Текст книги "Ведьмак из Салема (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

Кэррадайн поднял фонарь повыше, немного наклонился вперед и проследил за следом, который был ясно виден в пыли по щиколотку. Он вёл по прямой к лестнице, а затем оборвался. Но было несложно догадаться, к чему это привело. Кэррадайн кивнул, подождал, пока Болдвинн догнал его и остановился рядом с ним, а затем, не говоря ни слова, пошел дальше. Он остановился на верхней ступеньке, поднял фонарь выше над головой и попытался найти следы в пыли у своих ног. Ему это удалось, но через несколько метров они снова исчезли.

Так внезапно, как будто двое, откуда они пришли, растворились в воздухе …

Кэррадайн в замешательстве моргнул. Болдвинн, видя его колебания, нахмурился и попытался пройти мимо него, но Кэррадайн удержала его быстрым взмахом руки. «Не надо, – сказал он. «Вы просто заслоняете след. Вы видите.”

Болдвинн послушно посмотрел в том направлении, куда указывала его протянутая рука, но вопросительное выражение его лица не изменилось. «Что ты думаешь?» – спросил он.

– Следы, – обеспокоенно пробормотал Кэррадайн. «Посмотри на следы, Болдвинн».

Болдвинн повиновался. «И?» – спросил он.

«Черт возьми, ты слепой?» – огрызнулся Кэррадайн. «Вы ничего не замечаете? Они начинаются здесь – и где они заканчиваются, вот и все? “

«Ты …» Болдвинн в замешательстве замолчал, пару раз перевел взгляд со своего лица на след, который так резко оборвался, а затем снова вернулся, и громко вдохнул. Его лицо потемнело.

«Смотри, Кэррадайн, – мягко сказал он. «Если это уловка, которую ты хочешь использовать, чтобы защитить своего сына …»

«Конечно», – сердито прервала его Кэррадайн. «Я точно знал, что они задумали, понимаете? Я пришел сюда вчера и проложил этот ложный след, чтобы обмануть тебя, Болдвинн. Я носил туфли на ногах, а твоя дочь – на руках, и я залез сюда, чтобы это выглядело по-настоящему. А потом, когда я был здесь, я расправил крылья и улетел ».

Болдвинн сглотнул и уставился на него со смесью гнева и замешательства. «Но это невозможно», – сказал он, все еще громко, но уже тоном, который казался скорее беспомощным, чем агрессивным. «След не может просто заканчиваться в никуда».

«Вот этот», – отрезал Кэррадайн.

“А что … что нам теперь делать?”

Кэррадайн пожал плечами. «Я не знаю», – пробормотал он. «Но у нас не будет иного выбора, кроме как обыскивать дом, комната за комнатой».

«Один?» – воскликнул Болдвинн. «В этом доме должны быть десятки комнат, Кэррадайн!»

«Мы, конечно, можем вернуться и получить помощь», – спокойно ответил Кэррадайн. «Но не вини меня, если здесь никого нет».

Болдвинн колебался. Его взгляд блуждал по тому пути, по которому они пришли, и на мгновение задержался на открытой двери. В свете фонаря его лицо выглядело еще бледнее, чем было во всяком случае. Его ноздри задрожали. Если Кэррадайн когда-либо сталкивался с кем-то, кто боялся, так это с ним.

Но через некоторое время он все же кивнул. «Ты прав», – пробормотал он. «Давай обыщем дом. С чего начать? “

Кэррадайн кивнула рукой вправо, а головой – влево. «Ты там, а я на другой стороне», – сказал он. «Тогда это быстрее».

«Один?» – сглотнул Болдвинн. “Вы имеете в виду, что мы должны расстаться?”

«Ты сам это сказал», – ответил Кэррадайн. «В доме десятки комнат. Нам нужно время до восхода солнца, если мы собираемся их всех обыскать. Если мы поделимся, мы будем быстрее ».

«Но у меня – у нас только один фонарь», – запинаясь, пробормотал Болдвинн.

Кэррадайн подавила торжествующую ухмылку. Ему доставило почти садистское удовольствие видеть, как Болдвинн дрожит от страха. «Ты боишься темноты?» – язвительно спросил он.

