сдерживая гнев, он, сжал кулаки.

– Вы смеётесь над человеческим горем, – вызов звучал в его голосе. – Будьте же вы прокляты! Когда-нибудь вы будете так же рыдать над самым дорогим, что у вас есть! Вы будете в отчаянье как я сейчас!

– Вы в расстроенных чувствах, молодой человек. Поэтому я вас прощаю. При иных обстоятельствах, эти слова вам бы так не сошли. – Рунич захлопнул дверцу экипажа и повторил. – Ваш отец сознательно, сам, шёл к такому концу. Прощайте.

– Вы будете всегда моим врагом.

В бессилии сжав кулаки, Василий Антонович провожал взглядом удаляющийся экипаж.

========== Глава 4 ==========

Даша знала, что ходить по улицам столицы в ночное время не безопасно.

Когда люди, поужинав, готовились ко сну, на улицах появлялись те, для кого ночь сулила развлечения, весёлые кутежи и разврат.

Чего только не было в Петербурге для этих господ!

Рестораны, игорные дома, бордели. А сколько было тайных притонов, которым, по слухам, за взятки, покровительствовали чиновники и полицейские.

Сыновья богатых родителей и их прихлебатели, которые кормились возле богатых покровителей, прожигая жизнь, гуляли в этих заведениях.

Не всегда подгулявшие господа вели себя прилично. Часто шумели, скандалили, случались и потасовки. Городовым, приставам и дворникам не было от них покоя.

С одиннадцати вечера и до четырёх утра, центральные и прилегающие к ним улицы, были оживлены. Гуляк и картёжников развозили по домам ночные извозчики, которые хорошо знали, где какое заведение находится и, во сколько закрывается.

На окраинах столицы никаких увеселительных заведений не было. Только трактиры. В основном они закрывались рано, и не было здесь такого оживления как в центре.

Однако здесь были места, где прятался, отсиживался и развлекался преступный мир.

Полиция и даже вездесущие репортёры, для которых ночные происшествия – хлеб насущный, после наступления темноты, в эти районы, не совались.

Здесь, ночью, царил преступный мир. Воровство, грабежи, насилие и убийства, для этих мест, были обычным делом.

По благословению игуменьи, Даша провела день возле умирающей женщины в рабочем районе и, теперь, с замиранием сердца, шла к Московской заставе.

Шепча про себя молитвы, она надеялась, что её монашеское облачение станет защитой от грабителей. Поживиться им у монахини нечем.

Горизонт уже окрашивала полоса рассвета, и свет керосиновых фонарей растворился в предрассветном тумане.

Она повернула за угол. Вдалеке показались купола монастыря. Ей оставалось пройти километра три.

Возле какого-то кособокого деревянного дома, с низкими окнами, она увидела скамью. На ней, опустив голову, сидел какой-то мужчина.

Одет он был в светлый костюм, шляпа лежала рядом на скамье, носки лакированных туфель – испачканы в грязи.

Солидный вид мужчины никак не вязался с тем местом, где он находился. Если бы

Даша встретила его на центральной улице, даже в поздний час, её бы такая встреча ничуть не удивила. Но тут, в рабочем квартале, на окраине?

Она подошла ближе. Он не пошевелился.

– Молодой человек, вам плохо?

От услышанного голоса, Арсений вздрогнул и поднял голову. Рядом с ним стояла монахиня.

– Мне плохо, – кивнул он. – Мне очень плохо.

– Вам нужна помощь?

Дарья всмотрелась в бледное лицо мужчины, сидящего в дорогом, элегантном костюме на скамье и, узнала в нём своего недавнего попутчика.

Уловив от него запах спиртного, она почувствовала внутреннее раздражение.

Ей не хотелось, чтобы юноша, так похожий на Дмитрия разочаровывал её. Однако он был пьян и, это обстоятельство, возмутило её и она не сумела скрыть свою досаду.

– Я ошиблась. Вы не нуждается в помощи. Вы нуждаетесь в экипаже, чтобы доехать домой и лечь в постель, – саркастически усмехнулась она. – Однако, на этот раз, юноша, должна вас разочаровать. Я не располагаю повозкой, чтобы сопроводить вас до места.

Наконец и Арсений узнал её.

– А-а, сестра. Не ожидал, увидеть вас на улицах Петербурга в такой поздний час.

