Текст книги "Сколько стоит ваше сердце? (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

Марк прищурился.

– Десятка два. Думаю – хватит.

Когда рыжий гений достал свою костяную дудочку, Винкер невольно зажмурился. Все же были в магии разделы, которые он искренне, всей душой ненавидел, хоть и признавал их полезность. И диктат воли был одной из них.

Абнер и Кев без этических терзаний заткнули уши пальцами.

Насколько сложно быстро и бесшумно притащить и перекинуть через забор два десятка солдат доблестной фиольской армии, спящих без задних ног? Вернее, девятнадцать солдат и одного жреца. Видно, того самого…

Абнер левитацией приподнимал спящие тела, а Винкер, по другую сторону забора, принимал, освобождал от мундира и ловко стягивал веревкой руки и ноги.

Дудочка играла и звала, и звук этот был до крайности противный. Он словно говорил, что прийти обязательно надо, что противиться нельзя. Что там, где играет дудочка ждет кабысдоха некто великий, могучий и добрый, который избавит разом от всех несчастий, даст дом и большую говяжью косточку, и позволит любить его невероятной, запредельной любовью…

"Невероятная, запредельная мерзость…" – передернуло Винкера.

Хвала Небу и Аду, продолжалось все это недолго. А уж напялить на сонных кабысдохов фиольские мундиры оказалось делом и вовсе плевым. За две короткие клепсидры справились, и повеселились так, что у всех четверых побаливали животы.

Хотя, может быть, это давила на желудки каша из старой крупы с червями – единственное, что нашлось в равелине?

Вот поспать не удалось вообще. Сначала заметали следы жестокой шутки, перетаскивая фиольских воинов в казематы. Потом будили женщин и объясняли диспозицию. Потом долго успокаивали прекрасных дам – они изволили хохотать до истерики.

А едва первый рассветный луч прорезал облака, под замурованными воротами равелина завизжали на разные голоса фиольские дудки.

Зевая, еще почище Абнера, Винкер вышел на стену. По обе стороны от него выросли пятнадцать… ведьм, иначе не скажешь. С ног до головы завернутые в темные шторы (другого не нашлось), они ничего не говорили и не делали, просто стояли рядом и не слабо давили на психику.

Марк едва не сдал назад, когда увидел, кто пришел в гости с утра пораньше. Четверо жрецов, три десятника и один целый полковник.

Полковник был тощим, злым и изрядно напуганным. Трое десятников держали у левой ноги… тех самых бродячих лохматок неизвестной породы, с ушами врастопырку. Мундиры с них почему-то не сняли Псы все еще сладко зевали, аукалась ночная "дудочка".

И что сейчас будет? Потребуют аннексию и контрибуцию за покушение на честь этого самого мундира? Или всех вздернуть на ближайших липах? Так они, вроде бы, и так – смертники, куда уж больше-то?

Хотя, говорят, Священный Кесар особо опасных преступников казнил три раза: сначала топил в бочке с водой, но не до смерти, потом вешал, но, опять-таки, не до полного удушения. И, под занавес, сажал на кол. Затейник!

Самый молодой из жрецов прокашлялся. Парень не на шутку волновался, и Винкер решил ему помочь.

– С чем пожаловали, братья? Я говорю так, потому, что вижу здесь братьев по вере, братьев по оружию… и братьев по разуму.

Камил едва не испортила торжественный момент пошлым смехом… Но сдержалась.

– Мы воюем честно, – преодолев смущение, начал жрец. В тонком, срывающемся голосе плескалась обида и какой-то первобытный ужас. – Мы пришли с оружием, и думали, что вы, как честные люди, будете сражаться с нами силой оружия. Но вы применили к нам противное Небу колдовство, кое в Фиоле уже давно забыто, ибо… – пацан запнулся, мучительно покраснел, не зная, как закончить речь.

– Ибо неприемлемо, – сурово договорил его старший товарищ.

Десятники пока молчали. Молчал и Марк.

– Мы требуем… – жрец слегка запнулся, но, видимо, обрел крепость в вере и договорил, – Требуем немедленно вернуть нашим боевым товарищам и брату по ордену данный им Небом человеческий облик. Иначе уже через клепсидру мы снова пойдем на приступ и перемешаем вас с камнями этой крепости.