На мгновение в глазах Болдвинна вспыхнул гнев. Но страх был сильнее и быстро взял верх. “Это не имеет значения”, – ответил он. «Но нам не выгодно, если кто-то из нас спотыкается в темноте».

«Здесь достаточно свечей», – спокойно сказала Кэррадайн.

«А внизу в холле был настенный кронштейн с фонариком. Почему ты ее не поймаешь? “

Болдвинн неуверенно посмотрел на него. «Я подожду здесь», – добавил Кэррадайн через несколько секунд. «Но тебе следует поторопиться. Вы, наверное, слышите наши голоса по всему дому. Я не удивлюсь, если Чарльз и Дженни уже знают, что мы здесь. “

Болдвинн судорожно кивнул, повернулся и начал осторожно спускаться по лестнице. Кэррадайн на мгновение задумался, стоит ли доводить дело до крайности, но отказался от этого и поднял фонарь так, чтобы его свет давал Болдвинну хотя бы импровизированный свет. Прямо сейчас он, несомненно, был в более сильной позиции, но он знал Болдвинна достаточно хорошо, чтобы понимать, что он будет платить ему вдвое или втрое за каждую секунду, проведенную в этом доме, независимо от того, найдут они его дочь или нет.

Болдвинн какое-то время грохотал и грохотал, а затем быстро вернулся. Его дорогой сшитый на заказ костюм был грязным, а к волосам прилипла серая паутина. На его лице было какое-то беспокойное выражение. Его взгляд скользнул мимо Кэррадайна и нетвердо скользнул по закрытым дверям галереи. Кэррадайн позволил себе увлечься радостной улыбкой – но в то же время он должен был признаться себе, что он наполовину не так спокоен, как был. Дом оказал на него странное зловещее влияние. Если быть полностью честным, он должен признать, что боится.

Он зажег факел, протянул Кэррадайну свой фонарь и поднял горящие дрова высоко над головой. Было бы лучше, если бы у Болдвинна был фонарь – с горящим факелом в руке этот дурак в конечном итоге заразил бы весь дом. Болдвинн, казалось, собирался что-то сказать, но Кэррадайн быстро махнул рукой, снова кивнул вправо и направился в противоположном направлении. Его взгляд упал на пыль по щиколотку на полу. Серый чешуйчатый слой не был поврежден и лишь кое-где порвался следами крохотных крысиных лапок; если бы Чарльз и Дженни вошли в одну из этих комнат, он бы это увидел. Но с другой стороны, если им удалось просто дать своим следам вот так оборваться, то …

Он прогнал эту мысль, прошел до конца коридора и открыл последнюю дверь. Далеко позади, в другом конце галереи, он услышал, как Болдвинн открыл другую дверь.

Дверь со скрипом распахнулась. Дергающееся пламя его факела отбрасывало тонкие красные молнии на потолок и стены, а движение и внезапный сквозняк – возможно, первый за поколение – подняли пыль с пола в густые, бурлящие облака. Кэррадайн неохотно шагнул в дверь, поднял фонарик немного выше и огляделся со смесью любопытства и дискомфорта.

Комната представляла собой разрушение. Когда-то его обстановка, должно быть, была драгоценной и со вкусом. Теперь он был разрушен. Не крошащийся и не гнилой, как заметил Кэррадайн, а основательно разбитый, как будто кто-то в приступе безумия разбил каждый предмет мебели. Повсюду была пыль и грязь. Окно было заколочено, стекла разбиты, но не разбиты, а задняя треть комнаты была скрыта за массивной серой занавеской из переплетенной паутины.

Что-то шевельнулось за занавеской.

Сердце Кэррадайна забилось неистово и болезненно. Инстинктивно он сделал шаг, но снова резко остановился и уставился широко раскрытыми от ужаса глазами на искаженную тень, появившуюся за серой занавеской.

«Чарльз?» – тихо спросил он. Его голос звучал неуверенно. Тень за паутиной снова двинулась, но Кэррадайн все еще не мог разглядеть, что это было.

