Текст книги "Подземелье (СИ)"

Автор книги: Ваня Мордорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 110 страниц)

Глава 6

Понемногу, Зур”дах вместе со стариком доковыляли до нужного им круга жилищ. Зуры располагались лишь в небольшой части этого своеобразного кольца жилищ, занимая от силы четверть его части. Им выделили ту часть круга, которая ближе всего примыкала к изгоям и Окраинам, и которую не жалко для такой прослойки племени как они.

Между каждым кругом пролегало приличное расстояние в три-четыре десятка шагов. Достаточно, чтобы каждый круг зримо отделялся друг от друга.

Идти Зур”даху было больно. Особенно болела при каждом вдохе и малейшем движении грудь. Поэтому, каждый шаг вызывал мгновенные гримасы боли на лице гоблиненка.

Драмар довел его практически до нужного круга, не дошли совсем чуть-чуть, остановившись в двух десятках шагов.

Старик замедлился и встал, посох громко стукнул.

– Все малец, шуруй дальше сам. Эти засранцы еще долго тебя трогать не будут.

В этом Зур”дах немного сомневался. Хотя, возможно, на неделю-другую они действительно оставят его в покое. Пока у Саркха не заживет нога. Без него, остальные дети Охотников к нему не лезли никогда.

Зур”дах тяжело вздохнул и пошел вперед. Без поддержки руки старика, это оказалось сложнее чем он думал.

Не успел он сделать и пары шагов, как его остановил голос Драмара:

– Стой!

Зур”дах застыл.

– Чуть не забыл...

Гоблиненок обернулся. Старик протягивал ему открытую ладонь, в которой, слегка шевелясь, лежала угольница.

Еще пару часов назад Зур”дах был бы счастлив получить от Драмара это редкое насекомое, сейчас же он осторожно, но почти что равнодушно взял его, и спрятал в складках набедренной повязки.

Старик махнул ему рукой на прощание и потопал, тяжело опираясь на постоянно клацающий посох.

Гоблиненок проводил старика взглядом, пока тот не исчез среди хижин, и лежащих на полу тел спящих изгоев, тех, у кого не было своего жилья, не было даже маленькой норы-пещерки, в которой можно скрыться от назойливых насекомых и холода. После этого он развернулся, и двинулся домой.

Пару десятков шагов, и вот уже впереди виднелся шалаш его матери. Но прежде, он должен миновать с десяток жилищ других зур.

Тихо и осторожно Зур”дах пробирался между шалашами и просто каменными постройками высотой с его рост.

И все равно, несмотря на осторожность, его скоро заметили. Другие зуры.

Зоркие, твари.

Самки, живущие в соседних с его матерью жилищах, вперили в него пристальные, и совсем недружелюбные взгляды. Сидели они на корточках и, как обычно покуривали, свернутые в пучки дурманящие травы. Дурная привычка, которой его мама не страдала.

Взгляды их не предвещали мальчишке ничего хорошего. Впрочем, все было как обычно. Чему удивляться?

Парочка ближайших к нему женщин, ограничилась лишь тем, что отпустила в его сторону парочку незлобных ругательств, смысла которых, тем не менее, он пока не совсем понимал.

Зур”дах продолжил идти как ни в чем не бывало.

Вообще-то, при желании можно было бы обойти эту часть круга, и зайти со спины к жилищу матери, но... менять направление и отступать тогда, когда его уже заметили, было бы для него позорно.

Они могут только плеваться и обзываться, – подбодрил себя он, – Ничего серьезного они никогда не делали и не сделают.

Плохо то, что куда-то бежать не было сил. Он порядочно устал, но именно избиение вымотало его больше, нежели лазанье по стенам пещеры.

Однако, миновав три шалаша и одно каменное жилище, и уклонившись по пути от парочки мелких, неопасных камней и плевков направленных в него, он увидел, что с подстилки поднимается грузная Ташка, – зура живущая через два шатра от них.

А вот ее уже Зур”дах нешуточно побаивался, и не без оснований. Размером она была как две его матери и к тому же для своих габаритов удивительно проворная, – он не раз видел как она догоняла мальчишек, которые приходили дразнить зур. После чего она обычно хорошенько отделывала попавшегося в руки мальца, не жалея сил, которых у нее имелось в избытке.

