Текст книги "История одной практики (СИ)"

Автор книги: С. Лисочка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)

Да, не стану отрицать: любовь вампира к человеку, тем более любовь взаимная, заканчивается для человека тем, что он умирает. Умирает и возрождается вампиром. Легенды не врут. Многие ужаснутся. Пусть. Они никогда не были на нашем месте. А я знаю одно: те, кто любят друг друга, должны быть вместе. Впрочем, я сейчас не об этом. Любовь вампира, как я сказала, сродни одержимости, и мы, действительно, пьем кровь тех, кого любим, но никакого отношения к гастрономии и к питанию это не имеет. Все просто: очень хочется дышать им, быть вместе, быть одним целым, быть им, чувствовать его в себе. В крови заключена особая сила, кровь связывает крепче брачных уз. Поверьте мне, когда дело доходит до этого, оба желают одного и того же… Тем сильнее был удар.

Капля его крови обожгла меня, словно расплавленное серебро. Она принесла мне океан боли, я завыла, закричала, потеряла контроль над собой. Я превратилась в зверя, в раненую львицу. Я не понимала ни кто я, ни того, где нахожусь, не осознавала, что со мной происходит, не знала кто со мной рядом. Если бы мне достало сил, я убила бы его, и как хорошо, что сил мне не хватило.

Бригир посмотрел на меня, видимо почувствовав, что воспоминания о том вечере коснулись меня.

– Давайте зайдем в «Звезду Сурана», – предложил он. – Немного посидим и выпьем по чашке чая. Заодно посмотрим, как там дела. Две недели назад здесь ночью драка была, два гномских клана что-то не поделили.

Мы как раз подходили к повороту на улицу Спящих Младенцев. На этой самой улице находится городской приют для детей младшего возраста.

– А на дежурстве можно? – поинтересовался Эрик.

– Можно, – сказала Банни. – Не более двух раз за дежурство и на срок не более сорока минут в общей сложности. Так прямо в положении о ночном патруле и записано. Я – за.

– Я не против, – сказал Эрик. – Только я лучше бы кофе выпил.

– Замечательно, – сказала я, отгоняя неприятные воспоминания. – Тем более что мы же не просто так, мы же по долгу службы.

Энзо чирикнул с плеча. Надо же, а я думала, что он заснул.

– Да-да, – улыбнулась я. – А ты получишь пирожное.

Дверь кабачка звякнула колокольчиком, приветствуя нас.

Бригир эр Ариди, капрал Стражи

Мы присели в углу, у окна. В кабачке было спокойно, тихо и сонно, кроме нас-то и посетителей было всего трое. Они негромко беседовали о ценах на виноград и кукурузу, а по их внешнему облику было понятно, что сами они фермеры, из тех, что привозят в город провизию и сдают ее местным перекупщикам. Были они под хмелем, но не особо сильным; скорее всего, живут тут же, на втором этаже, где хозяин «Звезды Сурана» сдает несколько комнат.

– Доброй ночи, господа стражи.

А вот и он сам. Высокий, худой, лысый, сонный.

– Чего покрепче или вы на службе? – поинтересовался он.

– На службе, – ответил я. – У тебя сегодня тихо, Пауль?

– Четверг же, – пожал плечами он.

У гномов – основных клиентов «Звезды Сурана» четверг считается семейным днем. Семейным в том плане, что его полагается употребить на общение в кругу семьи, и пьянство на стороне считается совершенно неприемлемым. Кстати говоря, мало кто знает, что у гномов именно семейные ценности идут на первом месте. Просто они это не показывают, вот и все.

Мы сделали заказ, и Пауль отправился за ним, оставив нам подсвечник с горящей свечой, язычок которой тут же чуть-чуть наклонился в сторону Эрика.

– Так что там было дальше? – спросила Селена.

