Текст книги "История одной практики (СИ)"

Автор книги: С. Лисочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 53 страниц)

Уиннифред Цельсио, эксперт-криминалист, капрал Стражи

Ребята уехали на какое-то задание, а я снова осталась одна. Собственно говоря, так чаще всего и происходит. Они мотаются по всему городу, собирают улики, гоняются за кем-нибудь, проводят допросы, строят предположения, а ко мне приходят за конкретными ответами на конкретные вопросы: чья кровь, чем обработали записку, чтобы смыть запах того, кто её написал, открывали замок ключом или отмычкой, какое заклинание наложили, чтобы заглушить шаги… Может быть, это и не так увлекательно, как погоня за преступниками, но мне нравится. Постоянно присутствует дух соревновательности: пойму ли я в чем дело, верно ли выберу набор тестов, не ошибусь ли с интерпретацией…

Скучно ли мне? Нет, совсем нет. Я считаю, что я вообще очень удачно устроилась. После того, как меня попросили из Главной алхимической, я и не надеялась найти такую работу. Конечно, можно было бы уйти в отрыв, открыть собственное дело и варить потихоньку какие-нибудь зелья, типа пятновыводителя, понемногу откладывая деньги на оборудование и ингредиенты. Или пойти в одну из частных лабораторий. Хотя, с теми отзывами, что наверняка дал бы обо мне Штейн[41]41
  Профессор Иннокентий Штейн является не только заведующим Главной алхимической лабораторией, но и высшим магом и, соответственно, входит в Круг высших магов. Несмотря на склочный нрав, горб на спине и косоглазие, профессор Штейн является выдающимся ученым, полностью посвятившим всю свою жизнь высокой науке. Он даже живет на территории Лаборатории, которую возглавляет уже, без малого, 44 года.


[Закрыть], хорошего места мне бы не предложили. А вот в Стражу взяли и на отзывы внимания не обратили. Понять не могу почему, неужели совсем других претендентов на это место не было?

Так что жаловаться мне грех: своя небольшая лаборатория, которую я на личные средства не скоро сама бы себе позволила, очень хороший коллектив. Даже практиканта прислали нормального, не дурака, не ботаника, и не расфуфыренного знатного болвана. На таких я досыта насмотрелась в Главной алхимической, когда они приходили туда с Корпуса или с Объединенной кафедры[42]42
  Объединенная алхимическая кафедра – подразделение Главной алхимической лаборатории, куда ИБМ, МКИ и Медицинское училище Ицкарона посылают студентов-старшекурсников, избравших своей специализацией алхимию, для изучения спецпредметов.


[Закрыть] на практику. А кто бы знал, как приятно в задумчивости выйти из-за своей загородки, сесть на диван и погладить Илиса по спинке, перекинуться парой слов с Селеной, намекнуть Квентину на его родство с эльфами… Он сразу так заводится, очень забавно. Сразу и думается легче, и настроение поднимается. Но все же иногда мне хочется чего-то большего. Нет, я не про драки, боевой маг из меня аховый, но ведь я совсем не глупая, могла бы тоже дела распутывать.

Кстати говоря, про Илиса. Его почему-то всем нравится гладить; он не возражает, хотя, если задуматься, то странно гладить взрослого парня, пусть даже он не человек. Нет, на самом деле, подойдите к любому своему знакомому и почешите его за ушком, как он на вас посмотрит?

Когда Саора поднялась к нам в кабинет, я как раз занималась налаживанием поискового артефакта. Работа была не слишком сложной, хотя и муторной. Дело в том, что образец я сняла не очень свежий, да и получилось его соскрести совсем немного, так что сначала его предстояло «подрастить», а уж потом заключать в янтарь и работать с ним дальше. Не обошлось без сюрприза: образец подращиваться упорно не желал, и я не могла понять почему. Лишь подняв напряжение магического поля до полутора сотен чар, у меня начало что-то получатся.