Паук размером с кулак выпал из паутины с слышимым звуком и начал медленно ползти к нему. Кэррадайн был полон отвращения, но в то же время удивления. Он никогда не видел паука такого размера. Он на мгновение наблюдал за ошеломляющей игрой ее ног, затем опустил факел и сжег ее.

Он медленно пошел дальше. Тень за занавеской снова двинулась, и, когда Кэррадайн подошел ближе, он увидел больше, меньших, темных пятен …

Затем, рывком, фигура встала и разорвала серую занавеску.

Кэррадайн вскрикнула. Два или три удара сердца он стоял, парализованный от ужаса, и смотрел на ужасающую картину, открывшуюся ему в подергивающемся красном пламени факелов.

Это была не одна, а две фигуры, фигуры двух людей, которые были так тесно переплетены, что сквозь серую пелену они казались одним целым.

Это были Дженни и Чарльз.

Они оба были обнажены. Их одежда была разорвана и гнила на полу и на гнилой кровати, на которой они сидели.

А по кровати, по полу, по рваной одежде и гнилым одеялам, и по их телам ползли десятки пауков размером с кулак, покрытых жесткими черными волосами …

Кэррадайн проснулся от оцепенения с булькающим криком, когда двое молодых людей подошли к нему, и пауки последовали за ними, как кружащаяся черная волна. Наполовину обезумев от страха, он развернулся и побежал. Пять или шесть отвратительных волосатых животных упали, как маленькие пушистые шарики, с потолка, хлопая его по плечу и спине и цепляясь за его одежду. Волосатые ноги нащупали его лицо. Кэррадайн закричал, с отвращением отшвырнул животных и помахал фонариком. Пламя нарисовало в воздухе огненный полукруг, и жар отогнал животных; хотя бы на мгновение. Кэррадайн споткнулась, ее лицо болезненно ударилось о дверной косяк, и она вылетела на галерею. Он слышал голос Болдвинна, но не понимал слов, но продолжал идти, все еще крича и близкий к безумию. Позади него из двери сочился черный четвероногий ковер крошечных тел.

«Кэррадайн?» – голос Болдвинна проник в его сознание, как будто сквозь густую пелену. Танцующий свет фонаря появился перед ним на галерее, пронесся по покрытому пылью полу и на мгновение ослепил его. Он услышал, как от ужаса закричал Болдвинн, потом что-то лязгнуло; фонарь погас.

Кэррадайн споткнулась, ударилась о каменный парапет галереи и чуть не потеряла равновесие. Он в отчаянии огляделся. Пауки подошли ближе.

На мгновение – всего на мгновение – его ясное мышление взяло верх. Кэррадайн переключил факел слева направо и размахивал горящим деревом, как оружием. Жара оттолкнула пауков, но их все больше и больше вытеснялось из открытой двери, теперь не дюжины, а сотни. Мозаичный пол галереи исчез под черной, покалывающей, волосатой массой, которая хлынула ближе, как густая волна.

«Болдвинн!» – выдохнул он. «К лестнице! Запустить! “

Он не знал, ответил ли Болдвинн на его слова. Его атака остановила продвижение пауков, но все больше и больше отвратительных животных наступало сзади, и позади них …

Желудок Кэррадайна болезненно сжался, когда он увидел, как две тени цепляются друг за друга. Его сын и дочь Болдвинна, пошатываясь, выскочили за дверь. Их лица были пустыми, взгляд их потускнел; их рты были открыты, что придавало им вид идиотов. Армия пауков разошлась у их ног, так что образовалась узкая шумная аллея, которая тут же снова закрылась за ними.

Кэррадайн забыл о пауках, когда подошли две обнаженные фигуры. Медленно, шаг за шагом он отступал, не в силах оторвать взгляд от пустого лица сына. Глаза Чарльза потухли. «Он мертв», – в ужасе подумала Кэррадайн. Мертвый – или того хуже. Но эта мысль едва достигла его сознания, но исчезла в волне ужаса и безумия, которая угрожала захлестнуть его разум. Он почувствовал за спиной твердый край парапета галереи, почувствовал, как выгибается взад и вперед, когда ужасающая фигура, которая когда-то была его собственным сыном, приближалась, и где-то глубоко внутри него начал звучать тревожный звонок, но это предупреждение также прозвучало. неслыханный.

