Текст книги "Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии"

Автор книги: Виктор Пилипко

Соавторы: Джаббар Халилов,Рустам Сулейманов,Юрий Буряков,Геворг Тирацян,Галина Шишкина,Отар Лордкипанидзе,Маргарита Филанович,Юрий Заднепровский,Александр Никитин,Вадим Массон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 60 страниц)

Эти материалы позволяют на основании характерных находок, в первую очередь керамики, предложить синхронизацию наслоений, вскрытых на перечисленных городищах и поселениях (Массон В.М., 1976а). При этом, разумеется, надо учитывать разный характер культурных отложений, выделяемых в качестве археологических горизонтов на том или ином памятнике.

Помимо стратиграфических колонок, широкие раскопки отдельных памятников на уровне одного-двух верхних горизонтов дают обильный и очень ценный для археологической систематики материал. Этот материал если и трудно именовать закрытым комплексом в узком значении этого слова, то во всяком случае благодаря своей массовости, позволяющей отличить случайное от типичного, на нем устанавливается устойчивое сочетание объектов, характерное для определенного этапа культурного развития. Эти комплексы, представляющие собой широкое сочетание различных типов объектов, существенно дополняют данные стратиграфических разрезов, материал которых не столь обилен, но зато дает представление о развитии культуры во времени.

Взаимозаменяемость всех этих стратиграфических разрезов и комплексов, представленная в виде таблицы, дает достаточно надежную картину относительной хронологии археологических комплексов Северной Бактрии. Решающие рубежи существенных изменений в наборе археологических объектов достаточно определенны, и практически действующая четырехчленная схема, по которой, например, было дано описание материалов Дальверзина (Пугаченкова Г.А., 1971б), в целом достаточно обоснованна, хотя, разумеется, со временем будут предложены и более детальные подразделения. Несколько иначе дело обстоит с вопросами терминологии. Понятийная сетка, построенная на исторических терминах как, например, юечжийско-кушанский и великокушанский периоды, хороша для исторической периодизации, но едва ли удобна для организации археологического материала, поскольку самими наименованиями она уже вносит элемент его интерпретации, тогда как речь идет о начальном этапе собственно археологического и только археологического источниковедения. Поэтому, безусловно, объективное использование названий эталонных памятников, где соответствующие материалы представлены наиболее ярко или были выявлены впервые. Такие термины были предложены на совещании по античной культуре Средней Азии и Казахстана (Массон В.М., 1979б; Завьялов В.А., 1979а; Некрасова Е.А., 1979).

К сожалению, пока в Северной Бактрии слои греко-бактрийского времени изучены лишь попутно и не вполне ясно, как следует с точки зрения археологической систематики именовать соответствующий комплекс, представленный в Южной Бактрии материалами городища Ай-Ханум. Археологический комплекс следующего периода, именуемого Г.А. Пугаченковой юечжийско-кушанским (можно проще говорить просто об юечжийском), предложено именовать халчаянским. Для двух других комплексов времени великих кушан и позднекушанского, часто именуемого кушано-сасанидским, предложены соответственно термины дальверзинский и зартепинский (табл. CIX–XCIII).

Полученные материалы позволяют дать общую характеристику этих археологических комплексов Северной Бактрии. Слои греко-бактрийского времени на правом берегу Амударьи отмечены для Халчаяна, Дальверзина, Каменного городища, а также, судя па всему, и для Старого Термеза. Одной из ведущих форм керамики этого времени являются уплощенные тарелки с оттянутым наружу клювовидным венчиком, явно следующим типу так называемых рыбных блюд греческой керамики, в изобилии обнаруженных на городище Ай-Ханум, где они имеются как среди серо-черной керамики, так и коричневато-красной. В шурфе в Старом Термезе найдены также цилиндро-конические, являющиеся одной из ведущих форм на том же южнобактрийском городище. Комплекс этого времени на Дальверзине несколько отличен, что исследователи склонны относить за счет его провинциализма по сравнению с блестящим городским центром на берегу Амударьи (Дальверзинтепе, 1978, с. 145). Керамика здесь покрыта светло-охристым, иногда красноватым ангобом, серо-черная посуда полностью отсутствует. Встречены кубки овального профиля, но сосуды этой группы цилиндро-конической формы пока неизвестны.