Винкер оскалился в улыбке.

– Я люблю фиольских парламентеров, – заявил он, – говорите красиво. Прямо каждую речь можно на пергамент писать. Или сразу на музыку. Чего вы хотите от нас, я понял. Чтобы те, кто ночью полез к нашим женщинам, вновь стали людьми. Не бывать этому под небом империи! Честь наших женщин – это наша честь, и защищать ее мы будем любым способом. Противным Небу? Хорошо! Неприемлемым? Замечательно! Забытым? Мы, как видите, ничего не забыли. И это не единственный секрет, который мы помним.

В утренней тишине слова его прозвучали как-то по-особенному зловеще.

– Но… никто не покушался на честь ваших женщин, – растерялся жрец, – солдаты Священного Кесара… Святые Древние, не думаете же вы, что святой брат тоже?.. Это невозможно!

– Проклятье не ошибается, – отрезал Винкер. – И наши оскорбленные женщины, которые преодолели свой стыд и вышли на эти стены, чтобы обличить своих обидчиков, а потом, скорее всего, умереть в слезах и позоре… они тоже не ошиблись.

Один из черных коконов метнулся прочь, едва не упав на деревянной лестнице, благо, девчонку вовремя подхватили и до Марка донеслись сдавленные всхлипы…

– Она не выдержала! – взвыл Марк, – Позор слишком велик. Эта леди слишком нежна и трепетна…

– Если кто-то из солдат генерала Аргосского повел себя неуважительно по отношению к женщинам, и это будет доказано, мы готовы заплатить виру.

Винкер закрыл лицо руками.

– Небеса! Вы предлагаете серебро за честь наших женщин?

– Мы предлагаем золото, – уточнил злой, как шершень, тощий полковник, – пять монет за каждую обиженную даму. Это хорошая цена. В Фиоле платят всего две.

– Вот своих, фиольских девок и обижайте за две монеты, сколько хотите, – рявкнула Камил, выпутываясь из занавески, – может быть они еще и довольны останутся, хоть какой-то заработок! А мы… Вам повезло, что нашу Лери не тронули, только наговорили гадостей, иначе вам бы не собаками, а свиньями погаными бегать.

– И хрюкать! Пока не прирежут на колбасу, – поддержал второй кокон. Девушка тоже решительно сбросила ткань с головы, и жрецы в ужасе попятились. О способностях цаххе проклинать качественно и изобретательно знали далеко за пределами империи. Кочевой народ не признавал границ.

– Хорошо… Хорошо, – вскинул обе ладони жрец, – Что вы хотите за то, чтобы к нашим… людям вновь вернулся их природный облик?

– Выкуп, – спокойно ответил Винкер, оставив в стороне пафос и балаганные завывания, – За каждого возвращенного… в люди двести доблестных фиольских солдат, командиров или жрецов будут выходить за пределы города.

Полковник считать умел.

– Ты требуешь вернуть город, взятый нами в честном бою?

– Полученный с помощью грязного предательства. Но это не важно. Да, я требую город. Это единственное условие снятия проклятья.

– Генерал Аргосский не оставит от вас даже пыли, чтобы похоронить!

– Генерал Аргосский очень хочет бобиком на родину бежать? – благостно осведомился Винкер, не особо маскируя нотки издевки. – Это легко устроить. Как видите, ваши благословения нам не помеха.

– А, почему вы раньше не… – любопытство возобладало в молоденьком жреце ненадолго, и снова уступило смущенью и страху.

– А раньше никто не наглел настолько, чтобы навязывать свое внимание царице народа цаххе со свитой, – спокойно и обстоятельно ответил Марк.

Еще один кокон отчетливо хрюкнул.

– Но… У цаххе нет царей, – поразился пожилой жрец.

Камил гордо вздернула подбородок:

– Еще одно оскорбление, невежа, и у Священного Кесара не будет армии. Царей у нас нет. А царицы – есть!

– Войско генерала Лесса Аргосского выходит из Бара до полудня, – предельно четко проговорил Марк, – и становится лагерем так, чтобы наши оскорбленные дамы вас видели и убедились, что раскаяние ваше глубоко и искренне. Только после этого мы позволим вашим… возвращенным присоединиться к вам. В человеческом облике.

