Текст книги "Открытый научный семинар: Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011 (СИ)"
Автор книги: Сергей Хоружий
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 90 страниц)
Хоружий С.С.: Начинаем очередное наше заседание вопреки кризисам и эпидемиям. Сегодня прозвучит доклад Олега Дмитриевича Агапова, человека, который инициировал исследования в области синергийной антропологии в городе Казани. Прежде всего у него есть собственные исследования по синергийной антропологии, о которых он расскажет. Главное направление его работы – приложение идей синергийной антропологии к социальной философии в широком понимании, то есть приложение не к какой-то конкретной ветви социальной философии, а к социальной философии в общем плане с выяснением методологических соответствий между синергийной антропологией, с одной стороны, и социальной философией, с другой. Эти аспекты нас интересуют и в нашем семинаре активно обсуждаются. Начало его исследований было ознаменовано выпуском книги «Синергийная социальная философия», которая явилась первой в этой тематике. Олег Дмитриевич продолжает дальше свою научную работу в этом направлении, а в Казани выступает активным центром, вокруг которого эта область исследований начинает развиваться. Предоставляю ему слово.
Агапов О.Д.: Добрый день, уважаемые коллеги. Прежде чем приступить к докладу, я хотел бы выразить признательность Сергею Сергеевичу [Хоружему], который всегда находит для нас время. Я имею в виду философов, работающих не только в Москве, но и в Новосибирске, Томске, Казани. Действительно, у нас в Казани в октябре месяце состоялся семинар, на который собрались все философы Татарстана. Сергей Сергеевич любезно согласился прочитать пару докладов на тему «Конституирование синергийной антропологии». Сейчас у нас есть планы организации конференции на тему «Идеи синергийной антропологии в контексте социальной философии». Вот я и попытаюсь этот момент рассмотреть в своем докладе.
Итак, «Основания и возможности синергийной антропологии в контексте социальной философии». Как вы понимаете, этот вопрос достаточно сложный, и я попытаюсь рассмотреть его, по крайней мере, в трех – четырех узловых моментах. Первый момент будет касаться предметного самоопределения социальной философии, характеристики состояния дел в этой области сегодня. Затем я буду обсуждать, как видится, представляется нам синергийная антропология с точки зрения социальной философии. И затем затрону вопрос о конкретных приложениях: где в социальной философии сегодня можно активно использовать теоретико-методологический аппарат, накопленный синергийной антропологией.
Давайте начнем с главного. Что представляет собой социальная философия? В ее развитии можно выделить три основных этапа. Первый – так называемая «классическая социальная философия», от античности и, фактически, до Гегеля, это XIX век. Второй – это неклассический тип социальной философии, от XIX века до начала ХХ века. И с середины ХХ века – третий этап, тоже неклассический тип социальной философии, но который тесно связан с таким явлением, как постмодернизм. Это мы начертили генеральную линию развития социальной философии, но она недостаточна. Почему?
Парадоксально, но факт: никто социальной философией специально не занимался. Когда мы берем классические философские труды, например, Платона и Аристотеля, то они все-таки рассматривают вопрос об обществе, создавая онтологическую модель. Но дальше, фактически, до Гегеля и до эпохи Просвещения, когда Вольтер вводит понятие «философия истории», особого, выделенного дискурса социальной философии мы не наблюдаем, он является частью естественно-научного дискурса. После Гегеля можно уже говорить о Марксе, затем о Дюркгейме, Вебере, и так далее.
Итак, повторю, нельзя утверждать, что в истории философии были периоды вне рефлексии над вопросами, относящимися к ведомству социальной философии, но социальная составляющая философского постижения мира проявляла себя в каждую эпоху по-своему, меняя наряды, а именно: как философия права, философия история, философия хозяйства или философия техники, философия пола. И сегодня предмет и угол зрения социальной философии постоянно изменяется, неизменным остается только объект – общество.