Значительными изменениями в наборе керамических форм характеризуется халчаянский комплекс, к которому следует относить, помимо соответствующих наслоений на целом ряде поселении, также комплексы некрополя Тупхона и могильников Аруктау и Тулхар. Наиболее примечательным новшеством является появление бокалов двух основных вариантов – колоколовидных и рюмкообразных. Па наблюдениям А.М. Мандельштама, первые являются наиболее ранней формой (Мандельштам А.М., 1966а, с. 156), тогда как после рубежа нашей эры господствуют бокалы с рюмкообразным туловом, однако при раскопках поселений эта тенденция не получила полного подтверждения (Дальверзинтепе, 1978, с. 150). Раскопки Мирзакуля показали, что по крайней мере частично сохраняются и цилиндро-конические кубки, составляющие в несколько специфическом наборе посуды этого памятника почти 25 % всех типов керамики (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 36). Уплощенные тарелки с клювообразным венчиком редки и постепенно исчезают.

Весьма многочисленны и разнообразны кувшины, в основном одноручные. Их специфическую разновидность представляют приземистые кувшины с широким дном (Дальверзинтепе, с. 147, рис. 101, 26), явно следующие эталонам, привнесенным кочевыми племенами в Северную Бактрию (Мандельштам А.М., 1975, с. 134). Крупные сосуды в пору существования халчаянского комплекса покрывались преимущественно светлым ангобом; бокалы, часть чаш и кувшинов – красным различных оттенков. Представлена и серая керамика, составляющая в самом Халчаяне и на Мирзакуле около 5 %. Орнаментация сосудов сравнительно редка, это – процарапанные волнистые линии и единичные штампы, которые в виде пальмет имелись еще на керамике Ай-Ханума. Наличие в Мирзакуле крупных тагора с процарапанным орнаментом по внутреннему краю отогнутого венчика (Пидаев Ш.Р., 1978, табл. V) может указывать на наиболее позднее положение этих материалов в рамках комплексов халчаянского типа, что соответствует и данным монетных находок, поскольку на городище найдены две монеты, подражающие чекану Гелиокла, и две «безымянного царя», по наиболее убедительной идентификации рассматриваемые как чекан Кадфиза I (Массон М.Е., 1950 б)[53]53
  Сомнения относительно отождествления «безымянного царя» и Кадфиза I см.: Литвинский Б.А., Седов А.В., 1983, с. 162.


[Закрыть]. Халчаянское время – пора сложения собственно кушанской археологической культуры. В этот период, помимо устойчивого набора основных форм керамики, появляются также фигурки всадников, терракотовые статуэтки женщин, среди которых ранним типом, возможно свойственным только этому комплексу, являются фигурки нагой богини (Пугаченкова Г.А., 1966 б, с. 42), костяные палочки с навершием в виде кисти руки, обычно именуемые в литературе стилями.

Дальверзинский комплекс в принципе не дает новых форм, более того, число вариантов основных типов сокращается, отмечена значительная стандартизация ведущих форм. Преобладают сосуды с черепком красновато-коричневого цвета, но имеются и отдельные экземпляры серой керамики. В Дальверзине широко распространены бокалы с колоколовидным туловом, а также двуручные кувшины. Новую форму представляют собой невысокий кубок на сплошной ножке (Дальверзинтепе, с. 151, рис. 103, 6). Многочисленны различные терракотовые статуэтки от всадников до женских персонажей; в числе последних популярен образ сидящей богини с различными атрибутами в руках. Ярким элементом археологического комплекса являются усеченно-конические пряслица, выточенные из камня, и терракотовые ткацкие грузила в виде удлиненных пирамид со сквозным отверстием наверху. Иногда на этих грузилах встречаются штампы.

Комплекс зартепинского типа представлен материалами из ряда памятников – Зартепе (Завьялов, 1979а, б), Аккургана (Пидаев Ш.Р., 1978), Каратепе (Сычева Н.С., 1972, 1975) и поселений северо-восточной Бактрии (Зеймаль Т.И., Седов А.В., 1979). Для керамики этого времени характерны три черты – резкое сокращение, если не исчезновение, таких форм, как бокалы и кубки, широкое распространение небольших кувшинчиков, обычно покрытых снаружи коричневато-красным, как бы стекающим книзу ангобом и разнообразная орнаментация в виде украшений сосудов штампами и налепами, обычно помещаемыми под ручкой (головы козлов, антропоморфные налепы и т. п.).

