Текст книги "Привычка выживать (СИ)"

Автор книги: alexsik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)

– Ты в порядке? – спрашивает он, помявшись у двери.

– Да, – отвечает Эффи. – Ты зря отпустил машину.

Небрежным жестом она бросает сумку с вещами куда-то в сторону, проходит внутрь. Дверь квартиры она не закрывает, быть может, по рассеянности. Хеймитч чувствует себя невидимым, когда капитолийка останавливается в центре комнаты, а затем начинает расшнуровывать свое платье, ничуть не стесняясь его присутствия. Впрочем, она и не видит его; глаза у нее оказываются почти стеклянными, нагой она проходит мимо бывшего ментора в ванную комнату. Он чувствует себя вором, закрывая дверь квартиры, а затем чувствует себя монстром, потому что не знает, чем ей вообще можно помочь. Пит знал бы, чем ей помочь. Пит не стоял бы истуканом посреди единственной комнаты, слушая безудержные рыдания женщины, к которой никогда не был равнодушен. Но Хеймитч – не Пит. Хеймитч стоит посреди единственной комнаты, смотрит на груду одежды и не делает ничего, чтобы облегчить ее страданий.

…

В какое-то мгновение Эффи действительно теряет связь с реальностью. Старая квартира, ничуть не изменившаяся за ее долгое отсутствие, воскрешает в памяти все похороненные воспоминания. Плутарх раздевает ее, Плутарх целует ее, причиняет ей боль, наслаждается ее болью. Эффи неосознанно повторяет движения Плутарха, расшнуровывая завязки своего платья. Ему нравилась именно эта часть прелюдии; он считал ее своей куклой и заставлял продолжать носить вышедшие из моды платья, чтобы раздевать ее как можно дольше, не прикасаясь к ней, но мучая. Эффи отбрасывает платье в сторону, на мгновение ей кажется, что изнутри вся ткань пропиталась кровью, как случалось во время ее пребывания в пыточных камерах Капитолия. К платью присоединяется все остальное. Эффи кажется, что она вся вновь вывалена в грязи, и грязь нужно смыть, поэтому она идет в ванную. Забирается под душ и беспорядочно нажимает сенсорные кнопки, а затем просто бьет ладонями по панели. Вода оказывается то ледяной, то обжигающе горячей, но Эффи не обращает внимания. Напор воды смывает парик, и Эффи трясет лихорадочная дрожь, пока она соображает, что именно держит в руках.

Вода не приносит облегчения. Эффи скрючивается в углу ванны. У сливного стока вода становится бурой, когда Эффи начинает расчесывать свою кожу, пытаясь смыть грязь, пробравшуюся под слой эпидермиса. Эффи рыдает, Эффи не может больше заглушать нестройный хор мыслей в голове, не может больше сопротивляться, просто больше не может.

Мир внутри и вокруг нее взрывается, погребая под останками робкую надежду и оставляя ее наедине с болью и воспоминаниями, которые она не способна выдержать, сохранив трезвый рассудок. Эффи хочет все забыть, но всегда возвращается назад, к воспоминаниям, в которых она встречается с Питом в больнице. Она знала с самого начала, что Пэйлор разрешит Питу вновь поговорить с тем доктором, который сделал из него переродка. Эффи была готова к тому, что придется посвятить Пита в несколько жутких и страшных тайн. Но Эффи не знала, что случится с Питом после всего, что он увидит. Эффи не знала, что Пита сломает то, что ломало ее долгое время. Эффи не знала; но собственное незнание не избавляет ее от обжигающего чувства внутри, чувства, в котором больше нет ни намека на равнодушие.

…

Доктор Винтер, которому поручили отвечать на все вопросы Пита, понравился Питу больше под угрозой получить разряд электрического тока. Тот доктор, по крайней мере, чего-то боялся, этот же выглядел на редкость разговорчивым.

– Не собираюсь ставить под вопрос решения президента Пэйлор, – начал он, едва увидев рядом с Эффи стоящего Пита, – но все-таки ваше присутствие здесь, на территории засекреченного объекта, можно объяснить только тем обстоятельством, что сама Пэйлор посвящена не во все секреты, – короткий смешок, обрывающийся под недобрыми взглядами двух пар глаз. – Ах, да, – спохватывается Винтер, – я помню о том, что должен содействовать вам во всем. С чего вы хотите начать?