– Он поднялся со скамьи. – Неужели из монастыря так легко выйти?

– В отличие от вас, я посещала больную женщину в этом квартале. Вы-то были заняты совсем другим делом.

– Верно, другим. – Задетый её тоном, дерзко отпарировал он. – Я напивался, вон в том непотребном месте, под названием «Бочка». – Он махнул рукой в сторону трактира. – Видите, какие разные дороги привели нас с вами сюда.

– Признаюсь, я думала о вас лучше. Не зря, говорят, первое впечатление ошибочное. – Дарья покачала головой. – Вот вы оказывается какой.

– Какой? – обида зажглась в его глазах. – Вы же ничего не знаете. Ни меня, не обстоятельств, приведших меня сюда, а смеете рассуждать.

– Достаточно вашего вида. Молодые люди, из хороших семей, дорожат своей репутацией.

– А я не из хорошей семьи! – воскликнул он. – Я не знал своей матери, а мой отец авантюрист, игрок и шулер. Так что дорожить своей репутацией мне совершенно не к чему.

– Извините, – смутилась Дарья, понимая, что сказала лишнее. – Я неправильно выразилась. Думаю, что молодым людям как вы, здесь не место. Всякое может случиться, а вы, один, в поздний час, на улице. Вам нужно домой.

– Я не хочу домой! – голос юноши задрожал. – Я хочу уехать. Я не был дома два года. Думал, всё изменилось, а стало ещё хуже. Он убил…

– Кто убил? – вздрогнула девушка. – Кого?

– Он. – Ясные глаза, с детской доверчивостью, смотрели на неё. – Мой отец. Он довёл человека до самоубийства. Я просил его, но он не пожалел.

Дарья прикусила губы.

– Не надо так расстраиваться, – уже мягче произнесла она. – Возможно, вы ошибаетесь. Осуждать своего отца, какой бы он ни был, большой грех.

– А убивать не грех?

– Самое главное не нужно убивать себя. Если бы ваша мать, сейчас, увидела вас, ей было бы очень горько.

– Моя мать… – на глаза юноши набежали слёзы. – Если б она была жива, всё в моей жизни было бы по-другому. Но её нет и вокруг меня – одиночество и тоска.

Дарья, взяв юношу за руку, крепко сжала его ладонь.

– Помните, Бог всё видит. Не отчаивайтесь и, он не оставит вас.

– Бог не оставит. – Арсений горько усмехнулся. – Прошу прощения, сестра за мой вид. Понимаю, он вас оскорбляет. Извините.

Повернувшись, юноша пошёл по улице. Дарья посмотрела в след уходящему и перекрестила его спину.

Ёжась от ночной промозглости и тумана, наползающих с простора Невы, юноша побрёл домой, мимо домов с чёрными дырами окон, про себя проклиная эту страшную, бессонную ночь, которую он пытался утопить в вине.

По дороге его подобрал проезжающий мимо извозчик и с лихачеством, на которое способны только русские «Ваньки», довёз до «Дюссо».

Оглушённый тоской и вином, уставший от пережитого, Арсений открыл дверь в свою комнату. Подумал об Адель. Если он позовёт, она обязательно укроет его, от страшного дня, лаской, спасёт от тоски своей любовью.

А он?..

Арсений тяжело вздохнул. Нет.

Отношения с Адель не признак утончённости, а вероломство с его стороны. Потому что знал, для него это – любовь без любви, чего не скажешь о француженке.

Медленно скинув одежду и туфли, повесив пиджак на спинку стула, он лёг на кровать, натянул на голову одеяло, уткнулся лицом в полушку и, кусая руку, чтобы не закричать, заплакал.

Из сознания не уходили даже мелочи вчерашнего дня, разговор с отцом, его взгляд, равнодушные слова, когда он решал судьбу старика Ушакова.

Арсений был потрясён.

Его отец безжалостно и хладнокровно приговорил человека к смерти. И ради чего?

Ради денег! И когда тот умер, отец улыбался. Как всегда жёстко, свысока, презрительно скривив губы. Отец…

Всю ночь Арсений не мог уснуть. Не вытирая бегущих слёз, он лежал на спине, понимая, что оказался бессилен остановить отца и помочь Ушакову.