Раскрытие специфики очевидного и ощущаемого различия бытия людей и бытия природы на каждом новом витке социокультурного развития требует своего переосмысления. Получается, что каждая эпоха находит свою социальную философию, конституирует свой тип социально-философской рефлексии. Это условно можно назвать поиском предметности социальной философии. И здесь конституирование модели социальной реальности упирается в вопрос субстанциональности, некоего первоначала. Что является основой социального? Эта предметность «мерцает», ускользает от нас. Современная философия по большей части определяет себя как некоторое проблемное поле. Не случайно ХХ век ознаменован в социальной философии такими построениями, как концепция социального поля Бурдье, концепция структурации Гидденса, концепция полисубъективной социальности, которую разрабатывает В.Е. Кемеров из Екатеринбурга.
При всем этом, вроде бы, та линия классической социальной философии, которую мы связываем с объективистским подходом, сохраняется. Она, прежде всего, связана с именем Маркса и его теорией формаций, и с именем Парсонса, по мысли которого общество есть некое структурно-функциональное целое. Этот объективистский подход, который преобладал в XIX и ХХ веке, как-то незаметно перерос в некую теорию общества, абсолютно лишенного человеческого начала. Современный философ Вячеслав Евгеньевич Кемеров, профессор Уральского государственного университета (Екатеринбург) говорит о том, что из социальной философии исчез сам субъект, исчез человеческий род, остались одни структуры. Кемеров разрабатывает проект «антиредукционистской социальной онтологии», которая основана на принципах проблематизации, динамизации и персонализации социальных форм, а так же вводит контекст полисубъективной социализации. Это направление разработок потребовало вновь обращения к субъекту социальных отношений. И таковым субъектом, безусловно, является человек, человеческий род. И, хотим мы того или нет, сегодня проблематика человеческого рода как некоего единого целого, хотя и многообразного, есть главный стержень исследований по социальной философии.
Именно человеческий род конституирует своим бытием, своей динамикой все то, что и называется «обществом». В процессе преобразования, «преображения сущего» формируются личные социальные образования. Они многоуровневые, многофакторные. Это такие грани или ипостаси человеческого бытия, как: общество, культура, цивилизация, да и сама история. И здесь, как я полагаю, для социальной философии важным союзником выступает именно синергийная антропология. Почему? Потому что ядро синергийной антропологии составляет предельная человеческая ситуация. Обожение – ситуация человека, который стремится к воссоединению с внеположенным истоком, с Богом. А это, Сергей Сергеевич [Хоружий], вслед за классическим Восточно-христианским дискурсом, обозначает как обожение. Сергей Сергеевич пишет: «Синергийная антропология по отношению к социально-гуманитарному дискурсу совершает антропологический переворот, сущность которого состоит в том, что социальное на проверку оказывается производным от антропологического желания манифестировать свое бытие, разомкнуть его к Иному».
Тогда общество, культура, цивилизация предстают как человекосоразмерные образования, все бытие которых держится буквально на усилии тех, кто способен реализовать их как свою собственную антропологическую практику, перевести в определенную традицию. Здесь мне хотелось бы обратить внимание на несколько моментов.
Первый момент. Синергийная антропология рассматривает социальное бытие как антропологическую сферу, область антропологического опыта. Причем, совокупная реальность бытия формируется осью Бог-человек. А отношения между ними предельно содержательны, динамичны и драматичны. Множественность отношений, имеющих место в системе природа-человек-общество, укладывается в вопрос отношений между Богом и человеком, где социальные институты являются точками институализации человеческих импульсов и энергий, моментами кристаллизаций всех сущих энергий. Поэтому главным в синергийной социальной философии, если таковая собственно будет развиваться, является вопрос, куда и как воплощается открываемая и высвобождаемая человеческим родом энергия сущего.
Второй момент. Социальная реальность предстает как пространство встречи, общения, синергии двух потоков, нисходящего и восходящего. Под нисходящим потоком подразумевается энергия Бога, а восходящим – человеческого рода. Синергийная антропология, таким образом, задает контуры динамической концепции бытия, позволяя преодолеть эссенциальный, натурфилософский, космоцентричный образ мира как сущего – образ, доминирующие в античных представлениях. Дискурс энергии размыкает восприятие реальности. Я считаю, что именно дискурс синергии позволяет избежать в социальной философии диктатуры натурализма. Мы хорошо знаем различные виды био-, психо-, географического детерминизма в представлениях о сущности человека. Синергийная же антропология в противоположность сущностным представлениям реконструирует и реализует потенциал энергийного дискурса, сформировавшегося в святоотеческой традиции и нашедшего свое развернутое воплощение в учениях Григория Паламы. Сегодня этот дискурс активно пытаются реанимировать и митр. Иоанн Пергамский (Зизулас), и богослов Христос Яннарас. В данном вопросе можно сослаться и на труды Сергея Сергеевича [Хоружего].