– С того кабинета, в котором вы охморили меня, – говорит Пит, и Эффи охает, а затем берет его руку.

– Пожалуйста, Пит… – начинает она, но Пит выглядит слишком решительным.

Винтер наблюдает за ними двоими с любопытством, а затем опять спохватывается и достает белый пластиковый пропуск. Они проходят огромное количество коридоров, ничем друг от друга не отличающихся, чтобы оказаться в той самой комнате, которую смутно помнит Пит. Комната ничуть не изменилась. Кресло осталось прежним, Пит, не обращая внимания на очередной короткий, но полный ужаса, вскрик Эффи, устраивается на нем. Без удобства – все-таки это кресло создали вовсе не для удобства. Пит закрывает глаза, воспроизводя все свои воспоминания того времени. Расположение всех объектов выстраивается идеально. Пит просит доктора Винтера сделать пару шагов в сторону.

– Здесь стояло кресло Сноу, – объясняет он Эффи. – Вон там, – указывает он на одну из стен, – была установлена одна из камер. Записи с этих камер мне отдал Аврелий. У него, конечно, были не все записи, – добавляет он, помолчав. – Не могу понять, почему Аврелий отдал только часть.

– Наверное, остальные забрал Плутарх, – предполагает Эффи.

Винтер начинает часто-часто кивать.

– Да-да, я помню, как ваши бойцы обнаружили хранилище с личными архивами Сноу. Если наш министр не хотел показывать все записи Пэйлор, значит, он извлек часть их с самого начала…

– Как вы можете это помнить? – интересуется Пит. – Если верить первой нашей с вами встрече, вы должны были находиться в плену, как и все ученые, которые были сторонниками Сноу. Или я что-то путаю?

Винтер облизывает нижнюю губу. Изрезанное морщинами лицо его искажается, но только с одной стороны; другая часть лица, кажется, совершенно парализована.

– Но сам министр ведь уже рассказал вам, что все это время после падения режима Сноу он пользовался моими услугами…

– Да, рассказал. Он забыл упомянуть, что наша с вами предыдущая встреча была полностью им написана. Из вас получился замечательный актер, – Пит одобрительно цокает языком. – Даже я не сыграл бы лучше в той части, в которой через вас будто бы пропускали разряды электрического тока. Джоанна, я уверен, тоже восхитилась бы вашему актерскому таланту. Нам с ней известно не понаслышке, что такое электрический ток.

– Да-да, – кивает доктор. – Но вы же понимаете, что у меня не было выбора. К тому же, несложно сыграть то, что уже происходило с тобой прежде, – Винтер оглядывается на Эффи, пытаясь объясниться и перед нею тоже.

– А еще меня поразила история вашей молодости, доктор, – вновь говорит Пит. – Точнее даже, ваша история любви. Вы рассказали, что пытались исцелить свою жену от страха перед… – Пит медлит, вспоминая, – темнотой, так? – Винтер мелко-мелко кивает и вновь облизывает губы. – Но вы не сказали, что в результате ваших экспериментов ваша жена сошла с ума.

Доктор оглядывается на Эффи, будто ищет у нее поддержки, а затем закрывает лицо руками. Он говорит о том, что вся медицина, тем более, медицина экспериментальная, всегда начинается с ошибок.

– Ошибок, цена которых – человеческие жизни? – уточняет Пит.

– Я любил ее! – восклицает Винтер. – Любил и погубил. Думаете, ее призрак не навещает меня в кошмарах?! Думаете, все, что я сделал, не преследует меня?! Думаете, я хотел все это делать?! Но я ученый! Я не пытаюсь себя оправдать этим, но я не могу остановиться, – добавляет едва слышно. – Президент Пэйлор оставила меня здесь лишь для того, чтобы я попытался исправить свои ошибки. Вы ведь хотите, чтобы я попытался исправить то, что сделал с вами? – Пит прищуривается, и Винтер прикусывает губу, перед тем, как продолжить. – Нет, я не врал вам во время нашей первой беседы. Я действительно не знаю, можно ли полностью излечиться от охмора, мистер Мелларк, – вероятно, Винтер видит в Пите что-то пугающее, что начинает называть его «мистером». – Но я мог бы попробовать…

– Нет, – Пит взмахивает рукой и встает со стула. На секунду ему кажется, что призрак мертвого Президента Сноу появляется в дальнем углу комнаты, но угол комнаты пуст. – Я не хочу больше иметь дел ни с Вами, ни с Вашим гениальным изобретением.

