Текст книги "Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии"

Автор книги: Виктор Пилипко

Соавторы: Джаббар Халилов,Рустам Сулейманов,Юрий Буряков,Геворг Тирацян,Галина Шишкина,Отар Лордкипанидзе,Маргарита Филанович,Юрий Заднепровский,Александр Никитин,Вадим Массон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 60 страниц)

Второй важной постройкой центрального комплекса Старой Нисы является «Круглый храм». Это сооружение первоначально представляло собой изолированную постройку, внешний контур стен которой образовывал в плане квадрат, внутри располагалось единственное круглое помещение диаметром 17 м. В дальнейшем эта постройка была дополнена обводным коридором и функционально связана с другим крупным сооружением – «Храмовой башней», о которой будет сказано ниже. На основании данных раскопок интерьер этой постройки реконструируется следующим образом. Высота стен «Круглого зала» достигала 12 м. Как и в «Квадратном зале», они имели двухъярусное членение, но плоскость стены нижнего яруса была гладкой, оштукатуренной белым ганчем. Во втором ярусе, начинавшемся с высоты 6 м, располагались колонны из жженого кирпича и глиняные раскрашенные статуи. Зал, вероятно, имел шатровое стропильное перекрытие с черепичной кровлей. Цилиндрическая форма зала и характер его архитектурного оформления дают основание для его сопоставления с самофракийским храмом Арсинойон как возможным архитектурным прототипом (Пугаченкова Г.А., 1958а, с. 101–102; 1967, с. 40–41; Крашенинникова Н.И., Пугаченкова Г.А., 1964, с. 134–135). Первоначально эту точку зрения разделял и Г.А. Кошеленко, но он подчеркивал, что возникновению данной архитектурной формы способствовало существование в Средней Азии построек с близким планировочным решением, таких, как мавзолей Тагискена и Кой-Крылганкала (Кошеленко Г.А., 1966, с. 26). Однако позднее он отказался от сопоставления «Круглого храма» с Арсинойоном. Он указывал, что предположение о сходстве этих двух здании вряд ли справедливо, поскольку совершенно различен их внешний вид: Арсинойон представляет собой круглое в плане здание, в нисийском же сооружении круглый план внутреннего помещения сочетается с квадратом внешнего решения. Исходя из этого, Г.А. Кошеленко предложил иные западные сопоставления (с «Львиной гробницей» в Книде, Галикарнасским мавзолеем и македонским герооном в Палатице) и иное определение функции здания – мавзолей или, скорее, героон какого-либо из парфянских царей (Кошеленко Г.А., 1977, с. 60–64).

Третьей крупной постройкой дворцово-храмового комплекса является «Храмовая башня». Основу этого сооружения составляет огромный параллелепипед из сырцового кирпича (размеры основания 20×20 м, высота 8 м), на вершине которого отмечены остатки плохо сохранившихся помещений, в одном из которых обнаружены обломки большой глиняной статуи. Основание башни опоясано двумя рядами сводчатых коридоров. Культовый характер этого сооружения не вызывает сомнений у исследователей. Г.А. Кошеленко считает возможным сопоставлять его с башнями-святилищами Парса (Кошеленко Г.А., 1966а, с. 28, 29), что, однако, оспаривается Г.А. Пугаченковой (Пугаченкова Г.А., 1978, с. 21–22).