Примечательной формой этого комплекса являются краснолощеные миски с загнутым внутрь тонким краем, украшенные снаружи налепными масками львов, выполненными штампами. Входит в моду штриховое лощение – сетчатое или арочное – в виде серий пересекающихся дуг, обычно наносимых с внутренней стороны сосудов открытых форм. Штампы на керамике наносились с помощью керамических матриц, но иногда для этого использовались и геммы. Они идут по наружной стороне сосудов в несколько рядов либо располагаются группами. Наиболее обычны штампы в виде листа с прожилками, генетически скорее всего восходящие еще к пальметам на штампах Ай-Ханума, но появляются также отдельные символы, связанные с буддизмом («ступня Будды», «колесо закона»).

Штампы, нанесенные геммами, нередко представляют собой высокохудожественные произведения. Таковы штампы на керамике Зартепе, изображающие двух птиц, расположенных одна над другой, и найденный там же черепок со штампом, воспроизводящим солнечное мужское божество, вероятно Митру, стоящего на колеснице, запряженной парой коней. Распространяются кувшинчики со смятым горлом, так называемые энохоевидные, и крупные тагора с массивными витыми ручками, обычно покрытые внутри щедрой орнаментацией из налепов и процарапанных линий. Несмотря на некоторые изменения, намечающиеся в составе керамических форм, комплекс полностью сохраняет основные черты кушанской культуры от широкого распространения костяных булавок-«стилей», среди наверший которых появляются фигурки коней, до пряслиц из белого мраморовидного известняка в форме усеченного конуса и терракотовых ткацких грузил в виде пирамид.

Определение абсолютного возраста этих комплексов связано с известными трудностями, поскольку в кушанской хронологии существуют значительные расхождения, прежде всего в определении начальной даты Канишки, которую по наиболее распространенным сейчас гипотезам помещают либо в 110/128 г. н. э., либо в 278 г. (Зеймаль Е.В., 1968). Известную роль в рассмотрении этой проблемы могут сыграть данные археологии, поскольку предложенная выше стратиграфическая колонка рисует развитие культуры без каких-либо значительных перерывов, и определение возраста одной из ее ячеек неизбежно влечет за собой важные выводы в отношении других подразделений. Нижняя часть нашей колонки, связанная с периодом существования Греко-бактрийского царства, датирована достаточно надежно III–II вв. до н. э., что полностью подтверждено раскопками Ай-Ханума.

Времени существования комплексов халчаянского типов было уделено значительное внимание А.М. Мандельштамом в связи с вопросом о датировке могильников Бишкентской долины. Находки материалов этого типа обычно сопровождаются достаточно выразительными монетами, чеканенными по типу оболов Евкратида или оболов Герая. При всех вариантах возможных дат их обращения время существования комплекса халчаянского типа наиболее вероятно в рамках конца II в. до н. э. – первой половины или середины I в. н. э. (ср.: Дальверзинтепе, с. 146)[54]54
  Иную датировку см.: Литвинский Б.А., Седов А.В., 1983, с. 34.


[Закрыть]. Позднекушанский комплекс по находкам соответствующей керамики в Каратепе Старого Термеза надежно связывается с IV в. н. э. (Сычева Н.С., 1975, с. 90; Ставиский Б.Я., 1972а, с. 51–52). Другое дело – вопрос об его верхней границе, которую Т.И. Зеймаль не без влияния гипотезы о дате Канишке – 278 г. н. э, – стремится распространить и на V в. н. э. плоть до его середины (Зеймаль Т.И., 1969, с. 7; Зеймаль Т.И., Седов А.В., 1979). Однако такое омоложение пока не имеет твердых подтверждений, и скорее в своих начальных проявлениях Зартепинский комплекс будет связан с какой-то частью III в. н. э. В таком случае датировка собственно кушанского (дальверзинского) комплекса придется на конец I – первую половину III в. н. э., что будет соответствовать помещению начала эры Канишки в первую четверть II в. н. э., к чему сейчас склоняется большинство исследователей (Массон В.М., 1981). Предельная поздняя дата правления этого кушанского царя царей, принимаемая как 278 г. н. э., создаст в археологической колонке Бактрии труднозаполнимые лакуны, нарушающие эволюцию, твердо устанавливаемую по массовым археологическим объектам.