Винтер замечает быстрый взгляд Пита в угол комнаты и подходит чуть ближе. Голос его становится вкрадчивым, тонкие руки тянутся в сторону Пита, как уродливые щупальца.

– Неужели вы действительно не замечаете ничего странного, мистер Мелларк? – спрашивает доктор. Тот же жадный, почти плотоядный взгляд хищника, почуявшего свежую кровь. Пита просто передергивает от ассоциации, но свои предыдущие слова он отстаивает так, как отстаивают самую неубедительную ложь. – Значит, это все, чего вы хотели, Пит? – доктор вздыхает. – Мне жаль, что я оказался совершенно бесполезен.

…

Пит не слышит шагов в коридоре, но в висках у него кровь стучит в унисон шагам. Чтобы отвлечься от головной боли и подкатывающей к горлу тошноты, он начинает смотреть по сторонам. Винтер выводит их другим путем, в сливающихся со стенами дверях появляются узкие окна, похожие больше на бойницы. Эффи затравлено посматривает по сторонам, пытается поймать взгляд Пита, но оказывается бессильна управлять своим подопечным. Когда Пит резко останавливается, она не удерживается от вскрика и не скрывает своей злости, когда смотрит на Винтера.

Пит подходит ближе к одному из окон, долго присматривается.

– Открой, – говорит он Винтеру, но не просит, а приказывает.

И Винтер подчиняется, беспрекословно поднося свой пластиковый ключ к замку, который сложно найти невооруженным взглядом. Панель бесшумно отъезжает в сторону. Эффи пытается удержать Пита, но тот не обращает внимания и останавливается около скрючившегося в инвалидном кресле человека, стеклянными глазами рассматривающего пространство перед собой.

– Ты знала, – говорит Пит Эффи. Та кивает. Пит садится на корточки рядом с человеком, пытается заглянуть тому в глаза и не видит ничего, кроме пугающе неподвижных зрачков. – Что с ним?

Эффи отворачивается.

– Его ослепили. Нижняя часть его тела парализована после пыток, – перечисляет ровным голосом. – К тому же, он не слышит тебя.

– Почему его вообще оставили в живых? – Пит скорее озвучивает свои мысли, чем адресует вопрос кому-либо, а затем замечает раскрытую книгу на неподвижных коленях человека. Он пытается дотронуться до корешка, но неподвижная только что фигура распрямляется. Скрюченные пальцы впиваются в книгу, незрячие зрачки приходят в движение. А потом губы человека начинают шевелиться, и Пит слышит голос, знакомый, но ставший каким-то чужим голос.

Голос.

Пит вспоминает о том, что говорил ему Винтер еще в первую их встречу, говорил о том, как проходит охмор. Ведь для охмора нужен не только наркотик. Нужен голос, голос, которому охморяемый человек верит безраздельно.

Китнисс верила Цинне.

И теперь Цинна читает вслух книгу с помощью подушечек пальцев, глядя прямо и не замечая, что рядом с ним кто-то стоит. Пит стискивает плечо того, кто был когда-то блестящим стилистом, а теперь стал какой-то жуткой пародией на подвешенную марионетку.

– Пэйлор еще не решила, что с ним делать, – говорит Эффи, не скрывая дрожи в голосе. – Вернуть его в прежнее состояние не представляется возможным. Он мертв, Пит, просто Капитолий…

– К черту Капитолий, – выдыхает Пит. – Это все он!

Винтер вздрагивает и отходит к стене.