Третий момент, на котором мне бы хотелось остановиться, – это то, что человеческий род, человек выступает как онтологический импульс или движущая сила развития общества, а общество предстает как область претворения множества энергий. На месте единого онтологичного бытия мы, благодаря синергийной антропологии, обнаруживаем три различных события, проявления или горизонта, образующие своей совокупностью сложное измерение бытия-действия, а именно: события трансцендирования, которые создаются духовными практиками; события наличествования и виртуальные события. Таким образом, мы любую сложную социальную проблему можем рассматривать как минимум в трех ракурсах. Это, естественно, расширяет поле рассмотрения социальной философии: в него входят не только социальные структуры, но и события трансцендирования (в духовных практиках), события наличествования и виртуальные события. Социолог Норберт Элиас говорит о таких полусовершенных событиях как о несостоявшейся истории. Социальное бытие пронизано антропологическими ситуациями и практиками, отличающимися друг от друга различными типами воплощения. Бытие человека изначально ответственно, но перед чем он предстоит? Каким образом он осуществляет подобную ответственность? Это и образует ткань социальной реальности.
Четвертый момент состоит в том, что социальное развитие – это глобальный онтологический процесс преображения сущего. По-моему, здесь синергийная антропология четко указывает на то, что человеческий род является родом бытия, родом сущего, который своей активностью не только преобразует сущее, но и его преображает, переводит на совершенно иной уровень развития и, в силу этого, социальное бытие исторично. Это определенное пространство, где человеческое развитие всегда есть поиск, на свой страх и риск, трансцендентного предстояния.
Еще один важный момент заключается в том, что Восточно-христианский дискурс изначально придает человеку личностный статус, и потому социальное бытие всегда личностно. Каждый «тварный индивид» – бытие промежуточное, наделенное лишь начатком, залогом бытия и личности, которое должно обрести подлинно бытийный статус в точке бифуркации бытийной динамики, это свобода, реализующая некоторую метаантропологическую перспективу. Этот момент важнейший в работах Сергея Сергеевича [Хоружего]. Личностное бытие вбирает в себя интенции социальных преобразований, обновляет и очищает их, придавая им бытийный статус. Социальное – это всегда результат творческой синергии, божественного дара и человеческой открытости, где импульсы или страсти человеческого бытия преображаются. Личностное бытие есть движение, глобальный онтологический процесс и антропологическая стратегия трансформации сущего.
Здесь могу сразу сказать, что синергия всегда проявляется по-разному. В динамике человеческого бытия, на наш взгляд, синергийная антропология позволяет выделить ряд этапов, а именно: преобразование, преображение, претворение и пребытие. Преобразование – термин более-менее понятный и укладывается в классическую модель социальной философии, связанную с опредмечиванием и распредмечиванием. А вот к явлению преображения мы можем подступиться благодаря синергийной антропологии. Здесь мы сталкиваемся с переходом человека на уровень духовных практик, где его жизнь приобретает уже некую личностную форму или форму свободного служения, предстояния перед Богом. В свое время это очень хорошо описывал Иван Александрович Ильин. Он говорил, что только человек, предстоящий перед Богом, может активно и творчески созидать все то, что в этой жизни можно созидать – и государство, и семью, и все прочее. Здесь как раз делается акцент на преображении человека – это момент «метанойи», то есть процесс перехода человека на уровень личностного выбора, личностных форм бытия. После преображения человеческое бытие во многом носит характер претворения найденных идей, каких-то идеалов, форм – того, что можно уже назвать пребытием.