Никто не умеет слушать, как она. Она молчит, когда надо молчать, задает вопросы, когда стоит их задать. Эх… Память моя, память, проклятье мое. Я долго живу, я многое видел, многие воспоминания для меня стали ядом. Я не умею просто так вспоминать, я ухожу туда, возвращаюсь, переживаю те минуты заново. Может быть, внешне это и не заметно, не знаю. Конечно, можно не вспоминать. Можно запрятать воспоминания глубоко-глубоко и жить только настоящим. Временами я так и делаю, зная, что наступит момент, и память все равно вырвется, скрутит меня, сделает безумцем, и тем безумнее я стану, чем глубже и дольше я прятал прошлое внутри себя. Случалось, прошлое так крепко брало меня, что я терялся, возвращался туда полностью, забывая о дне настоящем. Если я чего по-настоящему и боюсь – так это памяти. Боюсь не вернуться, остаться там навсегда. А Селена… Селена слушает так, что когда я там, я чувствую ее присутствие, будто она со мной рядом. Даже когда мне совсем тяжело, даже когда я начинаю терять себя, когда прошлое начинает полностью забирать меня, я знаю, что она тут, что стоит мне протянуть руку и коснуться пальцами ее ладони, и моментально все станет хорошо, прошлое уйдет, а она – останется. Она – мой обратный билет, мой смысл в жизни, мое будущее, которое я вдруг неожиданно сам для себя отыскал.

– Дальше? – сказал я. – Дальше была атака.

Я посмотрел на Селену, поймал ее взгляд и нырнул туда, вниз, в тот самый момент, когда в отряде еще было сто пять человек, сто пять живых бойцов, которым море было по колено. Море крови…

– Не сразу, конечно. Туаринцы поняли свою ошибку и больше не рассчитывали на легкую победу, – сказал я. – Через час в атаку пошла пехота. Сомкнув ряды, прикрывшись щитами и выставив пики. Этакая стальная стена. Позади – лучники. Пройдя две третьих коридора, они увидели защитников разрушенной башни. Впрочем, те не прятались в развалинах на этот раз и даже не стреляли. Просто выстроились в два ряда, стояли и смотрели на надвигающийся на них лес копий. Наверное, со стороны это выглядело нелепо: два жидких ряда из наемников, против ползущего на них стального ежа. Было тихо, только слаженный шаг многих сапог нарушал тишину.

Их попробовали осыпать стрелами, но те сгорели в воздухе – маги свое дело знали. Конечно, можно было подождать, когда они выдохнуться, но к чему, если спустя минуту наемники будут на копьях? Капитан поднял руку и резко опустил ее. Тишина взорвалась криками и стонами раненых. Закопанные накануне бочки с алхимическим порошком[65]65
  Довольно простая смесь из измельченного древесного угля, серы и селитры. Как выяснили давным-давно алхимики, она «способна к закономерному горению параллельными слоями без доступа воздуха извне и с выделением большого количества тепловой энергии и газообразных продуктов», или, если говорить простым языком, взрывоопасна. Применяется, в основном, гномами для горных разработок и строителями для разрушения старых зданий и сооружений. В военном деле эта смесь распространения не получила, поскольку любой мальчишка с самым слабым магическим талантом способен поднять склад с ней на воздух с весьма приличного расстояния.


[Закрыть] сделали свое дело – до «Орхидеи» добежать смогли лишь три десятка одуревших и мало соображавших противников. Схватка была короткой, жаркой и ожесточенной. Наемники потеряли четверых; нападавшие оставили больше сотни тел и откатились к своему ночному лагерю.

Мы даже успели похоронить своих. Положили всех четверых в братскую могилу, которую наскоро выкопали слева от родника, в дубовнике. Молитв никто не читал, слез не было. Знаете, как-то глупо плакать о погибших, зная, что переживешь их совсем ненадолго. Пока что счет был в нашу пользу, но все мы понимали, что наш последний козырь уже лежит в отбое, а на руках осталась одна только мелочь и надеяться стоит только на расклад, который был откровенно поганым. Впрочем, мы все равно надеялись, хоть это было и глупо.

Павших туаринцев мы трогать не стали и даже раненных добивать не стали, тех, кого бросили свои, и кто не мог покинуть поле боя сам. Нам они не мешали, да и не было у нас ни сил, ни желания возится с ними. Кроме того, они должны были послужить напоминанием тем, кто вскоре пойдет в новую атаку, напоминанием о том, что просто так нас не взять.