В северной части крепости концентрировались постройки хозяйственного назначения. Важнейшей из них является полностью раскопанный большой «Квадратный дом». В истории этой постройки устанавливается несколько этапов. Первоначальная планировка этого здания отличается большой четкостью. Оно квадратное в плане (59,7×59,7 м) с внутренним центральным двором размером 38×38 м, обведенным колонным портиком. Вокруг двора располагалось 12 однотипных помещений. Каждое помещение вдоль длинных стен имело сырцовые суфы, конструктивно связанные с кладкой стен. На оси каждой комнаты имелось по четыре деревянные колонны на каменных или кирпичных базах. Помещения каждого фаса анфиладно связаны между собой. Единственный узкий проход внутрь здания находился в южной части постройки. При раскопках установлено, что дверные проемы комнат последовательно замуровывались и опечатывались. В комнатах обнаружены остатки разнообразного инвентаря, представленного преимущественно произведениями искусства, оружием и изделиями из драгоценных металлов, многие из находок бесспорно являются привозными. Характер находок и факт опечатывания комнат позволили сделать вывод, что данная постройка являлась сокровищницей. Возможно, она предназначалась для хранения «посвятительных реликвий, связанных с заупокойным культом старших Аршакидов» (Пугаченкова Г.А., 1967а, с. 35). Вероятно, после того как все помещения сокровищницы были заполнены, колонный портик сносится и у восточной стены двора возводится ряд дополнительных небольших кладовых. Центральное помещение этого ряда предназначалось для охраны, из него по двум лестницам из сырцового кирпича можно было попасть на крышу постройки. Когда и эти кладовые были заполнены (входы в них оказались замурованы), вдоль западной и северной сторон двора построили длинное узкое помещение, также снабженное суфами (Пугаченкова Г.А., 1958а, с. 73). У южной стены этого помещения был устроен пристенный алтарь, нижняя сохранившаяся часть которого имела вид полуколонны, украшенной изображением цветочной гирлянды, перевитой лентами.

К южному фасу «Сокровищницы» дополнительно пристраивается еще один ряд комнат с суфами и колоннами. Интересно отметить, что среди расположенных рядом хозяйственных построек иного назначения также имеется изолированное прямоугольное здание с колоннами на длинной оси и суфами вдоль стен, т. е. имеющее планировку, аналогичную первоначальным помещениям «Сокровищницы». В этот хозяйственный комплекс входили постройки разного назначения и планировки. Здесь, в частности, выделяется большое здание винохранилища. Помещения его хорошо спланированы, стены параллельны, углы прямые, но здание не имеет четкого внешнего контура. Создается впечатление, что к первоначальному прямоугольному ядру по мере надобности пристраивались дополнительные помещения. Четкой архитектуре царских хранилищ противостоит хаотичная планировка здесь же расположенных жилых и подсобных помещений.

В Новой Нисе был исследован храм, расположенный в северо-западной части городища, в районе некрополя парфянской знати (Вязьмитина М.И., 1949, с. 147–169; Вязьмитина М.И., 1953, с. 147–168; Пугаченкова Г.А., 1953б; Пугаченкова Г.А., 1958а, с. 60–69). Г.А. Пугаченкова датирует сооружение этого храма III–II вв. до н. э., время гибели – I в. до н. э. Здание своей тыльной частью примыкало к городской стене. Оно было возведено на платформе, сложенной из сырцового кирпича, высотой 0,8 м. Ширина платформы 23 м. Две базы колонн, найденные здесь, заставляют думать, что на платформе располагался колонный портик, охватывающий здание с трех сторон. Ширина здания 18 м, вход в него расположен в центре длинной стороны. Здание членится по высоте на два яруса: нижний, отвечающий по высоте портику-айвану, оформлен невысоким ступенчатым стилобатом, пристенными полуколоннами, увенчанными рельефными терракотовыми плитками, воспроизводящими рисунок ионийской капители; верхний ярус (над портиком) представляет ровную гладь стены. Стилобат, полуколонны, тонкая полоска фриза окрашены в черный цвет, капители – в красный, пространство стены между колоннами – в малиновый, верхний ярус – в белый. Храмовый характер сооружения не вызывает сомнения у исследователей (Пугаченкова Г.А., 1958а, с. 66; Кошеленко Г.А., 1977, с. 70), однако не было предложено сколько-нибудь убедительных его типологических сопоставлений и не определен характер культа.