Не успеете до полудня – пеняйте на себя. Лучи полуденного солнца, коснувшиеся собачьих шкур, сделают проклятье необратимым. Думайте.

Дамы, закутанные в шторы, степенно сходили со стены. Марк спрыгнул последним, удержавшись и от лишних слов, и от неприличных жестов. Ни к чему.

Камил почти плакала от смеха, уткнувшись в грудь рыжего мальчишки.

– Царица цаххе! Ну, надо же! Вот супруг мой порадуется, какую родовитую взял… Если он еще жив, – смех женщины словно обрезало, а желтые, рысьи глаза сделались тревожными.

– Отец жив, – сказала та самая девушка, похожая на цаххе, – я чувствую.

– Отец? – бестактно удивился Рыжик.

– Так получилось, – не смутилась Камил, – В молодости супруг увлекся девушкой-цаххе из табора, который стоял тут, неподалеку, на Нере.

– Кем же нужно быть, чтобы гулять от такой женщины?

– Молодым балбесом, которого вынудили заключить выгодный брак, – пожала плечами Камил. – Хотя, если она была похожа на мою Лери… Его можно понять.

Женщина сидела на деревянной скамье, обняв и крепко прижав к себе дочерей, явно не разделяя родную и приемную. Обеих крепко любила. За обеих боялась. Умна была Камил, понимала, что один блеф прошел, второй может и не пройти. А если раскусят хитрые жрецы… Впору молиться, чтобы Небо даровало смерть в бою. Впрочем, и на такой случай Камил подстраховалась, зашив в пуговицы костюма себе и дочерям айшерский быстро действующий яд. Живыми они захватчикам не достанутся, а дальше – дорога… по облакам ли, по уголькам – Небо знает, оно и решит.

В руках одной из девушек-фрейлин появилась лала – красивая, изукрашенная резными узорами. Не инструмент уличного музыканта, а придворная игрушка. Но звучала она так же чисто и голос у девушки оказался не сильным, но приятным:

Мой скатный жемчуг лежит на дне,

Волна целует черный бриг в пустые трюмы.

И сколько песен не обо мне.

Не для меня гудит труба и плачут струны.

С судьбой не спорят, ей лучше знать

Кого губить, кого на царствие венчать.

Кому владеть казной, кому бродить с сумой,

Кого любить, кого не замечать…

Лери положила голову на плечо сестры, а та обняла ее за талию. Певица ушла в себя и в музыку. А молоденькие фрейлины, оказавшись в компании мужчин, словно по команде занавесили глаза ресницами… из под них так удобно наблюдать, оценивать… выбирать.

Марк усмехнулся про себя и положил руку без кольца так, чтобы ее было видно.* Как бы вы не были хороши, девочки, все вместе и каждая по отдельности, но он – пас. У него уже есть самая лучшая девушка в мире…

(положил руку без кольца так, чтобы ее было видно.* – В отличие от нашего мира символика тут прямо противоположная. Отсутствие солдатского кольца у воина означает, практически, брак, заключенный по короткому «военному» обряду, но вполне действительный и признанный).

Чужие карты не угадать,

Считайте, думайте, следите за руками.

Чем мягче стелют, тем жестче спать,

Чем ярче роза, тем шипы больнее ранят.

С судьбой не спорят, ей видней.

Мы все рабы того, что нас по свету водит.

Смиренье благо. Но как же мне

Смириться с тем, чего со мной… не происходит?!!

Меньше двух сотен смертников, запертых в каменной коробке, ждали полудня, который должен был им принести свободу. Может быть даже ту самую, последнюю. Наверное, стоило помолиться, чтобы должным образом завершить земные дела?

Но они предпочли музыку.

Когда до выхода из леса оставалась одна короткая клепсидра, Монтрез опять начал чудить, тормозя колонну. Сначала вперед вышли лучники. Выскочка о чем-то долго говорил с ними, размахивая руками. Нерги ничего не слышал – и злился.

Он так и не мог уснуть, обдумывая, как уничтожит заговор, и теперь клевал носом. Хорошо, удалось подремать в седле, иначе он бы сейчас позорно свалился прямо под копыта.