Пауль принес наш заказ, и мы сделали по первому глотку. В этот раз я последовал примеру Эрика и заказал себе кофе, он тут вполне сносный, во всяком случае, пить его вполне можно. Сам Эрик одним только кофе не ограничился, заказав себе три булочки и половину сырного пирога, чем немало удивил Банни. Она подозрительно смотрела на него и, кажется, всерьез ждала, что он на ее глазах лопнет. Меня аппетит юного мага не удивлял, я и не такое видел. Эрик тут же расправился с двумя булочками и запил их хорошим глотком кофе.

– Дальше! – потребовал он от меня.

Я снова пригубил из своей чашки и нырнул в прошлое, туда, где умирали мои друзья и товарищи.

– Следующая атака последовала часа через четыре, – стал рассказывать я. – В этот раз ее снова встретили молнии и стрелы, и вновь каменные стены взрывались обвалами, вновь с неба лил огненный дождь. Впрочем, маги выдохлись быстро, чего нельзя было сказать про нападающих. Туаринцы старались пробиться. Во что бы то ни стало, не взирая ни на какие потери. Их встретило яростное сопротивление наемников, прекрасно понимавших, что умрут. Война… В бою жизнь приобретает какой-то другой смысл, близость смерти меняет его, выковывая что-то подчас совсем неожиданное. Сама жизнь стала для них лишь средством для достижения цели, перестав быть самой целью. Они знали, что умрут. Не надо быть пророком, надо просто уметь считать. Они знали и боролись за каждую лишнюю минуту своей жизни, не экономя сил, выкладывая все, на что они были способны. Больше часа они стояли, дрались, хрипели предсмертным хрипом, бросались на мечи и копья, стараясь утянуть каждый хотя бы одного, двух – удача, трех – счастье. А затем, когда враг дрогнул и стал отступать, они, неожиданно для всех, неожиданно для себя самих, пошли в атаку. В крови, по трупам, выплевывая вместе с кровавой слюной проклятья. Случилось то, чего случиться не могло – туаринцы побежали, а наемники преследовали их. Впрочем, недалеко – их осталось слишком мало, и они вернулись. А в залитом кровью проходе осталось лежать почти три сотни человек.

Ох, я помню, помню это ощущение. Саднило плечо, бок был мокрым от крови, левая нога почти не хотела двигаться, глаза заливал пот, смешанный с кровью, в ушах стоял непрерывный гул. Сколько человек я убил? Не считал. Не помню ни их лиц, ни криков; помню лишь соленый запах крови, смешанный с запахом страха. Что я почувствовал, когда они побежали? Обиду. Честное слово, я не шучу. Я так настроился на собственную смерть, я ждал ее, высматривая в каждом ударе, направленном на меня. Я почти уже жаждал ее, сильнее этого желания было только одно: убивать! А эти, что довели меня до такого состояния, они бросили меня, они обманули меня, они хотели убежать! Я уже не чувствовал боли ни в раненом бедре, ни в разбитых в кровь костяшках, я гнался за ними, я бил их в спину, я кричал им вслед проклятья и оскорбления, надеясь, что они одумаются и вернутся. Остановил нас рев капитана.

«НАЗАД!!!»

Он вложил в этот крик все силы, что у него остались, весь остаток своей жизни. Он остановил нас, а сам захлебнулся кровью – у него было порвано легкое и разрублено горло, с такими ранами вообще невозможно говорить, не то, что кричать. Мы вынесли его с поля боя, единственного, оставив остальных лежать там, где они пали.

– Вечером, за полчаса до заката к наемникам прискакал новый парламентер, – рассказывал я, чувствуя, как мои пальцы сжимают под столом ладонь Селены. – Старый вояка, под стать павшему капитану «Орхидеи». Предложил уходить. Сказал, что никто не станет их осуждать, что они сделали больше, чем могли, что дальше – только смерть. Наемники смеялись.