Несомненно храмовый характер имел также и комплекс Мансурдепе. Основную роль здесь играло здание монументального характера, расположенное в западной части двора. Внутренняя его планировка имеет четкую архитектурную разбивку. Выделяется три группы помещений – северная, южная и западная, вероятно, имеющие различное функциональное назначение. Северная группа состоит из подквадратного в плане зала (целлы) и открытого на восток айвана. Они расположены на одной оси и изолированы от остальных помещений П-образным коридором. Еще один коридор отделял целлу от айвана. В южную группу, вероятно, имеющую подсобный характер, входят помещения разной площади и компоновки. Они соединены между собой и с северной группой системой коридоров и проходов. Планировка западной группы помещений еще не выявлена. Здесь полностью вскрыт лишь квадратный в плане (64 кв. м) зал, стены которого украшены росписью. К северо-востоку от главного здания имелась еще какая-то постройка, составной частью которой является небольшой открытый на юг айван.

Так называемый «северный храм» был раскопан полностью. Он представлял собой квадратную в плане постройку (15,3×15,3 м), ориентированную осями по странам света. Ее единственное центральное также в плане квадратное помещение было обведено сводчатым коридором, который на позднем этапе был разделен на ряд сообщающихся отсеков. Уровень пола центрального помещения на 0,8 м превышает уровень пола в коридорах. Возможно, что это помещение было перекрыто куполом. Это, несомненно, культовая постройка. По своей планировочной идее она является предшественницей «чортаков» сасанидского времени (Кошеленко Г.А., Лелеков Л.А., 1972, с. 152–153).

Относительно назначения комплекса Мансурдепе имеются разные предположения. Д. Дурдыев считает его усадьбой, Г.А. Пугаченкова – дворцом, Г.А. Кошеленко и автор данного раздела – святилищем. Основным аргументом Д. Дурдыева и Г.А. Пугаченковой в пользу светского характера его служит сопоставление с дворцом в Ашуре (Пугаченкова Г.А., 1978, с. 22). В пользу культового назначения ансамбля могут быть привлечены следующие аргументы. Планировочная схема северной группы помещений главного здания, расположенные на одной оси и окруженные коридорами айван и целла типичны для древнеиранской культовой архитектуры. Эта планировка восходит еще к ахеменидскому времени, а наибольшее распространение в ираноязычной среде получила в парфянский период (SchippmannK., 1969, Б. 1021–1024). Близкое планировочное решение характерно для дворцово-храмовых построек Кух и Ходжа в Сеистане (Herzfeld E., 1941, р. 291 и сл.), парфянского храма Хатры (AndraeW., 1912), святилища Канишки в Сурх-Котале (SchlumbergerD. et al., 1983). Обводные коридоры в архитектуре Среднего Востока преимущественно применялись в сооружениях культового характера. Близким по времени и территории примером могут служить обводные коридоры культовых построек рядом расположенного Михрдаткирта («Круглый храм», «Храмовая башня»).

Важным аргументом в пользу особого назначения комплекса является также отсутствие массовых находок бытовых предметов и обнаружение в одном из коридоров гипсовых шаров с находящимися в них остатками растений. Аналогичные поделки были найдены при раскопках Старой Нисы и определялись как вотивные (Массон М.Е., 1955б, с. 206; 1978а, с. 167; Крашенинникова Н.И., Пугаченкова Г.А., 1964, с. 125–126).

Суммируя известные сейчас сведения, мы можем сказать, что архитектура жилых и общественных сооружений Северной Парфии достигла высокого уровня развития. Парфянские строители умело использовали местные строительные материалы и владели всеми основными достижениями своей эпохи и области строительного дела. При некоторой тяжеловесности и излишней монументальности жилые дома Северной Парфии отличаются четкой планировкой, указывающей на существование традиционных планировочных схем. В частности, широко были распространены постройки с внутренними двориками как наиболее соответствующие местным климатическим и социальным условиям. Вместе с тем в жилой застройке отсутствует стандартизация, что является показателем большого опыта парфянских зодчих и наличия технических возможностей для удовлетворения разнообразных потребностей. Четкая архитектурная разбивка плана некоторых построек, вероятно, свидетельствует о привлечении к их сооружению профессиональных строителей, знакомых с основами геометрии.