После лучников пришел черед легких баллист, стреляющих разрывными снарядами. Это было уже просто феерически глупо – ведь для осады стен машины не годились совершенно, мощности не хватало. Что они могут? Пощекотать каменные стены – авось крепость рассмеется да впустит?

А вот плотников так и не позвали, и те остались в самом конце, в обозе… Нерги терялся в догадках, как Выскочка собирается штурмовать крепость без лестниц, и почему так далеко отодвинута тяжелая пехота?

Словом, "домашнее образование" во всей красе! Еще не выиграв толком ни одного сражения, сожженная Атра не в счет, Монтрез уже мнил себя великим полководцем, для которого законы не писаны.

До первой крепости! Вот когда погрызешь в бессилии камни, послушаешь оскорбления, что кричат со стен и ранят больнее стрел, положишь мало не всех людей и вернешься ко двору, поджав хвост, просить еще войск… Вот тогда ты поймешь, что такое – война.

Нерги вспоминал свою первую осаду, которая закончилась жутким позором и тихо злорадствовал. Очень скоро и Выскочка пригубит из этой чаши. Интересно – поморщится, или сделает вид, что так и надо?

На подступах к Бару дорога расширялась так, что три телеги могли проехать не цепляясь колесами. Там их и настиг жуткий грохот и запах гари. Лесс Аргосский захватил арсенал крепости и теперь отбивался от мятежников?

Сбылся худший кошмар Нерги – сейчас они как выскочат, как выпрыгнут… С тремя неполными тысячами против пятидесяти или даже семидесяти, в чистом поле, где некуда укрыться. А в авангарде только бесполезные лучники с легкими кожаными щитами. И – вот где ужас – император здесь!

Точно – заговор! Выскочка привел и императора, и армию прямо к мятежникам! Теперь не до того, чтобы крутить многоходовки, нужно спасать повелителя, любой ценой.

Спина Монтреза неожиданно оказалась рядом. Конечно, он был облачен в доспех, но шарф еще не поднял. Шея была все еще доступна. Тонкая, как у ребенка. Такую перерубить – и эспадрона не надо.

Нерги вознес молитву Святым Древним и положил руку на рукоять кинжала. Он сделает это, во славу рода и для спасения Императора! Он должен…

Внезапно Кот повернулся к нему. Не назад, чтобы проверить движение колонн, это полковник понял сразу. Светло-зеленые глаза смотрели прямо на него, в упор. Прочел его мысли?

– Будьте наготове, ваш полк тоже в авангарде, – бросил Кот, поднял и застегнул ворот. Момент был безвозвратно упущен… что он там говорил про полк? Что-то важное? Да нет, наверняка – глупость. Кавалерия при осаде стен не нужна – кони это же не кошки.

Крепость открылась сразу, вся, как на ладони. Она стояла на небольшой возвышенности, темно-серая, серьезная река Нера разрезала ее на две половины и невозмутимо несла свои воды дальше.

В низину, где творился… творилось… Да ерунда сплошная там творилась. Небольшая, грамотно построенная армия, укрытая воздушным щитом пережидала атаку из крепости. Их забрасывали огненным зельем!

Так, мало того, что комендант гарнизона тоже получил домашнее образования и понятия не имел, что огненное зелье против купола не эффективно… его артиллеристы еще и мазали, как первогодки. Большинство дорогостоящих снарядов летело в лес! В лес на противоположном берегу, и там уже начались пожары.

– Что происходит? – не выдержал Нерги, – Они там все с ума посходили? Крепость в руках мятежников?

– Вы плохо видите? – удивился Монтрез.

Нерги присмотрелся – и верно, черно-зеленые флаги Дженга полоскались на ветру не только над равелином, но и над ратушей, и обоими городскими воротами, словно отмеченные на карте победы.

– И кто этот позорник криворукий?

Ответить Монтрез не успел. Обстрел прекратился. Похоже, защитники Бара извели все запасы зелья… Или взяли паузу, чтобы поучится стрелять?

Бритые ждать не стали, и сбросив купол, устремились на мост. В их сторону, потому что в другой полыхали пожары.

– Лучники! Стрелять только по команде и только наверняка! Каждая стрела должна найти цель. Бейте по людям, лошади нам нужны!