Поселения (классификация, топография, планировка). Многочисленные памятники Северной Бактрии при всем своем разнообразии могут быть объединены в несколько групп, что отражает различное их значение и в древности. Тип поселения следует рассматривать как устойчивое сочетание определенных признаков, связанных в первую очередь с выполнявшимися им функциями. Эти функции находят выражение в самих размерах памятника, в его внутренней структуре и в составе находок. Вопрос о выделении типов кушанских памятников ставился рядом исследователей с учетом главным образом величины занимаемой ими площади и некоторых данных о планировке (Юркевич Э.А., 1965; 1968; Ртвеладзе Э.В., 1974б). Более основательное и широкое обследование памятников, а также раскопки на территории многих из них позволили шире привлечь данные об их внутренней структуре и выполнявшихся функциях (Массон В.М., 1976а). Правда, следует учитывать и то обстоятельство, что типология поселений по содержанию отлична, скажем, от типологии ремесленной посуды. Каждое поселение уже в древности представляло собой развивающийся организм, функции которого могли меняться, природные и исторические условия также заметно сказывались на его облике. Поэтому здесь наблюдается значительное число различных вариантов и локальных различий, а многие, особенно крупные центры, имеют индивидуальные неповторимые черты.

При учете такого внешнего показателя, как занимаемая площадь, по данным северобактрийских памятников видно, что значимая грань проходит в пределах от 4 до 5 га. Если считать, вслед за Р. Адамсом, что значительные размеры поселения сами по себе уже отражают сложную структуру выполнявшихся им функций, то есть основания относить кушанские памятники площадью менее 4 га к числу сельских поселений, а площадью более 5 га – к числу городских с возможной внутренней ранжировкой. Отметим, что для древней Месопотамии выведена близкая грань – около 6 га (Adams R.Мс., Nissen N.J., 1972, р. 17) (табл. CXIV).

В рамках этих общих размеров, отражающих, как правило, плотность застройки и соответственно населения древних центров, сами памятники различаются уже по характеру планировки. Так, среди поселений городского типа можно уверенно говорить, по крайней мере, о двух подтипах – городах и городках аморфной планировки (Джандавлат, Хайрабад и др.) и городах, план которых близок четкому квадрату или прямоугольнику (Кейкобад-шах, Дальверзин, Зартепе и др.). В первом случае изломанность периметра отражает сам процесс постепенного роста городских поселений, начавших свое существование еще в середине I тысячелетия до н. э., как это четко установлено для Джандавлата и Хайрабада. Во втором – перед нами результат целенаправленной строительной деятельности, специальной разбивки территории будущего города, проходившей под контролем или наблюдением каких-то центральных властей. Наиболее значительным центром и, видимо, столицей Северной Бактрии был Старый Термез. Остатки крупного города в верхней части долины Сурхандарьи городища Шахринау, если восстанавливать периметр полуразрушенных стен, занимают площадь около 350 га, но едва ли в древности эта территория была плотно застроена. Отдельные бугры, расположенные на этом огромном пространстве, раскапывались и содержат остатки жилых строений (Хаитгула, Чимкурган). Возможно, это поселение с четким периметром внешних стен создавалось именно как крупный центр, но практически было обжито лишь в незначительной мере.

Определенная типология намечается и внутри группы мелких или сельских поселений. Здесь уже на имеющихся материалах могут быть выделены, по крайней мере, подтипы или три вида – неправильных очертаний (овальные, овально-вытянутые, двухчастные и т. п.), подпрямоугольного или подквадратного плана без выделения в рельефе какой-либо из частей и подквадратного и подпрямоугольного плана с дополнительным, обычно квадратным, возвышением из углов (так называемое тепе с вышкой) или даже с планировочно обособленной небольшой цитаделью. Раскопки на некоторых из этих поселений позволили получить дополнительный материал об их структуре и выполнявшихся ими функциях (Пидаев Ш.Р., 1978). Таков Аккурган в Ширабадском р-не, принадлежавший к числу памятников первого подтипа. Другой памятник – Мирзакултепе, находящийся на окраине современного Термеза, принадлежит уже ко второму подтипу мелких поселений. Близка Мирзакулю и застройка другого памятника второй подгруппы Шортепе. Здесь также имеется обводная стена, а многочисленные помещения внутри ее обвода образуют как бы сплошной массив (Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 97). Совершенно ясно, что перед нами особый, специализированный тип сельских поселений, в которых обводная стена имела не столько оборонительное, сколько фискально-административное значение. Возможно, что в Аккургане мы имеем дело с общинным поселением, а памятники второго подтипа – это места расселения групп лиц, находившихся в какой-то зависимости от центральных властей (Массон В.М., 1976а, с. 8–9).