Если архитектура сельских поселений базировалась в основном на местном опыте, обнаруживая определенное сходство с архитектурой ахеменидского периода, то дворцово-храмовая архитектура Нисы дает пример широкого использования достижений соседних народов и стран эллинизма. Причем это заимствование носило не подражательный характер, а являлось творческим освоением передовых достижений в области архитектуры. Важной чертой парфянской дворцово-храмовой архитектуры является ее синтез с элементами пластики и живописи. Важное место в постройках Михрдаткирта занимала крупная глиняная раскрашенная скульптура. Архитектурные детали интерьера окрашивались в разные цвета: стволы пристенных колонн – в белый цвет, капители – в розовый, голубой, малиновый, зеленый. Верхние ярусы стен украшались орнаментальными бордюрами. Широко применялась монохромовая окраска больших плоскостей, при этом окрашенные плоскости часто образуют традиционное для Парфии колористическое сочетание красного, белого и черного. Такое цветовое сочетание, к примеру, дает «Новонисийский храм» (Пугаченкова Г.А., 1949, с. 231 и сл.; 1967, с. 41). Важно отметить, что здесь окраска отдельных архитектурных деталей умело подчеркивает архитектонику здания.

Хозяйственная деятельность. Основным занятием населения подгорной полосы Копет-Дага являлось сельское хозяйство. Земледелие в Северной Парфии было, видимо, преимущественно поливным. Оно базировалось на многочисленных мелких речках и ручьях, стекавших с северных склонов Копет-Дага. В необходимых случаях создавались искусственные ирригационные системы. Хорошо сохранившиеся каналы парфянского времени зафиксированы в Дашлинском оазисе к северу от Каушута. В этот период было известно и, вероятно, широко применялось кяризное орошение. Этот вид водоснабжения, в частности, использовался на поселении Гарры-Кяриз (Пилипко В.Н., 1975, с. 53). Непосредственно в предгорьях, видимо, практиковались богарные посевы. Набор сельскохозяйственных культур для Северной Парфии выявлен еще не полностью, поскольку специальные исследования в этой области не проводились. Можно говорить о посевах ячменя, пшеницы, проса. Следует также предполагать широкое распространение плодовых и овощных культур. По нисийским документам устанавливается широкое развитие виноградарства (Массон М.Е., 1971, с. 62–63). Среди сельскохозяйственных орудий, найденных при раскопках сельских поселений, имеются остатки какого-то массивного землеройного орудия (Пилипко В.Н., 1975, с. 26), серпы, виноградные ножи, тесло или мотыга.

Значительное развитие животноводства можно лишь предполагать, учитывая традиционность этой отрасли для территории Туркменистана. Некоторое представление о составе парфянских стад можно составить на основе изучения остеологического материала с небольших сельских поселений, хозяйство которых носило замкнутый характер. По материалам Гарры-Кяриз (Пилипко В.Н., 1975, с. 55 сл.) устанавливается преобладание мелкого рогатого скота, в частности овец, костные остатки которого составляют 80 % от всех находок. Разведение крупного рогатого скота носило мясо-молочную направленность. На это указывает остеологический материал (остатки мясной пищи) и находки сосудов для хранения и переработки молока. Разводили парфяне и свиней, но в небольшом количестве. Учитывая сведения письменных источников о нисийских конях и парфянском образе жизни (Юстин, XLI, 3, 4), следует предполагать значительное развитие коневодства, но костные остатки лошади на поселениях встречаются очень редко. Несомненно, разводились также верблюды и ослы.