Вы можете спастись. Мы не станем вам мешать.

Мы не уйдем.

Чего вы хотите? Славы? Слава ваша, но она не нужна мертвым. Вы умрете. Вас мало, вам не выстоять. Утром мы пойдем в атаку, нас будет десять на одного, даже больше. Поймите. Жизнь или смерть.

Понимаем. Смерть.

Вы уже мертвы. Уходите. Это не позор.

Да. Не позор. Мы не уйдем.

Утром. Вы умрете. Уходите.

Мы остаемся. Утром.

Возвращаюсь обратно, туда, где неярко горит огонь в камине, где рука Селены держит мою руку, где допито кофе и три пары глаз смотрят на меня.

– Он ускакал, – продолжил я. – Их осталось двадцать семь человек. Один маг. Повар-кастелян. Из офицеров – никого. Ночь опустилась, костры разложили скорее по привычке, машинально. Есть не хотелось, повар почти заставил каждого проглотить по нескольку ложек. Не хотелось ничего, даже жить. Это сложно объяснить. Представьте, что вы пересилили себя, прошли сквозь смерть, и она не тронула вас, вы остались живы. Но это лишь отсрочка, отсрочка до утра. А утром вам снова придется сражаться и, в первую очередь, с собой. Снова пересиливать, снова побеждать себя, но лишь для того, чтобы умереть.

– Страшно, – сказала Банни.

Я пожал плечами. То, что мы тогда чувствовали страхом не было. Было что-то другое, очень похожее, липкое, противное. Обреченность. Почему никто из нас не ушел? Не знаю. Просто это казалось немыслимым. Дело не в деньгах, не в долге, не в чести. Может быть, это было какое-то упрямство, может быть глупость. Может быть что-то еще. Не знаю.

Командование взяли на себя Боро, молодой тогда еще парень, и Райвен, наш повар, дикой силищи человек, похожий на черного медведя, в бою предпочитающий работать тяжеленным эспадоном. Они назначили часовых, установили очередь на перевязку, заставили нас натаскать воду и вымыться. Организовали ужин. Сам Боро потерял сегодня левый глаз, но, кроме этого, не получил ни царапины. Ему повезло, Матфей Куц, маг, был еще жив и был рядом, он помог, закрыл рану, хотя глаз спасти и не смог. Парой минут спустя копье пробило Матвею печень, он выложился весь и ничего не смог сделать для себя самого.

– Ночь была долгой, очень долгой, – сказал я. – И на удивление звездной. Так не хотелось умирать… Спали мало. Обидно тратить на сон последние часы. Разговаривали. Даже петь что-то пытались. Получилось совсем вразнобой. Молчали. Кто-то все-таки смог заснуть, кто-то до остервенения начищал оружие. Утром, заслышав рог, звавший туаринцев в атаку, они просто вышли в коридор им навстречу. Умирать. Смерть шла к ним стройными рядами, чеканя шаг. Множество лиц было у нее, все они были бледны. Сто метров. Семьдесят. Пятьдесят. Щиты раздвинулись, выпуская лучников. Стало темно от стрел. «Черная орхидея» сорвалась в атаку. Добежали девятнадцать. Не бой. Не битва. Смерть на смерть. Их окружили.

Они слишком поторопились окружить нас. Сейчас, взяв нас в кольцо, они не могли расстреливать нас из луков и арбалетов, зато мы могли пустить в ход свои мечи, копья и боевые секиры. Нет, мы не стали сбиваться в кучу и защищаться, мы бросались на стену щитов и пик, то вместе разом, то по одному, прорубаясь сквозь нее. Хватались за копья голыми руками, тянули на себя, вырывая врагов из строя, опрокидывали их, рубили, кололи… Нам было тесно, но мы не старались прорваться – прорываться нам было некуда, мы не рассчитывали победить, мы просто умирали, стараясь собрать себе в последний путь свиту побольше. Сколько мы убили? Понятия не имею. Сколько это продолжалось? Не знаю. Десять минут – мало. Час – много. А потом что-то вдруг случилось.