С Саорой у меня приятельские отношения. Она на два года меня младше, а в ИБМ наши спальни были рядом. Несколько сближало нас то, что мы обе, как магички, почти полные нули, хотя и по разным причинам. Я – потому, что при довольно хорошем, не сказать выдающемся контроле, магической силой почти не обладаю, что, кстати, для алхимика не так уж и плохо. А она – то, что называется «сырой» маг, то есть тот, кто владеет определенными силами, но сплести магическое заклинание практически не способен из-за отсутствия к этому таланта. А много ли толку с сырой силы? Впрочем, в ее случае все обстояло не так уж и плохо, по крайней мере, ей на ларь-сохранитель тратиться не надо, она с холодом на «ты». Таких магов как она, учили, в первую очередь, контролю, но, конечно, давали и теорию. Потом, когда я уже окончила институт, а она ещё продолжала учиться, я старалась поддерживать с ней отношения. Дело в том, что её отец и брат – жрецы Нурана, причем отец – так и вовсе оруженосец[43]43
  Оруженосец Нурана является его старшим жрецом.


[Закрыть], а у кого лучше всего доставать алхимические ингредиенты, как не у практикующих героев?

– Привет, – сказала она, заходя в кабинет. – Я в курсе, что все твои уехали на задание, но там внизу пришел человек, говорит, что видел эльфа, которого вы разыскиваете. Рвется на прием, ждать или зайти попозже не желает. Может, ты с ним поговоришь?

У меня как раз процесс вошел в ту стадию, когда за ним не требовалось постоянного наблюдения, так что, подумав, я решила, что вполне могу поговорить с этим человеком.

– Поговорю, – ответила я.

– Тогда я его к тебе сейчас отправлю, – сказала Саора и вышла из кабинета.

Пока посетитель поднимался и искал наш кабинет, я села за стол Квентина и, вытащив пару листов чистой бумаги, приготовила ручку для письма. Парой минут позже в кабинет заглянул лысоватый мужчина, лет сорока, с усами, в неновом, но довольно приличном костюме. Он поздоровался.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласила его я. – Мне сказали, что у вас есть сведения, которыми вы хотите поделиться?

– Да, – кивнул он, поглаживая усы и поглядывая на мои волосы. – Точно так. Вот сегодня на столбе с объявлениями картинку видел с эльфом. Пришёл сказать, что в воскресенье я его видел живьем у нас, на Второй Садовой.

Вторая Садовая – улочка на окраине города с маленькими частными домиками и небольшими огородиками. Почти деревня, хотя официально и находится в городской черте.

– Скажите, господин… – я вопросительно посмотрела на посетителя.

– Ой, я же не назвался… Сэмуэль, Сэмуэль Гарво, к вашим услугам. Проживаю на Второй Садовой, четырнадцатый дом, в Управлении ЖКХ работаю, в архитектурном отделе. Архитектор, то есть.

Я записала.

– Где конкретно и при каких обстоятельствах вы его видели, господин Гарво? – спросила я.

– Сейчас я вам все в подробностях обскажу, – ответил архитектор. – Надо сказать, что есть у меня брат, Этьен, живёт на Второй спице. Ему в воскресенье как раз полтинник стукнуло, так я как раз и шёл от него. Сказать по чести, понедельник уже был, ночью возвращался. Взял коляску до Первой Садовой, а там вышел, чтобы воздухом подышать, ну знаете…

Мужчина несколько смущённо покашлял в кулак.

– Скажу честно, немного не рассчитал силы, скрутило меня, упал, – признался он. – Под забор какой-то. Сами понимаете – коньяк, водка, вино… пиво ещё было, но пиво я не пил.

Я, честно говоря, не понимала. Всякие зелья приходилось потреблять, и на спирту тоже, но для науки, а не для того, чтобы под забор падать. Впрочем, господину Гарво было стыдно, по крайней мере, он покраснел.

– И знаете, что-то вроде паралича случилось, – сказал он. – Вижу все и слышу, а ни сказать, ни рукой пошевелить. А тут, как раз – бежит. Ну как бежит? Пытается. А за ним – четверо. И все зверомордые.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Зверолюды, то есть, – пояснил он. – Два свинолюда, один ящеролюд и один тигролюд. Хотя, не знаю, может и не тигролюд, я в кошках не больно-то разбираюсь. Догнали, и ну как давай его бить! И по ребрам, и по голове, и ногами, и всяко. Я, конечно, вмешиваться не стал, не в том состоянии, да и чем бы я ему помог? Их-то четверо. А потом пятый пришел, тот тоже из кошачьей породы, только не как первый, у того вся голова как у тигры, а у этого только ухи и хвост. Пришел, сказал им что-то, они эльфа бить и перестали. Погрузили в карету, сами в нее уселись, кто куда: кто на козлы, кто внутрь, кто на крышу… И уехали.

– А вы? – спросила я.

– А я? Я с ними не поехал. Отлежался, да потихоньку домой попо… пошел.