Чарльз медленно поднял руку. Его пальцы почти обвиняюще указали на Кэррадайна, задрожали, подошли ближе и остановились в воздухе в нескольких дюймах от его лица.

Паук перебрался через его плечо, в течение доли секунды злобно смотрел на Кэррадайна своими блестящими глазами размером с восемь булавочных головок, а затем побежал к нему, закручивая ноги через руку Чарльза. Что-то коснулось его ног, легонько, на ощупь, поползло по щиколотке и проскользнуло в штаны.

Кэррадайн издал пронзительный, невероятно пронзительный крик, откинулся назад и упал через перила, неуверенно вращая руками.

Его факел погас, когда он ударился о каменный пол.

«Ничего не поделаешь, – сказал Роулф, качая головой. Смиренно вздохнув, он отпустил переднюю ногу лошади, бессознательным жестом похлопал животное по шее и повернулся к нам лицом. «Лошадь больше не проходит милю. Это чудо, что он еще не разрушился », – сказал он.

«Черт побери», – пробормотал Говард. «И здесь, из всех мест», – он громко вздохнул, на мгновение прикусил нижнюю губу и посмотрел на улицу взглядом, одновременно измученным и покорным. Менее получаса назад дома небольшого городка проезжали мимо окон машины; с тех пор мы не видели ничего, кроме леса. Было темно, и деревья обрамляли дорогу по обеим сторонам, как темная непроницаемая стена. Было холодно.

«Боюсь, нам придется повернуть назад», – с сожалением сказал он. «Это должно перевернуть наш график. Тщательный.”

«Повернуть назад?» – спросил я. Мы ехали практически без остановок с тех пор, как доехали до Глазго и сошли с поезда. Мысль о том, чтобы вернуться хотя бы на одну из миль, которые мы с таким трудом преодолели, наполнила меня инстинктивным сопротивлением. И Ховард был прав – у нас все равно был плотный график. Мы не могли позволить себе потерять целую ночь.

Ховард кивнул. «Город, через который мы прошли», – напомнил он. «Если повезет, мы найдем там кого-нибудь, кто сможет продать или одолжить нам свежую лошадь. Но уже поздно, – добавил он, посмеиваясь.

«Что, если мы спрячем лошадь и продолжим только с упряжным животным?» – спросил я.

«Я не могу этого сделать», – ответил Роулф вместо Говарда. «Мы слишком тяжелые для одного животного. Лошадь просто обмякнет “.

Ховард кивнул. «Роулф прав. Я не хочу, чтобы меня бросали посреди улицы. Давай, поможем Роулфу “.

На этот раз я не стал возражать, а послушно встал рядом с ним и его гигантским слугой и начал ослаблять конскую сбрую. Мне совсем не нравилась идея провести ночь на этой глухой улице. Я никогда не боялся темноты или чего-то подобного этой глупости – но этот черный лес, деревья которого, казалось, сокрушали дорогу и тянулись к нам сухими безлистными ветвями, словно черными руками, наполнял меня беспокойством без моего участия. возможность сказать почему. Может, я просто слишком много повидал за последние несколько недель. Я принял идею, что я сын ведьмака и что такие вещи, как волшебники и демоны, действительно существуют и могут вмешиваться в человеческий мир, потому что я был вынужден. Но это не значит, что я его уже обработал. Поговорка о том, что к любому ужасу привыкаешь, если он длится достаточно долго, не соответствует действительности. Напротив. Через некоторое время вы начинаете подозревать опасность за каждой тенью и угрозу в каждом звуке.

«Кто-то идет», – пробормотал Роулф.

Я посмотрел вверх, сделал полшага на улицу и посмотрел в указанном им направлении: туда, откуда мы пришли. Сначала я не мог видеть или слышать ничего необычного. Но Роулф, казалось, обладал более острыми чувствами, чем я, потому что через несколько мгновений я услышал стук копыт, затем тень одинокого всадника начала выделяться на черно-сером фоне леса.

Мужчина быстро подошел ближе и остановил нас всего в нескольких шагах от нашей кареты. Лошадь беспокойно топала ногами, и ветер доносил до меня резкий запах ее пота. Он, должно быть, ехал очень быстро.