В Северной Бактрии достаточно определенно прослеживается групповая концентрация древних поселений, видимо соответствующая древним ирригационным районам или оазисам, скорее всего образовавшим в древности также обособленную административную единицу (Массон В.М., 1974а). В таком ирригационном оазисе, как правило, находится одно, по крайней мере, поселение городского типа и ряд более мелких селений разных подтипов.

Судя по всему, наиболее значительным центром Северной Бактрии и, видимо, ее административной столицей был Термез (Тармита древнеиндийских текстов). Его руины, известные как городища Старого Термеза, расположены на самом берегу Амударьи ниже по течению от современного города. Правда, город на этой территории продолжал существовать и в средние века, и образовавшаяся значительная толща культурных напластований существенно затрудняет широкое изучение самых ранних слоев. Уже многочисленные находки монет греко-бактрийских правителей показывали, что поселение на этой территории существовало по крайней мере в III–II вв. до н. э. Шурф, заложенный на так называемой цитадели, установил наличие здесь культурных слоев этого времени (Козловский В.А., Некрасова Е.Г., 1976). Судя по результатам шурфовки, при создании ядра города были использованы естественные всхолмления на амударьинском берегу, включенные в прямоугольный обвод первоначального центра. В шурфе было обнаружено небольшое помещение, вырубленное в материковом песчанике, причем в него вела ступенчатая лестница.

В кушанское время обжитая территория разрастается, и внешняя обводная стена охватывает площадь почти в 350 га. Правда, сама эта территория, видимо, была застроена не в равной мере. Здесь находились и ремесленные кварталы и монументальные здания. Вероятно, из одного из них происходит каменная капитель с фигурами львов. В северо-западном углу внешнего города складывается буддийский культовый центр Карателе, сочетавший пещерные и наземные помещения. Сразу же за оградой располагался другой, уже полностью наземный монастырь – Фаязтепе. К востоку от внешней стены города находилась монументальная ступа, руины которой носят название Зурмала.

По результатам последних исследований, важным культовым центром едва ли не всей Северной Бактрии было городище Айртам, находившееся также на берегу Амударьи к востоку от Термеза. Расположенные здесь руины не образуют компактного городища – на сравнительно большой территории разбросаны руины, содержащие остатки различных культовых построек, в том числе небольшой ступы, хозяйственно-жилых комплексов, печей для обжига кирпича, употреблявшегося при отделке древних строений (Массон М.Е., 1935; Тургунов Б.А., 1973). Айртам получил мировую известность благодаря открытию здесь еще в 1932 г. замечательного скульптурного фриза. Он по существу был первым памятником, давшим археологический комплекс кушанского времени. Открытие каменного блока с надписью, успешно дешифруемой В.А. Лившицем (Тургунов Б.А., Лившиц В.А., Ртвеладзе Э.В., 1981), позволяет по-новому взглянуть на значение этого центра в древней истории Бактрии. Надпись упоминает о ремонтных работах, частично связанных с водоснабжением, проведенных в четвертый год правления Хувишки. Особенно важно, что для всего айртамского культового комплекса здесь использован термин Баголагго – храм, святилище, такой же, как для важнейшего центра династийного культа Южной Бактрии – Сурх-Котала (Henning W., 1956). В надписи говорится, так же как и в надписи Сурх-Котала, о наличии в этом пункте укрепленного центра, где, видимо, сосредоточивались основные культовые строения. Раскопки 1933 г., так же как и последующие исследования, не оставляют сомнений, что в состав культовых построек Айргама входило и буддийское святилище. Но не исключено, что здесь располагался и один из династийных храмов кушанской державы. Остатки наиболее раннего здания на Айртаме авторы раскопок склонны были датировать концом греко-бактрийского времени (Тургунов Б.А., 1973, с. 55; Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 94–95). Однако пока нет уверенности в том, что культурные напластования этого памятника выходят за пределы юечжийского и кушанского времени (ср.: Ставиский Б.Я., 1977б, с. 243).