– Время точно не знаете? – спросила я, сажая от спешки кляксу на лист.

Он задумался.

– Ну, от брата я в первом часу вышел, а домой уже к трем ближе добрался. Точнее – не скажу.

– А вас они, получается и не видели? – спросила я.

– Так у нас же на всю улицу там три фонаря, а ночь темная была, все небо в облаках, да я еще в траву упал.

– А вы их хорошо рассмотрели? – спросила я.

– Ну, они эльфа под фонарем догнали, так что видел. Правда, к концу у меня перед глазами плыло, вроде как, но в самом начале все хорошо видел.

– А они говорили о чем-то или молчали? – спросила я.

– Матерно ругались, да рычали, да хрюкали, – сказал он. – Сетовали, что он заставил их гоняться за собой.

– А в какую сторону они эльфа увезли, вы знаете? – спросила я.

– Да к утицкому мосту покатили, – сказал архитектор. – В башню какую-то.

– В какую башню? – снова не поняла я.

– Вот уж чего не знаю, того не скажу, а только второй кот сказал, этим: грузите, мол, этого в карету, в башню к ледышке повезем.

– К какой ледышке?

– А вот этого я не знаю, только он так и сказал: к ледышке, мол.

– Понятно, – сказала я.

Хотя, если честно, понятно мне было мало. Впрочем, что дальше делать, я точно знала.

– Вот, почитайте и распишитесь, если согласны со всем записанным, – сказала я, подвинув господину Гарво его показания. А я пока мемофот достану.

– Чего достанете?

* * *

Господин Гарво уже ушел, а я сидела на диване и, рассматривая мемографии, размышляла. Картинок мы сделали с ним целых три. Одну общую, на которой зверолюды избивали эльфа, одну с котолюдом, а одну – с тигролюдом. Последняя получилась лучше всего, видимо тот произвел на пьяного архитектора наиболее сильное впечатление. Тигролюд и верно был красив: широкоплеч, усат, с шикарными темными полосами, большущими глазищами, полуголым торсом и мускулистыми лапами. А вот остальные участники сцены вышли хуже. Впрочем, зверолюдов в городе совсем не много, а тигролюдов – тем более.

Честно говоря, не очень-то понятно, что это за нашествие такое зверолюдское. В Суранской империи они вообще довольно редки, зато их много в Тропикане и на Янтарных Островах[44]44
  Янтарные Острова – общее название для девяти островов, расположенных в северном полушарии, у экватора, примерно на полпути между Тропиканой и Жарандией. Населены, по большей части, зверолюдами, но есть также эльфы и люди. Острова славятся смолянистыми пальмами, янтарем и изделиями из него, а так же добычей жемчуга.


[Закрыть], а еще, как я слышала, у них есть поселения в Жарандии[45]45
  Жарандия – страна на южном побережье Северного континента, отделенная от основной его части Верхолазными горами, Рунованым морем и Большой жарандийской пустыней. Фактически попасть из Жарандии по суше в другую часть Северного континента почти не возможно, туда нет не только ни одной хорошей дороги, но даже плохой тропы. Поэтому Жарандию часто даже не считают частью Северного континента, хотя с географической точки зрения это и не правильно. Проживают в Жарандии, в основном люди и в гораздо меньшем количестве – зверолюды. Страной правит Великий Халиф, его резиденция расположена в столице Жарандии – городе Бахмесе. Жарандия славится своими коврами, винами, экзотическими фруктами, специями, кофе, изделиями из золота, меди и бронзы.


[Закрыть], на побережье. Лет четыреста назад в северном Катае их тоже было довольно много, но после окончательной победы учения Атая, их оттуда вытеснили в Южную Тропикану, устроив чуть ли не геноцид. Именно тогда они появились и в Ицкароне. Город от Катая, конечно, расположен совсем не близко, но лежит на торговом пути, а еще тут без предрассудков относятся к форме ушей и другим особенностям внешности. Видимо, потому Ицкарон показался зверолюдам местом для жизни вполне подходящим, особенно тем из них, кого согнали с родного места именно из-за их особенной внешности, не вписывающиеся в катайский золотой стандарт красоты. Впрочем, сюда зверолюдов особо не тянуло, то ли из-за климата, то ли еще почему. Сколько сейчас их в городе с шестидесятитысячным населением? Тысячи две, от силы три.