А рука у нее была очень тяжелая. Подавляющая часть зур были бездетны, лишь у некоторых из них бывал ребенок рожденный совсем в молодости. На почти сорок зур в этой части круга, с детьми были всего трое, – включая мать Зур”даха.

Оттого и детей они ненавидели. Но особенно ненавидели детей других зур.

Ташка двинулась ему навстречу с перекошенным от злобы лицом.

Плохо. – подумал Зур”дах.

Не сбавляя шаг, Зур”дах незаметно сунул ладонь в складку одежды и нащупал угольницу, после чего незаметно взял ее в ладонь. Насекомое легонько пощипывало лапками его кожу, но все же вело себя спокойно, очевидно уже привыкло, что его держат в ладони и ничего больше.

– Иди сюда, сученок!

Все дальнейшее произошло буквально в несколько секунд.

Зур”дах через боль вильнул в сторону от лап жирной зуры, а когда она каким – то непостижимым для него образом ухватила его за одежду и подняла перед собой, – сделал то что планировал сразу.

Крепко сдавил угольницу, метя прямо в ее мерзкое, лоснящееся от пота лицо. Моментально брызнула длинная черная масляная струя, – угольница выдала весь свой запас.

Черная жидкость покрыла оба глаза Ташки. Именно туда гоблиненок и целил. И попал.

– Ааааааа! Мои глаза! – завизжала она, и отшвырнув Зур”даха прочь, замахала руками перед собой пытаясь прогнать жжение.

– Что ты сделал ублюдок?! Жжется! Что это такое?

Зур”дах грохнулся на пол. Теперь, у этой жирной суки были дела поважнее, чем держать его за шкирку.

Он сразу кинулся бежать прочь, к дому матери.

Получи, тварь!

– Я ничего не вижу!

Вслед ему она бросала проклятья, перемежая с самыми грязными ругательствами.

– В следующий раз я тебя поймаю, выродок, и так отделаю, что ходить больше не сможешь!

Мимо него просвистела парочка крупных камней, шлепнувшись в стороне. Товарки Ташки, скорее для видимости, чем с твердым намерением попасть в мальчику, швырнули в него десятки камней.

Камни заставили его еще прибавить скорости, и несмотря на то, что дышать через боль в груди было тяжело, он всего в какой-то пяток мгновений домчался до нужного, спасительного шатра. Шатра матери.

Короткий рывок во всю прыть отнял силы и остатки дыхания, и Зур”дах рухнул прямо на пол родного дома. Лежа на полу он глубоко и прерывисто дышал. На десяток секунд он забыл о своих ранах и о том что избит. Он только прислушивался к происходящему снаружи, но...никто его не преследовал, а крики Ташки уже стихли.

Вдруг гоблиненок вспомнил про угольницу, и осторожно разжал ладонь. В пылу драки он мог случайно ее раздавить. Всмотревшись в ладонь, мальчик понял что насекомое уцелело. Он выдохнул. Обошлось. Угольница все-таки полезное насекомое, и раздавить ее вот так сразу, только получив, было бы обидно. Неизвестно, есть ли у Драмара еще одна такая же, или нет.

Правда, сейчас она была недовольна, резво шевелилась, и даже пару раз попыталась цапнуть его за палец. Успокоенный, мальчик спрятал чернильницу в складки одежды.

Где же мама?

Поискав глазами в шалаше, он ожидаемо ее не нашел ее. Потом мальчик подлез к дыре в полу, которая вела в два подземных помещения, – вслушался, позаглядывал, – там тоже пусто.

Наверное, вышла куда-нибудь.

На этом, весь запас его сил исчерпался. Сегодня он мог только спать. Поэтому как только он оказался на мягких подстилках и надышался аромата расслабляющих трав, то погрузился в глубокий восстанавливающий сон, невзирая на боль, которая, впрочем, уже отступала.

Глава 7

Проснулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Спать было хорошо и приятно, во сне ничего не болело, просыпаться совсем не хотелось , но его снова тряхнули за плечо.