В непосредственном соседстве с Термезом и тяготеющим к нему ирригационным районом находился другой ирригационный, а возможно и административный район кушанской эпохи – ангорский. Время его возникновения, судя по всему, относится к юечжийскому периоду (пора бытования комплекса халчаянского типа), когда сюда была проведена вода из Сурхандарьи при помощи магистрального канала Занг, осуществившего межбассейновую переброску вод. Одновременно была построена столица оазиса – ныне городище Зартепе и целый ряд более мелких поселений, в том числе Хайрабадтепе. Городище Зартепе имеет все черты четко спланированного города. Квадрат крепостных стен, фланкированных полукруглыми башнями, охватывает площадь в 16 га. В одном из углов крепости высится мощная цитадель. По середине города проходила главная магистраль шириной около 10 м. Особого подъема Зартепе достигает во II–III вв. н. э., когда городские стены становятся наиболее мощными. Верхний слой городища полно и разносторонне характеризует позднекушанскую культуру и именно для этого времени получены значительные данные о внутренней структуре города. Почти в самом центре города фасадом на главную уличную магистраль располагался дворцовый комплекс (Щетенко А.Я., 1974). Дворец погиб при пожаре.

По другую сторону улицы располагался жилой квартал. Тщательный анализ древних строений позволил здесь в пределах обширного массива выделить несколько отдельных домовладений, занимавших каждое от 600 до 800 кв. м. Имеется здесь и небольшое внутриквартальное святилище с алтарем огня в центре. Судя по размерам, эти домовладения являются местом обитания достаточно состоятельных семей со своими домочадцами, включая сюда слуг и домашних рабов. О составе таких семей, состоявших из 20–40 человек, мы знаем по документам из хорезмийского архива Топраккалы, относящегося к тому же времени, что и зартепинский квартал (Очерки…, с. 103). При раскопках этих домов найдены многочисленные медные монеты и глиняная посуда, в том числе образцы художественной керамики с налепами и штампами. В числе находок примечательны золотая серьга и бронзовый медальон с рельефным бюстом Хувишки (Завьялов В.А., 1979б). Раскопки на городище открыли и другие жилые комплексы (Завьялов В.А., Осипов В.И., 1976).

Святилище огня было не единственным культовым комплексом на Зартепе. Около одной из крепостных стен также в позднекушанский период была устроена буддийская кумирня с глиняной статуей Будды, украшенной позолотой (Пилипко В.Н., 1976в). Святилище это было разгромлено и, так те как и во дворце, здесь прослеживаются следы пожара, пламя которого закоптило глиняную статую. После этого разгрома жизнь в городе в определенной степени возрождается, но ненадолго. В V в. обживались лишь отдельные участки древнего города, в том числе и цитадель. К этому времени относится небольшая усадьба Куевкурган, расположенная в окрестностях Зартепе, где в парадном зале обнаружены глиняные статуи. Видимо, в это время в окрестностях пустеющего города возвел небольшую резиденцию один из местных принципалов и ему посчастливилось привлечь к ее оформлению квалифицированных скульпторов, сохранивших традиции старой школы.

Достаточно полно изучены руины другого крупного города Северной Бактрии – Дальверзинтепе, бывшего центром плодородного оазиса по среднему течению Сурхандарьи. Использование паводковых вод для поливного земледелия привело к тому, что в этом районе оседлая культура получила развитие уже в бронзовом веке, а в середине I тысячелетия до н. э. здесь складывается целый земледельческий оазис с крупным укрепленным центром – городищем Кызылтепе (Сагдуллаев А.С., 1978а). В III–II вв. до н. э. центр оазиса перемещается на территорию собственно Дальверзина, где создается обнесенное стеной поселение, занимающее площадь около 3 га (Пугаченкова Г.А., 1971б; Дальверзинтепе, 1978). Правда, отдельные строения были рассеяны и в его ближайшей округе, но не образовывали компактного ядра. Перелом наступает в юечжийское время, когда старое поселение превращается в цитадель, а рядом возникает крупный город. При его планировке был использован холмистый рельеф местности, позволивший заметно усилить городские укрепления. Крепостная ограда, возведенная в это время, охватывает территорию размером 650×500 м. Как и на Зартепе, расцвет Дальверзина приходится на время подъема Кушанской державы. Именно в это время здесь строятся новые дома и храмы, реализуются резервы городской площади, свободной от застройки.