Вообще, у нас больше всего людей. Тех самых, которые хому хомо сапиенсы. Гномов – процентов пятнадцать, эльфов – чуть меньше. Встречаются оборотни, но, сколько их, вам и в Лунном храме не скажут. Ходят слухи, что то ли в Западной, то ли в Восточной Рыбалке их много живет, но лично я не проверяла.

А вообще, тут кого угодно можно встретить, и не только из-за замещений, но и из-за нас, алхимиков. О химерах, конечно, все слышали, но не все представляют, кто это на самом деле такие. Произнесешь «химера» и воображение рисует какое-то странное, и даже страшное существо, с огненной львиной гривой, воловьими глазами, орлиными золотыми крыльями и лапами. А еще с зубами, щупальцами и рогами. Чудовище прямо какое-то. А с нашей, с алхимической точки зрения, химера – существо, несущее гены и признаки нескольких существ, которые в естественных условиях самостоятельно не могли бы дать общее потомство. В принципе, если широко смотреть, то мой теперешний шеф, Квентин, тоже химера, поскольку эльфы и люди как раз потомства обычно не дают. Я предполагаю, у его матери была какая-то редкая генетическая мутация, позволившая ей забеременеть от эльфа. С удовольствием бы ее изучила, но, увы, его мать пропала тогда, когда мои родители только начинали задумываться, а не провести ли им еще один опыт специфического толка у себя в спальне.

Разумеется, такого рода мутации редки, иначе мир был бы заполнен химерами. Нет, я не шучу, люди вообще любят совать, куда попало, не только свой нос, но и другие части тела. Мир был бы тогда куда более интересным местом. Но то, что не может сделать природа, мы, алхимики делаем в лабораториях. Конечно, большинство наших опытов заканчиваются нечем, но есть и удачи, ушедшие в серию. Руновые кошки, к примеру. Крупные, как овцы, с уникальным мехом и вкуснейшим деликатесным мясом. Или курицы моа, на которых можно ездить вместо лошадей. Само собой, создание разумных химер, скажем так, не рекомендовано, но вовсе не запрещено. И именно генетика – это моя специализация, и моя самая большая любовь, а то, чем я здесь занимаюсь – это не от хорошей жизни, на самом деле. Когда-нибудь я к ней обязательно еще вернусь. Ну а пока…

Пока же я сложила мемографии стопочкой на столе Квентина, перечитала свой протокол и положила его рядом. Поправила, чтобы все лежало аккуратно, и прошла к себе за ширму. Материал, наконец, «подрос» и пришло время консервировать его в янтарь, что требовало известной сноровки. А химеры… химеры меня еще дождутся.

Селена де Трие, вампир, следователь-капрал Стражи

Свиклай сел с нами в закрытую карету, и мы поехали без лишней суеты и спешки.

– Главное, ведите себя естественно, – внушал он циркачу и девочке. – И ни о чем не беспокойтесь. Мы вас вытащим. Даже не сомневайтесь. У нас в операции задействованы лучшие кадры. Селена вот.

Конечно, приятно, что тебя так ценят, но мое присутствие этих двоих нервировало еще больше.

– То есть, когда нас будут бить, она будет нас защищать? – спросила девочка.

Это «когда» вместо «если» много мне сказало о ее настрое.

– Никто вас и пальцем не тронет, – сказала я.

– Пальцем-то ладно, а вот если ножом или дубиной, – вздохнула Алиса, глядя через зарешеченное окно.

Между прочим, мне тоже не нравится, когда в меня ножами тычут и в непосредственной близости дубинами машут. Особенно заостренными, особенно из осины или рябины. Конечно, вряд ли они ждут вампира, и вряд ли у них будет оружие, способное нанести мне существенный вред, но ведь весь нюанс скрывается в слове «существенный». Я за свою, не такую уж и короткую, жизнь пару раз попадала в переделки, так что точно знаю, что даже незаговоренным клинком в живот – очень-очень больно, а когда бьют чем-нибудь тяжелым по лицу, то страдает не только макияж и чувство собственного достоинства. Разумеется, я регенерирую, да и драться давным-давно научилась, но все равно неприятно.

Прокрутив это в голове, я вдруг поняла, что должна чувствовать эта маленькая девочка, удар ножом в живот для которой будет фатальным, а удар дубиной по лицу навсегда сделает ее крайне непривлекательной. Илис назвал ее лисенком, и, действительно, сейчас она была похожа на лисенка, загнанного, жалкого, вздрагивающего от любого громкого звука. Сходство еще тем более усиливалось от того, что Алиса была рыжей.