Пришлось нехотя открыть глаза.

Над ним склонилась мать.

– Опять подрался? – спросила она грустно покачав головой.

Зур”дах помрачнел. Признаваться, что ни с кем он не дрался, что его избили как последнего сопляка, было стыдно.

Разве это драка? В драке отпор дают, хоть какой-то, а это...это было просто избиение. Поэтому, он промолчал.

– Ладно, – улыбнувшись сказала мама, – поднимайся, займемся твоим лицом, а то тебя не узнать.

Зур”дах с трудом поднялся, – ноги затекли и теперь по ним ползали тысячи мурашек.

Мать помогла встать и усадила перед огнем костра, в который она подкинула каких-то трав и сухих растений. Огонь вспыхнул, выбросив вверх сноп искр и сильно задымил. Гоблиненок закашлялся.

После этого Айра взяла влажную тряпку и отерпла его лицо от засохшей крови. Потом бросила в огонь уже другой пучок травы. Он как и предыдущий сильно задымился, но пах уже совсем иначе.

– Дыши, дыши... – мама подтолкнула ладонью к нему побольше дыма.

Пучок травы был совсем небольшим, и скоро догорел, выдав необходимое количество дыма.

После этого мать прощупала его грудь где теперь виднелся огромный, в две ладони, синяк, и начала втирать какую-то мазь из каменной баночки. В грудь одну, на лицо другую. Каждое ее прикосновение отдавалось болью, и он еле сдерживался, чтобы не вскрикивать каждый раз.

Глубоко вдохнув дыма дурман травы, именно ее использовала мать Зур”даха каждый раз когда лечила его, – он ощутил как боль, там, где касалась руками мать, потихоньку отступает. Прикосновения мамы к лицу и груди уже не вызывали таких вспышек боли как поначалу.

Слегка затошнило. Голова закружилась, но лишь немного. Все это были обычные для всех реакции на дурман-траву.

Мягко и внезапно нахлынувшая слабость, заставила рефлекторно разжать прежде стиснутую ладонь. Снова клонило в сон.

– Это что еще за мерзость!? – брезгливо воскликнула мать.

Гоблиненок непонимающе посмотрел на нее, а потом на ладонь и вздрогнул. Как вновь угольница оказалась в ладони он не представлял. Он думал она заперта в небольшом кармане одежды.

– Драмар дал. – вяло признался гоблиненок.

Дым здорово так расслабил и тело и голову.

– Опять этот Драмар, – раздраженно вздохнула мать, – Ну-ка дай сюда эту тварь.

Зур”дах нехотя протянул руку.

– Только не убивай ее.

– Не буду. – пообещала мать.

Насекомых мама ненавидела, и Зур”дах конечно, это прекрасно знал, но ничего не мог поделать с желанием тащить домой любое редкое насекомое.

Она куда-то положила насекомое, и принялась уже другой мазью обрабатывать оставшиеся ссадины и ушибы по всему телу гоблиненка.

Мать уложила гоблиненка на меховую подстилку.

– Глаза закрой. – приказала она.

Собственно, глаза Зур”даха уже и сами закрывались. На лице все еще чувствовалась вязкая, и вызывающая волны холодных мурашек мазь. Несколько мгновений, и он уже не ощущал ничего, кроме мягко обволакивающей его сознание тьмы.

****

Айра еще долго смотрела на сына, думая о своем решении. Нужно ли пытаться из него сделать…сделать почти Охотника? Не только ведь в Испытании дело, – ее сыну нужна сила, иначе его и дальше будут бить и унижать, прямо как сегодня, и ни он, ни она, ничего с этим поделать не смогут.

Решение верное. Если он переживет Поглощение, это даст ему реальную возможность выжить на Испытании. Все Охотники, и их дети в том числе, даже всего лишь после первого Поглощения, уже становятся значительно крепче, сильнее, быстрее нежели прежде, и сильнее обычных детей в разы.

Она это прекрасно знала. Именно эти качества и помогут ее сыну выжить.