– Приготовьтесь, – бросил на ходу Эшери и стремительно скрылся с глаз. Готовиться к чему? Впрочем, свою главную задачу Нерги знал и без Выскочек – защищать повелителя. Строились его парни быстро, лошади не капризничали. И, когда остатки армии Лесса внезапно оказались рядом, они ударили!

Свежие, хорошо отдохнувшие и злые – ударили так, что смяли остатки сопротивления и выдавили генерала Аргосского в лес, куда бритые уже отходили в полном беспорядке.

Все сражение не заняло и одной клепсидры.

Забрасывая оружие в ножны, Нерги подошел к Монтрезу. Формально, чтобы доложить о выполнении приказа. На самом деле, чтобы быть рядом с повелителем, мало ли… И поймал конец странного вопроса:

– Мой император, вы уверены, что справитесь в одиночку? Может быть, оставить вам хотя бы полк?

– Чтобы они потом рассказывали своим внукам страшные сказки? – осведомился император, – не уж, спасибо. Не всем моим подданным стоит видеть, что на самом деле такое – их повелитель.

– Фиольцев все еще больше, чем нас…

Рамер Девятый ухмыльнулся, довольно пакостно:

– Эшери, ты о чем, вообще? Тут леса и болота такие, что я спокойно возьмусь три таких армии "потерять". Главное, чтобы желудок не треснул – столько сапог переварить, они же с гвоздями. А ты…

– В Кайору. Там сейчас очень горячо. Зеркала заработали как раз вовремя. Вот не веришь в богов, а поневоле подумаешь, что они за нас, – Кот, наконец, соизволил заметить Негри и подозвал жестом… как собачку. Скрывая раздражение, тот подошел.

– Временно принимаешь командование армией. Справишься – назначение станет постоянным, – Нерги опешил, а тело само вытянулось во фунт.

– Моя жизнь – служба повелителю!

– Занимаешь Бар. Размещаешь там людей, коней. Нужно будет – строишь еще казармы и конюшни. В общем, берешь ключ к северу империи под свою руку. Что случилось один раз – может и повториться, на зеркала больше надежды нет, а Бар слишком важен. Здесь будет усиленный гарнизон.

– Моя жизнь – служба повелителю! – повторил Нерги, пытаясь сообразить что это – повышение или опала и ссылка? Или и то и другое?

Но думать было некогда, надо было "прыгать". На войне – оно всегда так. Нерги попытался хотя бы в уме выстроить список срочных дел. Потом плюнул. Все равно это у него никогда толком не получалось – и он просто принялся приводить в порядок дела, которые попадались на глаза.

Главное – обезвредить заговор.

– Винкер, «Рубиновое пламя» ты уже получил, что теперь? Земных наград выше как будто нет… Канонизация?

– Да, вроде, Святым я тоже уже был. Ничего, не скучно.

– Марк Винкер?

Он обернулся. Суровый тон принадлежал сержанту кавалерийского полка. Лицо парня было под стать: непреклонное, куда там памятнику Рамеру III. За его спиной маячил десяток солдат.

– Чем могу быть полезен? – учтиво спросил Марк.

– Вы арестованы за мятеж и попытку свержения законной власти. Протяните левую руку для принятия антимагического браслета.

Солдаты вскинули арбалеты на горизонт.

Винкер обернулся к Абнеру и едва сдержал неуместную улыбку, уж больно потешно выглядел тот, с отвисшей челюстью.

– Ну вот. А ты боялся, что во всей империи для меня не найдется достойной награды, – удовлетворенно сказал он, – Похоже, нашлась. Господа, я дворянин. Согласно закону "О привилегиях первого сословия" меня следует арестовывать по протоколу "А". – Сержант смотрел на него, как баран на новые ворота, явно не понимая, чего от него хотят. И Марк пояснил:

– Под честное слово.

Часть 6. ЗОЛОТО И СТАЛЬ

Глава 43 О БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫХ

В возке было темно из-за плотных шторок но, неожиданно – просторно. Шесть человек запросто упакуется, даже на коленях сидеть не придется. Сейчас их было всего трое. Один конвойный сел рядом с Марком, как положено, блокируя выход к дверце, а второй – напротив.