– Конечно, их бы перебили. Несомненно. Шансов не было никаких. Они сражались так, как никогда, забирая с собой по двое, по трое, по пятеро врагов. Только, в конечном итоге, это было напрасно – туаринцы могли себе позволить терять даже по десять человек за каждого наемника. «Черная орхидея» таяла на глазах. Собственно, их бы всех убили, это был вопрос четверти часа, не более того. Как вдруг затрубил рог, отзывающий солдат из боя. Знаете, те даже с каким-то облегчением поспешили выполнить приказ. Развернулись и ушли, часто оглядываясь на оставшихся стоять полуживых наемников. Тех осталось одиннадцать человек, они еле стояли на ногах, у каждого было по две-три свежих раны… Может быть, потому они не бросились следом – сил не было. Смотрели вслед уходящим туаринцам и не понимали того, что происходит.

Мы не сразу поняли, что все закончилось. У меня в голове крутилась мысль, что это просто какая-то ловушка и нельзя, нельзя идти у них на поводу. Нельзя расслабляться, нельзя поворачиваться спиной, нельзя отводить взгляд… Только тогда, когда они совсем скрылись из ущелья, когда прошло еще десять минут, мы, поддерживая друг друга, вернулись в свои развалины, все еще не понимая, что произошло.

– Через полчаса к «Орхидее» в лагерь прискакал тот самый туаринец, что приезжал на переговоры накануне, – сказал я. – Вежливо попросил разрешения забрать павших и, наконец, объяснил, что произошло. В Суране все-таки подписали договор с маркизатом и пребывание туаринских войск на варлеанской территории вдруг стало совершенно невозможным. Почтовый ворон принес весть как раз во время атаки, и Георг де Туаринье, скрепя зубами, скомандовал отступление.

– Почему их не стали добивать? – спросил Эрик. – Ведь могли же? Отошли бы, перестроились, расстреляли бы из луков и арбалетов. Ведь могли?

– Могли, – согласился я. – Не знаю, почему не добили, если честно.

Правда, не знаю. А там, тогда – знал и понимал. И все мы тогда знали и понимали.

– А потом, что было потом? – спросила Банни.

– Потом? Наемники похоронили своих мертвых, после чего отправились к ее светлости за наградой. Часть ее пошла на пенсии родным павших, но основную сумму они потратили на возрождение отряда. Теперь «Орхидея» могла себе позволить выбирать лучшее снаряжение, лучших бойцов, а от желающих не стало отбоя, как только разнесся слух о том, что произошло в Жарковоротье, – сказал я. – Из одиннадцати выживших сейчас в живых осталось лишь шестеро, а в «Черную орхидею» сейчас попасть не проще, чем в имперскую гвардию. Вот и все.

Я осмотрелся вокруг. Нам было пора продолжать патруль, фермеры давно клевали носом за своим столом. Мы расплатились и вышли на улицу, под затянутое облаками небо – погода портилась, к утру будет дождь. Эрик снова запалил два своих фонарика, и мы пошли по улице Спящих Младенцев к повороту на улицу Фиолетовых подков. Прохладный воздух несколько протрезвил меня, дышать стало легче. Я вернулся в настоящее и теперь шел рядом с Селеной, с той, ради которой мне стоило возвращаться.

Ох, как вовремя она вошла в мою жизнь! Изменила ее, вдохнула в нее смысл. Развеяла мои страхи, разогнала их одним своим присутствием. Они ушли, но на их место пришел другой страх, новый, непривычный. Одна мысль отравляла меня, пугала ночами, накатывая липким ужасом: а что, если это – не настоящее? Что, если это – мое прошлое, в которое я сбегаю к Селене? Что, если там, впереди, безумие снова захватило меня и я снова живу временем, которого больше нет? Что, если я стремлюсь вернуться сюда потому, что там, в будущем, Селены больше нет со мной?

Эрик Рок, маг-практикант Стражи, студент МКИ

Несмотря на кофе, меня потянуло в сон, но на улице, под влажным ветерком, поддувающим со стороны океана, стало полегче. О, да у нас дождь будет! Поймите правильно, у меня нет водобоязни, я даже моюсь каждый день, но когда вода с неба падает, не люблю. Остается надеяться, что дежурство успеет раньше закончиться, чем начнет накрапывать.