– Нет, что вы, мистер Мелларк! – частит человек, почти что жалобно. Старость, бросающаяся в глаза только после продолжительного общения с ним, искажается страхом; лицо доктора становится уродливым. – Когда я получил его, он уже был в таком состоянии, я вам клянусь. Нет, даже в худшем состоянии. Я сделал все, чтобы он мог еще какое-то время существовать, ведь это был приказ Плутарха…

– К черту Плутарха, – Пит поднимается, его немного шатает из стороны в сторону от злости. – Что еще я могу найти в этих белых комнатах, а? Какие еще жуткие тайны хранит Капитолий? Отвечай! – в глазах темнеет. Пит почти не контролирует себя, делая неуверенные шаги в сторону высокой костлявой фигуры. Что-то другое, вовсе не Пит, бьет с силой в грудь этого человека. Винтер не может устоять на ногах и ударяется всем телом о стену, а затем с всхлипыванием сползает по стене на пол.

– Пожалуйста, мистер Мелларк, – выговаривает тот, брызжа слюной и держась руками за грудь, пытаясь понять, сломаны ли ребра. – Они заставляли меня, они пытали меня, они убили всех, кого я люблю, – доктор скрючивается на белом полу. Несуразная костлявая фигура, бормочущая какие-то извинения с заиканиями и всхлипами. Особенно жутким это зрелище становится тогда, когда становится заметным, что только часть лица меняется, другая, как неправильно надетая маска, остается неподвижной.

– Пит! – Эффи перехватывает занесенную для следующего удара руку. – Пожалуйста, Пит!

Пит отстраняет ее; Пит не слушает ее голос, доносящийся из мерзкой темноты.

– Он покажет мне все, – выговаривает Мелларк, подбирая слова, будто говорит на языке, ему полностью незнакомом. – Я хочу увидеть все.

– Пожалуйста, Пит, – умоляет его Эффи, но не добивается никакого результата.

– Все, – повторяет Пит с угрозой. Винтер поднимает на него испуганные глаза, затем, смирившись, с трудом встает. Он продолжает прижимать руку к груди в месте удара.

– Все, – повторяет со смирением доктор, и Питу, голова которого буквально раскалывается от боли, кажется, что в глазах этого человека зажигается холодный огонь. Но доктор отворачивается и направляется в сторону других закрытых дверей.

Эффи продолжает просить Пита остановиться, но он не обращает внимания на предостережения. Идет следом за доктором Винтером по коридорам, воспоминания о которых оставляют неприятный осадок. Люминесцентные лампы не мигают так, как в прошлый раз. Никто не идет им на встречу, ограниченное пространство кажется пустым и заброшенным. Пит думает о том, что за сливающимися со стеной панелями кипит жизнь, отзвук которой не может преодолеть герметичные стены палат.

Винтер идет целенаправленно, не оглядываясь, и продолжает прижимать к груди открытую ладонь. Каблуки Эффи стучат по полу, и Пит слышит своеобразную музыку ее шагов, чуть более нервную, чем обычно.

У одной из дверей Винтер оборачивается, застывает, рука его с пропуском начинает дрожать.

– Вы уверены, что действительно хотите знать те тайны, которые прячет Капитолий? – спрашивает он Пита, глядя прямо в глаза. Что-то в этом взгляде должно предостеречь или испугать, но Пит уверен в своих даже поспешных решениях. Пит никогда не был ни в чем так уверен. Эффи уже не спорит, но держится отстранено, ожидая новой боли и новых потрясений, которые она не может предотвратить.

Винтер открывает дверь и проходит в комнату, похожую на лабораторию, включенные аппараты пищат и мигают разноцветными лампочками. Свет здесь более приглушенных тонов, создает мягкий полумрак. Пит почему-то не сразу замечает то, что занимает большую часть комнаты. Сперва ему кажется, что это большой вертикальный аквариум, заполненный мутной водой зеленоватого оттенка. Но в аквариуме нет рыб; Эффи, стоящая позади Пита не удерживает крика и зажимает рот двумя ладонями. Пит не пытается спросить, что именно ее так испугало, всматриваясь в нечто бледное, находящееся сейчас внутри аквариума и медленно поворачивающееся к Питу.

Винтер обходит аквариум с другой стороны. Выглядит доктор действительно не как, как прежде. Взгляд его становится злорадным, а голос нельзя больше посчитать заискивающим, дрожи в нем больше нет.