Хоружий С.С.: Олег Дмитриевич, пребытие – это ваше собственное понятие? Хотелось, чтобы вы его пояснили поподробнее. Мы привыкли к тому, что по смыслу, по русской этимологии приставка «пре» означает некоторое превышение, превосхождение. А в философии мы как-то привыкли полагать, что выше бытия ничего нет. Или это некое предшествование? Что тут вы имеете в виду?
Агапов О.Д.: Если говорить здесь об употребляемом термине «пребытие», то это довольно простая вещь: это когда человек пытается претворить те импульсы, которые он обрел в преображении, то есть воплотить их в социальной реальности. А значит, это уже пребытие этих идей в контексте социальной реальности. Это может быть воплощено и в каких-то государственных социальных практиках, а может – в культурных формах. Пребытие рассматривается как некий процесс энтелехии. Кнабе, в частности, указывает, что энтелехия – это процесс движения, в котором человек достигает некоего порога и затем пытается уже всю жизнь этому следовать, удержаться на этой вершине, осуществлять определенный труд жизни, о котором в свое время говорил, например, М. К. Мамардашвили. В этом контексте и употребляется данное понятие «пребытие». Если возможно, я выделю еще один момент, который мне кажется важным.
Социальное бытие – пространство между человеком и внеположенным истоком, оно конституируется проблемой идентичности. Сергей Сергеевич [Хоружий] пишет: «Место идентичности у самых корней ситуации человека, среди первичных реальностей и изначальных вопросов. Идентичность конституирует при первом приближении три порядка реальности: соматический, психологический, и социальный». То есть идентичность конституирует модус социальности, определенного рода топику антропологической границы и стратегии человеческого бытия. Идентификация может быть разной по своим основаниям. Сегодня широко распространено представление о предметной, объективирующей, статусно-ролевой идентификациях.
Синергийная же антропология полагает энергийную идентификацию человека, указующую именно на недостаточность и ущербность всякой идентичности, связанной с социальными статусами, ролями, собственностью, государством, национальными образованиями. Если вещная и статусная идентичности привязывают к себе, задавая одномерную антропологическую модель, существенно сужая и, тем самым, извращая бытийный горизонт человека, то парадигма синергийной идентификации указывает на внеположенный исток божественной энергии.
В христианстве нет отрицания, нет отвращения к наличной природе человека, но есть призыв к превосхождению естества. Важно не просто раскрыть человеческую природу, но и пойти дальше, не согласившись с ней, трансформировать ее, но добиться этого своими естественными средствами человек не может. Тут требуется другой источник энергии. Главное на этом пути увидеть традицию, не свернуть в паттерны безумия или виртуальное недовоплощение. В целом дискурс синергийной антропологии способствует раскрытию энергийного концепта общества, его конкретно-исторической конфигурации в единстве интенций, замыслов и воплощений.
Вот пять основных моментов, на которых я и хотел остановиться и которые, на мой взгляд, представляют то, чем современную социальную философию можно оживить, очистить от провозглашенной смерти субъекта, смерти автора, и прочих смертей, характерных для постмодернистского дискурса в целом. То есть, тот антропологический поворот, который фактически представлен работами Серея Сергеевича [Хоружего] возвращает нас вновь к реальностям человеческого бытия, к труду и жизни. Социальная философия всегда будет действовать в рамках двойной рефлексии: и в рамках анализа структур, полей институтов, и в рамках анализа состояния человека, форм его духовных практик. Пока у меня все. Извините, если я немного скомкано говорил. Думаю, что ответы на вопросы больше прояснят ситуацию.
Генисаретский О.И.: Уважаемые коллеги, задавайте вопросы. Помогайте докладчику более стереоскопично обрисовать ту ситуацию, в которую он нас с вами поставил. Тут как бы есть сама методологическая интенция на сближение с синергийной антропологией, но это намерение. Есть ситуация, которая образовалась в результате работы и зачитанного текста. А дальше возникнет вопрос о более рефлектированно внятной методологической стратегии. Стоит ли двигаться в этом направлении социальной философии? В процессе слушания я вспомнился афоризм Томаса Манна о «бесстыдном социологизировании ХХ века». Слово «бесстыдство» в устах великого писателя в послевоенном, послефашистском контексте много чего значит. И если двигаться, то как и куда? Так что прошу вас, любые вопросы тут будут уместными.