***

Вернувшись из полицейского участка, Андрея Михайловича застал у себя гостью.

– Дорогой, – ему навстречу спешила Маргарита Львовна. – Ну, как ты? Я так разволновалась, услышав о несчастье. Эта ищейка Филонов вцепится в тебя мёртвой хваткой, как пёс! Он давно мечтает добраться до тебя.

– Знаю, Рита, знаю. – Рунич поцеловал любовницу в щеку. – Я только что из полицейского участка. Они были вынуждены отпустить меня за недостаточностью улик.

– Каких улик?! Ты-то тут причём?

– Василий Антонович Ушаков так не считает. – Угрюмо произнёс Андрей. – У меня с ним был трудный разговор.

– Да, он такой. Упрям, как осёл!

– Я нажил врага в его лице.

– Плохо. Теперь он будет копать под тебя.

– Что делать. Такова моя жизнь. У меня больше врагов, чем друзей.

– Хочешь коньяку?

– Да.

Рунич развязал галстук и снял жилет.

– Я ужасно устал.

– Мне остаться? – улыбнулась Маргарита Львовна, протягивая ему рюмку.

– Я не смогу уснуть без тебя. – Он поцеловал её в краешек губ. – Ты так мне нужна

сегодня.

– А ты мне. – Женщина расстёгивала кофточку. – Кстати, не спросила самое главное. Приехал?

– Как ты и предполагала, в четверг.

– Как он?

– Здоров. Из Сорбонны привёз диплом с отличием. Профессор филологии советовал ему поступить в аспирантуру.

– Значит, проситься обратно во Францию. – Маргарита легла в постель.

– Проситься.

– Отпустишь?

– Никуда я его не пущу. Он только вернулся и опять хочет уехать! Скучно? Пускай

займётся делом.

– К примеру – работает в твоём заведении.

– Пока я жив, он постиг бы всё, что я знаю.

– Думаешь, ему это надо?

– Нет. – Нахмурился мужчина. – Он мечтает совсем об ином.

– Может, ты разрешил бы ему жить его жизнью?

– Нет! – вспылил Рунич. – Много ты разрешишь дочери покинуть монастырь?

– Что ты! – испуганно замахала руками женщина. – Она такая дурочка! Она пропадёт в этом мире! Её обманет любой. Вот если бы она вышла замуж за того человека, которого мы с мужем для неё выбрали, я бы была спокойна. Но она не захотела. Моя дочь наивна, глупа и совершенно беззащитна перед людьми.

– И очень красива. – Улыбнулся Андрей. – Она такая же, как её мать. Красивая и опасная для мужчин. И лучший выход, это спрятать её красоту под монашеское одеяние.

– Андрюша, что за речи? – удивилась Маргарита Львовна.

Мужчина рассмеялся.

– Рита, – сквозь смех ответил он на ревнивый вопрос любовницы. – Я видел твою дочь ещё ребёнком, и, она обещала стать весьма привлекательной особой.

– И стала. – Вздохнула женщина. – Ей семнадцать лет и, она такая, какой ты её себе представляешь. Прибавь к этому синие глаза и великолепную мраморную кожу, нежный голос и стройный стан. Но ума-то у неё не прибавилось! Только и есть, что прелестное личико и наивность. Я даже рада, что она поступила в монастырь.

– Ты правильно делаешь.

Маргарита с любовью посмотрела в чёрные глаза Андрея.

Он спал до самого вечера.

Проснувшись, потребовал к себе Алексея с кофейником крепкого кофе.

– Как у нас дела? – поднимаясь с постели и, набрасывая на плечи халат, спросил он.

– Полицейские ничего от нас не узнали, хозяин. Мы сказали, что господин Ушаков вошёл и выстрелил в себя.

– Что сказал Арсений?

– Арсений. – Алексей замялся.

Рунич поднял на слугу вопрошающий взгляд.

– Когда здесь был комиссар, его не было дома. Вскоре после случившегося, он ушёл в город и только недавно вернулся. Он изрядно где-то натянулся.

Андрей Михайлович отставил чашку с кофе в сторону и направился к сыну.

Арсений лежал ничком, уткнув лицо в подушку.

Он потряс сына за плечо:

– Сеня.

Юноша вздрогнул и открыл глаза.

Когда он повернулся к отцу, от того не укрылась его бледность и покрасневшие глаза.