– Капитолий скрывает слишком много тайн, мистер Мелларк, – возвращается к первоначальному обращению доктор. – Многие из них выше вашего понимания. Капитолий научился восстанавливать поврежденные тела. Умение местных мастеров на себе почувствовала Китнисс Эвердин. Но ее лишь подлатали. Капитолий же умеет буквально возвращать из мертвых, мистер Мелларк.

В мутной воде начинают проступать очертания человеческого тела. Светлые волосы, прежде сплетаемые в косы, едва успели отрасти на пару сантиметров. Бледная кожа в мутной воде кажется зеленоватой. Глаза закрыты, но длинные ресницы дрожат. Пит помнит цвет глаз, который увидит, если поднимутся веки. Пит помнит, как меняются черты лица при малейшей улыбке сейчас неподвижных губ. Пит представляет две могилы сестер Эвердин на центральном кладбище Панема; Пит знает, что их полностью скрыли принесенными цветами. Больше ни для кого не секрет, что одна из могил пуста, но теперь Пит знает, что пусты обе могилы.

Тело Прим, опутанное проводами, сейчас находится в заполненном мутной водой аквариуме.

Пит касается рукой холодной поверхности аквариума и вглядывается в знакомые и одновременно забытые черты лица. Видны следы не полностью сросшейся кожи, но в целом процесс регенерации почти завершен.

– Мы потратили очень много времени и сил на то, чтобы вернуть ее, – говорит Винтер.

– Она была мертва, – Эффи подходит ближе, голос ее дрожит.

– Да, – легко соглашается Винтер. – Но мы вернули ее.

– Вернули тело, – возражает Пит, не сводя взгляда с дрожащих ресниц Прим. – А душу? Вы можете вернуть ее душу?

Он не слышит ответа. Он наблюдает за тем, как существо, полностью погруженное в воду, распахивает свои глаза. Бесцветные, кажущиеся мертвыми, глаза. И существо улыбается Питу; оно улыбается и медленно подносит свою ладонь к ладони Пита.

Запертые чувства ломают хрупкую оболочку равнодушия. Пит одергивает руку с отвращением, делает неуверенный шаг назад. Он раздавлен, шокирован, с трудом ловит ставший каким-то густым воздух, и на секунду ему кажется, что вовсе не Прим сейчас наблюдает за ним. Вовсе не Прим прижимает свою ладонь к стеклу по ту сторону аквариума.

Пит смотрит на себя самого из толщи мутной воды, глаза у него пусты и мертвы, и дышит он с помощью проводов, потому что его не смогли спасти когда-то давно. Он умер; он стал передком задолго до того, как охмор повредил его психику. Он умер, а они вернули его к жизни, как вернули к жизни Прим.

Они.

Капитолий воскрешает мертвых. Капитолий разрушает жизни. Капитолий отравляет все, до чего может дотянуться. Он, Пит, давным-давно отравлен. Яд в его венах успел стать его кровью, его будто подменили на что-то, совершенно иное. Пит не слышит треска того, что считал своей волей. Воли больше нет. Пита больше нет. Есть нерушимый в своей жестокой эгоистичности Капитолий, пустивший корни в сердце Пита. И есть поток прежде запертых чувств, которые, как лавина, сметают все физические и психологические преграды. В глазах темнеет. Пит с трудом удерживается на ногах, пытается понять, откуда доносится чей-то издевательский смех. Но, вместо того, чтобы увидеть лицо обезумевшего от радости доктора Винтера, Пит видит только мутную зеленую воду. А затем прочь уходит и вода.

И мир погружается в темноту.

========== ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ, в которой Джоанна не прощается с живыми и прощает мертвых ==========

Джоанна тонет.

Легкие разрывает от мутной воды. Ее прижимают ко дну; тот, кто держит ее, всегда оказывается сильнее. Гул волн сначала становится невыносимым, а потом пропадает вовсе. Перед тем, как наступает темнота, Джоанна удивляется тому, что на ней надето темно-красное платье; тому, что руки, удерживающие ее под водой, принадлежат Питу, она не удивляется.