Конечно, она знала, существует высокий шанс, что ее сын переживет Поглощение, тут Ксорх, конечно же не врал, но для нее это ничего не значило. Она была непоколебимо убеждена – именно ее сын сумеет пережить ритуал, чтобы там ей Охотник не говорил.

****

Когда Зур”дах проснулся на следующий день, раны уже подзажили и теперь страшно чесались, – мазь сделала свое дело. На теле и лице правда все еще оставался плотный слой полупрозрачных остатков уже засохшей мази.

Голова гудела, но больше всего болело в груди. Там синяк только еще больше побагровел. Но в целом, он чувствовал себя обновленным, и набравшимся сил. Он окинул шалаш взглядом, – матери внутри не было. Он сделал пару пробных шагов и осторожно выглянул наружу.

Беглый взгляд, и его голова спряталась обратно в жилище.

Будто сговорившись, все зуры сидели на своих ковриках-циновках перед шалашами и домами. С таким количеством глаз, которые только и делают, что пристально следят за тобой, выходить совсем не хотелось.

А еще больше не хотелось слушать их ругань, уклоняться от камней и плевков, и что главное…сейчас он боялся наткнутся на эту толстозадую дуру Ташку. Небось, теперь она только и ждет момента, чтобы хорошенько отдубасить его.

Нет, – подумал Зур”дах, – в этот раз он точно будет внимательнее и не даст себя поймать никому.

Несколько минут он вспоминал события вчерашнего дня, медленно прокручивая их в голове.

Угольница! – вдруг вспыхнула мысль в его голове. – Нужно ее найти!

Он кинулся ее искать.

Вдруг мать обманула и раздавила ее как прочих насекомых.

Иногда, с особо раздражающими ее насекомыми, она так поступала. Угольница конечно не относилась к числу таких, но все же...мало ли что могло прийти в голову мамы.

Через несколько минут поисков, Зур”дах с облегчением выдохнул.

Мама не обманула! Угольница живая и здоровая нашлась в одном из многочисленных ящичков матери. Все предметы обстановки были сплетены из разновидностей одной подземельной лозы, мягкая вначале, принимая форму она становилась жесткой как камень.

Угольница медленно, но верно прогрызала дыру в плетенной корзинке и одновременно себе путь на свободу. Зур”дах тут же спрятал ее в своих одеждах. За погрызенную корзинку мать по головке не погладит.

Пряча угольницу он вспомнил и о светлячке. Осторожно достал его.

Вяленький.

Надо накормить.

Где-то в одеждах еще оставалось пару щепоток корма, который остался от Драмара, должно хватить на обоих насекомых. А потом... потом нужно будет подумать, где взять еще.

****

Следующие несколько дней гоблиненок начал выходить.

Только небольшие прогулки, сначала вокруг шалаша матери, потом немножко дальше. Ходил осторожно, выгадывая такой момент, чтобы зуры были заняты и не видели его. Мать продолжала мазать по нескольку раз на день места ударов. Особенно медленно заживало лицо. Сейчас оно было покрыто естественной коркой в местах, где посдиралась кожа. А таких было много.

Однако, в эти несколько дней, настроение матери было тревожное. Обычно веселая, сейчас она лишь изредка выходила за едой, водой, и по другим своим делам, и все время пребывала в напряженном ожидании чего-то.

Дней через пять Зур”дах уже совершал прогулки за круг зур, и за круг изгоев, правда, каждый раз приходилось не забывать оглядываться и назад, и по сторонам.

И уж особенно бдителен он был около жилища Ташки. Она обычно сидела скрестив под собой ноги и что-то покуривая и одновременно переругиваясь с соседкой.

Видя мальчишку, она в момент багровела, подскакивала, и начинала грозить всеми возможными карами, Зур”дах обычно тут же ретировался, петляя за домами, а она провожала его гневными окриками. Срываться на бег она видимо не хотела, поэтому впустую сотрясала воздух проклятиями.

В эти дни ему не встречались ни Саркх с компанией, ни Кайра. А лицо уже скоро напоминало прежнее, а не покрытую коркой сплошную рану.

****

Постепенно жук-светляк привыкал к переменам в своей жизни, прежний страх ушел.