Ремесло Северной Парфии изучено слабо. Сведения о крупных производственных мастерских отсутствуют, так как широкие раскопки городских центров, где преимущественно концентрировалось ремесло, не производились. Раскопки сельских поселений позволяют говорить о том, что значительное место в жизни их обитателей занимала переработка продуктов сельского хозяйства. Многочисленные зернотерки, а для позднеантичного времени жернова свидетельствуют об изготовлении муки непосредственно в крестьянских хозяйствах. Виноградное вино изготовлялось как в царских хозяйствах, так и крестьянами. В виде налогов оно поступало в царские винохранилища Михрдаткирта. На поселении Кошадепе обнаружены следы костерезного производства. Многочисленные находки пряслиц свидетельствуют о широком распространении ткачества; проколок, шильев и ножниц – об изготовлении одежды и обуви. О деятельности оружейников мы можем судить лишь по немногочисленным образцам их продукции. Основным оружием парфян был лук, известный по многим произведениям парфянского искусства (изображается он и на терракотовых декоративных плитах из Старой Нисы). Лук был сложный. При его изготовлении использовались накладные костяные пластины, которые известны по раскопкам Чакандепе. Стрелы изготовлялись из тростника, наконечники – из бронзы и железа. Бронзовые наконечники употреблялись до конца парфянской эпохи. Парфяне пользовались также крупными копьями, являвшимися основным орудием тяжеловооруженных всадников – катафрактариев. В раннепарфянский период употреблялись короткие мечи – акинаки, в более позднее время получили преобладание массивные длинные мечи. Для пробивания шлемов и панцирей использовалось оружие типа клевцов. Один парадный боевой топорик найден в сокровищнице Старой Нисы (Массон М.Е., 1955 б, с. 212–213). Там же найдена крупная секира, остатки панцирей разных типов (Пугаченкова Г.А., 1966а, с. 33) и деревянных щитов, обтянутых кожей и украшенных накладными металлическими бляшками (Крашенинникова Н.И., 1969).

Следы керамического производства в виде обломков необожженной керамики, керамических шлаков и горнов обнаружены на многих исследованных поселениях (Кошедепе, Гарры-Кяриз, Яндаклыдепе, Гашдепе). Это в сочетании с тем, что нам неизвестны крупные керамические центры, указывает на то, что сельские поселения в какой-то степени сами удовлетворяли свои потребности в керамической посуде.

Керамические печи в подгорной полосе Копет-Дага раскопаны лишь на трех поселениях: Ярыкдепе, Гарры-Кяриз и Гашдепе. На Ярыкдепе раскопана крупная двухъярусная печь с круглой обжигательной камерой диаметром 3,4 м и топкой без опорного столба. По своей конструкции эта печь очень близка к печам Джиндепе в Мервском оазисе (Мережин Л.Н., 1962), хотя она относится к более позднему времени (Пилипко В.Н., 1978, с. 26–28). Печь Гарры-Кяриза также двухъярусная, круглая в плане, но отличается значительно меньшими размерами (диаметр обжигательной камеры 1,2–1,3 м) и иным техническим решением перекрытия топки. Если топка печи Ярыкдепе перекрыта в технике ложного купола, то на Гарры-Кяризе перекрытие ее, вероятно, было плоским. Печи Гашдепе аналогичны гаррыкяризским[33]33
  Печи Гашдепе, возможно, относятся уже не к парфянскому, а раннесасанидскому временя.


[Закрыть]. Следует отметить, что если на Ярыкдепе и в Гарры-Кяризе обнаружены одиночные печи, то на Гашдепе существовал небольшой керамический центр, в котором насчитывалось не менее четырех печей (Губаев А., Кошеленко Г.А., 1968, с. 39–41) (табл. LXXVII, LXXVIII).