Вопрос из зала: Вы сказали, что социальная философия стала чрезмерно натуралистичной и далее перешли к различным социальным стадиям, названным вами. А в контексте перехода к новому состоянию, который обозначен Сергеем Сергеевичем [Хоружим], в чем принципиальное различие? Животные тоже находятся в природе. А чем человек отличается от животных? В наших современных концепциях различие между человеком и животным в биологическом отношении, да и в политическом стирается. Как животные находятся в нише смертности, так и человек находится в нише смертности. Есть здесь все-таки различие и какое? Как вы его уточните?
Генисаретский О.И.: Посредством чего вы его выразили бы? Оно очевидно, но как вы его выражаете в рамках своей методологической интенции?
Агапов О.Д.: Спасибо за вопрос. Он действительно упирается «в самое само» социальной философии. Все-таки бытие человеческого рода можно описать как бытие выпавшего из природы вида. Если брать теорию мутации, в результате этого выпадения из природы мы фактически вынуждены были (я имею в виду род человека) выстраивать некую модель, в рамках которой появляется не просто адаптация, но и труд, язык, сознание, которое есть уже конституирование человеком своей реальности. Человек связан, конечно, с трудом, преображением сущего и работой над собой. Если мы берем религиозный дискурс, то здесь я, будучи религиозным человеком, четко придерживаюсь одной позиции с Сергеем Сергеевичем [Хоружим], что человек изначально создан Господом и предстоит ему. И тут существенен момент грехопадения, который и для православного дискурса является важнейшим. Происходит поворот, возвращение блудного сына и формирование различных духовных практик. Для меня человек ассоциируется с преобразованием сущего и со связанными с этим преобразованием синергийными свойствами, относящимися к сознанию и языку. Но, конечно, это направляется чувством предстояния перед трансцендентальным.
Продолжение вопроса: Но смертность же не исчезает.
Генисаретский О.И.: И что? Человек умер. Но воскрес. В пятницу умер, в воскресенье воскрес. Дискурс это не ломает. Но у докладчика в обоих случаях, в обоих ответах – не религиозном и религиозном – в начале лежит потеря. Это так? Два ответа: были в животном раю, потеряли две хромосомы, пришлось быть человеком; и согрешили, из рая нас выгнали, пришлось вернуться. Да?
Агапов О.Д.: Да. Безусловно. Тут есть момент нехватки или отсутствия. Отсюда как раз проистекает формирование «своей» отдельной реальности. Вся эта реальность – рода, племени – она и есть социальная реальность. Другой вопрос, как мы ее претворяем. Если рассмотреть вопрос шире, то можно говорить о деятельностное бытии человека, где каждая структура деятельности по мере становления институциализировалась. То есть, мы не случайно указываем на институциализацию объективистских и субъективистских подходов, или различных методологических аспектов. Это то, что сегодня приобретает важнейшую роль.
Генисаретский О.И.: Мне представляется важным, чтобы вы ответили на один терминологический вопрос. Дело в том, что по умолчанию и в повседневном языке, и в научном, и околонаучном, и в вашем сегодняшнем рассказе термин «общественный» звучит как синоним «социального». Совершенно очевидно, что слово «общество» употребляется в двух разных смыслах, по объему не совпадающих. С одной стороны, общество обозначает некоторое целое. И тогда внутри общества оказывается культура, конфессии и много чего другого, в том числе, и социальные системы в узком смысле слова. Например, когда говорят «социальная политика», то имеют в виду «социальное» в узком смысле слова. Это какая-то совокупность социально-трудовых, социокультурных отношений и так далее. А когда вы говорите, что общество – это объект или это субстанциональная основа, то вы имеете в виду общество в целом или все-таки нечто субсидированное? Целое или часть, грубо говоря?