Просыпается Джоанна без вскрика. Просто резко садится в кровати и смотрит на стену. В комнате темно, по потолку бродят редкие тени. В комнате тихо, все здание погружено в тишину и спокойствие, но Джоанна знает, что заснуть ей больше не удастся.

В гостиной работает телевизор, но звук выключен. Никого в гостиной нет, Джоанна садится на диван и чего-то ждет, глядя в пустое пространство. Когда на рассвете возвращается Хеймитч, она продолжает сидеть на диване, не обращая внимания на телевизор, да и на Хеймитча, по большому счету, не обращая внимания.

– Эффи, – выдавливает мужчина, застыв на пороге, – ей тоже стало хуже.

Хеймитч ждет, что Джоанна усмехнется, разозлится, вспыхнет, как поднесенная к открытому огню спичка. Ему даже нужно, чтобы она начала говорить громко и зло, обвинять во всем самих Эффи и Пита. Они сами выбрали этот путь, потому что они слабые, никуда не годные, ничего не стоящие. Но Джоанна продолжается изучать взглядом пространство.

– Понятно.

– Понятно? – изумляется Хеймитч. – Это все, что ты можешь сказать?

– Да, – Джоанна пожимает плечом. – Это все, что я могу сказать.

Она выглядит сейчас, как столетняя женщина, кожа ее изуродована морщинами и шрамами, в волосах четче проступила седина. В ней чего-то не хватает, чего-то очень важного, и одновременно того, что никто, кроме нее самой, не сможет вернуть.

– Джо, – с трудом выдавливает Хеймитч и делает неуверенный шаг в ее сторону. – Мы справимся с этим, Джо.

В его словах слышится мольба.

– Нет никаких “мы”, Хеймитч. Никогда не было.

В своем молчаливом общении никто из них не замечает спустившихся вниз Китнисс с Каролиной.

– Что случилось? – спрашивает Каролина, и голос ее срывается, как будет срываться еще тысячу раз, пока она будет капризно повторять, “он обманул меня, он должен был вернуться”.

Китнисс, в отличие от маленькой девочки, ничего не скажет вслух, хотя ее тоже обманули. Китнисс вообще редко будет говорить, раздражая своим молчанием всех окружающих. Всех, кроме Джоанны, которая будет в течение долгого времени хранить нечеловеческое спокойствие. Ей будут сниться цветные сны о прошлом, в котором раз за разом ее будут топить в мутной воде сильные руки Пита. Но про эти сны никто не узнает. Никто, даже Гейл, к которому она обратится за помощью с видом человека, имеющего право приказывать, но никогда в жизни никого ни о чем не просившего.

***

Утром Гейл, молчаливый и плохо выглядящий, провожает Джоанну к Пэйлор. Пэйлор, как, впрочем, и Джоанна, не испытывает никакой радости от встречи. Но Пэйлор не может сейчас испытывать радости вообще ни от чего; сказываются последствия долгого воздействия лекарственных препаратов. Большей частью Пэйлор раздражена.

– Чего ты хочешь? – спрашивает президент, едва заметив Джоанну. В ее голосе есть и бесконечная усталость и обещание выполнить любую просьбу Джоанны, только бы в дальнейшем лишить себя радости от подобных посещений.

Джоанна медлит. Идя сюда, она действительно чего-то хотела, но сейчас забыла обо всех своих желаниях. Пэйлор качает головой и разрывается между тем, чтобы выгнать из своего кабинета ненужную посетительницу, и тем, чтобы как-то ободрить ее. В результате она смягчается:

– Сядь.

И просит принести чаю. Джоанна садится.

– Гейл? – внезапно фыркает Пэйлор. – Неужели ты попросила помощи у него? Мне казалось, вы все его недолюбливаете.

– Я не знала, к кому еще можно обратиться, – говорит Джоанна, а затем не дает себе шанса передумать и вываливает: – Я хочу увидеть то, что увидел Пит перед тем, как… – она пытается договорить “сошел с ума”, но не договаривает.

– Я знала, что ты попросишь об этом, – Пэйлор отворачивается.

– И еще я хочу встретиться с Питом.

– Ты не в себе, – фыркает Президент.