– Если хочешь, я могу наложить на тебя чары, чтобы ты не боялась, – предложила я.

Она посмотрела на меня и замотала головой.

– А вы меня прямо за ухо укусите? – спросил Вэнни.

– Натурально, за ухо, – кивнула я.

– А это… – он не договорил, а я не стала ни уточнять, ни отвечать на незаданный вопрос. Интересный человек, собирается в логово бандитов, а переживает о том, что мой укус будет иметь последствия.

– Так, – сказал Свиклай. – Вэнни, держи-ка. Колода волшебных карт. Позволяет…

– Я в курсе для чего она, – сказал циркач, пряча колоду во внутренний карман смокинга. – Была у меня когда-то такая, да вот беда да обида – проиграл ее в преферанс. Два туза на мизере – это уметь надо, особенно, когда такой колодой играешь.

– Хм. Я б тебе тогда вообще в карты играть не рекомендовал бы. Теперь, вот тебе перочинный нож, – продолжил лейтенант.

– Толку-то с него, – фыркнул циркач.

– Чтобы отобрали, – пояснил Свиклай. – Дальше, держи кошелек. Тут двадцать грифонов. Это за Алису. Вот тебе еще кошелек, тут три грифона с мелочью. Теперь…

– Меня в карты ставили за тридцать грифонов, – усмехнулась Алиса.

– Они тебя дешевле, чем за полколеса и не сторгуют, – ответил Свиклай. – Это типа задаток… Если дать большую сумму, то они могут решить, что безопаснее нашего Вэнни прирезать, забрать и деньги и тебя. А так – в самый раз. Кстати, циркач, требуй расписку. Обязательно. Так, теперь…

Между прочим, в Ицкароне до сих пор существует рабство. Вполне законно и официально. Впрочем, рабов себе могут позволить далеко не все. Судите сами: хозяин платит довольно серьезный налог с каждого раба – пять грифонов в неделю. Не у каждого такая зарплата, между прочим. Но, мало того, раба надо одевать и кормить, а также обеспечивать его жильем, причем не менее восьми квадратных метров на человека. Лечить, если заболеет, предоставлять выходной день раз в неделю, либо денежную компенсацию вместо выходного, а также недельный отпуск раз в год, причем отпуск оплачиваемый. Теоретически, раба можно бить, но тот имеет право пожаловаться на плохое обращение в Опекунский совет, и тогда на нерадивого хозяина наложат довольно крупный штраф, а то и передадут дело Страже, если было нанесено увечье. Этот же Опекунский совет дважды в год проверяет условия содержания рабов, и строго следит за тем, чтобы они соответствовали прописанным в законе нормам. Средняя стоимость раба – около восьмидесяти грифонов, что тоже недешево. По сути, купить и содержать раба может только очень богатый человек, но мало того, что рабы – дорогое удовольствие, так еще и быть рабовладельцем, как бы это сказать… не модно. Иметь раба – моветон, и общество косо смотрит на тех, кто ими владеет, если, конечно, у хозяина нет какой-либо веской причины. Вот и получается, что рабов в городе почти нет, лишь в старых эльфийских родах их держат, отдавая дань традициям, да еще есть несколько богачей, которые таким образом подчеркивают свое состояние и плевать хотели на общественное порицание. Впрочем, таких с каждым годом все меньше. Да и зачем нужны рабы, если можно за меньшие деньги нанять прислугу, которая будет делать ту же самую работу?

Другое дело – нелегальное рабство. Взрослый раб стоит от сорока грифонов, с ним можно делать что угодно, хоть убить, хоть продать в Жарандию. Конечно, если закон для вас – пустой звук. Есть и устойчивый спрос, особенно в криминальной среде. По сути, такой раб дешев, а при должной сноровке с него можно собирать недурной доход. Чтобы привязать к себе раба используют разные методы: наркотики, запугивание, шантаж, ну и до цепей дело нередко доходило. Квентин рассказывал, как года два назад Стража нашла подпольную фабрику по производству скобяных изделий, а трудились там рабы-нелегалы, прикованные к своему рабочему месту цепями.