В античный период относительное единообразие керамических комплексов позднеахеменидского времени в земледельческих оазисах сменяется развитием специфических черт в каждой крупной историко-культурной области. Керамика северопарфянских областей обладает рядом черт, общих для античной Средней Азии (табл. LXXIX–LXXXIV). К ним следует отнести подавляющее преобладание круговой ремесленной керамики хорошего качества, широкое употребление ангобных покрытий и лощения, изготовление черноглиняной керамики. Среди керамических форм в это время распространяются чаши, кувшины, бокалообразные сосуды. Вместе с тем парфянская керамика имеет ряд специфических черт. В целом ее характеризует простота форм, отсутствие вычурности в проработке венчиков и других деталей сосудов. Ангобные покрытия используются умеренно. К концу античного периода количество ангобированных и лощеных сосудов уменьшается. Ангобы употреблялись красного, красно-коричневого, коричневого (шоколадного) цветов. Лощение, как правило, полосчатое. Отличительной чертой парфянской керамики является отсутствие орнаментации штампами и вообще крайне скудное использование орнаментальных средств. В наборе сосудов наблюдается определенная устойчивость. Преобладающими формами в парфянской керамике являются горшки и кувшины, широко распространены хумы, чаши, тазы. Характерной и довольно распространенной формой являются фляги. Бокаловидные сосуды на ножке, столь характерные для юго-восточных районов Средней Азии, напротив, крайне малочисленны.

При сравнении керамики подгорной полосы Копет-Дага с синхронными керамическими комплексами других областей Средней Азии ее можно рассматривать как некое единство. При более детальном анализе становится отчетливо видна ее некоторая неоднородность. Помимо хронологических изменений, значительно преобразивших облик парфянской керамики за пять столетий ее развития, выявляются локальные особенности, на основании которых в дальнейшем, видимо, появится возможность говорить о керамике Парфиены и керамике Апаварктикены в отдельности. Уже сейчас как своеобразный комплекс следует рассматривать керамику кочевого населения, которая представлена многочисленными находками из погребальных сооружений (Юсупов Х., 1972; 1977а, б; 1978).

В настоящее время в результате накопления материала в целом создана хронологическая колонка керамики Парфиены, позволяющая определить возраст отдельных комплексов с точностью до двух столетий. Основу этой колонки составляют комплексы из Гарры-Кяриза (Пилипко В.Н., 1975, с. 78–94, рис. 30, 35; 1977), Коша-Хаудана (Пилипко В.Н., 1972а) и Чакандепе, датированные монетными находками, и комплекс керамики из винохранилищ Старой Нисы, получившей точное хронологическое определение благодаря совместной находке с датированными парфянскими документами (Крашенинникова Н.И., 1963).

На основе этой колонки появилась также возможность выявить основные направления в развитии парфянской керамики. В раннепарфянских комплексах III – начала II в. до н. э. в пережиточном виде встречаются некоторые черты керамики ахеменидского времени: горизонтальная гофрировка стенок отдельных сосудов, подтреугольные загнутые внутрь венчики хумов, цилиндро-коническая форма некоторых бокаловидных чаш. Характерной формой этих комплексов являются чаши с перегибом стенки. Отсутствуют узкогорлые кувшины с высокой горловинкой.

В комплексах II–I вв. до н. э. увеличивается число модификаций отдельных типов сосудов. Ведущими формами этих комплексов становятся чаши с плавно отогнутым наружу венчиком, кувшины с круглой в сечении ручкой и двояковыпуклые крупные фляги. Для горшков и кувшинов характерна равномерно круглая форма тулова. Часть столовой посуды ангобируется и имеет лощение. Особенно характерным является темно-коричневый (шоколадный) ангоб. Довольно большую группу составляет черноглиняная (серая) керамика (до 5,5 %). В целом керамика этого периода отличается высоким качеством, даже кухонная керамика частично изготовляется на гончарном круге.

В первых веках нашей эры заметно снижается количество чаш, реже встречаются фляги, особенно двояковыпуклые. Постепенно исчезает черноглиняная керамика. Редким явлением становится ангобирование и лощение. Резервуары горшков и кувшинов приобретают более приземистые, утяжеленные книзу очертания. Значительно шире представлены узкогорлые кувшины. Наряду с круглыми в сечении ручками появляются фасолевидные и даже овальные. В единичных случаях сосуды украшаются орнаментальными лентами из наколок двузубчатой палочкой или единичными волнистыми линиями.