Агапов О.Д.: Спасибо за вопрос, Олег Игоревич. По большому счету, если брать классическую социальную философию, безусловно, все конституируется важным положением о том, что общество – это целостный род бытия, внутри которого уже выделяются конкретно исторические частности: рабовладельческие, феодальные или общество филателистов, скажем, или еще какие-то вещи конституируются.
Генисаретский О.И.: А это не наводка русского языка? Вот, скажем, политея, на церковно-славянский переводили как «жительство». С обществом это как-то не очень совпадает.
Агапов О.Д.: Общество как форма бытия человеческого рода в целом. Именно в таком формате. Хотя, конечно, в каком-то контексте мы будем говорить о специфически сложившейся форме общества. Более того, например, если брать социальную философию Карсавина, то у него выстраивается целая иерархия таких вот обществ в самом бытии человеческого рода.
Генисаретский О.И.: Но вы согласны с тем, что это очень важный выбор?
Агапов О.Д.: Да.
Генисаретский О.И.: Тогда у меня продолжение вопроса. Потому что, если вы будете рассуждать в секуляризованной традиции, то с обществом все понятно. Но когда рядом есть конфессиональная традиция, то целое у нас будет называться Церковью, так как разные традиции обладают разными замыкающими целыми. И тогда вопрос мой в том, как соотносится общество с Церковью?
Агапов О.Д.: Общество с Церковью соотносится так, что все-таки в Церкви полнота бытия, а в каждом конкретном случае общество будет представлять промежуточную форму бытия.
Генисаретский О.И.: Оно в него не входит. Общество в Церковь не входит как часть. Что это за тип отношений в вашей философской интуиции? Как можно его обозначить? Потому что есть люди, которые считают, что целое – это культура. Есть культура социальная, а есть часть культуры, которая является конфессиональной. Тип отношений, как вы его идентифицируете?
Агапов О.Д.: Спасибо за вопрос, Олег Игоревич. Я этот момент для себя четко пока еще не проработал. Этот вопрос высветил еще одну важную вещь. Существует интерпретация общества как место «межтелесности». «Социум» – это «межтелесность». Я считаю важным в этой интерпретации то, что общество оказывается пространством, где мы пребываем в общении, в коммуникации, в соотношении друг с другом. Общество здесь есть тип человеческих практик. И в этом смысле мы можем говорить о каждом состоявшемся обществе, воплощенном в какой-то форме, как о типе межтелесных, межличностных отношений.
Вопрос: А чем отличается райское общество от обычного общества?
Генисаретский О.И.: Количественно – в раю было только двое.
Я позволил себе задать докладчику эти вопросы, перехватив инициативу, поскольку эту двойственность с обществом и с «социальным» нужно иметь в виду, иначе мы будем крутить колеса во все стороны. Прошу вас, задавайте вопросы докладчику.
Дмитрий Реут: Если я вас правильно понял, вы предлагаете исследовать несколько начал в человеке: животное, духовное, социальное? Если это так, то как бы вы отнеслись к тому, что человек имеет некую иную область существования в пространстве. То есть, область существования человека не совпадает с областью существования общества.
Генисаретский О.И.: По сути дела, это вопрос относится к другому разграничению, прозвучавшему в докладе. Можно считать общество виртуальным существованием, недовоплощенностью человека, поскольку есть перспективы трансцендентального существования? Или оно может быть только посередине в этой присутственности? Или это такой способ бытия, что оно все предполагает. И тогда есть перспектива прорастания общества?
Агапов О.Д.: Об этом речь и шла, что общество чрезвычайно многообразно и многогранно и что сводить его к жестким структурам невозможно. Один из тезисов был о том, что синергийная антропология или дискурс, на котором выстраивается синергийная антропология, позволяет это многообразие мыслить. Мыслить тут надо как минимум натрое. Надо, во-первых, увидеть человека в предстоянии тому, чему он предстоит (это духовные практики); во-вторых, «выхватить» то, что он делает, опираясь на эти практики; и, в-третьих, указать на то, что целиком и полностью в силу различных моментов не воплощается. Если нарисовать такой образ общества, то он будет по этим «этажам» многообразен, и по каким-то сферам тоже. Человек в таком обществе будет носителем множества идентичностей и практик. Другой вопрос состоит в том, на чем будет все это собираться. Возможно человек будет идентифицировать себя как представителя природы. И, следовательно, он начнет копаться в себе, раскрывая глубинные или бессознательные импульсы, природные способности, шлифуя их и так далее. Здесь и само общество может представать как чрезвычайно многообразное, развивающееся в различных направлениях.