– А ты про это откуда так хорошо знаешь? – спросила Банни у Бригира. – Ну, про Жарковоротье. Кто-то из родственников участие в той битве принимал?

Ее, видимо, рассказ капрала сильно впечатлил. Не стану скрывать – меня тоже. Бригир умеет рассказывать, у меня временами было впечатление, что я сам там побывал.

– Да, – ответил Бригир. – Отец. Он был с «Черной орхидеей» тогда.

А, вот в чем дело. Если бы не возраст капрала, я бы подумал, что он сам в том сражении участвовал.

– А не в курсе, как туда вообще завербоваться можно? – поинтересовался я.

– Просто приходишь в штаб-квартиру и говоришь, что хочешь вступить в отряд, – ответил Бригир. – Если есть рекомендации – показываешь. С тобой беседует Ферзь, и тебя либо берут, либо нет.

– Кто беседует? – переспросил я.

– Ферзь, – ответил капрал. – Фердинанд Боро, капитан «Орхидеи». Ферзь – это и прозвище, и должность. Что, заинтересовался?

– Ну, почему бы и нет? – ответил я. – Раз в гвардии все так уныло. Правда, это еще не скоро будет. Даже если я снова пойду короткой дорогой и за два года сделаю три курса, все равно, пройдет еще шесть лет, прежде чем я буду иметь свободу выбора. А если не получится – восемь лет. То есть времени у меня еще порядочно.

– Про какую короткую дорогу ты говоришь? – полюбопытствовала Банни.

– Я сейчас окончил третий курс, – ответил я. – Вернее почти окончил, потому что у меня как раз еще практика до августа. Но третий курс я прошел вместе со вторым. Экстерном, так сказать. Не скажу, что это легко, особенно в плане практик и лабораторных, да и двойные экзамены по теории тоже не подарок. Теперь, если я за два года сделаю три курса: четвертый, пятый и шестой, то мне, после диплома, надо будет горбатиться на город не пять лет, как обычно, а всего четыре. Правда, пятый и шестой курсы – самые трудные, на шестой самый пик смертности среди студентов МКИ приходится, так что я не уверен, что смогу это осилить. Но планы такие у меня есть.

– Куда ты торопишься, Эрик? – поинтересовалась Селена.

– Жить, – усмехнулся я. – Высшим магом мне не стать, так что проживу я лет сто двадцать в самом-самом лучшем случае. Когда я стану свободен, мне будет минимум двадцать шесть лет. Пятая часть жизни, а то и четверть.

– Станешь наемником, может оказаться, что никаких ста двадцати лет у тебя не будет, – сказал Бригир. – Наемник – профессия не самая безопасная.

А то я не знаю.

– Тем больше причин торопиться жить, – ответил я. – Тратить лучшие годы хочется на что-то более интересное, чем учеба.

– А в Страже не хочешь остаться? – спросил Бригир. – Или это слишком скучно для тебя?

– Да нет, тут, вроде, не скучно, – сказал я. – Вчера вон на два ареста… посмотрел… Другое дело, что в Стражу меня могут и не взять. Даже на то время, когда мне надо будет отрабатывать стоимость обучения. Я, откровенно говоря, думал, что меня и с практикой побреют, но отчего-то не стали.

– Почему ты так думал? – поинтересовалась Селена.

– Из-за родословной, – ответил я.

– Чего-чего? – не поняла вампирка.

Бригир и Банни тоже посмотрели на меня с удивлением. То ли не знают, то ли делают вид.

– Из-за сестры, – ответил я, четко выговаривая слова.

– А что из-за сестры? – спросил Бригир, переглядываясь с Селеной.

Да неужели в Страже нашлись сразу два человека, которые не знают, кто такая Диана Рок? Вон, Банни лоб морщит, видно что-то слышала.

– Диана Рок… – сказала она. – Что-то знакомое, а вспомнить не могу…

– Дракон, – подсказал я.