– Что? – тихо спросил он.

– Алексей сказал, ты недавно вернулся.

– Я не хотел оставаться дома.

– Где ты был?

Андрей Михайлович внимательно всматривался в потухшие глаза сына. Не ответив на вопрос отца, юноша тихо произнёс:

– А ведь это ты, папа, ты довёл господина Ушакова до смерти.

– Ложь! – вскрикнул мужчина. – Его погубила страсть к игре! Я не виноват в том, что он проиграл.

– Тогда почему он застрелился именно здесь?

– Откуда же мне знать? – пожал плечами Андрей. – Возможно, так, он хотел досадить мне. Тебя вызовут в полицию.

– Я ничего не знаю. – Юноша прятал глаза. – На момент выстрела я спал.

Рунич порывисто обнял его за плечи.

– Спасибо.

– Но это так. – Арсений отстранился от отца. – Я действительно ничего не видел.

– Мало мне было неприятностей. Теперь ещё один враг появился.

– Василий Ушаков?

Андрей утвердительно кивнул головой.

– Этого надо было ожидать.

Рунич провёл ладонью по щеке сына.

– Ты очень бледен и холодный пот на лбу.

– Нервы. – Уклончиво отозвался Арсений.

– Ты нездоров? – забеспокоился отец.

– Выпил лишнее, – поморщился юноша. – Это – похмелье.

Андрей Михайлович приподнял лицо сына за подбородок и, заглянул ему в глаза.

– Ты забываешь, что для тебя значит излишество со спиртным!

– Пожалуйста, не кричи, – он опустил голову на подушку. – Голова раскалывается.

– Через минуту, попросил: – Папа, я здесь задыхаюсь. Отпусти меня.

– Нет! Я не желаю больше ничего слышать ни о Франции, ни о Париже. Нет!

– Жаль, что мы так и не поняли друг друга. – Глядя в спину уходящего отца, проронил Арсений. – Скоро ты будешь рад избавиться от меня.

***

Спустя несколько часов, сидя за столом в буфетной, он раскладывал пасьянс.

Закончив дела, Алексей присел рядом и, положив руку ему на плечо, спросил:

– Ты что такой мрачный, Сень?

– Не радует меня возвращение домой, – вздохнул Арсений. – Лучше б я не приезжал. Не прошло и недели, а мне хочется бежать отсюда.

– Это была случайность. Ушаков проигрался в пух. Этот порок и свёл его в могилу. В полиции, как ни старались, ничего не смогли доказать. И молодой Ушаков тоже. Хозяин ни в чём не виноват. Но врага нажил смертельного.

– Смерть, смерть… – юноша обхватил голову руками. – Почему вокруг меня столько смерти? Может, оттого, что я тоже Рунич?

– Перестань. – Алексей обнял молодого человека за плечи. – Ты-то тут причём?

– В Париже, от чахотки, умер мой друг. Умер в маленькой каморке на окраине города. Я закрыл ему глаза. – Арсений опустил голову. – Не мог больше там оставаться. Понимаешь, такая тоска навалилась. Приехал домой. И здесь – смерть.

– Такова жизнь, дорогой. – Вздохнул мужчина. – Выпей коньяка. Взбодрись.

– Давай выпьем вместе. Помянем моего друга и господина Ушакова.

Но даже коньяк не мог разогнать тоску молодого человека.

– Сердце щемит, – он приложил руку к груди. – Чувствую, Лёш, что-то ещё произойдет в моей жизни. И ничего хорошего я не жду.

Он выпил вторую рюмку. Мужчина с сожалением смотрел на него.

– Плохо тебе у отца?

– Плохо.

Арсений вновь потянулся к бутылке.

– Сеня, не стоит этого делать. Напьёшься и, тебе станет ещё хуже. – Алексей забрал бутылку из его рук. – Сходи лучше в церковь. Поставь свечу, помолись, поговори с Богом. Это принесёт тебе облегчение гораздо больше, чем спиртное.

– Ты думаешь? – младший Рунич с надеждой посмотрел на него.

– Уверен. Помолись. Может, Господь услышит тебя.

– Да, – Арсений поднялся из-за стола. – Попробую найти утешение с Богом.

***

В небольшой церкви Божьей матери «Всех скорбящих радость» при кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря было полутемно, прохладно и тихо.