«Добрый вечер, джентльмены», – сухо сказал он. “У тебя проблемы?”

Вопрос был чисто риторическим. Роулф полностью запрягал лошадь, пока мы с Ховардом стояли перед незнакомцем, но животное все еще шарахалось и болезненно втягивало правую переднюю лапу.

«Боюсь, – сказал Ховард. «Одна из наших лошадей ударила копытом камнем. А второй в одиночку не сможет тянуть карету ».

Мужчина поднял голову и смотрел на нашу машину два или три удара сердца. Хотя я мог видеть его лицо только как яркое пятно в темноте, я не пропустил взгляд, который он смотрел на нашу карету. Это был взгляд, от которого не ускользнуло ни капли. Взгляд, который мне не понравился. Но я молчал.

«Плохое место для остановки», – сказал он, закончив осмотр. «До следующего города почти пять миль. Вы в долгом путешествии? “

Ховард проигнорировал его вопрос и даже сумел дружелюбно, хотя и заметно прохладно, улыбнуться. «Мы подумали о том месте, через которое прошли», – сказал он. “Может быть, есть …”

«Там совершенно нет никого, кто бы вам помог», – прервал всадник, качая головой. Ховард нахмурился, и через секунду незнакомец продолжил: «Единственные лошади – это пара плугов, которые испортят вам экипаж, если вы попытаетесь запрячь их. И пять миль до Обана, – добавил он жестом на север, – вы не сможете сделать это с одной лошадью.

Ховард вздохнул. «Тогда нам придется идти пешком», – пробормотал он. «В любом случае, мы не можем оставаться здесь на ночь».

Незнакомец засмеялся; мрачный неприятный звук. Его лошадь шарахалась и беспокойно чесала передние лапы, но он остановил ее резким рывком. «Вы не можете, – сказал он. «Но тебе тоже не обязательно ходить. Мой дом находится менее чем в полумиле отсюда. Если ты хочешь полюбить мою гостевую комнату, можешь переночевать там. Я позабочусь о том, чтобы вы получили утром свежую лошадь. Или, вернее, два, – добавил он, искоса взглянув на второе, все еще напряженное животное.

Ховард заколебался. Не глядя на него, я почувствовал, что высокий незнакомец кажется ему не менее подозрительным, чем мне. Но у нас не было особого выбора.

“Это … было бы очень любезно с вашей стороны, мистер …”

«Болдвинн», – сказал незнакомец. – Леннон Болдвинн, сэр. К вашим услугам.”

Ховард показал поклон. «Филлипс», – сказал он. «Говард Филлипс. Мой племянник Ричард и Роулф, наш домашний слуга и кучер. Один за другим он указал на меня и Роулфа; в то же время он бросил на меня быстрый умоляющий взгляд. Я не поддался искушению кивнуть в последний момент. Конечно, не было причин не доверять Болдвинну, но и доверять ему тоже не было причин.

И мы уже договорились в Лондоне поехать под вымышленным именем.

– Тогда пошли, мистер Филлипс, – коротко сказал Болдвинн. «Уже поздно, я прошел долгий путь и устал. Садись в карету. Я поеду вперед ». Не дожидаясь ответа, он пустил лошадь рысью и проехал мимо нас. На очень короткое мгновение я смог более отчетливо разглядеть его лицо в бледном свете луны. Он напоминал Говарда в том смысле, который трудно описать – узкий, острый, почти – но только почти – аристократический покрой, с темными глазами и обрамленной педантично выбритой бородой короля Артура. Его кожа казалась мне неестественно бледной, но я не был уверен, не вызвано ли это впечатление просто светом. И он скорчился в неестественно тесном седле. Либо у него действительно была очень долгая и трудная поездка, либо он был – что мне казалось более вероятным – не очень опытным наездником.

Ховард коснулся моей руки и указал на карету. Тем временем Роулф связал ненужную посуду в узел и бросил ее между нашим багажом на крышу экипажа. Раненое животное стояло немного в стороне, но я знал, что оно последует за нами, как только повозка тронется.