Для Апаварктикены, керамика которой несколько отлична от керамики Парфиены, создание подобной хронологической колонки еще не завершено. При определении возраста памятников этой области приходится широко прибегать к аналогиям, с привлечением в первую очередь материалов Парфиены.

Интересный комплекс конца IV–III в. до н. э. получен при раскопках поселения Капыркала к югу от Каушута. Он сохраняет ряд черт, сближающих его с комплексами ахеменидского периода, но характерные для этого периода цилиндро-конические баночные сосуды в нем уже отсутствуют. Вместе с тем появляются сосуды, типичные для античного времени, – кувшины, фляги, чаши с отогнутым наружу венчиком. Сравнительно точно датированный комплекс составляют материалы с поселения Кошадепе у Баба-Дурмаза, отнесенные к II–I вв. до н. э. на основании стратиграфических данных, находок наконечников стрел и палеографического анализа найденных здесь парфянских письменных документов (Пилипко В.Н., 1980б). Этот комплекс представлен типичным для античного времени набором сосудов. Доминирующее положение в нем занимают чаши, отличающиеся большим разнообразием форм. Особенностями комплекса являются почти полное отсутствие черноглиняной керамики и фигурные зооморфные сосуды. Комплексы первых веков н. э. для Апаварктикены четко еще не выделены. Для их характеристики в определенной мере может быть использована стратиграфическая колонка Хосровкалы (Марущенко А.А., 1956).

О роли торговли в жизни местного населения судить трудно из-за скудости фактического материала. Известно, что по подгорной равнине проходил «Великий шелковый путь», парфянские купцы активно участвовали в международных торговых операциях. Все это должно было как-то сказаться на хозяйственной деятельности местного населения, но конкретных фактов, свидетельствующих о его вовлечении в международную торговлю, у нас нет. Можно лишь указать на находки глазурованной керамики, происходящей из Месопотамии (Массон М.Е., 1955б, с. 228; Марущенко А.А., 1959, с. 114), находку глиняной буллы на поселении Кошадепе у Баба-Дурмаза и бронзовую монету кушанского правителя «Сотер Мегаса» с территории Ашхабада (Массон М.Е., 1949б, с. 139). Об активном обмене с кочевыми племенами, населявшими современную пустыню Каракум, свидетельствуют довольно многочисленные находки парфянской ремесленной керамики в погребениях на Узбое (Юсупов Х., 1977а, б). Товарно-денежные отношения в Северной Парфии были развиты слабо. По нисийским документам известны лишь натуральные поставки в царскую казну. Монеты здесь встречаются значительно реже, чем, например, в Маргиане, и представлены в основном серебряными номиналами. Наиболее ходовой монетой была драхма – основная денежная единица Парфянского государства. В Северной Парфии известны находки двух кладов парфянских серебряных монет II в. до н. э. Один из них найден на поселении Гарры-Кяриз (Пилипко В.Н., 1976а), второй – на Зеленой горке в Ашхабаде (Пилипко В.Н., Логинов С.Д., 1980). Помимо этих кладов, известны единичные находки драхм различных парфянских правителей. Монеты крупного серебряного номинала – тетрадрахмы – встречаются очень редко. Они представлены не только парфянским чеканом Селевкии, но и монетами Греко-Бактрии. Одна драхма Евкратида входила в состав Гаррыкяризского клада. Тетрадрахмы Евтидема имеются среди находок из «сокровищницы» Митридатокерта (Массон М.Е.,1955б, с. 206, 227). В «сокровищнице» помимо парфянских и грекобактрийских монет найдены подражания монетам Александра Македонского, монеты Понта (Массон М.Е., 1955б, с. 206) и монета согдийского чекана конца III – начала II в. до н. э. (Массон М.Е., 1978, с. 143).