С каждым мгновением, проведенным вблизи этого громадного существа, что-то менялось внутри него, медленно и постепенно.

Вскоре, он как-то совершенно осознанно понял, что существо его кормит. Подсовывает приятную еду, такую же, как и та, что он ел в темном, родном месте. И не причиняет никакой боли. Заставляет только иногда светиться. Но светится жук и сам любил, если конечно был сыт. В моменты свечения он испытывал чувство, схожее с щекоткой.

Ощущения времени у жука не было. Началась какая-то другая, не цикличная жизнь, каждый миг которой был не похож не предыдущий.

Иногда приходилось чуть активнее трепыхаться, напоминая существу о кормежке. Это обычно действовало.

Еще позже светляк заметил что он не один, – рядом было незнакомое существо такого же вида и размера как он. Черное, с блестящими глазками.

Оно пахло незнакомо, и было не очень активным. Но пару десятков раз он видел его, когда их кормили одновременно. Существо не проявляло к нему никакого интереса, поэтому и он не спешил обнюхивать его.

Иногда большое существо оставляло их обоих в большой теплой пещере, которую светляк пытался изучать. Входы и выходы в ней были заперты, кроме того, который вел вверх. Но туда, жук пока не рисковал соваться. Под этой дырой, в которую можно было бы улететь, – сверкало алым что-то очень горячее и опасное. Пару раз светляк подползал поближе, так от жара ему чуть глаза не выело. Больше он не совался к этим алым злым камням.

Часто светляка брали в различные места, все и похожие и непохожие друг на друга, но, правда, ненадолго, они в конце-концов всегда возвращались в эту теплую пещеру.

Но кое-что изменилось еще за это время. Теперь у жука было время подумать. Вернее не подумать, а попытаться. Раньше, сделать это странное, необычное усилие чем-то внутри себя, просто не было времени, – он был в вечном движении роя, всегда вместе, всегда в общем настрое, в потоке жизни, подхваченный собратьями и их запахом, который пьянил и заставлял делать тоже самое что и они.

Сейчас же все было иначе. Никакой запах его не дурманил, а спешить было некуда. Жизнь словно приостановилась. Замерла. И это было крайне необычно.

Глава 8

Проведя избитого гоблиненка к шалашу его матери, Драмар развернулся, и опираясь на посох, побрел обратно. На окраины. Непривычные мысли начали посещать его. Каждый раз, пребывая рядом с этим мальцом, он словно бы ощущал некоторое внезапное просветление рассудка, в голове вспыхивали воспоминания, которые давно позабылись. Сегодня и вовсе промелькнуло такое, о чем следовало как следует поразмыслить, и даже более того, зарыться поглубже в воспоминания.

Драмар не дошел до своей норы на окраинах. Пришлось остановиться на полпути. Тяжесть в ногах свалила, заставила остановиться.

Кругом были разбросаны другие норы изгоев, выдолбленные в камне двухъярусные помещения, ни шкур ни костей для возведения жилищ изгои не использовали, – денег не было. Кости и шкуры были уделом той, другой части племени, которая жила побогаче и могла себе это позволить.

Плодились изгои так же быстро, как и все гоблины. В этом никаких отличий не было. Вокруг каждой из нор, и сейчас на исходе дня ползала малышня, совсем еще карапузы не умеющие разговаривать.

Вот только смертность…смертность тут была в разы выше. Мало пищи, никакого присмотра взрослых, многие рождались сразу калеками, другие становились таковыми в результате несчастных случаев. Для такой беспризорной малышни многого не нужно, достаточно и тех насекомых, которые для взрослых не представляли опасности, зато спокойно могли покалечить какого-нибудь незадачливого карапуза.

Найдя камень по пояс, Драмар привалился к нему и глубоко вздохнул.

Самое неприятное было то, что усталость наваливалась всегда внезапно, в момент, лишая сил. Вот мгновение назад он идет, и еще вполне бодр и даже чувствует силу в руках, а уже через еще одно мгновение, хоть вались прямо тут на пол, – даже шаг сделать сил нет.