Алиса и была таким рабом. С детства она занималась сбором милостыни, и все, что ей подавали, уходило в доход ее хозяина. Когда подавать стали меньше, ее поставили на кон в карточной игре и проиграли как вещь. Теперь ее ждало одно из двух. Либо краткая карьера карманной воровки, потому что мы бы ее обязательно взяли, и скорее рано, чем поздно. Вытащить из кармана кошелек, чтобы человек ни сном, ни духом, не так уж и легко, это целое искусство. Либо, как вариант, ее ждала чуть более длительная карьера уличной девки. В любом случае, такие, как она, до тридцати редко доживают. Людям она не доверяла ни на грош: ни своим хозяевам, ни лейтенанту Свиклаю, ни господину цирковому артисту Локрахту, ни, тем более, мне, которая человеком была несколько условно.

Карета остановилась, и дверь ее распахнулась.

– У сержанта Уиллиса все готово, – доложил Бригир, обмениваясь взглядом со мной.

Странное дело, глаза у него обычно серые, но, когда он сосредоточен или зол, они становятся голубыми, а вот когда смотрит на меня – желтыми. «Будь осторожна», – говорил его взгляд. «Буду», – ответила я на том же языке.

– Мы на месте, – сказал он, видимо, Квентину, – наши пойдут через пять минут.

Я позвала из глубин моей сущности, которую я получила в восемнадцатую свою годовщину, маленькую летучую мышку, и она пришла, а я стала ей. Мир тут же поменялся: звуки стали четче, запахи – красочнее и резче, а вот краски дня подернулись сероватой пеленой и выцвели. Летучие мыши – дальтоники, но меня это отчего-то касалось лишь отчасти. Я, в целом, различала цвета, хотя, может быть, и не во всем разнообразии оттенков. Я замахала крыльями и приземлилась на плечо к Вэнни, он вздрогнул, но, по крайней мере, не попытался меня сбросить.

– Спокойнее, – пропищала я.

– Вы умеете разговаривать в этом образе? – как-то странно заинтересовался он.

Могу, хотя и не без труда. Голосовые связки плохо предназначены для человеческой речи. Получается негромко и пискляво, но слова разобрать можно.

– Да, – сказала я.

Свиклай, между тем, взял у коменданта Лонгвиля две горошины, одну засунул себе в ухо, а другую протянул Алисе. Тут же откуда-то появилась фляжка.

– Проглоти и запей, – сказал Свиклай.

Алиса молча ее проглотила, а вот из фляжки отхлебнула не без опасения.

– Что это? – спросила она.

– Горячий шоколад, – ответила Жужелица. – Правда, он давно уже совсем не горячий…

– Вкусно как, – удивилась девочка.

В детстве я тоже любила его. Нийя прекрасно его делала, причем кроме меня и ее самой, в замке Мастера его никто не пил. Я тогда не понимала почему. А когда поняла… Очень обидно было лишиться этого. Конечно, никто не запрещает мне и сейчас его пить, но по вкусу он стал для меня совсем-совсем водянистым, лишь бледная тень того ощущения.

– Пей, сколько хочешь, – сказала Жужелица.

Алиса тут же вернула флягу и, шмыгнув носом, стала смотреть в другую сторону.

– Удачи, – сказал Свиклай.

– К Малину, – ответили мы с циркачом, правда, мой писк потерялся в его голосе.

Ехать на плече Вэнни было довольно удобно, хотя утреннее солнце порядком мне досаждало. В своем родном теле я хотя бы под капюшон плаща могу спрятаться, а тут вся защита – тень от цилиндра на голове циркача. Мы вышли на нужную улицу, и я попыталась рассмотреть, где мои сослуживцы, но увидела только капрала Кивана, который валялся на земле в непотребном виде. Я такого пить точно побрезговала бы, несмотря на любимую мной вторую положительную.

Дверь таверны скрипнула, и мне тут же стало легче, потому что мы оказались в помещении, где не было этого противного солнца. Впрочем, мое облегчение длилось совсем не долго, потому что тут воняло так, что мысль о лежащем на улице капрале показалась не такой уж и противной. Запахи дешевого алкоголя, тушеной и, кажется, прокисшей капусты, запахи немытых тел, какой-то гнили, запах замытой крови, перекисшего пива и рвотных масс, смешавшись, царили здесь. Кроме бармена за стойкой, тут было еще три человека, занятых тем, что можно было бы назвать завтраком, если бы то, что они ели, можно было бы назвать едой. Мы сразу двинулись к двери в углу зала, нас никто не пытался остановить, лишь бармен поднял на нас взгляд, но тут же отвел его в сторону, стоило Алисе ему кивнуть.