Мы вернулись в машину. Ховард закрыл дверь, но раздвинул занавеску и сел так, чтобы можно было смотреть в окно и ненавязчиво наблюдать за Болдвинном. Роулф щелкнул кнутом; машина начала раскачиваться. Скрип тяжелых деревянных колес на пыльной дороге казался громче прежнего.

«Что ты о нем думаешь?» – спросил Ховард через некоторое время.

«Болдвинн?» – пожал я плечами. «Я не думаю, что он мне нравится», – честно ответил я. «Но, по крайней мере, это избавляет нас от необходимости ночевать на улице».

Ховард нахмурился. «Может, так будет лучше», – пробормотал он. Слова казались больше предназначенными для него самого, чем для меня, но я все равно ответил на них.

“Вы ему не доверяете?”

«Доверие…» – вздохнул Ховард. «Я, наверное, вижу призраков», – сказал он. “Но раньше казалось странным , что он появляется только сейчас. В конце концов, мы не встречались с душой почти два часа. Его предложение о помощи пришло довольно быстро “.

«Я всегда думал, что англичане особенно отзывчивые люди».

Ховард тихо рассмеялся. «Каждый готов помочь, если у него есть причины», – неоднозначно ответил он. «Но вы, наверное, правы – мы должны радоваться, что нам действительно не нужно спать на улице».

“И как это будет продолжаться?”

Ховард помолчал. «Это маленькое несчастье не меняет нашего плана», – сказал он наконец. «Я телеграфировал друзьям из Дернесса, что мы приедем. Вы допустите определенную задержку “.

Звук копыт изменился. Карета начала раскачиваться сильнее и, наконец, легла на бок, как корабль в открытом море. Сильный удар ударил по едва подрессоренным осям и потряс нас с Ховардом, когда Роулф вел машину за нашим проводником по узкой лесной тропинке с глубокими выбоинами и канавами.

В остальном разговор стал невозможным. У нас с Ховардом были заняты руки, чтобы их не сбросили с сидений или не ударяли головой о потолок, когда на машину ударилась еще одна неровность, и я серьезно ожидал, что ось сломается или карета перевернется. Я попытался выглянуть в окно, но все, что я мог видеть, было чернотой, лишь несколько теней то и дело исчезали. Дорожка была настолько узкой, что по обеим сторонам кареты царапали заросли и ветви, и в таком состоянии, как будто она не использовалась в течение многих лет.

Я полагал, что мы были примерно в полумиле вглубь леса под прямым углом к ​​нашему предыдущему курсу, когда наконец прекратились раскачивания и неровности, и карета остановилась с одним последним, ужасающим грохотом. Ховард поднялся, поморщившись, и наклонился, чтобы посмотреть в окно, и я сделал то же самое с другой стороны.

Машина остановилась перед огромными коваными воротами. Болдвинн выбрался из седла и занялся замком. Он открыл только одно крыло, но его было более чем достаточно, чтобы пропустить вагон. Петли скрипели, как будто их не смазывали целое поколение.

Мы поехали дальше. Гравий теперь хрустел под колесами кареты, и сгорбленные тени, окаймлявшие дорогу, принадлежали огромному, но полностью заросшему парку, окружавшему дом Болдвинна. Путь и ворота не казались единственными, чем пренебрегали. Но я не имел права судить об этом. Я позволил себе снова опуститься.

Нас уже не так сильно трясло, пока Роулф вел карету по пологой дорожке к дому. Я слышал, как он обменялся несколькими словами с Болдвинном, затем машина снова остановилась. Огромная темная тень заполнила окно со стороны Ховарда.

Когда мы вышли, нас ударил холодный ветер, а из ближайшего леса доносилась странная смесь запаха сырости, свежей зелени и … да – и чего? Я не мог придумать подходящего сравнения, но пахло … странно. Воздух казался затхлым и затхлым, хотя это было невозможно; Я чувствовал себя как в комнате, окна которой не открывались слишком долго.

Затем мой взгляд упал на дом и забыл о запахе.