В столице было тепло. После северных холодов Марк, выйдя из портальной залы на улицу, с удовольствием впитывал кожей лучи доброго, щедрого солнышка – пока его не толкнули в тюремную карету. Почти вежливо – но толкнули.

На шумный, деловой и любимый город полюбоваться не дали, а хотелось.

– Куда тебя? – грубовато спросил сержант, – в Лонгери? Раз дворянин…

– Безземельный, – уточнил Марк, – и новожалованный. Лонгери для меня пока немного слишком.

– Значит – в Рахту? В родном доме и стены помогают? – многозначительно хохотнул второй и захлопнул дверцу.

Возок застучал по булыжной мостовой деревянными колесами, подпрыгивая на каждом криво уложенном камне.

По этой уважительной причине в карете все молчали. Разговаривать во время путешествия по столице не рекомендовалось – если только кому-то сильно мешал собственный болтливый язык и он был не прочь с ним расстаться. В возке таких не нашлось.

Марк не возражал. Ничего полезного конвой все равно знать не мог.

Внезапный арест ошеломил, но только в первое мгновение. Потом включилась логика – царица наук. Собственно, этого следовало ожидать. И то, что Винкер не ждал… действительно, ведь, не ждал – говорило лишь о том, как сильно он устал за этот месяц, как много поднял и как мало спал.

Мозг ведь тоже не железный и нельзя его безнаказанно "разгонять" до предела, не давая отдыха. Вялость и апатия, накрывшие Марка, были обычным откатом, Ольхейм предупреждал об этом.

Сбежать… Это было нетрудно, его почти не охраняли. Протокол "А" предусматривал, что арестованный, практически, конвоирует себя сам. Сам является в тюрьму, сам снимает перевязь и сам кладет руку в браслет.

То, что побег равен признанию вины, Марка бы не остановило. Он так и так кругом виновен, куда больше? Надеяться, что добрый расследователь сам во всем разберется и отпустит – верх наивности, а доказывать свою невиновность на воле на порядок легче.

Но – данное слово! "Без веревок и цепей могу связывать людей…"

Может быть, стоило согласится на антимагический браслет? Сковырнуть его не то, чтобы просто… Но и не сильно сложно. Больно – да, рискованно. Каналы можно выжечь, а кто послабее иногда и кони двигает – но за себя-то Марк не боялся, выдержит.

Но… Дворянство, хоть и новое – это статус. Хоть какая-то гарантия, что не прикончат "при попытке".

Дорога до Рахты была длинной, даже напрямую. Тюремный возок ездил только через центр. Уж больно удобно было в узких улочках пригородов, где из-за крыш не видно неба, прыгать сверху на карету и резать упряжь и конвой.

Клепсидра, а то и побольше… Можно было использовать это время, чтобы подумать и выстроить линию защиты. Но Марк махнул на все рукой, привалился к спинке возка и крепко уснул. И за прошлую ночь, и за позапрошлую. Тело тоже не железное, а за этот месяц он его выжал досуха, в ремне два раза дополнительные дырки крутил. Так тоже нельзя.

А думать… О чем тут думать? Вариантов-то только два. Либо это ошибка, тогда они с расследователем быстро во всем разберутся, с Марка снимут все обвинения и он еще успеет повоевать в Кайоре или в Пьесте, как прикажут.

Либо – месть. За дворянство, за нашивки стратега, за "Рубиновое пламя", за его раннюю славу, страшноватую, но гремевшую по всей Империи. За Алету. Мало ли за что. Если тебе плюют в спину, значит – ты впереди. И обратный постулат тоже верен: если ты впереди – будут плевать, а то и нож кинут. Дело-то житейское. Разберемся. А сейчас – спать.

Конвойные если и удивились, то промолчали.

– Аней!

– Госпожа графиня! – горничная едва не кинулась на шею, но опомнилась и торопливо сделала реверанс, – Ой, а уж я-то здесь чего не передумала. А это, оказывается, змеюка – Рейли! Правильно ее Небо наказало.

Алета неторопливо бродила по своим, уже своим комнатам, трогая разные безделушки. Брала их в руки, вертела и снова ставила на место. Никогда не думала, что будет так скучать по Аверсуму, по резиденции. Даже по трескотне Аней.