Горели свечи. Пахло ладаном.

Склонив голову, и пытаясь привести мысли в порядок, Арсений Рунич стоял перед аналоем.

Он вспомнил детство.

Всегда сурового и непреклонного отца. Свой отъезд в Европу, учёбу в Сорбонне, первые стихи, умершего друга. Он вспомнил всё, что произошло с ним за недолгие девятнадцать лет его жизни.

Только одного он не мог вспомнить и поведать об этом Богу.

О той, которую не помнил и не знал. Той, чьи портреты и фотографии отец уничтожил сразу же после её смерти.

Отец никогда не рассказывал ему о матери, а расспрашивать Арсений опасался. Эти расспросы могли вызвать у отца приступ неистового гнева. Он не оставил ему даже воспоминаний.

Арсений поднял глаза к иконостасу и глядя на одухотворённый лик Богородицы, прошептал:

– Мама… Мамочка, если ты меня слышишь, прости меня. Я не хотел этого. Мне всю жизнь, так плохо, одиноко без тебя. Ему я не нужен. Мы – чужие. – Он опустился на колени. – Мамочка, как мне обрести душевный покой? Подскажи, как жить дальше? Где она – моя жизненная дорога? Я не вижу её. Помоги мне, мама.

Он молился не Богоматери и не Богу. Он молился своей матери.

Неожиданно в тишине гулко прозвучали лёгкие шаги.

Арсений поднял голову и увидел идущую вдоль стены с образами святых, монашенку.

Девушка протянула тонкую руку и поменяла свечу в подсвечнике. В полумраке она не замечала его.

Но вот пламя свечей вспыхнуло ярче, и девушка увидела у солеи, перед алтарём и иконостасом, коленопреклонённого мужчину.

Когда он поднял голову и посмотрел в её сторону, быстро отступила в темноту.

«Он!» – мелькнула в голове Ксении мысль, от которой сердце радостно забилось.

– Прошу прощения, за то, что помешала вам говорить с Господом. – Едва дыша, пролепетала она. – Матушка игуменья послала меня убрать в храме перед вечерней молитвой. Я не знала, что вы здесь. Простите.

– Вы не помешали мне, сестра. – Отозвался молодой человек. – Я ухожу. Пожалуй, мне больше нечего делать в божьем доме.

Он поднялся с колен и пошёл к выходу.

Глядя вослед прихожанину, Ксения Карницкая, с горьким разочарованием, подумала:

«Не узнал. Он, не узнал меня. Говорил, что когда приедет – отыщет. А сейчас, не узнал».

***

Алексей понял, что разговор с богом не помог найти душевный покой хозяйскому сыну. То, чего он больше всего опасался, произошло.

Этим же вечером Арсений напился.

Встав из-за стола, пошатываясь, он, с трудом преодолел лестницу на второй этаж.

Андрей Михайлович проводил сына недобрым взглядом.

По коридору, из будуара, навстречу ему спешила Адель.

Арсений пытался уступить девушке дорогу, но его сильно повело в сторону и, он едва удержался на ногах.

– Осторожней! – Адель быстро подхватила его под локоть. – Как же ты так, mon ami *, не рассчитал силы.

– А-а… – едва ворочая языком, произнёс юноша. – Это ты.

– Наконец-то ты меня увидел! – ласково упрекнула его девушка. – С самого возвращения, совсем меня не замечаешь.

– Как это могло быть, не замечать тебя. – Арсений крепко обнял её и привлёк к себе. – Я, наверное, был слеп.

– О, Боже! Ты выпил и совсем на ногах не стоишь. Я помогу тебе.

Войдя в свою комнату, юноша опустился на кровать и без слов, потянул девушку за руку к себе.

– Неужели ты ещё помнишь меня? – запустив прохладную ладошку под рубашку, Адель игриво погладила его грудь. – Mon doux garçon**.

– Как можно, забыть тебя. – Закрывая глаза от удовольствия, прошептал он. – Je me souviens de tes baisers***. Конечно, я всё помню.

Радостно улыбаясь, девушка расстёгивала пуговицы на его рубашке.

– Я так мечтала эти годы, так мечтала, хоть одним глазком взглянуть на тебя! – она поспешно скользнула к нему в объятия. – Как же я истосковалась по тебе, любимый.