Это было огромно. Могучий, мрачный и грозный, как грозовая туча, омрачившая горизонт; особняк в позднем викторианском стиле, который когда-то был грандиозным и, должно быть, принадлежал дворянину или королю. Мощные полированные колонны обрамляли широкую белую мраморную лестницу, а окна, все из которых были зарешечены, были украшены драгоценной штукатуркой. По бокам входной двери стояли два огромных каменных льва, а прямо над входом была надпись, которую я не мог разобрать в темноте.

Но дом был не только огромным, но и старым. Решетки на окнах заржавели; дождь смыл уродливые коричневые полосы на кирпичной кладке внизу. Стены были потрескавшимися, штукатурка кое-где отслаивалась, и ее не заменил или заменил только любитель, а кусок размером с голову выломался из одной из мраморных колонн и раскололся на лестнице. Его фрагменты все еще лежали на сломанных ступенях, где они упали.

“Мистер Филлипс?”

Голос Болдвинна вырвал меня из размышлений. Я вздрогнул, секунду посмотрел на него почти виновато и быстро улыбнулся, увидев его манящий жест руки.

«Если ты хочешь пойти за мной в дом», – сухо сказал он. «Я приготовлю для вас небольшую закуску. Вы, должно быть, голодны “.

«Наш багаж …» – начал Говард, но его тут же прервал Болдвинн:

«Об этом позаботится моя экономка», – сказал он. «Ваш водитель, должно быть, устал так же, как и вы. Осторожно покиньте машину. С вашей собственностью ничего не случится “.

Его слова рассердили меня, но Ховард сделал быстрый предупреждающий жест рукой, и я проглотил резкий ответ, который был на кончике моего языка. Мы молча последовали за Болдвинном вверх по лестнице.

Дверь открылась незадолго до того, как мы добрались туда. Полоса желтого мерцающего света упала на лестницу, затем под проемом появилась согнувшаяся фигура и посмотрела на Болдвинна и нас. Болдвинн нетерпеливо махнул рукой; мужчина поспешно отступил назад и в то же время открыл дверь пошире, чтобы мы могли войти.

Это зрелище удивило всех нас троих. После запущенного состояния парка и дома не только я ожидал здесь чего-то похожего, но и произошло обратное: за входом был огромный зал, почти полностью сделанный из белоснежного мрамора. Люстра размером не менее пяти ярдов свисала с потолка на цепочке толщиной в руку, заливая комнату мягким желтым светом, а пол был таким чистым, что наши фигуры отражались на нем искаженными тенями. Зал был почти пуст; единственным предметом мебели был огромный драгоценный комод, над которым висело огромное хрустальное зеркало в золотой раме. На противоположной стороне зала изогнутая лестница, покрытая роскошными коврами, вела в галерею, от которой отходили многочисленные двери. Было приятно тепло, хотя огня нигде не было.

«Ну что, мистер Филлипс?» – спросил Болдвинн. «Доволен?» Прошла секунда, прежде чем я понял, что его слова были адресованы мне. Я вздрогнул, полуобернулся и смущенно посмотрел на него. На его губах заиграла тонкая насмешливая улыбка. Он, должно быть, правильно истолковал взгляд, которым я огляделся. “Я … прошу прощения”, – пробормотал я. «Я …» Болдвинн махнул рукой и закрыл за собой дверь. «Вы не должны чувствовать себя неудобно, мистер Филлипс», – спокойно сказал он. «Я привык к этому, понимаете? Любой, кто знает мой дом только снаружи, удивляется, когда они входят. – Его улыбка стала немного шире, но не более сочувственной. «У меня нет ни ресурсов, ни персонала, чтобы содержать парк в порядке, – сказал он, – но я всегда нахожу удовлетворение, видя лица моих посетителей, когда они входят».

С каждой секундой я чувствовал себя все более неуютно. Болдвинн, по сути, был честным, но есть какая-то честность, опять же грубая.

«Ясно, – продолжил он, – я вас смущаю, так что давайте сменим тему. Кэррадин – приготовьте закуску на четверых. И быстро, пожалуйста. “

Эти слова предназначались для человека, открывшего нас, маленького сморщенного человечка, который все время стоял в тишине с опущенной головой и краем глаза поглядывал на нас с Ховардом. Раньше, когда я видел только его тень, он показался мне странным; теперь, когда я увидел его при ярком свете, его внешний вид меня почти испугал.