Она улыбнулась и, наконец, сбросила дорожный плащ на руки девушки. Громкий возглас за спиной был полон ужаса:

– Святые Древние! Ваши волосы! Ваша дивная золотая коса!

– Ничего, Аней. Волосы – не голова. Отрастут.

– Просыпайся. Приехали, – сержант беззлобно ткнул Винкера в бок.

– Ага, – Марк помотал головой, разгоняя сонную одурь. После нескольких бессонных ночей одна наспех перехваченная клепсидра – мало.

– Спасибо, парни, что дали выспаться.

– Да не за что, – сержант хмыкнул, – всякое на своем веку видел: и молчунов возил, и крикунов, и тех, которые припадки изображают. А вот спящих, как младенцы – еще ни разу не доводилось.

– Новый опыт полезен, – хмыкнул Марк, – какие здесь порядки? Сначала к расследователю?

– Тебя велели прямиком к коменданту доставить. Видать, важная птица? А по тебе и не скажешь, тощий ты для птицы. Скорее, на весеннего волка похож. И такой же лохматый.

– Пусть будет волк, – не стал спорить Марк, – хотя, если разобраться, в птице тоже мяса немного, одни перья. Если она не курица.

– Курица – не птица, – авторитетно и убежденно заметил конвойный.

Винкера провели тем же коридором с пустыми нишами и потеками масла на стенах, мимо вонючих камер, деревянных колодок и цепей, вкрученных в стену. Марк невольно задумался о характере человека, который ходил сюда каждый день, на работу.

Кем нужно быть, чтобы избрать такую карьеру? Явно – не сребролюбцем. Рахта – не Лонгери, много к рукам не прилипнет. Да и высоко по такой лесенке не заберешься. Что за человеком ты стал, Хан Гамсун? Можно ли на тебя положиться так же, как раньше?

Впрочем, он и раньше рассчитывал только на одного человека – себя.

Бывший одноклассник оказался на месте. Сидел за массивным столом и сосредоточенно писал – залысины, кажется, стали еще больше? Или это от того, что Хан наклонил голову?

– Преступник доставлен, – доложил сержант, – мятежник, говорят, сам Эдер.

Хан поднял голову.

…Если и мелькнуло в глазах удивление, то так быстро, что даже Винкер ничего не заметил. Взгляд коменданта переместился на сержанта.

– Спасибо за службу. Вы свободны.

– Э-э… А браслет.

– Господин Винкер дворянин. Он не нарушит своего слова. Свободны, господа, – интонация Хана подействовала не хуже воздушного вихря – конвойных из кабинета словно вымело.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

– Мятежник, – наконец, фыркнул Хан, – да еще чуть ли не сам Эдер. Злоумышление против Императора, попытка переворота, участие в заговоре… Не мог ты просто тележку с мандаринами у торговца укатить?

– Это неинтересно, – Марк едва заметно дернул уголком губ. И, не спрашивая разрешения, опустился на стул. – Ты же приглашал в гости, я не ошибся? Самую сухую камеру обещал…

Хан Гамсун уронил лицо в ладони и с силой провел по лицу.

– Это не смешно, – сообщил он. – Против тебя, действительно, выдвинули обвинение в государственной измене и участии в мятеже. Это – виселица, Марк.

– Если докажут. – Марк вытянул ноги чуть не на середину кабинета. Ужасно тянуло зевнуть, но это было бы совсем невежливо.

– Кофе хочешь? – понял его Хан.

– За чашку родину продам, – сознался Винкер.

– Тогда – хорошего. Очень хорошего. Кабри будешь?

– Он же золотой…

– Так и родина – штука не дешевая.

– Уговорил, – рассмеялся Марк, – давай свой Кабри.

Пока комендант тюрьмы отдавал распоряжения, Марк пробежался глазами по листу бумаги, который Хан ничем не прикрыл. Совесть его не мучила – бывший одноклассник отлично знал, что Винкер очень быстро читает вверх ногами и не только на имперском. И, раз он оставил этот листок, значит, рассчитывал, что Марк его прочтет.

Это был донос. Самый обычный, классический донос, который начинался, как и все доносы: "Довожу до вашего сведения…" Почерк был незнаком.