Ты хочешь меня, мой малыш?

– Oui****, дорогая.

Когда Андрей Михайлович, толкнув дверь, без стука, вошел в комнату сына, то от неожиданности замер на пороге.

Раскинувшись на смятой постели, и едва прикрытый простынёй, его сын крепко спал. На его обнаженной груди покоилась голова Адель.

– Хоть бы дверь запер. – Брезгливо поморщившись, прошептал Рунич.

*mon ami. – Мой друг. (фр.)

**Mon doux garçon. – Мой милый мальчик. (фр.)

*** Je me souviens de tes baisers. – Я помню твои поцелуи. (фр.)

****Oui. – Да. (фр.)

========== Глава 5 ==========

Всякий раз, возвращаясь из монастыря от сестры, Анна не могла избавиться от воспоминаний о прошлом. Это происходило спонтанно, стоило ей только увидеть Дашу.

Только когда порыв сильного ветра сорвал с её головы шарф и первые капли дождя упали на лицо, она заметила непогоду. Девушка подняла голову.

Чёрные тучи заволакивали небо. Тронув поводья, она подогнала лошадь. Девушка знала, что на полпути к имению есть старый амбар, где можно было укрыться и переждать дождь.

В помещении амбара было сухо и безопасно. Она слышала, как за стеной буря набирала силу. Ветер бушевал неистово и Анна подумала: «Каково же тем путникам, кто не нашёл укрытия от непогоды?»

Вдруг до её слуха донёсся звон колокола.

«Это в монастыре». – Решила она.

Вспышка молнии на миг ослепила её и, открыв глаза, она увидела в проёме дверей силуэт всадника на вороном коне.

Стройный мужчина спрыгнул с седла и ввел лошадь внутрь амбара и, только тут увидел девушку.

Колокол звонил всё сильнее.

Они стояли друг против друга, не смея заговорить. Не понимая, что делает, девушка протянула руку и встретила горячие пальцы его протянутой руки. Чёрные глаза неотрывно смотрели на неё.

– Кто вы? – наконец спросил он.

– Анна. Анна Лукинична Уварова. Возвращаюсь домой, в имение Луговое. Скрываюсь здесь от непогоды. А вы кто?

– Разрешите представиться. Василий Антонович Ушаков. Это счастье, что я встретил вас.

Заметив его обеспокоенное лицо, она спросила:

– У вас… что-то случилось?

– Горе, – едва сдерживаясь, произнёс он. – И я не знаю, что делать. Этот человек превратил мою жизнь в ад!

Анна невольно схватила его за руку.

Ушаков смотрел на неё и чувствовал, как ласковые карие глаза огнём обожгли его сердце.

Она стояла напротив в простеньком ситцевом платье. Единственное украшение – золотая цепочка с крестиком на шее. Белокурые волосы обрамляли сияющим золотом её тонкое бледное личико. Глаза излучали доброту, участие и сострадание.

«Святая», – подумал он.

Не выпуская её руки из своей ладони, он крепко сжал тонкие пальчики и, ему захотелось рассказать ей всё.

– Мой отец покончил с собой. Он умер. Не знаю, как объяснить его нелепую смерть матери. Я не решаюсь пойти домой.

– Господи, – вздрогнула Анна. – Сядьте. Вы весь дрожите.

Она подвела его к своему возку и усадила на сиденье.

– Не уходите, прошу вас.

– Нет, нет. Я не уйду.

Анна села напротив.

– Вы в таком подавленном состоянии. Вам надо собраться с силами.

– В Петербурге, на Аптекарском острове есть ресторан, он же игорный дом «Дюссо».

– Быстро заговорил молодой мужчина. – Хозяин там Андрей Михайлович Рунич. Уверяю вас, это страшный человек! Негодяй самого высшего класса! Он воспользовался порочной страстью моего несчастного отца и разорил его.

– Как?

– Мой отец проиграл огромную сумму денег за игорным столом. Это ужасный порок, доводящий человека до безумия. Рунич это знал и воспользовался его слабостью. Он забрал всё наше имущество. Только бросил, как милостыню, как кость собаке, нам наш дом. Его построил мой прадед. Когда отец опомнился и понял, что натворил, то он… Он застрелился. Я не знаю, как сказать об этом матери. Я ненавижу этого человека, но ничего не могу ему сделать. Мои руки связаны! Я презираю себя за это!