Сначала я подумал, что он горбатый, но это было неправдой. Его левое плечо опущено ниже и под другим углом, чем правое, а шея странно наклонена набок, как будто он не может держать голову прямо. Его левая рука была согнута внутрь, пальцы скручены в бесполезный жесткий коготь, а его правая нога и ступня выглядели так, как будто кости в какой-то момент сломались и срослись вместе под неправильным углом. Его лицо было кошмаром: вмятины и кривые, как восковая маска, которую кто-то сжал; его рот искривился так, что он постоянно пускал слюни – не в силах ничего с этим поделать – его левый глаз слеп и закрылся. Калека.

«Тебе нравится Кэррадайн?» – мягко спросил Болдвинн. – Знаешь, он мой домашний слуга? Жалкое создание. На самом деле это бесполезно и приносит больше вреда, чем пользы, но кто-то должен был об этом позаботиться, верно? – Он засмеялся. «Я действительно хотел назвать его Квазимодо, но это было бы безвкусно».

Ховард резко вдохнул, но на этот раз я сдержал его предупреждающим взглядом. Чувство юмора Болдвинна, казалось, странным образом эволюционировало, но это не было нашим делом.

«Ты … живешь здесь один?» – спросил я, чтобы перейти к другой теме.

Болдвинн уставился на меня, как будто я спросил его, есть ли у него сифилис. «Нет, – сказал он. «Помимо Кэррадайна, здесь живут моя дочь и племянник Чарльз. Но они оба спят. Ты встретишь ее завтра за завтраком – если ты этого хочешь. – Он резко повернулся и хлопнул в ладоши. «Кэррадайн!» – сказал он. “Разве ты не слышал? Закуска на четверых – тише, тише! “

Кэррадайн хмыкнул, взглянул на каждого из нас своим опухшим глазом, затем заковылял прочь. Он на самом деле немного напомнил мне Квазимодо …

«Но что мы здесь стоим?» – продолжил Болдвинн, когда калека ушел. «Пройдет время до того, как будет готов ужин. Пойдем в библиотеку. Там легче разговаривать “.

Он не стал ждать нашего ответа, но повернулся и быстро пошел к двери в боковой стене. Я обменялся долгим вопросительным взглядом с Ховардом. Он молчал, но чувство в его глазах соответствовало чувству внутри меня. Необязательно быть ясновидящим, чтобы почувствовать, что с этим домом и его обитателями что-то не так.

Но внезапно мне даже не захотелось узнать, что это было.

Библиотека представляла собой огромную комнату, забитую полками, каждая из которых состояла из полированного прямоугольного стола и четырех стульев. Толстые ковры, несомненно, ценные, покрывали пол, и огромный огонь горел в камине, единственном пятне, которое не было загромождено книгами, за исключением окон и двери. Болдвинн пригласительным жестом указал на стол, подождал, пока мы не миновали его, и закрыл дверь.

Я остановился в изумлении.

Стол не был пуст. На полированном дереве стоял богато украшенный серебряный подсвечник с почти дюжиной зажженных свечей, а на его четырех концах стояли четыре тарелки со столовыми приборами, стаканами и аккуратно сложенными салфетками. Четыре тарелки … Подумал, растерялся. Как будто он ждал нас.

«Вы ждете гостей?» – спросил Ховард.

«Гости?» Болдвинн смущенно переводил взгляд с него на меня и обратно, затем его лицо просияло. «О, вы имеете в виду посуду?» – улыбнулся он. “Нет. Но Кэррадайн всегда готовит все к завтраку перед сном. Я тысячу раз говорила ему, что не хочу этого. Тарелки и стаканы пылятся, понимаете? Но это бессмысленно. Он калека, и, к сожалению, не только физически. – Он вздохнул. «Но сядьте, господа».

Ховард пристально смотрел на него в течение бесконечной секунды, затем пожал плечами и повиновался. Я тоже пододвинул один из стульев и сел на него, в то время как Роулф остановился у камина, несчастно оглядываясь по сторонам, явно не зная, что делать со своими руками. Болдвинн нахмурился и бросил на него долгий, наказывающий взгляд, затем снова повернулся к Ховарду.