По мнению автора, стратег имперской армии Марк Винкер нарушил присягу (тюрьма), собрал войско мятежников с целью захвата трона (виселица), притворялся Святым (костер) и, наконец, сдал фиольской армии город Бар (четвертование, как минимум). На этом фоне саботаж в виде нарушения портальной связи и похищение благородной девицы выглядели сущей мелочью. Что-то вроде спертого из буфета варенья.

– Ознакомился? – спросил Хан, когда секретарь, обеспечив две чашечки отличного кофе, скрылся за дверью, – Какой шустрый мальчик, да? Всегда таким был, но… Для того, чтобы наворотить все, что здесь перечислено, нужно, как минимум, раздвоиться. – Внимательные глаза смотрели на Винкера с иронией, – я ничего не знаю про похищение девицы Шайро-Туан… хотя, это чисто мое мнение, девица сама активно напрашивалась, чтобы ее кто-нибудь похитил. Заметь – я ей не в укор. Если бы мне светил брак с императором, я бы тоже предпочел похищение…

Но кое-что я помню совершенно точно: сбой портальной сети случился десятого анери, а первые донесения об армии мятежников в Виете и "чудесах" Святого Эдера начали поступать двадцать седьмого меари. В это время ты сидел в Южном, а после – получал "Рубиновое пламя". И тебя видела целая толпа народу, включая императора.

– Ну, при должном старании и зеркальной связи можно успеть в оба места, – заметил Марк, беря на себя роль "адвоката Темных Богов".

– Если генерал Райкер подтвердит, что ты все время был у него на глазах…

– Генерал в тяжелом состоянии.

– Суд не завтра. Лучшие целители, крепкое здоровье… Думаю, генерал встанет. Так что это обвинение мы с чистой совестью можем отбросить. Что дальше? Сбой портальной связи? Тут все еще проще – это невозможно.

– Я это сделал, – скромно заметил Марк.

– Забудь. Это невозможно, любой ученый-зеркальщик это подтвердит не глядя, хотя бы мэтр Окли из Университета.

– Окли – дурак, – хмыкнул Винкер.

– Без разницы, зато с именем. Ему поверят. На том и стоять будем. Ты не мог саботировать работу порталов, потому что с точки зрения современной науки сие невозможно. Бар? Это вообще нелепость. Кому ты его сдал, если, когда армия вошла в город, над ним был поднят флаг Дженга. И этот влаг не спускали ни на клепсидру.

– В городе шли бои, – ради справедливости сказал Марк.

– Да, но флаг не спускали. Если флаг не был спущен, значит – город не был сдан, международное военное право тут абсолютно категорично. Того преступления, в котором тебя обвиняют, просто не было.

– То есть остается… похищение? – Марк исподлобья взглянул на Хана.

– Остается. Но если не было убийства, ограбления, изнасилования и продажи в гарем, то это, максимум – штраф за урон репутации. Да и то, по военному времени и не такое списывалось.

Марк молчал, прикрыв глаза. На его высоком лбу залегла резкая вертикальная морщина.

– Я не смогу тебе помочь, если не буду знать, что произошло с этой девушкой, – напомнил о себе Хан.

– Не помогай, – кивнул Марк, – Ты и так здорово помог, спасибо тебе, дружище. С остальным я как-нибудь сам…

– Сидя в камере?

– Сбегу, – пожал плечами Винкер, – или, скажешь, от тебя не бегают?

– Не в антимагическом браслете. Или… ты надеешься, что я, по старой дружбе, не стану одевать его тебе?

– И повиснешь рядом? Небо с тобой, Хан! Когда я был неблагодарным? Конечно, ты выполнишь свой долг, на иное я не рассчитывал, – Марк невесело улыбнулся, – Не переживай. Я же "уличная крыса", а мы живучие твари.

– Мы еще и стайные твари. Крысе в одиночку не выжить. – Хан поджал губы и не торопясь, подчеркнуто аккуратно расстегнул крючки на своем камзоле, а потом расшнуровал рубашку. – Собственной властью закрываю уста себе сроком на девять лет на все, что услышу и узнаю от Марка Винкера по поводу графини Шайро-Туан. Да сожжет меня Немое Пламя, если я нарушу сей запрет хотя бы во сне, горячке или под пыткой. Ашхариа!