Лицо Банни вытянулось. Вспомнила. Да-да. Здрасте, я Эрик, брат Дианы-Дракона. Приятно познакомится. Нет-нет, я не буду тебя поджаривать. А вот у Селены и капрала на лицах недоумение. Что, действительно не слышали?

– Мы же неместные, – сказал Бригир, – так что не понимаем, о чем ты говоришь.

Нахрена я вообще об этом разговор завел? Сказал бы, что в Страже скучно, они бы и отстали. Теперь объясняй им, кто такая Диана. Еще подумают, что хвастаюсь.

– Диана была, как и я, огненным магом, – сказал я. – Закончила ИБМ и отрабатывала в Страже. Восемь лет назад умудрилась заимствовать сущность огненного элементаля, что, к слову говоря, считалось невозможным, слилась с ней, после чего явилась в таком виде на свадьбу своего бывшего и там устроила бойню и пожар. Двадцать шесть погибших и полсотни раненых. И то, если бы не жрец Нурана, то жертв больше могло быть.

Лично я считаю, просто повезло, что сэр Джай был тогда в городе и быстро оказался там. Диана после заимствования вряд ли соображала, что делает. Не думаю, что она хотела таких жертв, максимум желала сжечь молодоженов… А то и только Карла… Во всяком случае, я хочу в это верить.

– И ты думаешь, тебя из-за той истории не возьмут в Стражу? – спросила Селена.

Я достал сигарету и закурил.

– Представь, если я даже не то чтобы устрою что-то подобное, а просто как-нибудь накосячу, – ответил я. – И этот мой косяк станет широко известен. Все кругом сразу вспомнят о том, кто моя сестра, и начнут задаваться вопросами: «А кто же взял меня в Стражу, когда у меня такие родственные связи? О чем он думал?»

– А ты собираешься накосячить? – спросила Селена. – Зачем?

– Угу. Собираюсь. Всенепременно. Не решил еще как, но обязательно. Я же маг. Все маги психи, ты не знала? А я еще огненный маг. Мы вообще вспыльчивы от природы. И еще я порченый. Кому же еще косячить, как не мне? Так что на месте лейтенанта и капитана я бы даже и думать не стал, дал бы мне пинка от греха подальше.

– Зря ты так и о капитане, и о лейтенанте, – сказал Бригир. – Они оба нормальные мужики, если ты не заметил. Без причины пинками не награждают. Так что следи за собой, держи себя в рамках и все будет хорошо. Ты вообще в курсе, что сейчас, после отделения Таможни, в Страже всего восемь магов, причем одна из них работает у вас в отделе алхимиком, а еще одна – «сырая»?

Насчет точного количества я был не в курсе, хотя и подозревал, что с магами в Страже туго. Иначе, зачем бы старшекурсников с МКИ и ИБМ гонять в патрули раз в две недели?

– А почему так? – спросила Банни.

– На то несколько причин, – ответил Бригир. – Во-первых, платят у нас маловато. Для мага. Эрика после выпуска легко сразу возьмут капралом, но при этом со всеми доплатами и премиями у него больше пятнадцати грифонов в неделю не будет. Любой частнопрактикующий маг может зарабатывать вдвое, а то и впятеро больше. Кроме того, к боевой магии есть склонность не у всех. Когда Ицкарон вел войны, в армию шли служить почти все маги, но большинство из них не могли сражаться хоть сколько-нибудь эффективно. Теперь, во времена мира, маги занимаются тем, к чему их талант более приспособлен. Что делать в Страже магу-друиду, к примеру? Вот и получается, что в Стражу никто и не желает идти добровольно. Боюсь, что пятеро из тех магов, что работают у нас сейчас, уволятся сразу же, как только закончится срок их отработки.