Находки бронзовых монет малочисленны. В Апаварктике в качестве мелкой разменной монеты в позднепарфянский период использовались «медные драхмы» так называемого маргианского чекана, отличительной чертой которых является изображение на оборотной стороне знака в виде буквы П. Свыше десятка этих монет найдено на городище Ярыкдепе, на поселении Сарыкдепе у Душака и на Акдепе у Артыка (Губаев А., Логинов С.Д., Вдовин В.Ю., 1977). В Парфиене несколько монет «маргианского» типа найдено на Чакандепе, но более распространенными здесь были монеты с монограммой . Есть основание предполагать, что этой монограммой маркировалась продукция местного монетного двора, расположенного в Старой Нисе – Митридатокерте (SellwoodD., 1976, р. 13–14). Судя по известной монетной продукции, время активной работы этого двора приходится на I в. до н. э. – первую половину I в. н. э.

Искусство. Памятники искусства преимущественно известны по раскопкам городища Старая Ниса, где найдены образцы эллинистической скульптуры, великолепные ритоны из слоновой кости, образцы мелкой художественной пластики. Эти находки неоднократно публиковались и анализировались, поэтому здесь мы ограничимся лишь самыми общими сведениями (Массон М.Е., 1960; Массон М.Е., Пугаченкова Г.А., 1954а; 1956; 1957; Пугаченкова Г.А., 1967а, с. 48–71; Кошеленко Г.А., 1966а, с. 36–44; 1977). Наибольшее внимание среди этих находок привлекают фрагменты мраморных статуй: так называемые «Нисийская богиня», «Родогуна», голова статуи Афродиты, ноги мраморной статуи Артемиды, фрагмент групповой статуи, от которой сохранились мужская голова с лежащей на ней женской рукой и т. д. (Массон М.Е., Пугаченкова Г.А., 1957, с. 460–489). «Нисийская богиня» – скульптурное изображение девушки, одетой в хитон, поверх которого наброшен пеплос, через правое плечо переброшен закрученный валиком шарф. Руки утрачены. Эта статуя восходит к архаизирующему направлению эллинистической скульптуры, стилистически она связана с традициями аттического искусства позднеклассического времени (Пугаченкова Г.А., 1967а, с. 48; Кошеленко Г.А., 1977, с. 95–96). Статуя так называемой «Родогуны» – полилитная, верхняя часть ее выполнена из белого, а нижняя – из серого мрамора. Изображена полуобнаженная молодая женщина со слегка склоненной головой, торс – в легком полуобороте. Руки (частично утрачены) были, видимо, подняты к голове. Данная скульптура восходит к широко распространенному в эллинистическую эпоху типу Афродиты Анадиомены. Стилистически статуя связана с александрийской школой, датируется III–II вв. до н. э. (Кошеленко Г.А., 1977, с. 96–99; Пугаченкова Г.А., 1967а, с. 49–50). Головка статуи Афродиты, бесспорно, – одна из реплик Афродиты Книдской Праксителя (Массон М.Е., Пугаченкова Г.А., 1957, с. 471–472). Импортными, поступившими из западных центров эллинистического мира являются и все остальные фрагменты мраморной скульптуры. К числу привозных собственно греческих произведений искусства принадлежат фрагменты терракотовых, иногда позолоченных, иногда раскрашенных статуэток: возлежащая на скале женщина, возможно, наяда, обнаженная девушка и т. д. (Массон М.Е., 1953а, с. 155; Массон М.Е., Пугаченкова Г.А., 1957, с. 463–464). Импортными же являются миниатюрная серебряная с позолотой статуэтка Афины, серебряное изображение Эрота, простирающего вверх руки, часть серебряного предмета с выполненной в очень высоком рельефе мужской головой и т. д. (Кошеленко Г.А., 1977, с. 115) (табл. LXXXV–LXXXVIII).