– Черта с два! – восклицает Джоанна, но с прежним спокойствием.

– Как скажешь, – Пэйлор откидывается на спинку кресла. – Ты увидишь все, что захочешь увидеть. И лежать после увиденного будешь рядом с ним.

Джоанна не спорит.

– Вы все сошли с ума, – добавляет Пэйлор, – но пугает меня именно то, что вы не хотите останавливаться. Вот, – бросает на стол запечатанный конверт, – это запись того, как Пит Мелларк разгромил одну из наших лабораторий. И если ты все-таки будешь настаивать на том, чтобы увидеть его, я позволю. Мне, по большей части, все равно. Но никто не пустит тебя к нему. Он опять опасен, Джоанна, для окружающих и для себя.

Джоанна не благодарит. Она забирает конверт со стола и отказывается от чая.

– Джоанна, – Пэйлор останавливает ее у самой двери, – я хотела спросить тебя о Каролине. – Джоанна замирает, но не показывает своего удивления. – Ты думаешь, ей можно доверять? Думаешь, она не пойдет по стопам своего деда?

– Дети не умеют изворотливо лгать, – говорит Джоанна. – Конечно, общение с нами сказывается на ней не лучшим образом, но, думаю, у нее есть шанс стать хорошим человеком.

Пэйлор благодарит ее. Отпускает на все четыре стороны, а потом отвлекается на текущие дела, которые не могут ждать, чтобы дождаться стука в дверь и увидеть маленькую Сноу собственной персоной. Маленькую Сноу с таким же решительным видом, какой был и у Джоанны, и у Гейла; с решительным видом всех людей, которые пришли просить невозможного и цепляются только за веру в самих себя. Пэйлор не чувствует неприязни к этой девочке. Каролина всего лишь ребенок, которого можно если не исправить, то хотя бы научить поступать правильно. Пэйлор нравится, что девочка совсем не выглядит жалкой, не стушевывается под пронзительным взглядом. К тому же, девочка не ходит вокруг да около интересующего вопроса, а сразу приступает к сути проблемы:

– Что со мной будет?

Пэйлор вздыхает.

– Зависит от того, чего ты хочешь.

Каролина вскидывает голову.

– А что, если я хочу исправить все, что натворил мой дед? – Пэйлор удивляется, но не подает вида. – Я не стану говорить вам, будто поверила в то, что он был монстром. Он любил меня, и я любила его. Но теперь я знаю, что он не был со мной честен.

– Он не был с тобой честен, – усмехается Пэйлор, – но вряд ли ты сможешь исправить все, что он сделал.

– Я постараюсь, – отвечает Каролина и выдерживает очередной пристальный взгляд.

Пэйлор признает правоту неживой от отчаяния Джоанны Мейсон. Девчонка не так плоха. В ней течет дурная кровь, но дурная кровь делает ее сильной. Пэйлор даже поражена тому, как ведет себя эта девочка. Хватило ли бы сил у нее самой на борьбу, окажись она последней из свергнутой семьи тирана? Уж она бы точно не стала ставить условия перед теми, кто вполне может избавиться от нее, как от надоедливой мухи.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – говорит Пэйлор.

– Тогда объясните мне, – просит Каролина, и Пэйлор впервые видит в ней достойную по силе воли родственницу Сноу. И почему-то Пэйлор хочет ее испытать.

– Пойдем.

Президент, откладывающий все свои дела ради двенадцатилетней девчонки, вызывает сомнение в своей психологической адекватности. Гейл, подвернувшийся странной парочке по чистой случайности, не высказывает неодобрения, хотя и смотрит на своих спутниц с долей непонимания. Он не заходит внутрь здания, отправляя с Пэйлор бойцов из своего отряда, которым может доверять.

Каролина бывала здесь, но прежде на нее не накатывали настолько дурные предчувствия.

Яркий свет давит, тишина кажется зловещей. Они спускаются вниз на лифте, затем идут по однообразным коридорам, чтобы попасть в темную комнату. Одну стену занимают экраны нескольких телевизоров. Матовое стекло на другой прекрасно показывает, что происходит в соседней комнате, имеющей вид больничной палаты.