Генисаретский О.И.: Уважаемые коллеги, задайте вопрос докладчику, с какой точки зрения он все эти возможность просматривает?
Лобач. О.М.: Что синергийная социальная философия может позволить делать – как подход? Что это такое? Что является ее задачей? Не очень понятно, поскольку предмет вами не вводился.
Агапов О.Д.: Спасибо за вопрос. Я этот момент проглотил, полагая, что он будет неинтересен. Дело в том, что буквально недавно Т.Х Керимов выпустил книгу «Неразрешимости». Она посвящена современному состоянию социальной философии, где фактически говорится о том, что при всем богатстве концепций современной социальной философии в ней утерян человек, представление о человеке как представителе человеческого рода. Синергийная антропология позволяет вернуть человека в корпус социальной философии, который обветшал. Социальные философы разучились в полемике, в столкновении различных доктрин (коммунизма, либерализма и так далее) видеть человека, человеческую реальность. Синергийная антропология позволяет вернуть человека и начать мыслить об обществе как о человекосоразмерной реальности, где он (человек) пытается реализовать те или иные способы своего существования совместно с другими. Хотя, конечно, многое для этого сделала феноменология.
Генисаретский О.И.: Человекосообразность?
Агапов О.Д.: Человеко – со – раз – мерность.
Вопрос из зала: Я задам терминологический вопрос, чтобы лучше вас понять. Вы используете термин «род человеческий». Он ближе к понятию «человек» или к понятию «общность»? И сразу задам еще вопрос относительно другого термина, который у вас не прозвучал, но интересно, как вы к нему относитесь. Я имею в виду гуманизм. Классическая религиозная мысль враждовала с этим термином, однако сегодня ситуация изменилась. Что вы по этому поводу скажите?
Агапов О.Д.: Термины «человеческий род» и «человек» здесь звучит постоянно, почему? Потому что бытие конкретного человека всегда находится в контексте бытия человеческого рода, а по своему магистральному сюжету мы имеем дело с развитием человеческого рода. Но это развитие, безусловно, поскольку связно с человеком, имеет вместе с тем и личностный характер. Давайте вспомним философию истории Л.П. Карсавина. Человеческий род, по Карсавину, – всеединый субъект истории социального бытия. Но здесь можно вспомнить и то разделение между человеком и человеческим родом, которое характерно для многих либеральных концепций. Поэтому многие говорят сегодня: человечество не стало активным субъектом истории и так далее. Но де-факто, когда мы говорим об истории и доистории, то это совпадает с моментами общественного и дообщественного. И если уж говорить о гуманизме, то Восточно-христианский дискурс и синергийная антропология, безусловно, направлены на человека и связаны как раз с тем, что человек здесь является личностью. То есть, мы говорим о христианском антропологизме, христианском гуманизме. Другой вопрос состоит в том, как и насколько этот момент был осмыслен в рамках западного возрождения. Об этом писал достаточно хорошо в «Эстетике возрождения» А.Ф. Лосев.
Генисаретский О.И.: Не только осмыслен, но и претворен.
Агапов О.Д.: Да, совершенно верно.
Генисаретский О.И.: Мне кажется, что мы созрели для еще одного методологического вопроса. Когда вы называли имена, то у вас туда попали и социологи, которые настаивают на том, что социология – это отдельная предметная наука, и которые никогда себя философами не называли. Даже тот же великий Макс Вебер – человек большой философской культуры, он себя позиционировал как социолог и экономист, но не как философ. Я уж не говорю о Гидденсе и многих других. Так вот, у меня такой наивный вопрос есть. Вы можете назвать социального философа, а не социолога – нашего современника? К чему можно было бы присмотреться? У всякого крупного ученого есть методологические рассуждения и надстройки. Наука без методологии невозможна. Но это будет не философская методология.