За дверью оказался темный коридор и лестница на второй этаж, но туда мы не стали подниматься, а пройдя мимо двух закрытых дверей, вошли в третью, ведомые нашей маленькой рыжей проводницей.

– Ты гляди, явилась, – встретил нас несколько гнусавый голос. – А мы тебя уже похоронить успели. И даже выпили за это.

В комнате, куда мы вошли, небольшой, но неожиданно чистой и светлой для этого заведения, первым делом в глаза бросался стол, на котором стояло несколько пузатых бутылок, а также простая закуска типа холодного окорока, соленых огурцов, хлеба с икрой и маринованной рыбы. Судя по запаху, еда для этого стола имела иное от той, что подавали в общем зале, происхождение, да и алкоголь был не так плох. На том же столе, кроме закуски, бутылок и стаканов, лежали игральные кости и карты, а также несколько серебренных и медных монет. Напротив входной двери, слева от стола, в комнате была еще одна дверь, полуприкрытая. Возле стола стояли два стула, а на них, развалившись, сидели два типа.

Тот, что был ближе к нам, оказался гномом, бородатым, широкоплечим, одетым, как одеваются гномы-ремесленники, а рядом с ним прислонилась к стене гномская секира. Второй, тот, что заговорил с Алисой, был человеком, лет тридцати, бритым налысо, с бородавкой над левой бровью и хитрым прищуром голубых глаз. За его пояс был заткнут настоящий жарандийский кинжал в ножнах, а одет этот тип был даже несколько франтовато.

– Да еще и не одна, ты глянь, – сказал гном, рассматривая Вэнни.

– Доброе утро, господа, – вежливо поздоровался циркач. – Прошу простить девочку за некоторое опоздание, но я был тому виной. Не подскажите ли, где я могу видеть хозяина этой рыжей проказницы?

– Интеллигент что ли? – выпучил глаза гном. Смотрел он при этом больше на меня, чем на циркача. Ну да, таких, как Вэнни – пруд пруди, а ручную летучую мышь не каждый день увидишь. Я вежливо улыбнулась гному, но он, кажется, не оценил.

– Отнюдь, нет, такое же быдло, как и вы, – ответил Вэнни и вдруг щелкнул пальцем по своей левой щеке, подмигнул и хлопнул себя по карману, где у него лежал кошелек.

– Я б тебя за быдло спросил бы, – лениво сказал лысый. – А может, и спрошу еще… Эй, Завуч, тут к тебе Замухрышка фраера какого-то привела, он тебя видеть хочет.

Голос он повысил всего на полтона, но его услышали.

– Пусть войдет, раз пришел, – послышался сиплый, будто простуженный голос. – Проводите гостя.

И гном и лысый тут же поднялись на ноги и одновременно кивнули на дверь. Гном при этом захватил свою секиру, а лысый положил руку на рукоять кинжала. Вэнни улыбнулся и прошел в дверь, а Алиса вошла следом. И гном и лысый зашли за нами, заблокировав собой единственный выход из комнаты. Единственный, если не считать открытого окна, конечно.

Эта комната напоминала рабочий кабинет какого-нибудь портового чиновника где-нибудь в Мармаселе[46]46
  Мармасель – город-порт на побережье Жарандии. Славится рынком невольников и роскошными садами.


[Закрыть] или на Янтарных Островах. Крепкий письменный стол, жесткая кушетка, или даже скорее лавка у стены, пара стульев у окна, в одном углу горшок с фикусом, в другом – несгораемый шкаф. Дополнял убранство портрет кого-то из императоров на стене, кажется Августа Девятого. А может быть и Восьмого. А может быть и не Августа, а совсем даже Юлия.

В комнате, до того, как мы туда вошли, было три человека. Во-первых, седоватый мужчина на кушетке, несколько полноватый и неопрятно выбритый, лет сорока пяти на вид. Одет он был так, что его легко было принять за бухгалтера в какой-нибудь счетной конторе, лишь прямой и жесткий взгляд сильно портил впечатление. Во-вторых, на стуле у окна сидел еще один гном, одетый примерно, как первый, помоложе, с арбалетом в руках, болт которого смотрел сейчас Вэнни в живот. В-третьих, за столом сидел хозяин кабинета. Худой, среднего роста, черноволосый, и, кажется, слегка горбатый. Лет сорока, лицо немного вытянутое и худощавое. На столе перед ним лежали какие-то гроссбухи и счеты, а также две кучки серебра, монет по тридцать в каждой.