– Ты сможешь это исправить? – спрашивает Пэйлор у притихшей Каролины.

Каролина подходит ближе к матовому стеклу, чтобы увидеть Пита, беспорядочными траекториями перемещающегося по ограниченному пространству. Пит выглядит больным, не перестает что-то шептать себе под нос, ерошит всклокоченные волосы и не может взглядом зацепиться хоть за что-нибудь.

– Как он? – спрашивает Пэйлор у человека, сидящего перед мониторами.

– Успокоительные его больше не берут, – отвечает человек. – Нужно связывать.

Время от времени Пит расчесывает свои запястья; длинные красные полосы с каждым разом становятся уродливее и вот-вот начнут сочиться кровью.

– Я не могу это исправить, – говорит Каролина. – Но я могу постараться.

Пэйлор качает головой и, не сумев взять себя в руки, гладит неподвижную девочку по голове.

– Я бы хотела обвинить тебя во всех его грехах, – говорит она, следя взглядом за Питом, который не может остановиться. – Но я не могу. У меня не получается. Я бы хотела, наверное, сделать вид, что тебя никогда не было, но меня учили поступать правильно. Правильно, а не так, как поступил бы Сноу с моими детьми, будь они у меня. И, наверное, никто не поймет причин моего решения, но я бываю убедительной, если хочу. Ты останешься в Капитолии, тебе найдется применение.

Каролина не реагирует на ее слова, не переставая следить за Питом.

– Что с ним?

Ей отвечает человек, сидящий перед мониторами.

– Он не может заснуть, на него не действуют никакие лекарства. А еще он не реагирует на реальность, – здесь рассказ приходится прервать из-за того, что Пит, остановившись перед стеклом, начинает беспорядочно молотить по нему руками. Звук выходит тихим, стекло и не думает разбиваться, но Каролина отшатывается, видя на лице Пита выражение почти чудовищной ярости.

Пэйлор пробует увести испуганную, но находящуюся в состоянии шока, девочку, но та не уходит даже тогда, когда три дюжих санитара вбегают в палату Пита. Они не могут справиться с переродком даже втроем. Не помогает очередная доза лекарства, Пит начинает кричать.

– Простите меня, простите меня, я не хотел.

Только посмотрев в мутные глаза своего учителя рисования, Каролина соглашается уйти. Она не спрашивает ничего ни у Пэйлор, ни у Энорабии, которая встречает ее в Центре. Каролина ищет Джоанну, которая в своем равнодушии напоминает Пита под действием лекарств. Джоанне ей тоже нечего сказать, поэтому вдвоем они молчат, а позже к ним присоединяется Китнисс. Но горе не объединяет их; горе становится высокой преградой, которую они не смогут преодолеть, даже если захотят.

***

Ночью Джоанна пересматривает записи Пэйлор. Компанию ей составляет Бити, добровольный и молчаливый наблюдатель. Джоанна не винит его ни за молчание, ни за попытки остановить запись. Ей тяжело наблюдать за тем, как Пит вне себя от злости крушит лабораторию, разбивая, в конце концов, аквариум. Джоанна пытается уловить на его лице знакомые эмоции, когда он смотрит на детское тело, распластавшееся на полу, мертвенно-бледное, трепыхающееся без мутного зеленого раствора как выброшенная на берег рыба. Доктор Винтер бросается к девчонке, но Пит не позволяет ему подойти и сделать что-нибудь. У Пита остановившийся взгляд, Пит повторяет, что Прим умерла, а это – не Прим. Больше он ничего не говорит, сидя у уже неподвижного тела, и сам остается неподвижным. Эффи трясет его за плечо и бьет по щекам, но ее усилия пропадают даром. Пит позволяет санитарам увести себя, а Винтер, оставшись посреди разгромленной лаборатории, долго-долго осматривает тело Прим, пытаясь найти в нем признаки жизни. Запись прерывается неожиданно, Джоанна сидит перед потухшим монитором, не заметив никаких изменений.

– Думаешь, Китнисс скажут о том, что на самом деле случилось с Питом? – спрашивает Джоанна после долгого молчания. Бити водит пальцем по глянцевой поверхности стола, затем резко выключает планшет.