А вообще, Драмар очень устал. Не конкретно сегодня. И не оттого, что пришлось обойти пол пещеры или повалять в пыли зарвавшегося мальчишку, – нет.

Он вообще устал от жизни.

Сейчас, когда он остановился, тяжесть в ногах усилилась, доходя почти до боли. Хуже всего то, что и к этой боли он привык. Это была знакомая, родная боль. Драмар не мог вспомнить времени, когда бы ноги не болели, – это продолжалось будто бы всю жизнь. Всегда приходилось двигаться через не могу, через усилие, непонятно где находя для этого силы.

Глядя на беззаботно ползающую и кувыркающуюся малышню, он пытался вспомнить свое детство. Бесполезно. Не мог он вспомнить никакого детства.

Он помнил себя только вечно старым с болящими ногами, руками, и периодически накатывающей слабостью по всему телу.

Ни детства, ни молодости, ничего. Только вечная и необратимая старость.

Несколько следующих минут он напряженно всматривался в себя, в свои воспоминания. Ведь что-то же должно быть? Воспоминания последних лет были на месте. Пусть смазанные, однообразные, – как и вся жизнь в племени, – но были. А где же то, что происходило с ним десять лет назад, двадцать, тридцать?

Где, где же они?

Уже не первый раз он вдруг осознавал, что целые куски памяти просто исчезли из его сознания, куда-то утекли, растворились бесследно.

В руке лежал посох-клешня. Старик погладил его отполированную временем, но с засечками поверхность. Иногда, какая-то случайная вещь, или ребенок, помогали ему вспомнить прошлое, натолкнуть на мысль. Иногда, от таких случайных вещей, на поверхности сознания вдруг всплывали куски воспоминаний, казалось, почти что чужих.

Проблема с памятью была старая, – больше нескольких лет точно. Он то вспоминал о ней, то вновь забывал.

Когда вспоминал, то какое-то непродолжительное время мучил себя,пытался выдавить из памяти ворох прошлых воспоминаний, – но хватало его максимум на неделю.

А потом…потом это и проблемой уже не казалось. Обычные, повседневные дела вновь затягивали в омут бесконечного круговорота.

Ощупывая свой посох по всей длине, он чувствовал сморщенным пальцем глубокие засечки…И в этот раз будто бы что-то промелькнуло в голове. Какое-то знание...Знание о том, что же действительно значит для него этот посох.

Как давно с ним посох? Очень давно.

Он выставил его перед собой, глядя на него, как в первый раз.

Что же значили эти насечки?

Голова напряглась и ответ всплыл сам собой, – годы.

Каждый прожитый год – одна насечка. Как просто и очевидно. Почему же он вдруг об этом забыл?

Драмар решил пересчитать, сколько лет там получится. Ему и самому стало дико любопытно. Что-что, а считать он, – в отличии от подавляющего большинства гоблинов, – умел.

Десять. Двадцать.Тридцать.

Для облегчения счета, он на каждом десятке загибал палец.

Насечки были с каждой стороны четырехгранного посоха.

Сорок. Пятьдесят. Шестьдесят.Семьдесят.

Драмар все считал и считал.

Пошла третья сотня. Насечек было много, они испещряли посох по всей длине мелко-мелко, почти вплотную друг к другу.

И сейчас у него сердце похолодело, от возникшей вдруг мысли. Он никогда прежде не задумывался о том, сколько же их тут на посохе насечек. Да, в голове иногда мелькала мысль о том, что надо бы выцарапать на посохе прожитый год, но это был просто какой-то неизвестно откуда взявшийся инстинкт, о котором даже никогда не задумываешься.

А сейчас…Сейчас Драмар насчитал более пяти сотен насечек.

Пяти сотен!

Нелепость. Невозможно!

Столько гоблины ведь не живут.

Сорок лет – это уже много. Для Охотников средний срок жизни был конечно же длиннее, – шестьдесят.

А памяти о прошедших годах не сохранилось, даже за последний десяток лет.

Какие-то обрывки воспоминаний, по которым он не мог понять ничего путного. Слишком уж похож был, каждый день его жизни, на предыдущий, и один день постоянно накладывался на другой. Будто жил он один бесконечный день.