– Ну и? – вместо приветствия спросил хозяин.

– Позвольте представиться, – Вэнни было потянулся к своему цилиндру, но его рука была мягко перехвачена лысым, и так же мягко опущена вниз, а цилиндр снят и отброшен на кушетку. Туда же полетела и трость артиста. Несмотря на это, Вэнни закончил представление: – Импресарио цирка «Зеленая звезда», Вэнни Дер-Ван-Локрахт, прошу любить и жаловать.

– Любить – это не по нашей части, а жаловать – тут уж от тебя зависит, – просипел хозяин. – В цирк я в детстве ходил, а теперь цирк сам ко мне пришел. А чего пришел-то, господин хороший?

– Да вот, видите ли, девочка, – сказал Вэнни, указывая на Алису. – Представьте себе: гуляю вчера по рынку, к гороху да картошке прицениваюсь. Вдруг слышу – грабят. Поворачиваюсь – меня! В карман залезла, к кошельку тянется. Я сначала подумал, что она в него положить что хочет, но нет… Я ее за руку, она – бежать. Я за ней, она – от меня. Бегает быстро, еле догнал.

В это время с улицы донесся собачий лай. Алиса вздрогнула, Вэнни насторожился. Я тоже. Но нет, лай собачий, на лисье тявканье совсем не похож. Хозяин кивнул седоватому; тот встал, подошел к окну и выглянул на улицу.

– Собаки бесятся, – доложил он, возвращаясь на кушетку. – Кошку увидали или еще кого; бегут так, будто им хвосты подожгли.

Хозяин покивал и снова переключил внимание на Вэнни.

– Значит, украсть пыталась? – спросил он. – А ты ее на горячем поймал? Ай-ай-ай-ай… ужас, право слово. А я, как бывший педагогический работник, скажу: это от дурного воспитания! Ты не переживай, я Алису накажу, она этот случай надолго запомнит.

Алиса вздрогнула и сжалась. Судя по всему, когда этот человек угрожал, то его слова не расходились с делом.

– Я поскользнулась, – сказала она. – Поскользнулась я…

Между тем, диспозиция мне решительно не нравилась. Мы стояли возле дверей, за нами двое. Плюс арбалетчик. Легко сказать – «укуси за ухо, он упадет, а ты его прикроешь». В лучшем случае, арбалетный болт получу я. Обидно, я сегодня новое белое платье надела, с Бригиром вместе покупали. Так ведь у лысого еще и кинжал, а гномским топором можно с одного маха голову бычку-трехлетке оттяпать. Будет нелегко. Надеюсь, циркач это понимает и попытается хоть что-то изменить.

– С другой стороны, ведь девочке надо что-то кушать, – продолжил сипеть хозяин. – Так что и ее стоит понять. Ты ведь оставил ее без заработка, а у нее большая семья, и все хотят есть и пить. Так что, извини сердечно, твой поступок я тоже одобрить не могу.

Гладко как говорит. Неужели и правда, педагог?

– Я это прекрасно понимаю, – ответил Вэнни. – Потому пришел поговорить с вами. Видите ли, как я уже сказал, я цирковой импресарио. Мне нужны артисты. А у Алисы прекрасные данные, чтобы стать цирковой акробаткой.

– У Замухрышки? – не поверил седоватый. – Хорош гнать, у нее обе руки левые, не из того места растут, так еще и ленивая.

– Уж вы мне поверьте, – Вэнни сделал шаг вперед и развернулся спиной к окну, обоими руками указывая на Алису, будто представляя. – У меня в таких делах глаз наметан. Посмотрите, она же гибкая, как пружина, а центр тяжести завышен – так это вообще прекрасно. Худовата несколько – откормим, а отмыть и приодеть – такие номера можно будет ставить…

Так. Позиция несколько изменилась. Да, так лучше. Если он сообразит падать на Алису, то я, скорее всего, успею прикрыть его и от болта, и от лысого с гномом.

– Сдается, я понимаю, о каких номерах речь идет, – сально усмехнулся хозяин. – Только ведь все не так просто. Я же говорю, семья у девочки большая, а она чуть ли не единственная кормилица.

Все пятеро бандитов заржали. Кажется, я понимаю, кого тут Алиса должна кормить.

– А я сочувствую, – заверил Вэнни. – Потому готов поддержать семью материально. Скажем десять грифонов, как вам сумма?