– Василий Антонович, не надо так отчаиваться. Подумайте о матери и возьмите себя в руки. Не говорите ей. Пускай она думает, что эта была естественная смерть.

Глядя в глаза этой странной девушки, Ушаков невольно повторил:

– Я не знаю, что мне делать. Если бы у меня был брат или сестра, с ними я мог бы разделить горе и, мне было бы легче. У вас есть родные?

– Сестра. Но она сейчас далеко.

– Благодарю. Своим участием вы помогли мне. Если бы не вы я бы повесился на этой балке.

– Случай свёл нас.

– Действительно, случай. Разрешите приехать к вам с визитом. Мне нужна ваша помощь с мамой. Конечно, если вы не против этого.

– Не против, – неожиданно для себя, согласилась Анна.

– Благодарю. – Василий склонился к руке Анны и поцеловал её. – Вы даже не представляете, чем для меня было ваше участие.

– Я понимаю вас, господин Ушаков.

– Василий. Анна, пожалуйста, называйте меня – Василий.

– Хорошо.

За стенами амбара бушевала гроза.

***

Загорелось знойное, непривычное для Петербурга, лето.

Но даже в полуденный зной в комнатке, на первом этаже, принадлежащей девушкам из прислуги ресторана «Дюссо», всегда царили полумрак и прохлада.

Вдоль стены располагались туалетные столики с зеркалами, расчёсками, духами и всяческими женскими безделушками. Несколько стульев, шкаф для одежды, стол, пара кресел и небольшая софа, дополняли уютный интерьер. Тонкий аромат духов не мог заглушить влетающий сюда, по вечерам, табачный дым.

Присутствие женщин царило здесь повсюду.

Спасаясь от жары и вечно недовольного отца, Арсений часто проводил дни в этой комнате.

Девушки постоянно угощали его чем-нибудь вкусным, а он болтал с ними на разные темы.

Иногда, когда грозный хозяин отсутствовал, они просили его сыграть на фортепиано.

Юноша охотно выполнял их просьбы. Они поднимались с ним на второй этаж, в гостиную, где сверкал чёрным лаком, с резной, покрытой сусальным золотом, инкрустацией, рояль «J.Becker».

Арсений усаживался на банкетку и, в гостиной плыли звуки вальса Шопена и популярных полек. Девушки танцевали и, вместе с ним, пели весёлые песни.

Но если Катя и Полина относились к сыну хозяина по-дружески и с материнской нежностью, то сердце француженки замирало совсем от другого чувства.

Она была безнадёжно влюблена в Арсения Андреевича.

Их связь началась, когда она, приехав в Петербург, попала на работу в заведение господина Рунича, ресторан «Дюссо». Свои первые каникулы Арсений проводил дома.

Сын Андрея Михайловича привлёк её внимание своей юной весёлостью, наивностью и покладистым характером. Она привязалась к этому подростку и, незаметно для себя, влюбилась.

Когда француженка призналась ему в своих чувствах, он не оттолкнул её и ответил на любовь со всем юношеским пылом. Первое время, его неопытность и смущение, забавляли её. Смеясь, она терпеливо учила его науке любви, попутно прощая все грехи своему избраннику.

Арсений быстро возмужал и вскоре превратился из несмышлёного мальчика в красивого, опытного и опасного для женщин юношу. Но вместе с взрослением к нему пришло понимание их взаимоотношений. Он стал отличать чувственное наслаждение плоти от иных чувств и желаний.

Результатом этого стало то, что в один прекрасный день, Арсений признался, что не любит её по-настоящему, что к ней его притягивает только плотское начало.

От такого неожиданного откровения француженка долго плакала, потому что, её чувство, было не только физической потребностью. Это была страстная любовь. Одно её утешало, что настоящей любви юноша не знал. В глубине души Адель надеялась, что он никогда не встретит её.

Два года Арсений отсутствовал, но она не забывала его. В тайне ото всех девушка ждала, любила и, надеялась, что после возвращения он останется с ней. Навсегда.

Её страсть не прошла и, вспыхнула с новой силой, стоило ему только вернуться домой. Арсений отвечал ей взаимностью настолько, насколько мог.