От бессилия, он скрипнул еще достаточно крепкими зубами.

Перед глазами неподалеку все так же пробегала и возилась гоблинская малышня.

Драмар глядя на них не мог не попытаться снова вспомнить и своей детство, тот период когда он бегал голозадым малышом, копошась как и эти изгои, в грязи…

Почти час Драмар сидел, насупив брови, глубоко погруженный в себя.

Пора вставать.

С трудом он поднялся. Однако немного сил все-таки появилось. Надо было проверить кое-что, но для этого нужно совершить совсем не стариковский переход до границ племени, до межевых камней, обозначающих выход в открытое Подземье.

Драмар двинулся прочь с окраин. Путь предстоял долгий, придется изрядно поднапрячь свои старые ходули.

Драмар так громко вздохнул, что аж несколько изгоев, лежащих на полу повернули к нему головы. Впрочем, почти сразу же отвернули.

****

Обойти стражу оказалось непросто.

Пускать в дальние проходы дряхлого старика она не собиралась. Так что Драмар просто нашел другой выход, где стража была менее бдительна и с азартом играла в кости, распивая на троих какое-то ободряющее дух зелье.

Собравшись с силами, одним рывком Драмар сумел незаметно прошмыгнуть. После чего шумно выдохнул. Этот небольшой рывок бесшумным шагом отнял силы.

Отойдя на сотню – другую шагов, он уже мог опираться на палку, не опасаясь что его услышат.

Вот теперь начиналось самое тяжелое. Путь до границ племени.

****

Опасностей ему не встретилось. Повезло.

Все-таки, Охотники совсем недавно подчищали близлежащие к пещере тоннели, и новые твари еще не успели появиться, наплодиться. Поэтому его путь, против собственных ожиданий, был больше похож на очень длинную, но безопасную прогулку.

Каждый крупный тоннель заканчивался межевым камнем. За него заходить запрещалось всем без исключения. Напрасное предупреждение, учитывая, что желающих окончить свою жизнь в пасти дикого зверя не было.

Драмар стал за двадцать шагов от камня. Он знал, что камень поставили не гоблины.

Тот стоял посредине тоннеля, однако и справа и слева места вполне хватало, чтобы и пройти и даже проехать. Заброшенное место. По всему видно, что никто сюда не ходил, дорога и стены заросли мелкой растительностью, а в ней мелькали такие же мелкие и, похоже, совсем безобидные насекомые. Никакой зримой опасности.

Двадцать шагов.

Десять шагов.

Старик был все ближе.

Сердце начало бешено колотиться.

А потом…

Дикий страх. Неизвестно откуда взявшийся, он в секунду хлынул на Драмара сшибая с ног. Навалился, не давая даже возможности подняться.

Попытка сделать еще шаг закончилась ничем. Камень словно источал из себя волны страха, заставляя приближающегося гоблина сворачивать обратно. Желание свернуть, было практически неодолимым.

Драмару, переборов себя, удалось сделать шаг, но платой за это стала бешеная боль в голове. Посох упал, выпущенный из рук, и старик обхватил голову ладонями пытаясь унять боль.

Вот почему тут не нужны стражи, – тут никто и так не пройдет. Не выйдет и не зайдет.

Старик отполз обратно. Еле-еле.

Десять шагов.

Вот оно, безопасное расстояние.

Страх исчез так же внезапно как и возник.

Первые десяток мгновений старик оглядывался, сомневаясь, может где-то было опасное существо из за которого так вспыхнуло чувство опасности?

Это было легко проверить.

Вторая попытка подобраться к камню, к выходу, – оказалась повторением первой.

Страх, вызывал такое чудовищное по скорости сердцебиение, что старик боялся, как бы его сердце не разорвалось. И плохо было то, что он даже не мог никак контролировать реакцию своего тела. Внушить себе сам, что страх мнимый, что никакой опасности нет, – он не смог.

Тщетно.