В центре города проходила широкая улица, выводившая к расположенным в западной части двум домам, явно бывших резиденциями городского патрициата. Раскопаны на Дальверзине и дома рядовых горожан, близкие по размерам домовладениям Зартепе. Открыты здесь квартал мастеров-керамистов, винная лавка и два небольших храма, щедро украшенных живописью и скульптурой. В убранстве обоих храмов центральное место занимали фигуры сидящих богинь, в которых исследователи склонны видеть либо божество Орохшо, либо богиню Нанайю, также известную по кушанским монетам. В одной из росписей, помимо центрального женского персонажа, изображены еще одна женщина, бородатый мужчина и четверо детей. Ряд строений находился и за пределами основной крепостной ограды. Таково небольшое буддийское святилище с превосходной гипсовой скульптурой, погибшее в результате пожара. Опустевшее здание использовалось для коллективной гробницы. В окрестностях города имелись и специальные здания, предназначенные для захоронений, куда помещались в основном уже очищенные кости, что явно указывает на связь с зороастрийской традицией и позволяет уверенно именовать эти гробницы наусами (Дальверзинтепе, с. 112 и сл.).

Выше по течению Сурхандарьи среди группы поселений сельского типа открыт выдающийся памятник монументальной архитектуры и художественной культуры северной Бактрии – Халчаян (Пугаченкова Г.А., 1966б; 1971а). Здесь расположен ряд довольно значительных всхолмлений, но не ясно, объединялись ли они в крупный городской центр с общей обводной стеной. Сам Халчаян, судя по всему, представлял собой остатки загородного дворца-резиденции. Весь комплекс достаточно надежно датируется юечжийским или раннекушанским временем и скорее всего представляет собой резиденцию местного владетеля. Показательна определенная иконографическая близость скульптурных голов правителей из халчаянского дворца и бюста правителя Герая, известного по монетам. Предполагалось, что дворец принадлежит «царевичам гераевого рода» (Пугаченкова Г.А., 1966б, с. 248), но речь может идти и об эпохальной близости и о единстве моды, например в характере причесок, принятых в среде юечжийской аристократии.

Ряд древних ирригационных районов-оазисов может быть намечен и на территории северо-восточной Бактрии, соответствующей современным областям юго-западного Таджикистана (Ставиский Б.Я., 1977б, с. 56 и сл.). Как правило, центрами таких оазисов были поселения городского типа. Так, в Гиссарской долине, судя по разнообразным находкам, крупное городище кушанского времени располагалось на территории современной столицы Таджикистана – Душанбе. Здесь при различных обстоятельствах, в том числе и в ходе раскопок, были найдены разнообразная керамика, включающая обломок хума с кушанской надписью, художественные металлические изделия, а также раскопаны погребения нескольких типов (Тревер К.В., 1958б; Гулямова Э., 1958; Литвинский Б.А., 1958). Предположительно площадь этого городища достигала 20 га. Значительный оазис сформировался в нижней части долины Кафирниган, причем, как и в ряде других оазисов Северной Бактрии, первые оседлые поселения здесь возникли еще в середине I тысячелетия до н. э. Так, слои этого времени обнаружены здесь на территории городища Калаимир (Забелина Н.Н., 1953), занимавшего площадь в 7,5 га и, возможно, первоначально бывшим центром всего района. Затем, скорее всего в юечжийский период, был создан новый городской центр на территории городища Кейкобадшах правильной прямоугольной планировки с крепостным обводом, охватившим площадь в 11 га (Дьяконов М.М., 1953; Мандельштам А.М., Певзнер С.Б., 1957). Небольшие поселения и усадьба существовали и в Бишкентской долине, известной в археологии благодаря раскопанным там обширным могильникам кочевых племен, видимо приходивших туда на зимовки (Мандельштам А.М., 1966а; 1975).

В соседней Вахшской долине находились, по крайней мере, два крупных ирригационных района. Первый-это Явано-Обикийкская долина, где располагалось крупное городище Яван или Гаравкала, имеющее в плане вид прямоугольника размером почти в 30 га (Юркевич Э.А., 1965). Культурные слои имеют здесь на вскрытых участках мощность до 10 м и характеризуют культуру всех основных комплексов древней Бактрии за исключением, пожалуй, греко-бактрийского (Зеймаль Т.И., 1969; Литвинский Б.А., 1973а, с. 14–17). Второй ирригационный район располагался в нижней части Вахшской долины. Система каналов, орошавших почти 40 тыс. га, детально изучена Т.И. Зеймаль (Зеймаль Т.И., 1969; 1971а, б).