А вот Диана собиралась работать дальше. Ей нравилось. И коллектив, и то, чем ей приходилось заниматься, и ночные патрули. Карл, кажется, считал, что эта работа не для нее. Они на эту тему часто спорили, это я сам помню. А потом окончательно разругались и расстались. И из-за этого – тоже. Мы в семье даже и не думали, что Диана их расставание так тяжело переживает. Она очень открытая была, в себе никогда ничего не держала. Вспыльчивая, но отходчивая. Побушевала, поплакала, махнула рукой да забыла. То есть это мы так думали. А на самом деле, оказалось, что не понимали мы, что с ней творится. Ведь с тех пор, как они расстались и до дня его свадьбы почти год прошел, мы решили, что она уже и не думает про него. Я-то ладно, мне двенадцать было, что бы я там понимал, но ведь и мама, и отец тоже так считали.

– Так что выбрось из головы эту чушь, – голос Бригира вывел меня из задумчивости. – Тебя с удовольствием возьмут в Стражу, а дальше все только от тебя будет зависеть. Другое дело, если ты сам не хочешь.

– Не знаю, – буркнул я. – Иногда, кажется, что очень хочу.

– Довоевать и перевоевать? – спросил Бригир.

Я вздрогнул. Да, временами мне хотелось заменить Диану, сделать все правильно, не так, как она. Это одна из причин, почему тянуло на эту работу. Сейчас я понимал, почему она хотела остаться. За те три дня, что я провел на практике, работа показалась мне достаточно интересной. Склонность, о которой говорил Бригир, у меня, видимо, имеется. Размер жалования меня, в принципе, устраивал. Не такие уж и маленькие деньги, между прочим, это просто для мага не фонтан. Но ведь всегда можно найти себе какую-нибудь нехитрую подработку, типа кручения амулетов против пожаров или чего-то такого, чем я и сейчас занимаюсь, время от времени. Вы же не думаете, что я живу на два грифона в неделю стипендии, плюс, теперь, три грифона за практику? Мои сигареты по тридцать грошиков за пачку стоят, а я две в день легко высаживаю, плюс мне хотя бы еще худо-бедно надо во что-то одеваться, а вы знаете, что огнеупорная рубашка тринадцать грифонов стоит? Куртка, что на мне сейчас, обошлась в тридцать. На заказ шил, кожа лавовой ящерицы. Ботинки – двадцать. Дорого? Не спорю, но если я буду простую одежду носить, то я на ней разорюсь. Это ладно, что в МКИ кормят, но когда я на практике, я там только завтракаю. Впрочем, мне грех жаловаться: обновление заклинания на противопожарном амулете – пятнашка, новый амулет – двадцатка, проведение огневых работ – по договоренности. У меня постоянные клиенты есть, так что я не голодаю. Зачем же мне Стража? Работа, как сейчас модно говорить, социально значимая, а еще мне тут люди нравятся. У меня это не часто бывает.

– Не знаю, – повторил я.

– А ты подумай, – сказал Бригир. – В конечном итоге, тут ничем не хуже, чем в гвардии или в «Орхидее». Даже лучше в чем-то. Поверь мне, я-то уж могу сравнивать.

Интересный человек этот капрал. Лет на десять – пятнадцать старше меня, а ощущение такое, как будто разговариваешь с человеком, который видел все. Вообще все. Что-то есть в том, как он слова произносит, в интонациях, в мимике. Такое, отчего ему веришь безоговорочно. Производит впечатление, короче.

Я покосился на Банни. Она ведь ему во всем подражать пытается. Даже в походке, в том, как по сторонам смотрит, в том, как руки на поясе держит. Оглянулся на Селену. Про то, как вампирка на него дышит, я вообще промолчу. Не бард и не поэт, ну вы в курсе…

– Подумаю, – пообещал я, прикуривая от окурка новую сигарету. – Отчего не подумать? Времени у меня на это – полным-полно.

Тут я несколько кривил душой, откровенно говоря. Мне не казалось, что у меня много времени на раздумье; наоборот, отчего-то было ощущение, что решать надо, если не прямо сейчас, то в самом ближайшем будущем. И что от этого решения зависит очень-очень много. Может быть, вообще все.

Я зевнул. Это просто голова несвежая, в сон клонит, вот чушь всякая в нее и лезет. Реально, ну куда мне торопиться?