Но за этим Драмар и пришел, – когда он ходил к светлякам с мальцом той зуры, – у него откуда-то появилось воспоминание, вернее его фрагмент, как раз связанный с этим камнем. А значит, надо было прийти сюда, и проверить, вдруг память всколыхнется и выдаст новую порцию картин из прошлого.

Для себя старик кое-что все же прояснил, но этого было мало.

Надо проверить еще одно, – все ли камни так работают, все ли вызывают такие волны страха, – или может есть прореха? Может есть камень-пустышка?

****

Оказалось пустышек нет.

Драмар конечно же не успел бы проверить все за день, просто бы сил не хватило, – он проверил лишь три ближайшие тоннеля которые он обошел за пяток часов. Эта четверка тоннелей лежала близко друг к другу, и везде был активно работающий камень отпугивающий волнами непреодолимого страха.

И именно на четвертом камне он сильнее всего расстроился.

Потому как никаких старых воспоминаний не всплывало.

Тогда то он и решил, – раз страх мнимый, то его можно преодолеть. Раз он не настоящий, можно убедить себя, что его не существует.

Он шагнул дальше. Девятый шаг. Восьмой.

Нога застыла, давление на старика уже было колоссальным. Каждое мгновение тело так и норовило против воли взять, и со всей прыти рвануть обратно, подальше от этого проклятого камня.

Еще один шажок. – с трудом и кряхтя убедил он себя.

Оставалось всего семь шагов до камня и тут его согнуло.

Пот резко полился градом, глаза будто кто-то пытался выдавить, а в голову бросали сотни невидимых камней со всей дури.

Пять мгновений, – столько выдержал старик.

После этого, в голове словно что-то с хрустом треснуло, и весь мозг пронзила ярчайшая вспышка заставившая его в миг ослепнуть. Драмар потерял сознание.

После этого наступила тишина. Все вокруг было белым. Вернее, кроме белого цвета, вокруг ничего и не было.

Такого чистого белого цвета старик никого не видел, он слепил само сознание, и в голове не осталось ни единой мысли. А затем появилось оно – воспоминание. И не как раньше, рваные непонятные куски, по которым ничего нельзя понять, а цельное, понятное воспоминание целого дня.

Длинная, почти в несколько тысяч, – цепочка гоблинов тянулась из одной пещеры в другую и искала надежного прибежища. Впереди шел старик с посохом клешней и полностью, по плечо татуированной рукой. Отряд молодых Охотников, все в боевом снаряжении сопровождал его устраняя малейшую опасность. Его оберегали.

Это же я!

Запоздало пришло к Драмару осознание.

В целом это было лишним. Драмар своим звериным чутьем знал, где опасность есть, а где ее нет. И для этого ему не нужны были глаза, он ощущал это всем телом.

Именно поэтому он и вел всех их, именно поэтому он искал дорогу в глубоком подземелье, где таким слабым существам как гоблины выжить почти невозможно.

Все эти несколько тысяч гоблинов, от молодых до старых полагались на него, на его чутье. Впрочем, другого выбора у них не было.

Сцены возвращались не только картинками, но осознанием того, почему так происходило.

Драмар искал убегающему племени новый дом. Новую пещеру. Безопасную зону, – такие места были раскиданы по всему подземью, – хорошие просторные пещеры, источники воды, вокруг которых, тем не менее, крупных хищников и большой опасности не наблюдалось. В основном мелкая живность. Идеальные места для такого небольшого племени.

Драмар же ощущал любую опасность, – такова была одна из его способностей.

И сейчас он нашел похожее место.

Посреди тоннеля торчал небольшой, в половину его роста камень. Старик подошел к нему, осмотрел…и двинулся дальше.

Кажется это действительно оно. Нахлынуло невероятное чувство облегчения, и так редко испытываемое ощущение безопасности.

Драмар с передовым отрядом прошел еще несколько часов пути пока они наконец не наткнулись на пещеру. Большую, просторную. Ту самую пещеру, которая и источала это редкое, ни с чем несравнимое чувство безопасности.

Драмар выдохнул.

Пять месяцев скитаний, пока, наконец, они не наткнулись на что-то действительно подходящее.

– Вождь, – обратился к нему Охотник, – Она подходит?